(Скай Васкес, штатный корреспондент «Кью»)
Проигравший не сдается. Проведя переговоры и заручившись поддержкой делегатов, Роки Хейз на третий день съезда вышла на сцену, объявив о начале нового этапа — участия в гонке в качестве свободного игрока. Как сообщают инсайдеры в стане Хейз, она отвергла подготовленную для нее официальную речь, чтобы сохранять спокойствие среди делегатов, пока они не проголосуют. В предоставленное ей время певица предпочла поблагодарить своих сторонников, а также заявить, что разрывает связи с партией и будет баллотироваться как независимый кандидат.
«Если вы все еще верите в меня, как я верю в вас, присоединяйтесь ко мне в увлекательной гонке за честь стать президентом», — сказала она, и ошеломленный зал взорвался овациями.
Сразу вслед за этим Хейз пригласила на сцену губернатора Нью-Гэмпшира Фрэнка Фишера: «Вот мой нынешний партнер и ваш будущий вице-президент».
Зал взревел, потрясенный таким невероятным поворотом событий. И тут зазвучала музыка. Роки начала: «Партия, пойдем с нами!» — свой новый гимн.
В тяжелое время партии нужно единство,
Я ухожу без обид и не буду устраивать свинство,
Новая жизнь наступает, и я верю — мы будем вместе.
Свободные духом, свободные телом,
Мы знаем себе цену, мы знаем одно дело:
Ради победы пройти эти беды по новому следу.
И в этот вечер у нас остаются надежда и вера в нашу страну.
Мы не покинем арену, мы не пойдем ко дну.
Идите за мной, и я вас не обману.
Хейз могла бы продолжить, но внезапно аудиосистема отключилась, огни погасли, и ведущий объявил: «По техническим причинам сегодняшний раунд заседаний будет закончен раньше. Мы постараемся все исправить к завтрашнему дню. Всем спасибо».
Когда участники покидали зал, в топ «Твиттера» вышли сообщения #ход_съезда_переломлен и #роки_ хейз_идет_в_президенты.
В дальнем углу конференц-зала Джей не отводил напряженного взгляда от телефона. Хотя весь офис впал в спячку, характерную для конца июля — кто отправился в отпуск, кто взял длинные выходные — и дедлайны постоянно нарушались, политический отдел не знал покоя. Его собрание неугомонная Хелена назначила именно сейчас, когда съезд закончился и репортеры вернулись с поля битвы. Они наконец-то чувствовали себя дома, пожимали друг другу руки, улыбались, делились «боевыми впечатлениями». Только Джею казалось, словно он тут ни при чем, хотя Скай по своим профессиональным результатам превзошел всех. Было бы легче, если бы здесь присутствовал он сам. Он уже собирался вернуться домой — сразу после речи Роки, — однако вынужден был отправиться с командой Хейз, включая Фишера как ее нового партнера, в Новую Англию. Даже Скай не ожидал, что Роки рискнет выступить в гонке самостоятельно.
Хелена вошла, как всегда, вооруженная ноутбуком и кучей других гаджетов.
— Ну а теперь начинаются… сами выборы! — сказала она. — Многие из вас давно здесь не появлялись. Очень рада видеть ваши лица.
Пробежавшись по рейтингам, количествам просмотров, данным по новым подписчикам, перечислив все успехи «Кью» за безумное, непредсказуемое время праймериз, она перешла к главному:
— Без сомнения, все вы отлично потрудились.
Можете себе поаплодировать.
Хелена сделала короткую — всего на пару секунд — паузу, затем прервала овации:
— Однако, как вам известно, поле деятельности сократилось — вместо весьма примечательных двадцати восьми участников у нас осталось только трое. Это означает, что надо провести реструктуризацию, чтобы все наши ресурсы были использованы по максимуму и в правильном направлении. Мы должны сосредоточиться на трех кандидатах, которые остались.
И она прочла список распределения репортеров по кандидатам. Когда она закончила, Джей понял, что Ская нет ни в одной из групп. Что Ская вообще нет в списке.
— Итак, у нас есть три группы, и с каждой по отдельности я поговорю, чтобы разработать план действий до ноября. Остальные…
Джей деликатно поднял руку. Этого не заметили. Хелена продолжала говорить. Наконец он просто окликнул ее с противоположного конца стола:
— Хелена!
Она остановилась:
— Да, Джей, можешь идти, если хочешь.
— Нет, ну вы послушайте! — сказал он.
Кровь у него вскипела, но он старался держать себя в руках. Эти месяцы измотали его, выбили из колеи, он пережил множество сомнений, он думал, как быть, если Скай его оставит, как перенесет его уход. Но у них все оказалось в порядке. Они справились с этим испытанием, разве нет? Да, ему не хотелось больше жить в страхе перед будущим, но в данный момент имело значение только то, чтобы Скай по-прежнему делал то, что ему нравится, что он любит.
— Нет! — Вскочив с места, Джей даже сам себя удивил. Все повернулись к нему. — Мы показали класс. Нам не нужна дополнительная помощь с Хейз.
— Это была не просьба, а распоряжение оставить это дело, — холодно произнесла Хелена. — Сейчас у нас есть специалисты, которые работают в этом направлении…
— Я не собираюсь сидеть тут молча и слушать, как Ская отстраняют. Его это просто убьет. Ская, который сообщал самые горячие новости, который стал номером один в рейтинге…
Он наклонился к Хелене и даже стукнул ладонью по столу для пущей выразительности.
— Джей, послушай, вы были новичками в политической команде и проделали грандиозную работу, — сказала она. — Но именно так все устроено в этом отделе. Это не культурный сектор. Здесь постоянно кого-то переназначают. Бизнес, ничего личного.
— Так вот, именно с точки зрения бизнеса я гарантирую, что вы не достигнете тех вершин, которые достиг Скай, если отстраните его от Хейз, — сказал он твердо.
— Джей! — оборвала его Хелена. — Хватит!
— Нет! Знаете что? Я просто захвачу этот офис, — его заклинило, — и буду саботировать это заседание, пока не добьюсь своего. Да, как пират. Я буду говорить о Скае, пока мне не пообещают, что он продолжит делать то, что делает, а не получит коленом под зад.
Он вытащил телефон и открыл приложение «Кью», выискивая статьи Ская.
— Давайте-ка воскресим в памяти, как он работал, а? — продолжал Джей, не обращая внимания ни на Хелену, ни на усмешки прочих членов команды. — Я начну с самого начала. Пожалуй, с конца января. Он сдавал материал или два каждую неделю или две. «Жизнь партии», — принялся он читать, повысив голос.
Они пытались что-то обсуждать, игнорируя его. Они требовали, чтобы он ушел. Они поедали его взглядами. Но в конце концов Хелена сдалась.
— Хорошо! Стоп! — воскликнула она, обхватив голову руками. — Вы, ребята, будете работать. Только прекрати это.
Джей улыбнулся и спокойно сел на место. Он даже не сказал «спасибо». Разве стоит благодарить вора, если он всего лишь вернул украденное? Джей поклялся, что ничего не расскажет Скаю. Тот заслужил право продолжать свою работу. И Джей никому не позволит этому помешать.
Неделя съезда обернулась для Кэди вереницей тяжелых, эмоционально и физически, дней. Не отличись она в «Преамбуле», заказала бы там что-нибудь в офис, чтобы избавиться от похмелья. Она проснулась на своем диване, не понимая, где находится, сколько времени прошло и сном или реальностью было все случившееся.
К собственному ужасу, она быстро осознала: реальностью.
Она думала, не позвонить ли на работу и не сказаться ли больной. Но как всякому, кого снедает печаль, ей просто необходимо было чем-то заняться — и лучше всего чем-то привычным, — для того чтобы хоть немного прийти в себя.
Сегодня Мэдисон собиралась готовить перед зрителями «Юго-западный салат», используя один из наборов, продающихся в супермаркете, — с уже упакованными сметаной, маисовыми лепешками, сыром и приправами, — а затем поместив все это в огромную серебряную чашу, похожую на кубок, которые выдают чемпионам Уимблдона.
Миссис Гудфеллоу, как было у нее заведено, кинулась к Кэди с объятиями и попросила звонить без обиняков, если что-то потребуется. Хэнк приезжает в город, так что она должна вернуться в их апартаменты. Как только шоу закончилось, Кэди позвонила Рейги. Та сразу сняла трубку.
— Кэди, как ты?
— О-о-о-о! — простонала она, приложив ладонь ко лбу.
— Я этого опасалась, — сказала Рейги.
На заднем плане близнецы нараспев клянчили:
— Мамочка, мамочка, дай еще печенья.
— Тихо, дорогуши. Мама разговаривает с тетей Кэди. У тети Кэди была плохая ночка.
И близнецы повторили, опять нараспев:
— Пло-о-о, но-о… пло-о-о-о но-о-оо…
Кэди обожала Рейги, но ей с трудом удавалось выносить этот вокал, особенно с похмелья. Она сразу перешла к делу:
— Уехав от вас, я кое-что натворила, и мне нужна твоя помощь, чтобы мне не пришлось записываться в программу по защите свидетелей или просто исчезать.
— И всего-то за одну ночь? Неплохо! Кто же это был? — спросила Рейги с оттенком материнского участия.
— Нет-нет, все не настолько ужасно.
— Хорошо. Извини. Рассказывай.
Кэди изложила события, произошедшие после того, как она уехала от Мэдисон. Ну, что сумела вспомнить.
— …и, кажется, я набросилась на Паркера…
— Так в чем проблема? Он привлекательный, даже очень, отвлекись, дай себе разрядку… — Помолчав, Рейги спросила: — А он-то поймал твой посыл? Тебя поймал в объятия?
— Боюсь, что нет, — смущенно прошептала Кэди.
— У-у-у! Ясно. Я в шоке. Я полагала, он растает сразу. Черт возьми! Наверное, я слишком долго исполняю роль мамы и мои инстинкты притупились, — сказала она. — А может быть, это тебе показалось, что ты на нем повисла, а на самом деле ты ему дала шанс, но перемудрила? С тобой такое случается, я замечала.
— Вовсе нет. Я полагаю, что была предельно откровенна.
— У-у-у! — снова выдохнула Рейги. Она все никак не могла успокоиться. — Хорошо. Не зацикливайся на этом. Сделай первый шаг, разберись с этой ситуацией. Просто напиши ему, что ты была не в себе, на тебя повлияло вещество, которое тебе дали. В конце концов, это правда.
— Неплохая мысль, — произнесла Кэди.
Она повесила трубку, но писать Паркеру не стала. Она очень надеялась, что в действительности все-таки ничего не произошло.
После обеда в пятницу — спустя четыре дня с тех пор, как ее личная жизнь рухнула, — Кэди неотрывно смотрела в окно офиса на залитое солнечным светом небо над Потомаком, хотя должна была планировать расписание шоу на следующую неделю.
Весь адреналин, который помогал ей работать как заведенной и поддерживал в ней злость, испарился. Кэди с головой ушла в подготовку выпусков шоу, и здесь все шло прекрасно. Ее вовсе не волновало, что о ней скажут. Иногда работа действительно может служить успокоением и отвечать взаимностью, особенно когда в личной жизни все мосты сожжены. Последний выпуск «Секретов кухни Мэдисон Гудфеллоу» цитировался повсюду. Лишь «Отличного дня, округ Колумбия!» все еще предоставлял Мэдисон время. Правда, Кэди подозревала, что в такой ситуации повинен пресс-секретарь Хэнка — он старался, чтобы Мэдисон особенно не светилась. Но, к счастью для Кэди, сама миссис Гудфеллоу была настроена иначе — ей хотелось ускользнуть из-под опеки, чтобы продолжать выступать в шоу.
— Я всех вас так люблю! — признавалась она Кэди. — Вы позволяете мне оставаться собой.
Кэди знала, что опыт общения с прессой у Мэдисон куда больше, чем у кого-либо из команды ее мужа, и ей стоит дать шанс. Она стала бы великолепной первой леди. В какой-то момент Кэди поняла, что движет Мэдисон на самом деле: она просто наслаждалась вниманием публики и новыми знакомствами.
Она снова попыталась сконцентрироваться на расписании, в связи с грядущими Олимпийскими играми очень напряженном. Записать интервью с местными атлетами, которые собираются в Рио, дать зрителям советы, как лучше смотреть соревнования, рассказать о рецептах местной кухни. Пятничное шоу будет записано в ресторане «Гриль из Ипанемы», бразильском заведении в районе Адамс-Морган, где они с Джексоном пробовали «Кайпиринью», когда он только что перебрался в Вашингтон, а она впервые приехала к нему на выходные. Каждая такая встреча была словно маленький медовый месяц. Они нежились в постели, не строя никаких планов, желая лишь как можно ближе узнать друг друга, а вечером в субботу отправиться поужинать или выпить коктейль — порой с кем-то из его коллег и друзей, и всегда — в самые модные, заметные места. Оглядываясь назад, она чувствовала, что тогда их объединяло гораздо больше, они были куда более слаженной командой, чем после ее переезда в Вашингтон.
Она схватила сумку, собираясь выпить кофе, чтобы как-то досидеть этот рабочий день, когда телефон дважды звякнул — два сообщения одно за другим. Джексон.
«Можно мне приехать домой?»
И еще:
«Полагаю, нам есть о чем поговорить».
Кэди вздохнула и снова опустилась в кресло. Извинения закончились к вечеру вторника, и эсэмэски от Джексона стали приобретать все более прозаический характер.
«Привет! Ты получаешь мои сообщения? Чем ты занимаешься? Ты где? Ты в Вашингтоне?»
Она не отвечала. Им есть о чем поговорить? Кэди покачала головой и напечатала в ответ:
«Ты думаешь?»
Она произнесла это вслух. И стерла текст, не отправив.
— Все, хватит с меня, достаточно, — сказала она телефону, бросив его на стол, как раз в тот момент, когда нервная молоденькая стажерка подошла к ней с текущей почтой. Девушка выглядела испуганной.
— Это я не вам, простите, — сказала Кэди. — Это… Ну, неважно. Спасибо. Вы прекрасно справляетесь, — поспешно добавила она.
Девушка быстро ретировалась.
Кэди начала наводить на столе порядок, сложила в стопку несколько журналов и приглашений, положила рядом свернутый в трубочку постер, — словно это занятие могло помочь ей упорядочить мысли. Затем снова потянулась к мобильнику. Придумать нужный ответ было очень трудно. Этому вовсе не способствовали приступы отчаяния, накатывающие на нее с понедельника. Ее просто тошнило, когда она представляла, что придется разговаривать с ним. Смотреть на него.
Вздохнув, она написала:
«Когда угодно. Я не меняла замки. Пока».
Ей нравилось держать его в напряжении. Она нажала «Отправить». Затем снова напечатала: «Шутка». И добавила: «На данный момент».
«Остановись!» — одернула она себя. Все, довольно. У нее нет способностей к драме. Парни легко расстаются с девушками вроде Кэди и чаще всего тут же забывают об их существовании. И девушки вроде Кэди воспринимают это спокойно — так даже проще жить.
Почему в последние полгода им уже не было хорошо вместе? Что произошло? Обдумывая случившееся — изматывающее занятие, которому она после той злосчастной поездки предавалась как минимум по часу в день, — Кэди понимала, что, когда она переехала в Вашингтон, их отношения с Джексоном ухудшились.
Эта тенденция стала заметна с того момента, как Джексон попросил ее руки и сердца, и ее кульминацией стал тот самый Черный понедельник. Но что изменилось? Нельзя во всем винить постоянные отлучки Джексона. Они и прежде находились на расстоянии друг от друга, однако это не играло никакой роли. Она задавала вопросы, но холодный разум подсказывал ответы, которые вряд ли могли успокоить ее сердце.
Джексон прислал эсэмэску: «спс». Даже не удосужился написать слово полностью. Она разозлилась — адреналин снова закипел в крови — и написала «групповое» сообщение: «911. Он приезжает сегодня. Совет. Целую, обнимаю».
Рейги откликнулась первой: «Подготовься по всем пунктам, распечатай план, если надо. Будь твердой, ставь точки над „i“, ничего не оставляй недосказанным».
Потом Бёрди: «Срочно запишись в салон красоты. Не скупись. Здесь немало заведений с хорошим обслуживанием. Выглядеть великолепно — это тоже месть. И отличная!»
Затем Джей: «Настройся дать ему под зад. И послушай какую-нибудь клевую музыку. Ты сама себе хозяйка!»
И наконец, даже Мэдисон: «Просто скажи ему все, что думаешь».
У Кэди сразу отлегло от сердца. Гнев уступил место благодарности. Она, обойдясь без всяких дурацких сокращений, написала им всем: «Огромное спасибо, вы — мои лучшие друзья!»
Теперь она могла опереться на свою собственную группу поддержки, и это придавало ей сил. Ее так трогало чье-то понимание. Тем более что ни с кем из прежних друзей она поговорить не могла: слишком уж далеки они были от ее нынешней жизни.
Вновь обретя мужество, она составила график визитов, а также план беседы с Джексоном, ответила на письма, подобрала плей-лист на телефоне и, взяв такси, поехала в Джорджтаун.
Ни в одном салоне красоты Кэди не могли принять раньше восьми вечера, а пятничные пробки угрожали еще больше оттянуть возвращение домой, но ее это устраивало.
В глубине души она надеялась, что Джексону придется ждать, пока она появится во всем блеске. Пусть почувствует, каково это, когда ее нет рядом. Пусть заметит пустое место в шкафу, где еще недавно висели ее платья. Она сложила их в сумку в среду вечером, на пике гнева, когда слушала выступление Картера на съезде. Джексон вовсе не заслуживает снисхождения, раз уж для Кэди эта неделя стала поистине худшей в жизни.
Пусть посмотрит на грязную посуду, которую бросил в раковину после завтрака в день отъезда, — Кэди вымыла только свою.
Пусть включит телевизор и увидит, что он настроен на Восьмой канал, на шоу «Отличного дня, округ Колумбия!».
Пусть обнаружит, что она записывала, чтобы потом пересмотреть, выпуски этого шоу, а вовсе не спортивные мероприятия.
По дороге, погруженная в раздумья, она слушала музыку из плей-листа — в основном песни Роки Хейз. Отпирая дверь квартиры, она почувствовала испуг — стоило пропустить стаканчик вина по пути. Дома было темно и тихо.
— Эй! Привет! — сказала она в эту черную пропасть, прекрасно понимая, что не дождется ответа. Сейчас она ненавидела Джексона даже больше, чем прежде. Почему он до сих пор не явился? Она направилась прямиком на кухню. К винной полке. Впрочем, нет, у нее есть кое-что получше. Она открыла холодильник и достала бутылку шампанского «Вдова Клико», которую им подарили на помолвку. Разве не замечательно? Прекрасное шампанское, хранившееся для важного случая. Вот такого, как сегодня.
Кэди сорвала печать, осторожно вытащила пробку и щедро плеснула шампанского в кружку с логотипом шоу «Отличного дня, округ Колумбия!». Потягивая напиток, она уселась на диван, однако не торопилась снимать туфли и платье. Если он придет, она скажет, что и сама только что вошла. Она тоже была очень занята, у нее куча дел, она развлекается, живет полноценной жизнью и выглядит так, что он еще пожалеет, что оставил ее. Правда, лишь выглядит.
Когда она проснулась, по телевизору вещал Сет Майерс, а в квартире по-прежнему было пусто.
— Эй! — позвала она.
Кэди показалось, что ее собственный голос отозвался эхом.
На телефоне — никаких сообщений, кроме одного от Рейги, два часа назад:
«Ну, как дела?!»
Кипя от ярости, Кэди ответила:
«Отлично! Меня обвели вокруг пальца и кинули. Но волосы и ногти в полном порядке».
Ворочаясь в постели и размышляя, она так и не уснула. За эту ночь, полную болезненного разочарования, в голове Кэди установилась полная ясность. Она пришла к мысли не ждать возвращения Джексона, и эта мысль ей нравилась. В шесть часов утра Кэди, уже одетая, складывала вещи в сумку.
Она толком не знала, куда пойдет и как долго будет скитаться, но точно понимала одно: контроля над ситуацией упускать нельзя. Если Джексону надо поговорить, пусть ищет ее и добивается встречи. Она не собирается сидеть здесь, дожидаясь его.
Тед приехал домой на несколько дней, поэтому загружать Рейги своими проблемами Кэди не хотела. Однако Скай, скорее всего, был еще с Роки Хейз, и Джей вполне мог составить ей компанию. Она решила, что попозже позвонит ему, и принялась паковать в чемодан одежду, которую чаще всего носила, косметику, фен. Когда она взялась за туфли, дверь в квартиру открылась.
«Это не может быть он. Разве Джексон способен явиться так рано? Он ни за что никуда не пойдет в семь часов утра в субботу».
Он резко отворил дверь в комнату, сразу наткнувшись на чемодан.
— Кэди? — спросил Джексон усталым голосом. Она не ответила, только начала еще быстрее складывать вещи — словно в кино, которое поставили на ускоренный просмотр. Звук его голоса привел ее в ярость. Она будто вернулась в ту комнату в отеле, где сидела эта гадкая красотка Вилла, с которой он, наверное, без остановки целовался и трахался все время съезда.
А ведь у нее был план!.. Почему все ее планы в последнее время проваливаются?! Она планировала уйти. Или по крайней мере поразить его решимостью и великолепным видом. Багаж собран, Роки Хейз поет «Слово аутсайдера»… Она вовсе не рассчитывала предстать перед ним вот так: в потертых рваных джинсах и старой белой футболке с пятном от кофе. Ну зачем ее тогда понесло в «Старкбакс»?! И где сочиненные ею пункты разговора с ним? Почему она не отправила их себе на почту? Почему они так и остались в ее компьютере на работе?!
— Кэди? — снова произнес он.
