Московские каникулы

Б о р и с Г л е б о в }

К о с т я Б е р е ж н о й }

Т и м у р К а л и т и н }

Ж е н я Р у м я н ц е в а }

Т о н я П е р е с в е т о в а } — выпускники.

В е р а И г н а т ь е в н а — мать Бориса.

Г а л и н а П е т р о в н а — мать Жени.

С т е п н а я.

Л ю т и к о в.

Действие происходит в Москве, в Химках, в течение одних суток.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Входят Т и м у р, Т о н я и К о с т я.

Т и м у р. Мы приглашаем вас в Химки, друзья! Москвичам не нужно долго рассказывать, что это и где это… Ну, а тем, кто никогда не был в Москве, не мчался на белокрылой «Ракете» по нашему знаменитому каналу, не нырял с крутого откоса в его холодную воду, тем мы настоятельно советуем: бросьте все свои дела и поскорей приезжайте к нам. Не пожалеете! Мы все — и Борис, и Костя…

К о с т я. И Тимур, и Женя, и Тоня, иногда именуемая Тонна, — все мы живем здесь, неподалеку от Северного речного порта. Борис и Тоня даже родились тут, в Химках. А остальные переехали сюда позже, когда выросли эти вот девятиэтажные небоскребы, и старенькая наша, довоенной постройки, школа стала тесноватой для такой оравы новоселов. Вот она, родимая, скромно просвечивает сквозь деревья. Мы еще побываем в ней сегодня…

Т о н я. А рядом со школой — новый дом, в котором живут почти все ребята из нашего класса, из прославленного десятого «Б»! Чем он знаменит и прославлен? Вы что, серьезно не знаете? Ну, об этом долго рассказывать… Но если вы правда не знаете… Разве не слыхали вы о Борисе Глебове, чемпионе Москвы по борьбе среди юношей? Неужели вам ничего не говорит имя Тимура Калитина, победителя всех физических олимпиад в районе? Вам не знакома и Женя Румянцева, наша школьная заводила, наш знаменитый комсомольский секретарь? Ну зато уж Костю Бережного вы наверняка знаете, если даже и не запомнили его имя. Лет пять назад он снимался в картине «Весна над лугами», химкинские мальчишки до сих пор ему прохода не дают.

Т и м у р. Даже самая скромная из нас, Тоня Пересветова, и та — центровая в баскетбольной команде, а уж команда наша как-нибудь чемпион района!

К о с т я. Вот мы какие, простые советские школьники, ясно?

Т о н я. Впрочем, школьники мы сегодня последний день! Да-да, мы приглашаем вас к себе именно сегодня, когда у нас в школе выпускной вечер!

К о с т я. Тысяч сорок таких же гавриков, как мы, проснулись нынче ни свет ни заря, лихорадочно наглаживают свои черные костюмы и примеряют в который уже раз свои прелестные новые платья, сшитые специально к выпускному балу. Готовятся!

Т и м у р. Да и как не готовиться? Каждый из нас уже завтра пойдет своим путем. Некоторым удастся, быть может, окончить не один, а несколько институтов. Но ведь школу кончаешь раз в жизни, верно?

К о с т я. Раз и навсегда!

Т и м у р. Вот почему сегодняшний день так необычен и неповторим!

Т о н я. Вот почему мы к нему готовимся, готовимся, готовимся…

К о с т я. Стоп! А ведь Борька Глебов еще дрыхнет… Позволяет себе спать без задних ног в такое знаменательное утро! В чем дело?

Т о н я. Давайте зайдем к нему, узнаем? Видите, вон он, их домик-крошечка. Один, наверно, такой и остался в округе.

Т и м у р. Его из чистого уважения к Федору Васильевичу Глебову до сих пор не сносят, ведь отец Борьки — лучший капитан во всем пароходстве.

Тоня, Костя и Тимур проходят во двор Глебовых.

Т о н я. Не двор, а настоящая дача, правда? А вот это — знаменитая глебовская липа! Чего только не навесили на нее в свое время старшие братья Бориса! Тут и гимнастические кольца, и канат для лазанья, и боксерская «груша», и даже качели…

К о с т я. Братьев сейчас нет, разъехались кто куда, а все богатство Борису осталось. Недаром он спортом с пеленок занимается.

Т и м у р. А вид отсюда какой, верно? Все Тушино как на ладони. И воздух — лучший во всей Москве.

Т о н я. Тшш, идет Вера Игнатьевна, мать Бориса. Она медсестрой в нашей детской поликлинике работает…

Тоня, Костя и Тимур на цыпочках удаляются. Из дома выходит В е р а И г н а т ь е в н а, развешивает в глубине двора белье. С улицы во двор входит Ж е н я. Она не просто красива — она вся светится светом юности и ожидания.

Ж е н я. Доброе утро, Вера Игнатьевна!

В е р а И г н а т ь е в н а. Женечка?! Доброе, самое доброе! Поздравляю тебя, деточка!

Ж е н я. И я вас тоже поздравляю. А Бори что, нет дома?

В е р а И г н а т ь е в н а. Спит. Приказал не будить. Даже телефон выключил.

Ж е н я. А я ему названиваю… Не знала, что и думать.

В е р а И г н а т ь е в н а. Разбудить?

Ж е н я. Нет уж, раз приказал… Я пойду.

В е р а И г н а т ь е в н а. Что ты! Посидим. От голосов сам проснется.

Садятся на скамью под липой.

Не жалко со школой расставаться?

Ж е н я. Хорошая у нас была школа, правда?

В е р а И г н а т ь е в н а. Лучше не бывает. Троих мне выучила. Сергей и Славка обещались к Борису на выпуск приехать, да разве им вырваться?

Ж е н я. А Федор Васильевич в рейсе?

В е р а И г н а т ь е в н а. Завтра к обеду жду. (Пауза.) Вот поступит Боря в институт… Могу и на пенсию выходить.

Ж е н я. Так вы и усидите на пенсии!

В е р а И г н а т ь е в н а. Не знаю, не пробовала… (Осторожно.) А вы с ним не передумали… В этот самый… В Институт международных отношений подавать?

Ж е н я. Что вы, Вера Игнатьевна! Он же такой, как вы сказали, — лучше не бывает!

В е р а И г н а т ь е в н а. Будто бы?

Ж е н я. Ну конечно! Ездить по всему миру, участвовать в самых важных событиях… Что может быть интересней?

В е р а И г н а т ь е в н а. А маленький Боря врачом хотел быть. Детским. Очень он детишек любит.

Ж е н я. А я — цирковой наездницей… Смешные они бывают, эти детские мечты…

В е р а И г н а т ь е в н а. Почему смешные? Врачом Боря хорошим был бы… А вот какой из него дипломат?

Ж е н я. Отличнейший получится! С его-то фигурой! Нет, вы только представьте себе Борьку во фраке?! Блеск!

В е р а И г н а т ь е в н а. Бесхитростный он. И не говорун.

Ж е н я. Так ведь для дипломата самое главное — уметь молчать. А уж это-то он умеет.

В е р а И г н а т ь е в н а. Смеешься надо мной?

Ж е н я. Как вы можете такое думать? Просто весело мне сегодня… День-то какой!

Из дома выбегает Б о р и с, на ходу натягивая майку. Торс атлета и лицо мальчика.

Б о р и с. Женька?! А я еще сплю и вдруг слышу твой голос… Думал — снится.

Ж е н я. Столько спать — и не такие кошмары приснятся.

Б о р и с. Ты ж сказала — будешь утром с Костей репетировать. Вот я и решил прихватить… Про запас. Ну, здравствуй! Доброе утро, мама!

В е р а И г н а т ь е в н а (улыбаясь). Да, утро как по заказу… Женечка, позавтракаешь с нами?

Ж е н я. Спасибо, Вера Игнатьевна, я уже завтракала.

В е р а И г н а т ь е в н а (Борису). Тогда жди, позову. (Уходит в дом.)

Пауза.

Б о р и с (с радостным удивлением). Жека… Ну-у… Какая ты сегодня…

Ж е н я. Какая?

Б о р и с. Не знаю… Еще лучше, чем вчера…

Ж е н я. Обещаю не останавливаться на достигнутом!

Б о р и с. Не смейся… Я все не могу привыкнуть, что ты со мной дружишь… За что?

Ж е н я (скороговоркой). За то, что ты самый красивый, самый сильный, самый добрый в классе! Чемпион Москвы по борьбе! Если будешь над собой работать — станешь мастером спорта. Учишься ты так себе, но для института сойдет. Ты из хорошей трудовой семьи, умеешь все делать по хозяйству. Честный, чуткий, отзывчивый. Да, еще детишек очень любишь, мне Вера Игнатьевна сказала. Как же с таким пай-мальчиком не дружить?

Б о р и с. Перестань насмехаться.

Ж е н я. А ты перестань задавать этот дурацкий вопрос — за что! Разве я знаю, за что мне такое счастье — жить в это июньское утро, видеть это небо, эти деревья?! Наш милый канал… Знать, что впереди суматошный и радостный день и вечер в школе, на котором мы будем с тобой танцевать все танцы без остановки!

Б о р и с (тихо). Только с тобой…

Ж е н я (другим тоном). М-да… Вечер, на котором я должна буду представлять сцену из «Ромео и Джульетты» в паре со знаменитым вундеркиндом Костей Бережным.

Б о р и с. Вы уже кончили репетицию?

Ж е н я (с досадой). Даже не начинали. Твой милый Костя еще вчера после обеда укатил в Загорск и до сих пор не вернулся.

Б о р и с. В Загорск? Чего он там не видел?

Ж е н я. Ты что, Бережного не знаешь? Еще какой-нибудь трюк решил выкинуть на прощанье… Вроде своих полетов на планере. Захотел поехать — и поехал. А репетицию сорвал.

Б о р и с. Ну и обойдемся без этого номера. Другие есть.

Ж е н я. Он мне, что ли, нужен? Ангелочек просила изобразить. Пусть, говорит, наши выпускники со своего последнего школьного вечера унесут светлые образы Ромео и Джульетты!

Б о р и с. Больше выпускникам делать нечего.

Ж е н я (внезапно). Слушай, Боб, а зачем им уносить образ этого хвальбушки Бережного? Пусть они лучше твой унесут! Я уверена, с тобой у нас куда лучше получится!

Б о р и с (испуганно). Ты что?! Я в драмкружке только на занавесе стоял!

Ж е н я. Ничего, талант, бывает, внезапно открывается. Давай попробуем. (Пылко.) О мой Ромео!

Б о р и с. О моя Женька…

Ж е н я (вздохнув). Господи, какие вы, мальчишки, все обыденные, заземленные… Без поэзии, без полета, без мечты…

Б о р и с. Это ты брось! В последнее время я только и делаю, что мечтаю.

Ж е н я. О чем?

Б о р и с. О том, чтоб мы скорей свои аттестаты получили!

Ж е н я. А я уверена — мы еще не раз будем вспоминать с умилением школьные годы… Как лучшие годы жизни!

Б о р и с. Вспоминать — согласен. Только до умиления нам еще ой-ой! Забыла, что ли, про вступительные? А в твой МИМО конкурс — будь здоров!

Ж е н я. Почему в мой? В наш!

Б о р и с. Точно. В наш. Ничего себе экзамены придумали — сочинение, язык да история с географией! Закачаешься. Я уже и забыл, с чем ее едят, географию…

Ж е н я. Вспомнишь. И чего ты раскаркался? Пусть завтра бой, зато сегодня — праздник! Улыбнись сейчас же, мой Ромео!

Б о р и с. На сколько зубиков? Вот я ему сейчас выдам, этому Ромео! (Через открытое окно достает из комнаты телефон, ставит на перила веранды, набирает номер. В трубку.) Алло! Инна Сергеевна! Здравствуйте. Ага, Борис… Спасибо. Я вас тоже поздравляю. И не говорите, отмучились. Мы с Женей в МИМО. Ну эти самые, международные отношения… Куда мне в дипломаты… Если еще поступлю… Дипкурьером буду, почту развозить, и на том спасибо. Костя, конечно, в театральный? В ГИК? Ясно, ему сам бог велел… Между прочим, он уже вернулся? Ах, завтракает? Так вот, как наестся досыта, пулей пусть ко мне! Если не хочет погибнуть насильственной, притом мучительной смертью. Он знает зачем — репетировать. Спать? Поступит в институт — тогда отоспится. До свиданья. (Кладет трубку.) Сейчас явится как миленький.

Ж е н я. Должна вам заметить, товарищ Глебов, что высказывались вы о вашем будущем институте без должного уважения.

Б о р и с. Путаете, товарищ Румянцева. Это я о себе так — самокритично.

Ж е н я. Самокритика без причины — признак дурачины.

Б о р и с. Кончай воспитывать. Пошли лучше искупаемся.

Ж е н я. Так ведь Бережной придет.

Б о р и с. Тоже верно.

С улицы входит Т и м у р. Худой, лобастый, в очках.

Т и м у р. Привет, ребята!

Б о р и с. Здоров, ученый муж.

Т и м у р. Уже ученый, но еще не муж. Времени не было. А Костя где? Его мать сказала — сюда направился.

Ж е н я. Сами ждем.

Б о р и с (Тимуру). А тебе он зачем?

Т и м у р. Есть идея выпить.

Б о р и с. С утра-то?

Ж е н я (Тимуру). У тебя бывали идеи получше. Дождись вечера — поднесут.

Т и м у р. Выпить на выпускном вечере — это нормально. А мне надоела нормальная, размеренная жизнь! Хватит! Должны же мы отметить окончание школы чем-нибудь этаким, а-ля черт побери!

Ж е н я. Странно слышать подобные речи от золотого медалиста Тимура Калитина.

Т и м у р. И что я золотой медалист — мне тоже надоело!

Б о р и с. Уже? Тогда махнулись аттестатами не глядя?

Т и м у р. Ну, был я отличником все эти годы… Виноват я, что ли, что у меня в голове запоминающее устройство хорошее? Так у кибера какого-нибудь оно еще лучше. А его люди создали, которые сами теперь по многим параметрам ему в подметки не годятся. Так что по нынешним временам память — еще не самое большое достоинство.

Ж е н я. Не прибедняйся. Твое запоминающее устройство тебе еще в университете пригодится.

Б о р и с. Точно. А вот мне без него — хана. (Внезапно, с легким испугом.) Женька, мама идет!

Поспешно входит Г а л и н а П е т р о в н а.

Г а л и н а П е т р о в н а. Здравствуйте, мальчики!

Ребята кланяются.

Женя, твой утопленник явился!

Ж е н я. Опять? Где он?

Г а л и н а П е т р о в н а. Вон, с букетом. Я вперед вырвалась, чтоб предупредить.

Ж е н я. Что ж ты не позвонила?

Г а л и н а П е т р о в н а (Борису). У вас телефон не отвечает.

