В преддверии нового XX века обыватели Москвы и Московского уезда жили-поживали, как и все прочие россияне: со своими маленькими и большими заботами, с радостями и печалями, кто-то с приключениями, иные— как-то тихо-мирно, незаметно. Многие мечтали разбогатеть не только в новом столетии, но и «прямо здесь и сейчас».
Одна из непростых житейских ситуаций произошла в конце августа 1900 года в семье купца М. Г. Давыдова, домовладельца на Благуше.
Тогда купец выехал на несколько дней в другую местность по своим торговым делам. Будучи аккуратным в работе, он оставил жене-купчихе 250 рублей для уплаты одному кредитору, по его требованию. Супруга, конечно, как водится у всех женщин-хозяек, положила данные ей деньги в комод и находилась в ежедневной готовности к выполнению этого поручения.
По приезде домой господин Давыдов захотел узнать о положении с весьма значительной суммой денег. Естественно, он заглянул в знакомый ящик комода. Но («О, мама родная!») 250 рублей там не оказалось. На предмет их исчезновения было проведено мини-собрание в тесном семейном кругу. В результате строгого эмоционального обсуждения выяснилось, что деньги были похищены родным 12-летним сыном Петром. Уличенный Петр, почти плача, сказал, что проиграл их одному знакомому извозчику.
Сообщение Петра было коротким: «Сначала мы с ним играли в бабки на деньги, а затем в карты «Три листика». Извозчик меня обставил… Играли мы три дня в овраге недалеко от Семеновского кладбища, около нефтяных баков».
Обыгравший Петра Давыдова «водитель кобылы» был разыскан. Им оказался крестьянин Иван Михайлов Корчагин. Полиция провела тщательное дознание, в котором обнаружилось, что игра в карты в том овраге у Семеновского кладбища велась регулярным образом с разными парами игроков. Помимо Корчагина, в азартных посиделках участвовал еще какой-то Федосей, а сторожем и мускулистым охранником игравших с Петром был 14-летний сын другого домовладельца с Благуши — Иван Гауман.
Поскольку добровольно деньги никто отдавать не хотел, было открыто судебное разбирательство в Сокольническом участке. Перед судом в качестве ответчиков предстали: извозчик Корчагин, некий И. М. Денисов (как выяснилось, имевший косвенное отношение к делу) и малолетний сын купца Давыдова. Ко всем им было предъявлено обвинение в устройстве запрещенных азартных игр в бабки и карты. Причем особо строгое отношение было к извозчику как «вымогателю денег мошенническим путем в игре с 12-летним подростком». Денисов же отнекивался от своей главной роли в устройстве мероприятия и указал на Корчагина. Атому уже некуда было деваться — он согласился, что зачинщиком соревнования на деньги был он. Подросток Петр признал себя виновным абсолютно во всем: в игре на деньги в карты, в бабки, в «Три листика» и в «Круговую».
Когда же перешли к опросу свидетелей, те показали, что действительно купеческий сынок Петр во все эти игры играл практически постоянно. Из показаний одного свидетеля — мальчика Тимонина — все узнали, как он однажды даже выиграл у Корчагина извозчичью пролетку и двух лошадей, но получить такой огромный выигрыш не смог.
Разобрав дело, мировой судья, господин Новицкий, оправдал И. М. Денисова, а И. М. Корчагина и Петра Давыдова признал виновными в устройстве азартных игр.
Учитывая, что Петр был несовершеннолетним, судья постановил отдать его на исправление родителям (к чему, собственно, купец и купчиха и без решения суда были направлены), а Корчагина — заключить под арест в городской арестный дом сроком на один месяц. Про деньги в решении суда ничего не было сказано.
Страшный пожар возник ранним утром 21 мая 1902 года на кондитерской фабрике «Товарищества Эйнем», что была расположена на Берсеневской набережной.
Быстро примчавшиеся пожарные команды застали объятыми пламенем второй и третий этажи трехэтажного каменного фабричного корпуса. Огонь с ужасающей быстротой распространился по всему огромному корпусу.
Первоначально пожар охватил помещения второго этажа, занятые укладочным и упаковочным отделениями. Здесь также находилась и контора товарищества. В верхнем этаже размещались уже изготовленные кондитерские продукты.