Его голос звучал как-то издалека, словно он был, например, на кухне.
Она больше не могла скрывать гнев. Он душил ее. И наконец прорвался.
— Да, я все еще здесь. Но, как видишь, собираюсь уходить, так что ты волен делать что хочешь, — она будто плюнула в Джексона ядом. — Только повесь табличку на дверях, чтобы я могла забрать оставшиеся вещи, ладно?
Он подошел к шкафу — в джинсах, спортивной куртке, рубашке с расстегнутым воротником. До чего же хорош! Это было нестерпимо. Ей бы хотелось, чтобы он превратился в урода, из принца в отвратительную жабу, в ту самую минуту, когда изменил ей.
— Эй… — сказал он так осторожно, словно боялся, что его сейчас проткнут ножом.
Кэди вдруг вспомнились слова Мэдисон. Она сделала глубокий вдох и, отведя от него взгляд, искренне и твердо произнесла:
— Я не в состоянии разговаривать с тобой сейчас.
Она застегнула молнию на сумке, выпрямилась и обула первое, что попалось под руку, — разбитые, изношенные кеды. Сойдет и это.
— Ты куда-то собралась? — озадаченно спросил он.
Она оттолкнула его:
— Мне необходимо уйти.
Он шел за ней.
— Я хотел поговорить с тобой, но все не было случая, — сказал он ей в спину, когда она остановилась у двери.
— У тебя вообще не бывает подходящего случая или времени, чтобы обсуждать неприятности, так что зря ты оторвался от развлечений.
Кэди говорила спокойнее, чем сама ожидала, и гордилась собой. Она решительно открыла дверь.
— Или ты еще кого-то подцепил и решил, что все нормально, само собой рассосется? Послушай, я ухожу. Я не могу…
Не закончив фразы, она вышла из квартиры и пошла по коридору.
Кэди совсем не так представляла себе их встречу, но сейчас действительно не могла ни думать, ни говорить, ни слушать. Единственное, что она понимала, — что больше не хочет быть вместе с Джексоном. Вообще. Никогда. Перед глазами у нее снова стояла та комната в отеле. И Вилла.
Он последовал за ней, обгоняя соседей, возвращавшихся с пробежки, веселых и довольных жизнью, и твердил:
— Я вовсе не хотел, чтобы все вышло вот так… Не уходи. Давай поговорим минутку.
Она продолжала спускаться по лестнице. Отсутствие в доме лифта всегда раздражало ее. Кэди не хотела, чтобы он видел, каково ей тащить свой чемодан по ступеням, поэтому отвлекла его, задав вопрос:
— Мы были вместе тринадцать месяцев. Что произошло?
— Ничего… — сказал он. — Но с Виллой у меня это случилось только раз…
— Не желаю слышать ее имени! — резко оборвала его Кэди.
Они дошли до конца лестницы.
— Прости, — сказал он.
— Почему тебе было так легко любить меня на расстоянии и стало так трудно, когда я оказалась рядом?
Она произнесла это, открывая входную дверь, так тихо, словно разговаривала сама с собой, размышляла вслух.
Дверь захлопнулась прямо перед носом Джексона.
— Не знаю, — сказал он, выходя через секунду.
— Как это — «не знаю»?
Только теперь Кэди почувствовала, что, спускаясь по лестнице, вспотела. Она остановилась у угла, подавая сигнал такси. Он обошел ее и попытался посмотреть ей в глаза, но она отвернулась, выискивая взглядом машину.
— Правда не знаю. Может быть, потому, что я сделал предложение.
— А кто тебя заставлял? Не я. Не я! — вскипела она.
Подъехало такси, но она была настолько распалена, что забыла открыть дверцу и сесть внутрь.
— Все в порядке, — сказал Джексон, щелкнув задней дверью, и такси уехало.
— Вот дерьмо! — выругалась Кэди. — Почему бы тебе просто не позволить мне убраться из твоей жизни ко всем чертям?
Она пошла дальше, сама не зная куда.
— То, что мне на самом деле сейчас нужно, это такси. А не кольцо.
Чтобы избежать расспросов, Кэди продолжала надевать кольцо, когда шла на работу, но накануне ночью она сняла его и оставила на комоде. Тогда-то она и позвонила, рыдая, родителям и брату и, хотя старалась ни с кем не говорить больше десяти минут, довела себя до истерики, которая полностью вымотала ее.
Когда она немного соберется с силами, то обязательно напишет всем друзьям…
— Я подумал, что ты хочешь этого.
— Нет, это кольцо не стоило моих нынешних переживаний. И уж тем более тебе не стоило делать это по принуждению, будто ты заложник.
Она шагала по Дюпон-Сёркл, глядя перед собой. Уже взошло солнце. От влажности тонкая футболка прилипла к телу. Пульс зашкаливал. Она не ожидала, что все так обернется.
— Я никогда не заикалась о помолвке, — с обидой в голосе напомнила она. — Слова не сказала.
Пробегавшие мимо спортсмены уже обращали внимание на ссору — оборачивались, окидывали их взглядами. Если честно, она надеялась, что однажды они обручатся. Можно быть независимой женщиной, но все-таки мечтать о подобных вещах. Но она его не принуждала.
— Возможно, я подумал, что как бойфренд стану лучше, если сделаю предложение? — произнес он.
— Но почему же на тебя это так подействовало?
— Я не знаю. Может, я и не виноват. Наверное, есть какой-то срок годности…
— Что-что?
— Срок годности для отношений.
— Великолепно! Сущий пещерный человек. Какой красивый способ сказать, что не веришь в моногамию! Но, во-первых, это очень скучное оправдание для того, что ты сделал, а во-вторых, заявить об этом следовало до того, как ты попросил меня переехать и выйти за тебя замуж. Как-то я не замечала, чтобы ты исповедовал принципы свободной любви.
Он встряхнул головой:
— Мы можем просто поговорить?
Она перешла улицу, направляясь в парк, посередине Дюпон-Сёркл. Колесики на чемодане скрипели так, что казалось, вот-вот отвалятся. Он шел за ней. Машины гудели, тормозя.
— А чем мы, по-твоему, занимаемся? Мы уже прошли полмили, разговаривая. И я получаю от этого удовольствия еще меньше, чем от сюрприза в Филадельфии.
Он все еще не понимал, куда она идет.
Кэди пересекла круглую площадь, миновала фонтан, и холодный туман брызг немного охладил ее. Прошла мимо людей, которые читали, лежа на пледах, или занимались йогой. Другие выгуливали собак, потягивали кофе — и все очень вежливо отворачивались, стараясь не обращать внимания на эту ходячую мыльную оперу.
— Ну, может, присядем на минутку?
Она обернулась, не без злорадства заметила, что он тоже вспотел, и пошла дальше.
— Понятия не имею, что я здесь делаю.
— Я тоже. Куда ты вообще идешь?
— Я не о том. Для чего я здесь, в Вашингтоне? Зачем я, черт возьми, сюда приехала, если мы не вместе?
— Что? Ты же говорила, что ты переехала не только из-за меня!
— Я лгала! Конечно, исключительно ради тебя.
— А зачем ты это сделала?
Она закрыла глаза и сжала кулаки. Все, что она могла, — удержаться от крика в самом центре Дюпон-Сёркл.
— Когда ты уронил кольцо, я знала, что это плохой знак, дурная примета…
— Но… — неуверенно начал он. — На самом деле я не ронял его.
Она резко остановилась и повернулась к нему, надеясь, что ослышалась:
— Как?..
Глаза у него бегали. Он смотрел во все стороны. Только не на нее.
— Я сомневался. До того, как ты приехала. Я вообще было передумал.
— Но для чего тогда ты делал предложение? — закричала она.
— Я не знаю, я… не… знаю. Я подумал, что давать обратный ход некрасиво. Соображал, как же поступить, а затем меня и вовсе начало трясти…
— Ага, я заметила…
— И тем вечером, склонившись над перилами, я вдруг подумал, что без кольца помолвка будет ненастоящей, не официальной. Я успею как-то свыкнуться с положением и подарю тебе кольцо позже.
— Ты вообще соображаешь, что сейчас говоришь? — она с трудом сдерживала ярость.
— И я просто положил его в карман.
— Положил! В карман! — почти выкрикнула она.
Она не могла поверить в то, что слышит.
— А потом эти ребята… в тот же вечер, в «Роузиз Лакшери»…
— Джей и Скай. Ну, они-то тут точно ни при чем.
— Нет. Потом все стало хорошо. Это походило на приключение. И я смирился…
— С тем, что помолвлен, — она покачала головой.
— Я нанял на сайте объявлений — ну, знаешь, в «Крейглисте» — парня, который принес кольцо в офис.
— Принес кольцо в твой офис? Да ты социопат!
Она осознала, что дошла до перекрестка и переходит Коннектикут-авеню. И наконец-то видит логотип метро.
— Я был не готов в тот момент к такому серьезному шагу, — торопливо проговорил он, словно время откровений заканчивалось. — Я много работал. Мы с тобой оба много работали, и это все усложняло. Ты ходила на все эти мероприятия, а я проводил кучу времени с Виллой, поставлял ей информацию для статей. Но до этого рейса на вице-президентском самолете мы были просто приятелями…
— Вот как.
Она остановилась перед бесконечным эскалатором, спускающимся на платформу. Пара сзади пыталась обойти их, сердито поглядывая, но Кэди не пошевелилась.
Она вспомнила, как у Джексона в минувшие месяцы то и дело менялось настроение. Вспомнила, как он возражал против того, чтобы она пошла на вечер фандрайзинга в пользу Арнольда. Джексон все время пытался принизить важность ее деятельности.
— Так все это вправду случилось оттого… — ей трудно было это произнести, и она боялась в это поверить. — Оттого, что у меня здесь неплохо пошли дела?
Он отвернулся, прищурившись на солнце.
— Все это — сплошное безумие, но настоящая сумасшедшая — ты. Вилла была рядом, она относилась с уважением к моей работе, ко всему, что я делал для кампании…
— О да, конечно.
— На нее все это производило впечатление. А ты была слишком занята…
— Занята? Ты имеешь в виду, слишком занята своей работой?
— Слишком занята, чтобы… — он не нашел слова, чтобы защититься.
— Слишком занята, чтобы вертеться вокруг тебя, опекать, поглаживать твое эго? Вот такими, по-твоему, должны быть отношения?
— Я не знаю. Ты не смотрела на меня так. Ты вообще меня не замечала, а она заставляла меня чувствовать…
— Знаешь, вот теперь с меня точно хватит.
Кэди услышала более чем достаточно. Она вступила на эскалатор. Не сорвалась с места, не сказала: «Прощай!» Всего один короткий, легкий шаг — и она поехала вниз. Но закрыла глаза, чтобы невзначай не обернуться и не проверить, смотрит ли он вслед.
Только после выпуска шоу в понедельник и всех встреч, запланированных заранее, Кэди смогла заняться делами, которые запустила из-за своих переживаний. Она начала разбирать скопившуюся почту. Многое дублировало то, что она уже читала на домашнем компьютере.
Поскольку на работу она прибыла на метро, таща чемодан, сосредоточиться ей было трудно. Она постоянно отвлекалась — например, снова и снова просматривая свой список «вопросов» к Джексону и убеждаясь, что все-таки сказала кое-что важное, хотя и забыла пересыпать речь заготовленными колкостями.
Когда она наконец позвонила Джею, тот дружелюбно заверил:
— С радостью принимаю эмоционально пострадавших беженцев.
В благодарность она хотела пригласить его на ужин, но Джей, словно прочитав ее мысли, сказал, что они закажут еду на дом и посмотрят кино. Кэди знала, что Скай возвращается на следующей неделе, поэтому уже прикидывала, куда переехать, но была очень признательна за временный приют.
Ну, вот папка входящей почты очищена, стол тоже в порядке. А откуда взялся этот свернутый постер?
Из него выпала записка на бланке «Преамбулы».
«Кэди! Ты, возможно, помнишь (хотя скорее всего нет), как на днях заглянула в „Преамбулу“.
Я только хочу сказать, что эти слова помогли мне, когда мой мир разрушился. Независимость может быть очень неплохой штукой. Стремись к счастью. Отцы-основатели обеспечили это право. Твой Паркер.
P. S. Кстати, в записке присутствует и скрытый мотив. Ты увезла мой единственный смокинг. Не то чтобы он мог мне вскоре понадобиться, но его место — здесь, в моем баре, на вешалке в офисе. Он у меня вроде домашнего животного или растения, и мне его не хватает. Спасибо».
Ах, смокинг! Кэди про него совершенно забыла, и теперь он валяется скомканным где-то в шкафу. Ей придется вернуться за ним, когда Джексона не будет дома. Сегодня уже слишком поздно, и рисковать не стоит. А вот завтра она может уйти пораньше и отправиться на разведку. Кэди развернула постер. Текст Декларации независимости на плакате, каких пруд пруди в сувенирных лавках. Но здесь слова «стремление к счастью» были обведены кружком из серебристой краски. Она вспомнила, что видела такую надпись среди граффити на стене «Преамбулы». Кэди нашла скотч и, передвинувшись в кресле, приклеила плакат прямо над телевизором — чтобы всегда был перед глазами.
«С твоего позволения, даю этому ход. Съезд завершился, новость может выйти в топ».
Такое письмо Мэдисон прочла, едва проснувшись. Время пришло.
«Доверяю тебе. Давай ход, — ответила она, упражняясь на эллиптическом тренажере в украшенном зеркалами фитнес-зале в таунхаусе в Верхнем Ист-Сайде. — Я готова исполнить свою роль. Будет непросто, но я справлюсь».
Ее подташнивало, но надо было держать лицо. Как танцовщица с файером отдает все силы, чтобы огонь зажегся, так и Мэдисон строго верила в истину: все или ничего. На вечеринке для сбора средств в пользу Арнольда, где так неожиданно появилась миссис Гудфеллоу, один из вкладчиков сказал, что большой риск окупается в истории большими дивидендами. А еще она верила, что скорее может сорвать куш, действуя согласно собственным замыслам, а не по инструкциям.
Когда Мэдисон заканчивала свою пробежку в пять миль на тренажере, сюжет уже шел по «Си-Эн-Эн». Баннер на экране вещал: «Заговор против Гудфеллоу: семь миллионов долларов и обратный отсчет». Мэдисон сделала звук погромче, чтобы послушать Гранта Фоксхолла.
— Циркулировало немало слухов о том, что существует некое движение против Гудфеллоу, однако до недавнего времени явных организованных действий не наблюдалось, — говорил красавчик ведущий. — Но неожиданно оппоненты политика раскрыли свои карты. Организация под названием «Не допустим прихода Гудфеллоу к власти» заявила, что собрала около семи миллионов долларов на то, чтобы перекрыть путь Хэнку Гудфеллоу к власти. Для этого был создан специальный сайт, где демонстрируются ролики и собраны различные материалы, критикующие неугодного им кандидата. Противники Гудфеллоу намекали, что у них есть источник в его команде. Грядущие недели покажут, повлияет ли вся эта история на установившийся рейтинг политика.
Ощущение вины было слегка покалывающим, словно Мэдисон проглотила горькую таблетку, и она быстро переключила канал. Сверху доносились громкие разговоры, звонки, топот ног, что-то упало с грохотом.
Все члены команды, без сомнения, слышали последние новости. Она замерла на месте, приглушив звук. Голос Хэнка скрадывало расстояние, но он был полон ярости.
— Так значит, здесь завелся крот? Кто это? Кто эта мерзкая тварь?
— В том-то и проблема, что мы не знаем, — произнес кто-то. Возможно, Майк.
— То есть вы мне хотите сказать, что здесь у нас крот, прикинувшийся овечкой? — У Хэнка всегда были проблемы с метафорами.
— Ну… в общем, да, — произнес Майк.
— В жизни не имел дела с большими лжецами и подонками! — закричал Хэнк, и она представила себе, как он трясет головой. — Я должен знать, кому могу доверять. Доверие — вот что главное для меня. Это известно мне, это известно вам, и я хочу, чтобы американскому народу это тоже было известно.
В глубине души Мэдисон не сомневалась, что поступила правильно, но с трудом сохраняла выдержку. Как тогда, когда пробовала диету «Мастер Клинз», только теперь ей приходилось еще хуже. Хэнк был хорошим человеком. Но она знала его лучше, чем он сам знал и понимал себя в эти дни. Он не желал слышать ее, когда она говорила, что, возможно, его затея не так уж удачна. И она не могла не думать о сыне, Генри. Недавно он, позвонив, буквально огорошил ее:
— А что происходит с отцом, мама? Постоянная бравада, работа на скандал… Он вещает о покорении стран и народов, но, по-моему, не имеет представления, что происходит в мире.
Генри говорил шепотом, словно даже произнести все это вслух было бы предательством.
— Мы проходили внешнюю политику США, это очень сложная штука. Отец вообще понимает, о чем говорит?
Мэдисон не могла солгать сыну, поэтому просто сказала:
— Я не знаю, дорогой.
Но что она точно знала, так это то, что кампания Хэнка в самом ближайшем будущем очень плохо повлияет на его бизнес, если вовсе не разрушит все здание успеха, которое строилось годами.
Сейчас он увлекся экскурсией во власть, но настоящими его делами оставались нефть и спорт. Там он был в своей стихии. Всеми уважаемый, вполне адекватный — ну плюс-минус — человек. Плейбой с южным акцентом и неоспоримым южным очарованием, приверженный традициям и семейным ценностям. Он никогда не обращал особого внимания на политику. Но, просматривая отчеты компании, его партнеры бросались неосторожными замечаниями:
— Чего еще ты не добился, Хэнк? Может, поборешься за президентский пост?
Эта мысль постепенно внедрилась ему в голову, как случается с людьми, которые везде добиваются успеха.
Мэдисон собралась с духом и предупредила своего обожаемого мальчика, который оказался куда мудрее иных взрослых:
— В следующие несколько месяцев нашей семье, наверное, придется немного… нелегко, но я все улажу. А что ребята в школе? Они не треплют тебе нервы из-за всего этого?
Поколебавшись, Генри сознался:
— Ну, разве что парочка козлов…
— Следи за своей речью, дорогой.
— Но так и есть. Правда, они всех достают, и вообще это не такая уж проблема… А остальные — ребята в команде и все прочие — понимают, что я не имею к этому отношения.
Мэдисон мысленно поблагодарила судьбу за то, что ее Генри — не только умный и уравновешенный юноша, но и одаренный игрок в лакросс, на которого уже поглядывают рекрутеры из Лиги плюща. Талант всегда защищает и некоторым образом ограждает от мира — она всегда так думала. Она мечтала уметь делать что-нибудь такое, что привлекало бы к ней внимание, обладать какими-нибудь редкими навыками, но ей досталась лишь красота. Ну что ж, работаешь с тем, что имеешь.
— Продолжай хорошо учиться, тренируйся, дорогой, ладно? Все рано или поздно уляжется, — сказала она. Как бы ей хотелось успокоить его поубедительнее! Когда Генри уже собирался повесить трубку, она остановила его: — Знаешь, иногда человека надо спасать от него самого. И иногда для этого нужно как следует стукнуть его по голове, чтобы искры из глаз посыпались.
— О’кей, мама, — только и сказал в ответ сын.
Наверх Мэдисон поднялась на лифте — лишь бы не встречаться ни с кем из команды. План, который она с соучастниками разработала, состоял в том, чтобы обеспечить Хэнку выдвижение в кандидаты — а затем убедить его выйти из гонки, оставив поле для маневра Арнольду, чтобы тот и выиграл выборы. Партия уже не успеет найти другого серьезного кандидата, который сможет потягаться с Арнольдом. Поэтому, скорее всего, это будет вице-президент Хэнка, которому очень хочется, чтобы Гудфеллоу сошел с дистанции. Даже этот выбор ее муж сделал неправильно. Сенатор из глубинки, бывший бейсболист, не имеющий никакого веса в политике. Лучше бы Хэнк выбрал какую-нибудь яркую девицу.
Выжидая подходящего момента для удара, Мэдисон довольно долго почти не общалась с Хэнком наедине.
Она сняла спортивный костюм — из собственной линейки одежды. Сейчас эту модель уже сняли с производства. Трикотаж не так хорошо отталкивал пот, как хотелось бы, зато цена была приемлема, и Мэдисон с гордостью носила эти вещи.
Мэдисон вошла в душ, надеясь отмыться от ужаса и страха.
«Дорогая Мамаша-растеряша!
Как мать я кажусь себе полной неудачницей. И не могу найти ничего, что убедило бы меня в обратном. Бывают ли у тебя дни, когда все валится из рук, что ни делай?
Расскажи мне об этом, подружка!»
«Дорогая подружка!
Последним, кто похвалил меня, был мой доктор. Он сказал, что я хорошо тужилась при родах, и спросил, сколько я занималась йогой во время беременности.
Спросите меня об этом сейчас. Спросите, сколько я занимаюсь йогой! Вообще не занимаюсь. Хотя одежду для йоги ношу каждый день.
Такие письма, как твое, я получаю каждую неделю. Между тем собственные мои материнские будни полны взлетов и падений, воодушевления и депрессии. Ребенок поел овощей — ура! Ребенок сбросил всю одежку и убежал во двор — ужас! Но если чаще показывать им свою любовь, положительных моментов становится больше. Когда я чувствую себя полностью истощенной, я чаще их обнимаю, тискаю их пухленькие попки, целую круглые щечки, и мне становится лучше.
А когда уложишь малышей спать, тебе не повредит стаканчик вина.
Позволь сказать тебе то, чего больше никто не скажет: ты делаешь великое дело, мамочка!»
Рейги закончила писать колонку, пока у девочек был тихий час. Перечитав, она сама удивилась, насколько изменилась с тех пор, как они появились в ее жизни, насколько мягче стала. Она и понятия не имела, как прекрасны и удивительны детишки, пока сама ими не обзавелась.
