Московские каникулы

С е р г е й Г о р я ч е в }

К и р и л л К а р ц е в }

В а с и л и й К о в т у н }

Ю л и й М я т л и к (Юлька) } — солдаты.

Х р у с т а л е в Б о р и с Ф е д о р о в и ч — врач.

Е м ш а н о в а Т а м а р а В и к т о р о в н а — врач.

Ж е н я Г о р я ч е в а — диспетчер.

С и з о в а М а р и я В а с и л ь е в н а — санитарка.

П р ы г у н о в а Р а и с а Ф и л и п п о в н а — буфетчица.

Прилепившись к склону могучей горы, стоит маленький двухэтажный домик автостанции «Орлиный перевал». Здесь конечная остановка автобусной линии, связывающей этот отдаленный горный район с большим городом, лежащим внизу. Но шоссе идет дальше в горы — на перевал, скрытый сейчас снегом и облаками.

В нижнем этаже домика — нечто вроде зала ожидания для пассажиров. Здесь, у окна, стоят две массивные вокзальные скамьи, между скамьями — стол под синим сукном, стопка старых журналов на нем. Подле бачок с водой и кружка на цепи. На стенах рекламы Аэрофлота. Слева на переднем плане выгорожена клетушка кассира-диспетчера с застекленным окошечком, обращенным в зал. Снаружи, на стене клетушки, висит летнее расписание рейсовых автобусов, стоимость проезда, тариф на бензин. Внутри клетушки стол с телефоном, кассовый сейфик, два стула, скамья.

Справа на переднем плане буфетная стойка, холодильник, полки, уставленные бутылками и консервными банками. Перед стойкой два легких столика со стульями вокруг них.

За стойкой изразцовая печь, дверь на кухню, дальше в глубине лестница на второй этаж. Под нею входная дверь.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Зимний день. Ж е н я одна. Распахивается входная дверь, появляется Р а и с а с охапкой дров и сваливает их у печки.

Р а и с а. Автобусу еще не время?

Ж е н я (взглянув на часы). Скоро должен быть.

Р а и с а (подкладывая дрова в печку). Как бы не опоздал из-за погоды… А то в аккурат сегодня из санатория пассажиры намечаются. Представляешь, санитарка ихняя, Сизова Марья Васильевна, к сыну в Харьков летит. В войну потеряла его махоньким и только недавно нашла. Еще рентгенолог, доктор Емшанова, в отпуск отправляется. В Москву!

Ж е н я. Как вы все про всех знаете…

Р а и с а. Единственное ж развлечение! Без этого у нас с тоски удавишься.

Ж е н я (сочувственно). И вы здесь целых два года живете?

Р а и с а. Безвыездно. (Усмехнувшись.) План выколачиваю. Смех один, а не план… Я, Женечка, в городе Караганде таким магазином вертела, здесь только присниться может. (Принимается протирать стойку.) Что и говорить, зимой здесь местечко не пыльное… Зато летом досыта набегаешься, когда турист косяком пойдет. Тогда уж наше горючее не залежится — ни твое, ни мое. (Помолчав.) Нет, летом здесь ничего. И солдатики чаще захаживают. Да вот снегу нынче навалило, теперь через перевал небось и на лыжах не продерешься…

Ж е н я (испуганно). Как не продерешься? А если кому нужно будет?

Р а и с а. Ты чего это встрепенулась? Иль тоже ждешь кого?

Ж е н я. Кого мне ждать? Разве что автобус…

Р а и с а. Ну-ка, давай звони в Рудничный! Он там давно должен был проследовать.

Ж е н я (вертит ручку телефона). Алло, станция… Алло, станция! (С удивлением.) Молчит…

Р а и с а (сама принимается вертеть ручку). Аллё, аллё… (С досадой бросает трубку на рычаг.) Будь ты неладен… Опять где-нибудь линию повредило. Ежели автобус придет — хоть узнаем, где и что.

Ж е н я. Думаете, он может не прийти?

Р а и с а. Горы — что море, всяко бывает. Хочешь здесь работать — запасайся терпением… Ну, автобус автобусом… На-ка, молочка попей тепленького.

Ж е н я. Спасибо вам, Раиса Филипповна… (Пьет.) Я уже и маме написала, как вы тут обо мне заботитесь…

Р а и с а. Да, маме… (Помолчав.) Вот гляжу я и думаю — чего это тебя в такую даль от дома занесло?

Ж е н я (терпеливо). Я ведь говорила… Школу кончила — надо работать, правда?

Р а и с а. В Москве, что ль, работы мало?

Ж е н я. Романтики захотелось. В горы.

Р а и с а. Ты, Евгения, со мной не финти. Не хочешь говорить — не надо. Но думаешь, я не знаю, как ты сюда на работу добивалась? Только, мол, на «Орлиный перевал» и никуда кроме?

Ж е н я. Ну, добивалась…

Р а и с а. Какая же тебе причина, скажем, нашим перевалом интересоваться?

Ж е н я. Ну, личная…

Р а и с а (веско). Причины — они всегда личные, а не общественные.

Ж е н я (неохотно). Брат у меня в батальоне за перевалом служит.

Р а и с а. Брат? Постой… Неужто — Горячев Сергей?

Ж е н я. Знаете его?

Р а и с а. Вот дура-то! И как только я сразу не сообразила?! Отличник боевой и политической подготовки! Недавно ему сержанта присвоили, еще лычку привесили, он теперь замкомвзвода!

Ж е н я (с удивлением). Правильно…

Р а и с а (довольна). Сама ж ты сказала — я все про всех знаю… Чего ж это братишка тебя за месяц ни разу не навестил?

Ж е н я. Он и не знает, что я здесь.

Р а и с а. Опять темнишь?

Ж е н я. Нет, правда… (Окончательно убедившись, что от Раисы ей не отделаться.) Ну, в общем, у нас такая история вышла… Наш отец ушел от нас, когда мы были еще довольно маленькие. На другой женился.

Р а и с а (горя интересом). Ну-ну, рассказывай!

Ж е н я. Сережа, как только можно было, школу бросил, пошел в ремесленное, стал зарабатывать, маме помогать. А потом так случилось, что отец к нам вернулся, мама его простила…

Р а и с а. Ясное дело! Я и сама сколько раз прощала!

Ж е н я. А Сережа — нет, не простил. Он принципиальный очень. Из дому ушел, нам никому даже писем не пишет. И Светлане, девушке, с которой дружил, только через год написал. Уже из армии.

Р а и с а. Скажи какой характерный!

Ж е н я. Она мне адрес Сережин и сказала.

Р а и с а. Ты ноги в руки — да сюда?

Ж е н я. Нет, я сначала ему письма писала… А он не отвечал. Потом я от одного солдата получила письмо, от Сережиного товарища. Его Юлий Мятлик зовут.

Р а и с а. Не знаю такого. Первогодок, должно быть.

Ж е н я. Ага…

Р а и с а (любовно поддразнивает). Ага! Ах ты моя дорогая…

Ж е н я (смутившись). Что вы! Он мне про Сережу все писал. И про здоровье, и про учебу… И что звание ему присвоили. А теперь вот… (Смолкает.)

Р а и с а. Что — теперь?

Ж е н я. Мы думали, он свое отслужит — хоть тогда домой вернется. А Сережа в училище военное поступать надумал.

Р а и с а. Ты что же, отговаривать его приехала?

Ж е н я (с отчаянием). Так ведь на письма он не отвечает! Хоть расшибись — молчит! Мама просто с ума сходит!

Р а и с а. Что ж ты сюда забралась? Тебе надо бы в городе укорениться. Оттуда к ним на поезде аккурат за воскресенье обернуться можно.

Ж е н я. Вы Сережку, видно, не знаете… Он меня оттуда так шуганет, я и костей не соберу. А вот если здесь случайно встретимся… Чтоб не я к нему, а он ко мне, понимаете? А я что? Работать сюда приехала — и все.

Р а и с а. Задумано-то хитро… Только вот теперь сиди дожидайся, пока появится.

Ж е н я. Появится! Мне Юлий обещал.

Р а и с а. Невелика птица твой солдат. Особливо против сержанта.

Ж е н я. Нет, Сережа с ним очень считается. За культуру уважает.

Р а и с а. И про это он тебе в письмах доложил?

Ж е н я. Нет, не в письмах… Мы с ним виделись. Правда, один раз всего…

Р а и с а. Неужто здесь успели?

Ж е н я. Юлия под Новый год в Москву посылали. Сопровождающим. Он отпросился, и мы с ним часа три по городу бродили. Он мне про все рассказывал, рассказывал…

Снаружи слышится шум автомобильного мотора.

(Обрадованно.) Автобус!

Р а и с а (выглянув в окно). Нет, это санаторные в грузовичке своем. Батюшки, сколько их! Видать, Марью Васильевну провожают. И Хрусталев, главный врач, с ними.

Накинув пальто, поспешно выходит. Женя лихорадочно вертит ручку телефона.

Ж е н я (с мольбой). Алло, станция… Станция! Ну, станция же!

Снаружи входят Х р у с т а л е в с чемоданом и Т а м а р а.

Х р у с т а л е в. Мир дому сему!

Ж е н я (почтительно). Здравствуйте, товарищ Хрусталев.

Х р у с т а л е в (Тамаре). Вы не знакомы, Тамара Викторовна? Это наш министр автомобильного транспорта!

Т а м а р а (Жене). Емшанова.

Ж е н я. Горячева. То есть Женя…

Х р у с т а л е в. Ну как, Женечка, скоро сможете нас отправить?

Ж е н я (виновато). Вы знаете, до сих пор нет автобуса из города… И связи нет, не могу до базы дозвониться.

Т а м а р а. Чего доброго, я на поезд опоздаю?

Х р у с т а л е в. В крайнем случае отправим вас с Марьей Васильевной на грузовике.

Т а м а р а. А провожающие назад пешком поплетутся?

Х р у с т а л е в. Действительно… Не сообразил.

Ж е н я (одеваясь). Я на кордон к лесникам добегу. Может, от них дозвониться удастся.

Т а м а р а. Далеко это?

Ж е н я. Нет, километра полтора по шоссе. (Убегает.)

Х р у с т а л е в (весело). Как видите, Тамара Викторовна, не только я, но и обстоятельства против того, чтоб вы от нас уезжали. Даже в отпуск.

Т а м а р а (медленно). А ведь я не в отпуск, Борис Федорович…

Х р у с т а л е в. То есть как не в отпуск?

Т а м а р а. Сейчас-то в отпуск… А вот после отпуска я в санаторий не вернусь.

Х р у с т а л е в (растерянно). Ничего не понимаю… Почему не вернетесь?

Т а м а р а. Решила переменить место работы. Имею я на это право?

Х р у с т а л е в. Но как же так, сразу?..

Т а м а р а (насмешливо). Не подав заявления об уходе? За две недели, как положено?

Входят С и з о в а и Р а и с а, вносят чемодан и узлы.

С и з о в а. Ну, Борис Федорыч, раз уж автобус заблудился где-то, порешили мы с Раисой второе провожанье устроить. По всей, стало быть, форме. Давай, Раиса, накрывай! Распечатывай, значит, сколько требуется.

Т а м а р а. Нет, нет, Марья Васильевна.

С и з о в а. Не отказывайся, и слушать не стану!

Т а м а р а. Надо поскорей машину в санаторий отправить.

С и з о в а. Это еще зачем?

Т а м а р а. Если автобус задержится, придется нам на грузовике до города добираться. Правильно я вас поняла, Борис Федорович?

Х р у с т а л е в (стряхнув оцепенение). Да-да, я пойду распоряжусь. (Выходит.)

С и з о в а. Экая досада… А я уж посулила… (Раисе.) Ну, делать нечего, давай бутылки, на ходу разопьем… Стаканы неси. (Берет у Раисы откупоренные бутылки и выходит.)

Р а и с а (перетирая стаканы). Да вы раздевайтесь пока, Тамара Викторовна, у нас тепло.

Т а м а р а. Благодарю. (Снимает шубку.)

Р а и с а. Вот счастливая вы!

Т а м а р а. Думаете?

Р а и с а. Это ж представить надо — вдруг да очутиться в Москве! Нет, не представляю…

Т а м а р а. Ну, а что б вы делали, окажись сейчас в Москве?

Р а и с а (с изумлением). Я-то?! (Помолчав, другим тоном.) Мне-то, конечно, в столице делать нечего. А вот ежели кто с деньгами…

Т а м а р а. Ну так одолжите мне рублей триста!

Р а и с а (испуганно). Господь с вами, да откуда у меня такие деньги?!

Т а м а р а (насмешливо). Да я пошутила. А вы уж и всполошились.

Р а и с а (недовольно). С чего бы это мне полошиться? Только шутки такие довольно странно слышать. (Выходит.)

Тамара у окна прислушивается к доносящимся голосам. Возвращается Х р у с т а л е в.

Х р у с т а л е в. Ступайте хоть ручкой на прощанье махните бывшим сослуживцам.

Т а м а р а (холодно). Я уже попрощалась.

Х р у с т а л е в. Если б они узнали, что вы уезжаете насовсем…

Т а м а р а. Что ж, воспользуйтесь моей откровенностью и проработайте напоследок. На коллективе, разумеется.

Х р у с т а л е в. Хороша откровенность — перед третьим звонком!

Т а м а р а. Но ведь я могла уехать, даже вам ничего не сказав! Прислала бы столь любезное вашему сердцу заявление — и баста!

Х р у с т а л е в. Прикажете благодарить вас за то, что вы не сделали подлости?

Т а м а р а. Но ведь я — не сделала! Почему же вы злитесь?

Х р у с т а л е в. Прикажете радоваться? Санаторий теряет двух дельных работников…

Т а м а р а. Вы меня похвалили? Я сражена!

Х р у с т а л е в. Впрочем, Марья Васильевна — другое дело. Но вы…

Т а м а р а. Что — я?

Х р у с т а л е в. Почему вы мне, черт возьми, вообще ничего не говорили? Что собираетесь уходить?!

Т а м а р а. Я говорила. Вы просто забыли.

Х р у с т а л е в. Я забыл?! Ну знаете! Впрочем, да, вспоминаю… Вы как-то сказали, что вам трудно, что вы не можете у нас работать. Но мне показалось, что я тогда убедил вас, и вы поэтому остались.

Т а м а р а. В чем убедили?

Х р у с т а л е в. Да в том, что вы нужны санаторию, в конце концов! И что вам, молодому рентгенологу, в а м тоже полезно у нас поработать!

Т а м а р а (смеется). Простите… Но когда речь заходит о работе, вы становитесь необычайно красноречивы…

Х р у с т а л е в. Можете смеяться, если угодно. Мне, дурню, взаправду казалось, что наша совместная работа приносит и вам творческое удовлетворение!

Т а м а р а (задумчиво). Да, в них что-то было, в этих долгих зимних вечерах над историями болезней и рентгеновскими снимками…

Х р у с т а л е в. Вот видите!