Б о р и с. Черт! Я молоточек не освободил… (Достает из днища телефона кусочек картона.)

Ж е н я (матери). Зачем ты его сюда?

Г а л и н а П е т р о в н а. Скорей отделаемся. А то он и в школу на вечер собирается!

В калитке появляется Л ю т и к о в. Он в костюме и шляпе, с букетом в руках.

Входите, входите, товарищ, Лютиков!

Л ю т и к о в. Благодарю. (К ребятам.) Лютиков Валерий Савельевич.

Б о р и с. Очень приятно.

Т и м у р. В высшей степени.

Л ю т и к о в. Вы, наверно, в газетах читали… Был поглощен безжалостной водной стихией, проще говоря — утонул. И возвращен к жизни исключительно героическими руками Евгении Андреевны.

Ж е н я. Называйте меня, пожалуйста, Женей.

Л ю т и к о в. Не могу. Чувства, которые я с тех пор испытываю, не позволяют.

Б о р и с. Да вы садитесь.

Л ю т и к о в. Благодарю. (Ждет, пока сядут Галина Петровна и Женя, затем тоже садится. Жене.) В знаменательный день окончания вами школы счел своим приятным долгом преподнести скромный букет. (Отдает цветы Жене.) Собирался в школе выступить с прочувственной речью, да вот Галина Петровна отговаривают.

Ж е н я. Что вы, этого совсем не нужно!

Т и м у р. А почему? Я считаю, Валерий Савельевич, это со стороны Евгении Андреевны излишняя скромность.

Женя ударяет его локтем в бок.

Ой… Руки у нее действительно героические, и общественность должна о них узнать побольше. А то одна маленькая заметка о награждении Е. А. Румянцевой медалью за спасение утопающих — и только.

Л ю т и к о в. Вот и я так думаю…

Ж е н я (Тимуру). Ну, подожди, я тебе припомню…

С улицы входит К о с т я. Красив. Одет и причесан изысканно, по последней моде.

К о с т я (небрежно). Общий привет.

Т и м у р. Добро пожаловать, товарищ Бережной. (Лютикову.) Вы не знакомы?

Л ю т и к о в. Не имел удовольствия.

Ж е н я (злорадно). Неужели?! Но если вы смотрели известную кинокартину «Весна над лугами», то не могли не запомнить главного героя, пастушонка Ваню, которого с незабываемой трогательностью изображал стоящий перед вами Константин Иванович Бережной, наш любимый и многообещающий вундеркинд!

Л ю т и к о в (неуверенно). Как же, как же, вспоминаю…

К о с т я (Тимуру). Что здесь за цирк?

Т и м у р (не отвечая, Лютикову). С тех пор наше юное дарование еще больше выросло… Сантиметров на восемьдесят… И для пастушонка, увы, больше не подходит. Оно перешло на амплуа героев-любовников, ибо ни на что другое героическое пока не способно. В частности, на извлечение утопших из пучины речной.

Г а л и н а П е т р о в н а. Ну, ребята, хватит. Пойдемте, товарищ Лютиков, не будем мешать им готовиться к выпускному вечеру.

Л ю т и к о в. Нет, вы не думайте, я не обижаюсь! Некоторая игривость свойственна молодежи в силу ее возраста. Если позволите… Я еще не высказал тех мыслей, которые были выношены мною после печального происшествия.

Г а л и н а П е т р о в н а (вздохнув). Ну что ж, высказывайте.

Л ю т и к о в (откашлялся). Вообще-то я счетовод-бухгалтер по профессии, специальность не очень пьющая, однако слабость имею, к чему скрывать? И если изредка Удавалось избегнуть бдительного надзора супруги, или, проще сказать, жены, то случалось, конечно, сколотить компанию. Себе на погибель, это я отчетливо сознаю!

Ж е н я. Слышите, товарищ Калитин?

Л ю т и к о в. А я когда выпью, во мне исключительно много смелости проявляется… Фигурально говоря — нахальства. Известное дело, пьяному море по колено, не то что Москва-река. Ну а насчет плаванья я не чересчур большой мастак. Кролем там или брассом не обучен, больше, извините, по-собачьи… Стал, естественно, тонуть, а голосовые данные не соответствуют моменту, отсырели со всех сторон. (Галине Петровне.) Так что, ежели б не ваша дочка, кормил бы я рыбок в канале… А кто моих деток кормил бы — вопрос остается открытым… (Сморкается.)

Ж е н я. Ладно вам, товарищ Лютиков… У меня ведь первый разряд по плаванью. Меня этому специально обучали, понимаете? Можно сказать, на народные, на ваши деньги. Так что мы квиты.

Л ю т и к о в. Мало их там было, обученных? А вот, кроме вас, никто за мной нырять не стал. В том числе и прохиндеи собутыльники.

К о с т я. А вы, никак, и сегодня на троих сообразили?

Л ю т и к о в. Что вы, товарищ вундеркинд! После того как я речной водички досыта нахлебался, видеть ее не могу, проклятую!

К о с т я. Водичку?

Л ю т и к о в. Водку, сгори она синим пламенем! Теперь ничего, кроме кукурузного ситро, в рот не беру.

К о с т я. Вкусно?

Л ю т и к о в (доверительно). Вроде касторки. Но польза большая. Экономия. Супруга не нарадуется. (Жене.) Можете считать, вся моя семья вас единогласно благодетельницей называет.

К о с т я. Евгения Румянцева, благодетельница… Звучит.

Л ю т и к о в. Ну а теперь действительно не буду больше вам мешать. Счастливо повеселиться сегодня.

Б о р и с. Спасибо, Валерий Савельич.

К о с т я (Лютикову). Если еще кого откачать нужно будет — забегайте.

Л ю т и к о в (Галине Петровне). В их годы и я веселый был… (Ребятам.) Прощайте, молодые люди. Ни пуха вам, ни пера!

Т и м у р (вежливо). Извините, но мы вынуждены послать вас к черту…

Л ю т и к о в. К черту так к черту… (Прощально помахав рукой, уходит.)

Г а л и н а П е т р о в н а (Жене). Ты скоро? Нина Семеновна вот-вот платье принесет.

Ж е н я. Позвони — прибегу.

Г а л и н а П е т р о в н а. Подождите, товарищ Лютиков! (Ко всем.) Не прощаюсь — вечером увидимся. (Уходит.)

Ж е н я. Ну-с, товарищ Калитин, вы все еще настаиваете на своей идее — выпить?

К о с т я. Была такая безумная идея?

Т и м у р. Не хотите — комар с вами. Я и без того пьян!

К о с т я. В одиночку принял?

Т и м у р. От свободы пьян! От предчувствия будущего! Это вы понять можете?

К о с т я. О какой свободе речь, когда впереди самое худшее, что придумало человечество на погибель молодежи, — вступительные экзамены! Хотя тебе что, ты с медалькой уже почти дома, физику свою как-нибудь толкнешь на пятерку. А вот нам еще предстоит хлебнуть горячего.

Ж е н я. Ну, тебе в театральном тоже местечко забронировано. Инна Сергеевна сама намекала.

К о с т я. Неужто намекала?

Ж е н я (с легким смущением). Только ты меня не выдавай…

К о с т я. Не выдам. Тем более что я решил поступать не в театральный и не в ГИК, а в духовную семинарию.

Б о р и с. Куда-куда?

Т и м у р (Косте). Ты что, трюхнулся?

К о с т я (невозмутимо). Ничуть. Вчера специально в Загорск ездил, разведал правила приема и прочие подробности. С ребятами беседовал.

Б о р и с. С какими ребятами?

К о с т я. Ну, с семинаристами. Узнавал, какая стипендия, как с общежитием, питанием…

Б о р и с. Так ты что, серьезно?

К о с т я. Вполне. Такой же вуз, как и другие. Со своей спецификой, разумеется. Но дает солидную гуманитарную подготовку. И перспективы не хуже, чем после факультета международных отношений. Материальные — во всяком случае.

Ж е н я. Ребята, да он нас разыгрывает! Собирался в театральный и вдруг…

К о с т я. Это вы меня туда собирали. Житья не давали — артист, артист! Впрочем, духовная карьера тоже актерских способностей требует. Как и твоя, дипломатическая. Так что, говорю, покряхтеть придется.

Ж е н я. Но ты же комсомолец!

К о с т я. Вот и буду обеспечивать там комсомольское влияние на внесоюзную молодежь.

Т и м у р. Борька, врежь ему с правой! (Косте.) Ты что, на солнце перегрелся? Я-то знаю, куда ты подавать собираешься! (Ко всем.) Думаете, он зря на планере летал?

К о с т я (быстро). Не зря! Чтоб к богу быть поближе!

Т и м у р. Ну а нас на бога не бери! Не на таких напал.

Б о р и с (шумно выдохнув). Фу-у, дьявол… А я чуть было и правда не поверил.

К о с т я. Ты, деточка, вообще отличаешься ба-альшим легковерием. Учти на будущее.

Б о р и с. Пошел ты! Хоть бы на нас свои перевоплощения не пробовал.

К о с т я. Насколько я понимаю, сейчас мне предстоит перевоплотиться в самого Ромео Монтекки?

Б о р и с. Вот это занятие как раз по тебе. А я что-то с перепугу зверски есть захотел… (Кричит.) Мама, можно завтракать?

На веранду выходит В е р а И г н а т ь е в н а.

Т и м у р. Здравствуйте, Вера Игнатьевна!

В е р а И г н а т ь е в н а. А, Тима, Костик! Молодцы, к яичнице поспели. Идемте за компанию.

К о с т я. Сыт по горло, Вера Игнатьевна.

Т и м у р. Я тоже.

Б о р и с. Мать, не уговаривай, мне больше останется.

Т и м у р. Братцы, мне еще в школу забежать нужно. Совсем забыл, Ангелина Арсентьевна просила.

Ж е н я. Зачем?

Т и м у р. Не знаю. (Борису.) Купаться пойдем?

Б о р и с. Приходи — обсудим.

Т и м у р. Без меня не ходите! (Убегает.)

Б о р и с. Пока я завтракать буду, вы свою репетицию в темпе проверните.

К о с т я. Глотай не спеша.

Вера Игнатьевна и Борис уходят в дома. Пауза.

Начнем, пожалуй?

Ж е н я (деловито). Значит, так. Сцена в саду. Объяснение в любви. Давай.

Костя молчит.

Ну?

К о с т я. Я тебе объясняться должен?

Ж е н я. Не ты, а Ромео. И не мне, а Джульетте.

К о с т я. Все равно язык не повернется. Не упроси меня Ангелочек — фиг бы ты меня сейчас видела.

Ж е н я (с раздражением). Слушай, Бережной, хватит дурака валять! Наш номер — первый, имей это в виду. Сорвешь концерт — будет гром на всю школу!

К о с т я. Слушай, Румянцева, а не пора ли тебе забыть про металл в голосе? Про гром и про молнии? Ну хотя бы до поступления в свой МИМО и до избрания там на очередную руководящую должность? Сейчас ты такая же рядовая выпускница, как все мы, даже не медаленосец, подобно Тимуру. Хотя сие и странно, однако же факт.

Ж е н я. Что ж тут странного?

К о с т я. Как же. Прославленный комсорг образцовой школы и те де и те пе — и вдруг обыкновенная выпускница, без привычного и заслуженного приоритета.

Ж е н я. Именно потому, что и те де и те пе. Все это, между прочим, прекрасно понимают. Даже для меня в сутках было только двадцать четыре часа.

К о с т я (иронически). Даже для тебя?

Ж е н я. И сейчас у меня нет времени на бессмысленные пререкания. Будешь репетировать?

К о с т я. Два таких юных дарования, как мы с тобой, могут оторвать объяснение в любви и без репетиции.

Ж е н я. Что ты юное дарование — всему миру известно. А мне нужно пройти сцену еще хотя б разок.

К о с т я (внезапно). Слушай, а ведь как актриса ты гораздо способнее меня! Ибо играешь в жизни, а не на сцене.

Ж е н я. И какие же роли я играю?

К о с т я. Перед каждым человеком ты играешь ту роль, в которой надеешься ему больше всего понравиться.

Ж е н я. Перед тобой, например?

К о с т я. Вот со мной ты иногда бываешь самой собою. Так как не питаешь иллюзий по поводу моего к тебе отношения.

Ж е н я. Могу я это считать объяснением в ненависти?

К о с т я. Слишком много чести. Просто вижу тебя насквозь и даже глубже.

Ж е н я. Тогда не перейдем ли все-таки к объяснению в любви? В последний раз спрашиваю.

К о с т я. Зачем? Все равно никто эту муру в выпускной вечер слушать не станет.

Ж е н я. Шекспир — мура?!

К о с т я. А то нет? Подумаешь, проблема — родители враждуют, возражают против брака! Кто сейчас на это внимание обращает? И вообще вся эта их пламенная любовь — мимо жизни.

Ж е н я (насмешливо). Ну, ясно. А жизнь — это загадка… Кто в хоккей выиграет — «Спартак» или ЦСКА.

К о с т я. Почему? Есть и другие, не менее трепетные.

Ж е н я. К примеру?

К о с т я. Да хоть такая — как к своему месту в жизни протолкаться!

Ж е н я. В институт?

К о с т я. А если не в институт? Если понять себя сначала?

Ж е н я. Чем же ты такой непонятный?

К о с т я. Я, ты, Борька — каждый. Вот Борька — ты его в МИМО тащишь, а он врачом быть мечтал!

Ж е н я (переводя разговор). Ну ладно, ты не веришь в человеческую цельность, не любишь ее…

К о с т я. Цельнометалличность не люблю! Ты ведь тоже учила по биологии, сколько в человеке молекул ДНК запихнуто. И у каждой — свой код. А вот думаешь, что любой человек одним и тем же ключиком открывается!

Ж е н я. Совсем я так не думаю. Но и не собираюсь судить о людях на молекулярном уровне. У меня будет совсем другая специальность. Я буду иметь дело не с молекулами, а с характерами людей, с их душами.

К о с т я. Тогда это не мне, а тебе в Загорск поехать надо было. Хотя женщин там в духовные пастыри не принимают… И все-таки съезди, увидишь много любопытного.

Ж е н я. Слушай, а ведь ты не только из любопытства туда ездил!

К о с т я. Угадала.

Ж е н я. А зачем?

К о с т я. Хотел узнать, верят ли они в бога.

Ж е н я. Тебе это зачем?

К о с т я. Считаю — каждый должен верить в бога, которому молится.

Ж е н я. Ну и как там — верят?

К о с т я. Тоже разные людишки есть. Которые верят, а которые как ты.

Ж е н я. Это какие же там как я?

К о с т я. Которые только в одного бога веруют — в свое личное светлое будущее. И готовы за него бороться с исключительной, со всепобеждающей энергией.

Ж е н я. А тебе светлое будущее ни к чему?