Весь корпус с товаром, с принадлежностями для производства, с уникальными машинами (по стоимости в б тысяч рублей) выгорел полностью. Немалая масса кондитерских изделий силой стихии была выброшена из окон. Вся она представляла бесформенную груду у стен фабрики. Поблизости валялись и роскошно разрисованные коробки, цветная бумага, ящики.
И хотя пожар начался в 3 часа 35 минут ночи, когда было время глубокого сна «усталых игрушек», о нем прознали местные ребятишки. Разбросанный за забором по откосу набережной десерт привлек их внимание. Толкая друг друга, отбивая добычу, дети принялись собирать с травы сладости. Со стороны зрелище напоминало сбор счастливых грибников. Несчастье хозяев производства, Хойсов, было тесно переплетено с радостью этих малолетних москвичей.
Пока ребята, не отрываясь от земли, не знали, куда положить печенье и конфетки, пожарные старались уменьшить силу огня. В борьбе с пламенем не повезло пожарному Таганской части Евдокиму Иванову: он получил от упавшего загоревшегося бревна серьезную рассеченную травму головы, пострадал и череп. Иванова срочным порядком увезли в больницу.
Все фабричные корпуса «Товарищества Эйнем» были застрахованы. Убытки от пожара достигли 800 тысяч рублей, а добыча малолетних по сравнению с этой цифрой — жалкие крохи.
Весной 1906 года на солнышке, как в любое другое теплое время года, в лесу госпожи Епишкиной при селе Леонове, входившем во 2-й стан Московского уезда, паслись обыкновенные лошади, каких в дореволюционное время немало держали в своих дворах помещики и крестьяне.
Случилось так, что утром 13 мая (того года народных волнений) к стаду личного почетного гражданина А. Н. Нартовина подкрались пять злоумышленников. Они схватили пастуха Михаила Савкина за горло, связали ему руки и ноги, повалили на землю. Грозя револьвером, бандиты предупредили, что убьют пастуха, если он закричит о помощи. Поэтому Савкину пришлось долго и молчаливо наблюдать, как эти люди ловили по лесу самых лучших коней (стоивших, между прочим, по 300 рублей каждый). В конце концов, взяв под уздцы двух из них, воры удалились в направлении к ближайшему селу Медведкову.
Спустя некоторое время пастух Савкин был обнаружен поселянами и освобожден от веревок. В уездном стане объявили срочный розыск вооруженных похитителей. Но едва ли он увенчался успехом, так как тогда подобные нападения стали нередкими, и полицейские чины были крайне перегружены самыми разными поисками и предупреждениями более серьезных политических диверсий.
Через два года после смерти царя Александра III в 1894 году во власть вступал его наследник — Николай II. В подготовке к коронационным торжествам, проходившим в Москве в мае 1896 года, участвовала вся Московская губерния вместе с Москвой.
Древняя российская столица преображалась, «чистила перышки», изрядно украшалась, приглашались гости со всех концов необъятной России и из-за рубежа. Разумеется, не был в исключении и Московский уезд.
Здесь хороший нравственный пример для уездных поселян показали жители Всехсвятского (нынче эта местность, в большей своей части, нам известна под названием «район Сокол»).
18 апреля 1896 года содержатели местных трактирных заведений: мещанин Борисов, крестьяне Биткин, Кузин, Лавров и Окунев — явились к уездному исправнику и заявили о том, что они «для сохранения большего порядка в селе Всехсвятском во время пребывания в Петровском дворце Их Величеств во дни коронации, по общему соглашению, постановили в эти дни в своих заведениях торговлю вина не производить». Без сомнения, коммерсанты имели некоторую власть над поведением своих соседей.
Факт волеизъявления трактиросодержателей исправник записал в служебный протокол и постановил о таком примерном поступке «довести до сведения господина Московского губернатора». Возможно, что после того он с радостью пожал всей дружной пятерке руки.
Многие знают о многолетней службе в далекой старине солдат-рекрутов. Но вот 1 января в 1874 году правительством был принят Манифест, который начинался словами: «Все подданные Российского государства безразличия званий и состояний призваны к отправлению воинской повинности».