Т а м а р а. Но я не только молодой рентгенолог, Борис Федорович… Я еще и молодая женщина. Хотя уже и не самая молодая, но все-таки…

Х р у с т а л е в (хмуро). Не люблю хвалить людей за то, в чем они сами неповинны. За их молодость, например, или за красоту.

Т а м а р а. Ч т о вы любите или не любите — я уже успела заметить за эти два года.

Х р у с т а л е в (внезапно с отчаянной решимостью). А что я вас люблю — это вы успели заметить?

Т а м а р а (спокойно). Представьте — да. Хотя вы это довольно долго и довольно успешно скрывали.

Х р у с т а л е в. Потому вы и уезжаете? Что заметили?

Т а м а р а. Нет, не поэтому.

Х р у с т а л е в. Тогда почему же?

Т а м а р а. Потому что я так решила.

Х р у с т а л е в. Ну знаете! Это не ответ!

Т а м а р а. То, что, возможно, вы сочтете ответом… Это я скажу вам даже не перед третьим звонком, а когда буду уже одной ногой в автобусе.

Х р у с т а л е в (мрачно). Я еду с вами в город.

Т а м а р а. Тогда — в поезде. Ведь поехать за мной в Москву у вас духу не хватит?

Х р у с т а л е в. А если хватит?

Т а м а р а. Ну, полноте! Разве вы оставите вверенный вам санаторий ради такого пустяка, как объяснение с женщиной?

Х р у с т а л е в. Объяснился уже…

Т а м а р а. Поверьте, я это оценила. До сих пор вы, как главврач, предпочитали объяснять, а не объясняться.

Х р у с т а л е в. Тамара Викторовна, я вовсе не обольщаюсь насчет вашего отношения ко мне…

Т а м а р а. Вот как?

Х р у с т а л е в. И если сгоряча у меня вырвалось такое… Ну, чего я никогда не должен был говорить… Это потому, что вы меня просто ошарашили, честное слово. И разозлили. Я, кажется, был резок с вами? Простите. И забудьте то, что я здесь наговорил.

Т а м а р а. Просто взять и забыть?

Х р у с т а л е в. Я ведь так сболтнул, ни на что не рассчитывая… Но на товарищескую откровенность, мне кажется, я имею право.

Т а м а р а. Допустим.

Х р у с т а л е в. Тогда скажите, почему вы уезжаете?

Т а м а р а. Вы твердо решили это узнать? Думаете, кому-нибудь от этого станет легче?

Х р у с т а л е в. Если вы мне не доверяете…

Т а м а р а (решившись). Ну что ж, откровенность за откровенность и признание за признание. (Помолчав.) Дело в том, милый Борис Федорович, что я начала к вам привыкать, что мне стало приятным и даже необходимым ваше общество. Я поняла, что если так будет продолжаться, то, чего доброго, я тоже полюблю вас, а это никак не входит в мои планы.

Х р у с т а л е в. Планы?!

Т а м а р а. Вас, бедненького, коробит такое прозаическое словечко? Да, у меня есть свой план жизни, и наша любовь там, простите, не значится.

Х р у с т а л е в. Если уж вы решили так откровенно… Может быть, скажете почему?

Т а м а р а. Да потому, что вы слишком хороший человек.

Х р у с т а л е в (с изумлением). Чего-чего?

Т а м а р а. Слишком хороший человек.

Х р у с т а л е в. Благодарю… Хоть и не уверен, что это правда, но…

Т а м а р а. Вы добрый, порядочный, умный… Даже талантливый. А можете просидеть здесь, на «Орлином перевале», еще двадцать лет и, что самое ужасное, будете этим довольны.

Х р у с т а л е в. Ах, вот оно что… Карьерой не вышел?

Т а м а р а. Не ловите меня на словах, которые считаются ругательными. Вообще-то, должность главврача такого санатория, как наш, — не из последних. Но я-то знаю, как вы здесь оказались. Выперли, извините за грубость, вас из клиники ваши конкуренты, а вы даже и не заметили!

Х р у с т а л е в. Тамара!

Т а м а р а. Простите, но я в своей жизни из-за этого уже досыта хлебнула…

Х р у с т а л е в. Ах, Тамара, Тамара… Вот я смотрю на вас, слушаю — и ни одному вашему слову не верю. Вы просто ищете оправдания, что не любите меня. А зачем? Не любите — и это все объясняет и все оправдывает.

Т а м а р а. Вы меня не понимаете и никогда не поймете. И это только подтверждает правильность моего решения.

Слышится шум мотора, прощальные возгласы. Входят С и з о в а и Р а и с а с пустыми бутылками и стаканами в руках.

С и з о в а (вытирая глаза). Ну, все, укатили восвояси…

Т а м а р а. Не на шутку прощались.

С и з о в а. Ничего, Егорушка обещал за полчаса обернуться. И тогда прости-прощай, «Орлиный перевал»… Много было здесь моего поту пролито, много слез выплакано, только и радости великой я здесь дождалась. Приютили меня, сироту горемычную, не оставили в беде да одиночестве, спасибо вам за это великое и низкий поклон!

Х р у с т а л е в. Вы садитесь, Марья Васильевна, отдохните немного.

С и з о в а. Ты не думай, Борис Федорович, я не пьяная. Выпила с подружками на прощанье — это да. Только я с того дня, как письмо от моего Коленьки получила, все будто хмельная хожу. Так бы и полетела к нему через горы и моря… Ты, Раиса, небось той карточки и не видела, что мне сыночек прислал? Своим-то я всем показывала… (Достает фотографию.) Вот он, сокол мой ясный!

Р а и с а. А что, молодец хоть куда.

С и з о в а (радостно). Мыслимое дело, на каких самолетах летает! И еще улыбается, разбойник этакий! (Другим тоном.) Скоро ль я тебя увижу, буйная ты моя головушка? Скоро ль обниму да расцелую, кровинушка ты моя единственная?

Р а и с а. Будет тебе причитать, Васильевна. Не горе — радость, а ты в слезы. Пойдем ко мне — умоешься да отдохнешь перед дорогой. Пойдем, пойдем… (Уводит Сизову наверх.)

Пауза.

Т а м а р а. Да, любим мы, бабы русские, слезу пустить. Вот и я… Наплела вам с три короба, а зачем? Ведь не хотела. Теперь подумаете обо мне невесть что.

Х р у с т а л е в. А вам не все равно, что я о вас подумаю? Прогудит прощально паровоз… Вы-то обо мне и не вспомните больше!

Т а м а р а. Может быть… И все-таки мне хочется, чтобы я осталась в вашей памяти не такой, как сейчас…

Х р у с т а л е в. А какой?

Т а м а р а. Ну, хотя бы той Тамарой, которую вы называли хорошим парнем… Помните, после одной лыжной прогулки?

Х р у с т а л е в. Я-то все помню…

С шумом распахивается дверь, и на пороге появляется К и р и л л К а р ц е в. Он в лыжном костюме, за спиной вещевой мешок и шинель в скатке, вместо сапог на ногах лыжные ботинки.

К и р и л л. Разрешите присутствовать?

Вслед за ним появляются запорошенные снегом С е р г е й Г о р я ч е в, В а с и л и й К о в т у н и Ю л и й М я т л и к. Все они одеты и снаряжены так же, как и Кирилл, лишь у Ковтуна за плечами еще аккордеон в футляре.

С е р г е й. Автобус еще не ушел?

Т а м а р а (иронически). В город торопитесь?

С е р г е й (с беспокойством). Неужели опоздали? (Смотрит на часы.) Но по расписанию он должен отправиться только через пять минут!

Х р у с т а л е в. Не вы опоздали — автобус.

Т а м а р а. И хорошо, если он вообще здесь появится…

Кирилл свистит.

С е р г е й. Но мы действительно очень торопимся! У нас через три часа концерт!

Х р у с т а л е в. Какой там еще концерт?

С е р г е й (растерянно). Шефский…

К и р и л л. Разрешите напомнить, товарищи штатские, завтра двадцать третье февраля — День Советской Армии.

Х р у с т а л е в. Да-да, конечно…

Т а м а р а (Кириллу). Вы что же, в честь праздника героический переход совершили? Прямо через перевал?

К и р и л л. Представьте. (Искоса взглянув на Юльку.) У нас один товарищ несколько поотстал в лыжной подготовке, вот мы и надумали потренировать его малость… (Не сдержав досады.) А теперь прозагораем здесь все увольнение.

С е р г е й (Хрусталеву). Вы тоже последний автобус ждете?

Т а м а р а. Но мы не на концерт опаздываем — на поезд.

К и р и л л. Примите наши соболезнования. (Юльке.) Ну что, доигрался?

Ю л ь к а (виновато). Может, дальше махнем?

К и р и л л. Сиди уж… Дальше…

Х р у с т а л е в. Ребята, минут через двадцать придет наш санаторный грузовик, сможем подвезти вас до города.

Ю л ь к а (с облегчением, Кириллу). Вот видишь!

К и р и л л. Скажи дяде спасибо.

Ю л ь к а (Хрусталеву). Спасибо вам большое! Это я уговорил их идти через перевал. Они хотели поездом.

Х р у с т а л е в. И начальство разрешило?

К и р и л л. Тяжело в учении — легко в бою… (Сергею.) Товарищ сержант, разрешите рассупониться?

С е р г е й. Снять мешки и скатки.

К и р и л л. Есть!

Солдаты снимают снаряжение.

(Юльке, в стороне.) А твоего диспетчера что-то не видно…

Ю л ь к а (покосившись на Сергея). Молчи…

Х р у с т а л е в. Ну что ж, раз мы попутчики, давайте знакомиться. Хрусталев, главный врач санатория «Орлиный перевал».

К и р и л л. Польщен таким знакомством. Ефрейтор Карцев.

Т а м а р а. Емшанова.

К и р и л л (представляет). А это — сержант Сергей Горячев, наш командир и лучший исполнитель стихов Маяковского. Юлий Мятлик, солдат первого года службы, по совместительству играет на всех музыкальных инструментах, какие только успело изобрести человечество. Юлик, дай тете ручку.

Ю л ь к а. Ладно тебе…

На лестнице появляется Р а и с а, слушает.

К и р и л л. И наконец, Василий Ковтун. Мастер всех видов спорта и поклонник всех жанров искусства.

К о в т у н. Лыжи протру. (Выходит.)

К и р и л л. Вот, особенно разговорного жанра.

Т а м а р а. Имея такого товарища, как вы, не грех и помолчать. Вы, конечно, конферансье предстоящего концерта?

К и р и л л. Конечно. Но не только. Акробатический этюд в исполнении ефрейтора Карцева и рядового Ковтуна — раз. Лирические песни под аккордеон — два. Пляска с частушками — три. В антракте танцы с самыми красивыми девушками — это вам уже четыре…

Т а м а р а. Я вижу, вы многогранная личность.

К и р и л л. На том стоим. Но предупреждаю честно — и это еще не все мои таланты.

Р а и с а. Кто-кто, а Кира Карцев у нас от скромности не помрет…

К и р и л л (повернувшись к ней, с едва заметным недовольством). А, Раиса-джан…

Р а и с а (спускаясь вниз). Неужто еще имя мое помнишь?

К и р и л л. Я думал, ты уже поднимаешь на недосягаемую высоту торговлю в одном из столичных центров…

Р а и с а. Да разве я могла уехать, не простившись с тобой? (Переводя разговор.) Привет, Сережа! И тебя у нас давненько не было.

С е р г е й. Все служба, Раиса Филипповна.

Р а и с а. В начальство вышел — нос задрал?

К и р и л л. А что, чем возить, так лучше погонять.

Р а и с а (игнорируя его, Сергею). Да ты чего хмурый такой? Небось и не угадаешь, какой тебя здесь сюрприз ждет? (Увидев предостерегающие знаки Юльки.) А ты, значит, и есть Юрий?

Ю л ь к а. Юлий…

К и р и л л (Раисе). Был такой великий полководец — Юлий Цезарь. Так это его ближайший родственник.

Р а и с а (пренебрежительно). Не всем быть такими вояками, как ты.

К и р и л л. Вот это в точку! (Сергею.) Товарищ сержант, раз в дальнейшем предполагается цивилизованный способ передвижения, то можно и переобуться?

С е р г е й. Всем переобуться и привести себя в надлежащий вид.

Р а и с а. Пойдемте, мальчики, я вам местечко укажу. (Пропускает мимо себя на кухню Сергея и Юльку.)

Входит К о в т у н.

Привет, Василий Степаныч! Рада тебя видеть!

К о в т у н. Взаимно. (Уходит на кухню.)

Р а и с а (Кириллу, поглядывающему на Тамару). Иди, иди, дорогой… (Слегка подталкивая Кирилла в спину, уходит вслед за ним.)

Томительная пауза.

Т а м а р а. Что же, так и будете казнить меня молчанием?

Х р у с т а л е в (невесело). Теперь недолго осталось… (Внезапно переходя в наступление.) А чего, собственно, вы бы хотели? Чтоб я начал разуверять вас — дескать, я не такой уж и хороший, как вы обо мне думаете? Да оно так и есть. Но я работаю там, куда меня послали, и не думаю о том, выперли меня сюда конкуренты или не выперли. И главное — не собираюсь бежать отсюда под более или менее благовидным предлогом!

Т а м а р а. Вон вы как обо мне говорить стали… (Решительно.) Ну так вот что, Борис Федорович. Вы меня давеча просили забыть о том, что здесь наговорили. Я согласна, но при одном условии — если и вы мне пообещаете то же самое.

Х р у с т а л е в. Хорошо, постараюсь не вспоминать нашего разговора…

Т а м а р а. Не вспоминать? Не помнить! Не было его.

Х р у с т а л е в (усмехнувшись). Может, и вас самой не было?

Т а м а р а. Правильно! Ни меня, ни вас… Ничего не было! Так нам обоим будет легче.

Х р у с т а л е в. Главное — лишь бы легче?

Т а м а р а. Но неужели вы, толстокожий человек, не видите, как мне сейчас трудно?! Если вы меня… Если вы мне друг — помогите мне уехать!

Х р у с т а л е в. Останьтесь!

Т а м а р а. Нет! Я никогда не прощу себе этой слабости!

Х р у с т а л е в. Придумали себе позу сильного человека и любуетесь ею? А до других вам и дела нет?

Т а м а р а. Да я, может, и уезжаю, чтоб не мучить вас всю жизнь!

Х р у с т а л е в. Я не пущу вас!

Т а м а р а. Поздно, Борис Федорович…

Открывается дверь, и входит Ж е н я. Она вся в снегу, пальто расстегнуто, шарф развязан, шапочка сбилась набок.

Ж е н я (от двери). Ой, товарищи… (Валится на скамью.)

Т а м а р а (встревоженно). Что с вами?

