Мост Невинных

Глава 2

Тело короля под одеялом скорее напоминало тело костлявого подростка, а не взрослого мужчины. Врачи и ведьмы стояли в ногах роскошного ложа и подписывали акт о смерти венценосного и совершенно безнадежного пациента. Герцог фон Тешен, будущий регент, нетерпеливо наблюдал за переходом бумаги и пера из рук в руки. Высокий, красивый, светловолосый мужчина сорока трех лет с орлиным профилем и голубыми глазами куда больше напоминал короля, нежели несчастное отродье Генриха Льва.

Граф де Фонтанж склонил голову набок. Не знай он Филиппа Несчастливого, то сказал бы, что монарху помогли покинуть этот свет. Слишком лакомый кус стоял на кону — по мирному договору, заключенному с Амалой, король потерял почти все, на что наложили руку его отец, дед и прадед, и вынужден был не только жениться на амальской принцессе, но согласиться с тем, что регентом при наследнике будет ее дядя — Август фон Тешен. Сравнивая тощее тело на кровати и статного регента, граф задавался вопросом, не помог ли он племяннице с зачатием наследника?

После смерти короля следовали определенные, прописанные в протоколе двора действия, но сейчас никто ничего не делал. Потому что улицы даларских городов готовы были превратиться в кипящий котел, и некому было говорить традиционную траурную формулу — едва ли трехмесячный младенец может ее повторить. А регентом вот-вот, с минуты на минуту, станет иностранец, завоеватель, герцог фон Тешен, брат короля Амалы. Такого позора Далара не знала уже триста лет.

"Просто поразительно", — думал Фонтанж. Короля как будто окутывало облако несчастий и невезения: все его родственники, которые могли бы занять место регента, либо умерли, либо находились в таком возрасте и состоянии, что сами нуждались в сиделках. А герцог и вдовствующая королева были самыми ненавистными людьми в стране за сто лет.

— Как долго мы сможем это скрывать? — спросил граф у старшей ведьмы обители в Ре.

— Скрывать? — отозвалась Лотрейн. — Каким это образом?

— Что значит — скрывать? — резко вмешался герцог фон Тешен. — С какой стати? Король умер, и следует объявить о наследнике!

— В сложившейся ситуации это не вполне целесообразно.

— Что?!

— В городе зреет бунт, ваше высочество, — кротко отвечал Фонтанж. — Недовольные, узнав о кончине монарха…

— Бунт? Так прекратите его, черт побери! Для чего вас держат на королевской службе?

— Для обеспечения безопасности короны и короля. И сейчас я, как тот, кто ответственен за эту безопасность, говорю: пока вас, ее величество и ребенка не вывезут из столицы, объявлять о смерти Филиппа неразумно.

— Бесполезные, трусливые ничтожества, — фыркнул фон Тешен. — У нас есть армия и, в конце концов, гвардия. Пушки, порох и картечь. Этого достаточно для вашего спокойствия?

Фонтанж задумчиво на него посмотрел. Вряд ли герцог — дурак. Он, в конце концов, разбил их армию при Шандоре. Скорее, просто устал ждать, когда же подрезанный три года назад плод упадет ему в руки.

"А почему бы не предоставить событиям идти своим чередом? Если во время бунта черни, что-то случиться… что-нибудь фатальное… со всеми тремя, то никто не понесет ответственности".

— Но все же я прошу ваше высочество немного подождать…

— Пока труп не начнет вонять?

В этом герцог был прав. Утаить смерть короля дольше, чем на сутки, все равно не получится.

— Мы объявим о кончине его величества завтра вечером, — сказал Фонтанж. — С вашего позволения, мне нужно дать несколько распоряжений.

Герцог фон Тешен кивнул. Начальник Секрета Короля жестом попросил Лотрейн следовать за ним. В кабинете короля он написал короткую записку и вручил ее дежурному пажу.

— Отнесите это старшему королевскому дознавателю. Пусть явится во дворец немедленно.

— Что вам нужно? — спросила ведьма, когда юноша их оставил.

— Вы проверили, действительно ли юный принц Карл является сыном короля?

Ведьма неприятно улыбнулась. Глаза у нее были темными, взгляд — диким, как у рыси, и казался несколько безумным. Лотрейн возглавляла обитель в Ре уже двадцать лет, и это явно сказалось на ее характере.

— Конечно. Это обязательная процедура для всех королевских детей.

— Гм… что же показала ваша проверка?

— Что он сын Филиппа. Впрочем, у меня есть список зелий, которые мы прописывали королю, чтобы он наконец стал отцом. Мы ведем тщательный учет.

— Значит, вы уверены, что принц Карл — настоящий Монбриан?

Лотрейн склонила голову набок, как ворона. Настоящая старая ведьма: узкое лицо с острыми скулами, носом и подбородком, длинными черные волосы с седыми прядями. Худая и высокая, в черном с головы до ног, она смотрела на Фонтанжа сверху вниз в прямом смысле слова.

— А вы не уверены?

— Вам придется предъявить министрам и дворянам эдициум о родстве, — сказал Фонтанж. — И если он вызовет, гмммм, сомнения…

— С чего вы-то волнуетесь так далеко заранее? Младенец будет королем, даже если амальская коза родила его от дворника. Не стройте иллюзий.