В его § 1 было записано: «Защита престала и отечества есть священная обязанность каждого русского подданного. Мужское население, безразличия состояний, подлежит воинской повинности»;
§ 2: «Денежный выкуп от воинской повинности и замена охотником (то есть другим человеком-добровольцем, — Т. Б.) не допускаются».
В § 11: «… призывается ежегодно один только возраст населения, именно: молодые люди, которым к 1 января того года, когда набор производится, минуло 20 лет отроду».
§ 17: «Общий срок службы в сухопутных войсках определяется в 15 лет, из коих 6 лет действительной службы и 9 лет в запасе».
§ 18: «Общий срок службы во флоте определяется в 10 лет, из коих 7 лет действительной службы и 3 года в запасе».
Новый Устав воинской повинности имел много разъяснений, в том числе — отсрочки по уважительным причинам, по обучению, телесным болезням и недостач кам, прочие.
В Уставе был и § 62, в котором перечислялись освобождения от воинской повинности «по знаниям и роду занятий». Так, от этой повинности освобождались:
1) священники всех христианских вероисповеданий,
2) православные псаломщики, окончившие курс в духовных академиях и семинариях или в духовных училищах. В § 63 освобождались от действительной службы в мирное время и зачислялись в запас на 15 лет лица: 1) имеющие степень доктора медицины или лекаря, магистра ветеринарных наук или фармации, или же ветеринара, 2) пансионеры Императорской академии художеств, отправленные за границу на казенный счет для усовершенствования в художественном образовании, 3) преподающие в правительственных учебных заведениях и заведениях, определенных по разрядам, не оставившие эти занятия. Также и некоторые лица, нанятые на морские должности, и матросы.
В дореволюционном уставе никаких мотивов к «отлыниванию» от воинской повинности для здоровых мужчин не было, тем более, как говорят теперь — к самостоятельному определению самого новобранца «по соображениям совести».
Россия более чем на 90 % состояла из православных жителей, остальные были иноверцами. Совсем незначительный процент составляли атеисты.
Верующее большинство населения не могло «по религиозным соображениям» скрываться от защиты отечества, избегать службы в армии, бояться винтовки. В воинских частях все, от командиров до рядовых (в мирное время на службе, в военное — перед боем, после него, в минуты затишья) молились. Все умели держать оружие, по необходимости не выпускать его из рук, по делу применять.
Страна охранялась, защищалась, имела воинские победы. Это было разумно, естественно. Ни о какой надуманной «альтернативе» не могло быть и речи.
К воинской обязанности относились очень серьезно. Как иллюстрацию этому приведу эпизод из жизни двух пареньков того времени.
В 1912 году день 7 ноября никто не праздновал. Он не был «красным днем календаря» (до ленинской революции оставалось еще пятилетие, да и даты шли чередой по старому, юлианскому, календарю). Именно в этот обыкновенный рабочий день поутру в Воинское присутствие, заседавшее в Малом зале Московской городской думы (ее здание на Воскресенской площади стало позднее Музеем В. И. Ленина), явилась пара странных новобранцев.
Молодые люди попросили провести их медицинский осмотр, который был положен по закону о воинском призыве. В самой процедуре, проводившейся в помещении Воинского присутствия много-много раз в определенные для того часы, ничего особенного не было: запись, раздевание, прощупывание и прослушивание там-здесь, приседания и тому подобные врачебные «штучки». Но на пришедших в Воинское присутствие все члены комиссии обратили особое внимание.
Дело в том, что новобранцы, назвавшиеся крестьянами из Тульской губернии, были… лилипутами. Их в родной губернии занесли в призывные списки Веневского уезда. По российскому закону они, как обладавшие физическим недостатком, имели право, в случае призыва, в обозначенный срок явиться в Воинское присутствие не по регистрации, а по своему местонахождению.
Веневцы оказались добросовестными и законопослушными гражданами. Они не стали отлынивать и пришли туда, куда им положено было прибыть.
Крохотных призывников легко и быстренько поставили на стол для осмотра, измерили их рост, вес, опросили и сделали записи в медицинских картах. Выяснилось, что лилипуты были родными братьями-туляками. А именно — детьми крестьян села Докторова Казанской волости Веневского уезда.