К о с т я. Личное?

Ж е н я. И ты уверен, что правильно меня классифицировал?

К о с т я. Боюсь, что да.

Ж е н я. Боишься? Чего тебе-то бояться?

К о с т я. Ладно, мимо. Ты девица деловая, я вполне признаю твои выдающиеся достоинства…

Ж е н я. Вот спасибо!

К о с т я. Признаю, хоть и не одобряю. Однако — живи. Сосуществовали мы с тобой в одном классе, пусть и не всегда мирно… А уж в масштабе страны как-нибудь уместимся.

Ж е н я. Не знаю. Я от тебя никогда не скрывала, что мне не очень симпатичны люди, озабоченные только одним — как бы перед другими покрасоваться. Неважно чем, но лишь бы выделиться поэффектней — участием в фильме или полетами на планере, модными нарядами или стычками с учителями, просто злоязычием… Таких я активно не приемлю, ты это знаешь. Так что советую тебе впредь мне по дороге не попадаться.

К о с т я. А ведь ты грозишь — всерьез…

Ж е н я. По-моему, и ты не очень шутил. Ладно, замнем пока. Все-таки хорошо, что мы с тобой сегодня в последний раз любезностями обмениваемся. Надоел ты мне, братец. Гуляй.

С улицы входит Т о н я. Высокая, крепкая, загорелая.

Т о н я. Жека, мама зовет. Портниха прибыла.

Ж е н я. Бегу. (Идет, затем останавливается.) Ты веришь в бога?

Т о н я (с недоумением). В какого еще бога?

Ж е н я. Каждый должен верить в бога, которому молится. (Уходит.)

Т о н я. Чего это с ней?

К о с т я. Увы… Не одобряет мое решение поступить в духовную семинарию.

Т о н я. Приветик! Экзамены выдержал нормально, а после них чокнулся?

К о с т я. Да, с тобой о высоких материях не очень-то поразговариваешь…

Т о н я. Где уж нам уж…

К о с т я. Тонька, а почему ты в Инфизкульт не идешь?

Т о н я. Считаешь, у меня, кроме мускулов, вакуум? Математику, между прочим, у меня сдувал.

К о с т я. Не у Тимура же одолжаться.

Т о н я. Мог и сам тянуть. Голова не хуже, чем у других.

К о с т я. Похвалила?

Т о н я. Дело прошлое, Бережок… Хочешь выскажусь?

К о с т я. Формулируй.

Т о н я. Разболтанный ты парень, вот в чем твоя беда. Разбрасываешься почем зря: и кино, и театр, и планеризм тебе подавай… То за бионику хватался, то за астрономию… Целый месяц испанский долбил — тоже бросил. А наш век, между прочим, век узкой специализации. Усек?

К о с т я. За век я лучше тебя понимаю. Давай за себя скажи.

Т о н я. А что мне за себя? Я вся на виду.

К о с т я. Ой ли? Зачем сюда притопала?

Т о н я. Галина Петровна просила Женьку позвать.

К о с т я. Позвала. Чего ждешь?

Т о н я. С тобой философствую.

К о с т я. На окна зачем глазом косишь?

Тоня молчит.

Борька дожует — выйдет. Только он думает, что его несравненная Женечка еще здесь. (Пауза.) Учти, Тонна, от меня в сердечных делах ничего не скроешь.

Т о н я (придравшись). Сколько я просила не называть меня Тонной?

К о с т я. Так не граммом же?

Т о н я. Не можешь без дурацких каламбуров — зови Антониной.

К о с т я. Может, Антониной Павловной?

Т о н я. Язык не отвалится. Ну, я пошла.

К о с т я. Стой! Сейчас выйдет твое сытое и доброе божество, сдам ему тебя с рук на руки.

Т о н я. Циник ты, Бережной…

К о с т я. Думаешь, это легко — быть присяжным циником и говорить людям правду?

Т о н я. Да, наверно, нелегко ни во что не верить…

К о с т я. Вот и мы с тобой о вере заговорили!

Т о н я. Но, по-моему, еще трудней верить и бороться за то, во что веришь!

К о с т я. Между нами только та разница, что ты веришь в силу слов и заклинаний, а я — нет.

Т о н я. В силу чего ты веришь?

К о с т я. В силу любви.

Т о н я. Ты-то?

К о с т я. Я-то. Не ожидала?

Т о н я. Ты сам не ожидал, что такое ляпнешь.

К о с т я. Меньше апломба, Тонночка. Ты же ничегошеньки про меня не знаешь. Как и про многих других. Для тебя в классе всегда существовал только великий Боб Глебов, а остальные — комашня, мешающая лицезреть его лик лучезарный. Кроме Женьки, конечно, перед которой ты преклоняешься за то, что ее выбрал Борис. А между прочим, это она его выбрала, а не он ее. Борис, может, тебя предпочел бы, будь его воля.

Т о н я. Совсем какую-то чушь понес…

К о с т я. И юная дева зарделась, зарей запылали ланиты…

Т о н я. Тоже сказал — предпочел бы… Да второй такой девчонки, как Жека, во всей Москве нет!

К о с т я. Валяй-валяй, уничижайся.

Т о н я. Да ты у нас любую спроси!

К о с т я. Я у тебя другое спрошу. Знаешь ли ты, скромная дева, сколько неразделенных любовей произрастает на тучно унавоженной образованием почве нашего класса?

Т о н я. К чему это ты?

К о с т я. Знаешь или не знаешь?

Т о н я. Ну сколько?

К о с т я. Во-первых, твоя тщательно скрываемая ото всех любовь к уже упомянутому Борису Великому…

Т о н я. Заткнись! Я это слово и подумать про себя боюсь — любовь. А ты вслух, без всякого чувства. Трепло!

К о с т я. Продолжить?

Т о н я. О присутствующих не будем.

К о с т я. Жаль. Может, я и о своей безответной страсти рвусь поведать?

Т о н я. У таких, как ты, может быть только одна любовь. И совсем не безответная. К самому себе.

К о с т я. У таких, как я… Думаешь, таких много?

Т о н я. Навалом. К сожалению.

К о с т я. Не пойму, за что ты на меня психанула — за то, что разгадал твою тайну или что хочу тебе помочь?

Т о н я. Ты — мне? Не нуждаюсь.

К о с т я. А знаешь, какой твой самый большой недостаток?

Т о н я. У меня их много.

К о с т я. Нет, один. Тот, что у тебя нет недостатков. Ты слишком трезва и добродетельна, и это отвратительней всего.

Т о н я. А ты?

К о с т я. А я весь соткан из недостатков, и это мое единственное достоинство. Ладно, вернемся к тебе и Борьке.

Т о н я. Зачем?

К о с т я. Ты знаешь, почему он тебя не замечает как женщину?

Тоня фыркнула.

Не смейся, в этом вся соль. Потому что тебя не замечают другие! Да-да, такую заметную, хотя бы из-за роста, а не замечают. Вот если б ты хоть раз закадрилась со стоящим парнем — и Борька на тебя глаз бы кинул!

Т о н я. Жаргончик у тебя…

К о с т я. Плюнь на слова, задумайся о сути! Ты с ним с какого класса учишься?

Т о н я (вздохнув). С первого…

К о с т я. Убиться можно! Ты для Борьки кто? Свой парень! А для любви это гроб с музыкой!

Т о н я. Что ж поделаешь…

К о с т я. Как что? Ты должна предстать перед ним в новом, неожиданном качестве, понимаешь? Он должен сделать открытие, которое поразит его… Как удар в челюсть во время самбо!

Т о н я. Какое открытие?

К о с т я. Что ты не только счетно-вычислительная машина для решения трудных математических задач и не катапульта для забрасывания мячей в корзину, но что у тебя имеется еще и тонкая, поэтическая душа!

Т о н я. Брось, никто не поверит, что у девушки с толстыми ногами может быть тонкая душа.

К о с т я. Во-первых, они у тебя вовсе не толстые…

Т о н я. Правда?

К о с т я. Факт. Нормальные здоровые ноги. Во-вторых, если обращают внимание не на ноги… Какие б они ни были, а на душу… Тогда ноги из категории эстетической превращаются в обычное средство передвижения, как троллейбус или метро. А все восторги сосредоточиваются на душе.

Т о н я. Да ты откуда знаешь?

К о с т я. Кто много наблюдал, а страдал — еще больше, тот все знает.

Т о н я. Цитата?

К о с т я. Крик души. Пойми — в основе всякого чувства лежит ревность! Она возникает гораздо раньше любви.

Т о н я. Я вижу, ты крупный теоретик.

К о с т я. И практик — тоже. Хочешь, поставим строго научный эксперимент?

Т о н я. Какой?

К о с т я. Закрутим сегодня на глазах у Боба бурный роман — и увидишь, что из этого получится.

Т о н я. Ничего не получится. Ему, кроме Жеки, никто не нужен. (Помолчав.) А вот тебе этот эксперимент зачем? Человеколюбие одолевает?

К о с т я. Не совсем. Если реакция при эксперименте будет, как я ожидаю, бурной, то возможен выход побочного продукта. Он-то меня и занимает.

Т о н я. Химичишь ты не пойму чего… Нет, Бережок, такие опыты — не моя стихия. И вообще это бред. Все ты выдумал про меня и про Бориса…

К о с т я. А вот я сейчас у него самого спрошу.

Т о н я (испуганно). Попробуй только!

К о с т я (усмехнувшись). Тогда, ясно, выдумал…

Из дома выходит принарядившийся Б о р и с.

Б о р и с. Здоров, Тоня.

Т о н я. Привет.

Б о р и с (поворачиваясь). Ну, как костюмчик?

К о с т я (иронически). От Кардена?

Б о р и с. Чего? Нет, Славкин старый. Не узок?

Т о н я. Сидит нормально.

К о с т я. Твой самый лучший костюм — борцовское трико. В нем ты как молодой бог. Правда, Тонна?

Тоня не отвечает.

Б о р и с. А где Женька?

К о с т я. Тоже побежала наряжаться. Вы сегодня будете прелестной парочкой — самый красивый парень и не менее самая красивая девица. А какие дети у вас пойдут впоследствии! Правда, Антуанетта?

Б о р и с (добродушно). Чего подначиваешь?

Т о н я. Завидует. У него дети будут такие же моральные уроды, как и он сам.

К о с т я. Вот это в яблочко! Кто знает, какая вечером предстоит выдача алкогольных напитков?

Т о н я. Не надейся, водки не будет.

К о с т я. Кто летом пьет водку, когда существует коньяк?

Т о н я. Обойдешься шампанским. И не вздумай приносить!

К о с т я. Тихо! Вон бежит главный алкоголик!

Вбегает запыхавшийся Т и м у р.

Т и м у р. Братцы! Потрясающая новость!

К о с т я. Школа сгорела? (Посмотрев.) Стоит.

Т и м у р. Румянцева сегодня медаль получит!

К о с т я. Привет. Во всех газетах писали.

Т и м у р. Да не ту, что за спасение утопающих. Школьную! Серебряную!

Б о р и с. Врешь?

Т и м у р. Когда я врал? Захожу в канцелярию… С меня фотографии потребовали… Приношу, а там Маргоша Женьке новый аттестат выписывает. Серебряный! Здорово, верно?

К о с т я. Чему ты радуешься?

Т и м у р. Как — чему? То был я один медалист на весь класс, вроде белой вороны. А теперь — и Жека. Веселей.

К о с т я. Вот именно. Веселей некуда.

Б о р и с. Как же так? У нее ведь четыре четверки…

Т и м у р. Две! Сам видел — по биологии и географии!

Б о р и с. А были еще по русскому и алгебре…

К о с т я. Были, да сплыли. Восстановлена историческая справедливость, только и всего.

Б о р и с. Какая справедливость?

К о с т я. У нее спроси.

Т и м у р (Борису). Ты что, вроде бы недоволен? Не рад за Жеку?

Б о р и с. Нет, я рад… Только не понимаю…

К о с т я. Сообразительность никогда не была твоей сильной стороной. Зато у Женечки ее на двоих.

Т о н я. Ну, дадут Жене медаль… Жалко тебе? Не заслужила?

К о с т я. Заслужила. Только — чем?

Т и м у р. Наверно, она пересдала…

К о с т я. Письменную по алгебре? Не слыхать было.

Т и м у р. Ты что хочешь сказать — Румянцевой медаль нечестно дадут?

К о с т я. Ничего я не хочу сказать. Восхищаюсь молча.

Т и м у р. Да и какая от медали выгода? Если б как раньше, без экзаменов…

К о с т я. Ну, насчет выгоды не скажи… (Борису.) Какие в этом вашем МИМО экзамены?

Б о р и с. Сочинение. Английский. История. География.

К о с т я. А профилирующие? Для медалистов?

Б о р и с (с трудом). История и английский.

К о с т я (Тимуру). Видал? Английский да историю Женька как зверь знает. А на сочинении или на географии проще простого гробануться. Нет, наша Румянцева ведает, что творит.

Б о р и с. Что она творит? Знаешь — говори.

К о с т я. Знаю, что и ты, — про медальку. А как и почему… Пусть каждый понимает в меру своей испорченности.

Т о н я. Бросьте вы, ребята. Дали ей медаль — радоваться надо. Пусть хоть еще одной полегче будет. Я, например, тоже бы не отказалась…

К о с т я. Вот! Но тебе почему-то не догадались предложить.

Т и м у р. Думаешь, она ходила, выпрашивала?

К о с т я. В технику не посвящен. Да это и не суть важно. Главное — результат.

Т о н я. Мелкий ты человек, Бережной.

К о с т я. Возможно. А Румянцева — крупный. Нет, это поистине восхитительно! Сколько она у нас фанфарных речей произнесла — о принципиальности, верности идеалам, о романтике трудовых дорог! А цена им всем одна — медалька!

Б о р и с. Плохо ты говоришь, Костя… Пока сама не расскажет — ничему плохому не поверю. И все, хватит ее за глаза обсуждать.

Т о н я. Правильно, Боря!

К о с т я. А ну вас! (Быстро уходит.)

Пауза.

Т и м у р. Черт, и у меня от его слов какая-то муть в душе поднялась… Даже стыдно, что я мог про Жеку плохо подумать…

Т о н я (Борису). Да не хмурься ты! Ничего нечестного Женя сделать не могла. Ну просто не могла — это я точно знаю!

Б о р и с. Спасибо. Ты добрая.

Т о н я. Ничего не добрая. Просто знаю. (Тимуру.) Ты идешь?

Т и м у р. Ага. Надо и мне своей внешностью заняться. Хотя моей красоте вряд ли кто-нибудь поможет.

Т о н я. Ничего, на выпускном вечере некрасивых не бывает. Пока, Глебушка!