Ж е н я (поднимаясь). Там, за первым поворотом… С горы столько снега сползло… Я хотела пройти… Куда там! Чуть с головой не провалилась… (Снимает валенки и остается в мокрых чулках.)

Х р у с т а л е в. Вы не обратили внимания — снег еще продолжает ползти?

Ж е н я (виновато). Не заметила… Пойти посмотреть?

Т а м а р а. Что вы! Вам нужно поскорей переодеться.

Ж е н я. Да-да, я сейчас… Что ж мы теперь будем делать, товарищ Хрусталев?

Х р у с т а л е в. Переодевайтесь, тогда и обсудим.

Женя убегает наверх.

Т а м а р а. Думаете — лавина?

Х р у с т а л е в. Вероятно. (Решительно застегивает пальто.)

Т а м а р а. Куда вы?

Х р у с т а л е в. Надо самому посмотреть.

Т а м а р а. Одного я вас не пущу. (Кричит в дверь.) Эгей! Солдаты! Тревога! Тревога!

Вбегает С е р г е й, за ним — К и р и л л, К о в т у н и Ю л ь к а. Все в парадном обмундировании.

С е р г е й. Что случилось?

Т а м а р а. Лавина на шоссе!

К и р и л л. Шутите?

Х р у с т а л е в. Внизу за первым поворотом снежный оползень. Нужно уточнить размеры и подвижность.

С е р г е й. Карцев и Ковтун, за мной! Мятлик, остаетесь здесь.

Сергей, Кирилл, Ковтун и Хрусталев быстро выходят. Сверху сбегает Ж е н я, она в нарядном летнем платье.

Ж е н я. Я готова! (Оглядываясь.) А где же… (Заметив Юльку, смолкает, пораженная.)

Ю л ь к а (с радостным испугом). Женя?..

Ж е н я. Это вы? А Сережа где?

Ю л ь к а. Здесь он, здесь! Пошел на шоссе посмотреть.

Входит Р а и с а.

Ж е н я (бросаясь к ней). Ой, Раиса Филипповна!

Р а и с а. Встренулись, значит?

Ж е н я. Это тот самый, Юлий Мятлик…

Р а и с а. Сообразила.

Ж е н я (испуганно). И Сережа здесь!

Р а и с а. Ничего, держись. (Тамаре.) Это верно — про лавину? Может, мне послышалось?

Т а м а р а. Борис Федорович пошел проверить. Дойдем и мы до поворота, посмотрим.

Р а и с а (Жене). Марье Васильевне пока ничего не говори.

Тамара и Раиса одеваются и выходят.

Ж е н я (порываясь бежать за ними). А Сережа не знает, что я здесь?

Ю л ь к а. Нет, я ему ничего не говорил.

Ж е н я. А вдруг он рассердится, что я приехала?

Ю л ь к а. Что вы! Вы с ним будто случайно встретитесь!

Ж е н я. Спасибо вам!

Ю л ь к а (смутившись). За что? Это вам спасибо, что приехали! Нет, правда! Мы ведь все, всё наше отделение, в этом кровно заинтересованы.

Ж е н я. Почему?

Ю л ь к а. Когда у командира плохое настроение — и солдатам плохо. А вот подобреет Сережа — и нам веселей будет. Так что благодарить нас не за что, мы все это совершенно эгоистически затеяли.

Ж е н я. Все равно спасибо. (Выходит.)

Стемнело. Юлька стоит у окна. На лестнице появляется С и з о в а. Увидев Юльку, она на мгновение замирает от неожиданности.

С и з о в а (радостно). Коленька! (Сбегает по лестнице и бросается к Юльке на шею.) Сыночек мой!

Ю л ь к а (оторопев). Что вы, что вы… Вы меня с кем-то спутали… (Осторожно высвобождается.)

С и з о в а. Спутала? (Оглядывает Юльку.) И верно… Похож, да не он… (После паузы, сконфуженно.) Прости меня, дуру старую… Видать, вздремнула я, и помстилось в сумерках… Ты кто, солдат?

Ю л ь к а. Солдат…

С и з о в а. Значит, все одно — сыночек. Мой-то, правда, капитан уже… (Достает фотографию.) Вот, погляди-ка.

Ю л ь к а (уважительно). Он у вас летчик?

С и з о в а (гордо). А то кто?!

Ю л ь к а. Да, летная форма — замечательная. Всем девушкам нравится…

С и з о в а (любовно). Летная верно самая лучшая.

Вбегает Ж е н я.

Ж е н я. Идут!

Появляются К и р и л л, К о в т у н, Т а м а р а и Р а и с а. Последними входят Х р у с т а л е в и С е р г е й. Женя стоит в дверях клетушки, и Сергей ее не видит. Раиса включает электричество.

Ю л ь к а. Ну, что?

К и р и л л. Полная труба…

Х р у с т а л е в. Шоссе так завалено, что только снегоочистители смогут пробиться.

С е р г е й. И если нового снежку не подвалит.

Женя, услышав его голос, замирает в двери.

Ю л ь к а. Что же делать?

К и р и л л (пожав плечами). Ждать и надеяться. Это основное занятие человечества, разделим же и мы его судьбу.

Т а м а р а. Вам легко шутить… А у нас с Марьей Васильевной — поезд.

К и р и л л. Увы, в жизни часто наши поезда уходят без нас…

С и з о в а (вскинулась). Как так — без нас?! Меня Коленька встречать будет! Да я к нему пешком побегу!

К и р и л л. Далековато.

Х р у с т а л е в. Ничего не поделаешь, Марья Васильевна… Вернемся в санаторий — дадите сыну телеграмму, что задерживаетесь. Пока дорогу расчистят. Происшествие, что и говорить, малоприятное.

С е р г е й. Спасибо еще, лавина стороной прошла. А то от избушки этой одни бы щепки остались.

Р а и с а. Ну тебя, на ночь глядя — такие страсти…

С е р г е й (Хрусталеву). Да и грузовик ваш что-то не торопится.

Т а м а р а (с досадой). Вы и впрямь мастер веселых предсказаний…

С е р г е й. Нет, я к тому — может, пойти встретить его? (Направляется к двери.)

Ж е н я (выбегая вперед). Сережа!

С е р г е й (остолбенев). Женька?! (Бросается было к ней, но затем, словно наткнувшись на стену, останавливается. Оглядевшись вокруг, хмуро.) Чего тебе?

Р а и с а (в сердцах). Тьфу, идол бесчувственный! К нему сестра приехала, а он — чего тебе… Глаза б мои не глядели! (Идет наверх, затем останавливается.) Тамара Викторовна, может, вам умыться или переодеться — так милости прошу! (Скрывается.)

С и з о в а (торопливо). И то верно… Пошли, Тамарушка!

Тамара берется за чемодан, но к ней бросается Кирилл.

К и р и л л. Разрешите, я помогу!

Тамара, Сизова и Кирилл с чемоданом уходят наверх.

Пауза.

Ж е н я (растерянно). Здравствуй же, Сережа…

С е р г е й. Я спрашиваю — ты чего приехала?

Ю л ь к а (с возмущением). Сергей! Как тебе не стыдно!

С е р г е й (сухо). Товарищ Мятлик, ступайте протрите лыжи.

Юлька стоит на месте.

Выполняйте приказание!

Ю л ь к а (с усилием). Есть протереть лыжи… (Выбегает наружу.)

За ним, мгновение помедлив, выходит К о в т у н.

Х р у с т а л е в. Н-да… Грузовик наш, между прочим, действительно не торопится… (Выходит.)

Пауза.

С е р г е й (смущенно). Ну ладно… Здравствуй…

Женя бросается к нему на грудь и разражается громким плачем.

Вот еще, расхлюпалась… (С неумелой нежностью гладит ее волосы.) Кончай, говорю…

Женя смолкает.

Как там, дома? Мать здорова?

Ж е н я (поспешно вытирая слезы). Все здоровы, все хорошо… Только мама по тебе скучает очень. Все учебники твои перетирает. Говорит: «Вот Сергун вернется — будет в институт поступать». Скучает. И папа тоже…

С е р г е й (снова замкнувшись, отстраняет Женю). А вот это меня не интересует, понятно?

Ж е н я (торопливо). Тебе Света привет передает! И письмо прислала. Принесу?

С е р г е й. Ладно, потом… Скажи лучше, как ты здесь-то очутилась?

Ж е н я (независимо). А я здесь работаю! Сразу три должности отхватила: диспетчер, кассир и завбензоколонкой!

С е р г е й. И зарплату получаешь?

Ж е н я (гордо). А ты думал!

Смеются.

С е р г е й. Вот так Женька-Женюрка! Знай наших! (Серьезно.) И правильно сделала. Нужно самой жизни попробовать, где почем фунт лиха.

Ж е н я. Да, правильно… А мама осталась одна…

С е р г е й (сухо). Ничего не одна.

Ж е н я (помолчав). Ты это твердо решил?

С е р г е й. Что — решил?

Ж е н я. В училище поступать?

С е р г е й. Ты откуда знаешь?

Ж е н я. Слышала.

С е р г е й. Выходит, не одобряешь?

Ж е н я. Просто не понимаю… Ты готов навсегда в армии остаться, чтоб только домой не возвращаться?

С е р г е й (с изумлением). Лихо повернула! Думаешь, у меня только и забот, что с вами воевать? Есть на белом свете враги посерьезней родителей. Для них порох поберегу. (Помолчав.) А матери я напишу, это ты права. (Небрежно.) Ну, как там Светка? Замуж еще не выскочила?

Ж е н я. Что ты! Она и не смотрит ни на кого! И вообще… Лучше тебя ей все равно не найти. Вон ты какой стал…

С е р г е й (усмехаясь). Какой?

Ж е н я. Не знаю… Большой… Взрослый.

С е р г е й (смеется). А ты так и осталась маленькой дурочкой… (Теперь уже сам привлекает к себе Женю и целует ее.)

На лестнице появляется К и р и л л.

К и р и л л (после паузы). Видали зверя? Всех распугал, разогнал, думали, здесь смертоубийство будет… А он обнимается с хорошенькой девушкой!

С е р г е й (добродушно). По темечку схлопотать хочешь?

К и р и л л. А за рукоприкладство в армии что бывает? Ну ладно, закругляйте свои родственные объятия, дело есть. (Спускается.)

С е р г е й. Знакомься, это Женя.

К и р и л л. Представь, догадался. (Задержав руку Жени в своей.) Не понимаю, как у такого крокодила — и вдруг совершенно человеческая сестра.

С е р г е й. Берегись, Женька, Кирилл у нас покоритель-рекордсмен.

К и р и л л. Напрасно пугаешь ребенка… И главное, я ведь за версту чую, когда сердечко уже занято другим.

Ж е н я (высвобождая руку). Вот еще… С чего вы взяли?

К и р и л л. Смотри, да она краснеть не разучилась! Чудеса! Нет, Женечка, будем друзьями, на большее я не претендую.

С е р г е й. Ладно, хватит. Какое у тебя дело?

К и р и л л. Есть идея выпить!

С е р г е й. С какой радости?

К и р и л л. Не с радости, так с горя. Ведь до города мы добраться не смогли? Вина не наша, но это факт? Факт.

С е р г е й. Значит, обязаны назад в батальон вернуться.

К и р и л л. Кто спорит? Но не ночью же через перевал переться? Этого, надеюсь, даже ты не потребуешь?

С е р г е й. Допустим. Дальше что?

К и р и л л. А дальше то, что завтра все-таки праздник, — это во-первых. Во-вторых, тут обстановка больно располагает. На двадцать километров вокруг никакого начальства, ты самый главный. Патрулей тоже бояться не приходится. Так что можно принять внутрь без всякого нарушения устава.

С е р г е й. Нет, я пить не буду.

К и р и л л. Сережка, не ханжи! Ведь не обязательно водку. У Раиски и винцо найдется.

С е р г е й. У тебя что, денег много?

К и р и л л (вздохнув). Много их никогда не бывает… Трешка есть.

С е р г е й. У меня и того меньше.

К и р и л л. Ничего, собьемся. Юльке недавно перевод прислали.

Ж е н я. И я зарплату получила! (Умильно.) Сереженька, я тебя очень прошу — давайте повеселимся! И нашу встречу отметим! Ну, пожалуйста! У меня так давно не было никаких праздников…

К и р и л л. Видишь, и сестра просит!

С е р г е й. Ладно, черти, уговорили… На мою голову. А как остальные, гражданские? Без них неудобно…

К и р и л л. Их я беру на себя. Внимание! (Снимает крышку бачка и что есть силы колотит в нее. Кричит.) Воздушная тревога! Воздушная тревога!

На лестнице появляются испуганные Р а и с а, Т а м а р а и С и з о в а, снаружи вбегают Ю л ь к а, К о в т у н и Х р у с т а л е в.

Р а и с а (пытаясь перекричать Кирилла). Эй! Ты чего трезвонишь, полоумный?!

С е р г е й (хватая Кирилла за руку). Кончай, тебе говорят!

К и р и л л. Все в сборе? Так вот, беру слово для внеочередного заявления. Поскольку волею стихии мы обречены здесь ночевать… (Хрусталеву.) Ваш грузовик, насколько я понимаю, тоже из области грез и фантазий?

Х р у с т а л е в. Да, видимо, его что-то задержало…

К и р и л л. Словом, есть предложение скрасить нашу вынужденную посадку небольшим товарищеским ужином в честь завтрашнего праздника. Кто за это предложение — прошу поднять руки! (Без паузы.) Принято единогласно. Так как наши скромные финансовые возможности с лихвой перекрываются организаторским талантом дорогой Раисы Филипповны, то за материальную сторону ужина я спокоен. Остается вложить душу в его художественное, так сказать, оформление. Итак, у кого есть душа — ко мне!

Т а м а р а. Надеюсь, мы можем принять участие в расходах?

К и р и л л. Не смею отказать… Навались, у кого деньги завелись! (В крышку бачка собирает деньги и передает их Раисе.) Раиса-джан, действуй по-суворовски: глазомер, быстрота и натиск! Мобилизуй на подмогу женщин, а мы займемся столом.

Поднимается общая веселая суматоха, каждый в ней участвует сообразно возрасту и характеру. Больше всех шумят и суетятся Кирилл и Женя, сумрачен только обиженный на Сергея Юлька да иронически поглядывает на все со стороны Хрусталев.

С и з о в а. Эх, пропадай моя телега! В третий раз сегодня гулять буду!

Р а и с а. Столы сюда сдвигайте!

К о в т у н. Эти столы хлипкие очень. Нужно вон тот.

К и р и л л. Вот парень! Что ни слово — то золото… Давай тащи тот!

Ребята отодвигают в сторону легкие столики и выносят на передний план большой стол, освободив его от журналов и газет.

С е р г е й (Юльке). А ты чего? Веселиться так веселиться!

Ю л ь к а (подчеркнуто). Есть веселиться, товарищ сержант! Любое ваше приказание будет беспрекословно выполнено! (Поворачивается кругом и отходит в сторону.)