А потом она сделала нечто немыслимое: присела, подняв и вытянув отекшие ноги, и включила телевизор.
После нескольких новостных каналов Рейги остановилась на «Эм-Эс-Эн-Би-Си».
Там показывали репортаж из ресторана быстрого питания «Бен’з Чили Боул». Джон Арнольд улыбался, заказывая еду, а затем, закатав рукава, принялся за то, что большинство зрителей сочли бы обычным хот-догом с чили. Но она-то знала, что на самом деле это фирменный деликатес с полукопченой колбаской.
Арнольд поднял большой палец: мол, потрясающе вкусно!
За его спиной виднелся Тед, который что-то набирал на телефоне.
На Рейги нахлынула ностальгия, и вдруг ее осенило. Конечно, это будет не совсем как взаправду, но отчего бы не попробовать?..
Вытащив из-под подушек свой телефон и стряхнув с него крошки от сухого завтрака «Чириос», она написала Теду:
«Ты на Ю-стрит?»
Ее ощущение никак не касалось хот-дога, оно относилось к их первым свиданиям — и к тем полным спонтанности дням, месяцам, годам их отношений, когда они забегали в любимый бар пропустить стаканчик после вечера, проведенного вдвоем.
Спустя две минуты она получила фото холодильника в штабе Арнольда — с ярким пакетом из «Бен’з Чили Боул» на переднем плане. И приписку:
«Уже был там».
«Я уже говорила тебе сегодня, что люблю тебя?»
«Я тоже тебя люблю. Хотя и слишком редко говорю об этом. А я писал тебе о секретном ингредиенте? Мускатный орех».
«Нет, карри!»
Она всегда была в этом уверена.
«Корица!»
Да что он смыслит в пряностях, этот Тед!
«Карри!»
«Кумкваты!»
Рейги громко рассмеялась. Тед сегодня явно в хорошем настроении.
Она сделала следующий ход:
«Юдзу?»[20]
«Эй, а ты вообще кто?»
«Рас-эль-ханут?»[21]
«Ревень?»
На первом свидании Рейги и Тед до бесконечности спорили о загадке соуса «Бен’з Чили». Потягивая напитки и бесповоротно влюбляясь друг в друга — она до сих пор помнила, как поразил ее контраст его жгуче-черных, как вороново крыло, волос и бровей и светло-голубых, прозрачных, словно лед, глаз, — они делали все более безумные предположения.
Они часто смеялись, вспоминая этот вечер. И сейчас снова воскресили его в памяти.
Когда Тед вернулся домой, Рейги уже спала.
Но утром, за завтраком, она наслаждалась упоительным вкусом фирменного хот-дога из ресторана «Бен’з Чили Боул».
По счастью, Джексона никогда не бывало дома в пять часов вечера, и Кэди не опасалась на него нарваться. Всего три дня прошло после их перебранки, но она уже чувствовала себя здесь чужой.
Смокинг она нашла быстро — там, где и предполагала. Вид у него, конечно, был плачевный. Следовало аккуратно его повесить, а не просто запихнуть в шкаф, но что уж теперь поделаешь, раз вечер у нее тогда не задался.
Она отправилась в «Преамбулу» на метро, не удосужившись предупредить Паркера. Кэди надеялась, что в баре будет толчея. Тогда она сумеет сунуть смокинг кому-нибудь из официантов и потихоньку улизнуть. Желанием общаться она не горела.
И в баре действительно был аншлаг. Множество служащих с Холма и даже парочка конгрессменов потягивали пиво и смотрели телевизор, переключая каналы с новостей на спорт. Однако, несмотря на суету, Паркер заметил ее сразу.
— «Кислая суфражистка» ждет тебя, если только ты не намерена завершить вечер в другом баре.
Кэди смущенно выдавила из себя некое подобие улыбки.
— Нет, сегодня я не пью, — сказала она, хотя не очень убедительно. — Все когда-то случается в первый раз, верно?
— Главное, чтобы это не вошло в привычку, ведь бармену такие слова — как ножом по сердцу.
Он с улыбкой смотрел, как она роется у себя в сумке.
— Спасибо, — она протянула ему смокинг. — На тебе он смотрится лучше. Так что возвращаю.
— Что ж, пожалуй, соглашусь. Однако можешь брать его напрокат в любое время.
— О, учту.
Она хотела рассмеяться, но получилось как-то вяло. Переведя взгляд на стену, она прочла мантру, написанную спреем.
— Кстати, чуть не забыла. Спасибо за постер, — произнесла она безжизненным голосом. — Ты, наверное, будешь рад узнать, что он гордо висит на стене у меня в офисе.
Паркер прищурился, словно полицейский, который не верит в алиби подозреваемого:
— Всегда пожалуйста. Однако, похоже, идея Томаса Джефферсона тебе не близка?
— А?
— Ну, Томас Джефферсон. «Стремление к счастью», — он явно начал терять терпение.
— А, ну да, конечно…
— Что с тобой? Из тебя как будто вытекла вся энергия.
— Я не то чтобы не стремлюсь к счастью, но не сию секунду. У меня куча дел. Ответить на письма, купить еды, подсчитать расходы, и… и мне не так-то просто было вернуться сюда, чтобы привезти эту штуку, — она показала на смокинг.
— Ценю твою жертву! — ответил он с добродушной улыбкой. — Ладно, никакой выпивки. Ты нас не выдавай, но мы смешиваем и безалкогольные коктейли.
— Спасибо, но в следующий раз. Со мной все в порядке, правда.
Помахав ему рукой, Кэди развернулась и пошла к выходу.
Джей был настолько добр, что дал ей ключ от квартиры, чтобы она могла попасть туда в его отсутствие. Она собиралась немного прогуляться. Однако Паркер догнал ее, не позволив дойти до лестницы.
— Погоди!
— О-о-о! — удивленно протянула она. — Еще раз привет.
— Мне не кажется, что с тобой все в порядке.
— Не очень-то любезно с твоей стороны.
— Как бармен, который еще и занимался психологией, предполагаю у тебя то, что мы в нашем деле называем… хандрой.
— Это что, научный или медицинский термин? — спросила она, продолжая идти к двери.
— Понятия не имею, куда ты так спешишь, но там явно не так весело, как здесь.
— Я иду прогуляться. А затем на метро.
— Звучит пугающе.
— Спасибо.
— Но, может, хотя бы придумаешь что-то поинтереснее, раз уж так хочешь убраться отсюда?
— Не знаю.
— На ум приходит сотня различных мест, куда ты могла бы отправиться и начать поиски счастья.
— Я уже сказала: я пока не готова…
Он открыл перед ней дверь.
— А если я возьму такси и отправлю тебя куда-нибудь развлечься, а уж потом ты вернешься к одиноким прогулкам и общественному транспорту?
Он вскинул руку, и такси остановилось — точно по мановению волшебной палочки.
— У меня никогда так не получается, — негромко сказала Кэди.
Он открыл дверь машины и закрыл ее, когда она села.
— Привет! — поздоровался он с водителем. — Отвезите ее… в Музей естественной истории.
— Но я не люблю динозавров! — запротестовала она с заднего сиденья, будто капризный ребенок.
— Динозавры сидят в стеклянных витринах, они не опасны. А хочешь, иди на второй этаж, там бабочки.
Он сделал паузу, водитель кивнул и нажал на газ.
— Подождите! — прокричал Паркер. Такси остановилось. Паркер открыл дверь: — Еще один пассажир.
— Что-то ты сегодня раскомандовался.
— Я тебе не доверяю. Я поеду с тобой.
Около касс в павильоне бабочек никого не было, и кассир указал на табличку, которая объясняла причину. Они опоздали на последнюю экскурсию в этот день. Кэди не слишком расстроилась: она сомневалась, что сейчас способна составить кому-либо компанию. Ей до сих пор не верилось, что Паркер затеял эту авантюру.
— Послушай, Крис, — сказал он, прочитав на бейдже имя кассира, — не хотел бы я вдаваться в детали, но эту девушку, грубо говоря, отшили.
— Спасибо тебе большое! — язвительно воскликнула Кэди.
— И теперь ей надо вспомнить, что такое полет, с метафорической точки зрения — снова научиться летать, ты меня понимаешь?
Кэди бросила на Паркера убийственный взгляд.
— В юности я пописывал стихи, — пояснил он. — В ранней юности. Ничего путного не получалось.
Кассир согласился поговорить с распорядителем, и вскоре они уже ждали в вестибюле, когда их поведут на внеочередную экскурсию.
— Доверься мне, тут невозможно оставаться в плохом настроении, — сказал Паркер.
Пришел распорядитель, и они вошли во влажную комнату со множеством деревьев и других растений. Лицо охладил туманный воздух, и сотни бабочек, которые скрывались в листьях и цветах, взлетели, расправляя крылья и кружась вокруг них двоих. Неожиданно эти крылатые существа оказались повсюду. Кэди не отводила от них взгляда и смеялась, когда они садились на ее обнаженные руки, а затем снова вспархивали.
— Не двигайся! — велел Паркер, вытаскивая телефон и делая фото — бабочка-монарх сидела в волосах Кэди, точно прекрасное украшение.
Выйдя наружу, Паркер решил, что они обязаны материально поддержать мороженщика, чей фургон стоял около музея.
— Знаешь, что еще хуже эмоционального раздрая после катастрофы? — спросил он, надкусив шоколадный рожок. — Это раздрай в практическом, так сказать, аспекте. «Все хорошо, но теперь мне надо искать себе новое жилье. Отлично, но что мне делать со всем моим скарбом?» У кого есть на это время? Мы все занятые люди, наша жизнь полна разными делами.
Он сказал все это вовсе не зло, без горечи, а наоборот, как-то даже забавно.
Кэди улыбнулась, лизнула мороженое и драматично вздохнула:
— О-о-ох! А я и позабыла, что у меня полно скарба. Вполне реального груза, а не эмоционального.
Солнце зашло, небо начало тускнеть. На Молл, Национальной аллее, кипела жизнь, обычная для начала августа, — кто-то вышел на пробежку, кто-то возвращался домой со службы, выбрав живописный маршрут. Туристы спешили из музея в музей.
— Да, это дико выматывает, — сказал он. — Но у меня есть склад в Александрии. Очень дешевый. И там полно места. Если хочешь… — он пожал плечами.
— Э-э-э, сдается, именно в этом пункте у нас с Джексоном все пошло не так, — усмехнулась она. — Похоже, моему скарбу противопоказано находиться рядом еще с чьим-то. Что, если однажды твой скарб устанет, и ты выкинешь мои вещи без предупреждения?
— Мой скарб очень приветлив, не думаю, что такое случится. Но твое решение разумно, и я уважаю его.
Они свернули с боковой аллеи, пересекли Молл и остановились перед каруселью. Она еще не закрылась на ночь, и на ней под патриотические песни катались несколько детишек.
— Вот то, что нам нужно! — сказал Паркер. И выбросил в урну остатки своего мороженого, а затем и мороженого Кэди.
— Эй! — воспротивилась она. Но он уже покупал билеты.
— Нам подойдет морской дракон, — сообщил он и, схватив ее за руку, поспешил вперед, как только калитка открылась. Они обежали карусель до половины, пока не остановились перед ярко-голубым змеем.
Она рассмеялась:
— Я заметила, как ты смотрел на ребенка, который катался на этом звере.
— Делай, что должно! — он указал ей на место на спине дракона, а сам взобрался на лошадку рядом.
— Он и вправду красавец, — признала она, погладив дракона, и боком села в седло.
Кэди все еще пыталась походить на леди: никак не ожидая, что день закончится подобным образом, утром она надела платье и туфли на каблуке. Возможно, сейчас это смущало бы ее, не будь здесь все так забавно. Кроме того, они оказались не единственными взрослыми, пришедшими на карусель без детей. Снова заиграла музыка, и карусель, вздрогнув, двинулась. Кэди едва не упала с дракона, но это лишь рассмешило ее:
— Да он, похоже, злюка!
Они закружились, волосы раздувал ветер, морской дракон плавно скользил по воздуху. Мимо проплыла Национальная аллея, и, глядя на нее, Кэди вдруг с удивлением почувствовала полное умиротворение.
После карусели она уже собиралась отправиться к Джею, но Паркер сказал, что есть еще одно местечко, которое стоит посетить, и снова поймал такси.
— Это недалеко от твоего жилища.
Она сама себе удивлялась, но почему-то не хотела говорить ему, что теперь живет совсем в другом районе. Такси привезло их в тупик Двадцать второй улицы. В неярком свете уличных фонарей, скрытых листвой деревьев, они поднялись по ступеням к фонтану, обрамленному двумя изогнутыми лестницами. Казалось, они пришли в какой-то тайный укромный уголок, приютившийся рядом с шумным районом Дюпон-Сёркл.
— Это вашингтонский вариант Испанской лестницы.[22] — Паркер жестом пригласил ее: — Прошу.
Вслед за ним она подошла к фонтану, с которого на них взирала каменная статуя льва.
— Я даже и не знала о существовании этого места, хотя жила всего в нескольких кварталах, — призналась она, понизив голос.
— В этом его исключительность, — подхватил он. — Я тоже одно время жил неподалеку. Это место я обнаружил случайно и удивлялся, почему никто мне не рассказал о нем.
— Может, потому, что все, кому оно известно, хотят, чтобы оно принадлежало только им? — предположила Кэди.
— Точно. Но ты же знаешь, в этом городе секреты долго не хранятся.
Они поднялись по лестнице на площадку за фонтаном, которая выходила на Эс-стрит, и присели на выступ над львиной головой.
— В любом случае в Вашингтоне много мест, радующих душу, и неважно, какой раздрай у тебя в голове и в сердце, — сказал он, глядя перед собой в темноту.
— Принято, — согласилась она.
— А чистку ты уже провела?
— Провела что?
— Это ритуал, необходимый для спокойного существования. Дай-ка мне свой телефон, — он протянул руку, пошевелив пальцами, — давай, еще «спасибо» скажешь.
Она нащупала в сумке телефон и отдала его Паркеру.
— Давай удалим его, — сказал он. — И все дела.
— Серьезно?
— Удалить его и заблокировать? Или просто удалить?
Он не ждал ответа.
— Знаешь, что? Пока просто удалим, — Паркер покопался в ее телефоне. — Пусть это будет моя вина. Я только что сделал это. Я — как срочная техническая помощь для тех, кто перенес расставание.
— Спасибо… — неуверенно произнесла она.
— Обещаю, ты будешь рада. Ты избавишься от постоянного искушения позвонить. Взглянем правде в глаза — толку от подобных разговоров все равно не много. К тому же он не заблокирован, так что это не бесповоротный шаг.
— О, я думаю, бесповоротный, — прошептала она. — Точнее, я это знаю. Чувствую.
— Не так уж это и плохо, — сказал он, бросая камушки в фонтан.
Несколько секунд, казавшихся вечностью, она молча наблюдала за ним. А затем ее мысли унеслись прочь, и она даже забыла, что Паркер здесь, рядом с ней. Обуреваемая противоречивыми желаниями, она пыталась вникнуть в смысл событий. Когда она вернулась к реальности, ее голос звучал тише и осторожней.
Быстро взглянув на Паркера, она проговорила:
— Меня кое-что раздражает в тебе.
Ей понравилась короткая усмешка, в которой искривились его губы.
— Не тебя одну. Но что именно? — спросил он.
— Почему ты пережил свой разрыв гораздо легче, чем я переживаю свой?
Она клялась себе двигаться вперед, не быть пыльным тюфяком, набитым печалью, не брать пример с других, у которых много хорошего за душой, но вся жизнь сосредоточилась на одном человеке — точнее, на разрыве с ним.
— Я? Шутишь? — Его голос стал лишь чуточку грустнее, чем до того. — Да для меня это полная катастрофа.
— Со стороны не похоже, — сказала она едва ли не обвиняющим тоном. — Если не считать сломанной руки, ты выглядишь вполне преуспевающим и здоровым. Уверена, каждый день в баре тебе подворачиваются красотки, нет проблем. Ты живешь хорошо и весело.
— Что ж, вижу, у тебя совершенно превратное представление обо мне. И мне бы даже стоило согласиться: да, мол, вот я какой, все у меня в порядке, я благоденствую. Но если серьезно, у меня в душе полный раздрай. До сих пор. Я ведь нормальный человек. И я расскажу тебе, в какой я заднице, — вдруг ты поймешь, что по сравнению со мной у тебя все не настолько плохо.
— О, давай попробуем!
— Ну давай. Итак, несмотря на все отзывы в прессе, на информационную поддержку, организованную тобой, — тут я должен снова сказать спасибо…
— Всегда пожалуйста.
— …бар едва сводит концы с концами, что меня бесит. Мелани, по слухам, переехала к парню, ради которого меня оставила. Это мне безразлично — у нас с ней все кончено. Но ведь она бросила не только меня, но и наше детище, — и теперь у нее есть новое место жительства, ну а я живу в офисе при баре. Без шуток. Сплю на диване.
— Но это удобно, — заметила Кэди.
— Да, но не каждую ночь.
— Некоторые конгрессмены поступают так же. Они остаются в офисах ночевать.
Он продолжил:
— И я не могу помешать парням с моей прежней службы приходить в бар и поддразнивать меня.
— Звучит не так уж ужасно.
— У меня еще не до конца разработалась рука, и локоть болит, — он вытянул руку, рассматривая ее. — Перед дождем она вообще не сгибается, а в Вашингтоне летом дождь идет, считай, каждый день.
— Угу. Это частенько достает.
— А еще, как бы смешно это ни выглядело со стороны, я сохранил гипс после того, как его сняли. Потому что на нем расписалась девушка, в которую я по уши влюбился, а она меня воспринимает как друга. Ну, кроме тех случаев, когда она пьяна, а это не в счет. Возможно, это и не очень-то мудро — снова влюбиться. Но…
Кэди вдруг почувствовала, как внутри нее что-то сжалось. И что она слегка ревнует. И она разочарована.
— Подожди… Я думала, что была единственной, кто расписался на гипсе.
Он помолчал мгновение, бросая камушки в фонтан, а затем выдохнул:
— Ну да, это ты и есть.
Сердце ее бешено колотилось. На секунду она остолбенела. Но затем ее завертел и увлек какой-то порыв — и она не стала ему сопротивляться.
Кэди подошла к Паркеру и прижалась к нему.
— Вот только не надо так на меня смотреть, — сказал он, — это не поможет.
— Как «так»? — спросила она, затаив дыхание.
— Ну, вот так. Этими твоими глазами.
— А как еще я могу на тебя смотреть?
— Не смотри так проникновенно. Ты меня смущаешь. Не нужно этого, — он отвернулся.
— Правда, — произнесла она как утверждение, а не вопрос.
— Правда, — он снова пристально посмотрел ей в глаза.
— Тогда я сделаю то, что тебе точно не понравится.
Она медленно придвинулась еще ближе, коснулась его губ своими, и на этот раз он ответил на поцелуй. Обхватив одной рукой затылок Кэди, он еще теснее прижал ее голову к себе, а другой рукой крепко обнял девушку за талию. А она обвила руки вокруг его шеи.
— Не знаю, с чего ты решил, что я твой друг, — почти беззвучно шептала Кэди, неотрывно глядя ему в глаза. — Я вовсе не хочу быть тебе другом, — добавила она, полностью отдавая себе отчет в том, что делает.
— Ну-ка скажи еще раз, — потребовал он, прежде чем поцеловать ее.
Она вдохнула запах его волос, его кожи.
— Я немедленно удаляю тебя из списка друзей. Сейчас же. Сию минуту.
— И я тебя, — мягко шепнул он ей на ухо и еще крепче сжал в объятиях.
От падения в фонтан Кэди удерживали только его руки. Она чувствовала каждый его вздох, ее охватило ощущение полета, головокружение, но совсем не такое, какое она когда-то испытала от приема легкого наркотика. Она целиком отдалась своим чувствам. Отдалась ему.
…Вначале ей показалось, что сирена завыла у нее в воображении: словно внутренний импульс, призывающий сделать паузу. Но Паркер тоже отпрянул, и они оба вскочили, застыв в тревоге. Полицейские машины промчались по Эс-стрит, одна за другой, торопясь на вызов. Он схватил ее за руку и потянул за собой. Они бежали, пока не достигли ее квартала.
— Не знаю, с чего это я побежал, — сказал он, когда они уже перешли на прогулочный шаг.
— В тот момент это казалось отличной идеей, — откликнулась она. Их пальцы все еще были переплетены.
— Они ведь не за нами гнались, верно? — пошутил он. — Самое плохое, что я сделал за последнее время, — не оплатил счет, но это случилось только один раз, и у меня были смягчающие обстоятельства.
— Едва ли это заинтересует полицию, — сказала она.
Все еще слегка пьяная от произошедшего между ними, Кэди не заметила, как он остановился перед ее бывшим домом.
— Должен кое-что сказать: мне так хотелось тебя поцеловать, когда ты тогда появилась в баре! Но у меня есть правило — не целовать девушек, которым потом не захочется об этом вспоминать.
— Хорошее правило, — согласилась она. — Но и я должна кое-что сказать. Я здесь больше не живу.
Когда они наконец добрались до квартиры Джея на Ю-стрит, ее переполняли те же ощущения, что до гудка сирены. И ей очень не хотелось, чтобы Паркер уходил.
— Мне жаль, что на самом деле это не мое жилище, — сказала она, глядя в его глаза с золотистыми блестками.
Он наклонился и поцеловал ее:
— И мне жаль.
— Может, ты…
Она уже готова была спросить: «…поднимешься?» Он должен подняться. Сейчас. Возможно, Джея нет дома.
Или ей как-то удастся на время выпроводить хозяина из его собственной квартиры. Или… Она что-нибудь придумает, пока лифт везет их наверх. Но Паркер взъерошил волосы на голове, как делал всегда, когда смущался.