Б о р и с. До вечера…

Тоня и Тимур уходят. Борис молча смотрит им вслед. Затем резко срывает с себя галстук, снимает пиджак и забрасывает его на дерево. Подходит к висящей на ветке «груше» и начинает яростно с ней боксировать. Входит Ж е н я, она в плаще «болонья». Молча смотрит, как Борис колотит «грушу».

Ж е н я. Не хотела б я твоим врагом быть…

Б о р и с (обернувшись). Женька…

Ж е н я. Закрой глаза!

Борис молча смотрит на нее.

Ты слышишь? Рукой!

Борис закрывает ладонью глаза.

(Снимает плащ — на ней очаровательное бальное платье.) Можно!

Борис отнимает руку.

Пауза.

Нравится?

Б о р и с (с трудом). Женя, Тимур сказал, ты получаешь серебряную медаль…

Ж е н я (радостно). Правда?! Ой как здорово! Ура! Ура! Ура! (Кружится по двору.)

Б о р и с (останавливает ее). Ты что, не знала?

Ж е н я. Нет, Ангелочек говорила, что возможен такой вариант… Но я решила не верить, пока не получу. Потому и тебе ничего не сказала.

Б о р и с. А четверки? У тебя их было четыре штуки…

Ж е н я. Было четыре, осталось две. Русский мне разрешили пересдать…

Б о р и с. Когда ты к нему готовилась?

Ж е н я. По ночам. Чтоб не смеялись, если не выйдет. (Пауза.) Что ты так смотришь? Не веришь? Спроси у Петра Тихоновича, он меня два часа гонял.

Б о р и с. А с алгеброй как получилось?

Ж е н я (холодно). Дружочек, ты меня что, допрашиваешь?

Б о р и с. Но мне надо знать… Тут про тебя Костя такое говорил…

Ж е н я. Представляю. Он меня давеча все шпынял, что я без медали кончила. (В пространство.) Теперь съел? Как бы не подавился! (Пауза.) А с алгеброй получилось как в сказке. Ангелина Арсентьевна по секрету рассказала. Комиссия пересмотрела мою контрольную и нашла, что тройка была выставлена ошибочно. Помнишь, мы за скобки боялись — поставила я их или нет. Так вот, они у меня были поставлены! Словом, вывели четверку. Ну, а раз на экзамене четыре, то на круг железные пять получились. Здорово, верно?

Б о р и с. Что ж ты мне сразу не рассказала?

Ж е н я. Чтоб не сглазить, пока медаль не получу. (Пауза.) Ты что, не рад?

Б о р и с. Все так неожиданно вышло… Конечно, рад… Поздравляю…

Ж е н я. Постой… Может, ты Бережному поверил?

Б о р и с. В чем — поверил?

Ж е н я. Не знаю. Сам сказал — он про меня такое говорил… И ты не дал ему за это в морду?

Б о р и с. Ох, Женька, это мне надо дать! (Изо всех сил бьет по «груше», она отскакивает и наносит удары Борису.) Так меня! Так меня! Так! Так!

Ж е н я (оттаскивает его от «груши»). Ненормальный! В синяках будешь!

Б о р и с. Пусть буду! Чтоб все видели — вот идет подонок, на секунду, на одну малюсенькую секунду усомнившийся в Женьке! В самой лучшей, в самой необыкновенной Женьке на свете! (Подбегает к качелям.) Садись! Сейчас раскачаю тебя до неба!

Ж е н я (смеясь). Нет, Боренька, предпочитаю ходить по земле, по нашей самой необыкновенной земле!

Б о р и с. Эх, жаль, музыки нет… Подпевай! По нашей, по нашей, по нашей земле…

Ж е н я. По нашей, по нашей, по нашей земле…

Они кружатся по двору.

З а н а в е с.

Входят К о с т я, Т о н я и Т и м у р.

К о с т я. А теперь мы с вами у Румянцевых. Обычно здесь царит этакий холодный модерн, по которому не угадаешь ни о вкусах хозяев, ни даже об их материальных возможностях…

Т о н я. Но сегодня Женя внесла в образцовый порядок квартиры ту милую беспорядочную суматоху, которую очень не любит ее мать, но которая так красит любой дом. Еще бы, идут последние приготовления к выпускному вечеру!

Т и м у р. А через раскрытую дверь балкона — слышите? — временами приглушенно доносится духовой оркестр. Он играет что-то давным-давно знакомое… Интересно, говорит ли эта музыка об одном и том же сердцам наших родителей и нашим сердцам? Вон идет Галина Петровна, Женина мать, спросим у нее об этом?

Тоня, Костя и Тимур удаляются. В комнату входит принаряженная Г а л и н а П е т р о в н а, потом вбегает запыхавшаяся Ж е н я.

Г а л и н а П е т р о в н а. Женька, перестань в конце концов носиться по квартире! У меня уж головокружение от твоей беготни…

Ж е н я. Не сбивай! Так… Еще утюг подогреть нужно. Платье подгладить. Складка получилась не на месте.

Г а л и н а П е т р о в н а. Давай выглажу.

Ж е н я. Сама, сама! Ты вырастила работящую дочь, не тунеядку какую-нибудь.

Г а л и н а П е т р о в н а. Знаю. И тем не менее ты мне не нравишься сегодня.

Ж е н я. Плохо причесана?

Г а л и н а П е т р о в н а. Слишком суетишься. Нервничаешь?

Ж е н я. А ты не нервничала в день выпускного бала?

Г а л и н а П е т р о в н а. Нервничала. Вернее, волновалась. Но по-другому.

Ж е н я (помолчав). Ты слишком проницательна, моя милая родительница…

Г а л и н а П е т р о в н а. С людьми работаю. (Пауза.) Уж не поссорились ли вы с Борисом?

Ж е н я. Что ты! (Взглянув на часы.) Сейчас явится как штык! (Прислушиваясь.) Это ты оркестр раздобыла?

Г а л и н а П е т р о в н а. Я.

Ж е н я. Старье играет…

Г а л и н а П е т р о в н а (улыбаясь). Ничего не попишешь, голубчик, оркестр-то министерский…

Ж е н я. И что б они без тебя там делали, в родительском комитете?..

Г а л и н а П е т р о в н а. Увы, незаменимых людей нет. Ведь трудно было даже представить комитет комсомола — и без тебя. А вот выбрали Стекольникову — и ничего, действует. Справляется?

Ж е н я. По каждому вопросу ко мне бегает, В будущем году хлебнет горюшка.

Г а л и н а П е т р о в н а. Освоится — потянет. (Пауза.) Как отнеслись ребята к твоей медали?

Ж е н я (настороженно). А как они должны были отнестись?

Г а л и н а П е т р о в н а. Ну, в некотором роде сюрприз все-таки…

Ж е н я. К сюрпризу отнеслись по-разному. Хотя «по-разному» — это только Костя Бережной.

Г а л и н а П е т р о в н а. Да, он тебя не любит…

Ж е н я. Нежно сказано. Ненавидит меня лютой ненавистью. Аж заходится. Наговорил мне сегодня кучу гадостей. Показалось мало — еще ребятам чего-то наплел…

Г а л и н а П е т р о в н а. А ребята что?

Ж е н я. Косте на остальных наплевать, он для Борьки старался. Ну а Боренька у нас мальчик впечатлительный, легко поддается чужому красноречию. Расстроился. Потом, конечно, каялся.

Г а л и н а П е т р о в н а. Да, этот Бережной… Вот уж кто действительно нигилист. Его мать снова на гастролях?

Ж е н я. Родительница, ты преувеличиваешь влияние предков на наше мировоззрение и на наш характер. Если Костя такой противный, то вовсе не из-за матери. И я так необыкновенно хороша не только в силу твоих выдающихся качеств и достоинств.

Г а л и н а П е т р о в н а. Язвишь? Но я-то ведь ничем еще перед тобой не провинилась?

Ж е н я. Кто знает…

Г а л и н а П е т р о в н а (сухо). Потрудись объяснить эту многозначительную интонацию.

Ж е н я. Могу. Ты вот председатель родительского комитета. И вообще деятель.

Г а л и н а П е т р о в н а. Что же из этого следует?

Ж е н я. Моя медаль — не твоих рук дело?

Г а л и н а П е т р о в н а. Как прикажешь тебя понимать?

Ж е н я. Не говорила ты Петру Тихоновичу — это, мол, их упущение, что я без медали осталась? Что если б меня не загружали так общественной работой, то я училась бы не хуже Тимура Калитина.

Г а л и н а П е т р о в н а. Ах, вот оно что… Ты считаешь меня способной на вымогательство?

Ж е н я. Ну, может, не впрямую говорила, намеком… Ты умеешь.

Г а л и н а П е т р о в н а. Не знаю, что умею я, а вот ты оскорбить и обидеть уже вполне умеешь!

Ж е н я. Значит, не говорила?

Г а л и н а П е т р о в н а. Не только не говорила сама, но даже всячески уклонялась от разговора, когда Ангелина Арсентьевна начинала или пыталась его начать.

Ж е н я. Она пыталась?

Г а л и н а П е т р о в н а. Несколько раз. Причем в очень похожих формулировках. Каялась — чувствует-де себя виноватой, что не могла ни в чем без тебя обойтись, перегружала тебя по общественной линии. И что только из-за этого ты осталась без медали. (Помолчав.) Чуть не осталась.

Ж е н я. Вот именно. Чуть.

Г а л и н а П е т р о в н а. Ты русский пересдала без поблажек?

Ж е н я. Попробуй словчи у Петра Тихоновича!

Г а л и н а П е т р о в н а. А контрольная по алгебре?..

Ж е н я (холодно). Мне ее не показывали.

Г а л и н а П е т р о в н а. Ты думаешь, Ангелина…

Ж е н я. Ничего я не думаю! Не Ангелина, комиссия контрольную пересмотрела!

Г а л и н а П е т р о в н а. Тогда выкинь все это из головы! В школе я никому ничего не говорила, а тебе могу сказать. Уж кто из вашего выпуска и заслуживает медали, так это ты! Если б не твоя загрузка школьными делами, ты всегда училась бы на одни пятерки! В конце концов, я могла б тебе репетитора по алгебре взять. Деньги были.

Ж е н я. А время?

Г а л и н а П е т р о в н а. Я об этом и толкую. Так что не предавайся сомнениям или угрызениям совести, если они у тебя появятся! А на клеветнические домыслы Кости Бережного плюнь! И запомни, дочка: хочешь, чтоб тебе верили люди, — верь себе сама. Безоговорочно!

Ж е н я. Я-то себе верю…

Г а л и н а П е т р о в н а. Имеешь для этого все основания! У тебя всегда была репутация без пятнышка и впредь такой будет. Учти, это очень важно для твоего будущего. Я первая не допустила бы никаких махинаций, они потом себе дороже обходятся.

Пауза.

(С улыбкой.) Как это у вас говорят — усекла?

Ж е н я. Вполне. Умеешь убеждать.

Г а л и н а П е т р о в н а. Не я, правда убеждает.

Звонок в прихожей.

Ж е н я. Борька! (Выбегает.)

Пауза. Возвращается Женя, пропуская в комнату В е р у И г н а т ь е в н у.

В е р а И г н а т ь е в н а. Вечер добрый.

Г а л и н а П е т р о в н а. Заходи, Вера Игнатьевна.

В е р а И г н а т ь е в н а. Говорят, ты была у нас сегодня?

Г а л и н а П е т р о в н а. Забегала.

В е р а И г н а т ь е в н а. А я даже из кухни не выглянула. Пироги затеяла.

Ж е н я. Вы извините, Вера Игнатьевна, мне еще надо платье выгладить…

В е р а И г н а т ь е в н а. Ты иди, иди… Борис тоже все что-то наглаживает, мне не доверяет.

Женя выходит. Пауза.

Г а л и н а П е т р о в н а. Сядем?

В е р а И г н а т ь е в н а. Я ненадолго…

Садятся.

Твой-то дома?

Г а л и н а П е т р о в н а (махнув рукой). Авралит… Полугодовая программа как-никак. Домой только ночевать является.

В е р а И г н а т ь е в н а. А я моего завтра к обеду жду… Только завтра, может, уже поздно будет…

Г а л и н а П е т р о в н а. Что — поздно?

В е р а И г н а т ь е в н а. Я с тобой о Борисе посоветоваться пришла. Ведь сегодня они свои аттестаты получат, а завтра уж подавать их побегут!

Г а л и н а П е т р о в н а (улыбаясь). Побегут. Я сама, помнится, утром чуть свет побежала. Думала — чем раньше подать, тем скорей примут.

В е р а И г н а т ь е в н а. Ну не лежит у меня душа к институту этому! Что хочешь со мной делай — не лежит!

Г а л и н а П е т р о в н а. Лишь бы у Бори лежала.

В е р а И г н а т ь е в н а. Думаешь, он до него своим умом дошел? Да он бы сам и не посягнул никогда, все Женечка! Ей туда и верно дорога прямая. Как говорится, большому кораблю — большое плаванье. А Борька мой…

Г а л и н а П е т р о в н а. Чего ты его унижать вздумала?

В е р а И г н а т ь е в н а. Ты моих старших знаешь. Крепко на ногах стоят и дело свое делают не хуже других. А Борька… Одно слово — младший. И баловала его больше других…

Г а л и н а П е т р о в н а. Однако не избаловала же.

В е р а И г н а т ь е в н а. Бог миловал. Я не к тому. Хоть и любимец он мой, а переоценки я к нему не допускаю. Ну посуди сама, куда ему в этот, в дипломатический?

Г а л и н а П е т р о в н а. А ты знаешь, Игнатьевна, недооценка — она хуже переоценки, особенно в их возрасте. И, честно говоря, я не вижу оснований для тревоги за Бориса. У него же отличные данные — от внешних и до анкетных!

В е р а И г н а т ь е в н а. Данные эти самые характера не заменят. А характером он телок, извини ты меня за такое выражение! Хоть и вымахал уже до предела.

Г а л и н а П е т р о в н а. Ничего, характера у Жеки на двоих хватит.

В е р а И г н а т ь е в н а. Э, нет, чужим характером не проживешь… Даже в одной упряжке ежели.

Г а л и н а П е т р о в н а. Боюсь, ты не так меня поняла. Просто они товарищи, и Женя Боре всегда поможет, в трудную минуту. Я имею в виду учебу в институте. (Помолчав.) Иль, может, тебе вообще их дружба не по вкусу?

В е р а И г н а т ь е в н а. Я в это не мешаюсь.

Г а л и н а П е т р о в н а. И правильно делаешь. Первое юношеское чувство… Как бы это поточней сказать… Оно никогда не бывает окончательным. А пройти через него нужно. Ну вроде корью переболеть, понимаешь? Впрочем, если их отношения окажутся серьезней, чем мы предполагаем… Что ж, и тогда я возражать не стану. Ведь не только Женя влияет на Борю, и он на нее. Честно тебе признаюсь — благотворно влияет. У Женьки характер со всячинкой… А Борис — добрый, ровный такой… Одним словом — надежный.