Ж е н я (Сергею). Обиделся на тебя…

С е р г е й. Нежный очень…

Ж е н я (догнав Юльку). Прошу вас, не сердитесь на Сережу. Он только с виду такой грубый…

Ю л ь к а (негодующе). И вы еще за него заступаетесь?!

Ж е н я. Это он нарочно напускает на себя… Правда! Я ведь его лучше знаю. Он добрый, мягкий…

Ю л ь к а (усмехнувшись). Мягкий… И вообще, напускает или не напускает… Только я его ненавижу, когда он такой… Бурбон! Или унтер Пришибеев! Так вам понятней?

Ж е н я. Понятней. Что вы только притворяетесь его другом… Ну и нечего было мне письма писать такие… (Отбегает.)

Ю л ь к а. Постойте, Женя…

К и р и л л. Раиса-джан, главное, напитки сбалансируй, чтобы на все вкусы было — от и до!

Т а м а р а (подходя к нему). Теперь я вижу, что вы не хвастали, говоря о своих талантах.

К и р и л л. Погодите, то ли еще будет… (Помолчав.) Если хотите знать, я весь этот сабантуй ради вас затеял. Чтоб поближе познакомиться.

Т а м а р а (с легкой иронией). Значит, здесь тоже — глазомер, быстрота и натиск?

К и р и л л. А в наш век космических скоростей нельзя иначе! И если уж наши орбиты пересеклись… (Помолчав.) Учтите, под этой защитной гимнастеркой бьется беззащитное сердце!

Т а м а р а. Против чего — беззащитное?

К и р и л л. Против красоты, разумеется. Вы ведь и сами знаете, что красивы…

Р а и с а (заметив их уединение). Эй, ефрейтор Карцев! Давай сюда, на консультацию!

К и р и л л (недовольно). Лечу, Раиса-джан! (Переходит к ней.)

Х р у с т а л е в (Тамаре). Вы зря стараетесь, так напоказ флиртуя с этим ефрейтором. На меня подобные демонстрации не действуют.

Т а м а р а. Ну, еще бы! Разве вы способны на такое низменное чувство, как ревность? (Внезапно.) А что, если он мне и вправду понравится? Ведь у него есть все, чего недостает вам, — вкус к жизни, умение идти напрямик к своей цели и даже, кажется, удачливость!

Х р у с т а л е в. Вы забыли главное — молодость.

Т а м а р а (с внезапной грустью). Не завидуйте, Борис Федорович… Молодость — это такой недостаток, от которого мы легче всего избавляемся. Даже когда не хотим этого. А вот ошибки, сделанные в молодости, остаются с нами всегда… (Пауза.) Ну что вы на меня смотрите с таким изумлением?

Х р у с т а л е в. Иногда я просто готов убить вас…

Т а м а р а. А иногда?

Х р у с т а л е в. Готов схватить на руки и унести. От вас самой, понимаете?

Т а м а р а. Лучше накормите меня. Я страшно проголодалась.

Х р у с т а л е в (Раисе). Хозяюшка, долго вы нас еще голодом морить будете?

Р а и с а. Все готово, Борис Федорович. Можно садиться.

К и р и л л (ко всем). Ну, товарищи, по коням!

С и з о в а (Юльке). Сыночек, я с тобой! С молодыми посидеть — и самой помолодеть!

Все рассаживаются. Тамара между Хрусталевым и Сергеем, Женя рядом с братом, подальше от Юльки. Кирилл между Раисой и Сизовой.

К и р и л л. Есть предложение — избрать тамаду.

Т а м а р а. Не скромничайте, Кирилл, правьте стол.

К и р и л л (встает и кланяется). Благодарю за доверие. Сколько нас? Девять человек? Итак, торжественное заседание «Приюта девяти» объявляю открытым. Хотя безжалостная стихия и отрезала нас от остального прогрессивного человечества, мы сегодня вместе с ним отмечаем наступающий праздник — День Советской Армии. Вам, граждане, крупно повезло, что сегодня среди вас находимся мы, четыре молодых орла…

С и з о в а (встает). Дай я скажу!

К и р и л л. Мамаша, прошу!

С и з о в а. Я так понимаю… У нас в армии кто служит? У меня вот сын, Коленька. У нее (на Женю) — братишка. И вся она, армия наша, родная нам до невозможности. Одно слово — не подводила и не подведет. Верно я понимаю?

С е р г е й. Очень верно!

С и з о в а. Так выпьем же за нее, за родную, Советскую, Красную!

Женя восторженно аплодирует. Все пьют.

К и р и л л. Товарищи…

К о в т у н. Молчи, Кирилл, лучше не скажешь.

К и р и л л. Именно это, Васенька, я и хотел сказать. Поэтому торжественную часть объявляю закрытой, быстренько переходим к художественной. (Раисе.) Первым номером грибочки, если не ошибаюсь?

Р а и с а (ко всем). Кушайте, гости дорогие! Извините, конечно, за консервы, такое уж снабжение…

Х р у с т а л е в. Все хорошо, Раиса Филипповна.

С и з о в а. Каковы гости, таков и пир.

К и р и л л. Золотые слова! (Наливает себе стопку и пьет один.)

Р а и с а (обеспокоенно). Кира, ты что же не закусываешь?

К и р и л л. Ничего… В армии тот всегда сыт бывает, кто ест… глазами начальство. Ответное слово — сержанту Горячеву!

С е р г е й (встает и откашливается). Что ж, это можно… Марья Васильевна тут хорошо сказала — армия не подводила и не подведет. Это точно. Проверено. Только я хочу выпить за то, чтоб в этом никогда больше не приходилось убеждаться.

Т а м а р а (демонстративно аплодирует). Браво, сержант! Очень выдержанное выступление! Правда, оно, как бы это сказать… Не отдает особой храбростью…

Ж е н я (укоризненно). Тамара Викторовна!

С е р г е й (хмуро). А я на особую и не претендую…

Т а м а р а. Простите, я не хотела вас обидеть. Да и чего от вас требовать? Ведь вы все не профессиональные военные…

К и р и л л. Ошибаетесь. Мы решили навсегда связать свою судьбу с армией.

Т а м а р а (Юльке). И даже вы?

Ю л ь к а (растерявшись от неожиданности). Нет, я собирался… Я хочу быть музыкантом…

К и р и л л. А его человеком делают! (Хохочет.) Нет, Тамара Викторовна, это мы вот с сержантом. Осенью поступаем в военное училище.

Р а и с а (поражена). В училище?

Т а м а р а (Ковтуну). А вы?

К о в т у н. Я тоже. Только я на сверхсрочную. Старшиной.

Т а м а р а. Странно… Все вы такие разные… Общего у вас разве что одна форма…

С е р г е й (серьезно). И содержание — тоже. Так будет правильней.

Т а м а р а (поморщившись). А вам не скучно быть таким правильным, сержант?

С е р г е й. У нас служба такая, что скучать некогда.

Т а м а р а. Ответ, достойный отличника боевой и политической подготовки. (После короткой паузы.) Хотите, я вам предскажу ваше будущее?

С е р г е й. Попробуйте.

Т а м а р а. Служакой вы будете примерным, но звезды с неба, а также на погоны будут хватать другие.

Р а и с а. Он только третью лычку получил!

С е р г е й. Пока на продвижение по службе не жалуюсь.

К и р и л л. Наш комбат говорит: счастье не в том, чтоб быть при звании, а в призвании!

Т а м а р а. Вот и я о том же — о призвании… Признайтесь — ведь вы не от хорошей жизни в училище решили идти? Если б вы были уверены, что после срочной службы попадете в стоящий институт…

К и р и л л (перебивает). Между прочим, после училища выпускник получает диплом о высшем образовании. Как в других вузах. С правом преподавать и прочими прелестями.

Т а м а р а. Но вы ведь не на день и не на год себе профессию выбираете? Ну, наделают столько атомных и прочих бомб, что от нажатия одной кнопки весь мир сможет взлететь верх тормашками… Вы и тогда будете «ать-два, левой»?

С е р г е й (иронически). Откуда вы так великолепно знаете, чем сейчас в армии занимаются?

Т а м а р а. Имела честь и удовольствие вращаться. (Юльке.) Вот вы музыкальную школу кончили?

Ю л ь к а. Ну, кончил…

Т а м а р а. И вам не обидно, что ваши более удачливые товарищи уже в консерватории, ушли далеко вперед, а вы здесь вкалываете, у черта на куличках? Вместо того чтобы там быть, где велит вам ваше призвание?

С е р г е й. А вы про такое призвание не слыхали — защищать родину?

Т а м а р а. Нужно будет — мы все пойдем ее защищать.

С е р г е й. Но кто-то сделает это первым. Да так, чтоб всем идти не пришлось. Я за это свой тост и поднял. А вы — про звезды на погонах перевели.

Т а м а р а. Не выставляйте меня дурой, сержант. Я прекрасно понимаю, зачем и в мирное время нужна армия. Не понимаю я другое — как можно избрать себе военный жребий добровольно, когда вокруг столько замечательных профессий!

К о в т у н. Рано пташечка запела, как бы кошечка не съела…

С е р г е й (Тамаре). Вы что, радио не слушаете? Газет не читаете?

Т а м а р а (упрямо). Слушаю и читаю. А вы не хотите или не способны меня понять! Если будет война — я первая пойду! Но сейчас…

Х р у с т а л е в (перебивает). Вы напрасно горячитесь, Тамара Викторовна. Я хоть и в запасе числюсь, но бывал на сборах и прекрасно ребят понимаю. Есть такой термин — готовность номер один. Вот о ней и речь идет. Чтоб никто и никогда не мог застать нас врасплох! Никогда!

К о в т у н. И не застанут. Это точно.

К и р и л л (Тамаре). А если уж говорить, чье призвание труднее…

Р а и с а (перебивает). Товарищи, товарищи! Что вы тут устроили лекцию по распространению?

Х р у с т а л е в. Да, действительно…

Р а и с а. Навалились все разом на одну слабую женщину! Может, она и недопонимает чего — потом поймет. Давайте лучше выпьем для ясности!

К и р и л л. Правильно! (Тамаре.) Признаете свои ошибки? (Не дав ей ответить.) Все, признает. Я предлагаю выпить за прекрасных женщин, которых мы будем защищать, хотят они этого или не хотят!

Ж е н я. Хотят, хотят!

С и з о в а. А которые не прекрасные — погибай, значит?

К и р и л л. Мамаша, все женщины прекрасны! В общем и целом. Но и мужчины, по-моему, тоже ничего, верно?

Р а и с а. Если они мужчины.

К и р и л л (не отвечая на ее выпад). И что бы там ни говорили некоторые, две вещи на свете есть стоящие — мужская дружба и солдатская служба. Юлька даже об этом песню сочинил.

Р а и с а (Юльке). Не врет? Будь другом — исполни!

Т а м а р а. Правда, сыграйте, пожалуйста. А то я навела здесь на всех зеленую тоску…

Ковтун молча достает из футляра аккордеон и подает его Юльке. Под его аккомпанемент солдаты поют песню «Дай руку, брат солдат».

Т а м а р а (по окончании песни). Просто молодцы! (Кириллу.) Что там у вас дальше в программе концерта?

К и р и л л. Раиса, помнится, у тебя проигрыватель был?

Р а и с а. Что ж, если помнится, значит, был… (Достает проигрыватель.)

К и р и л л. Тогда танцы с самыми красивыми девушками!

С и з о в а (негодующе). Опять с красивыми? А некрасивым куда деваться?

К и р и л л. Мамаша, даю поправку: дамы приглашают кавалеров!

С и з о в а. Вот это другое дело.

К и р и л л. Внимание! Вальс!

Звучит вальс. Раиса видит, что Кирилл ждет приглашения Тамары, и подходит к нему.

Р а и с а. Станцуем?

К и р и л л (без воодушевления). Можно…

Р а и с а (усмехнувшись). Осчастливил…

Танцуют.

С и з о в а. Эхма, хоть раз в жизни с главным врачом сплясать! (Хрусталеву.) Не побрезгуешь?

Х р у с т а л е в (укоризненно). И вам не стыдно, Марья Васильевна? За честь сочту!

С и з о в а. Только я не так, как нынешние, я как при царе Горохе…

Х р у с т а л е в. Так ведь и я не нынешний.

С и з о в а. Тогда пошли.

Танцуют.

Ты не прибедняйся, Борис Федорович, девки этого не любят… Мне бы твои сорок лет…

Х р у с т а л е в. С хвостиком, Марья Васильевна!

С и з о в а. Я и на хвостик согласная…

Женя направляется в ту сторону, где стоят Юлька и Ковтун. Увидев это, Юлька с готовностью отставляет аккордеон, но Женя подходит к Ковтуну.

Ж е н я. Пойдемте?

К о в т у н (испуганно). Что вы! Я плохо…

Ж е н я. Надо же когда-нибудь учиться… (Уводит Ковтуна.) И вовсе вы не плохо… Просто смелей нужно, понимаете?

Т а м а р а (Сергею). Увы, сержант, вам не повезло. Осталась одна я… Объявим мирное сосуществование на время вальса?

С е р г е й. А я ведь сказал, доктор, я за мир на вечные времена.

Т а м а р а (улыбаясь). Дай руку, брат солдат…

Танцуют.

Р а и с а (Кириллу). Думаешь, не вижу — к докторше подсыпаешься? Только не по себе, солдатик, сук рубишь. Там начальство ближе.

К и р и л л. Ну, это не твоя забота. И вообще, Раиса, что было — то было. А дальше — все.

Р а и с а. Можешь не разъяснять, я понятливая. Значит, в училище подал, в офицеры метишь?

К и р и л л. А этот вопрос — к чему?

Р а и с а. Все к тому же. Негоже, мол, будущему офицеру с простым завмагом крутить? Только учти, Кирюша, иной завмаг десяток таких докториц купить и продать может. С потрохами!

К и р и л л. Ну, это уж совсем какой-то ненужный, магазинный разговор пошел… Мы с тобой, Раиса, были люди свободные, свободными и остались. Что ты, что я. И давай не портить вечера лишними словами. Так оно лучше будет.

Р а и с а. Что было — помним. Что будет — поглядим.

К и р и л л. Вот и прелестно.

Т а м а р а (Сергею). А вы хорошо танцуете, сержант…

С е р г е й (с нарочитой галантностью). Как и полагается будущему офицеру.

Т а м а р а. Лучше бы вы сказали, что просто любите танцевать.

С е р г е й (улыбнувшись). И это есть немножко…

Т а м а р а. Я счастлива, что и у вас нашлась хоть одна человеческая слабость…

С е р г е й. Эх, Тамара Викторовна, слабостей у нас у обоих с вами хватает. Только мы такие — умеем себя в струне держать. Верно я понимаю?

Т а м а р а. Вы не лишены наблюдательности.

Музыка смолкает.