— Наверное, мне следует уйти, пока я окончательно не потерял голову. Пока я контролирую себя.
— Да, — ответила она, — ты прав.
— Уверен, я пожалею об этом еще раньше, чем доберусь до бара, — сказал так, словно это было обещание. — Однако ошибка может дорого обойтись, верно?
Дерзкая улыбка, руки в карманах — и вот он уже повернулся и зашагал прочь.
В опьяняющем предчувствии встречи Джей никак не мог сосредоточиться на таком прозаическом деле, как работа, поэтому включил телевизор.
— Самое восхитительное в движении Хейз — если его вообще можно назвать движением в привычном смысле, — то, что возглавляет его человек, который говорил нам, что характер и лояльность очень важны, — рассказывал Бак Брэндивайн Гранту Фоксхоллу на утреннем шоу с участием политических стратегов. Хотя офисный телевизор не был цифровым, Джей заметил, что на левой руке Бака нет кольца. — Она не играет по правилам, как играем мы. Этот общий мандат производит большое впечатление. Две партии, один мандат, что ж, удачи, как говорится, с божьей помощью, пусть попробует. Она уверяла нас, что ярлыки не имеют значения, и вот теперь доказывает это.
— Но давайте поговорим о ее спарринг-партнере, — продолжил Грант. — Губернатор Нью-Гэмпшира представляет единственный штат, в котором Роки Хейз не нуждается в поддержке. Усматриваете ли вы в этом решении проявления пресловутых лояльности и характера?
— Несомненно, — усмехнулся Бак. — Обе эти черты — лояльность и характер — не так уж часто встречаются в политической среде. Однако Фишер первым признал правомерность амбиций Хейз и легитимизирует всю ее кампанию. Вероятно, он желает вознаградить тех, кто ее поддерживал. Посмотрим, как далеко зайдет дело. Наблюдать за этим весьма интересно: более радикального бунта против правил истеблишмента и представить себе невозможно.
— А ваша жена все еще слушает песни Хейз? — спросил Грант в своей привычной беззаботной манере.
Он что, слепой? Что это с ним случилось? Джею даже захотелось написать Бёрди, но все-таки они были не настолько близки. Почтительность заставляла его держаться на дистанции. Тогда, ночью у Мэдисон, Бёрди и словом не обмолвилась о семейных неурядицах, хотя случай был подходящий.
— Она всегда отличалась изысканным вкусом в музыке, как и во всем прочем, — ответил Бак, не моргнув глазом. — Ну, разве что кроме мужчин, — сострил он. И оба засмеялись.
Джей переключился на «Эм-Эс-Эн-Би-Си». Ему не хотелось убивать хорошее настроение размышлениями о проблемах Брэндивайнов, пусть он им и симпатизировал. Сегодня возвращался Скай — первая небольшая передышка с тех пор, как Роки начала свою кампанию в качестве независимого кандидата.
Он приземлился в час тридцать и сейчас направлялся прямо в офис. Ночь Джей провел в разговорах с Кэди. Он был очень рад, что Тед тоже вернулся в город, иначе Кэди кинулась бы к Рейги, а ему срочно требовалось почувствовать, что кто-то нуждается в нем. В отношениях со Скаем он дорожил этим чувством собственной необходимости и надеялся, что его партнер ценит это.
Он просмотрел театральный обзор — «Вулли Мамот» поставил пьесу, посвященную выборам. Оперативно сработали! И тут раздался стук в дверь. Джей повернулся, и все замерло у него внутри: вошел Скай. Его ярко-карие, с оттенком янтаря, глаза сияли. В черных джинсах, куртке и рубашке с коротким рукавом он выглядел как типичный репортер-хипстер.
— Не думал, что скажу такое, но я соскучился по этой конторе, — произнес он, закрывая за собой дверь. И, бросив сумку на пол, крепко обнял Джея.
— Да, я уже стал забывать, как ты выглядишь, — сказал тот. — Ну, да, почти забыл.
Скай поцеловал его в щеку, а затем его пухлые губы крепко прижались к губам Джея, что поразило того. Это был их первый откровенный поцелуй на работе. Однако Джей уже отставил все осторожности — они оба заслужили это. Скай опустился в кресло перед столом Джея, Джей снова сел на место, и несколько секунд они смотрели друг на друга. Джею сейчас очень хотелось оказаться дома, у себя, у Ская — да все равно где. Но нужно было довольствоваться тем, что есть.
— Ну, давай рассказывай. Обо всем, — попросил он.
— О боже, Роки была…
— Я имел в виду: рассказывай обо всем, что я не читал в твоих статьях, которые редактировал, — уточнил Джей.
Полчаса они проговорили, перебивая друг друга, — так много впечатлений накопилось у каждого из них.
— Хочешь сегодня вечером потусоваться со всем пулом? О, вот еще что: будь готов к тому, что Паз и Стив теперь вместе. Они даже не стараются скрывать этого. Считают, что секретики — это непрофессионально, — произнес Скай и, сгорбившись в кресле, стал просматривать тексты и письма.
— Что ж, молодцы! — ответил Джей, не понимая, надо похвалить их или, напротив, воздержаться от эмоций. Он по-прежнему не знал новых товарищей Ская достаточно, чтобы сформировать о них определенное мнение.
— В пуле Роки вообще очень свободная атмосфера. Знаешь, я даже подумываю написать об этом. Сегодня мы прилетели на ее самолете — она встретила нас с автобусом.
— Серьезно, напиши, — одобрил Джей.
— Она сказала, что ее кандидатура утверждена, и вспомнила, как Рианна устроила вечеринку на борту самолета. Помнишь, мы ее освещали? Роки сама раздавала напитки и угощение и отвечала на все вопросы. Никаких ограничений, никакого регламента. А потом она дала акустический концерт. Да разве обо всем расскажешь?! Жаль, что тебя не было с нами.
Зазвонил телефон.
— Хелена! — с привычным ужасом воскликнул Джей.
— Наверняка по мою душу, — пошутил Скай.
— Нет-нет, все в порядке.
Ему не хотелось, чтобы Скай уходил так скоро, не хотелось делить его с коллегами.
— Садись-ка за стол и сделай вид, что очень занят, — он улыбнулся и вышел из офиса.
Прошел час после того, как Скай появился на пороге. Джей редактировал анонс выступления Дэйва Грола в «Блэк Кэт».
— Нужно побольше написать о его жизни и семье. Все знают, что он не окончил высшую школу в Александрии, но кому какое до этого теперь дело? Сейчас-то он — ходячее доказательство того, что от учебы нет толку.
Скай ворвался в офис и уставился на Джея, сердито блестя глазами и уперев руки в бока. Джей резко прервал разговор по телефону.
— Э, что стряслось? У тебя все в порядке?
Скай скрестил руки на груди. Такого жеста у него Джей не помнил и сразу почувствовал себя сбитым с толку.
— Почему ты не сказал, что меня хотят снять с освещения кампании?
— Ты о чем?
Он тут же пожалел о своем вопросе. У Ская всегда были надежные источники.
— Ты знаешь, о чем! — сказал он. — Сижу за твоим столом, приходит Софи и сообщает, что на совещании произошла целая история, почти что скандал. Она сказала, что твоя речь уже вошла в легенду.
— Да я и сам не думал, что все зайдет так далеко, — ответил Джей.
В глубине души он был доволен, что в офисе все еще обсуждают это событие. Иногда не вредно как следует всех встряхнуть, особенно если у тебя репутация тихони. С его точки зрения, речь в офисе Хелены была одним из величайших достижений в его карьере, если не считать колонку «Мнения», которую он давным-давно вел в «Артс».
— Но как ты мог даже не упомянуть о таком важном событии ни в письме, ни в разговоре?!
Джей вздохнул:
— Не слишком-то верь Софи. Собирать сплетни она умеет явно лучше, чем писать.
Эта назойливая девица даже не присутствовала на том совещании.
— Но дело вовсе не в Софи.
— Ну, хорошо… — покачал головой Джей. — Я действовал как твой представитель, твой агент, в некотором роде — твой тренер, понимаешь? Я поступил так, потому что мы в одной команде. — Он любил спортивные метафоры, хотя и не был заядлым болельщиком. — Я защищал тебя, твою работу. Не вижу в этом ничего плохого. Слышал бы ты только все это! С тобой хотели обойтись несправедливо.
— Да, ты — мой редактор и, наверное, лучше разбираешься в некоторых вещах, — сказал Скай. — Но не надо обращаться со мной как с ребенком.
— Извини, но ты как-то не так все понял. — Джея очень расстроил такой поворот, и он не знал, как исправить дело. — У меня были самые лучшие намерения.
— Не люблю секретов, — отрезал Скай.
— Я тоже.
— Я думал, мы команда.
— Я и теперь так думаю. Я совершил ошибку, прости.
Но Скай уже вышел из офиса. Стоя в дверях, Джей смотрел, как он идет по коридору мимо застекленного бокса для совещаний.
Джей опустился на стул, словно сраженный сердечным приступом. Его застали врасплох и вынудили сражаться там, где сражения не предполагалось, — причем без всякого смысла. Чистое недоразумение. Он не подготовил никаких оправданий. Он и понятия не имел, что они понадобятся.
Весь остаток дня он не видел Ская. Джей прошел мимо его офиса три раза, но за столом никого не было. Наткнувшись на Софи, выходящую из студии йоги, он попытался испепелить ее взглядом. По пути домой написал сообщение:
«Скай, прости. Не знаю, что сегодня произошло».
Скай тут же позвонил.
— Знаешь, эти выборы совершенно выбили меня из колеи. Будто я ветеран, вернувшийся с какой-то странной войны, и никак не могу привыкнуть к нормальной жизни.
— Понимаю, — мягко произнес Джей.
— Вряд ли ты понимаешь, — устало и подавленно возразил ему Скай. — Вряд ли можешь понять.
Последние слова особенно уязвили Джей. Он с самого начала боялся, что предвыборная кампания каким-то образом изменит их, изменит их отношения, что они уже не сумеют одинаково смотреть на вещи.
— Ох, я просто ужасно устал, — продолжил Скай. — Я люблю тебя больше всего на свете — и именно поэтому сорваться на тебя мне легче всего. Возможно, стоит сделать паузу…
Все внутри у Джея сжалось, но он смог выдавить:
— Паузу?..
— Ну, отдохнуть от всей этой суматохи с выборами.
— О! — Джей потерял дар речи.
— Наверное, не помешает сбавить обороты. Я живу в слишком жестком графике.
Джей подумал, что, видимо, поторопился, мгновенно перейдя от желания поскорее увидеть Ская дома к мысли о разрыве. Он всегда тяготел к крайностям, сам не зная почему.
— Может, я прихвачу какой-нибудь еды из «Басбойс» и вина?
— Я бы выспался сегодня, если не возражаешь, — сказал Скай.
— Ну, да, конечно, — нехотя согласился Джей.
Ему все-таки было тревожно — что бы Скай ни имел в виду, говоря о паузе.
В полдень, спустя пару дней после поцелуя на «Испанской лестнице», о котором Кэди не переставала думать, ей на почту упало сообщение.
Тема: «Что на обед?»
«Не знаю, спустя какой срок уместно возобновить общение после свидания (а это было свидание?), чтобы не показаться самонадеянным. Но это совершенно точно было лучшее свидание (не-свидание), какое со мной случалось. В любом случае — привет.
Никоим образом не желая доставлять тебе неудобств, просто сообщаю, где можно пообедать. Фургон „Преамбулы“ находится у „Вильсон энд Н. Пирс“ по вторникам и четвергам с 11:30 до 2:30.
А сегодня, если я не ошибаюсь, четверг. Я понимаю, что ты не из тех, кто питается едой из фургона, — ну, кроме особо важных торжеств. (Или еще рано так шутить? Прости. Не придавай значения.) Нет-нет, я не давлю, но сегодня у нас акция: бесплатное угощение для всех телепродюсеров по имени Кэди… Привет. Твой Паркер».
Это было так похоже на него, что Кэди не могла не улыбнуться. Правда, ей ни разу не приходилось закусывать в фургоне за углом офиса. Но ведь все когда-то случается впервые. Она быстро покончила со срочными делами, подмазала губы блеском и, пригладив волосы, отправилась обедать.
У фургона «Преамбулы» стояла длинная очередь — люди явно маялись от августовской жары и духоты, но терпели. Кэди вдруг показалось, что они стоят перед служебным входом в ожидании музыкантов, которые должны появиться после концерта. Это ощущение не то чтобы нравилось ей — скорее, будоражило. Ее очередь подошла быстро. Мужчина внутри фургона стоял к ней спиной, переворачивая бургер на гриле. Для Паркера он был маловат ростом. Вдруг из окошка послышался голос, который вывел Кэди из размышлений.
— Привет! Что желаете? — любезно спросила молодая женщина с высокими скулами, пухлыми губами и роскошными волосами цвета карамели, вполне годившимися для рекламы шампуня. Лучше бы она заколола свою шевелюру сзади! Но этот недочет, пожалуй, был единственным, хотя Кэди отчаянно их выискивала. Фирменная футболка «Преамбулы» красиво обтягивала пышную грудь женщины, и Кэди, словно была еще школьницей, немедленно ощутила, что ее собственный бюст маловат. Почему-то она сразу уверилась, что перед ней Мелани.
Несколько мгновений она не могла произнести ни слова, а затем открылась боковая дверь фургона. Паркер дружески хлопнул сотрудника по спине:
— Привет, старик, я заступаю… — Он осекся и взглянул на Мелани: — Что здесь происходит?
Затем он заметил Кэди и неуверенно окликнул ее.
Та наконец нашла силы произнести хоть что-то:
— О нет, я не голодна.
Она прищурилась, стараясь осознать то, что видит.
— Я вовсе не голодна. Я ошибалась.
Она отступила на шаг и быстро пошла прочь.
— Кэди, подожди! — прокричал он ей вслед.
А потом раздался голос Мелани:
— Как можно не знать, хочешь есть или нет?
Кэди не подала виду, что услышала это. Почти бегом она миновала очередь, в которой нашлось немало завсегдатаев «Преамбулы», и достигла угла дома, в котором находился ее офис. Она очень надеялась, что Паркер не последует за ней.
Оказавшись наконец-то в безопасности, в лифте, она срочно написала сообщение:
«911. Его бывшая оказалась в фургоне с едой. Вместе с ним. При этом она гораздо привлекательнее, чем я».
Кэди не удосужилась отправить послание — ей просто надо было выпустить эмоции. Она была убита разочарованием.
Джей с радостью погрузился в работу. Он не видел Ская два дня после их стычки, и это явно было плохим знаком. Однако много редакторов ушли в отпуск, что дало Джею возможность отвлечься и хоть немного успокоиться.
Он занялся колонкой светских новостей. Парень, который за нее отвечал, плотно сотрудничал с Софи, и Джей пожалел, что прежде был к нему снисходителен. Светские сплетни никогда не были сильной стороной издания, но этот материал выделялся особенно, начиная никудышными фотографиями и заканчивая полной белибердой в тексте.
Две заметки о репортерах из других изданий. Джей никогда не поддерживал практику швырять камни в чужой огород, даже в огород конкурентов, он это считал дурным тоном и поэтому удалил оба материала.
Статья о предполагаемой женитьбе Картера Томпсона на известной телеведущей. Оба были хороши собой и могли бы родить отличных малышей, но Джей не сомневался, что это лишь пиар в рамках кампании, элемент шоу, рассчитанный на публику. Последняя заметка поразила Джея. Он очень надеялся, что это вранье. Просто смехотворно… Он послал сообщение Скаю:
«Привет. У меня безумный вопрос по работе. Между Роки и Баком Брэндивайном что-то есть? Спасибо. И другие новости: я тебя люблю и скучаю по тебе».
Ответ пришел немедленно:
«Не знаю точно, но пул отпустили на несколько дней. Люди Хейз объяснили просто: личные дела. Назад в понедельник. Не поверишь, но все это время я только спал и стирал. Целую».
Отбросив на время мысли о Скае, Джей стал думать, что делать с заметкой. Позвонить Бёрди? Удалить материал? Но это мертвому припарка. Если автор не наврал, информацию раскопает кто-нибудь еще и вряд ли станет деликатничать.
Телефон Кэди ожил, едва она очутилась в офисе. Она постаралась сдержать слезы и очутиться на следующей стадии — сердитой печали. Плавный переход. На экране появилось сообщение. «Паркер Эпплтон». Это привело Кэди в замешательство. Она была уверена, что у нее не сохранен его номер, так как они общались только по электронной почте. Текст был довольно большим. Она сначала решила не читать его, но было очевидно, что проблема от этого никуда не денется.
«Привет, это Паркер. Я записал тебе в телефон свой номер на днях, когда удалял данные твоего бывшего. Я понимаю, что надо было сказать тебе раньше. Ну а теперь это еще одна странность, которую приходится объяснять, а у нас есть вещи и посерьезнее.
Я хочу, чтобы ты знала, что случилось сегодня. Я очень сердит. Даже не знаю, с чего начать. Но начну с самого главного. С Мелани не может быть никакого продолжения. (В фургоне была Мелани.) Я не общался с ней с тех пор, как она разорвала со мной отношения. Она объявилась сегодня, без всякого приглашения. В первую смену работал Чип, но ему надо было к врачу, и я собирался его подменить. Я писал тебе сообщение уже в пути.
По словам Чипа, Мелани сказала, что хочет сделать мне сюрприз и что я ее приглашал. Но никто ее не приглашал! Чип — идиот, хотя я его люблю, — ну, ты понимаешь. В любом случае я заставил ее уйти и сказал, чтобы больше она не появлялась, что между нами ничего не может быть. Наверное, она потерпела фиаско и решила попробовать вернуться.
Но, Кэди, мне это уже не интересно. Мелани — это прошлое, и я даже не представлял себе, как ужасны наши отношения, пока не встретился с тобой. А с тобой все казалось прекрасным даже до последней недели, а уж она-то была поистине великолепна (до сегодня — ну, ты понимаешь). И наша первая встреча, и то, как ты брала у меня интервью, и как ты скрепила волосы ручкой — просто улет! И много чего еще. Надеюсь, ты понимаешь. Боже, какой длинный текст! Я больше не стану тебе докучать, но если забудешь о сегодняшнем происшествии и решишь снова начать отношения, буду рад. Пошли мне „о’кей“ или „это здорово“ или еще какой-нибудь знак, что у нас все в порядке. Оставляю это на твое усмотрение».
Кэди вовсе не собиралась отвечать сразу и не знала, стоит ли отвечать вообще. Она снова перечитала послание. Оно казалось искренним, но разве она в этом разбирается? Вот взять хотя бы Джексона. Паркер, конечно, не Джексон. Но сейчас она уязвлена и сбита с толку. Может, надо соскочить с этих бесконечных русских горок? Может, надо сделать перерыв.
В дверь постучали. В глубине души Кэди надеялась, что это Паркер. Но вместо него появился Джефф — явно на взводе. Он уселся в кресло Кэди и нервно заговорил:
— Нужно обсудить несколько вопросов.
Кэди отложила телефон.
— Это насчет рубрики для садоводов? Я и не представляла, что этот прибор для прополки настолько мощен. Он чуть не оттяпал Грейси пятку. Да, там произошла небольшая заминка с этими новыми инструментами, пришлось дать рекламную заставку, но крови было немного.
— Нет. Я совсем не о том. С Грейси все в порядке, — он закатил глаза и махнул рукой. — Нет, ты должна срочно придумать, как поднять шумиху вокруг нашего шоу. Нам нужно прогреметь, привлечь к себе внимание.
— Штучки Мэдисон зрители принимали неплохо. Я пытаюсь вернуть ее в шоу, но у нее возникли трудности. Она вроде как под домашним арестом.
Глаза Джеффа заблестели:
— Серьезно? Может, нам организовать что-то вроде вторжения в «тюрьму»?
— Нет, она не то чтобы заложница. У Хэнка плотный график, и она присутствует на мероприятиях, хотя выносит это с трудом.
Однако Мэдисон, похоже, и вправду целенаправленно не пускали на шоу. Кэди могла бы и заважничать, но понимала, что ее роль в этой истории не так уж велика.
— Ну, хорошо, — сказал Джеф, явно разочарованный. — Пораскинь мозгами, ладно?
Он встал. Лоб все еще нахмурен, глаза невеселые. Это было непохоже на него. Это тревожило.
— Эй, Джефф, что с тобой? Что, наши дела совсем плохи?
— Мы очень старались все это время, но, видимо, недостаточно. Если срочно что-нибудь не придумаем, после выборов шоу закроется.
Кэди точно обухом по голове ударили.
— Снова ребрендинг. Пойду-ка я к себе. Выпью и обновлю резюме.
Бёрди трудно было застать врасплох. После первой измены она всегда ожидала, что подобное повторится снова. Но эта новость оказалась какой-то очень уж неожиданной. Да, неожиданной. Она и не догадывалась, что Бак подстрелил птичку столь высокого полета. Она была готова, что он подцепит кого-то… для одноразового использования. Ну, уж точно не кого-то, кто более известен, чем он сам. Что-то тут не склеивалось. Но последние несколько дней она не видела, как он входит в ее домашний офис или выходит, — а наблюдала она внимательно. Занятия в университете начинались только через неделю, в конце августа, так что расписание Бака явно не было насыщенным. Правда, иногда его приглашали куда-нибудь в качестве лектора, но это случалось не так уж часто.
— Спасибо, Джей, — проговорила она в телефон, поглядывая за окно, где опускался теплый душный вечер, так, словно Бак мог появиться именно в эту минуту. — Спасибо, что не позволил этому обрушиться на меня как снег на голову.
Глаза Кэди расширились.