"Фон Тешен своего не упустит", — подумал Фонтанж. Даже если ведьмы подкуплены, а эдициум — подделка, герцог не так глуп, чтобы оставить свидетелей. Хотя Фонтанж был не слишком высокого мнения об уме королевы, и если аккуратно расспросить эту милую дурочку… Но как это устроить? Фон Тешен охранял королеву, как коршун.

— Народ близок даже не к бунту, а к восстанию. Слухи о том, что принц — сын герцога, вызывают брожение умов, и доказательства королевского происхождения должны быть неоспоримы.

— Да им все равно никто не поверит, — Лотрейн в упор уставилась на графа. Ему стало настолько не по себе, что он отступил. — Вам не заткнуть все дыры в этой лодке. Филипп потерял все, чего добились его предки, довел страну до голода и разорения, в северных провинциях хозяйничают амальцы, как дома — а вы думаете, что какая-то бумажка все изменит?

Фонтанж отвел взгляд и посмотрел в окно. В темном городе то и дело вспыхивали огни, но бунт охватил не только Байолу. Эта чума расползалась по все Даларе — особенно на севере и в крупных городах. Чернь совсем лишилась страха Божьего — поэтому для нее эдициум действительно ничего не значил. Но зато он значил очень многое для других…

Фонтанж погладил эфес шпаги. Народные волнения похожи на водоворот, который поднимает со дна тучи ила, и в этой мути ничего не разглядеть. Кто знает, сколько людей, даже самого высокого звания, бесследно исчезнут в столь мутных водах?

— У вас не хватит мастеров, чтобы заставить народ заткнуться, — сказала ведьма. — Или вы надеетесь всех примирить, помахав заключением о том, что у короля единственный раз в жизни встал член, и он осилил его засовывание в амальскую девку?

— А? Нет-нет, что вы, — пробормотал Фонтанж, погруженный в свои мысли. Если бунт утихнет, то на престол взойдет принц, наполовину (а то и целиком) амалец. Но если, представим на минутку, появится возможность усадить на трон настоящего, чистокровного даларца высокого рода и достойного происхождения… О, если бы!

— Все династии вырождаются, — сказала Лотрейн. — И ваша — не исключение. Время Монбрианов ушло.

— Но вы же сами сказали, что король все-таки смог…

— Младенца даже ребенок сможет задушить одной рукой. А когда это адское варево, — Лотрейн кивнула на окно, — выплеснется на улицы, то его попросту утопят в ближайшем сортире.

— Это пророчество?

— Если хотите, — усмехнулась ведьма, — я занесу его в свитки.

— И все же, будьте добры, пришлите мне ваш экземпляр эдициума. Кстати, сколько их всего?

— Три. Один хранится у нас, другой в Королевской Геральдической палате, а третий мы отослали герцогу фон Тешену.

Если о кончине короля объявить завтра, то в течение двух-трех дней эдициум нужно предъявить двору, послам и знати. Но если после этого мутный водоворот сметет фон Тешена, его племянницу-королеву и принца, то настанет время выложить другие карты на стол. Преимущество будет за тем, кто успеет спрятать их в рукаве. Фонтанж тихо хмыкнул.

***

— Отмучился, бедный неудачник, — пробормотал Греналь и перекрестился. — Надеюсь, ему там будет лучше, чем нам здесь.

— Уж конечно, — буркнул Солерн. Мастер Николетти, скрестив руки на груди, сверлил ведьм негодующим взором. Ведьмы тоже его присутствию не радовались — Илёр чуть не зашипела, когда его увидела.

Ги прошелся по приемной перед покоями короля. Шаги гулко отдавались в просторной, пустой комнате. У дверей в королевский кабинет несли караул амальские солдаты. Ведьмы сбились в стаю в одном углу, доктора — в другом. В третьем напряженно застыли несколько агентов из Секрета Короля и Анри де Турвель, капитан королевской гвардии с парой офицеров.

У короля не осталось братьев, которые могли бы ждать у дверей момента смерти; не было близких родичей, которые готовы были бы вступить в схватку за регентство; не нашлось соратников или друзей, которых его смерть опечалила бы и заставила беспокоиться о наследии Филиппа. Потому что наследия у него тоже не было. Сын Генриха III Льва и внук Генриха II оставил после себя только счета для врачей и младенца, о происхождении которого Ги думал всю дорогу до дворца.

"В конце концов, это неважно, — решил дознаватель. — Для даларцев он всегда будет амальским отродьем".

Разумнее всего — вывезти королеву, принца и регента в какой-нибудь укрепленный замок, затем окружить Эксветен войсками и объявить о кончине монарха. Солерн был уверен, что за тем их всех и позвали.

Заметив, что Турвель пристально смотрит на него, дознаватель подошел к капитану, и они обменялись приветствиями. Солерн всегда старался сохранять вежливо-уважительные отношения с гвардией, в отличие от своего предшественника, хотя особо теплыми они так и не стали.

— Когда? — спросил Турвель.

— Не знаю. Думаю, он умер несколько часов назад.

Капитан нетерпеливо нахмурился:

— Я не о том! Когда, как вы думаете, мы вывезем из города королеву и принца?

— Сегодня. Смерть короля не утаить, и этой ночью — единственный относительно благоприятный момент.

— Согласен. Я приготовил несколько отрядов гвардейцев, один пойдет в сопровождение…

Солерн покачал головой.

— Отряд вооруженных людей вокруг закрытой кареты? Сейчас? Это как дразнить куском мяса голодных псов.