Старший брат, Лев Федорович Канаев, 22 лет, оказался ростом в 15 вершков (вершок — 4,45 см) при весе в 36 фунтов (фунт—454 грамма). А младший брат, Алексей, 20 лет, имел 12 вершков роста и весил всего 29 фунтов.
Оба новобранца были артистами в труппе лилипутов, которая разъезжала с гастролями по России. Братья получали по 20 рублей месячного жалованья. В момент объявленного призыва лилипуты оказались в Москве. В Думу они пришли в сопровождении своего импресарио.
Конечно, никто не уговаривал лилипутов по закону или добровольно «идти под ружье», которое они и вдвоем-то с трудом подняли бы. Им беспрепятственно выдали свидетельства, в которых они, в силу статьи 6 действовавшего тогда Устава о воинской повинности, признавались не годными к воинской службе.
Московские воры XIX века были не менее виртуозны, чем нынешние.
Так, как-то один знаменитый жулик, с каким-то смыслом вполне прилично и чисто одетый, проезжал по направлению к месту своих воровских дел через Малый Каменный мост: у него предстояла вечерняя сходка с товарищами. По дороге «братан» заметил, что ближайшая церковь ярко освещена и приукрашена.
— Что здесь такое? — спросил он у прохожих;
— Свадьба купеческая.
Жулик быстренько слез с дрожек, вошел в церковь и остановился в кругу родственников и провожатых.
Когда обряд венчания закончился, все, как водится, стали подходить к новобрачным и поздравлять их. В затянувшемся целовально-обнимальном обычае искатель «счастливых приобретений» в бархатном жилете с золотыми разводами и во фраке тоже устремился к женйху с радостной улыбкой и широко разведенными руками. Он обнял молодого: «Поздравляю, дорогуша!» Слюняво-эмоционально облобызал. Жених, развеся губы и руки, с доброй улыбкой взаимно похлопал по спине приятного незнакомца. Одурманенный радостью от события, он подумал, что симпатичный человек — один из многочисленных родственников со стороны невесты.
Жулик, который за пару минут срежиссировал и разыграл мини-постановку, быстрыми движениями пальцев снял у молодого человека с цепочки дорогие золотые часы. После того очень спокойно отошел немного прочь, смешался с толпой чужих наблюдателей и оттуда стал смотреть, какой эффект произойдет после обнаружения потери: ведь всякому художнику или мастеру своего дела всегда приятно полюбоваться на свое творение немного со стороны.
Между тем новоиспеченный муж, продолжая принимать очередные поздравления и поцелуи, вдруг почувствовал, что что-то стрекочет у него на животе. Осмотрев эту область своей одежды, он увидел причину беспокойства. Несколько укороченная часовая цепочка болталась туда-сюда налегке, без часов. Жених, теперь уже после обряда — муж, сконфузился и не знал, как на то реагировать. Шума и поисков украденного организовывать никак было нельзя. Потому ему оставалось только изображать спокойствие и бестрепетность. Купеческий сынок, потеряв доверие ко всем окружавшим его на церемонии, ничего не мог с собой поделать и стал сторониться объятий даже кровно-родных, чтобы не лишиться и последних сантиметров золотой цепочки. Он часто пятился назад и был стеснен в процедуре принятия поздравлений.
Конечно, душа вора ликовала в высоком чувстве торжества от работы своих ловких рук и мозговых отсеков, руководивших операцией.
В первые весенние дни 1913 года с галереи памятного ансамбля Александру II прыгнул и разбился молодой человек.
Это произошло так.
Около шести часов вечера у памятника, что стоял в Кремле у склона Боровицкого холма, был замечен прилично одетый очень симпатичный мужчина. Он долго ходил взад и вперед быстрыми и нервными шагами.
Иногда подходил к парапету галереи, садился и задумчиво глядел на расстилавшуюся внизу и вдали перед глазами великолепную панораму Москвы. Несколько раз вставал, куда-то уходил, а потом снова возвращался на прежнее место. Похоже, он был очень сильно чем-то озабочен.
Тогда на галерее народу было совсем немного. Молодой человек провел у памятника около полутора часов. Потому его заметили.