Бёрди покачала головой, как бы давая понять, что этой напасти ее не подкосить. До сих пор она была рада кампании, но сейчас сожалела, что кто-то слышит их беседу с Джеем. Когда у Кэди выдалась скверная ночь, Бёрди находилась рядом с ней, и теперь, казалось бы, настала ее очередь изливать душу и получать поддержку. Это соответствовало бы неписаному кодексу дружбы, не так ли? Но не стилю Бёрди. Она прекрасно справлялась с помощью другим, но сама предпочитала все переживать одна. Она предпочитала поддерживать иллюзию, держать дистанцию даже с теми, с кем ощущала духовную близость.
Однако Джей несколько месяцев назад появился на пороге ее дома именно в тот день, когда ее жизнь пошатнулась. И ей ничего не оставалось, как его впустить. И сегодня она радовалась, что тогда сделала это.
— Меня беспокоит, что если это знаем мы, то может знать или узнать вскоре кто-нибудь еще, — сказал он.
Его слова прозвучали зловеще.
— Понимаю. Значит, есть доказательства?
— Боюсь, что да. Во всяком случае, отчасти. Я позвонил в отель «Уотергейт», и они подтвердили, что Бак там остановился. Насчет всего прочего уверенности пока нет. Скай вернется в штаб Хейз только на следующей неделе.
Завершив разговор, Бёрди быстро сказала Кэди:
— Мне надо сделать один звонок.
Она поднялась в спальню.
Второй раз за этот вечер Бёрди испытала огромное изумление — Бак снял трубку.
— Я помню, что где ты и с кем проводишь время до девятого ноября, меня не касается, — начала она с ходу, — но ты должен знать, что поползли слухи. Меня озадачило, что ты предпочел остановиться в «Уотергейте» вместо того, чтобы наслаждаться домашним уютом особняка, который стоит кучу миллионов долларов, рядом с этим домом, тоже не дешевым.
— У меня есть на то причины, Бёрди, — сказал он как-то легко, почти играючи, и она не знала, как это истолковать. — Но пока я не готов их обсуждать. Было приятно поговорить с тобой, — он произнес это с неподражаемым дружелюбием и повесил трубку.
Вот теперь она разозлилась. Она спустилась вниз, где милая Кэди пыталась сделать вид, что увлечена шоу на экране — Рейчел Мэддоу, похоже.
— У нас найдется парочка камер? — спросила Бёрди, усаживаясь в свое любимое кресло марки «Герман Миллер», похожее на ломтик кокоса, и складывая руки на груди.
— Ну конечно. Я же работаю на телевидении.
— Да, но я имею в виду такие маленькие камеры, которые можно незаметно установить по углам.
Помолчав, Кэди сказала:
— У меня есть идея получше.
Рейги даже не могла сказать, что хуже — когда Тед дома или когда его нет. Слава богу, на этот раз обошлось без столкновений с законом. Но когда Тед был не на работе, он слонялся по квартире с гарнитурой в ухе, бесконечно с кем-то болтая. Посреди гостиной валялась куча грязной одежды, которую он почему-то выгрузил из чемодана прямо там. Рейги из принципа не прикасалась к его вещам, и теперь с ними играли девочки, заселяя гору тряпья куклами и возводя на ней сооружения из деревянных кубиков.
Иногда, во внезапном порыве отцовской любви, Тед позволял детям взбираться по нему, словно по шведской стенке. И, конечно, они тут же забывали, как долго папы не было рядом.
Когда Бёрди позвонила и попросила оказать ей в выходные услугу — Тед как раз находился дома, — Рейги немедленно согласилась, даже не вдаваясь в детали.
— Нам потребуется твой детский монитор, или видеоняня — как это там называется. Я слышала, это очень современная штука.
Тед сказал, что он будет счастлив посидеть с девочками в пятницу вечером. Так он проведет дома время с толком. Рейги села в машину, присланную Бёрди, и направилась в «Уотергейт». Было семь тридцать вечера. Детский монитор лежал у нее в сумке для подгузников от «Хэтч».
В отеле Бёрди заказала для себя отдельный номер, чтобы иметь полигон на случай ведения военных действий. И ей очень быстро удалось раздобыть ключ от номера Бака — десятый этаж, окна с видом на Потомак, пятьсот долларов за ночь. Насколько Рейги поняла, не обошлось без хитроумных уловок. Эбби, помощница Бёрди, очаровала какого-то горемыку за стойкой и, используя ключ от номера начальницы как приманку, скормила ему байку о том, что миссис Брэндивайн остановилась здесь с супругом, но ее ключ почему-то не сработал. Поэтому не будет ли портье так любезен предоставить ей запасной ключ от апартаментов мистера Брэндивайна?
— Я совершенно не запоминаю цифр, номер вылетел у меня из памяти, вы мне не напомните? Леди-босс меня просто убьет, если я еще раз позвоню ей с каким-нибудь вопросом, вы же знаете, как это бывает, — наговаривала Эбби на начальницу, обворожительно улыбаясь.
И, по словам Бёрди, все оказалось до абсурдного легко.
Кэди спустилась в вестибюль, чтобы встретить Рейги. От пола до высокого потолка помещение было отделано в роскошном стиле шестидесятых годов в сочетании с современным дорогим хайтеком. Детали из ажурного металла, резьба по дереву, мрамор поражали воображение. Рейги не была здесь с тех пор, как отель открылся после реконструкции в начале года.
Она чувствовала себя неловко оттого, что помогает проворачивать какие-то сомнительные делишки в таком красивом историческом месте, но наслаждалась тем, что на время отвлеклась от домашней суеты.
Кэди, приветствовав ее, сообщила:
— Эбби позвонила секретарю Бака и выяснила, что он сегодня на ужине с семи до десяти вечера. — И после паузы добавила: — Предупреждаю, Бёрди сейчас немного нервная.
— Удивительно! И с чего бы это?! А я привезла детский монитор, чтобы установить его в номере ее супруга.
Они обе рассмеялись, направляясь к лифту.
— А как Тед?
— Видишь, полчаса прошло, а он еще ни разу не позвонил, — это хороший знак, — она многозначительно взглянула на Кэди. — Просто пару слов для информации — а как дела с Паркером?
— Что ты имеешь в виду?
— Знаешь, я в принципе не сторонник идеи, что всякий заслуживает второго шанса, но, думаю, что в письме он не врал о том, что случилось на самом деле.
— Шанс нужен мне. Просто передышка. Слишком много переживаний за столь короткое время. Может быть, вселенная намекает мне, что я должна некоторое время побыть одна.
— А может, вселенная хочет сказать тебе, что у этого парня пунктик насчет шатенок? — Рейги коснулась светло-каштановых волос Кэди. — Итак, игра продолжается. Но зачем бы ему сталкивать тебя и свою бывшую девушку лбами?
— А почему небо голубое? Просто моя жизнь сейчас — это просто мучение, и это ясная и неоспоримая правда.
Двери лифта открылись — перед ними предстала Бёрди в черном одеянии и черной шляпе.
— А вот и вы, — сказала она, подхватив обеих под руки. — Поехали.
— Я, кажется, что-то пропустила, — заметила Рейги. — Нам надо было одеться как воришкам?
Бёрди проигнорировала ее замечание.
— Я хочу, чтобы все было сделано быстро. Вы его не очень хорошо знаете. Порой ему вдруг взбредает в голову, что он больше не хочет общаться ни с кем, и он, например, демонстративно уходит со званого обеда: смотрите, мол, какая я эксцентричная знаменитость. Но это я сделала из него звезду. Я вытолкнула его наверх, я позвонила ему и сказала: «Нет, нет, такое лицо нельзя скрывать от мира».
Кэди взглянула на Рейги, как бы спрашивая: «Теперь понимаешь, о чем я говорила?»
Двери лифта снова открылись.
— Она покараулит, — Бёрди кивнула в сторону Эбби, которая стояла у лестницы, и в знак одобрения подняла большой палец. — Внизу, в вестибюле, у нас тоже есть свой человек.
Они быстро оказались в комнате Бака. Так как живот Рейги стал намного объемнее с тех пор, как они виделись в последний раз, она согласилась, когда Кэди предложила установить монитор вместо нее. И теперь, стоя на гладкой лакированной столешнице, Кэди прикрепляла камеру над окном.
Бёрди внимательно наблюдала за процессом:
— А где ты это раздобыла? В музее шпионажа? В сувенирном киоске ЦРУ?
— А у них есть сувенирный киоск? — удивилась Кэди.
— Бай, бай, беби, спи, малыш, — пропела Рейги, загружая на телефон Бёрди приложение для дистанционного доступа к камере.
— Ночное наблюдение — прекрасная вещь, знаешь, все видишь в деталях, сама убедишься, — произнесла Рейги и тут же пожалела о сказанном. — Ну, если, конечно, будет на что смотреть.
Бёрди взглянула через плечо Рейги на экран айфона.
— Все, готово. Вот мы.
— Мы сейчас зададим крупный план, — сказала Рейги, увеличивая масштаб.
— Это настолько любопытно, что я почти начинаю жалеть, что у меня нет детей, — произнесла Бёрди.
Молодые женщины переглянулись. Бёрди, похоже, это заметила. Она выхватила у Рейги телефон.
— Только помни, что он не записывает, можно только смотреть, — дала та последнее наставление, убирая в сумку инструкции и лишние провода.
— О, я все запомню, — сказала Бёрди и вздохнула. Затем резко поднялась к камере, точно проверяя связь, хотя явно не отдавала себе отчет, что делает. — Знаю, вы думаете, что мне надо настроиться и держать себя в руках. Но кое-что подобное в моей жизни уже было, и вспоминать об этом не слишком приятно. Я бы предпочла не проходить через это снова и с новой героиней.
Кэди и Рейги были наслышаны об этой истории, поэтому молчали, словно застыв на месте. Не глядя на них, Бёрди спустилась и легла на кровать, проверяя телефон.
— Я не заслужила подобного. Когда все это случилось с Грейси Гарфилд, я была молодой и глупой. Я бы вообще ничего не поняла и не заметила, если бы он сам мне не проболтался. Но тогда у меня еще были силы сопротивляться, и мне это дало толчок в жизни. Он унизил меня, дал понять, что я как бы ниже его, недостойна его. Я решила, что больше это не повторится. Я бы не достигла и половины того, что достигла, если бы он не обошелся со мной подобным образом. Мне хотелось, чтобы все говорили: Бак Брэндивайн женат на ней, чем же ему удалось прельстить ее? Но как часто бывает, потом этого оказалось недостаточно.
Солнце село, комната погрузилась во мрак. Никто даже не пошевелился, чтобы зажечь свет, словно все боялись разрушить эту минуту откровенности. Бёрди же продолжала, глядя в потолок, и ее слова точно уносились в вечность.
— Я хотела сравнять наше положение. Я хотела, чтобы это он чувствовал себя брошенным. Мне хотелось быть востребованной самой. Чтобы это он задавался вопросом, где я, чем занимаюсь, как провожу время и с кем. Пусть даже все это будет только напоказ. Кто бы что ни говорил, я позволила себе измену только один раз. Сразу после того, как он рассказал мне о Грейси. Лучше мне от этого не стало. То, что интрижка с другим мужчиной может дать облегчение, — иллюзия. Так, на всякий случай, если кому-нибудь интересно.
Не говоря ни слова, Кэди слезла со стола, на котором сидела, и легла рядом с Бёрди, взяв ее за руку. Рейги последовала за ней. Она легла с другой стороны и с большим усилием повернулась, чтобы смотреть на Бёрди.
— Прошу прощения, ребята, я всего лишь хотела лечь на левый бок, — сказала она негромко. — У меня ощущение, что я ношу гигантскую морскую черепаху.
Кэди тихо засмеялась — первой. За ней — Бёрди. Где-то внизу под ними зазвонил телефон. Кэди нашла его.
— Эбби, — вручила она телефон Бёрди.
— Он внизу в вестибюле, ждет лифта, — передала та содержание сообщения.
Быстро схватив сумки, они выбежали из номера — и едва добежали до лестницы, как сзади раздался шум открывающихся дверей лифта.
По пути домой Рейги вдруг почувствовала прилив любви к Теду. Ее муж, конечно, не совершенство — собственно, как и она. Зато не из тех, кто обманет, предаст, бросит в беде, сбежит. Похоже, это просто не заложено в его ДНК. И за это она благодарила судьбу.
Рейги вошла в тихий, хотя и словно после побоища, дом — остатки ужина на столе, немытая посуда в раковине, грязные подгузники на полу. Она сразу пошла искать Теда, чтобы рассказать про Бёрди. До сих пор до них доходили только обрывки этой истории, изрядно сдобренные сплетнями.
— Ну, наконец-то, — сказал он, увидев ее и не дав сказать ни слова. — Я даже не представлял, что ты будешь болтаться допоздна.
— Я отсутствовала только три часа, ну, может, четыре.
— Мне показалось, что очень долго.
— Добро пожаловать в мир родителей! — сказала она торжественно, и он, конечно, оценил ее тон.
— Что ты имеешь в виду? — спросил он, явно не разделяя ее настроения.
— Собственно, ничего, — она улыбнулась. — Я только хотела сказать, что не все так просто. Куда тяжелее, чем сидеть за столом и вырабатывать стратегию предвыборной кампании, — она говорила вполне серьезно. — Правда, и веселее тоже. Но очень изматывает. Мои начальники куда жестче, чем твои.
Ей казалось, что назвать девчонок «начальниками» будет отличной шуткой. Но иногда стоит обращаться с юмором поаккуратнее — в таких, например, случаях, как этот.
Однако слова уже были сказаны.
— А этим ты что хочешь сказать? — спросил он, и в его интонации послышалась обида.
— Да ничего особенного, забудь. Лишь то, что родительство труднее, чем кажется. Особенно если хочешь быть кем-то большим, чем донор спермы.
Произнеся это, она снова поняла, что промахнулась с формулировкой.
— А ну-ка, поподробнее! — он явно приготовился к схватке.
— Ох, нет, — вздохнула Рейги. — Послушай…
— Этот «донор спермы», между прочим, еще и кормилец семьи, если я не ошибаюсь…
— Ох, ну ты же видишь, я огромная, измученная, переполненная гормонами… Давай прекратим это. Прямо сейчас и навсегда. Или хотя бы минут на десять-пятнадцать.
Он сделал вдох, затем выдох, кивнул, повернулся, не произнеся больше ни слова, направился в спальню и закрыл за собой дверь. Рейги понимала, что он был на грани, разрываясь между выборами и детьми. И она вовсе не собиралась выяснять сегодня отношения. Она прилегла на диван — подвиг, на который потребовалось несколько минут, — и включила телевизор. Старый детский монитор — только звук, без картинки, как старое радио, — монотонно шипел на кофейном столике.
Кэди надела пижаму и удобно устроилась в мягкой постели. Она прихватила с собой ночные принадлежности, приняв, хотя и без особого желания, предложение Бёрди переночевать в отеле «Уотергейт». Побродив по телевизионным каналам, Кэди погрузилась в размышления. Какая-то ее часть уже устала бесконечно переживать заново печальную историю своего романа. Но Кэди не могла не сравнивать себя и Джексона с Брэндивайнами. Чем, собственно, она отличалась от Бёрди? Она понимала, почему та осталась с Баком, и осознавала, что их отношения зиждились на основе, достаточно крепкой, чтобы начать все заново. Конечно, чужая душа — потемки, но, видимо, Бака и Бёрди связывали по-настоящему глубокие чувства, раз после того эпизода, едва не разрушившего их брак, после стольких лет вместе они оставались командой. Это требовало серьезных усилий и большого желания. Тогда как измену Джексона Кэди теперь считала знаком, что оба они ошиблись, что он попросту не нуждался ни в чем, что она могла дать.
Сейчас она смотрела на канале «Пи-Би-Эс» репортаж о реставрации Капитолия. Съемочная команда поднималась по спиральной лестнице к куполу — так же, как она по приезде в Вашингтон. Как Кэди ждала того вечера! Теперь, мысленно возвращаясь к нему, она пришла к выводу, что отношения с Джексоном оказались очень похожими на этот самый купол. Снаружи все прекрасно, а внутри осыпается, и требуется капитальный ремонт, чтобы он не рассыпался совсем. Кэди выключила телевизор, затем погасила свет. С утра она начнет искать квартиру. Маленькую студию, по средствам. Время пришло.
В глубине души Бёрди была рада наконец оказаться дома в одиночестве. Она налила себе стакан вина, выключила телевизор и, усевшись на диван, с телефоном в руке стала наблюдать за комнатой Бака. Она видела, как он появился почти сразу после их ухода. Видела, как он переодевается, сменив костюм на любимые спортивные брюки и футболку с надписью «Джорджтаун», явно новую, она была уверена.
Бёрди сделала несколько звонков, отправила несколько писем — и пропустила несколько кадров. Вернувшись к шоу — действие разворачивалось бесконечно медленно, — она обнаружила Бака лежащим в постели, одного. По комнате скользили отблески от экрана включенного телевизора. А на ее телефон пришло сообщение:
«Бёрди, я оставил для тебя записку на кровати».
Страх и волнение одновременно охватили Бёрди. Она быстро побежала наверх, в спальню. Он что, заезжал днем? Но помощница по хозяйству, которая провела здесь почти весь день, ни словом об этом не обмолвилась. Возможно, Бёрди в это время как раз была в «Уотергейте»? Ничего не найдя на покрывале из бутика «Фретте», она сдернула его, затем сбросила одеяло, простыню, мягкие подушки — Бак всегда жаловался, что они маловаты. Безуспешно.
В конце концов она написала ему:
«Очень интригующе, но я ничего не вижу. Ты проник сюда сегодня?»
Он тут же ответил:
«Я не из тех, кто занимается такими делишками. Проверь монитор…»
Внутри у Бёрди все похолодело. Она снова вернулась к камере. Теперь в комнате Бака горел свет. Он стоял перед камерой и махал рукой, показывая на спинку кровати, на которой закрепил несколько листов бумаги, исписанных огромными буквами:
«Привет, Бёрди! Взлом + проникновение = твой новый талант?»
Бак улыбался прямо в камеру.
А потом он отправил ей очередное сообщение:
«Я знаю, ты была в номере — здесь повсюду пахнет твоими духами. Потом я обнаружил камеру. Очень умно. Не знаю, чего ты ожидаешь, но вряд ли найдешь то, что ищешь».
Бёрди медлила с ответом. А что она могла сказать? Никогда еще она не оказывалась в подобной западне.
«Тебе есть чем гордиться», — написала она наконец.
«Ну, я горжусь, но не слишком. В моих шоу нет ничего нового. Надо что-то делать. Доброй ночи, Бёрди».
«Доброй ночи, Бак».
Он выключил свет, но не потрудился выключить камеру. Бёрди смотрела на него, пока он не заснул, а затем и сама задремала на диване, с телефоном в руке.
(Скай Васкес, штатный корреспондент «Кью»)
Сегодня пресс-секретарь Роки Хейз объявил, что легендарный стратег и политтехнолог Бак Брэндивайн в прошлом месяце фактически руководил кампанией.
«Его долго уговаривали, — рассказал инсайдер. — Хейз и Брэндивайн провели пару недель „вне зоны“, вырабатывая программу и план действий, а также готовясь к грядущим дебатам».
Источники свидетельствуют, что Брэндивайн сомневался в компетентности Хейз, но во время контрольных переговоров был просто ошеломлен. На него произвела впечатление ее работа в рамках Организации Объединенных Наций, и он вернулся убежденным в ее способности выступить лидером и сформулировать основы внешней и внутренней политики страны. Она вовсе не легкомысленна. Брэндивайн верит, что администрация Хейз сможет произвести необходимые изменения, давно назревшие в Вашингтоне.
Прохладным ранним сентябрьским утром Джей послал Бёрди заметку на просмотр — до того, как разметить ее на сайте. Начиналась она просто:
«Тайна раскрылась…»
Необычайно жаркое лето подходило к концу, Скай вернулся к участию в кампании — после, пожалуй, худших за все ее время «каникул». Они с Джеем почти не виделись, а в считаные часы вдвоем были очень напряжены. Возможно, Скай и вправду страшно устал и нуждался в отдыхе. Джей никогда не умел держать удар — и нехотя признавал, что, пока Скай оставался в Вашингтоне, чувствовал себя скованно и неуверенно.
Когда тот уехал, настроение Джея изменилось. Он стал сердитым, решительным и работал на удивление эффективно. Его самого поражало, как круто он справляется с делами, не считаясь ни с кем и ни с чем. Джей всегда гордился своей репутацией мягкого начальника и управлял отделом используя скорее пряник, чем кнут. Теперь кнут вышел на первый план, а пряник стал редким угощением. Обзоры, которые он выпускал, вызывали всеобщий восторг. Но Джей все равно был несчастен.
Он закончил отзыв на статью о Джареде Лето: «Ты вложил в текст бешеную страсть, но в нем нет ни капли юмора. Иисусе, отчего же ты так серьезен? Добавь красочности в описание вашей с Джаредом велопрогулки по городу. Даю тебе полчаса».
Мэдисон потянулась, наклонила голову в одну сторону, потом в другую, зевнула и взяла телефон, просматривая письма и стараясь отключиться от театральных выкриков Хэнка на трибуне.
— Опять Сирия?! — кричал он своим помощникам. — Ради всего святого, давайте о чем-нибудь другом!
— Мы сможем двинуться дальше, когда вы сформулируете свою позицию, сэр, — упрямо сказал его новый старший советник.
— Да чего вы от меня хотите?! Просто скажите, что я должен говорить.
Мэдисон было больно наблюдать за этим. Она сосредоточилась на сообщении Генри. Уже начался футбольный сезон — второй вид спорта, в котором сын преуспевал.
«Удачи в игре! Вперед, „Биг Блю“!»
Потом она написала Джемме:
«Привет, моя сладкая! Встретились ли тебе сегодня по дороге бабочки или белки?»