Турвель посмотрел в окно, где в темноте фонари казались волнами прилива в черном море.

— Тогда что вы предлагаете?

Греналь расстелил на широком подоконнике карту Байолы и окрестностей.

— Опасный участок только здесь, вокруг дворца, — капитан обвел пальцем центр столицы. — Дальше проще.

— Прошу извинить, монсеньор, — вежливо сказал Греналь, — но в предместьях ни черта не проще. Вы же слышали, что там было сегодня.

Офицеры согласно зашептались.

— Все зависит от того, в какой замок они направятся, — добавил Ги. — Но я бы предложил уходить по реке в сторону Анжерраса.

— На лодках? Ночью? Гм… — капитан задумался. — Затея опасная, к тому же придется организовать встречу с эскортом…

— Но зато мы сможем, не привлекая внимания, выбраться из города. Я же не имею в виду раззолоченные королевские ладьи. Минимум сопровождающих, три-четыре лодки, не больше.

Турвель не успел ответить — двери королевского кабинета распахнулись, и в приемную ступил граф де Фонтанж в сопровождении Лотрейн, возглавлявшей обитель ведьм Ре.

— Господа, — негромко объявил глава Секрета Короля, — и дамы. Вы уже знаете, что произошло сегодня. Это прискорбное, но ожидаемое событие вынуждает нас действовать.

Солерн взял карту, готовый огласить план этих самых действий, и переглянулся с Турвелем.

— Двору и городу об этом будет объявлено завтра вечером, поскольку долго скрывать печальное известие нет никакой возможности.

— Мы готовы вывезти королеву и наследника этой же ночью, монсеньор, — сказал Турвель. — Все подготовлено для…

— Вывезти? — оборвал его Фонтанж. — С какой стати вы решили, что их нужно куда-то везти?

Капитан ошарашенно заморгал.

— Но… ведь город же… Рад безопасности ее и его величества…

— Байола близка к восстанию как никогда, — произнес Солерн. — Нельзя оставлять их в городе.

— Что можно, а что нельзя — решать не вам. Итак, капитан де Турвель, ваша гвардия должна покинуть улицы и сосредоточиться на охране Эксветена. Вас сменят солдаты рот его высочества регента.

— Что?! — вскричал Турвель; офицеры бурно зашептались. — Но если народ увидит мундиры амальских цветов — он просто взбесится!

— А вы, Солерн, должны обеспечить тишину и спокойствие вокруг места казни. Луи Жильбера повесят у Моста Невинных завтра, после объявления королем Карла Третьего.

— Но монсеньор! — воскликнул Ги, едва поверив своим ушам. — Это же неразумно! Зачем в один день…

— Вы забываетесь, Солерн, — холодно изрек Фонтанж. — Кто вам позволил высказывать мнение по вопросам, в отношении которых вы должны молчать и делать, что велено?

К лицу Ги прилила краска. Какого черта?! С какой стати этот спесивый ублюдок позволяет себе подобный тон и слова?! Кровь Солернов ничуть не хуже крови северных графов!

— Вы отправитесь в обитель Ре с этими дамами, возьмете там некий документ и привезете мне. Все детали в этой записке, — Фонтанж протянул дознавателю сложенный листок бумаги с гербом короля. Дознаватель смерил графа холодным взглядом и сунул записку в карман. Чертовы северяне — никогда не изменятся! Всегда будут считать тех, кто родился южнее Тийонны, своими холопами!

— Мастер Николетти, — продолжил Фонтанж, — мы желаем, чтоб вы обеспечили спокойствие народа, когда будет объявлено о кончине.

— Нет, — ответил старик. Граф слабо вздрогнул от неожиданности:

— В каком это смысле — нет?

— Я не смогу превратить в покорное стадо население целого города.

— Но разве вы не самый лучший мастер из всех?

— Даже у меня есть предел возможностей, — ехидно сказал Николетти. — Вам понадобится два десятка таких, как я, чтобы усмирить ваш город.

К удивлению Солерна, Фонтанж не расстроился. Он поразмыслил и спросил:

— А что вы можете сделать?

— Если благодарные подданные начнут швырять в вас камни, то я сделаю так, чтоб они промахнулись.

Лотрейн фыркнула от смеха. Ги вдруг с удивлением понял, что не чувствует ореола принуждения, которое обычно распространял вокруг мастер, будучи не в духе.

— Но ваши ведьмы должны держаться от меня подальше.

— Почему?

— Потому что мы взаимно нейтрализуем друг друга, — сказала Лотрейн. — Он не может никого принуждать в нашем присутствии.

Мастер кисло улыбнулся.

— Что ж, на этом и остановимся, — подытожил Фонтанж. — До завтра, дамы и господа.

— Погодите, — сказал Солерн. — Дело, по которому я и синьор Николетти…

Граф скрылся в королевских покоях. Турвель схватил дознавателя за локоть и прошипел:

— Какого дьявола, Солерн?! Что это все значит? Он что, рехнулся?!

— Не знаю.

— Но это же безумие!

— Может, это приказы регента.

— Тогда он идиот!

Один из офицеров кашлянул. Солерн поймал взгляд Николетти — старик стоял рядом и наверняка все слышал. Но неужели, раз уж регент лишился рассудка, глава Секрета Короля не смог вправить ему мозги? Или… не захотел?