Время летело. В какой-то момент всех привел в испуг громкий крик того мужчины: «Конец! Довольно раздумья!» После чего неизвестный вдруг вскочил на гранитный парапет и бросился с его края под откос холма вниз головой. С высоты не менее 30 метров. Обыкновенно так прыгают ныряльщики в воду.
Сторож, работавший при памятнике и давно наблюдавший за молчаливым посетителем у обрыва насыпи, быстро побежал к месту его падения. Там он увидел то страшное, чем обыкновенным людям лучше не интересоваться…
В карманах одежды самоубийцы полицейские нашли документ на имя мещанина Афанасия Алексеевича Комарова. Его возраст составлял 26 лет. По профессии Афанасий был слесарем.
Близкий друг безумца сообщил полиции, что Афанасий был очень добрым и хорошим во всех отношениях человеком. Аккуратный, исполнительный, мастер в своей работе. Он вел трезвый образ жизни. Зарабатывал приличные деньги, ни в чем не нуждался. В последние годы жил в Грохольском переулке, в доме № 48.
За некоторое время до отчаянного прыжка Комаров познакомился с молоденькой и миловидной женщиной. Они полюбили друг друга. Была намечена свадьба. Однако чем ближе становился день торжества, тем задумчивее и нервознее проявлял себя жених. Потом почему-то родные и близкие заговорили, что свадьба не состоится.
Когда друг Афанасия захотел расспросить обо всем приятеля, тот вдруг стал сильно волноваться и ответил: «Не могу я жениться. Не бывать этой свадьбе». О причинах такого положения вещей интересоваться было просто невозможно. Товарищ лишь нечаянно узнал, что Комаров страдал какой-то тяжелой болезнью, которая не поддавалась никакому лечению.
Из-за житейской суеты, отсутствия свободного времени друзья долго не встречались. Но когда случай их свел вновь, товарищ с трудом узнал своего Афанасия. Тот стал совсем худым, имел какой-то изнеможденный вид. Раньше веселый и разговорчивый, он много молчал, лишь обмолвился несколькими короткими фразами. Среди них была такая: «Друг, не жилец я на белом свете». Товарищ опять пытался что-либо узнать от больного. Но кроме того, что отношения между женихом и невестою были очень хорошими, что они горячо любили друг друга, выудить новые подробности никоим образом не удавалось…
Такие прыжки в городе были редки. Но вдруг именно в тот же год и на том же месте, только спустя четыре месяца, история почти в точности повторилась уже с другим москвичом. Этот трагический прыжок в Кремле произошел уже в 10 часов вечера.
На крики посетителей галереи о помощи прибыли местный полицейский пристав С А. Горностаев и медицинская помощь. Самоубийцу вернуть к жизни не удалось. В его кармане была обнаружена аккуратно сложенная записка: «Дорогая Зинушка! Умираю, любя тебя. Шурик». И был приписан адрес: «Столешников переулок, 7, кв. 6». Полиция выяснила, что в жутком «Дубль-2» участвовал некий Александр Васильевич Казаков, 29 лет. Влюбленный служил приказчиком в одном из модных московских магазинов. Он тоже был очень успешным молодым человеком с неплохими перспективами для семейной жизни…
Можно вспомнить, что замечательный памятник А. М. Опекушина Царю-освободителю, открытый в присутствии императорской фамилии при огромном стечении народа в 1898 году, новой московской Советской властью был варварски уничтожен. В 1918 году фигуру Александра II сбросили с постамента и разбили, художественно расписанную галерею уничтожили. Позднее на том месте у Ивановской площади установили каменного сидящего Ленина, вблизи которого никаких прыжков-происшествий с несчастными в своих судьбах женихами в истории не отмечено. Сейчас здесь — несколько обыкновенных цветочных клумб, растет кустарник.
Поздним вечером в один из последних мартовских дней 1898 года по Санкт-Петербургскому шоссе у села Всехсвятское проходил усталый фельдшер господин П. Я. Плотников. Этой дорогой специалист-медик всегда возвращался домой со своего дежурства в Александровском убежище увечных воинов. Приют-убежище для инвалидов находился не более чем в полверсте южнее того села.
Когда Плотников поравнялся со входом трактира господина Окунева, на него внезапно напали пятеро неизвестных мужчин. Драчуны нанесли фельдшеру очень тяжелые травмы.