В е р а И г н а т ь е в н а. Это ты правильно. В случае чего — не выдаст. Это ты точно.

Г а л и н а П е т р о в н а. В общем, верю я в наших ребят. Они сами разберутся — и в какой институт им поступать, и во всем прочем.

В е р а И г н а т ь е в н а. А и не разберутся — все одно по-своему сделают. Думаешь, скажи я сейчас Борису — идти в медицинский или еще куда, — послушает?

Г а л и н а П е т р о в н а. А мы своих родителей много слушали? Каждый свою тропинку в жизни должен сам проторить. Закон природы. Убедила?

В е р а И г н а т ь е в н а (улыбаясь). Облегчила. Когда выговоришься перед понимающим человеком — оно всегда помогает.

Г а л и н а П е т р о в н а. На вечер придешь?

В е р а И г н а т ь е в н а. А как же! Пироги-то я не для себя пекла, для вечера. Ну, побегу… Борису не говори, зачем приходила.

Г а л и н а П е т р о в н а (улыбаясь). Замётано. (Провожает Веру Игнатьевну до двери и останавливается в задумчивости.)

Входит Ж е н я.

Ж е н я. О чем это вы?

Г а л и н а П е т р о в н а. Вера Игнатьевна считает, что Борису не следует в МИМО идти.

Ж е н я. А о нас… О нас обоих что говорила?

Пауза.

Г а л и н а П е т р о в н а (осторожно). Вообще-то она боится, что он тебе не пара…

Ж е н я. А ты как думаешь?

Г а л и н а П е т р о в н а. Важней бы знать, что думает об этом сам Борис.

Ж е н я. У него я спрашивать не собираюсь. Ты отвечай. Пара или не пара?

Г а л и н а П е т р о в н а. Жизнь покажет.

Ж е н я. Хитра ты, матушка. А могла бы для успокоения на свой опыт сослаться.

Г а л и н а П е т р о в н а. На какой опыт?

Ж е н я. Ну как же… Папа твоих степеней не достиг, всего только начальник цеха… А я вижу, как ты злишься, когда на улице на него девчонки оглядываются.

Г а л и н а П е т р о в н а (смеется). Женька, это бессовестно — говорить такое матери!

Ж е н я. Ничего, у нас о жизни разговор, тут мы на равных. Значит, ты тоже считаешь, что Борис мне не пара?

Г а л и н а П е т р о в н а. А может, ты ему? Он ведь лучше тебя, добрей.

Ж е н я. Знаю.

Г а л и н а П е т р о в н а. А коли знаешь, тогда все в порядке.

Ж е н я. Говорю — хитрющая ты… Боишься, если что, тебя обвинять стану?

Г а л и н а П е т р о в н а. Ох, боюсь. Но другого.

Ж е н я. Чего?

Г а л и н а П е т р о в н а. Что ты перемудришь. Переумствуешь.

Ж е н я. Такого слова нет.

Г а л и н а П е т р о в н а. Вот-вот! Ты педант, матушка! А в любви это большая помеха.

Ж е н я. В любви? И такого слова не знаю. Во всяком случае, никому еще в любви не объяснялась. И мне — тоже.

Г а л и н а П е т р о в н а. Подозреваю, что мы просто не договорились о терминах. Или же что сие великое событие произойдет не далее как сегодня. Выпускные вечера — они очень подходят для этого дела. Вспоминается нечто подобное.

Ж е н я. Вы же с папой в разных школах учились? И вообще он старше…

Г а л и н а П е т р о в н а. На глупые вопросы не отвечаю.

Ж е н я (задумавшись). Понимаю… Ты хочешь сказать, что первое объяснение в любви — не всегда главное, последнее? И что относиться к нему нужно соответственно?

Г а л и н а П е т р о в н а (серьезно). А ты умней, чем я думала.

Ж е н я. Твоя дочка. Но боюсь, что даже ты меня плохо понимаешь.

Г а л и н а П е т р о в н а. Тогда объясни себя. Только попроще.

Ж е н я. Пожалуйста. Понимаешь, я к жизни так отношусь: мне чужого не нужно, но что мое — то мое!

Г а л и н а П е т р о в н а. Ух, как грозно! Никто ведь у тебя ничего не отнимает.

Ж е н я. Пусть попробуют! Усекла?

Г а л и н а П е т р о в н а (с улыбкой). Вполне. Умеешь убеждать.

Ж е н я. Не я, правда убеждает.

Г а л и н а П е т р о в н а. Дружочек, а не слишком ли мы серьезный разговор затеяли в такое неподходящее время? В школу пора.

Ж е н я. Без Бориса не пойду. Он должен за мной зайти.

Г а л и н а П е т р о в н а. Какие пустяки ты возводишь в принцип! Забеги за ним сама.

Ж е н я. Нет, я загадала. Должен!

Г а л и н а П е т р о в н а. Так ты еще и суеверна?

Ж е н я. А ты думала? (Взглянув с балкона, радостно.) Идет! Займи его, пока переоденусь! (Убегает в свою комнату.)

Входит Б о р и с. Наряден, причесан, в руках букет цветов.

Б о р и с. Добрый вечер, Галина Петровна… (Не знает, что делать с букетом.)

Г а л и н а П е т р о в н а. Добрый вечер. Цветы, надеюсь, мне?

Б о р и с. Вообще-то Ангелине Арсентьевне…

Г а л и н а П е т р о в н а (смеясь). Не красней, я пошутила! Женя переодевается, сейчас выйдет. Присядем?

Б о р и с. Не усижу.

Г а л и н а П е т р о в н а. Так танцевать хочется?

Б о р и с. Что вы! Вообще… Нервное возбуждение.

Г а л и н а П е т р о в н а. По тебе не заметно.

Б о р и с. Я такой… Малоэмоциональный. Снаружи.

Г а л и н а П е т р о в н а. Сам диагноз поставил или кто-нибудь подсказал?

Входит Ж е н я, она в бальном платье.

Ж е н я. Мама, перестань его допекать насмешками!

Г а л и н а П е т р о в н а. Это тебе в отместку, чтоб не копалась столько.

Ж е н я. Я готова.

Г а л и н а П е т р о в н а. Ну-ка, повернись.

Женя крутится на каблуках.

Очень мило. Платье, правда, могло быть на несколько сантиметров и подлинней…

Ж е н я. Ты опять?!

Г а л и н а П е т р о в н а. Больше не буду! Пошли?

Ж е н я. Ты иди, мы догоним. Я только причешусь.

Г а л и н а П е т р о в н а. Утюг выключила?

Ж е н я. Выключила, выключила! (Выпроваживает Галину Петровну.)

Пауза.

Ну?

Б о р и с. Что — ну?

Ж е н я. Какая сейчас я? Лучше, чем утром?

Б о р и с (торжественно). Ты не лучше, чем утром! Ты — лучше всех на свете!

Ж е н я. То-то же! Службы не знаешь.

Б о р и с (немного обижен). Для этого, чтоб спросить, ты и мать выпихнула?

Ж е н я. Не только для этого.

Б о р и с. А для чего?

Ж е н я. Для того, чтобы разъяснить популярно, зачем и почему я с тобой дружу.

Б о р и с. Смеешься?

Женя молчит.

Почему?

Ж е н я. Ох и дурак же ты, Борька! Да вовсе не дружу я с тобой, понимаешь? Люблю!

Б о р и с. Правда?..

Ж е н я. Будто сам не знаешь? (Пауза.) Ну?!

Б о р и с. Что?..

Женя не отвечает. Борис медленно идет к ней.

Ж е н я. Все-таки догадался…

Обнимаются. Поцелуй.

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Входит К о с т я.

К о с т я. Увы, друзья, вы немного опоздали. Аттестаты уже вручены, все хорошие напутственные слова при этом сказаны. Позади уже маленький концерт, окончен и торжественный ужин. Теперь в нашей школе в разгаре выпускной бал! Мы с вами слушаем сложную симфонию этого бала из глубины школьного двора, есть у нас такой уголок рядом со спортивной площадкой. Из ярко освещенных и распахнутых настежь окон актового зала сюда достаточно отчетливо доносится танцевальная музыка. То это духовой оркестр — и тогда мы слышим милые сердцу наших педагогов вальсы, танго и фокстроты. То гремит радиола — и тогда преобладают модные шлягеры, а силуэты, видные в окнах, движутся совсем в ином ритме. Иногда вдруг звучат взрывы смеха, изредка — песни, громко и нестройно. А тут, в этом укромном уголке, пока тихо. Надо вам сказать, что здесь излюбленное и освященное традицией прибежище наших парочек. Вот и сейчас сюда направляется одна из них. Странно, это Тимур и Тоня… Вот уж кого никогда не считали парочкой…

Костя удаляется. Медленно входят Т и м у р и Т о н я. Она — в бальном платье, он, как и все ребята, в черных брюках и белой рубашке.

Т и м у р. А ты здорово придумала — выйти подышать…

Т о н я. Давно у нас столько народу не собиралось. В зале просто не протолкаться.

Т и м у р. Пришли нас проводить. В последний путь. А здесь ничего… Ты знаешь, я тут ночью, оказывается, никогда не был… Ни разу!

Т о н я. Я тоже.

Т и м у р. Боюсь, что эти дружные признания нас не украшают. По достоверным сведениям, именно здесь находится главный плацдарм лирики и свиданий. (Пауза.) Ты хотела мне что-то сказать?

Т о н я. Ага. Посоветоваться.

Т и м у р. Давай. Для этого я вполне гожусь. Сохранил, к прискорбию, трезвость ума и ясность мысли. Выяснилось, что шампанское на меня абсолютно не действует. Горжусь и сожалею одновременно. Итак, вам нужен мой совет? Извольте. К услугам вашим.

Т о н я. Предупреждаю — вопрос чисто теоретический.

Т и м у р. Естественно. Я будущий физик-теоретик. А ты — будущий практик-самолетостроитель. Соединим же теорию с практикой, как нас к тому призывают старшие товарищи и периодическая печать.

Т о н я (подозрительно). А ты все-таки не того?

Т и м у р (сбившись с тона). Не того… Просто с самого начала почему-то избрал этот витиеватый стиль и никак не могу сменить пластинку. От смущения, должно быть. Вдруг нас тут застукают и заподозрят?

Т о н я. Нас с тобой заподозрят?

Т и м у р. Действительно, нелепое опасение. Излагай свой теоретический вопрос.

Т о н я (сбивчиво). Понимаешь, есть такая точка зрения… Допустим, девчонке нравится парень… А парень этот… Ну, не замечает ее… Относится как к товарищу… Просто ему в голову не приходит…

Т и м у р. Бывает. И не только с парнями.

Т о н я. Так вот… Говорят, если девушка хочет привлечь внимание такого парня, то ей лучше всего с каким-нибудь другим закадриться… Верно это?

Т и м у р. Гм… Видишь ли, закадриться — термин явно не научный…

Т о н я. Да ладно! Не в терминах дело.

Т и м у р. Подожди. Давай изложим этот теоретический случай построже. Значит, так. Девушке А нравится парень Б. Тот на нее в этом аспекте не обращает внимания. То ли по недогадливости, то ли потому, что сам находится в состоянии некоего лирического контакта с девушкой Ж…

Т о н я (немного растерявшись). Почему с Ж?

Т и м у р (невозмутимо). Буквенные обозначения могут быть любые. Скажем, икс, игрек, зет. Важна одноязычность. Продолжаем. Тогда девушка А, для привлечения внимания юноши Б, решает вступить в некоторый контакт с другим парнем. Ее выбор, естественно, падает на товарища, которого мы обозначим здесь буквой К…

Т о н я (справившись со смущением). Обозначение не строгое. К — это может означать и Костя, и Калитин.

Т и м у р. До сих пор для обозначения принимались имена, а не фамилии. И вообще Калитин для данного гипотетического случая не подходит.

Т о н я. Почему?

Т и м у р (помолчав). В самом деле, почему? Случай-то чисто гипотетический… (Прислушивается к музыке, доносящейся из школы.) Вот дают… Вернемся?

Т о н я. Ты мне не ответил на вопрос. Стоит произвести этот опыт? С привлечением внимания?

Т и м у р. Решающее значение имеют цели, которые преследует в данном опыте субъект, недостаточно точно обозначенный буквой К.

Т о н я. Допустим, что никаких личных целей он не преследует. Движим состраданием и человеколюбием.

Т и м у р. Гм… Это точно?

Т о н я. Точно.

Т и м у р. Тогда… Тогда я тебе отвечу немного позже. Ладно?

Т о н я. Ладно. Только сегодня. (Внезапно.) Покажи медаль!

Т и м у р. Зачем?

Т о н я. Просто посмотреть хочется.

Тимур достает из кармана коробочку с медалью и дает Тоне.

(Вынув медаль.) Красивая…

Т и м у р. Могла быть получше. Подумать только, из-за нее я вкалывал целых десять годиков!

Т о н я. Разве ты только из-за медали вкалывал?

Т и м у р. У нас раньше жила собака, доберман-пинчер, так у нее целых семь медалей было — четыре золотых и три серебряных!

Т о н я (улыбаясь). А твои знания у нее были?

Т и м у р. Все правильно, Тоннушка. И вместе с тем… Знаешь, я вот сейчас подумал… Наверно, эта медаль — мое самое высокое достижение в жизни. А дальше… Буду рядовым физиком, такие ведь тоже нужны, верно?

Т о н я (горячо). Нет! Ты будешь замечательным физиком! Ты сделаешь великое открытие, которое прославит тебя, нашу школу и всех твоих друзей! Не смей думать, что ты больше ничего не добьешься в жизни!

Т и м у р. А что особенного? Ты ведь сама сколько раз говорила, что будешь самым обыкновенным, рядовым инженером. Вполне законное желание.

Т о н я. Я — другое дело.

Т и м у р. Почему?

Т о н я. Я — женщина. И некрасивая.

Т и м у р. Тю! Какое это имеет значение?

Т о н я. Вырастешь — поймешь.

Т и м у р. Долго ждать. Объясни.

Т о н я. Ну, красивые — они смелые, уверенные в себе… Как Женя.

Т и м у р. Не вижу логики. Красивой и красоты хватит. А некрасивая должна умом брать, талантом… Это я вообще! А ты… Совсем ты не некрасивая!

Т о н я. А какая?

Т и м у р. Нормальная.

Т о н я. Вот именно. А Жека — ненормальная?

Т и м у р (не сразу). Тебе понравилась ее речь?

Т о н я. Конечно. Она все здорово делает. А танцует как!

Т и м у р. Да, танцует лихо. Борька тоже мастер этого жанра. У вас бы с ним не хуже получилось.

Держась за руки, вбегают Ж е н я и Б о р и с.