Первые дебаты, насколько поняла Мэдисон, закончились не очень хорошо. Однако Хэнк настаивал, что победил в них. Он все время дергал галстук, гримасничал и повторял:
— Я собираюсь все изменить. Дайте мне шанс. Вам всем понравится.
Этого хватило, чтобы даже Мэдисон сообразила, что выступил он слабовато.
Сейчас они решили делать все по правилам, по указке аппарата. А это означало часами просиживать в танцзале отеля в Сент-Луисе и смотреть, как Хэнк закатывает глаза, делая вид, что сыт по горло вопросами, в которых даже не дал себе труда разобраться. Вчера Мэдисон попыталась улизнуть в Нью-Йорк, но Хэнк тут же заявил, что она ему просто необходима. Дебаты сделали его очень нервным.
Внезапно Майк сорвался с места и подскочил к ней так, словно в здании начался пожар:
— Мне нужен твой телефон! Сейчас же! Мэдисон!
— Майк, ради всего святого, что ты вытворяешь? — спросил Хэнк.
Уставшие члены аппарата радостно воспользовались передышкой.
— Все в порядке, Майк? — невинным голоском спросила Мэдисон. Она как раз смотрела видео, которое прислала няня. Джемма пританцовывала на террасе таунхауса, распевая новую песню Джастина Бибера. Это видео заставило ее улыбнуться и почувствовать, как она скучает по дому.
— Тебя взломали! — завопил Майк, покрывшись испариной под своим строгим костюмом. И выхватил у нее из рук телефон — будто у школьницы, пойманной за списыванием. — Твои «Твиттер», «Фейсбук», «Инстаграм», «Снапчат»! Все!
— Что? Откуда ты знаешь? Что ты имеешь в виду? — спросила она спокойно и даже рассеянно.
— А ты вот это видела? — он показал ее страницу в «Фейсбуке». — Вот твой утренний пост: «Сторонники изменения климата, защитники огромных природных ресурсов нашей страны, друзья-натуристы!» Натуристы! — повторил Майк, глаза едва не выскакивали из орбит.
Мэдисон пробежала глазами текст до конца.
«Приглашаю вас присоединиться ко мне 9 октября во время президентских дебатов в прекрасном городе Сент-Луисе и потребовать от кандидатов, чтобы они уделили внимание нашей растущей озабоченности проблемами окружающей среды. Глобальное потепление — это серьезно, оно подобно эпидемии. Чтобы помочь окружающим осознать эти ключевые вызовы современности, поддержите нас, раздевшись догола.
#backnature#goodfellow2016».
— О-о-о-о-у-у!.. Но натурист — это вовсе не любитель природы! — рассмеялась она.
Но, заметив, что Майк никоим образом не расположен шутить, продолжила:
— Нет, уверяю тебя, это точно не я. Моя последняя публикация — толстый кот у большой арки, вчера. Она собрала пятьдесят пять тысяч лайков. Понимаешь? А вот это точно не мое.
— Черт, теперь нам придется придумывать, как он относится к глобальному потеплению! — раздался голос одного из советников, высказавшегося чуть громче, чем следовало бы.
— А что ты думаешь о глобальном потеплении, Хэнк? — спросил второй помощник.
— А что я должен думать? Я не знаю, — ответил тот, весьма обеспокоенный всей дискуссией. — Прекрати, Майк! — воскликнул он. — Это мы обсудим потом.
— Давайте-ка лучше вернемся к Ближнему Востоку, — поддержал его советник.
— Вот уж не хотел бы там оказаться, — саркастично заметил другой.
Хэнк и его помощники продолжили дискуссию о внешней политике, а Майк яростно строчил текст, усевшись рядом с Мэдисон, и проговаривал вслух:
— Привет всем сторонникам Гудфеллоу! Приношу глубочайшие извинения. Моя страница в «Фейсбуке», аккаунты в «Инстаграме», «Твиттере» и «Снапчате» были взломаны. Сегодняшние посты написаны не мной. Мы проводим расследование инцидента и благодарим вас за понимание. Увидимся на выборах! Искренне ваша, Мэдисон Гудфеллоу. — Майк поднял на нее взгляд: — Воздержись от публикаций в социальных сетях, пока я не дам тебе отмашку и новые пароли.
Подошел Уиплэш и увел Майка за стол. Мэдисон же, сдерживая улыбку, снова просмотрела видео с Джеммой, а затем открыла электронную почту — секретный ящик, который завела тайком от Майка, — и написала Бёрди Брэндивайн.
«Надеюсь, ты успела увидеть мою страницу до того, как мой надзиратель уничтожил пост. Я выложила призыв разрушительного свойства:) С любовью, Мэдди. P. S. Собираюсь поговорить с ним сегодня вечером».
Мэдисон встала и окликнула Кимберли, ассистентку Майка:
— Пожалуйста, принеси мне кофе!
Но едва девушка вышла из комнаты, как Мэдисон догнала ее, чтобы поговорить без свидетелей.
— У тебя есть доступ к расписанию Хэнка, так ведь? — спросила она. — Мне нужно полчаса сегодня вечером, после девяти.
— Но это опасно близко к тому моменту, когда пора отправляться в постель, — попыталась отбиться от нее Кимберли.
— Да-да, я знаю, знаю, но сделай это. Место встречи — наш люкс в отеле.
В девять часов двадцать девять минут позвонил Уиплэш.
— Что за дела? — гаркнул Хэнк в трубку. — Терпеть не могу какие-то встречи перед сном. Где?
Мэдисон услышала их разговор из гостиной. Надев очки, она подошла к спальне и постучала в открытую дверь:
— У тебя встреча со мной.
— Все ясно, Уиплэш. Доброй ночи, дружище, — произнес Хэнк и повесил трубку. — И с каких это пор ты вписываешься в мой график? — спросил он, уперев руки в бока.
— В том-то и проблема, что не вписываюсь. Поэтому и вынуждена добиваться официального приема. Садись! — велела Мэдисон.
Она облокотилась на бюро — ей казалось, так легче контролировать ситуацию.
— Помнишь, ты просил сказать, если тебе снесет крышу? — медленно и вкрадчиво спросила она. — Так вот, ее снесло уже давно. Это хобби слишком сильно затянуло тебя. Не стоит ли вспомнить о вещах, в которых ты знаешь толк и которые тебе по душе? Ты правда жаждешь приза, за который сейчас бьешься?
Он взглянул на нее и сделал свой ход:
— Но у меня есть шанс победить.
— Это вообще не имеет значения. Ты правда хочешь этой должности? По-моему, она бы тебя попросту угробила. Не слишком-то приятно это говорить, но я не вижу, чтобы ты действительно мечтал быть избранном. Тут как в хоккее: у тебя есть шанс победить, и ты обдумываешь, как сделать это. Но ты будешь выглядеть жалко. Предоставь бороться за победу тем, кому она действительна важна. Уйди на своих условиях. Возвращайся к благотворительности, к своей компании, к бейсболистам и баскетболистам — к тому, что дарит тебе счастье. Ты на это способен.
Хэнк вздохнул и покачал головой, глядя под ноги.
«Кажется, проникся», — подумала Мэдисон. Она знала, как силен в нем инстинкт охотника, как важны для него азарт и риск, но ей вовсе не хотелось, чтобы в последующие четыре года он наносил ущерб стране лишь потому, что решил кому-то доказать, чего может добиться.
Он встретился с ней взглядом:
— Мэдисон, ты правда так думаешь?
— Да, именно так. И ты знаешь, что я права, — ответила она мягко. — Мы найдем удобный предлог. Например, сослаться на семейные трудности. Мол, ты не осознавал, что гонка навредит нашей жизни, нашим детям.
Она могла бы рассказать ему о школьных неурядицах Генри, но не хотела выдавать секреты своего мальчика.
— Ну что ж, отлично! — сказал он. Затем снял трубку телефона местной линии и заговорил, судя по всему, с кем-то из своего аппарата:
— Привет, это Хэнк Гудфеллоу. Похоже, мне нужен отдельный номер.
Мэдисон застыла, чувствуя, что у нее земля уходит из-под ног.
— Нет, с этим номером все в порядке, но мне нужно дополнительное пространство. Симпатичный люкс, не на последнем этаже, не под самой крышей, как этот.
— Что ты делаешь? — спросила она, сделав шаг вперед.
Он бросил на нее очень короткий взгляд. Почти убийственный.
— И принесите мне ключ наверх, а? Большое спасибо.
Он повесил трубку.
— Завтра я тебя не приглашаю.
— На дебаты?
— Да, именно.
— Я не собираюсь выезжать из этого номера.
— А тебе и не придется. Это сделаю я. У тебя столько барахла, что на сборы ушла бы уйма времени. Если ты не заметила, я ввязался в выборы, чтобы их выиграть. Ты же во всем своем великолепии можешь завтра отправляться назад, в Нью-Йорк. Если ты не разделяешь моих устремлений, то не нужна мне здесь. С ума сойти, Мэдди! — он покачал головой. — Не знаю, что у тебя за проблемы. Тебе уделяют колоссальное внимание, и, похоже, ты многим нравишься. И ты недовольна? Поразительно! Мы никогда настолько по-разному не смотрели на вещи. Мы всегда шли локоть к локтю…
— Плечом к плечу, ты хотел сказать…
— Что?
— Когда-то мы шли плечом к плечу, но вся эта история тебя изменила. Я не думаю, что ты осчастливишь мир, Хэнк. Я вообще думаю, что политика не для тебя.
Он повысил голос:
— Да что ты в этом смыслишь?
Она закатила глаза:
— Не смей говорить со мной как с маленькой!
Она бросила косметичку от «Шанель» в сумку от «Луи Виттон». В этот момент в дверь постучали.
— Не кипятись, Хэнк, — сказала она. — Подумай хорошенько над моими словами. Я приду утром, чтобы забрать остальные вещи.
Когда они ссорились, он всегда вел себя так, словно готов к разводу. Но она полагала, что сегодняшний разговор — лишь начало. И что такой опытный бизнесмен, как Хэнк, на самом деле тоже прекрасно это понимает. Открыв дверь, Мэдисон увидела улыбающегося консьержа, который держал серебряное блюдце с ключом от нового номера. Она схватила его и быстро вышла, не попрощавшись.
У них оставались считаные недели, чтобы спасти шоу. Если в довершение всего она потеряет еще и работу, то… Кэди даже не знала толком, как закончить предложение. Вернется в Нью-Йорк? Придумает что-нибудь получше? Ясно лишь одно: в ближайшие десять месяцев она никуда отсюда не денется, потому что в конце лета опрометчиво арендовала на год небольшую уютную студию на Колумбия Хайтс, неподалеку от офиса Джея. Худший сценарий — это сдать комнату в субаренду, но она надеялась, что до этого не дойдет.
Этим утром она пропустила звонок от Мэдисон, поскольку как раз обсуждала неутешительную статистику.
— Хотела подкинуть тебе нечто безумное, — сказала ей голосовая почта. — Дай знать, когда у тебя выдастся свободная минута.
Кэди уже начала набирать номер миссис Гудфеллоу, когда телефон звякнул.
«Привет. Позволь по-дружески напомнить, что я — Паркер. Я не Джексон. На случай, если ты спутала».
Она прервала набор и откинулась в кресле, глядя в окно на реку и город за ней.
После происшествия у фургона «Преамбулы», то есть с начала августа, Паркер писал Кэди сообщения каждую неделю. Это походило на рассылку, на которую она вовсе не подписывалась. Тексты становились все короче, совсем как дни в конце лета. Сейчас уже стоял октябрь, но послания все приходили — и против ее воли вызывали улыбку. Время от времени она пыталась отвечать. Только очень коротко. «Привет, Паркер». В глубине души она проклинала день, когда решила, что нужно прекратить едва начавшийся роман. Она ежедневно вспоминала его поцелуи, точно все это происходило с ней в какой-то другой реальности или в прекрасном сне. Она скучала по нему, и в памяти всплывали сцены: вот она заходит в его бар, он радостно встречает ее, они перекидываются фразами. Тогда она все воспринимала как должное. Как Кэди могла не замечать блеска в его глазах? Похоже, пыталась игнорировать очевидное — ведь она была помолвлена. Но теперь прятаться от себя становилось все труднее. А он тут как тут со своими посланиями. Она чувствовала, что необходимо отстраниться, сосредоточиться на себе, даже если это и не слишком логично.
Паркер, конечно, говорил правду: ничего дурного он не сделал. Но она была не готова снова подставиться под удар, поэтому предпочла отдалиться.
Сейчас неотрывно смотрела на айфон, размышляя, стоит ли отвечать, и если да, то что ответить. Постер с Декларацией независимости все еще висел над телевизором. Кэди едва не порвала его в день, когда произошел инцидент с фургоном, но плакат ей нравился, и она решила, что он тут вовсе ни при чем. Наконец она написала:
«Привет, Паркер. Я соскучилась… по коктейлю, названному в мою честь».
Вот и все, что она сумела из себя выжать.
Был четверг. В обеденный перерыв ей позвонили с ресепшена. На стойке ее ждал пластиковый стаканчик с соломинкой, упакованный на вынос, и конверт, внутри которого был фирменный бланк «Преамбулы» с запиской: «Твое здоровье. П.» Кэди отпила из стакана и улыбнулась.
Мэдисон не хотела смотреть дебаты, потому что страшно сердилась на Хэнка. Однако, подозревая, что мужа ждет провал, не могла не смотреть. Это было ее супружеским и одновременно гражданским долгом. Так что она попросила няню уложить Джемму спать, налила в бокал каберне и, прихватив бутылку — почему бы и нет? — отправилась в спальню.
Все происходящее напоминало спортивное соревнование. То же напряжение в мускулах, в каждом нерве — в предчувствии фиаско. Мэдисон желала, чтобы Хэнк вышел из гонки, но не таким образом. Она боялась мгновения, когда камера покажет его крупным планом, — гримасничающим, дергающим галстук, словно тот его душит. Она знала про карточки с подсказками. Она видела в его глазах опустошенность. И она надеялась, что в конце, прежде чем покинуть сцену, он сорвет ненавистный галстук, смотает в клубок и навсегда засунет во внутренний карман.
(Скай Васкес, штатный корреспондент «Кью»)
Давно мы не видели ничего более увлекательного, чем предвыборные дебаты, состоявшиеся 9 октября. Предполагалось, что это мероприятие будет представлять собой общественный форум. Однако его пришлось временно свернуть — вскоре после начала сотни полностью обнаженных неистовых бунтарей появились на арене Атлетического комплекса Университета Вашингтона в Сент-Луисе. Они кричали и пели, они принесли с собой плакаты и растяжки с лозунгами, цветы, растения и даже привели с собой животных, чтобы привлечь внимание к проблемам окружающей среды. Эту группу собрало объявление, размещенное на странице Мэдисон Гудфеллоу в «Фейсбуке» — по предположению, хакерами. Особенно ярые демонстранты пытались взобраться на сцену, но были остановлены полицией и провели остаток ночи (весьма холодной) в полицейском участке.
Если выход нудистов запомнится отсутствием надлежащей одежды, то вечерние дебаты — отсутствием изящества, так как вице-президента Арнольда и его оппонента Хэнка Гудфеллоу изрядно смутила независимый кандидат Роки Хейз. Рок-звезда, неожиданно превратившаяся в политика, произвела самую большую сенсацию. Ведущий, Грант Фоксхолл с канала «Си-Эн-Эн», задал трем кандидатам вопрос: «Политиков часто обвиняют в чрезмерном увлечении агитацией в ущерб реальным делам. Как каждый из вас, если станет к 2019 году президентом, планирует одновременно выполнять должностные обязанности и обеспечивать себе возможность переизбрания на второй срок?»
Хейз ответила: «Я баллотируюсь только на один срок и не хочу, чтобы хлопоты о будущем мешали мне хорошо работать в настоящем, я намерена как следует потрудиться в эти четыре года и осуществить все, ради чего приехала в Вашингтон, — а потом позволить попытать удачи кому-нибудь другому».
В зале воцарилась тишина, а затем раздались аплодисменты и приветственные крики. Даже Фоксхолл выглядел озадаченным. Он не сразу сумел выдавить следующую реплику: «Вы говорите серьезно? Но почему?..»
Гудфеллоу занервничал с самого начала. Он уронил на пол карточки с подсказками, что явно сбило его с толку. Когда речь зашла об экономической политике, он отошел от сценария: «Сколько раз повторять, что мы во всем разберемся?! Понизить дефицит и при этом не повысить налоги?.. Мы разработали отличные планы. Но, ради всего святого, кто знает, чем кончится фильм, еще до того, как купил билет? В этом мире так не бывает».
Когда же дискуссия затронула международную политику, настал черед Арнольда:
«Я собираюсь всего лишь изложить основные постулаты моей внешнеполитической платформы, поскольку не думал, что иду на поэтический слэм».
Совершенно очевидно, что это был камень в огород Хейз.
Однако та сорвала овации. И показала себя с серьезной стороны, прозой, а не рэпом, сообщив:
«На моем сайте мы вывесили детальный план того, как сбалансировать бюджет. С ним можно ознакомиться, хотя это отнюдь не легкое чтение на ночь. Перечислю основные моменты…»
Публику — в том числе нескольких громкоголосых студентов университета — захватило выступление Роки. Ее программной песне, озаглавленной «Перспектива от Хейз на четыре года», бурно аплодировали.
Может, вас удивляет,
Может быть, в дрожь бросает
То, как на мир я гляжу,
Но у меня есть план, и я его изложу…
После того как Роки замолчала и несколько мгновений пристально всматривалась в зал, она вновь перешла на прозу:
«Но я хотела бы послушать вице-президента Арнольда, а не прятаться за собственной музыкой. Однако позвольте рассказать, что мы приготовили на случай, если вы доверите мне возглавить страну».
Изложив ключевые тезисы своей программы, она призвала — опять-таки скорее обыкновенной, хотя и ритмичной речью:
«Избиратель, юный или седой, пораскинь мозгами, взвесь варианты, с отвагой в сердце и ясной головой свой выбор сделай — ведь будущее за тобой!»
Не так много времени осталось до голосования, а результаты последних опросов показывают, что ни один из трех кандидатов не имеет значительного преимущества.
Джей не мог спать. Перед сном он сосредоточенно работал над текстом Ская. «После этого все вернется на круги своя».
— Все вернется, — повторил Джей громко.
Скай писал отлично, и Джей почти ничего не правил в статье. Но был бы не прочь выбросить ее в мусорную корзину. Ко всем чертям.
Телефонный звонок раздался спустя день после дебатов.
— Мэдди, у тебя есть минутка? — каким-то дрожащим голосом спросил Хэнк.
Никогда прежде он не интересовался, не занята ли она. Он был уверен, что все счастливы общаться с ним в любое время суток.
— Ну, да, конечно. А что случилось, Хэнк? — спросила она, присев на каменный уступ перед семифутовым металлическим забором и прислонив к ноге шест. — Разве тебе не пора спать?
Было десять тридцать вечера. Она сидела в одиночестве и полной темноте — хоть глаз выколи, — одетая в черный спортивный костюм из собственной линейки и подходящую к нему бейсболку. Рыжие волосы Мэдисон собрала в хвост и протянула его в отверстие сзади.
— Кажется, у меня сердечный приступ, Мэдди.
— С чего ты взял? — равнодушно спросила она.
— Я сильно потею, мне трудно дышать. И сердце бьется с перебоями.
По его речи было слышно, что он расстроен, южный акцент стал более заметен — так всегда случалось, когда он нервничал. Но она не ощущала никакой реальной опасности. То же самое происходило, например, когда он купил эту треклятую хоккейную команду.
— Может, у тебя и нет приступа, раз сердце все-таки бьется. Правда, я не специалист. Вызови врача.
— Нет. Мне надо поговорить с тобой. Пожалуйста. От звука твоего голоса мне становится легче.
Мэдисон вздохнула:
— О-о-о-кей. Ну, ладно. А чем ты занимался до этого, Хэнк?
— Я смотрел на себя. На собственную физиономию, изображенную на маске для Хэллоуина. До чего же уродливо!
— Ой, Хэнк, да выбрось ты эту гадость!
— Ну кому понадобилось наклеить мое лицо на резиновую маску, точно в фильме ужасов?!
— Наверное, у тебя приступ паники. Советую сесть спокойно и подышать в бумажный пакет.
— Нет, ну кто этим занимается? Маска с чьим-то лицом — это что, смешно?
Мэдисон уже открыла рот, но не знала, что сказать.
А Хэнк продолжал:
— Вот что я подумал, Мэдди: никто бы не стал делать такого, если бы не был уверен, что на эту штуку найдется много покупателей. И что стряслось с людьми? Они что, с ума посходили? Меня это вовсе не радует.
— Вряд ли они стремились тебя порадовать.
— Я на такое не подписывался!
— А по-моему, именно на такое ты и подписался. Такие вещи — неотъемлемая часть работы политика, — сказала она. — В ней много неприятностей, Хэнк.
Мэдисон прекрасно знала, что дело, собственно, не в маске. Средства массовой информации, прежде восхищавшиеся Хэнком и величавшие его «истинным сыном народа», после дебатов наперебой язвили на его счет. «И это ваш новый лидер?» — гласил один из заголовков. Подобное отношение к Гудфеллоу очень быстро воцарилось в общественном мнении.
— Да, это верно, — сказал Хэнк, вздохнув. А потом вдруг прошептал заговорщицким тоном, будто сообщал страшный секрет: — А знаешь, Мэдди, я и правда ни черта не смыслю в Ближнем Востоке.
— Знаю, — улыбнулась Мэдисон. Она любила его, что поделать.
— Или в экономике.
— И это знаю.
— Видит бог, я понимаю, как зарабатывать деньги, как играть на бирже, как руководить своим бизнесом. Но большая экономика? Политика?