С и з о в а. Фу, слава те господи… Отшаркались…

К и р и л л. Устали?

С и з о в а (негодующе). Это я-то? Да я с десяток таких, как вы, перепляшу! Было бы только чего плясать!

К и р и л л. Ах, так?! Сережка, рванем?

С е р г е й. Рванем…

К и р и л л. Ну-ка, Юлька, дай нашу концертную!

Юлька играет.

(С выходкой.)

С е р г е й (в платочке, наступает на Кирилла).

К и р и л л (увиваясь вокруг Сергея).

С е р г е й (сдаваясь).

Солдатская пляска.

С и з о в а (не утерпев, делает выходку).

Внезапно гаснет электричество.

Ж е н я (испуганно). Ой! Что это?

С е р г е й. Фонари!

Солдаты включают карманные фонари.

Карцев, за мной! Ковтун, пробки!

Сергей и Кирилл выбегают. Раиса зажигает керосиновую лампу над стойкой. Ковтун подходит к щитку и осматривает пробки.

Т а м а р а (Хрусталеву). Еще лавина?

Х р у с т а л е в. Сейчас узнаем…

Напряженное ожидание. Возвращаются С е р г е й и К и р и л л.

С е р г е й. Здесь, в округе, все в порядке.

К о в т у н. Пробки в порядке.

С е р г е й (Раисе). Откуда получаете электроэнергию?

Р а и с а. От них, из санатория.

С е р г е й. Ясно. (Хрусталеву.) Где-то по дороге провода порвало.

Х р у с т а л е в. Мне надо идти в санаторий.

С е р г е й. Карцев, Мятлик, Ковтун, — ко мне! (Отходит с солдатами в сторону.) Где-то выше еще один снежный обвал. Чего доброго, в районе санатория…

К и р и л л (беспечно). Ну что ж… Будет команда — поможем курортничкам.

С е р г е й. Команды ждать некогда, да и неоткуда. Обстановка сложная, может еще меняться и усложняться. Эх, если бы я мог связаться с батальоном…

Х р у с т а л е в. В санатории есть рация.

С е р г е й (решительно). Я иду с вами! (К солдатам.) Комбат должен знать, где мы и что мы.

К и р и л л. Да ты что? Ночью под лавину идти?

С е р г е й. Иду я и Хрусталев.

К и р и л л (внезапно). Тогда и я с тобой!

С е р г е й. Нет, вы трое остаетесь здесь, обеспечиваете безопасность станции и гражданского населения. Старший — ефрейтор Карцев!

К и р и л л. Есть остаться за старшего!

С е р г е й. Действовать по обстановке. Утром постараюсь вернуться или связаться с вами.

К и р и л л. Ясно.

С е р г е й (Хрусталеву). Подберите себе ботинки. (Одевается.)

Ж е н я (бросаясь к нему). Сережа, не ходи!

С е р г е й (улыбаясь). Чу́дик, да что тут особенного? Лучше письмо принеси.

Женя убегает наверх. Сергей и Хрусталев уходят на кухню.

К и р и л л (нарочито бодрым тоном). Товарищи женщины, поступило руководящее указание — носов не вешать! Нашей станции опасность не угрожает.

С и з о в а. Господи! А что ж там, в санатории?!

К и р и л л. Бабуля, только без паники. Сержант с Хрусталевым выяснят обстановку и примут необходимые меры. Все будет в полном порядочке!

Возвращаются С е р г е й и Х р у с т а л е в.

Т а м а р а (Хрусталеву). Вы с ума сошли — в такую ночь идти в санаторий!

Х р у с т а л е в. Я главный врач санатория и должен быть сейчас там. (Одевается.)

Т а м а р а (со злостью). «Должен»!!! Слава богу, хоть я никому ничего не должна! (Сергею.) Ну, а вы давно в должниках ходите?

С е р г е й. С тех пор как солдат.

Т а м а р а. Это в казарме вы солдаты. А здесь вы люди. Понимаете — люди, такие же, как все!

С е р г е й. Мы и в казарме — люди. И здесь — солдаты. (Хрусталеву.) Готовы?

Х р у с т а л е в. Готов.

С е р г е й. Пошли.

Вбегает Ж е н я с письмом.

Ж е н я (бросаясь к Сергею на шею). Сережка!

С е р г е й. Ну ладно… Вернусь — тогда целоваться будем… (Легонько отстраняет ее.) Держи хвост морковкой! (К солдатам.) Чтоб порядок полный был!

К и р и л л. Будь спокоен.

Рукопожатие.

С е р г е й (Ковтуну). За сестренкой присмотри.

К о в т у н. Добре.

С е р г е й (Юльке). Еще злишься?

Ю л ь к а. Ни пуха ни пера!

Ж е н я (поспешно). К черту, к черту!

Р а и с а (Сергею). Захвати, в дороге пригодится… (Дает ему сверток.)

С и з о в а. Ну, господь с вами, сыночки…

С е р г е й. До завтра, товарищи!

Сергей и Хрусталев выходят. Все, кроме Тамары и Кирилла, идут их провожать.

Пауза.

К и р и л л (с усмешкой). Ну вот… Герои ушли. Остались мы, обыкновенные.

Т а м а р а (внимательно посмотрев на него). А разве вы не герой? Смотрите, я в вас разочаруюсь…

К и р и л л (поспешно). Герой, герой! По мере необходимости. А они из чувства умиления перед собственными добродетелями.

Т а м а р а. Однако… Вы умеете быть довольно разным.

К и р и л л. Наша жизнь тоже весьма разнообразна… Например, сегодняшний вечер. Разве думали вы еще утром, что будете пить с таким забулдыгой, как я? И что вокруг будут горы, снег, темнота… И только мы вдвоем!..

Т а м а р а. Вдвоем — это еще не всегда значит вместе. Вряд ли мы с вами станем союзниками, Кирилл.

К и р и л л (многозначительно). Кто знает, Тамара Викторовна… Жизнь не только многообразна, но и полна неожиданностей.

Т а м а р а (с улыбкой). Какие уж тут неожиданности, о которых предупреждают…

Возвращаются Р а и с а, С и з о в а, Ж е н я, Ю л ь к а и К о в т у н.

Видите, вы ошиблись. Мы не вдвоем, нас гораздо больше…

Ж е н я (подавленно). Ветер какой сырой…

К о в т у н (ободряюще). Они быстро побегут… Не замерзнут!

К и р и л л (с нарочитой шутливостью). Ну, что приуныли, козаченьки? Может, завидуете ушедшим?

С и з о в а. Да уж, позавидуешь…

К и р и л л. Правильно, завидовать нечего. Мы с вами тоже, как говорится, еще увидим небо с овчинку.

Р а и с а. Чего это ты вдруг раскаркался? Подумаешь, невидаль — лавина. Нас на «Орлином» этим не запугаешь! Верно, Женечка?

Ж е н я (стараясь улыбнуться). Где гнезда вьют орлы — там робким места нет…

Р а и с а. Вот это другой разговор! Ну, вот что… Завтра, видать, хлопотный день будет. Так что давайте за стол, ребята. Доедим, допьем, как положено, — и спать!

Ю л ь к а. Ибо, как говорит наш старшина-философ, солдат себе спит, а служба идет…

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Раннее хмурое утро. У окна застыла в неподвижности закутавшаяся в платок Ж е н я. Откуда-то сверху доносятся тихие звуки аккордеона. На лестнице появляется К о в т у н. Несколько мгновений он молча смотрит на Женю, затем, стараясь не шуметь, спускается вниз. Однако это ему плохо удается, и Женя, вздрогнув, оборачивается при грохоте его каблуков.

К о в т у н (сконфуженно). Доброе утро, Евгения Павловна…

Ж е н я. Доброе утро.

К о в т у н. Вы, я вижу, раньше всех встали…

Ж е н я. Не спится что-то.

К о в т у н. А вы не беспокойтесь! Сергей уже давно, значит, с батальоном связался… Если что — комбат решение принял, и все будет в полном порядке.

Ж е н я. А если не связался? Если до санатория не дошел?

К о в т у н. Что вы! Быть того не может!

Ж е н я. Почему?

К о в т у н. Так нужно ж было дойти! Значит, Сергей дошел!

Ж е н я. Да, если б всегда получалось так, как нужно… (Прислушиваясь.) Это Юлька играет?

К о в т у н. Он. (Гордо.) Песню новую сочиняет!

Ж е н я. Спозаранок?

К о в т у н. Не может без музыки, значит… (Помолчав.) Он вообще знаете какой? Я вот за полтора года только «Выпрягайте, хлопцы, коней» подобрал… И то с фальшью… А Юлька за две недели так на аккордеоне играть наловчился, будто всю жизнь на нем играл… Талант у него к музыке — необыкновенный!

Ж е н я. Вы, я вижу, прямо влюблены в него.

К о в т у н. Нет, я по-честному… Ему знаете как трудно бывает? А он зубы сцепит — аж скрипят — и тянется из последних. Хочу, говорит, как все. Зато после армии в самую консерваторию поступит!

Ж е н я. В самую-самую!

К о в т у н. А вы думали? (Увидев, что Женя зябко кутается в платок.) Сейчас мы печку протопим! Пойду дров наколю.

Ковтун выходит. На лестнице появляется К и р и л л, он в лыжном костюме поверх формы.

К и р и л л (весело). Доброе утро, Женечка!

Ж е н я. Вы думаете, оно доброе?

К и р и л л. Ну конечно! Ничего с вашим Сережкой до самой смерти не случится! Ему какая-то сероглазая ворожит.

Ж е н я. Ну вас… Все шутите.

К и р и л л. Вот что значит сестринская любовь! Эх, если б у меня был в мире хоть один человечек, который вот так рано утром думал обо мне, беспокоился…

Ж е н я (лукаво). Я знаю такого… Раиса Филипповна уже и чайник вскипятила. Говорит, вы любите свежезаваренный чай.

К и р и л л. Я, если хотите знать, люблю все свежее.

Ж е н я. А вот эта острота — уже с душком.

К и р и л л. Но где же остальные дамы?

Ж е н я. Киснут без вашего общества.

К и р и л л. Киснут?! Не допустим! (Снова снимает крышку с бачка и стучит в нее.)

Появляются Ю л ь к а с аккордеоном, Р а и с а, С и з о в а и Т а м а р а. Она в брюках и свитере.

Р а и с а. Опять шумишь? Теперь чего?

К и р и л л (командует). Гарнизон «Орлиного перевала», выходи строиться на утреннюю зарядку!

Т а м а р а. Ну знаете! На лыжах прогуляться перед завтраком — это куда ни шло. Но размахивать руками…

К и р и л л. Да будет вам известно, Тамара…

Т а м а р а (вставляет). Викторовна.

К и р и л л. Да будет вам известно, Викторовна, что я делю людей на две категории — на тех, кто делает зарядку, и на тех, кто ее не делает.

Т а м а р а. Есть еще и третья — кто всю жизнь только собирается. С будущего года.

С и з о в а. Ох-хо-хо… Я вот вчерась так зарядилась — разогнуться не могу. Тамарушка, ты у нас ученая, скажи — за что человеку старость?

К и р и л л. За грехи молодости, мамаша, больше не за что.

Р а и с а. Кто хочет до завтрака чайку хлебнуть — прошу. А то ждите, пока картошка сварится.

К и р и л л (покосившись на Женю). Мы люди негордые, подождем.

С и з о в а. А я пойду выпью. Оно, глядишь, и полегчает.

Раиса и Сизова уходят на кухню. Женя проходит к себе в клетушку, снимает телефонную трубку и молча слушает, затем с досадой кладет ее обратно на рычаг.

Ю л ь к а (Кириллу, вполголоса). От Сергея ничего?

К и р и л л. Связного ждешь?

Ю л ь к а. Сам обещал вернуться.

К и р и л л. Ему и в санатории неплохо. (Громко.) Ну-ка, Юлий, сыграй, чего ты там сочинил новенького!

Ю л ь к а (тихо). Зачем ты?

К и р и л л (так же). Для поднятия духа гарнизона.

Т а м а р а (подойдя к ним). Да-да, я краем уха слышала мелодию… Очень миленькая. (Юльке.) Вы новую песню написали?

Ю л ь к а (неохотно). Только пробую… (Садится и тихо наигрывает.)

С охапкой дров входит К о в т у н. Кирилл на него шикает.

К и р и л л (Юльке). Нет уж, ты со словами давай!

Ю л ь к а (поет вполголоса).

Увидев появившуюся в дверях клетушки Ж е н ю, Юлька резко обрывает песню.

К о в т у н. Ну, что же ты? Давай дальше.

Ю л ь к а. Дальше не придумал еще.

К и р и л л. Н-да… Поднял дух гарнизона. А вообще, явный талант у тебя.

Ю л ь к а. А у тебя — характер.

К и р и л л. Сравнил!

Ю л ь к а. Талант без характера — скрипка без смычка.

К и р и л л (не без самодовольства). Да, характер в сберкассе с книжки не возьмешь.

Т а м а р а (Юльке). Если я вас правильно понимаю, вы в армию за характером пожаловали?

Ю л ь к а. Вы необыкновенно проницательны.

Т а м а р а (улыбаясь). Профессия такая. Я рентгенолог.

К и р и л л. Тогда пристальней вглядитесь в его сердце… Чей светлый образ там, на самом донышке?

Ю л ь к а (поспешно). Смотри, Вася, клапан отклеился!

К о в т у н. Ну да?

Подбегает к Юльке, вдвоем они рассматривают аккордеон.

От беда! И, как на грех, клею нету…

Ж е н я (с величайшей готовностью). У меня есть! Дать вам?

К о в т у н. Сделайте божескую милость!

Ж е н я (спеша увести их от опасного разговора). Тогда пойдемте, он у меня там!

Женя, Ковтун и Юлька с аккордеоном уходят наверх.

К и р и л л (проводив их насмешливым взглядом). Вы заметили, как эта курочка на петушка нашего поглядывает? И Юлька тоже хорош… Сразу перышки распустил…

Т а м а р а (серьезно). Послушайте, Кирилл, почему вы такой злой?

К и р и л л (пытаясь отшутиться). Я не злой, я хищный! Ибо родился я в джунглях коммунальной квартиры. Сейчас и вас съем!

Т а м а р а (отстраняясь). Ну, это вы небось врете… Насчет коммунальной квартиры.

К и р и л л. Нет, было. В детстве мы туговато жили. Потом уж мой батя малость продвинулся. Правда, всего только по хозяйственной части, но квартиру получил хорошую.

Т а м а р а. Вы рассказывайте, мне про вас интересно.

К и р и л л. Тронут. Сдвинут. Опрокинут. (Помолчав.) Батя мой, к сожалению, рано хворать начал. Да так, что вынужден был на пенсию раньше срока уйти. Вот и пришлось мне, рабу божию, самому о своем будущем заботиться. Сказал я «гуд бай» университету да пошел в люди. Случались за это время разные эпизоды… Романтические и не очень романтические… Когда призвали в армию — брыкался со страшной силой. Но поверите, только здесь, в батальоне, нашел я плацдарм, откуда мне мое будущее видится, как в хорошую стереотрубу.