***

— Жан Жильбер убит в тюрьме, и в городе об этом уже знают, — тихо сказал Солерн. Греналь ругнулся. Они верхом сопровождали карету ведьм до обители в Ре — агенты и гвардейцы короля, всего дюжина человек. Ги был уверен, что даже ведьмам опасно передвигаться по Байоле без охраны, и упросил Турвеля выделить шесть человек. Николетти уехал домой один. Впрочем, чего ему бояться? От него и так все шарахаются…

— По приказу? — Греналь кивнул на дворец.

— Нет. Не уверен, — после некоторого колебания Солерн коротко посвятил помощника в суть дела и заключил: — Но даже если Николетти отшибается, и приказ исходит из дворца, нам следует найти мастера, которого наняли бунтовщики, и поживей.

Греналь покачал головой:

— Нету у нас времени искать какого-то неизвестного мастера, который то ли есть, то ли черт его знает. Тут завтра с утра такое начнется, что ад вздрогнет.

Солерн надвинул капюшон поглубже. Снег перестал, и людей на улицах было довольно много — они провожали карету и эскорт недобрыми взглядами. Что, если щенка убили по приказу Фонтанжа или регента? Но зачем? Как метод устрашения или шантажа — бессмысленно, поскольку Луи Жильбер уже рассказал все, что знал. Разве что ради забавы… Но за графом склонности к таким забавам Солерн не помнил. Сокамерники исключены — Жильберов держали в одиночках. А если Жан единственный, кто с общался с мастером, если этот самый мастер так яростно блюдет свое инкогнито…

— Эй! — раздался резкий окрик. — Кто такие? Куда едете?!

— За регента или за Далару?!

Солерн вскинул голову. Улицу перегородили полтора десятка человек, вооруженных палками и дубинками с гвоздями — не бунтовщики, а обычная городская шваль, решившая поживиться чем может в мутной воде. Гвардейский офицер вытянул из седельной кобуры пистолет и гневно спросил:

— По какому праву спрашиваете? Назовите себя!

Ги отбросил край плаща, показав им шпагу, но сказать ничего не успел — из оконца на двери кареты высунулась Лотрейн и рявкнула:

— Ведьмы из Ре! Прочь с дороги!

— За регента или… — вякнул кто-то, но на него зашипели "Заткнись!", и цепь людей распалась. Пара человек уже поспешно занырнула в темные проулки. Но остальным, видимо, придал смелости витающий в городе душок бунта.

— А чо она нам сделает? — выкрикнул один из нападающих, на всякий случай — из-за спин товарищей. — Старая шлюха якшается с регентом и монету гребет лопатой, а мы…

— Кто тут разговорчивый? — спросил Греналь, тоже вытащив пистолет. — Ну-ка выходи — побеседуем.

— Ведьмы против народа! — гавкнул все тот же тип, которого Солерн пока не мог рассмотреть за спинами его подельников. — Чего их бояться? Ниче они не могут, только…

Дверца кареты распахнулась. Лотрейн спрыгнула наземь, и горожанин осекся. Глаза ведьмы в темноте мерцали, как темно-янтарные огни. Она шагнула вперед (нападающие, соответственно, подались назад) и звучно сказала:

— Прокляну.

Ее низкий голос в наступившей тишине гулко отразился от стен домов, и горожане подали еще назад. Выкрики как отрезало. Суеверный страх перед ведьмами все еще был слишком силен. Но Ги был уверен — если в Байоле полыхнет по-настоящему, никакая репутация их не спасет. Потому что ведьмы, в отличие от мастеров, и впрямь мало что могли противопоставить рассвирепевшей толпе. А уж если учесть, насколько богата обитель в Ре и насколько бедны горожане…

— Ты, — Лотрейн указала на одного из шайки. — Умри.

Байолец задохнулся, схватился за сердце и упал на колени. Хрипя и скребя грудь руками, он несколько секунд хватал ртом воздух, а потом рухнул ничком и забился в судорогах. Его подельники шарахнулись во тьму и благополучно в ней растворились.

— Г-г-господи, — выдавил офицер гвардии. — Го… госпожа, вернитесь в карету, пожалуйста. Мы… нам лучше не задерживаться.

— И не выходите из кареты, — хмуро сказал Солерн. — Если их будет больше, то убийства их только разозлят.

Лотрейн повернулась на каблуках и в упор уставилась на дознавателя. У Ги мурашки побежали по спине от этого взгляда — сверкающий и дикий, как у рыси. Боже, неужто и Илёр со временем тоже?..

— С чего бы нам их опасаться? — насмешливо осведомилась Лотрейн.

— С того, что вы богаты, а они бедны. С того, что вы всего лишь женщины… — Ги запнулся, но продолжил: — Что вы им сделаете, когда их будет сотня? А тысяча? А целая толпа, если она примется штурмовать обитель?

— Есть много способов, — низко промурлыкала ведьма. — Хотя мы не размахиваем ими, как мастера своим искусством.

— А это тогда что? — Солерн кивнул на хрипящую жертву ведьмы.

— Сопутствующий ущерб, — Лотрейн вернулась в карету и захлопнула дверцу. Байолец последний раз дернулся и обмяк.

Греналь велел агентам оттащить труп в сторону, и экипаж вместе с сопровождением двинулся дальше — мимо темных домов, по самым тихим улицам, которые знал Солерн. Путь до Ре был неблизким, а вернуться следовало до рассвета, чтобы успеть все подготовить на площади у Моста Невинных. Худшего места для казни Ги и представить себе не мог.