Ж е н я (многозначительно). Так-так-так… Наше место, Боб, оказывается, уже занято. (На движение Тимура.) Сидите, мы великодушно удаляемся.

Т и м у р (сухо). Подачек не принимаем.

Т о н я. Что вы, ребята… Мы просто разговаривали…

Т и м у р. Неправда! Не просто! Я собирался объясниться Тоне в любви, а вы помешали! Но я это еще сделаю сегодня! Слышишь, Тоня?! (Быстро уходит.)

Б о р и с. Что это с ним?

Т о н я. Почему — «что это»? Вы же слышали — собирался нормально в любви объясниться… Тут место такое, специализированное… Ах да, ведь это ваше место!

Ж е н я. Брось заводиться без причины. И вообще, если Тимур правду сказал… Тогда поздравляю.

Т о н я. Не поздравляй, он пошутил.

Ж е н я. Жаль. Тимка хороший парень.

Т о н я. Разве шутят только плохие?

Входит К о с т я, ведя за руку упирающегося Т и м у р а.

К о с т я (грозно). Кто здесь обидел моего лучшего друга Тимура Калитина?!

Т о н я. А что будет обидчику?

К о с т я. Обидчик не получит коньяку! (Достает из кармана плоскую бутылку.)

Ж е н я. Тебе обязательно нужно сегодня напиться?

Т и м у р. Мне нужно!

К о с т я. Слыхали? Дитя вынашивало эту идею с первого класса и наконец дождалось подходящего момента. На, жертва тщеславия! (Протягивает бутылку Тимуру.)

Тот отвинчивает крышку, наливает, пьет. Наливает и снова собирается выпить.

Т о н я (отнимает крышку). Э, нет, угощаться — так всем! (Пьет.)

К о с т я (Тимуру). Видел? Принимает огонь на себя, чтоб тебе меньше досталось.

Т о н я. Фу-у… Вот это да! Крепкий какой…

К о с т я. Другого не держим. (Жене.) Тяпнешь?

Ж е н я. Просто так пить не интересно. Пусть каждый, кто выпьет, скажет при этом…

Т о н я. Заветное желание!

К о с т я (насмешливо). Любимый стишок.

Ж е н я. Нет, пусть выдаст свой прогноз на ближайшие двадцать лет. О том, кто будет пить следующий.

Б о р и с. Двадцать лет… Хватанула.

К о с т я. Принимается.

Т о н я (Жене). Чур, ты первая!

Ж е н я. Нет, по алфавиту. Чтоб не было свободы выбора. Первая — Антонина.

Т о н я. Я уже пила!

К о с т я. Ничего, тебе это что слону дробина. (Дает Тоне бутылку.)

Т о н я (нерешительно). Значит, по алфавиту?..

Т и м у р. Именно. Девушка А предсказывает судьбу юноше Б. Давай.

Т о н я. Двадцать лет… Боря прав, я и представить себе не могу такого срока…

Т и м у р. Ты не о себе представляй, о нем…

Т о н я. Попробую… (Помолчав.) Сначала Боря поступит в Институт международных отношений…

Борис кланяется, прижав руку к груди.

Проучится там два года и сбежит… Поступит в медицинский…

Т и м у р. Так, может, ему лучше сразу — в доктора?

Ж е н я. Не мешай!

Т о н я. Кончит медицинский, станет замечательным хирургом…

Б о р и с. Детским?

Т о н я. И детским тоже… Потом бросит все — Москву, положение, уедет далеко-далеко на север…

Ж е н я (ужасаясь). С женой?

Т и м у р. Вопрос нечестный! Прогнозируется только один человек. Словом, с Борисом все ясно: через двадцать лет он главный хирург Якутской АССР.

Т о н я. Твое здоровье, самый главный хирург! (Пьет и передает бутылку Борису.)

Б о р и с. Ну, а мне и гадать нечего, прогноз автоматический: через двадцать лет Женька будет знаменитым дипломатом.

К о с т я (иронически). Коллонтай номер два.

Ж е н я (с вызовом). Румянцева номер один! Не верите?

Б о р и с. Верим и знаем. Будь здорова, номер один! (Пьет. Отдает бутылку Жене.)

Ж е н я. Детки, а вам не кажется, что мы засушили мероприятие?

Т и м у р. Есть отчасти. Давай отмочи хохму. В Костин адрес.

Ж е н я (подумав). Так и быть, скажу всерьез и чистую правду. Через двадцать лет Константин Бережной будет митрополитом всея Руси…

К о с т я (басом, нараспев). Благословляю тебя, дщерь моя, за твою неизреченную щедрость!

Ж е н я (продолжает). Митрополитом всея Руси Дионисием в пьесе Алексея Толстого «Царь Федор Иоаннович». Премьера состоится в театре города Кимры Калининской области. В этом театре Костя будет не только ведущим актером, комиком в жизни и злодеем на сцене, но и председателем месткома! У него будет две жены и три любовницы…

К о с т я. Четыре!

Ж е н я. И четыре любовницы. Заглядывая далее чем на двадцать лет, добавлю, что в день шестидесятилетнего юбилея товарищу Бережному присвоят звание заслуженного артиста Якутской АССР, и они обмоют это долгожданное событие с главным хирургом республики товарищем Глебовым в теплой и дружеской обстановке. Дерзай, Бережной! (Пьет и передает бутылку Косте.)

К о с т я. Ну что ж, считаю, мне предсказан не худший вариант. Благодарю. (Помолчав.) Что касается будущего нашего друга Тимура Калитина, то оно мне тоже видится в исключительно розовом свете. Правда, у него не будет такого количества жен и любовниц, как у меня…

Т и м у р. Протестую! Это зажим!

К о с т я. Но зато грудь его будут украшать многочисленные лауреатские медали, а понятие «эффект Калитина» войдет во все учебники физики. Причем произойдет это еще раньше, чем через двадцать лет. Впрочем, если он до этого не сопьется. Поэтому, друг мой Калитин, я пью и призываю тебя не следовать моему дурному примеру! (Пьет, отдает бутылку Тимуру.)

Т и м у р (поболтав бутылку). Боюсь, что от такого количества и муха не сопьется… (Помолчав.) Мне осталось запрограммировать светлое будущее Антонины Пересветовой… Прошу прощения за нечаянный каламбур. Что ж, это легче легкого, ибо я сам надеюсь принять активное участие в ее судьбе.

Т о н я. Интересно. Как это?

Т и м у р. Ты будешь, Тоннушка, строить великолепные самолеты, такие же сильные и красивые, как ты сама.

Ж е н я. Вот это комплимент!

Т и м у р (трясет головой). Нет! Это не комплимент! Это обещанное признание в любви! Все эти годы ты мне здорово нравилась, Тонька, но я молчал, потому что… Ну, в общем, молчал. А сейчас больше не хочу молчать… Какого черта я буду все молчать, молчать, молчать? Вот люблю тебя и хочу, чтоб ты это знала! И вы все тоже, ясно?! (Пьет из горлышка, бросает бутылку в кусты и убегает.)

К о с т я. Готов. Окосел.

Т о н я (Борису). Ты тоже так думаешь?

Б о р и с. Я?.. Нет… Совсем не думаю!

К о с т я. Совсем не думать — еще хуже, чем думать плохо. (Внезапно.) Атас! Опять эта корреспондентка!

Входит С т е п н а я. Через плечо у нее висит портативный магнитофон, в руках — гитара.

(Сладко.) Милости просим, дорогая наша товарищ Степная!

С т е п н а я (не реагируя). Румянцева, куда ты скрылась? Я ищу тебя по всей школе!

Ж е н я. Зачем? Ведь вы записали мою речь?

С т е п н а я. У нас запланирована часовая передача, понятно? Если в ней будут только речи, ее слушать никто не станет.

К о с т я. А вам это не все равно?

С т е п н а я. Отнюдь. Я привыкла, что мои передачи имеют успех, их неоднократно повторяют по многочисленным письмам радиослушателей.

К о с т я. Пожалуйста! Сколько вам нужно писем?

С т е п н а я. Поменьше цинизма, побольше энтузиазма, Бережной. Вот единственное, чего мы хотим от молодежи. Работа над передачей продолжается. (Вынимает микрофон на длинном шнуре, включает магнитофон. В микрофон.) А вечер между тем идет своим чередом. Давайте выйдем из душного зала, где не смолкая гремит оркестр, и последуем за небольшой группой выпускников. Вот они остановились в тихом уголке школьного двора и о чем-то горячо беседуют…

К о с т я (в микрофон, «детским» голосом). Мы горячо беседуем о прекрасном светлом будущем, которое всех нас ждет!

С т е п н а я (выключая магнитофон). Мальчики, я на работе, вы это можете усвоить? Давайте без самодеятельности. Вернее, самодеятельность тоже будет, только чуть позже. (Включает магнитофон.) Я подхожу к одному из них. Это Борис Глебов, лучший спортсмен школы. Боря, о чем ты думаешь в этот теплый июньский вечер?

К о с т я (в микрофон). Он думает о том, как бы выпить!

С т е п н а я (снова выключив магнитофон). Еще раз влезешь — стукну гитарой!

К о с т я. Своя или казенная?

С т е п н а я. Казенная.

К о с т я (отступая). Казенной — стукнете…

С т е п н а я (Борису). А ты не волнуйся. Продумай, сосредоточься…

Б о р и с. Зачем?

С т е п н а я. Фу ты господи! Еще раз повторяю — я на работе, для дискуссий у меня просто нет времени! Завтра передача пойдет в эфир.

Нерешительно входит Т и м у р.

(Борису.) Давай в темпе! (Включает магнитофон.)

Борис молчит. Слышно, как вращаются катушки магнитофона.

К о с т я (в микрофон). Как все настоящие спортсмены, Борис Глебов немногословен. Но я знаю, о чем он сейчас думает, мой старый школьный товарищ. Он наверняка думает — какое счастье, что все это уже кончилось!

Б о р и с. Точно.

С т е п н а я. Разве вам так плохо было в школе?

Б о р и с. Нет. Не школа надоела, а это… школярство! Не маленькие, пора настоящим делом заняться.

С т е п н а я. Вы думаете, в институте уже сможете обойтись без наставников и руководителей?

Б о р и с. Я не про то. В школе мы учили все понемножку, про запас. А там будем только то, что для дела понадобится.

Т и м у р. Ну, это еще вопрос — будешь ли ты от этого счастливей…

С т е п н а я. А теперь спросим у Жени Румянцевой, как она представляет себе счастье. (Подносит микрофон Жене.)

Ж е н я (с улыбкой). Знаете, мы сегодня выпили по бокалу шампанского…

К о с т я. По полбокала!

Ж е н я. Поэтому нас немного раздражает ваше стремление втянуть нас вместо танцев в серьезный разговор. Но если уж разговор зашел… Каждый из нас, наверно, мог бы ответить одинаково: счастье — это понимать, что ты нужен, что ты можешь пригодиться людям!

К о с т я. Или что люди могут пригодиться тебе!

Ж е н я (Степной). Вот видите, не получается серьезный разговор.

К о с т я. А я — серьезно. О тебе.

Б о р и с. Кончай, Костя.

К о с т я. Я еще не начал.

Ж е н я (Степной). Давайте мы лучше вам споем. Нашу, о двух ежах.

С т е п н а я. Не возражаю.

Т и м у р. Правда, лучше споем. (Жене.) Запевай, мы подтянем.

Под аккомпанемент гитары ребята поют «Песенку о двух ежах».

С т е п н а я (по окончании). М-да… (Выключает магнитофон.)

К о с т я. Вырежут?

С т е п н а я. Ладно, поглядим.

Б о р и с. Товарищ Степная…

С т е п н а я. Зовите меня просто Маргарита Сергеевна.

К о с т я. Лучше — Рита. Или Марго?

С т е п н а я. Бережной, без фамильярности. Я на работе.

К о с т я. А после работы — можно?

С т е п н а я (Борису). Что ты хотел спросить?

Б о р и с. Про вашу работу. Нравится она вам? Считаете хорошей?

С т е п н а я. Всякая работа хороша, если она приносит моральное удовлетворение…

К о с т я (с ужасом). А микрофон-то выключен! Такая мысль растворилась в воздухе!

С т е п н а я. Могу включить. (Включает магнитофон.) Язви дальше.

К о с т я. А поможет? Все равно вы бодренькую передачку соорудите. Знаем, слушали. Да я вас не осуждаю. Пить-есть каждому надо.

Входит Г а л и н а П е т р о в н а, останавливается в стороне, слушает. Ее не замечают.

С т е п н а я. А какую бы ты передачу на моем месте сделал?

К о с т я. Я?!

С т е п н а я. На микрофон, действуй. (Отдает Косте микрофон.)

К о с т я (волнуясь). Братцы… Сколько нас сегодня по всей стране не спит? Сколько невесело отплясывает с аттестатами в карманах? Тысячи? Сотни тысяч?

С т е п н а я. Почему — невесело? Разве это не ваши слова — какое счастье, что все это кончилось?! Ну, кончилось, кончилось же, и вы теперь — вольные птицы!

К о с т я. Разве у птиц бывают вступительные экзамены? А экзамены перед собственной совестью? У ваших вольных птиц только одна дорога: осенью — туда, весной — обратно… А перед нами тысячи дорог…

С т е п н а я. Так ведь это прекрасно!

К о с т я. А вдруг не ту выберешь и она заведет тебя в тупик? Ведь не зря, наверно, говорят: выбрать дело — выбрать жизнь. А вдруг не ту жизнь выберешь? Можете вы это понять? Вот почему нам сегодня страшновато и не очень весело. Правильно я говорю, братцы?

Ж е н я (в микрофон). Не слушайте его, ребята! Ему потому невесело, что он ничего хорошего в школе не сделал и в будущем делать не собирается! Не для себя — для людей ничего не сделает! И когда вдруг о себе поймешь такое…

К о с т я. Это правда — я еще ничего в жизни не сделал… И не знаю, что сделаю в будущем… Что мне удастся сделать… Но одно я знаю — ловчить в жизни не собираюсь, понятно? Дескать, мне все можно, все позволено, потому как я хороший!

Б о р и с (с угрозой). Кончай, говорю! (Отбирает у Кости магнитофон и отдает его Степной.)

С т е п н а я. Я не совсем понимаю причину вашего возбуждения…

Г а л и н а П е т р о в н а (выходя вперед). Маргарита Сергеевна, можно вас на минуту?

С т е п н а я (Косте). Извини… (Выключает магнитофон и подходит к Галине Петровне.) Слушаю вас.

Г а л и н а П е т р о в н а. Вы что, не понимаете — они ведь дурака валяют.

С т е п н а я. Ну, зачем же так резко. Перехлестывают, конечно, это факт. Перед микрофоном редко кто остается самим собой. А вообще ребята попались острые, это хорошо.

Г а л и н а П е т р о в н а. Ничего хорошего не вижу! Такого вам наговорят… Потом не расхлебаете!

