За несколько месяцев до этого Горацио Нельсон, новоиспеченный кавалер ордена Бани, был принят Спенсером, первым лордом Британского адмиралтейства. Лавиния, супруга лорда Спенсера, вспоминала:
«Впервые я увидела Нельсона в гостиной Адмиралтейства. Я подумала, что никогда не встречала более странного создания. Он только что вернулся после боя у Тенерифе, где потерял руку. Он выглядел таким болезненным, что на него тяжело было смотреть; в целом он имел вид дурака... Когда он заговорил и его прекрасный ум проявился, это было сюрпризом, который поглотил все мое внимание... Он говорил мне, что его жена заботилась о его ранах, и лишь эта забота спасла ему жизнь. Короче говоря, он упрашивал меня встретиться с ней с серьезностью, свойственной лишь ему. В этих обстоятельствах я просила его привести се вместе с ним к обеду в тот же день. Он сделал это и ухаживал за ней как любовник. Он усадил ее за обеденный стол и сел рядом с ней; извиняясь передо мной, он сказал, что проводит с ней так мало времени, что не хотел бы по собственному желанию упускать шанс побыть с ней».
Герой без глаза и без руки испытывал физические муки, которые отражались на его лице. Портретисты изображали «морского волка» с повязкой на тазу, но он никогда ее не носил.
Когда состояние здоровья позволило ему вернуться на службу, он получил новый корабль — «Вэнгвард» (Vanguard). Капитан Эдвард Берри повел прекрасное судно в Средиземное море. Главнокомандующий средиземноморским флагом Джон Джервис, граф Сент-Винсент, доверил Нельсону небольшую эскадру.
Задача, которую теперь должен был решать Нельсон, была сформулирована так: «приложить вес возможные усилия и определить, с какой целью французы делают приготовления».
Куда собрались французы? Об этом знали Наполеон и несколько доверенных лиц. Близкие к Бонапарту геометр Монж и химик Бертолле, безусловно, знали. Знали члены Директории. Министр Талейран был одним из авторов идеи экспедиции, но военный министр Шерср не был посвящен в тайну. Он все еще думал, что Наполеон Бонапарт, главнокомандующий Английской армией, поведет ее на завоевание Великобритании.
Талейран, который всегда вел двойную игру, раскрыл тайну прусскому послу, однако пруссаки не поверили сообщению, приняв его за уловку или ложный след.
Бонапарт, создав завесу секретности, осложнил задачу и себе. Он хотел собрать под свои знамена лучших ученых Франции и видных деятелей культуры, но как можно было увлечь людей за собой, если не говорить им о целях предприятия?
Наполеон, новоизбранный член Института Франции, обратился к коллегам с речью, которая оказала огромное воздействие на умы академиков и молодых ученых, заполнивших большой зал заседаний Французской академии. Стоя на трибуне, Бонапарт держал в руках «Путешествие по Аравии» — двухтомный труд Карстена Нибура, исследователя Арабского Востока. Нибур сделал рисунки персепольских развалин и распознал в клинописных текстах три различных системы письма.
Бонапарт произносил свою речь экспрессивно и резко, постукивая но кожаному переплету книги указательным пальцем. Он творил о достижениях ученых и о том, что предстоит сделать. И от этого дух захватывало! Необыкновенный человек, уже ставший одним из выдающихся людей века, формулировал задачи европейской науки. А ученые Франции — авангард науки, носители идей Просвещения!
Влюбленность французов в истину, славу, великие предприятия — вот каких струн касался Бонапарт. Он завоевал сердца собравшихся в зале людей, многие из которых готовы были пойти с ним хоть на край света.
«Мы не знали, куда нас поведет Бонапарт, но хотели, чтобы он нас повел», — вспоминал один из ученых.
И все же — куда? Было ясно, что речь идет об экспедиции на Восток. Но какой Восток?
Если молодые ученые и студенты Политехнической школы были «легки на подъем» и готовы немедленно отправиться в поход, то уговорить маститых академиков разделить опасности экспедиции оказалось гораздо сложнее.