— Знаю.
— Я бы мог научиться всему этому. Люди любили бы меня. Черт, они меня уже и сейчас любят. Я бы справился с этим, как и со всем прочим, если бы постарался.
— Я знаю.
Он молчал и молчал, и Мэдисон уже подумала, что связь оборвалась.
— Черт возьми, это стало бы для меня катастрофой, — тихо сказал он наконец. — Даже не знаю, что страшнее — выиграть и провалиться или… Это было бы ужасной катастрофой. Даже если это правильный шаг…
Она прекрасно понимала, что он имеет в виду под «правильным шагом» — выход из гонки. Теперь ей следовало вести себя как можно более осторожно.
— Послушай, Хэнк, — медленно произнесла она, — есть много способов сделать это с легкостью. И я знаю людей, которые помогут устроить все без сучка и задоринки. И даже не придется…
Телефон отключился — она разговаривала сама с собой. Но такая беседа — уже прогресс. Обернувшись, Мэдисон посмотрела на северный портик Белого дома, залитый светом. «Что ж, закрепим успех», — подумала она. Ограду собирались нарастить вдвое, но, поскольку пока ее высота еще оставалась прежней, миссис Гудфеллоу была уверена в своих силах. В юности она прекрасно лазала по деревьям — босоногая и в легком ситцевом платье, забиралась на огромный дуб, росший во дворе.
Права на ошибку у нее не было: неудача обернулась бы огромным конфузом. Мэдисон включила камеру — видеозапись не помешает — и установила штатив прямо за оградой. Пару лет назад, на Рождество, когда они всей семьей собирались в ежегодную поездку в Альпы, Генри показал ей, как пользоваться этой штуковиной, и Мэдисон увлеченно снимала сына, катающегося на сноуборде.
Ни одна живая душа не заметила, как она просунула шест сквозь решетку, а затем, стоя на каменной приступке, ухватилась за стойки, подпрыгнула и лихо, как кошка, забралась на ограду. На мгновение застыв на вершине, она спрыгнула с другой стороны, приземлившись на траву коленкой. Крэк. Что-то хрустнуло у нее в ноге, но, подстегиваемая адреналином, она не обратила на это внимания и не остановилась. Мэдисон помчалась к Белому дому с шестом наперевес и воткнула его в землю посередине лужайки.
— Эй! — послышался сердитый мужской голос. — Стой, стрелять буду!
Мэдисон немедленно бросилась бежать и перепрыгнула забор как раз в тот момент, когда появилась служба безопасности. Она схватила штатив — камера осталась прикрепленной на высоте — и понеслась через парк Лафайета, погружающийся в сумерки. Не останавливаясь, она добежала до «Ритца».
На следующее утро каждое шоу и каждый блоггер сообщили, что некий неизвестный установил на Северной лужайке перед Белым домом шест с плакатом: «Не допустим прихода Гудфеллоу к власти!» и лицом Хэнка, перечеркнутым линией в круге.
Бёрди Брэндивайн написала Мэдисон:
«Тебе удалось ввести в заблуждение даже меня. Ты сама себя превзошла!»
И тут же получила ответ:
«Ну, не знаю. Меня это просто развлекло».
«Это лишний раз доказывает, что ты — нашего поля ягода, как я и предполагала!»
Рейги не сомневалась, что верно угадала автора прелюбопытнейшего анонимного письма.
«В последнее время я словно нахожусь под домашним арестом, потому что мою жену поглотила погоня за мечтой. От этого страдаем и я, и наш ребенок. Финансово наши дела обстоят прекрасно, чему я рад, но размеренная семейная жизнь рухнула из-за множества переездов и ничтожно малого времени, которое мы проводим вместе. А если жена осуществит задуманное, все изменится так радикально, что нам придется выстраивать совершенно другие отношения. Пожалуйста, посоветуйте, как мне подготовиться к переменам и сохранить семью!
Опечаленный Муж»
Она ответила:
«Каждая семья сталкивается со страхом перемен, когда что-то — будь то важное событие или кажущееся незначительным — нарушает привычный распорядок.
Всем вам троим я аплодирую стоя, потому что вам удалось создать в семье атмосферу, благоприятную для того, чтобы мечтать и воплощать свои мечты.
Новый день всегда приносит неожиданности. Не прерывайте общения, наблюдайте за тем, как изменения влияют на вас обоих. Похоже, что перед вами открываются большие перспективы. Что хорошо одному — хорошо всем. Будьте сильными, поддерживайте и любите друг друга и ничего не бойтесь. Вы справитесь со всем».
С их перепиской Рейги немедленно ознакомила Джея:
«Могу поклясться, что это письмо от Алкеми.
Ради бога, пусть Скай поскорее проверит это».
Сейчас Джей использовал любую возможность пообщаться со Скаем, и для него был ценен каждый повод, не связанный ни с выяснением отношений, ни с редактурой. Поэтому он переслал Скаю колонку Рейги с большой радостью.
«Интересно, тот ли это, о ком мы думаем? Если не можешь сказать прямо, мигни два раза».
Конечно, Скай тут же прислал счастливую мордашку с закрытым глазом — раз и другой, — а потом написал:
«Вау, Рейги — молодец! Я тебе ничего не говорил, конечно, но в последнее время мы с Алкеми подружились. На днях мы смотрели, как Роки выступает в ратуше, и Алкеми все время молчал, а потом покачал головой и сказал: „Она вполне может победить. Даже не знаю, чем это обернется, но в любом случае для нас — для меня, для Хармони, для нашей семьи — начнется совершенно новая жизнь“. Я его никогда таким не видел, веришь?
Он очень обеспокоен, почти подавлен. Я растеряйся, а потом посоветовал ему обсудить это с кем-нибудь еще. Он ответил, что никому не может довериться. Тогда я подкинул ему идею анонимного письма, и мы отправили вот это. А теперь быстро сотри мое сообщение.
P. S. Скучаю по тебе».
От этой приписки Джей чуть не подпрыгнул и потом перечитывал ее снова и снова. Не только он испытал облегчение. Когда колонка Рейги появилась на сайте, от Ская пришло новое послание:
«Ее ответ великолепен. Алкеми сказал, что это все, что ему было нужно: просто чтобы кто-то сказал ему, что в его чувствах нет ничего ужасного. Поблагодари Рейги… и никому ни слова!»
Пусть это было и гадко со стороны Рейги, но ей совсем не хотелось, чтобы Тед покупал билеты.
— Ты не приедешь туда? Точно? Мы могли бы там встретиться, — говорила она, приложив телефон к уху.
— Рейги, я вообще не на Восточном побережье. Всего неделя до выборов, и просто парад неопределившихся штатов, — устало отвечал он.
Она чувствовала, что он вымотался. Она думала, что он возвращается сегодня. Она никогда толком не знала его графика.
Предварительные данные и опросы показывали, что разрыв между Джоном Арнольдом и Хэнком Гудфеллоу минимален, а в спину им дышит Хейз. Тед был крайне напряжен и то казался побитым, как сегодня, то кипел энергией, словно студент, принимающий аддерол на последней экзаменационной неделе, чтобы заполучить средний балл. Но Теду было не двадцать два, а сорок, и Рейги опасалась, как бы он не схлопотал сердечный приступ. Она хотела напомнить ему, что стоит сделать передышку, что немало людей поспешат предложить ему работу, даже если Арнольд и не победит. Даже если партия вылетит из Белого дома и получит меньшинство в Конгрессе, Тед не останется без дела, ведь он знаком со всеми в городе.
Но ничего такого она не сказала, потому что он явно не был расположен слушать.
— Девочкам понравится. Белый дом. Хэллоуин. Поверь, я бы предпочел сегодня оказаться там, чем где-либо.
— Я знаю, все пройдет потрясающе. Но нам будет не хватать тебя.
Наташа и Дейзи на диване затеяли борьбу. Рейги не всегда понимала, колошматят они друг дружку в шутку или со злости. Это менялось каждую секунду. Слава богу, пока они не ревели, лишь повизгивали.
— Я тоже по вам скучаю, дорогие. Не забудь сделать побольше фотографий!
Она знала, что это очень престижное приглашение. Сколько детей могут похвастаться, что кричали «Сладости или гадости!» в Белом доме? Но, сказать по правде, она немного боялась отправляться туда с Наташей и Дейзи одна, да еще и в то время, когда обычно они спали после обеда. Щелкнул какой-то внутренний переключатель, и ужасная парочка теперь вела себя так, словно желала отомстить.
Они отказывались сидеть на высоких стульях или в детских креслицах. Они ели, бегая по комнате, словно на коктейльной вечеринке для малышей. Усаживаясь в машину, девчонки требовали поощрения. «Да-а-ай, д-а-а-ай!» — голосили они вразнобой, выпрашивая печенье или гаджет, и это только ради того, чтобы доехать до магазина. А коляска превратилась в своеобразную рулетку — то они обожали ее, то просто ненавидели, словно их там пытали.
Однако, пытаясь проникнуться надеждой и оптимизмом, она нарядила девочек в джинсовые рубашки и красно-белые банданы в горошек. Закатала рукава и научила, как сгибать руку и показывать «накачанные» мышцы. Затем погрузила двух маленьких «Рози-клепальщиц»[23] в машину — вместе с коляской, украшенной лозунгом «Мы это можем!» — и отправилась в город.
Рейги запаслась напитками и лакомствами, чтобы кормить свою маленькую армию, напичкала айфон и айпад новыми игрушками — в общем, черт возьми, подготовилась.
Девочки вели себя практически как ангелы, выжидая в очереди почти час. Они улыбались и махали ручонками, знакомясь с другими детишками, смирно сидели в коляске, сосали большие пальцы, наслаждались праздничной атмосферой и смотрели на разнаряженные семейства, собравшиеся на Пенсильвания-авеню, 1600.
Вначале Рейги не хотела наряжаться, но сейчас порадовалась, что заказала в Интернете костюм матери Земли — просторную тогу, покрытую искусственными цветами и листьями, с изображением земного шара, которое маскировало ее живот. Она даже вплела в волосы несколько цветков. Она твердо решила разместить в «Инстаграме» хотя бы один их семейный снимок.
Очередь медленно двигалась мимо конного памятника генералу Уильяму Текумсе Шерману, поворачивала у отеля «Уиллард» и устремлялась на изумрудно-зеленую Южную лужайку. Воздух в конце октября был свежим, но еще не холодным, солнце ярко светило в голубом безоблачном небе. Рейги глубоко вздохнула. Она была так благодарна своим дорогим девочкам. Ей очень захотелось, чтобы и Тед сейчас оказался здесь, чтобы насладиться редким мгновением семейного спокойствия.
Однако едва они пересекли пост охраны, что-то случилось, словно металлические детекторы активировали какие-то тайные кнопки в маленьких головках. Через минуту они словно попали в Волшебную страну: циркачи жонглировали, клоуны расхаживали на ходулях, акробаты порхали на трапеции. Сказочные герои раздавали сладости в коробках, отмеченных президентской печатью. Повсюду было столько людей!
Наташа начала извиваться и кричать:
— Пусти меня, мама! Пусти! Пусти! Сейчас же!
И тотчас Дейзи тоже изогнулась, чтобы, словно Гудини, выскользнуть из коляски.
— Нет, нет, дорогуши! Сейчас мы увидим президента! А затем поедем дальше, — Рейги постаралась говорить как можно веселее. Она всегда так делала, когда ее окружали родители, которым, похоже, повезло больше, чем ей.
Она гладила девочек по головам, осторожно усаживая их назад в коляску. Протиснувшись между счастливыми мамами и папами, чьи детишки спокойно сидели у них на руках, поставила коляску на фоне Белого дома и быстро сделала снимок. Обе девочки при этом гримасничали и кричали, словно их удерживали здесь силой.
Радостная мамочка безмятежных близнецов, одетых десантниками, предложила сфотографировать их втроем.
Рейги приняла предложение, но после съемки поспешила ретироваться, чтобы ее не попросили об ответной услуге. Нужно было добраться до выхода на противоположной стороне, пока малышки не пришли в неистовство. Она с ветерком прокатила их мимо длинной очереди перед Белым домом, где давали самые вкусные сладости и можно было сделать прекрасные фото.
— Выпусти! Выпусти меня! Мама, выпусти!
Обе девочки кричали, рыдали, их залитые слезами личики покраснели. Они толкали друг дружку, пытаясь встать на ноги в коляске. Она старалась везти их быстро, живот, огромный, как у Гаргантюа, тянул вниз, и ей казалось, что младенец вот-вот вывалится.
Подъем по длинному склону холма полностью вымотал ее. Вдруг она поняла, что ей что-то мешает толкать коляску. Оказалось, что ее подол зацепился и застрял в спицах колеса. Рейги вытащила платье, порвав тонкую дешевую ткань. Этой секундной остановки Дейзи хватило, чтобы выскользнуть из коляски. Она во всю прыть понеслась по лужайке по направлению к Западному крылу, точно дикое животное, жаждущее вернуться в природу. Здесь не было гостей, только служба безопасности — явный признак того, что территория не предназначена для прогулок. Рейги побежала за ней, толкая впереди коляску, в которой на ремнях болталась Наташа.
— Дейзи, нет! Дейзи! Остановись! Сейчас же! Ты же хорошая девочка!
В погоне за Дейзи Рейги старалась усадить Наташу, но та поднялась во весь рост, точно на серфинге. А потом опрокинулась. Каким-то чудом Рейги удалось отбросить коляску и поймать Наташу на лету. Она побежала дальше с истерично кричащей и пинающейся девчонкой на руках.
Здоровяк с наушником и в строгом костюме, обтягивающем квадратную фигуру, бросился Дейзи наперерез и ловко изловил ее. С каменным лицом он направился к Рейги и вручил ей малышку, вопящую, словно злобный тролльчонок.
— Следите за ребенком, — властным и чуть грубоватым тоном сказал охранник.
— Простите, сэр, мы больше не будем, — ответила Рейги, которая все еще не могла отдышаться.
Эта погоня стала самым тяжелым испытанием для ее тела за последние месяцы. Держа по девчонке на каждой руке, она едва сумела выговорить:
— Выход там, верно?
Она указала на спуск с холма.
Охранник кивнул.
Она поставила Наташу на землю, придерживая ее рукой, второй же пыталась усадить Дейзи в коляску. Все так же бесстрастно охранник подхватил Наташу и усадил ее за считаные секунды. Дейзи же изображала деревянную куклу, у которой не гнутся ни руки, ни ноги, и отказывалась садиться. С большим трудом Рейги усадила ее и пристегнула.
Только когда они дошли до административного здания Эйзенхауэра, она осознала, что очень плохо себя чувствует. И не просто плохо, не так, как положено смертельно уставшей беременной мамаше. Неужели схватки?
— Что за черт! — сказала она громко, не обращая внимания на косые взгляды прохожих. — На три недели раньше? Прямо сейчас?
Она набрала номер Джея и длинным предложением без пауз выпалила:
— У меня самый ужасный Хэллоуин и вполне вероятно вот-вот появится третий малыш не можешь ли ты приехать и забрать этих маленьких уродцев мне похоже надо в больницу прости я понимаю что сейчас неподходящее время мы тут торчим за Департаментом эволюции и экологии…
— О боже, Рей! Я сейчас же приеду, — пообещал Джей.
— Ты мой герой, — выдохнула она.
Опустив глаза, она увидела, что девочки каким-то чудесным образом заснули. Рейги оперлась на большое кашпо для цветов и стонала, пока Джей не приехал.
Мэдисон вернулась в Верхний Ист-Сайд. Черной подводкой она прочертила жирные линии вокруг глаз Джеммы, доведя их до виска.
— Ты будешь самой прекрасной Клеопатрой в мире, — сказала она, поцеловав веснушчатый нос дочери. И тут зазвонил телефон.
— Мэдди, помнишь наш последний разговор? Что ты говорила? — Хэнк начал с ходу, без приветствий.
Она слышала, что на заднем плане гудит телевизор. Где это он? Опять в Пенсильвании? Как и все американцы, он, конечно, видел знак, установленный на лужайке перед Белым домом. Правда, почему-то это его не очень обеспокоило, если судить по интервью, которое он дал «Блумберг».
— Сами видите, как близко я подобрался к Белому дому, — пошутил он. — Я практически уже в нем, — сказал он, когда его перехватили после одного из митингов.
Мэдисон замерла:
— Да, Хэнк, конечно, я помню.
— Мама, причеши меня, — произнесла Джемма.
— Одну секунду, дорогая.
Мэдисон погладила дочь по голове. Длинные рыжие локоны девочки были скручены в косички, чтобы спрятать их под черный парик.
— И что, Хэнк?
— Ну, в общем, я как-то слегка устал от всего этого, — сказал он немного капризно, точно ребенок после утомительного субботнего матча в Малой лиге. Она знала, что ему нелегко далось это признание, поэтому не злорадствовала. Хэнк помолчал.
— Это вовсе не то, что мне нравится делать. Я уже не уверен, что хочу этим заниматься. Не уверен, что меня манит приз, ради которого я вступил в соревнование. Возможно, ты была права.
Мэдисон не произнесла ни слова, она только слушала. Он вздохнул:
— Но как, черт возьми, это сделать?
— Я знаю, кто мог бы… ну, дать этому делу… как сказать? Правильный оборот. Да, дать всему правильный оборот, — она сейчас говорила настолько по-вашингтонски, что сама себя не узнавала.
— Ты правда так думаешь? — спросил он.
— Я тебе обещаю. Мы еще когда-нибудь посмеемся над всей этой историей, как в тот раз, когда ты решил пролететь на дельтаплане через Ист-Ривер и упал посередине, и тебя выловил симпатичный капитан прогулочного катера.
— О, да, были денечки! — произнес он, и ей показалось, что к ней возвращается тот Хэнк, которого она любила и так хорошо знала.
— Но если ты не покончишь со всем этим, нам явно будет не до смеха. И я полагаю, что не до смеха станет всей стране. Так что давай решимся на это. Я позвоню кому нужно, о’кей?
— Позвони… — произнес он, уступая. — И почему ты всегда оказываешься права?
— Ну, кто-то же должен… — мягко сказала она.
— Прямо со школы, — сказал он задумчиво, точно вспоминая прошлое. — Погоди-ка… наверное, это безумный вопрос, но Майк говорил… Дорогая, у тебя же нет ничего похожего на суперкомитет политической активности?[24] Майк уверен…
Лгать не имело смысла.
— О, Хэнк, как я погляжу, у тебя информаторы повсюду, — непринужденным тоном заметила она. — На самом деле есть. Я не собиралась, но так получилось.
Ей требовалось куда-то вложить все деньги, полученные от спонсоров Арнольда. А теперь ей требовалось решить, что с ними делать. Но это были приятные хлопоты.
— Магнолия, ты полна сюрпризов. Вот за что я тебя люблю.
Холодным ноябрьским утром, за неделю до выборов Хэнк Гудфеллоу пригласил своего партнера — гипотетического вице-президента — и около тридцати ближайших советников в банкетный зал своего дома в Верхнем Ист-Сайде. Прежде чем появиться, он предоставил гостям насладиться разнообразной выпивкой — чтобы никто не остался в обиде, что праздновать начали раньше времени.
Хэнк появился в рубашке с закатанными рукавами, без галстука. Мэдисон стояла рядом с ним, стараясь сохранять серьезный вид. Он сразу взял быка за рога:
— Послушайте, все, кто знает меня — а знают меня тут почти все, — в курсе, что я всегда искренен. Именно поэтому я взялся за это дело. И, к сожалению, должен сказать, что по той же причине я из этого дела выхожу. Говоря проще, больше меня все это не интересует.
Все затаили дыхание. Мэдисон даже засомневалась, расслышали ли они, что сказал Хэнк. Затем по залу прошел гул. Раздались изумленные возгласы. Кто-то уронил бокал. Кто-то с размаху бросил свой оземь. Кто-то яростно выпалил:
— Вот дерьмо! Да ты меня попросту надул!
— Я отдаю себе отчет, что все вы рассержены и имеете на это право, но я вынужден поступить так. — Хэнк подтолкнул вперед своего партнера. — Помните этого парня? Он все еще участвует в гонке, так что у вас остается работа — и вы будете в выигрыше, если он победит. Я тоже поддержу его. Надо отдать ему должное, он куда умнее, чем я.
Упершись ногой в банкетный стол и склонив голову так, словно собирался открыть великий секрет, Хэнк пообещал не поскупиться на то, чтобы жители всех штатов узнали, что голосовать за вице-президента, выбранного Гудфеллоу, — все равно что голосовать за самого Хэнка Гудфеллоу. А бюллетени уже напечатаны.
— Я не рассчитываю на понимание прямо сейчас, но очень надеюсь, что со временем вы меня простите. Так или иначе, я всех вас люблю.
Спустя несколько часов, когда примчалась пресса, Хэнк стоял на ступенях таунхауса, широко улыбаясь, как и подобает респектабельному бизнесмену.
— Я долго и серьезно обдумывал этот шаг. И решил, что внесу гораздо больший вклад в развитие страны, больше помогу людям, просто делая то, что я делаю, просто вкладывая деньги. Надеюсь, что таким образом дам кому-то возможность найти дорогу в жизни. — Он нарочито окружал слова воздушными кавычками, будто считал паузы новшеством в риторике. — Теперь, с опытом участия в предвыборной кампании за плечами, я уверяю, что скоро вы услышите о ряде проектов — тех, что отошли на задний план, когда я вступил в погоню за этой мечтой. Но наша страна достаточно велика, чтобы в ней осуществлялось множество других мечтаний и находилось множество других путей сделать жизнь лучше.