С т е п н а я. Вы что же думаете, все, что говорят, — пойдет в эфир? Вы не беспокойтесь, мы лишнее вырежем, озвучим, перепишем — конфетка получится. А что они так эмоционально высказываются — это дороже всего, естественные интонации всегда подкупают слушателей.

Г а л и н а П е т р о в н а. Ну, смотрите сами, мой долг — предупредить. (Ко всем.) Ребятки, Петр Тихонович просит в зал. Пора расходиться, он хочет сказать прощальную речь.

Т и м у р. Ну что же, речь так речь… Прошу вас, товарищ Степная.

С т е п н а я. Да-да, обязательно надо записать!

Степная, Тоня и Тимур уходят.

Г а л и н а П е т р о в н а (идя с Женей). Мне все больше не нравится поведение Бережного. Эта манера говорить гадости в микрофон…

Ж е н я. Пожалуйста, не вмешивайся. В своих делах мы сами разберемся…

Женя и Галина Петровна уходят. Костя намеревается последовать за ними.

Б о р и с (глухо). Постой…

К о с т я. Стою. (Пауза.) Что дальше?

Б о р и с. Это я тебя хочу спросить, что дальше. Утром на Женьку нам капал, сейчас в микрофон намекал… Завтра письмо в редакцию напишешь?

К о с т я. По личику схлопотать захотел?

Б о р и с. Это от нас не уйдет. Как ты меня назвал? Старый школьный товарищ? Товарищи так поступают, как ты?

К о с т я. Думаешь, Женька нуждается в твоей защите?

Б о р и с. Я нуждаюсь в том, чтоб ее защитить! Доходит?

К о с т я. Я одного понять не могу: ты по правде не видишь, куда Женька собственными ножками топает, или тебе просто выгодно не видеть?

Б о р и с. Куда она топает?

К о с т я. В прекрасное светлое будущее. Личное.

Б о р и с (с угрозой). Отвечай, раз начал!

К о с т я. А то что?

Б о р и с. Трус ты…

К о с т я. А ты смелый… Только вот правде в глаза посмотреть боишься!

Б о р и с. Какой правде?

К о с т я. Такой. С медалью твоя Женька смухлевала.

Б о р и с (глухо). Повтори.

К о с т я. Могу. Твоя Женька…

Б о р и с (яростно). Хватит! (Наносит Косте удар в подбородок.)

Костя падает. Потом вскакивает, бросается на Бориса, они дерутся. Вбегает Ж е н я, за ней входит Г а л и н а П е т р о в н а.

Ж е н я (разнимает дерущихся и становится между ними). Вы что, с ума сошли?

Б о р и с. Зря прибежала…

Г а л и н а П е т р о в н а. Что тут у вас происходит?

Ей не отвечают.

Бережной, драку ты затеял?

К о с т я (вытирая лицо). Угадали.

Г а л и н а П е т р о в н а. И гадать нечего было. От тебя другого не ждала.

К о с т я. С чем вас и поздравляю.

Г а л и н а П е т р о в н а. Прекрати паясничать! Это ж надо додуматься — затеять драку в такой вечер! (Борису.) А ты, Боря, зачем с ним связался?

Б о р и с. Это я его первый ударил…

Г а л и н а П е т р о в н а. Что? Не верю!

Ж е н я. Мама, иди, пожалуйста, домой.

Г а л и н а П е т р о в н а (сбита с тона). А ты?

Ж е н я. А я останусь. Не беспокойся, я и без кулаков сумею защитить свою честь, равно как и достоинство.

Г а л и н а П е т р о в н а. Ну что ж… Тогда я действительно могу уйти. (Резко поворачивается и уходит.)

Пауза.

Ж е н я (Косте). Ну, какие гадости ты еще тут обо мне говорил? Что даже Борька не выдержал?

Костя молчит.

В глаза сказать духу не хватает?

К о с т я. Я сказал, что ты нечестно получила серебряную медаль. Тебе подделали контрольную по алгебре. Переправили тройку на четверку.

Ж е н я. Кто подделал?

К о с т я. Не знаю. Наверно, Ангелина Арсентьевна сама исправила твои ошибки.

Ж е н я. Доказать это можешь?

К о с т я. Не собираюсь. Ты сама это лучше других знаешь.

Ж е н я. А если не можешь доказать — как ты смеешь называть Ангелину жуликом?

К о с т я. Она не жулик. Она добрая. Даже слишком добрая. Потому что не понимает, какой вред тебе эта ее доброта приносит.

Ж е н я. Она не понимает, а ты понимаешь?

К о с т я. Да, понимаю.

Ж е н я. Как же ты таким понятливым сделался?

Костя молчит.

Отвечай!

К о с т я. Видишь ли, Румянцева, раньше я хоть изредка верил в те высокие слова, которые ты произносила…

Ж е н я (с издевкой). Скажите! А ведь виду не подавал…

К о с т я. Или надеялся, что хоть ты сама в них веришь. А теперь, после случая с медалью, верить тебе…

Ж е н я (перебивает). Плевать мне на то, веришь ты или нет! (Повернувшись к Борису.) Ты мне веришь?

Борис не отвечает.

Молчишь?

Б о р и с (с трудом). Ты правда знала, что Ангелина тебе контрольную исправила?

Ж е н я. Не знала и знать не желаю! Но если она действительно исправила мою контрольную… Считаю, она имела для этого все основания!

Б о р и с. Какие основания?

Ж е н я. Контрольная — это частность, которая лишила меня медали. А я имею полное право на эту медаль, понятно?

Б о р и с. Какое право?

Ж е н я. Заслужила ее, вот какое!

Б о р и с. Чем заслужила?

Ж е н я. Тем, что столько сделала для школы, для всех вас!

К о с т я. Какой же ты непонятливый, Боренька… Я вам активную общественную деятельность, а вы мне за это — медаль! Я вам человека спасла, а вы мне за это — опять медаль! (Жене.) Так, что ли?

Ж е н я. А хоть бы и так! Тимур для себя одного учился, кроме книжек своих, ничего не видел, а я? Все, что я хорошего сделала, паршивой медали не стоит? И я еще сделаю, много сделаю, будь спокоен!

К о с т я. Спокоен — сделаешь. Только тогда уж не паршивую медаль потребуешь, а чего-нибудь посущественней. Интересно — что? И у кого? (Борису.) Она хорошая, всем добро делает… Только ей мало быть просто хорошей. Ей нужно, чтоб все непрерывно и вслух умилялись, какая она есть хорошая. А еще лучше — с опубликованием в печати, как в случае с Лютиковым. В жизни пригодится.

Ж е н я. Выходит, я о медали думала, когда на три метра за этим Лютиковым ныряла?

Б о р и с (Косте). Да при чем тут Лютиков?

К о с т я. Ты для нее такой же Лютиков, которого она может из воды вытащить!

Б о р и с. Из какой еще воды?

К о с т я. Ну, из болота твоего низменного прозябания в свой мир высших государственных интересов. И за это еще одну медальку получить. В виде твоего пожизненного преклонения.

Б о р и с. Погоди, не сбивай с главного… (Жене.) Как же ты могла эту медаль принять, если знала, что Ангелина тебе оценку натянула?

Ж е н я. Говорю — не знала и знать не желаю!

К о с т я. Ясно, не желаешь…

Ж е н я (Борису). И вообще, как ты это себе представляешь — не принять медаль? Меня Петр Тихонович вызывает получать ее, а я что? Должна была гордо оттолкнуть его руку и воскликнуть при этом трагически — не заслужила?! Объяснив мимоходом, что подозреваю Ангелочка в неблаговидном поступке — исправлении моей экзаменационной работы? Она-то за свою доброту ко мне заслужила такой плевок в физиономию? Да это еще хуже тех доносов, в которых тут Костенька в меру своих сил упражнялся.

К о с т я (насмешливо). Действительно, положение безвыходное. Но так как оно не только безвыходное, но еще и небезвыгодное, то с ним лучше всего примириться.

Б о р и с. Погоди, не до шуток…

Ж е н я. А он и не шутил, когда сказал, что я сделала подлость! Но я ведь ничего специально не сделала, чтоб получить эту медаль! Ничего! (Пауза.) Ты что же, считаешь — он прав? Тогда скажи — в чем? И главное — в чем я виновата?

Б о р и с. Ты ж знаешь, не все я умею словами объяснить… Но я чувствую… (Смолкает.)

Ж е н я. Не объясняй, догадываюсь. Оба вы чувствуете одно и то же!

К о с т я. Что?

Ж е н я. Зависть!

Б о р и с. Сдурела?

Ж е н я. Ни капельки! Если ты можешь чувствовать, что Костя прав, то потому лишь, что, как и он, смертельно завидуешь мне!

Б о р и с. Чему завидую? Медали?

Ж е н я. Медали! Но не только. Моей вере в себя — вот чему! Без нее ты ни черта в жизни не добьешься!

К о с т я. Ловко повернула… Верно, Боб?

Борис не отвечает.

Ж е н я (Борису). Молчишь? Ты не Боб, а бобик! Жалкий, трусливый, да еще и завистливый!

К о с т я. Давай, Евгения, давай, куси его! Чтоб и взлаивать на тебя не смел! (Идет.)

Ж е н я (Борису). Видишь — стравил нас, а сам в кусты! Ему только этого и надо было!

К о с т я (оглядывается). Чего мне надо было — ты не поняла и никогда понять не сможешь! (Быстро уходит.)

Пауза.

Ж е н я. Почему ты молчишь?

Б о р и с. Как будто впервой тебя вижу…

Ж е н я. Ах, прозрел, значит?

Б о р и с. Женька, ты умней меня, лучше жизнь знаешь… Но сейчас…

Ж е н я. Что — сейчас?

Б о р и с. Нехорошо все… Неправильно…

Ж е н я (упрямо). Правильно!

Б о р и с. Почему же мне так худо?

Ж е н я. Не знаю. Ничем помочь не могу.

Б о р и с. Можешь. Пойди верни медаль.

Ж е н я (рассмеявшись). Ты что, серьезно? Хочешь, чтоб надо мной вся Москва смеялась?

Б о р и с. Если кто и посмеется — перестанет… А жизнь впереди долгая… Как же мы с этой медалью жить будем?

Ж е н я. Обо мне не беспокойся — проживу.

Б о р и с. А я как?

Ж е н я. Перестань говорить жалкие слова. Если хочешь знать, жизнь посложней твоей любимой классической борьбы. И у нее совсем другие правила.

Б о р и с. Нет, не другие…

Женя, Другие! И чем раньше ты это поймешь, тем для тебя же лучше будет.

Б о р и с. Не будет мне лучше от того, что я сегодня понял…

Ж е н я. Что же ты понял? Что я подлюга, как доказывал твой милый Костя?

Борис не отвечает.

Насколько я поняла, ты дал ему за это в морду. И правильно сделал. Теперь, выходит, жалеешь об этом?

Борис не отвечает.

Тогда иди к нему, извиняйся! Чего ж ты стоишь?

Борис идет.

Стой!!

Борис останавливается.

Если ты сейчас уйдешь — это навсегда, понимаешь?

Б о р и с. Понимаю. (Уходит.)

Ж е н я. Борька, вернись!

Борис не возвращается.

Ах, так?! Ладно же… (В ярости мечется по двору, затем останавливается.) Господи, какие же мы дураки… Борька! Борька! (Убегает вслед за Борисом.)

З а н а в е с.

Входят Т о н я и Т и м у р.

Т и м у р. Вот мы и вернулись с вами к дому Глебовых — туда, где началась наша короткая история. Кончится ли она сегодня? А если нет, то какое будет иметь продолжение?

Т о н я. Небо постепенно светлеет, близится ранний июньский рассвет. В доме Глебовых темно и тихо. Уже спят или еще не ложились? Борису, во всяком случае, должно быть не до сна… Шаги! Нет, это не он…

Тоня и Тимур удаляются. Входят Ж е н я и Г а л и н а П е т р о в н а.

Ж е н я. Ну что ты ходишь за мной, как за маленькой?

Г а л и н а П е т р о в н а. Ты знаешь, который час?

Ж е н я. Не думаешь же ты, что я лягу спать?

Г а л и н а П е т р о в н а. Это было бы совсем не так глупо. Видишь, у Глебовых уже темно.

Ж е н я. Неужели Борька спит?

Г а л и н а П е т р о в н а. В школе его нет. Почему вы не отправляетесь на Красную площадь?

Ж е н я. Скоро пойдем. А вот ты иди ложись. Я посижу тут немного, подумаю в тишине.

Г а л и н а П е т р о в н а. О чем?

Ж е н я. Странный вопрос. Сегодня всем нам есть над чем подумать.

Г а л и н а П е т р о в н а. Ты за всех не прячься. (Помолчав.) Что там у вас с Борисом произошло?

Ж е н я. С чего ты взяла?

Г а л и н а П е т р о в н а. Не выросла еще меня обманывать. Давай, давай, делись. Может, и подкину что-нибудь дельное.

Ж е н я (твердо). Нет, мама. Если мне и придется принимать какие-нибудь решения… Сама.

Г а л и н а П е т р о в н а (осторожно). Смотри не ошибись…

Ж е н я. Главное — в себе не ошибиться. Остальное приложится.

Г а л и н а П е т р о в н а. Эх, дочка… Сначала думаешь, что одно — главное, а поживешь и видишь, что главное-то совсем другое…

Ж е н я. Это уже нечто новое. До сих пор мы с тобой о главном в жизни одинаково думали. Может, объяснишь?

Г а л и н а П е т р о в н а (заторопившись). Пустое, под настроение сболтнула…

Ж е н я. Под какое настроение?

Г а л и н а П е т р о в н а. Ну, свой выпускной вечер вспомнила… Свои мечты, надежды…

Ж е н я. Что же, они у тебя не сбылись?

Г а л и н а П е т р о в н а. Конечно, сбылись. Ну, может, не в полном объеме. И вообще, сейчас у меня ты — главное. Чтоб тебе в жизни было хорошо. (Помолчав.) Так я пойду. Придешь — разбуди. Покормлю тебя как следует.

Ж е н я. Договорились.

Галина Петровна уходит. Проводив ее взглядом, Женя подбегает к дому, прислушивается. Ничего не услышав, подходит к качелям, садится, медленно раскачивается.

Входит Т о н я.

Т о н я. Жека? А где Боря?

Ж е н я (беспечно). Понятия не имею.

Т о н я. Что ж ты тут одна делаешь?

Ж е н я. Как видишь — раскачиваюсь. Подобно маятнику — между добром и злом. Смертельный номер.

Т о н я. Почему?

Ж е н я. А вдруг перепутаешь, не туда качнешься?

Т о н я. Ты не перепутаешь.

Ж е н я. Твоя вера меня окрыляет. (Раскачивается сильнее.)