И здесь Бонапарт действовал прямо и энергично. Он посетил жену Монжа Катерину, которая не хотела отпускать 52-летнего мужа в далекое путешествие. Когда Наполеон позвонил в дверь, служанка приняла его за ученика профессора Монжа: молодой худощавый генерал малого роста выглядел несолидно. Но ему удалось очаровать супругу ученого, и та согласилась отпустить мужа в экспедицию, хотя Бонапарт вновь удержал в тайне географию похода.
Катерина накормила Монжа вкусным обедом, за которым тот выпил бутылку шампанского. Она думала, что это поможет развязать язык супругу, однако была разочарована: Монж ничего не сказал.
Между тем Бонапарт готовил колоссальное предприятие. Антуан Тибодо писал о том, как Наполеон призывал офицеров и солдат, ученых, деятелей культуры, рабочих со всех концов Франции:
«Он собирал инструменты, орудия, книга, машины, модели. Если принять во внимание все эти меры, то это выглядело так, будто он, подобно Колумбу, вознамерился открыть новый мир и принести туда цивилизацию. Все было собрано в Тулоне; казалось, что Париж мигрирует в направлении Средиземноморья... Бонапарт будто был высоким жрецом, и только он один был посвящен в глубокое таинство. Он взял великую власть надо всем, что касалось экспедиции».
Для Тибодо, бывшего члена революционного Конвента, пять лет назад голосовавшего за казнь Людовика XVI, было очень важно отметить то, что Бонапарт не придавал значения партийной принадлежности кандидатов в экспедицию: республиканец или роялист, аристократ или якобинец — все получили шанс послужить общему делу.
Конкурс все же был, и большое значение имели рекомендации. Юпый выпускник Политехнической школы Шаброль де Вольвик использовал социальный статус своей семьи и ее связи для того, чтобы быть включенным в списки.
Другие, наоборот, отказывались по разным причинам. Знаменитый художник Давид вежливо отклонил предложение Бонапарта: он не захотел участвовать в деле, о котором почти ничего не знал.
Эта неопределенность или неверные сведения об экспедиции заставили отказаться и других видных людей. Одой считали, что Бонапарт направляется в Англию, и не понимали, как в этом случае могут пригодиться их знания о Востоке. Другие академики зрелого возраста подумали о том, что в Англии слишком холодно, и отказались именно по этой причине.
Как видим, даже в Париже не все знали о том, что направление экспедиции изменилось с северного на восточное. И не все читали газеты, из которых можно было почерпнуть точные сведения о событиях.
Например, депутат и редактор газеты Ami des Lois Франсуа-Мартен Пултье д'Элмотт, узнав о назначении Бонапарта главнокомандующим Восточной армией и о географической цели экспедиции, написал статью «Бонапарт и Людовик Святой». Он сравнил замысел Наполеона с заморским походом французского короля. Его призывы покорить Египет были крайне эмоциональными:
«О ты, который только что освободил Италию и левый берег Рейна, Египет призывает тебя!.. Бонапарт, приведя наши победные фаланги на берега Нила... ты один изменишь этим походом лицо земли... О Бонапарт! Свяжи свое имя, уже ставшее бессмертным, с этой великой революцией вселенной».
Двенадцатого апреля 1798 года Директория дала Бонапарту инструкции о внешнеполитических целях экспедиции: необходимо найти новый путь в Индию — поскольку Англия оккупировала мыс Доброй Надежды, то Египет приобретает огромное значение; взяв под контроль Суэцкий перешеек, Франция будет обладать Красным морем и отсюда получит доступ в Индию; французские фрегаты должны направиться с островов Иль-де-Франс (Маврикий) и Иль-де-Бурбон (Реюньон) в Суэц и поступить в распоряжение Бонапарта — они могут быть использованы в ходе экспедиции в Индию.