Т а м а р а. Вы нарочно о себе… Так без прикрас рассказываете? Это в а ш способ распускать перышки?

К и р и л л. Это мой стиль — принимать жизнь такою, как она есть. Ведь не зря говорится — жизнь не переделаешь. Куда легче найти свое место в ней. Если, конечно, искать там, где нужно.

Т а м а р а. И вы решили, что ваше место в армии?

К и р и л л. Вы же сами вчера сказали, что скоро все будет решаться нажатием кнопки… Вот и хочется быть тем, кто нажимает, а не тем, кто «ать-два, левой»… (Поспешно.) Нет, я понимаю, что высоко хватил, но помечтать об этом все-таки лестно. (Подходит к стойке и рассматривает бутылки.) О, да здесь еще осталось немного! Давайте выпьем!

Т а м а р а. За вашу мечту?

К и р и л л. За мечту! И за наше знакомство. Более близкое.

Т а м а р а. Нет, я по утрам не пью.

К и р и л л. Это меня и пугает. Вы слишком трезвая женщина. (Наливает рюмку.) Эх, жизнь солдатская, темная ночь — ни одной звездочки на погоне! Как сказал поэт:

(Пьет.) Но вчера, однако, вы тоже позволили себе увлечься. Не пугайтесь, я имею в виду ваши тирады по поводу армии.

Т а м а р а. Да, глупо я вела себя…

К и р и л л. И если не ошибаюсь, для вашей горячности были личные причины?

Т а м а р а. Да, были…

К и р и л л. Муж?

Т а м а р а. Угадали. (Помолчав.) Бойтесь жалости, Кирилл, это единственная награда, которая ждет…

К и р и л л. Неудачников? Ну, я в неудачники записываться не собираюсь. У меня походка другая. (Пауза.) Не верите?

Т а м а р а. Нет, почему же… Просто вдруг вспомнила Хрусталева и сержанта. Пора бы им уже дать весточку о себе.

К и р и л л. Прикажете отправиться на поиски?

Т а м а р а. Кто я такая, чтоб вам приказывать? Ведь сержант вас оставил за старшего. Кстати, почему это вы — только ефрейтор?

К и р и л л (неохотно). По первому году глуп был. Дисциплинка хромала. Но потом осознал и тоже вышел в передовики. Так у Сережки получилась фора. Временная. (Помолчав.) Ну, поскольку вы приказывать мне ничего не хотите, я все же пойду разомнусь немного.

Т а м а р а. Не переусердствуйте только. Горный воздух обманчив, в нем мало кислорода.

К и р и л л. Это совет врача… или женщины?

Т а м а р а. Поразмыслите на досуге.

К и р и л л. Попробую. (Выходит.)

На лестницу выбегает Ж е н я.

Ж е н я (радостно). Сережа! (По инерции сбегает вниз, затем разочарованно останавливается.)

Т а м а р а. Это Кирилл вышел. (Помолчав.) Скажите, Женя, он вам нравится?

Ж е н я. Не думала об этом.

Т а м а р а. Разве об этом думают? Это приходит само… Или не приходит.

Ж е н я (быстро.) Пусть уж не приходит!

Т а м а р а (смеется). Вот вы и выдали себя! (Помолчав.) Юлька хороший… Только не ждите, что он объяснится первый… И вообще… Хотите совета старой, мудрой женщины? Не торопитесь замуж! Все юноши кажутся нам многообещающими… Вроде деревьев, покрытых цветами и завязью, из которой непременно вырастут необыкновенные плоды… Но ведь встречаются и пустоцветы, понимаете?

Ж е н я. Я другое не пойму — злая вы или только притворяетесь?

Т а м а р а. А еж — он добрый или злой?

Ж е н я (с недоумением). При чем тут еж?

Т а м а р а (улыбнувшись). При колючках… Попробуйте возьмите его голыми руками. Между прочим, советую и вам поскорей колючками обзавестись. Целей будете.

Ж е н я (вскинув голову). Я и без колючек никого не боюсь!

Т а м а р а. Храбрость бывает разная. Ваша — это храбрость неведения. Она — до первого щелчка по носу.

Ж е н я. А ваша — уже после щелчка?

Т а м а р а. Именно. Когда знаешь, что к чему. (Помолчав.) А впрочем, без колючек, наверно, уютнее. Больше шансов понравиться окружающим. Так что считайте мои советы старческим брюзжанием и наплюйте на них. Живите, как вам подсказывает сердце. Наверно, ваш Юлька…

Ж е н я (услышав шаги, испуганно). Тише!

На лестнице появляется Ю л ь к а.

Ю л ь к а. Нет сержанта?

Т а м а р а. Ждем, как видите. Починили аккордеон?

Ю л ь к а. Сохнет.

Женя направляется к двери на кухню.

Т а м а р а (Жене). Куда вы?

Ж е н я. Помогу Раисе Филипповне хозяйничать…

Т а м а р а. Нет уж, доверьте это мне. А ваша позиция здесь.

Ж е н я. Какая позиция?

Т а м а р а (пряча улыбку). Боевая. Вдруг телефон заговорит или еще что…

Женя уходит в свою клетушку, поднимает трубку и молча держит ее в руках. Юлька порывается идти вслед за Тамарой.

(С подчеркнутым удивлением.) Вы тоже — по хозяйству?

Ю л ь к а (смешавшись). Нет… Я вообще…

Т а м а р а (невозмутимо). Я так и думала. (Уходит.)

Пауза. Женя и Юлька замерли, разделенные перегородкой. Внезапно Юлька на что-то решается и стучит в окошечко кассы.

Ж е н я (вздрогнув). Да? (Быстро поднимает дверцу окошечка.)

Ю л ь к а. Можно мне один билет на самолет? До Сочи?

Ж е н я (принимая его игру). К сожалению, все билеты проданы.

Ю л ь к а. Какая досада… А там, говорят, уже весна… Мимозы цветут, соловьи чирикают…

Женя смеется.

(Быстро.) Вы больше на меня не сердитесь?

Ж е н я. А вы на меня?

Ю л ь к а. Нет, это я виноват! До сих пор обидчив как мальчишка…

Ж е н я (великодушно). И я тоже!

Ю л ь к а. Но вы обиделись за брата. Это благородно.

Ж е н я (выбегая к нему). Скажите… Вас не пугает, что его до сих пор нет?

Ю л ь к а (бодро). Что вы! (Другим тоном.) Честно — предпочел бы с ним вместе быть…

Ж е н я (убито). Вот видите…

Ю л ь к а. Женечка! (Испуганно поправляется.) То есть Женя… Вы меня просто не поняли! Не потому, что я за него боюсь! Совсем наоборот… Понимаете, когда я с Сергеем, то мне как-то спокойней. Ни о чем думать не приходится… А это все-таки приятно, когда командир за тебя все обдумает и все решит.

Ж е н я. Но ведь Кирилл тоже ваш командир?

Ю л ь к а. Как же, отделенный… Но Кирилл — это совсем другое. Как бы вам объяснить… Мы с ним одного поля ягоды, что ли… На занятиях он меня учит, но… В общем, вы, конечно, ничего не поняли?

Ж е н я. Нет, почему, я поняла… Но Кирилл, по-моему, все-таки похож на военного…

Ю л ь к а (огорченно). А я — даже и не похож?

Ж е н я. Вы ведь только первый год служите!

Ю л ь к а. Знаете, наш старшина говорит: «И кто на мою голову эти консерватории выдумал?»

Ж е н я. Так и говорит — «на мою голову»?

Ю л ь к а. Ага! Автомат, говорит, не флейта, слюни пускать в него нечего…

Ж е н я. Ой! Он у вас с юмором…

Ю л ь к а. Ого! Особенно когда наряд вне очереди дает… Но вы не думайте, я на эти шуточки не обижаюсь! И вообще, хотите верьте, хотите нет, только я все равно добьюсь… Буду не хуже Кирилла солдатом… Или даже Сережи вашего.

Ж е н я (сочувственно). А сами небось, дни считаете, когда домой вернетесь…

Ю л ь к а. Мне еще служить и служить…

Ж е н я. А потом — в самую консерваторию?

Ю л ь к а. В самую консерваторию. Или с обрыва в Волгу.

Ж е н я (вздохнув). Счастливый… А я вот так еще и не знаю, кем буду…

Ю л ь к а. Вы уже есть… Вы — Женя…

Ж е н я (смутившись). Небогато…

Ю л ь к а. Как для кого…

Вбегает запыхавшийся К и р и л л.

К и р и л л (хрипло). Где Ковтун?

Ю л ь к а. Наверху.

К и р и л л. Зови его…

Ю л ь к а. Что случилось?

К и р и л л (бешено). Зови, говорю!

Юлька убегает наверх. Кирилл нервно шагает по залу, зябко потирая руки. Женя испуганно следит за ним. По лестнице сбегают К о в т у н и Ю л ь к а.

К о в т у н. Стряслось что?

К и р и л л. Беда, ребята…

Ж е н я (задушенно). Сережа!

В двери появились Т а м а р а и Р а и с а, слушают.

К и р и л л (злобно). Твой Сережа? В санатории сидит, кофе попивает! А тут…

Ю л ь к а. Говори же — что?

К и р и л л. За ночь с горы, со стороны перевала, сползла еще лавина. Теперь все дороги — и вниз и вверх — перекрыты намертво. Мы отрезаны на этом пятачке… В ловушке мы!

Ю л ь к а (с облегчением). Ну, это еще полбеды… Когда-нибудь дороги же расчистят!

К и р и л л. Ты прав, это полбеды… Беда в том, что сползла только маленькая часть лавины… Вся она — еще там, над нами!

Р а и с а (испуганно). Где — над нами?

К и р и л л. Лавину задержал Орлиный камень. Если б не он — она бы спокойно ушла в ущелье. Но сейчас ей туда хода нет, она уперлась в эту проклятую скалу. И с минуты на минуту лавина может двинуться на нас! В ней тысячи кубометров снега! От нас мокрого места не останется!

Ж е н я. Что же делать?

Р а и с а. Внизу, под нами, поселок горняков!

Т а м а р а. Надо поскорей уйти отсюда!

К и р и л л. Куда? Вокруг двухметровая толща рыхлого снега…

К о в т у н. Пещера! (К Раисе.) Я летом видел — в скале пещера есть, вы в ней еще продукты держали… Сколько до нее?

Р а и с а. Метров триста.

К о в т у н. Надо всем туда, в пещеру! Там если и завалит — не беда, откопают.

К и р и л л. Говорю тебе — снег вот такой… И рыхлый… Не пробраться.

Р а и с а. Пещера вся старым снегом завалена. Ведь всю зиму валил…

К о в т у н. Что ж нам — ручки в брючки и лавины дожидаться? Траншею к пещере в снегу рыть будем!

Ж е н я. Правильно!

К и р и л л (Ковтуну). Ну да, а лавина потерпит… Пока ты траншею пророешь!

К о в т у н. Ничего, ночь терпела — еще потерпит. (Вполголоса.) И вообще, товарищ ефрейтор… Поспокойней надо бы.

К и р и л л. Учи меня!

Ю л ь к а. Тише! (Прислушивается.) Мотор! Вертолет!

Ковтун, Юлька, Тамара и Женя выбегают.

Р а и с а (лихорадочно). Кирюша… Лыжи!

К и р и л л. Две пары… (Задумывается.)

Все возвращаются.

К о в т у н. Мимо прошел… Над облаками. (Раисе.) Лопаты есть?

Р а и с а. Одна. На кухне.

К о в т у н. Одной мало… Ну ничего… Будем копать по очереди. (Хочет идти.)

К и р и л л. Постой! Раиса права — мы не имеем права думать только о себе. Внизу — поселок горняков. Там дети, женщины, старики… Мы должны предупредить их о лавине.

Ю л ь к а. Но как? Ты придумал?

К и р и л л. У нас есть лыжи. Две пары. Кто-то должен рискнуть и попытаться пробиться вниз, к поселку… Я повторяю — рискнуть… Может случиться всякое…

Ю л ь к а. Ты командир… Приказывай.

К и р и л л. Нет, тут нужно добровольно. Обрушится лавина или нет — еще вопрос… А там один неосторожный шаг — и ты в ущелье. (Пауза.) Лучший лыжник у нас Василий…

К о в т у н. Прикажешь — пойду. Но лучше останусь. Сергей велел присмотреть. И вообще… Тут вроде мое место…

К и р и л л (выжидающе). Юлька?

Ю л ь к а. Что ж… Я готов.

К о в т у н. Нет, не дойдет…

К и р и л л. Думаешь?

К о в т у н. Нет.

К и р и л л. Выходит, ребята, кроме меня, некому… (Не дожидаясь возражений, начинает собираться, сначала медленно, потом все быстрей и быстрей.)

Т а м а р а. В горах нужно идти связкой. Для страховки.

Ю л ь к а. Кирилл, если нужно, меня возьми…

Кирилл только отмахивается.

Т а м а р а (медленно). У меня второй разряд по лыжам…

Появляется С и з о в а.

С и з о в а (увидев одевающегося Кирилла). Сыночки, не бросайте! Не оставляйте нас одних погибать!

К о в т у н. Да что вы, мама? С чего взяли? Он по делу идет. Сообщить, значит. А мы останемся с вами. Так что будьте спокойны.

С и з о в а. Нет, я потому… Мне сейчас помирать никак невозможно… Пока я Коленьку не увижу…

К о в т у н. Увидите, непременно увидите!

Ковтун, Юлька, Тамара и Женя уводят плачущую Сизову.

Р а и с а. Уходишь?

К и р и л л. Больше некому.

Р а и с а. Возьми меня с собой!

К и р и л л. Ты ж на лыжах еле стоишь!

Р а и с а. Ничего… Я как-нибудь… За тобой…

К и р и л л. Шутишь? Тут минуты судьбу поселка решить могут, а ты — как-нибудь?!

Р а и с а. Судьбу поселка? О ней думаешь? Врешь — о себе!

К и р и л л (сквозь зубы). Чепухи не болтай… Дура!

Р а и с а (лихорадочно). Возьми, слышишь? Чую — погибать нам, кто останется! Хрусталев удрал, Горячев… Теперь ты… А нам не судьба, так?

Вбегает Ж е н я, наливает воду в стакан и уходит.

К и р и л л (громко). Бывают минуты, когда некогда думать о своей судьбе. Не время, понимаешь?

Р а и с а (жарким шепотом). Я все понимаю! Возьми — не пожалеешь! У меня на воле большие тысячи спрятаны. Выведи — поделюсь. Будем жить — горя не знать. Только спаси, слышишь? (Повисает у него на шее.)