Ни денег, ни медицинских препаратов, ничего ценного при этом налетчиками захвачено не было.
К их досаде, в поздний час полицейские чины Подмосковья вовсе не дремали. Пусть с опозданием, но стражи порядка помогли Плотникову остаться в живых и задержали преступников.
Участниками нападения оказались крестьяне Бронницкого уезда — три брата: Александр, Иван и Егор Подкопаевы, жившие в те годы на огородах (как нынешние бомжи) при селе Всехсвятское, а также их пособники-крестьяне, постоянные жители этого села, тоже братья — Семен и Петр Галкины.
В разбирательстве о мотивах нападения на незнакомого им до того работника медицинской сферы П. Я. Плотникова всем родным и неродным между собой братьям предстояло держать ответ перед следователем земского мирового суда. Хорошо еще, что сестры не пришли на потасовку.
По многолетним наблюдениям отмечено, что астрономы и звездочеты относятся к долгожителям на нашей планете. Не астрологи или простые люди, пользующиеся их верными или ошибочными прогнозами, нет. А именно ученые мужи-наблюдатели, ведущие разные записи и расчеты по движению звезд на небе.
Но многолетнего пребывания на грешной земле нельзя отметить среди других людей, связанных своим странным поведением с передвижением «приземленной» Луны.
О лунатиках рассказываются разные случаи. Бывают весьма занятные.
Об одном из них, прямо-таки акробатическом, сообщила в 1906 году ежедневная московская газета.
Действие происходило в Китай-городе.
8 января проживавший в доме домовладельцев Чижовых на Никольской улице доверенный Чижевской биржевой артели Иван Иванов был в припадке лунатизма. Этот 22-летний работник, по рождению — крестьянин из Мосальского уезда, в три часа ночи вышел на улицу и по водосточной трубе быстро и легко забрался на карниз вблизи расположенного трехэтажного дома. Затем по этому карнизу, цепляясь за выступы стены лучше натренированного альпиниста, добрался до подоконника одного из окон и, как-то там приспособившись, уселся с наружной стороны проема. Позже выяснилось, что это было окно гостиничных апартаментов под номером 130.
Может быть, все бы обошлось нормальным порядком до момента пробуждения Ивана в рассветные часы. Но парня подвели шумы от собственных передвижений, и жилец этой «Торговой гостиницы» был разбужен.
Не понимая, в чем состояла истинная причина побудки, гость поспешил заглянуть в окно на Никольскую. Однако вид на ночной пейзаж загораживала скорченная фигура «пришельца из других миров».
Сообразуясь с правами хозяина номера, спавший обыкновенным образом в постели постучал по стеклу тому, кто только что устроился по-походному на наружном подоконнике. Сделал он это весьма деликатно: ногтем пальца.
Первого двукратного «тук» хватило для несчастья.
Лунатик сразу проснулся. Не поняв, что с ним в поднебесье делается, он развернулся. И в этом поворотном движении тут же упал с большой высоты на мостовую. При завершении полета Иванов тяжело расшибся и от боли потерял сознание…
Инициатор происшествия и владелец отполированных стукачей-ногтей поднял на ноги коридорных. Спустя некоторое время пострадавшего отвезли в Яузскую больницу для чернорабочих, что находилась на Вшивой (равно «Швивой») горке близ Таганки.
Календарный новый год для доверенного артели начался плохо. Подобные верхолазания, конечно, не способствуют долгожительству.
А вот в наше время падения лунатиков с карнизов на Никольской и соседних с ней улицах полностью исключены. По той причине, что в Китай-городе уже давно московские обыватели не живут. Этот район полностью переделан на магазинно-банко-офисный. Ночуют здесь при домах лишь бездомные Каштанки. А вот они-то в приступах лунатизма с передвижением по вертикалям фасадов ни разу не замечены.
В ночь на 5 марта 1913 года в ресторане «Северный полюс», что находился на Кудринской площади, произошла любопытная кража. Воры унесли две пирамиды бильярдных шаров, сделанных из настоящей слоновой кости. Шары имели значительную стоимость — несколько сотен рублей. В это дело, конечно, вмешались стражи порядка.