"Какого черта Фонтанж вообще послал меня в Ре?" — раздраженно подумал дознаватель. Забрать у ведьм какую-то бумажку мог кто угодно, а Ги предпочел бы не покидать столицу. Все эти церемонии вокруг нового монарха имели значение только в мире послов, аристократии и знати — а здесь, в том мире, где жил Солерн, байольцы были твердо уверены, что в зачатии принца поучаствовал кто угодно, но только не король.

"Чертов жирдяй мог уговорить регента отложить казнь хотя бы на неделю», — Солерн поглубже закутался в плащ. Черт! Как же не хватает внедренного к бунтовщикам агента! Осведомитель знал слишком мало, а нужен тот, кто пролезет в самую гущу событий. Действия загадочного мастера вполне могут объясняться внутренней борьбой в среде самих бунтовщиков — Солерн знал, что там есть несколько конфликтующих группировок. Но последнего агента они обнаружили и убили… Наверняка не без участия мастера!

— Мост Невинных, — вдруг сказала Лотрейн, снова высунувшись из оконца. Солерн дернулся от неожиданности. — Если хотите, то одна из нас осмотрит этот сарай. Спешить нам некуда. Уже, — зловеще добавила ведьма.

— А кто оплатит?

— Долг будет на регенте.

Почему-то мысль о том, что если фон Тешен откажется платить, то ведьма заберет годы его жизни, вызвала у Ги смутную радость. Он спешился и помог выбраться из кареты Илёр. Лотрейн наверняка знала об их, гм… сношениях, но ведьмы всегда держали себя намного свободнее обычных женщин. В конце концов, замуж ведьмы не выходили и детей не рожали, так что чего ради трястись над собственной добродетелью?

— Тебе не кажется, что твой Фонтанж решил половить рыбку в мутной воде? — спросила Илёр, когда они вошли в сарай. Это до того совпадало с мрачными размышлениями Солерна, что он предпочел отмолчаться. Раз уж даже глава Секрета Короля готов втихаря пнуть шатающийся трон, то…

"Господи, да на черта я вообще этим занимаюсь?"

Как будто это кому-то нужно… Ему вспомнилось сероватое лицо Луи Жильбера с опухшими глазами в темных кругах и изрезанный труп мальчишки.

— Что тебе нужно?

— Ищи следы присутствия мастера или другой ведьмы. Хоть что-нибудь.

— Зачем? Что от этого изменится?

"Наверное, ничего".

— Мастер устроил убийство Жана Жильбера и должен за это ответить.

Илёр подняла бровь:

— С какой стати? Мальчишку все равно повесили бы, так что мастер лишь ускорил события. С чего тебе ради этого жилы рвать?

— С того.

— Ах, ну если только ради абстрактной идеи справедливости, — фыркнула ведьма, встала посреди сарая, закрыла глаза и забормотала себе под нос. Ги при свете фонаря еще раз осмотрел место преступления против короны. Сарай был пуст, не считая стола в углу и пары табуреток. Оружие уже вывезли агенты. На допросе арестованные сознались, что его предполагалось раздавать народу во время бунта, дабы дать отпор гвардии и прорваться ко дворцу, потребовать изгнания регента и амальцев, а если повезет — перебить их всех.

Правда, на вопрос "А что потом?" ни один арестант ответить не смог. То ли верили в справедливый мир, то ли не задумывались о столь отдаленном будущем. Или за спинами людей вроде Жильбера стоял кто-то еще — ловко прячущийся и пока неизвестный.

У Илёр вырвал громкий протяжный вздох. Она открыла глаза и обвела сарай странным расфокусированным взглядом. Солерн терпеливо ждал. Видения прошлого, в отличие от пророчеств, иногда бывали дольно четкими. Если повезет.

— Вижу, — пробормотала ведьма, — восемь человек. Два Жильбера и еще шестеро. Складируют и сортируют оружие. Фонари… На столе карта…

— Какая еще карта? — резко спросил Солерн. — Мы ничего не нашли.

— Они ее сожгли, когда вы… стали стрелять…

— Что на карте?

— План… План города… Кварталов вокруг дворца. Что-то отмечено, но не понять, что…

Она смолкла. Ги не торопил ее — в видениях время идет быстрее, и нужно просто подождать (как говорила ему Илёр, хотя она не всегда отвечала на его вопросы насчет ведьмовского ремесла). Глаза женщины мягко мерцали в темноте и двигались, словно она следила за перемещениями людей в сарае. Хотя почему "словно"? Именно их Илёр сейчас и видела.

— Кто-то вошел, — сказала она. — Человек в плаще с капюшоном. Отдал Жильберу письмо. Жильбер читает… Сжигает письмо.

— Что за человек? Что в письме?

— Человек… лица не разглядеть. В письме… В письме… Плохо вижу… Предупреждение! Их предупредили, что вы придете.

Ги вздохнул. О предупреждении он узнал еще на допросе. Неужто в ряды агентов просочился шпион? Проклятие, вот только его им и не хватало!

— Человек уходит… Мастер, — вдруг сказала Илёр, медленно повернула голову к Солерну и уставилась на него пустым взглядом, устремленным в прошлое. Ги стало не по себе. — Он был здесь. Не внутри, но рядом. Ушел до того, чем вы появились, — она сморгнула, встряхнула головой и протерла глаза. — Ну как, доволен?