Т о н я. Пора уже на Красную площадь, а ребята разбрелись кто куда…

Ж е н я. Садись, отдохни перед дальней дорогой. Нашей школе, наверно, дальше всех идти. (Помолчав.) Дальние дороги издали всегда прямыми кажутся… А пойдешь — поворотов да развилок не сосчитать…

Т о н я. Что это ты сегодня афоризмами изъясняешься?

Ж е н я. День такой. Умнею с неслыханной быстротой.

Т о н я. Куда уж тебе умнеть…

Ж е н я. Думаешь, некуда? Да, все мы чересчур умные… Знаем больше, чем можем или осмеливаемся сказать…

Т о н я. Никак я не пойму, о чем ты…

Ж е н я. О себе. Ведь я сейчас нахожусь в возрасте любви… К себе самой. Так иногда себя люблю, что аж выть хочется.

Т о н я (сочувственно). Вы с Борей поссорились?

Ж е н я. Другие объяснения тебе не приходят в голову?

Т о н я. Не знаю, я на твоем месте… Наверно, самая счастливая была бы…

Ж е н я (сухо). Не беспокойся, я на своем тоже постараюсь.

Входит Т и м у р.

Т и м у р. Девы, где вы?

Ж е н я. Тута мы.

Т и м у р (подходя). Петр Тихонович послал меня собрать вас, как разбежавшихся овец.

Ж е н я. Боюсь, Тимур, что я не из твоей команды. Но раз послал наш любимый директор… Тогда пошли. (Уходит.)

Тоня хочет идти за ней.

Т и м у р. Подожди…

Тоня останавливается.

Ну как, здорово я их?

Т о н я. Что — здорово?

Т и м у р. Привет! В любви, говорю, здорово объяснился? Поверили?

Т о н я. Так ты это… (Смолкает.)

Т и м у р. Что — это? Сама насчет опыта советовалась. Ну, а я подумал — чем я хуже Кости? Сымпровизировал будь здоров, верно?

Т о н я. Ой, Тимка, я ведь чуть не поверила!

Т и м у р. Чуть — не считается.

Т о н я. Поверила, честное слово, поверила! Знаешь, ты или гениальный артист, или…

Т и м у р. Никаких «или»! Что я гений — это мы с тобой давно решили. Ну а гениальный физик как-нибудь и разные там эмоции изобразить сумеет, дело не хитрое. Теперь это будет мое хобби — понарошке в любви объясняться.

Т о н я. Ой, ты себе не представляешь, как я рада, что так получилось…

Т и м у р. Борька клюнул?

Т о н я. Я не об этом… Ты когда… Ну, высказался и ушел… Мне вдруг так грустно сделалось… Даже реветь захотелось. Подумала — зачем еще один мучиться будет? Зачем?

Т и м у р. Милая Тоннушка, я искренне тронут этим печальным «зачем»… Но да будет тебе известно, что я выше подобных глупостей. Нет, вообще-то я согласен мучиться, но исключительно над решением научных проблем. Остальное — сны весны. И только. Так что не теряй времени на элегические сожаления и постарайся извлечь максимум пользы из моих неожиданно прорезавшихся актерских способностей. Грубо говоря — дожимай Борьку.

Т о н я. Нет, Тимурчик, спасибо тебе, но с Борей это все тоже сны весны… Если поступлю в институт…

Т и м у р. Поступишь! Ты способная.

Т о н я. Поступлю или не поступлю — все равно будем встречаться с ним только на улице, все реже и реже… Потом я получу назначение или просто уеду куда-нибудь подальше — и прощай, Химки-порт, прощай, Борька Глебов… (Пауза.) Пошли к ребятам?

Т и м у р. Ты иди, у меня нога вдруг чего-то разболелась. Посижу немного и домой поковыляю.

Т о н я. Может, тебе помочь?

Т и м у р. Иди, Тоннушка, я сам.

Т о н я. Тогда до завтра. (Уходит.)

Т и м у р. Завтра-то уже вот оно… (Негромко.) Прощай, Химки-порт, прощай, Тонька Пересветова…

Через штакетник перелезает Ж е н я. Отряхивая платье, смотрит вслед Тоне, потом внезапно замечает Тимура.

Ж е н я (в сердцах). Тьфу, черт! А ты чего тут отираешься?

Т и м у р. Этот изящно сформулированный вопрос я могу адресовать и тебе.

Ж е н я. Мне надо, дело есть.

Т и м у р. С деловитостью этой девушки могла соперничать только ее красота…

Ж е н я. Ладно, сматывайся отсюда вместе со своими уцененными остротами!

Т и м у р. Смотаться я могу. Но ведь Борька-то в школе.

Ж е н я. Правда?

Т и м у р. Слоняется из угла в угол с таким лицом, словно убил кого-то. Наверно, у него зубы болят.

Ж е н я. Тимка, будь другом, пошли его сюда!

Т и м у р. Послать пошлю, а сюда или подальше — зависит от обстановки.

Входит К о с т я.

К о с т я. Любезные выпускники, это никуда не годится! Петр Тихонович…

Т и м у р. Знаем-знаем! Послал тебя собрать нас, как разбежавшихся овец. Лично я готов ему соответствовать. Как это в песне поется? «Медалисты, беспокойные сердца…» Встречай нас, Красная площадь, мы идем! (Уходит.)

Пауза.

К о с т я. А Борька — в школе…

Ж е н я. Знаю. (Пауза.) Рад?

К о с т я. Чему?

Ж е н я. Что нас поссорил?

К о с т я (обрадовавшись). Поссорил все-таки? Не думал, что у Борьки пороху хватит.

Ж е н я. Не радуйся, Бережной, мы помиримся. Я так легко от своего не отказываюсь.

К о с т я. Слушай, Румянцева, давно хотел тебя спросить… Откуда у тебя такая уверенность в себе и в своей удаче, в счастье своем?

Ж е н я (насмешливо). Так мы же учили — оптимизм победившего класса. Забыл? Или ты класс только в одном смысле понимаешь — седьмой, восьмой, девятый?

К о с т я (серьезно). Нет, ты не класс. Но и не одиночка, что весьма печально.

Ж е н я. А ты кто? Одинокий герой, вундеркинд со стажем, будущая звезда экрана? Терпеть не могу вундеркиндов, особенно когда они вырастают.

К о с т я. Представь, я тоже.

Ж е н я. Ври больше. Завтра в ГИК вместе с аттестатом старые рецензии потащишь.

К о с т я. Не потащу.

Ж е н я. Считаешь, ГИК — мелко для тебя?

К о с т я. Отнюдь. И вообще у меня уже давно нет щенячьих заблуждений по поводу красивой профессии артиста. Прекрасно знаю, что это такой же труд и пот, как в любой другой профессии.

Ж е н я. Труда испугался?

К о с т я. Если я всю свою полусознательную жизнь проходил в вундеркиндах, так хоть остаток жизни, надеюсь — сознательной, хочу прожить нормальным человеком. Честным советским тружеником, как говорят.

Ж е н я. И на каком же поприще намерен трудиться раскаявшийся вундеркинд?

К о с т я (не сразу). Поступлю в военное училище. Летное.

Ж е н я (в крайнем изумлении). Что-о?! Ты будешь военным? Да еще летчиком?

К о с т я. Буду. Не веришь?

Ж е н я. От тебя любого трюка ожидала. Даже что про семинарию всерьез… Но такого… Да зачем тебе?

К о с т я. Хочу быть сильным. Сильнее, чем Борис. Чем тысяча, мильон Борисов. Я ведь верующий, хоть вы никто и не верите в это. Так вот, считаю, мало верить в правое дело, надо иметь силу, чтоб его защищать.

Ж е н я. От кого же ты его защищать собираешься?

К о с т я. Есть от кого. Но между прочим, и от тебя — тоже.

Ж е н я. Ну что ж… Спасибо за откровенность… Но раз ты уж до изнанки вывернулся… Может, скажешь, почему так ненавидишь меня?

К о с т я (с отвращением). Потому что люблю.

Женя звонко расхохоталась.

Ж е н я (сквозь смех). Извини… Я всегда знала, что ты комик… Но что такой… Ты — меня?

К о с т я. Какой я комик… Шут гороховый! Вот — протрепался… Хоть и клялся себе самыми страшными клятвами…

Ж е н я. Успокойся, я ведь тебе все равно не верю.

К о с т я. А мне это сейчас безразлично, веришь ты или нет. Это стыд, несчастье всей моей жизни… Но поделать с собой ничего не могу.

Ж е н я. Тогда хоть объясни, любишь за что?

К о с т я. За то, что ты могла быть лучше всех на свете!

Ж е н я. А стала всех хуже?

К о с т я. Да! Такие, как ты, чем лучше — тем опаснее, страшней! И я разлюблю тебя, не думай… Уеду в училище — и разлюблю. И тогда во мне только ненависть к тебе останется, одно мое презрение…

Ж е н я. Не пугай ты меня, Бережной, не нужна мне твоя любовь, и плевать я хотела на твое презрение, понятно?

Медленно входит Б о р и с.

Явился? А мне тем временем дружок твой в любви признался. Потеха — своими словами. Вроде бы вместо сцены из «Ромео и Джульетты», которую мы с ним так и не сыграли! (Быстро уходит.)

Пауза.

Б о р и с. Ты что, по правде?

К о с т я (усмехнувшись). Не ожидал?

Б о р и с. Не ожидал…

К о с т я. Я тебе не соперник… Скорей товарищ по несчастью. Правда, я давно знал, что любить ее — несчастье… А ты только сегодня понял.

Б о р и с. Но ведь не может, чтоб она навсегда такой осталась!

К о с т я. Ты, что ли, ее перевоспитаешь? Как бы не так!

Б о р и с. Но ведь люди становятся другими? Лучше?

К о с т я. Не знаю… Наверно, лучше всего мы пацанами были, где-то в пятом классе. А потом… Просто научились соизмерять свои поступки с возможными последствиями. Это и называется мудростью жизни?

Б о р и с. Тогда ты уже сейчас слишком мудрый. Для меня, во всяком случае. А я вот верю, что стану лучше! Лучше смогу разбираться в людях… С каждым годом нужней им буду.

К о с т я. Женькины слова повторяешь. А ей самой они — до лампочки.

Б о р и с. Нет, это мои слова, мои мысли, и я их никому не отдам!

К о с т я. Ну что ж, двигай, старик, становись лучше, если сможешь. А мне бы хоть самим собой остаться… На разные там сделки не пойти. Желаю тебе удачи. (Жмет ему руку и быстро уходит.)

Борис стоит в ожидании. Возвращается Ж е н я.

Ж е н я. Борька, давай скорее помиримся!

Б о р и с. Мы не ссорились…

Ж е н я. А что же это было?

Б о р и с. Не знаю. Наверно, просто я разлюбил тебя…

Ж е н я. Просто? Ты сказал — просто? Сразу разлюбил? Разве так бывает?

Б о р и с. Не знаю, как это бывает у других… А у меня будто оборвалось что-то… Вот здесь, где сердце… Я ходил сейчас на канал, сидел там долго… На нашем камне. Тихо там было, как на кладбище…

Ж е н я. Борька, мне страшно! Если ты меня разлюбишь… Я тогда злая буду, на всю жизнь злая! Не надо, Боря, прошу тебя, не надо!

Борис молчит.

Хочешь, я вместе с тобой на медицинский пойду? Тоже врачом стану…

Б о р и с. Ты — врачом?

Ж е н я. Ладно, пусть у меня врачебного таланта нет, сама знаю. Но ведь организаторские способности у меня есть, их у меня никто отнять не сможет? А они и в медицине пригодятся!

Б о р и с. Нет, Женька, врач людей должен любить, а ты…

Ж е н я. А я тебя люблю, разве этого мало? Ты что, не веришь?

Борис молчит.

Ну, хочешь, отнесу сейчас эту проклятую медаль? Хочешь?

Б о р и с. Да разве дело теперь в медали?

Ж е н я. Чем же мне доказать, что ты мне нужен? Что я не могу без тебя? (Шепотом.) Хочешь, пойдем сейчас к тебе?

Борис молчит.

Говори — хочешь?

Б о р и с (глухо). Уйди…

Ж е н я. Эх ты… Боишься?

Б о р и с. Если ты ничего не поняла… (Громко, отчетливо.) Я не могу больше любить тебя, Женя Румянцева!

Ж е н я (зло). Не кричи! (Помолчав.) Ладно, не заплачу! Мир не перевернется, если в нем станет одной любовью меньше.

Б о р и с. Он оскудеет. Опустеет. Но я не могу иначе.

Ж е н я. Смотри, ты еще пожалеешь об этом!

Б о р и с. Может быть. Но тогда это буду уже не я…

Ж е н я. Ладно же! Запомни, что сейчас сказал. И вали в свой медицинский. Один. Лучшего ты не стоишь. (Убегает.)

Пауза.

Медленно входит Т о н я.

Т о н я. Зачем ты ей соврал? Что не любишь?

Б о р и с. Подслушивала?

Т о н я. Ты так кричал, что в Тушине слышно было…

Б о р и с. Пришла для чего?

Т о н я. Ребята не хотят без тебя идти на Красную площадь. (Пауза.) Ведь ты ее все равно любишь… Что бы ни говорил…

Б о р и с. Да ты откуда знаешь?

Т о н я. Я про тебя все знаю… Беги, догони ее.

Б о р и с. Нет.

Т о н я. Обязан!

Б о р и с. Почему?

Т о н я. Раз любишь — отвечаешь за нее. Беги!

Б о р и с. Сказал — нет. Я к ребятам. (Медленно идет к калитке, потом срывается в бег и скрывается за штакетником.)

Тоня порывается бежать за ним, но затем останавливается возле липы.

Т о н я (раскачав качели). Вот и все… Смертельный номер… (Внезапно заливается горькими слезами.)

Из дома выходит В е р а И г н а т ь е в н а, молча смотрит на плачущую Тоню, потом подходит ближе. Тоня оборачивается на звук ее шагов.

В е р а И г н а т ь е в н а. Любишь его?

Т о н я (всхлипывая). Откуда вы… Откуда вы знаете?

В е р а И г н а т ь е в н а. Я мать, кому же знать, как не мне? (Пауза.) А ты все равно люби его, Тонюшка…

Т о н я. Зачем? Ведь он меня никогда, никогда не полюбит…

В е р а И г н а т ь е в н а. Кто наперед угадает? В старину говорили: вера да верность горами движут… А и не полюбит… Ему же, дураку, хуже. А ты от своей любви сильнее, богаче будешь. Это я тебе точно говорю.

Издали доносится песня.

Т о н я. Наши пошли…

В е р а И г н а т ь е в н а. И ты с ними! Скорей!

Т о н я. Сейчас… Только немного послушаем…

А утро уже наступило. Вдали звучит песня.

З а н а в е с.

1968