Чины московской сыскной полиции, производя дознание, установили, что кража была совершена из незапертого шкафа в нижнем помещении ресторана в то время, когда здесь дежурили пять официантов. После опроса подозреваемых (или свидетелей) по каким-то косвенным признакам выяснилось, что на воровство решился один из ранее работавших в «Северном полюсе» официантов. А именно — гражданин И. Андреев.
Оказалось, что этот преступник ночью беспрепятственно вошел в ресторанные «кулисы». Там он увидел, что все дежурные официанты крепко спали. Недолго размышляя, Андреев слегка перекусил и, уходя, прихватил с собой забавные и недешевые шары. А вот длинные деревянные кии почему-то остались стоять на своих местах, в готовности указать проснувшимся друзьям-официантам на звезды небесного свода, в том числе и на Полярную над их рестораном с соответствующим названием.
Вскоре бильярдный реквизит был возвращен на место, к радости хозяина заведения и всех игроков.
Кажется, что суматошный тоннель под железнодорожными магистралями у Выхина существует давным-давно, и представить эту местность без него просто невозможно.
Действительно, как перейти от одного узла автобусных маршрутов, расположенных справа от метро, на другой, что слева? Разве по проекту железной дороги вместе с ней этот переход не сооружался?
Нет, в планах дорогоукладчиков, выписанных инженером путей сообщения Карлом Федоровичем фон Мекк (жил в 1821–1876 годах) из-за границы, такой удобный и ныне жутко мрачный переход вовсе не предусматривался.
Когда от московской Каланчевской площади стали отходить (и к ней же прибывать) железнодорожные составы: в июле 1862 года — до Коломны, с августа 1864 — до Рязани, а в 1894 году — до Казани, жившие вблизи Выхина крестьяне и железнодорожные рабочие без особого труда поодиночке или небольшими группами запросто переходили с одной стороны поселения на другую. Причем все они знали, что для безопасности «у железки» вначале надо было посмотреть вправо, а потом, перейдя один путь — налево. Этим Рязанская (или Казанская) дорога отличалась от других: здесь пути, семафоры, стрелки, прочие приспособления обустроили на английский манер — под левостороннее движение.
Пригласивший на работу в Москву гастарбайтеров-инженеров-англичан К. Ф. фон Мекк был крупным российским предпринимателем. (К слову, родом из силезских дворян. Он стал мужем Надежды Филаретовны Фроловской — будущей любезной знакомой и материальной опоры П. И. Чайковского). И хотя первоначально коммерсанты и банкиры из общества по строительству «Казанки» предлагали построить железную дорогу длиной в 725 верст от Москвы до Саратова через Коломну, Рязань, Моршанск как одноколейную, Карл Федорович настоял на двух ее линиях. Мало того, возглавляя управление всеми подрядными работами на этой дороге, К. Ф. фон Мекк и его сын-инженер Николай (позднее, в 1929 году, расстрелянный по приговору ОГПУ) сделали ее одной из самых доходных в России. Дорога была популярной у пассажиров. О ней хорошо отзывались, часто писали в прессе…
Так, в одной из московских газет конца XIX века прошла короткая информация об удивительном происшествии на «Казанке».
Тогда две маленькие сестренки, то ли играя, то ли по поручению родителей стали переходить пути этой Московско-Казанской железной дороги вблизи платформы «Выхино».
Вероятно, за разговором девочки не услышали шума и гудка приближавшегося паровоза. Одна, увидев практически перед собой состав, успела перескочить на откос насыпи. А другая, младшая, растерялась, замешкалась и легла там, где в тот момент стояла — между рельсами. Разогнавшиеся вагоны с грохотом промчались над ее хрупким тельцем, нисколечко его не задев.
Когда поезд далеко удалился от Выхина и стало тихо, малышка поднялась, отряхнулась, перешагнула рельсы и за руку с сестрой пошла от них прочь.
Вполне возможно, что эту корреспонденцию-заметку столетием ранее меня прочитал и Л. Н. Толстой. Не на ее ли основе он создал сюжет своего поучительного рассказа для детей, вложив в руки девочек корзинки с грибами и напустив на них больше страха, чем на самом деле они пережили?
Рассказ так похож на быль. Только в нем опущено название близ располагавшегося поселения — «Выхино».