— Еще бы, черт подери! А ты можешь посмотреть на то место, где был мастер? Вдруг ты его увидишь?

— Не увижу, — раздраженно ответила ведьма. — Я могу только ощутить его присутствие, и все. Теперь мы наконец поедем в Ре? Я устала!

— Хорошо, — сдался Солерн. Затея оказалась абсолютно бесполезной. Ну хотя бы долг перед ведьмой оплачивать будет регент.

«Но какого черта мастер торчал рядом с ними? — подумал Ги. — Если он должен был как-то нам помешать — то почему ушел? Неужели почуял Николетти и так испугался?»

Старик, конечно, никому не внушал любви, но сумел бы он одолеть неизвестного мастера в схватке? У мастеров вообще бывают драки? И что они делают? Чем один мастер может угрожать другому?

«Встречусь с Николетти завтра во дворце и спрошу», — решил Солерн.

2 декабря

Ги было двадцать девять лет, когда умер старый король. Солерн помнил, как под одиночные протяжные удары колокола даларцы стекались на Площадь Роз, и вскоре она стала похожа на море трепещущих черных шарфов, платков и лент. Генриха Льва, несмотря на крутой и свирепый нрав, в Байоле любили, и в день его смерти церкви были полны людей, свеч и поминальных даров.

По традиции Большая Матильда должна ударить столько раз, сколько полных лет прожил король — в день кончины старого короля прозвучало шестьдесят четыре удара. Но сегодня, едва колокол отсчитал десяток прожитых Филиппом лет, на балкон над площадью вышел, или скорее — выскочил, будто его пнули, мажордом Двора Его Величества. Он испуганно уставился на мрачную, молчаливую толпу и судорожно вцепился в эдикт о восшествии на престол, словно в щит.

Следом за мажордомом на балконе появился мастер Николетти и занял позицию в самом темном углу. Последним к народу вышел герцог фон Тешен, и по толпе пробежал такой угрожающий рокот, что мажордом попятился обратно к дверям. Регент сжал его плечо и толкнул к перилам.

— Это все выглядит как какой-то цирк, — пробормотала Илёр. Вместе с Ги де Солерном она наблюдала за сменой власти через окно в эркере. Свита герцога и королевы толпилась в бывшем кабинете Генриха Льва; гвардейцы под командованием Турвеля заняли позиции у окон.

— С великим прискорбием мы обязаны сообщить, — заблеял мажордом, — что Бог призвал помазанника сво…

— Туда этому выродку и дорога! И шлюху амальскую туда же с ее дядькой-трахалем!

Ги по привычке окинул площадь взглядом, выискивая крикуна. Над толпой поднялся согласный ропот. Оскорбительные выкрики мгновенно превратились в целый хор, а затем слились в единый гневный рык, от которого зазвенели стекла. Над толпой мелькнуло несколько ружей, и Солерн подался вперед.

— Ты же не побежишь усмирять их лично? — прошипела ведьма.

Герцог фон Тешен, ознакомившись с мнением народа на свой счет, вернулся в кабинет, схватил за локоть королеву Марию Ангелину с наследным принцем на руках и выволок ее на балкон. Байольцы, увидев ее величество и будущего короля, яростно взревели. Крикнув: «Гвардия, к бою!», капитан де Турвель кинулся на балкон, оттеснил герцога и встал между королевой и перилами. Стена дворца вокруг балкона ощетинилась мушкетами королевских гвардейцев.

— Прочь! — зашипел на капитана фон Тешен.

— Амальская потаскуха! — снова раздался глас народа. — Чтоб вы все передохли! Вместе с вашим ублюдком!

— Тихо!! — заорал герцог. — Турвель! Залп!

Капитан хмуро посмотрел на толпу, королеву, регента и приказал:

— Гвардия! Первый в воздух!

Над толпой грянул мушкетный залп, и настала угрожающая тишина. Пока королевские гвардейцы перезаряжались, герцог испепелил Турвеля гневным взглядом и повернулся к толпе.

— Филипп Четвертый умер! — гаркнул он, благо его голос вполне мог перекрыть грохот сражения. — Вот ваш новый король, Карл Третий! — он подтащил королеву к перилам, хотя она инстинктивно упиралась, пытаясь укрыться за спиной Турвеля. — По малолетству ему назначен регент…

Народ испустил свирепый рев, как огромный зверь, и в балкон полетели камни. Мажордом бросился наутек. Гвардейцы упали на пол, прикрывая головы руками от камней и осколков. Солерн схватил Илёр, метнулся к ореховому бюро старого короля, толкнул ее на пол и упал на колено рядом. Пистолет оказался в руке сам собой. Крики разбегающейся свиты, звон стекол и грохот камней о стены почти заглушили вопль регента:

— Огонь!

Но никто не выстрелил. Солерн выглянул из-за бюро: Турвель, закрыв собой королеву с принцем, в упор глядел на регента. На месте остался и Николетти, к удивлению дознавателя: старик сдержал слово — в балкон пока ни разу не попали.

— Огонь! — зарычал регент на капитана. — Или я пристрелю вас как бунтовщика!

Турвель молча положил руку на эфес шпаги, и Ги чуть не поперхнулся изумленным возгласом. Но королева вдруг расплакалась, как ребенок, вцепилась в руку капитана и уткнулась ему в спину.