Медленно возвращаются Ю л ь к а, К о в т у н, Ж е н я и Т а м а р а.

К и р и л л. И обниматься будем, когда вернусь. Если живым вернусь. (Расцепляет ее руки.)

Раиса бессильно опускается на скамью и остается там лежать.

Товарищ Емшанова!

Т а м а р а. Да?

К и р и л л. Вы о разряде по лыжам — серьезно?

Т а м а р а. Вполне.

К и р и л л. И о связке — тоже?

Тамара кивает.

Тогда собирайтесь, будем пробиваться вместе.

Ю л ь к а (Тамаре). Ботинки мои возьмите. На два носка…

Ж е н я. Я сейчас веревку принесу! (Убегает наверх.)

К и р и л л (Тамаре). Сначала мы пойдем вдоль склона горы, под его защитой. Пока не достигнем русла старого ручья. И по нему попробуем спуститься вниз.

Т а м а р а (внезапно). Скажите… Этот наш риск не похож на бегство?

К и р и л л. Вы с ума сошли! Мы действительно рискуем… В сто раз больше, чем они! И потом, если лавина сойдет… Она и нас настигнет… Так что если вы колеблетесь… Еще не поздно отказаться.

Т а м а р а. Нет, пойдем.

Возвращается Ж е н я с мотком веревки. За ней входит С и з о в а.

Ж е н я. Вот, возьмите! Крепкая…

Т а м а р а. Спасибо. (Ко всем.) Не забывайте, если что…

С и з о в а. Господь с тобой, Тамарушка… (Целует ее.)

Все идут к выходу.

К и р и л л (к женщинам). Вы не ходите. Тут хоть под крышей.

С и з о в а. Мы до порога только.

Все, кроме Раисы, выходят.

Р а и с а (поднимаясь на скамье). Ушли… Все ушли… Боже мой, боже мой… (Снова опускается на скамью и рыдает.)

З а т е м н е н и е.

Когда свет загорается вновь, Р а и с а лежит на скамье все в той же позе. Лишь за окном посветлело. Пауза. По лестнице спускается С и з о в а, подходит к Раисе, осторожно садится рядом.

С и з о в а (трогает ее за плечо). Эй, Филипповна… Ты чего третий час лежнем лежишь?

Р а и с а (не поднимаясь). А что мне — плясать идти? Снег ковырять во спасение?

С и з о в а. Ребята знаешь как стараются? Уже больше половины прорыли.

Р а и с а. Стараются, да зря… Сказано было — мышеловка. Тут нас всех и прихлопнет.

С и з о в а (в сердцах). Типун тебе на язык!

Р а и с а. На тот свет и с типуном принимают.

С и з о в а. Да ты чего убиваешься больше-то всех? Неужто смерти так боишься?

Р а и с а (садится). А ты ее не боишься?

С и з о в а. Тьфу! Вот я ее боюсь! Терпеть я ее не могу — верно.

Р а и с а. Расхрабрилась… С молодыми и старому умирать веселей, так, что ли?

С и з о в а (разозлилась). Что ты меня все старостью попрекаешь? Да ты меня старей, ежели знать хочешь! Ты об себе одной только думаешь!

Р а и с а (усмехнувшись). Попала пальцем в небо… Не о себе — о нем…

С и з о в а. Это об ком же? Об Кирилле?

Р а и с а (с горестным недоумением). Ведь я его любила… Веришь — я для него ну ничего не жалела… А он? Бросил здесь погибать как собаку…

С и з о в а. Ты вслед за мной глупостев-то не болтай! Я ведь давеча из-за Коленьки все… Иначе разве я бы себя потеряла?

Р а и с а. Себя потеряла — найдешь, а он ко мне не вернется… (С горечью.) И верно, кто я ему? Полюбовница, службу коротать… А она — врач, культурная! (Яростно.) Ох, ненавижу таких — чистых да культурных! Своими руками бы удавила! К чертовой матери!

С и з о в а. Гляди, Раиса, сердцу воли не давай. Добра не будет. (Помолчав.) А что твой с Тамарушкой пошел — значит, она ему дело исполнить поможет, только и всего.

Р а и с а (грубо). Знаю я такие дела, не маленькая. Удрал и слушать не стал… А ведь я ему большие деньги посулила!

С и з о в а. Какие уж тут деньги…

Р а и с а. Нет, не думала я, что Кирилл от моих денег откажется… Выходит, деньги мои вовсе и цены не имеют?

С и з о в а. Деньгам цену люди придают… Вот у меня их отродясь не было. А счастлива бывала. И несчастлива тоже, само собой. Да все не от них.

Р а и с а (с отчаяньем). Зачем же я вокруг них колотилась всю жизнь? Молодость свою им отдала? Радости, спокойствия не знала? Разве я жила? Ведь я минуту каждую вздрагивала — вот в дверь мою постучат! Вот войдут! Я и сюда уехала, чтоб душою от страха отдохнуть в тишине да спокойствии!

С и з о в а (успокаивая ее). Раисушка, Раисушка…

Р а и с а (отталкивая ее). Пусть я раньше в страхе жила, пусть! Да зато в надежде — будет еще и счастье и радость впереди! А теперь? (С глубоким отчаянием.) Чем жить, скажи? Во что верить? Не могу! Сил моих больше нету! Нету! Нету! (Бежит наверх.)

С и з о в а. Да постой! Куда же ты?! Раиса! (Спешит за нею.)

Снаружи входят К о в т у н и Ю л ь к а — разгоряченные работой, в снегу. Они подходят к бачку и поочередно жадно пьют.

К о в т у н (любовно). Что, устал?

Ю л ь к а. Нет, ничего… (С оживлением.) А Женя молодец, правда? Не хуже нас копает.

К о в т у н. Девчушка складная… (Пауза.) Я тебе вот что сказать хотел… До ночи — кровь из носу — в пещеру перебраться надо. А то ночью ветер поднимется — тогда беда…

Ю л ь к а. Думаешь, до ночи нас никто не выручит? Вон и небо очищается…

К о в т у н. Эх, Юлька ты, Юлька… Ведь они (в сторону лестницы) на тебя да на меня надеются. А ты — все на других?

Ю л ь к а. Нет, я просто так… Уточнить обстановку. (С внезапным озарением.) Послушай, Вася… (Снимает крышку с бачка.) А что, если нам эту штуку вместо лопаты приспособить? Работа вдвое быстрей пойдет!

К о в т у н (восхищен). Здорово! Голова у тебя!

Ковтун и Юлька выходят. По лестнице сбегает одетая Р а и с а, следом торопится встревоженная С и з о в а.

Р а и с а (яростно). Пусти, говорю!

С и з о в а (вслед). Опомнись, Раиса! Охолонь!

Раиса выбегает наружу, едва не сбив с ног Ж е н ю. В руках у той — совок для золы.

Ж е н я (входя). Куда это она?

С и з о в а (махнув рукой). Совсем скопытилась бабенка… Вниз пошла, за Кириллом следом.

Ж е н я. Что вы! Разве можно! (Хочет броситься за Раисой.)

С и з о в а (удерживая ее). Не ходи. Все одно не удержишь, раз тормоза, значит, отказали… Пусть остынет немного. Авось без лыж далеко не уйдет. У нее все враз перемешалось — и любовь, значит, и ревность, и страх…

Ж е н я (вздохнув). А я, наверно, дурочка… Мне почему-то сегодня совсем не страшно… Даже весело! Только иногда за Сережу вдруг сердце защемит…

С и з о в а. А за себя не щемит нисколько? Вон над нами какая махина нависла…

Ж е н я. Я знаю… (Пьет воду.) Вот вы скажите, Марья Васильевна, мы боимся за тех, кого любим, или любим тех, за кого боимся?

С и з о в а. Куда мне, дочка, на такие закавыки отвечать… Однако, я вижу, и ты про любовь заговорила?

Ж е н я (поспешно). Что вы! И вообще, не обращайте внимания, что я болтаю… За один день столько разного произошло… У меня, наверно, тоже все в голове перемешалось…

Сизова направилась к двери.

Куда вы?

С и з о в а. Пойду сменю кого.

Ж е н я (решительно). Знаете, вы Юльку смените! Вы не думайте, он не слабый… Просто мне с ним поговорить надо.

С и з о в а. Юльку так Юльку… (Выходит.)

Женя замерла в ожидании. Входит Ю л ь к а.

Ю л ь к а (бросается к ней). Что случилось?!

Ж е н я. Нам надо поговорить…

Ю л ь к а. Может, потом, когда в пещеру доберемся?

Ж е н я. Какой ты… Сейчас! Сию минуту!

Ю л ь к а (выжидающе). Ну?

Ж е н я (с досадой). Погоди, не нукай… И вообще… Ты обещай, что не будешь смеяться…

Ю л ь к а. Что вы, Женя!

Ж е н я. Не говори мне «вы»!

Ю л ь к а (покорно). Хорошо, Женя…

Ж е н я. Знаешь, а вдруг нам жить всего ничего осталось?

Ю л ь к а. Что вы, Женя! Что ты…

Ж е н я. Вдруг на нас эта дурацкая лавина упадет? Неужели тогда в жизни так главного и не будет — ни подвига, ни любви настоящей? Подвиг от нас не зависит — это когда война или еще что… А вот любовь… Мы, знаешь, по книжкам привыкли, там все по ступенькам — от встречи до признания… Ну, а если некогда — со ступеньки на ступеньку? Вот не скажешь сейчас, что любишь, и потом уж никогда этого нельзя будет сказать!

Ю л ь к а (все еще не веря). Женя…

Ж е н я (твердо). Да!

Они обнимаются. Поцелуй.

(Оторвавшись.) Ну вот… Теперь пускай падает?

Ю л ь к а. Что ты?! Сейчас это и вовсе ни к чему!

Внезапно снаружи слышится голос Раисы: «Эй! Есть кто живой?»

(Прислушиваясь.) Кто там?

Голос Раисы: «Помогите…»

Женя и Юлька выбегают. Пауза. Возвращается Ю л ь к а с бесчувственной Тамарой на руках, за ним — Р а и с а и Ж е н я.

Ж е н я. Ой! Что с ней?

Р а и с а. Скамью пододвинь! (Юльке.) Клади, только аккуратней!

Юлька осторожно укладывает Тамару на скамью.

Васильевна где?

Ж е н я. Сейчас! (Выбегает.)

Р а и с а. Ботинки расшнуруй… (Подходит к бачку и жадно пьет воду.)

Юлька расшнуровывает ботинки. Тамара стонет.

Осторожней! У нее, видать, нога сломана…

Вбегают С и з о в а, К о в т у н и Ж е н я.

С и з о в а. Тамарушка! (Бросается к Тамаре и слушает сердце. С облегчением.) Живая…

Р а и с а. Я только от поворота вниз спускаться стала, гляжу — лежит… И след в снегу… Она не шла — ползла, пока сил хватило.

С и з о в а. Спирт есть?

Р а и с а. Коньяк.

С и з о в а. Давай!

Раиса наливает в стакан коньяк и дает Сизовой. Та, подняв голову Тамары, вливает ей в рот коньяку. Тамара стонет.

Сейчас очнется.

Т а м а р а (садится). Где я?..

С и з о в а. Здесь, Тамарушка, с нами! Все хорошо!

Т а м а р а. Я сама дошла?

Р а и с а. Доползла.

С и з о в а (Тамаре). От поворота тебя вот Раиса доставила.

Т а м а р а. Спасибо… (Пытается встать, но со стоном опускается на скамейку.)

С и з о в а. С ногой что? Сломала?

Т а м а р а. Нет, кажется, вывих…

Р а и с а. А Кирилл где?

Тамара не отвечает.

К о в т у н. Верно, где ефрейтор Карцев?

Т а м а р а (не сразу). Мне вот, видите, не повезло… Ногу подвернула, пришлось возвратиться…

К о в т у н. А ефрейтор?

Р а и с а (Тамаре). Можете толком сказать или нет?!

С и з о в а. Погодь, Раиса, не наседай. Видишь — человек еще не в себе. И вообще, давайте отсюда!

Ю л ь к а (прислушиваясь). Тише!

С и з о в а. Еще чего?

Ю л ь к а. Вертолет! (Выбегает.)

Ковтун и Женя — за ним. Напряженная пауза.

Ж е н я (появившись в двери). Опускается! Опускается! (Исчезает снова.)

С и з о в а (торжествующе). Что, не говорила я?! Это Коленька за мной прилетел!

Р а и с а. Как же, прямо на спутнике.

С и з о в а (сожалеюще). Эх ты, неверующая… Ну, не он сам — так из товарищей кто! Знала — не бросят! Знала — выручат! (Выбегает.)

Пауза.

Р а и с а. Почему про Кирилла сказать не хотите? Что у вас с ним случилось? Как он вас одну оставил?

Т а м а р а (не отвечая). Вы любили его? Или еще любите?

Р а и с а. Не тяните, лучше сразу… Где он?

Т а м а р а. Не знаю… Думаю, что с ним все в порядке…

С шумом распахивается дверь, и на пороге появляется Х р у с т а л е в с врачебной сумкой через плечо.

Х р у с т а л е в. Тамара!

Т а м а р а (встает). Наконец-то… (Делает шаг к нему, но едва не падает.)

Хрусталев успевает подхватить ее на руки.

Х р у с т а л е в. Что с вами?

Т а м а р а (пытаясь улыбаться). Пустяки… Ногу ушибла… Или вывихнула…

Х р у с т а л е в. Ложитесь, я посмотрю.

Тамара послушно ложится на скамью, и Хрусталев осматривает ее ногу.

Такс… Голеностопный подкачал… Сейчас мы его! (Вправляет вывих.)

Т а м а р а. Ой!

Х р у с т а л е в. Все! Уже все в порядке! (К Раисе.) Какая-нибудь дощечка найдется?

Р а и с а. От ящика.

Х р у с т а л е в. Годится. (Делает из дощечки шину и бинтует Тамаре ногу.)

Входят С е р г е й (у него за спиной рация), Ж е н я, Ю л ь к а, С и з о в а и К о в т у н.

Ж е н я. Сережа, я тебе серьезно говорю — никуда отсюда не поеду!

С е р г е й (улыбаясь). Сначала целовала, потом слезы лила, а теперь пререкаться вздумала? (Ставит рацию на стол.)

Ж е н я (запальчиво). Но ты не имеешь права!

С е р г е й. Имею. (Ко всем.) Товарищи женщины, приказано эвакуировать вас отсюда на вертолете. Даю пять минут на сборы.

С и з о в а. Есть! Я мигом! (Поспешно уходит наверх.)

С е р г е й (Ковтуну). Ящики со взрывчаткой где сложили?

К о в т у н. Пока у вертолета.

С е р г е й. Ладно. Раиса Филипповна, собирайтесь.

Р а и с а (тусклым голосом). Я готова…

С е р г е й (Тамаре). А ваши вещи?