Итак, Нельсон должен был попять, для чего французы собрали в Тулоне большое количество кораблей и куда эта армада готова направиться. Еще до появления Нельсона в Средиземном морс английская разведка обнаружила концентрацию кораблей в Тулоне, Марселе, а также в Генуе, Чивита-Веккии и на Корсике. Очевидно, готовилась грандиозная экспедиция.
Когда сведения о ней стали известны в Лондоне (это произошло в начале апреля), премьер-министр Уильям Питт Младший собрал членов своего кабинета. Министры высказывали разные предположения о целях французов: назывались Португалия, Сицилия, Англия. Последний из обозначенных вариантов выглядел наиболее угрожающе и, принимая во внимание беспрецедентные масштабы приготовлений, казался весьма вероятным.
Министрам Его Величества рисовались следующие картины: французский средиземноморский флот прорывается через Гибралтар, соединяется с атлантическим флотом в Бресте и набавляется к берегам Англии или Ирландии.
Лишь один человек в английском правительстве полностью разгадал намерения Бонапарта — то был военный секретарь Генри Даллас. Он заявил, что французы собираются захватить Египет, а затем двигаться по суше в Индию, чтобы там атаковать англичан.
Это мнение было подтверждено британским консулом в Легхорне (Ливорно): тот сообщил в Лондон ставшие ему известными данные о том, что французы направляются в Египет.
Питт заявил, что это маловероятно. Чтобы прояснить ситуацию, лорд Спенсер, первый лорд Адмиралтейства, направил письмо адмиралу Джервису, графу Сент-Винсенту, который осуществлял блокаду испанского флота в Кадисе. В этом послании Спенсер говорил о том, что «появление британской эскадры в Средиземном море является условием, от которого в данный момент, возможно, зависит судьба Европы». Он приказал Сент-Винсенту направить адмирала сэра Горацио Нельсона для выполнения указанной миссии.
Сент-Винсент днем раньше уже направил Нельсона в Средиземное морс по собственной инициативе. Эскадра состояла из трех линейных кораблей[1], двух фрегатов и сторожевого корабля.
Едва Нельсон взялся за выполнение своей миссии разведчика, как его эскадра стала жертвой страшного шторма. «Вэнгвард» получил большие повреждения, лишился мачт, а быстроходные фрегаты, «глаза» флотилии, были потеряны из виду.
У адмирала остались лилейные корабли. И с ними он должен был выяснить намерения врага.
Французская пресса называла собранный в Тулоне флот «левым крылом Английской армии». Лондонская «Таймс» считала Португалию и Ирландию наиболее вероятными целями французов.
31 мая, через двенадцать дней после того, как французская армада вышла в море, Питт все еще считал, что она направляется в Ирландию. Он обращался к опыту прошедших времен и требовал «доклада обо всех приготовлениях, которые были сделаны для внутренней защиты... когда Испания своей армадой планировала нападение и покорение Англии, и применении мудрых опытов наших предков в условиях настоящего кризиса общественной безопасности».
Строительство блокгаузов[2] на каждой из столичных площадей, обеспечение защитников отечества ручными гранатами, создание системы оповещения граждан о грядущей опасности — вот меры, которые должны были войти в порядок дня.
Газета «Таймс» писала о том, как подданные английской короны обязаны встретить французское вторжение: «Баррикады на каждой улице, которые должны защищаться обитателями улицы». Далее следовало требование: «Все отвратительные иностранцы должны быть высланы из страны... должен быть запрещен наем слуг-иностранцев, как мужчин, так и женщин». Военнопленные должны быть помещены в плавучие тюрьмы, «так, что они могли бы быть разрушены в случаях, необходимых для защиты страны».
Над Англией нависла смертельная опасность. Стороны готовились к борьбе, но пока флоты двух стран находились в сотне миль друг от друга.
Важным событием мая стала буря, раскидавшая корабли адмирала Нельсона. Из-за нес он не сумел организовать эффективную блокаду Тулона и вынужден был потратить время на перегруппировку сил.
Море было свободно, и капитаны французских судов могли поднять якоря.