— Гвардия, второй по толпе! — после секундного молчания приказал Турвель. Те из гвардейцев, кого не изрезало битым стеклом, дали хаотичный залп. Раздались пронзительные вопли первых жертв, и в ответ неожиданно прозвучало несколько выстрелов из толпы. Ги стиснул зубы — а ведь байольцы еще не знают, что через пару часов повесят их драгоценного Луи Жильбера! Что же начнется тогда?

До регента наконец дошло, что народ достаточно насмотрелся на своих властителей. Фон Тешен выволок рыдающую племянницу с балкона и, гаркнув «Все за мной!», устремился прочь из кабинета. Солерн, ведьма и гвардейцы последовали за ним. Последними покинули поле боя Турвель и, как ни странно, Николетти.

Едва они добрались до апартаментов королевы, которые выходили окнами во внутренний двор, как Илёр буквально вырвала из рук Марии Ангелины ребенка, развернула одеяльце и яростно вскрикнула:

— Чем вы его опоили?!

— Дядя дать капли успокоивать, — пролепетала ее величество: она мелко тряслась и скорее висела на руке регента, чем опиралась на нее. В детях Солерн не разбирался, но младенец и впрямь был какой-то бледный, даже губы синеватые.

Глаза Илёр вспыхнули, как у рыси; королева отпрянула от нее, а ведьма прижала ладонь к груди трехмесячного короля, но над ее пальцами лишь щелкнули слабые искры.

— Вы! — прошипела ведьма, испепелив мастера взглядом. — Убирайтесь!

— В чем дело? — резко спросил регент, стряхнув с руки племянницу. Несчастную девушку подхватила ее амальская камеристка.

— Наши способности взаимоисключающие, — сказал Николетти. — Ведьма не может колдовать в присутствии мастера… и наоборот. Впрочем, если сия дама удалится вместе с ее величеством в спальню, то расстояние будет достаточным…

Регент приказал что-то камеристке по-амальски, и та увела шатающуюся королеву в спальню. Ведьма скрылась там же, а герцог круто развернулся на каблуках и устремился прочь из королевских покоев, едва не столкнувшись с Турвелем и Греналем.

— Солерн! — лицо капитана было залито кровью из глубокого пореза на лбу. — Охраняйте королеву! Мы оттесним толпу, пока она не прорвалась внутрь. Если не удержим, — он схватил дознавателя за плечо и прошипел ему в ухо: — ход из Вдовьих покоев, внизу ждут лодки, они доставят вас в Анжеррас.

Дознаватель кивнул и обернулся к Греналю:

— Собрать агентов, оцепить это крыло и покои королевы! Вы! — он повернулся к мастеру, который вновь обрел привычный подавляющий ореол. — Сумеете отвлечь от нас толпу, если она прорвется к покоям?

— Если ведьма будет держаться на расстоянии — да, — отозвался Николетти.

— А больше вы ничего не можете сделать? — с затаенной надеждой спросил Греналь.

— Нет. Толпа слишком велика. Но, по-моему, у вас и так все отлично прошло, — хмыкнул старик. — Потомки такое не скоро забудут!

***

"Неплохое начало", — подумал Фонтанж. До покоев королевы донесся пушечный залп — видимо, Турвель открыл по толпе огонь картечью. Мария Ангелина вскрикнула, задрожала и залилась слезами — племянница регента не отличалась его силой духа. Дамы и камеристки захлопотали над ней с удвоенным усердием.

По пути в покои королевы Фонтанж успел взглянуть на Площадь Роз с внешней галереи дворца (с безопасного для мушкетной пули расстояния). Королевская гвардия теснила байольцев, и они отступали, оставляя за собой трупы. В воздухе реял пороховой дым, крики боли, страха и ярости смешивались с выстрелами, топотом и лязгом клинков.

Граф провернулся к Марии Ангелине, лежащей на кровати. Ему стоило определенных усилий называть ее королевой, потому что он, во-первых, помнил Екатерину, жену Генриха Льва, а во-вторых, не мог представить, чтобы в прежнюю королеву бросали камни, и никогда не видел ее плачущей.

— Ваше величество, — почтительно обратился к девушке граф. Она так съежилась, словно боялась, что он сейчас выбросит ее наружу, в руки горожан. — Угроза миновала, вы и его величество в полной безопасности.

Илёр де Ре громко фыркнула. Она сидела на полу, скрестив ноги, и укачивала венценосного младенца, который после некоторого количества оглушительных воплей наконец угомонился и заснул. Скорей всего, усыпила его колдовством — откуда ей знать, как обращаться с детьми? Все ведьмы были бесплодными и, наверное, потому такими полоумными.

— Нет, — сказал Солерн, — ничего не миновало. Все еще только начинается.

Глава Секрета Короля раздраженно вздохнул. Старший дознаватель ему никогда не нравился — его физиономия была просто вопиюще южанской, а Фонтанж не выносил южан: эти большие темные глаза, огромный нос, выпирающие скулы, произношение с мягким "э" вместо "е" и плебейскими шипящими! Граф терпел его только из-за чутья, как у собаки, и более-менее живого ума, хотя считал, что южане в целом не умнее тех же собак.

— Я не помню, чтобы вам разрешали высказывать свое мнение о текущей ситуации.

Солерн смерил его тяжелым взглядом, и Фонтанж вдруг подумал, что перед ним человек, привычный к дракам, недурно владеющий оружием и пользующийся авторитетом у кучки вооруженных до зубов агентов, которые оцепили покои королевы. А лояльность южан королям Далары всегда была более чем сомнительной…

— Мне не требуется ваше разрешение, — проронил Солерн. — Это и так очевидно. Их величеств следует вывезти из города.