Т а м а р а. Наверху.

С е р г е й (Юльке). Принеси.

Юлька убегает наверх.

(Жене.) Ты что, особого приглашения ждешь?

Ж е н я (умоляюще). Сережа, ну разреши…

С е р г е й (рассердившись). Да ты что, ребенок, в самом деле?! Мы Орлиный камень взорвать должны, а ты — под ногами путаться? Кино это тебе? Собирай вещи сию минуту!

Ж е н я (упрямо). Не буду!

С е р г е й. Приказ не выполнишь?

Ж е н я (чуть не плача). Приказ твой противный выполню, а вещи собирать не буду! Вы здесь останетесь, а я вещи повезу?

С е р г е й. Ладно. Ничего твоим вещам не сделается.

Ж е н я. Вот еще… Утешил…

На лестнице появляется Ю л ь к а, нагруженный чемоданами, и С и з о в а с узлом.

С е р г е й. Ну, все? Пошли на посадку. (Идет к двери.)

Т а м а р а. Постойте, товарищ сержант…

Сергей останавливается.

Ефрейтор Карцев, которого вы вместо себя оставили…

С е р г е й (перебивает). Знаю, мне доложили.

Т а м а р а. Нет, вы не знаете…

С е р г е й. Да вы не волнуйтесь, Тамара Викторовна, все будет в порядке. Мы уже с пилотом договорились: вертолет пойдет по вашему маршруту и в случае чего окажет Карцеву помощь. А если он уже пришел в поселок…

Т а м а р а (с силой). Не пришел он в поселок! И не придет!

Х р у с т а л е в (берет ее за руку). Постарайтесь только спокойней.

Т а м а р а. Мы не в поселок пошли, а на старые выработки свернули… Туда, где лавина нас не достанет! К несчастью, я это слишком поздно поняла… Так что летите скорей в поселок, предупредите людей.

С е р г е й (сурово). В поселке знают.

Ю л ь к а (растерянно). Как же так… Прямо не верится… (Тамаре.) Он вас оставил… Одну, с больной ногой?

Т а м а р а. Нет, ногу я потом… Когда сюда спешила вернуться…

Пауза.

С и з о в а (решительно). Ну, сержант, чего растерялся? В этом деле вы и без нас разберетесь. А нас вертолет ждет.

С е р г е й (выходя из оцепенения). Да-да, верно… Товарищи женщины, прошу на посадку! (Быстро выходит.)

Р а и с а. Ну, прощайте, не поминайте лихом. Хоть и стою я того. А Кириллу скажите… Уж я хороша, а он и того лучше… Нет, ничего не говорите! Кончено… Будто его и на свете не было… (Выходит.)

С и з о в а (к солдатам). Спасибо вам, сыночки. За все спасибо! Коленьке про вас расскажу… Только вы смотрите, поосторожней с горой этой, ладно?

К о в т у н. Уж мы постараемся, Марья Васильевна.

С и з о в а (сквозь слезы). И чтоб все живы-здоровы были, черти вы этакие… Иначе на глаза лучше не попадайтесь… (Махнув рукой, уходит.)

Женя, Ковтун и Юлька выходят вслед за ней.

Х р у с т а л е в (Тамаре). Ну, как нога?

Т а м а р а. Почти прошла. (Пытается встать, но вскрикивает от боли.)

Х р у с т а л е в. Вот видите! Лучше обнимите-ка меня покрепче. (Поспешно.) Братьев милосердия разрешается!

Т а м а р а. Ну, если братьев… (Обнимает его за шею.)

Хрусталев берет Тамару на руки и идет к выходу.

Постойте, Борис Федорович.

Х р у с т а л е в (останавливается). Да?

Т а м а р а. Посадите меня здесь.

Хрусталев сажает ее на стойку.

Я должна вам сказать… Вот вы держали меня на руках как маленькую, и от этого я почувствовала себя прощенной… Ну, словом, амнистированной по всем статьям. А ведь я этого не заслужила…

Х р у с т а л е в. Хорошо, я вас сейчас брошу на пол.

Т а м а р а. Не смешите, я серьезно. (Помолчав.) Если б я могла взять назад все, что вчера вам наговорила…

Х р у с т а л е в. Не надо ничего брать назад! Мне кажется, что только теперь я вас знаю по-настоящему. И сумею защитить вас… Если понадобится — от себя самой. Никогда больше не стыдитесь быть доброй, понимаете?

Т а м а р а. Постараюсь. Мне было очень плохо без вас.

Х р у с т а л е в. Мне тоже.

Пауза.

Можно нести?

Т а м а р а. Ладно, в вертолете договорим…

Х р у с т а л е в. Дело в том, что я не полечу этим рейсом.

Т а м а р а (испуганно). Почему?

Хрусталев молчит.

Разве вы умеете… подрывать скалы?

Х р у с т а л е в. Но я ведь врач… Я должен здесь остаться… На всякий случай.

Т а м а р а. Опять должен? И так будет всегда?

Хрусталев молчит.

Я знаю — будет… Что же вы молчите?

Х р у с т а л е в (вздохнув). Жду, когда смогу снова взять вас на руки…

Т а м а р а. Я сама! (Встает и медленно идет к выходу. Затем вскрикивает и едва не падает.)

Хрусталев снова успевает подхватить ее на руки.

Х р у с т а л е в. Рано вам еще самой!

Т а м а р а (сдаваясь). Тогда — несите…

Ю л ь к а (появляясь в двери). Вам помочь?

Х р у с т а л е в. С этой ношей я и сам справлюсь… (Уходит с Тамарой на руках.)

Вбегает Ж е н я, будто за своими бумагами, но, как только Хрусталев скрывается, она бросается к Юльке.

Ж е н я. Только ты не думай, что я тогда от страха все это сказала… Другому такое — я бы никогда!

Ю л ь к а. И я! Я тоже!

Они тянутся друг к другу, но в это время в двери появляется С е р г е й.

С е р г е й (нетерпеливо). Женька! Скорей!

Ж е н я (в сердцах). Иду же! Иду!

Сергей, Женя и Юлька скрываются. Пауза. Слышится шум мотора вертолета, он становится все тише. Быстро входит С е р г е й, за ним К о в т у н и Ю л ь к а, последним растерянно улыбающийся Х р у с т а л е в.

С е р г е й (решительно). Ну, теперь — за дело! Шурфы закладывать некогда, да и инструмента нет. Будем подрывать скалу через пещеру, мне из штаба сказали — есть там такая. Только нужно к этой пещере еще ход в снегу прокопать.

К о в т у н. Уже.

С е р г е й. Что — уже?

К о в т у н. Ход прокопали. Аккурат к твоему прилету кончили.

С е р г е й (обрадованно). Вот молодцы! Просто здорово. Тогда сделаем так. Перетаскивайте в пещеру ящики с тротилом, а я пока трубку приготовлю и связь с батальоном установлю.

К о в т у н. Есть перетаскивать! Мятлик, за мной!

Ковтун и Юлька выбегают.

Х р у с т а л е в. Я, если разрешите, тоже помогу… (Хочет идти.)

С е р г е й. Минуточку, товарищ Хрусталев…

Хрусталев останавливается.

(Подбирая слова.) Видите, какая штука… В штабе все, конечно, рассчитали, и лавина после взрыва вроде бы должна уйти в ущелье… Но сами понимаете — стихия…

Х р у с т а л е в (улыбаясь). Что именно вы хотите свалить на стихию?

С е р г е й. Потом — осколки! Автостанция, по расчетам, вне зоны поражения, но поручиться ни за что нельзя…

Х р у с т а л е в. Короче, сержант, что вы мне предлагаете?

С е р г е й. Спуститься до поворота и там переждать взрыв. (Поспешно.) Нет, вы не думайте! Просто вы врач, и если что случится — вы должны быть в порядке, чтоб помощь оказать!

Х р у с т а л е в (серьезно). Знаете, сержант… Тут некто Карцев правильные слова говорил — о солдатской службе и мужской дружбе. Не свои, но правильные. Так вот, если живы будем… Я тоже хочу иметь право считать себя солдатом! И мужчиной, черт меня побери! (Помолчав.) Так я пошел взрывчатку переносить… (Выходит.)

Улыбаясь, Сергей смотрит ему вслед. Затем принимается разворачивать рацию — достает и устанавливает антенну, вынимает микротелефонную аппаратуру и надевает наушники.

С е р г е й (повернув тумблер). «Фиалка», я «Подснежник»… «Фиалка», я «Подснежник»… (Продолжает попытки установить связь.)

В это время распахивается дверь, и вбегает растерзанный К и р и л л.

К и р и л л (задыхаясь). Где вертолет?! Я видел — здесь сел вертолет…

С е р г е й (выключив рацию). Вертолет принял на борт женщин и ушел своим курсом.

К и р и л л (поражен). Как — ушел? А ты?

С е р г е й. А мы остались. Приказано взорвать Орлиный камень. Так что ты пришел вовремя.

К и р и л л. При чем здесь я? И вообще… Ты что, в своем уме — взрывать Орлиный камень? Все это на нас посыплется, на нас — понимаешь? Горы шуток не любят!

С е р г е й (сухо). Я тоже. Особенно когда дело касается приказа. (На движение Кирилла.) Все. Потом поговорим, сейчас не до этого. Сядь вон там, не путайся под ногами.

Кирилл уходит за перегородку, садится там, обхватив голову руками. Сергей настраивает рацию. Входят К о в т у н, Ю л ь к а и Х р у с т а л е в. Они не видят Кирилла.

К о в т у н. Товарищ сержант, ваше приказание выполнено — взрывчатка заложена, входное отверстие замуровано. (Другим тоном.) Давай зажигательную трубку.

С е р г е й. Сколько до пещеры?

К о в т у н. Триста метров.

С е р г е й. Кинем, добежать сюда — две минуты…

К о в т у н. Много.

С е р г е й. Ничего, с запасом… Словом, двух метров шнура вот так хватит! (Достает огнепроводный шнур, отрезает два метра и присоединяет к нему капсюль-детонатор.) Так. Трубка готова. Значит я пошел…

Ю л ь к а (бросаясь вперед). Сережа! Товарищ сержант! Разрешите — я произведу взрыв! Нет, ты пойми! На лыжах я не мог… И с вертолетом все без меня сделалось… А это я смогу! У меня пятерка по саперному делу!

Сергей молчит.

Сергей, если ты мне друг… Я себе никогда не прощу, если не я это сделаю!

С е р г е й (решившись). Что ж, у тебя и верно пятерка…

Ю л ь к а (просияв). Спасибо!

С е р г е й. Держи трубку. Спички. Действуй!

Ю л ь к а. Есть действовать!

С е р г е й. Главное — спокойствие. И смотри не упади, когда назад бежать будешь.

Ю л ь к а. Не бойся, не упаду! (Выбегает.)

К о в т у н (порываясь вслед за Юлькой). Может, и мне…

С е р г е й. Точно. Давай за ним. Для страховки.

К о в т у н. Есть для страховки! (Выбегает.)

Х р у с т а л е в. Я наверх. Оттуда лучше видно. (Уходит.)

Сергей молча стоит у окна. Из-за перегородки выходит К и р и л л.

К и р и л л. Сергей…

С е р г е й (не оборачиваясь). Да?

К и р и л л. Я должен тебе сказать…

С е р г е й. Говори.

К и р и л л (с трудом). Ну, в общем… Я не дошел по поселка…

С е р г е й. Знаю. Емшанова рассказала. Как ты ее одну оставил?

К и р и л л. Не оставлял я! Велел ей со мной в выработках ждать. А она не послушалась, назад пошла. (Пауза.) Не молчи… Скажи что-нибудь…

С е р г е й. А что говорить? Сам не понимаешь?

К и р и л л (хрипло). Понимаю… Трус я, оказывается… Когда увидел эту махину над нами — одна мысль в башке застучала: уйти, убежать подальше…

С е р г е й. И убежал.

К и р и л л. Убежал… Но когда очутился в безопасном месте… Понимаешь, мне еще страшней стало… Чем здесь, под лавиной. Подумал — неужели это я, тот самый Кирилл Карцев? Струсил, удрал от опасности еще до первого боя? И я не смог, вернулся…

Сергей молчит.

(С надеждой.) Ведь я вернулся, Сережа…

С е р г е й. Мало этого.

К и р и л л. Знаю. Я искуплю! Не веришь?

С е р г е й. Я-то что… Ты сам должен поверить. И все другие.

К и р и л л. Я все сделаю! Вот увидишь. (Помолчав.) Презрение к себе страшней любой лавины…

С е р г е й. Побереги слова, пока в батальон вернемся… (Прислушиваясь.) Уйди.

Кирилл снова уходит за перегородку. Вбегают запыхавшиеся Ю л ь к а и К о в т у н.

Ю л ь к а (торжествующе). Товарищ сержант, ваше приказание выполнено! Докладывает рядовой Мятлик!

К о в т у н (с часами в руках). До взрыва одна минута. Полминуты. Четверть. Огонь!

Напряженная пауза. Взрыва нет.

С е р г е й (Юльке, сурово). В чем дело?

Ю л ь к а (растерянно). Я не знаю… Я сейчас… (Бросается к двери.)

С е р г е й (удерживает его). Куда?!

Ю л ь к а (вырываясь). Пусти! Я исправлю…

С е р г е й. Наставлений не помнишь? Пятерка… Теперь пятнадцать минут ждать.

К о в т у н. Все было сделано правильно… Просто бывают… Случаются задержки…

Внезапно раздается оглушительный взрыв, потом слышен стук падающих обломков и удаляющийся гул лавины.

Х р у с т а л е в (кричит, появляясь на лестнице). Пошла! Лавина пошла в ущелье, товарищи!

Сергей убегает наверх.

Ю л ь к а (шепотом). Пошла… Все было сделано правильно…

Х р у с т а л е в. Поздравляю вас, товарищ Мятлик!

Ю л ь к а. Ой, спасибо! Большое спасибо!

Смеясь, они трясут друг другу руки. Сверху сбегает С е р г е й.

Х р у с т а л е в (обняв Юльку за плечи). Сержант, вам говорил кто-нибудь, какие вы чудесные ребята? Будь я девушкой, я бы сразу во всех троих влюбился!

С е р г е й (настраивая рацию). Так бы уж и влюбились?

Х р у с т а л е в. Да-да, считайте мои слова признанием в любви. Не только к вам, ко всей армии нашей, к ее замечательному делу!

С е р г е й. Спасибо на добром слове. (Настроив рацию.) «Фиалка», я «Подснежник». (Торжественно.) Товарищ подполковник, ваше приказание выполнено! Орлиный камень взорван, лавина спущена в ущелье!

Слушает с сияющим лицом, рядом стоят счастливые К о в т у н и Ю л ь к а.

(Взволнованно.) Служим Советскому Союзу!

Мощно звучит мелодия песни «Дай руку, брат солдат».

З а н а в е с.

1962