Его левая рука лежала на эфесе шпаги, и Фонтанж нашел это вызывающе наглым. Но события уже потекли в нужное русло, так зачем им мешать? За пазухой приятно похрустывали две бумаги — экземпляр эдициума и письмо. Его доставку Фонтанж организовал тайно, со всеми предосторожностями и опытом, накопленным за двадцать лет в Секрете короля.

— Вешать Жильбера сегодня — не самый разумный поступок, — продолжал Солерн. — Горожане с каждой минутой теряют страх Божий, и если мы повесим того, кто для них герой и мученик, то камнями в окна дело не кончится.

О, как же граф был с ним согласен! Но лучше бы чертов дознаватель был туп, как пробка.

— Вы не вправе диктовать мне какие-либо решения, — надменно изрек Фонтанж, на всякий случай отступив на шажок. — Казнь Жильбера — необходимый нам акт устрашения.

Солерн наклонился к нему, презрев всякую почтительность, и процедил:

— Акты устрашения нужно было устраивать до того, как вы затолкали на престол амальского герцога! Думаете, Жильбер в единственном экземпляре? Страна кишит бунтовщиками и заговорщиками, и даже если мы убьем этого, остальные возьмутся за дело с удвоенным пылом!

— Как вы смеете вести со мной разговоры в таком тоне? Что вы о себе возомнили, и кто вам разрешил обсуждать со мной подобные вопросы?

В темных глазах дознавателя вспыхнул недобрый огонек, и сердце Фонтанжа слабо екнуло от опасения, что южанин почувствовал себя оскорбленным. А граф, хоть и не любил себе в этом признаваться, храбрецом не был.

— Эти вопросы с вами могу обсудить я — либо они, — Солерн кивнул на окно, — но тогда уже будет поздно.

Фонтанж нахмурился: в конце концов, два народных бунта в один день могли побудить регента к ненужной осторожности, а потому граф надменно изрек:

— Отложим казнь Жильбера до следующего дня. Возьмете с собой мастера Николетти и устроите все завтра в полдень. Когда вернется Турвель, поручите ее величество его заботам и отправляйтесь в Бернарден.

— К отъезду все подготовлено, — сказал Солерн. — Мы можем вывезти их ночью, а затем заняться Жильбером.

— Вы окончательно забылись. Я не обсуждаю с вами приказы, а отдаю их, вам ясно? Не вздумайте своевольничать и делайте, что велено.

Несколько секунд старший дознаватель так пристально смотрел в лицо Фонтанжа, словно о чем-то догадался. Чувствовать себя как на допросе было чертовски неприятно, но граф не успел поставить наглеца на место — Солерн отступил и холодно произнес:

— Как скажете, монсеньор.

— Я вынужден ненадолго покинуть ваше величество, — вновь обратился Фонтанж к Марии Ангелине. — Позволите ли вы мне оставить вас под защитой моих агентов?

— Да, да, — пролепетала королева и всхлипнула в платок. Фонтанж со всей почтительностью удалился из ее покоев, миновал двойное оцепление агентов и свернул в длинный коридор. Там он добрался до лестницы и юркнул в каморку под ней. Узкое пыльное окно выходило во внутренний двор. Обычно здесь ждала своей смены стража покоев ее величества, но сегодня граф позаботился, чтобы всех отослали.

Он вытащил письмо, развернул и поднес ближе к свету. Послание от герцога де Фриенна оказалось коротким, подписей и печатей, само собой, не было. Любопытно, что бы сказал Генрих Лев, если б узнал… Двести пятьдесят лет назад его предок в нелегкой борьбе вырвал трон Далары буквально из рук семьи Фриенн. Но, порывшись в архивах и генеалогиях, Фонтанж пришел к выводу, что более близких родичей у Монбрианов не осталось. Должно же быть у претендентов хотя бы формальное право на корону!

К окну подлетел ворон и нетерпеливо застучал клювом по стеклу. Граф открыл окно, впустил птицу и сунул письмо в кожаный мешочек, привязанный к ее лапке. Ворон каркнул и улетел.

"Неужели это правда?" — подумал Фонтанж: в народе упорно ходили слухи, что Генрих когда-то оскорбил могущественную ведьму, и потому его род пал под тяжестью ее проклятия. В то, что Лотрейн с удовольствием проклянет кого угодно вообще без всякого повода, граф охотно верил. Но чем, интересно, ей настолько не угодили Монбрианы?

"Либо она просто хочет получить привилегии как союзник новой династии", — подумал граф, который рассчитывал на пост премьер-министра или главного тайного советника. Герцог де Фриенн готов был обещать что угодно в обмен на корону для старшего сына — все же садиться на трон в семьдесят лет не слишком разумно.

Фонтанж хмыкнул. Он даже не сомневался, кто из Фриеннов будет править на самом деле — герцог уже сорок лет держал в железном кулаке и все свое многочисленное семейство, и весь северо-восток Далары — который сильнее всего пострадал от войн с Амалой. Страшно представить, какие чувства бушевали в груди герцога, когда Филипп велел ему отдать кусок владений чужакам…

Что ж, начало положено. Теперь главное — опередить прочих претендентов, чтобы собрать все козыри.