Когда он оглашал текст, сочиненный Бёрди — точнее, доведенные Рейги до ума наброски, которые сделала миссис Брэндивайн, — Мэдисон стояла рядом с ослепительной улыбкой. Она ощущала гордость впервые со дня интервью накануне праймериз. Она даже позволила Генри и Джемме присутствовать при этом.
Взявшись за руки, они все вместе вернулись в дом. Хэнк взъерошил сыну волосы, а потом подхватил дочку на руки. На прощание Джемма помахала всем рукой из-за отцовского плеча.
Сообщение пришло, когда Кэди сопровождала Джеффа на решающую встречу с владельцами канала. Там им предстояло узнать о судьбе шоу. Кэди почти бежала по коридору, но, взглянув на телефон, невольно замедлила шаг.
«Я обслуживаю эту вечеринку в торговом центре. Ночь выборов. Это ассоциируется с чем-то холодным и неуютным, но на свете существуют палатки и обогреватели. Не могу не отметить, что все происходит неподалеку от той самой карусели.
У меня полный штат обслуги, так что сам я буду просто прогуливаться, поглядывая на происходящее. Пожалуйста, приходи. Скучаю по тебе по-настоящему. Наверное, странно звучит, ведь не так уж и давно мы знакомы, но это правда. Давай все окончательно обсудим там. Я голосую за тебя, если тебе это нужно».
— Представь, мне прописали постельный режим, — сказала Рейги по телефону Кэди.
В дверь позвонили. Рейги слышала, как мать с кем-то говорит.
— Ложная тревога, просто стресс, в общем, не поймешь. Мама побудет со мной, пока Тед не вернется, а на выходные приезжает отец.
Мать вошла в спальню с пакетом размером с обувную коробку и чашкой чая «Эрл грей» без кофеина. За ее спиной виднелись мордашки малышек.
— Спасибо, мама, — сказала она. — Привет, мои сладкие!
Мать поправила дочери подушку, поцеловала ее, взяла обеих девочек за руки и вышла в коридор. Отпив из чашки, Рейги внимательно и слегка смущенно рассмотрела коробку, затем положила ее на кровать.
— Не самое худшее, что может быть, я тебе скажу. Как в спа, только без развлечений.
— Похоже, ты неплохо проводишь время, — заметила Кэди. — Не подумай, что я хочу сменить тему, но от Паркера пришло очередное сообщение.
— О боже, и в чем дело? — Рейги вздохнула. Необходимость оставаться в постели сделала ее нетерпеливой, и ей хотелось побыстрее перейти к сути. Кэди замялась, и Рейги перешла в атаку: — Да, парень, ради которого ты приехала сюда, оказался полным козлом, — а ты не так уж уверена, что собираешься пустить здесь корни, и не торопишься затевать новые отношения. Конечно, ты же не резиновая, чтобы от тебя все отскакивало. Но ты слишком уж много внимания уделяешь всякому дерьму… хотя это мне в тебе даже нравится. Кэди, не читая, что он там написал, скажу: он все еще заинтересован в тебе. И если ты в нем тоже заинтересована… А я думаю — только без обид! — что так и есть, ведь он ужасно милый и, по твоим словам, прекрасно целуется…
— Да, все это правда…
— Тогда вступи на эту тропу. Ты прижилась в Вашингтоне. Начинается твоя новая жизнь здесь, и никто не запрещает попробовать все еще раз сначала. — Интонации Рейги смягчились: — Ох, извини! Я просто рада возможности с кем-то поговорить. Мать заставляет меня лежать в кровати круглыми сутками, и я жутко скучаю. Здорово, что она взяла на себя заботы о девочках, но мне не хватает подчиненных, которыми я могла бы командовать.
— У тебя это здорово получается! — со смехом признала Кэди.
Рейги рассмеялась в ответ:
— Это уж точно та часть родительской ноши, с которой я успешно справляюсь.
Попрощавшись с Кэди, Рейги открыла посылку. Сверху лежала записка: «Извините, хотел прислать раньше. Бак Брэндивайн». В коробке лежал детский монитор, завернутый в пузырчатую бумагу. Времени у Рейги было хоть отбавляй, и она, порывшись в папке, нашла адрес электронной почты Бака.
«Привет, Бак. Большое спасибо за монитор. (Кстати, и Вы меня извините.) Безотносительно этой истории хочу задать один забавный вопрос. Наш общий знакомый, Грант Фоксхолл, однажды посоветовал спросить у Вас, насколько хорошим другом он может быть. Долго объяснять почему. Удачи 8 ноября.
Всего хорошего, Рейги».
Ответ пришел быстро:
«Привет, Рейги. Да, Грант — мой приятель, и перед айовской вечеринкой Бёрди я попросил его о помощи. Мне надо было уехать из города, а я слышал, что один из гостей имеет виды на мою жену. Не сочтите меня безумным ревнивцем, однако я поручил Гранту выяснить, кто это, и, если удастся, искупать его в пруду во дворе. Не слишком-то по-джентльменски, но так мы обычно поступаем там, откуда я родом. Будь я на вечеринке, я бы сам хорошенько поддал ему и не просил бы Гранта сделать за меня эту грязную работу. По счастью, пруд не замерз. Надеюсь, эта информация Вам поможет.
С наилучшими пожеланиями Вам и Вашей семье, Бак».
Рейги не могла удержаться от улыбки. Она сразу начала новое послание, не тратя времени на формулировку темы и приветствие. На этот раз она писала Гранту.
«Поговорила с Баком. В тебе обнаружены признаки человечности».
Он ответил мгновенно:
«Для меня это важно, Рейги. Важнее, чем ты себе представляешь».
Свежим и солнечным ноябрьским утром, сразу после разминки на тренажере, Бёрди отправилась в церковь, которую посещали Джон Фицджеральд и Джеки Кеннеди, и проголосовала. Каждая предвыборная кампания напоминала грандиозную прелюдию перед четырьмя годами никуда не годного секса. Ни одна администрация, придя к власти, не производила столь сильного впечатления, как в период гонки. Однако, опуская бюллетень, Бёрди чувствовала, что на этот раз все может быть по-другому.
По пути домой она заглянула в кафе «Милано» и расцеловалась с владельцем:
— Франко, как поживаешь, дорогой?
Пора было готовиться к вечеринке. На мероприятие Роки Хейз в Нью-Гэмпшире она послала вместо себя Эбби. Бёрди давно обещала прийти на вечеринку «Кью». Это событие было более крупным из двух, значит, и для нее важнее было присутствовать там — во всяком случае, так она оправдывала выбор в собственных глазах. В кафе Франко она прокручивала в памяти последние несколько месяцев. Неужели она намеренно избегает встречи с Баком до дня икс? Бёрди допускала это.
Эбби вполне может заменить ее на вечеринке Хейз. Тем более что там наверняка все пройдет очень скромно, и если даже певица победит, мероприятие скорее будет напоминать школьную дискотеку, чем президентский банкет. Но Роки Хейз получает то, что хочет: Бак, конечно же, явится туда.
Что принесет завтрашний день? Есть ли еще смысл в обсуждениях, или Бак уже принял твердое решение? Бёрди старалась хотя бы сегодня отогнать мысли, которые с февраля беспрестанно крутились в голове. Она знала, чего хочет, но не знала, возможно ли это. Сейчас же у нее еще оставалась одна вечеринка, чтобы закрыть этот выборный сезон, и она сосредоточится на ней.
В последнее время близнецы то и дело отказывались спать после обеда. Так произошло и сегодня. Поэтому Рейги погрузила их в машину, собираясь в поездку, разрешенную доктором в порядке исключения — до школы, куда малышки в свой срок пойдут учиться, на избирательный участок. Ее радовало, что все они окажутся вместе.
— Помню, ты всегда брала меня с собой, — сказала она собственной матери, когда они проезжали по узким улицам Бетесды.
— Тебе всегда нравилось дергать за рычаг, — пошутила та, — ты всегда любила быть при деле.
Снабженные, как обычно, сладостями и игрушками, девочки вели себя довольно спокойно.
Втащив коляску в избирательную кабинку, Рейги задумалась. Разумеется, она собиралась голосовать за Арнольда, но сейчас размышляла так, словно могла выбирать, словно принадлежала к миллионам обычных людей, никак не вовлеченных в гонку.
Рейги внимательно изучила бюллетень на экране. Там было имя женщины — певицы, теперь олицетворявшей реальную политическую силу. Рейги посмотрела на своих девочек. Пусть сейчас они и казались сущими ангелочками, но она-то знала, что обе обладают сильным темпераментом и беспокойным, ищущим духом. И эти качества еще сослужат близнецам неплохую службу, хотя не облегчат жизнь им с Тедом, пока девочки будут взрослеть.
Исполнив свой долг, Рейги поцеловала головки дочерей. На обратном пути она освободила их из коляски и позволила им с макушки до пят обклеиться стикерами «Я проголосовал».
Джей проголосовал на исходе уик-энда. Роки Хейз завершила кампанию в соседней Виржинии. В штабе Хейз все были уверены, что ей не победить Арнольда в его родном штате, зато Джей со Скаем смогли пойти на избирательный участок вместе.
Потом они, совсем как в прежние времена, пообедали в «Басбойс энд Поэтс». Скай, вообще-то гораздо более общительный из них двоих — это он потихоньку вытащил Джея из его скорлупы, когда они начали встречаться, — теперь все время выглядел рассеянным и задумчивым. Джей не понимал: это результат недостатка сна? Или ему следует готовиться к перемене в их отношениях?
Скай остановился в квартире Джея, но тот постоянно чувствовал, будто нечто витает в воздухе над ними. Это «нечто» мешало и сковывало, а времени прояснить недосказанное, распаковать чувства, как чемодан Ская, разместившийся в углу, не хватало. Джей старался держаться непринужденно и не форсировать события, но все же осознавал, что обсудить будущее необходимо. Кампания заканчивалась, и пора было снова становиться тем, что они называли «мы». Однако прежде Джею следовало понять, что происходит в голове у Ская.
Итак, день выборов наступил. Завтра будет все иначе. Куда подует ветер?..
Открепительный талон для голосования прислали заранее. Мэдисон надела ярко-вишневый комбинезон от «Тори Бёрч». Идеально для хозяйки вечеринки! В таком одеянии не останешься незамеченной. Затем она нанесла мерцающую пудру на декольте и, вышагивая на заоблачно высоких каблуках, взбила и без того пышные локоны и обновила блеск на губах. Прекрасно, великолепно! Ее команда прилетела из Нью-Йорка, чтобы подготовить ее. Она не только возьмет под свое крыло «Отличного дня, округ Колумбия!», но и анонсирует собственное новое шоу. Нужно выглядеть на все сто.
Мэдисон поцеловала Хэнка в лоб. Он согласился попозже подъехать на вечеринку, чтобы поддержать ее. А до этого он засядет в офисе в их квартире в Вест-Энде, чтобы подготовить заявление о многомиллионном вкладе для помощи нуждающимся детям округа Колумбия. На днях его видели в бассейне «Эквинокс» отеля «Ритц». Хэнк купался нагишом. Все в мире шло своим чередом.
Мэдисон вышла из дома, села в седан и направилась в отель «Рок-н-Ролл». Это заведение — по сути, скорее не отель, а ночной клуб — находилось в северо-восточной части города. Недавно миссис Гудфеллоу узнала, что Вашингтон делится на четыре квадрата, и пока она побывала только на Северо-Западе. Сейчас ей очень хотелось изучить их все, раз уж у нее появилось время.
Платье было красно-голубым — футляр от бренда «Зе Роу», с элегантными ромбовидными прорезями на талии.
Рейги заказала его для Кэди.
— Ты будешь в нем восхитительна! — убеждала она подругу в телефонном разговоре. — И ты наденешь его. Иначе я точно решу, что ты просто боишься отношений и поэтому мучаешь себя. Пришло время снова веселиться, ты это заслужила. Классно же, если ты влюбилась в этого парня.
Теперь Кэди понимала, что делает Рейги таким хорошим колумнистом. Но пока вовсе не чувствовала себя восхитительной. Наоборот — больной и уставшей, будто работала на износ все это время. Нервы были напряжены, внутри все дрожало. Она говорила себе, что ничего страшного — это всего лишь эпизод в новом шоу Мэдисон, которое займет время, предназначенное для «Отличного дня, округ Колумбия!».
Она пораньше ушла с работы, чтобы проголосовать. И несколько приободрилась, размышляя о другой женщине, выбравшей ту жизнь, которую она хотела, и отправившейся вслед за мечтой. Возможно, и ей, Кэди, стоит наконец понять, чего она желает, и попробовать добиться этого, не оглядываясь на прошлое. Еще раз придирчиво оглядев свое отражение в зеркале, она вызвала такси и отправилась в отель «Рок-н-Ролл».
На вечеринке не очень-то позволишь себе расслабиться, если надо работать. Однако благодаря этому Джей смог сосредоточиться на своем телефоне и не вступать в пустую болтовню. Кафе «Милано» буквально лопалось от вашингтонских знаменитостей, которые не участвовали в кампании, иностранных звезд и див из Лос-Анджелеса и Нью-Йорка. Чуть раньше Джей галантно предложил бокал Саре Джессике Паркер, и Керри Вашингтон познакомила их. Он был шокирован, когда актриса похвалила публикации Ская, и немедленно сообщил ему об этом. Тот ответил:
«#безумно_классно. Спасибо ей, обожаю ее! Но мой любимый болельщик — ты. Статья будет через десять минут».
Джей расплылся в улыбке. Он потягивал в углу пино-нуар, наблюдал за вечеринкой и то и дело перечитывал текст сообщения Ская — под предлогом, что ждет от него материал. Предполагалось, что он пришлет информацию о том, как идет голосование в нескольких штатах, и зарисовки с мероприятия Хейз в маленькой гостинице типа «Постель и завтрак» в Манчестере, самом крупном городе Нью-Гэмпшира. Пока что данные с избирательных участков свидетельствовали о том, что кандидаты дышат в затылок друг другу, а в социальных сетях прогнозировали результат только насчет двух штатов. Вскоре должны были появиться предварительные данные из Нью-Гэмпшира — по всей вероятности, в пользу Хейз.
Широкие плоские экраны, установленные рядом с длинными окнами в передней части ресторана, как раз демонстрировали кадры из штаба Хейз. Джей вскинул голову, выискивая взглядом Ская, и это не составило труда — тот стоял рядом с Грантом Фоксхоллом, который вел репортаж.
— Вот-вот поступят данные из Нью-Гэмпшира, — произнес Грант, поправляя наушник. — Да, Нью-Гэмпшир голосует за Хейз. — За спиной Гранта послышались восторженные крики. — Ночь еще только начинается, но мы уже видим убедительную победу независимого кандидата в родном штате. Рядом со мной — Скай Васкес из «Кью». Он первым начал освещать эту историю, когда Хейз едва вступила в гонку. Как менялось поведение Роки в ходе кампании?
Джей не просто смотрел на экран, а впился в него взглядом. Его распирала гордость. Скай очень вырос за эти несколько месяцев, он превратился в авторитетного политического обозревателя. Глядя на него сейчас, Джей понимал, что Скай покорил новую вершину, новый мир. И Джей был благодарен судьбе, что содействовал этому и присутствовал при этом. Кто-то потянул его за рукав, и, оторвавшись от экрана, Джей обнаружил, что почти все в зале смотрят на него с улыбками и одобрительными возгласами.
— Ну, что скажешь? — спросила Софи, воодушевленно указывая на экран.
— Что? — Он прислушался. Скай находился в самой середине своего монолога:
— …Так что, Джей, я не знаю, смотришь ли ты этот репортаж — возможно, сейчас ты ждешь от меня материала… Но на всякий случай скажу: очень надеюсь, что, когда я вернусь, мы с тобой поженимся.
— Что?! — выпалил Джей. — Что он вытворяет?!
— Я тебя люблю. И так долго отсутствовал, что очень хочу убедиться, что мы по-прежнему вместе…
— О боже! Да, конечно! — прокричал Джей в экран.
Бёрди, которая неожиданно оказалась около Джея, распахнула его куртку, вытащила из внутреннего кармана телефон и вручила ему:
— Звони же, ради бога!
На экране Скай поднес свой телефон к уху, а потом вытер слезу, скатившуюся по щеке.
— Это похоже на «да», — резюмировал Грант Фоксхолл.
Все, кто присутствовал в кафе «Милано», зашумели, поддерживая Джея. Даже Хелена. Но вдруг Софи прервала неистовые изъявления восторга и громко произнесла:
— Боже мой, здесь Бак Брэндивайн! Разве он не должен быть в Нью-Гэмпшире?
Оба этажа и мансарда в отеле «Рок-н-Ролл» были забиты людьми — столько участников и гостей, что невозможно протиснуться, чтобы не расплескать на кого-нибудь шампанское. Впервые за все время знакомства Кэди увидела Джеффа в строгом костюме.
— Думаю, нужно добавить новостей, — сказал он перед тем, как показать трейлер нового шоу Мэдисон. — Если бы все, кто собрался здесь, смотрели «Отличного дня, округ Колумбия!», мы бы занимали первое место в рейтинге.
Когда Джефф сел рядом с Мэдисон, на экране появилось изображение: миссис Гудфеллоу идет по Национальной аллее.
— Привет! Я — Мэдисон Гудфеллоу, и я люблю вызовы. Я берусь за всякое дело, в котором могу проявить себя с лучшей стороны. Хотите участвовать в моем новом шоу? Придумывайте для меня задачи потруднее. Например, вот так: «Мэдисон, а не слабо ли тебе забраться на крышу высотного здания? А не слабо ли прыгнуть с моста? А не слабо убедить кого-то, кто горит желанием стать президентом, что ему это не нужно?»
Если вы узнаете, что кому-то где-то необходима помощь, — сообщите мне. Я справлюсь с вызовами, если вы пожертвуете сумму, достаточную, чтобы помочь тому, кто станет главным героем передачи. А затем я продемонстрирую вам, что ваши деньги приносят реальную пользу. Жертвуйте, участвуйте, и мы воплотим наши мечты. Давайте делать это вместе! Давайте менять жизнь к лучшему!
Кэди и Джефф позиционировали это шоу как краудфандинговый телепроект. Вы вкладываете деньги и видите, как они работают, вдобавок получаете удовольствие, наблюдая за Мэдисон, — а она со своими прикольными штучками успела полюбиться многим. Сделка по объединению была уже на стадии подписания.
Ядро задумки принадлежало Мэдисон, которая заметила, что пожертвования в ее фонд увеличиваются с каждым разом, как она делает что-то, необычное для первой леди. К тому же у нее были средства суперкомитета, и их надо было распределить. И вдобавок она обещала шоу «Отличного дня, округ Колумбия!» эксклюзивное интервью о том, как помогла Хэнку решиться выйти из президентской гонки. По словам Мэдисон, Хэнк ни о чем не сожалел и двигался дальше, как всегда и было ему свойственно.
Кэди сделала вывод, что отношения этой супружеской пары — пожалуй, лучшее из того, что она когда-либо видела.
После показа Джефф вернулся с шампанским. Он поднял бокал:
— За Мэдисон Гудфеллоу!
— За «Безумные деньги Мэдисон Гудфеллоу», — поправила Кэди. — Мы будем держаться за это название так долго, как только сможем, и пусть Джим Крамер провалится.
— Это точно, — рассмеялся Джефф. — Ну ладно, хватит о делах. Наша хозяйка, которая теперь еще и наш босс, велит тебе немедленно убираться отсюда, — невозмутимо сообщил он.
Шок приковал Кэди к месту, и она не сразу нашлась, что ответить.
— Что-что, позволь?..
— Она сказала, что у тебя есть ранее взятые обязательства: ты непременно где-то должна появиться. И она меня уволит, если я не заставлю тебя уйти.
— О-о-о-о! — Кэди взглянула на Мэдисон. Та стояла вдалеке, разговаривая с репортерами и гостями. Она вся сияла, она была в ударе, она явно чувствовала себя, словно первая леди или главнокомандующий вашингтонского телевидения.
Мэдисон перехватила ее взгляд и махнула рукой, делая знак идти. Это было все, в чем нуждалась Кэди. Она вихрем сбежала по лестнице в холодную звездную ноябрьскую ночь, села в первое попавшееся такси и написала Рейги:
«Еду. Спасибо за помощь с нарядом».
Та ответила немедленно:
«У меня роды. На этот раз всерьез».
«О боже! Я могу приехать в больницу или присмотреть за девочками!»
Тут же последовал звонок от Рейги. Вместо приветствия Кэди воскликнула:
— Ты мне звонишь в тот момент, когда у тебя вот-вот появится малыш?!
— Это так круто! В меня уже влили кучу всего, остается только ждать. Здесь моя мама, с девочками сидит отец. Я позвонила сказать, что тебе не удастся использовать меня как отговорку. Тебе здесь делать нечего — отправляйся туда.
— А что Тед?
— Он на вечеринке Арнольда. Что-то задерживается с ответом. Я собралась ему звонить, но, боюсь, он не сможет уйти.
На прибытие Тео-младшего, для краткости — Ти-Джея, в этот мир Тед опоздал всего на четыре с половиной минуты. Он ворвался в комнату, увидел сына и заплакал.
— Знаю, я здесь не нужен, но хочу побыть рядом. Немного. Ладно? — сказал он, сжав руку Рейги. — Вы потерпите вечно занятого трудоголика?
— Кто знает, может, я скоро стану мамаголиком и сооружу еще кого-нибудь в этом роде, — сказала она и, взглянув на малыша, добавила: — Но не прямо сейчас, конечно, потому что ты страшно милый, и мне хочется вдоволь навозиться с тобой. — Затем сообразила, что так и не позвонила Теду: — А как ты?..
— Кэди. Кстати, она — кандидат на должность крестной.
— Я тоже хотела это предложить, — улыбнулась Рейги.
— Это мое последнее политическое мероприятие на ближайшую пару недель, — пообещал он. — Мне просто не терпится провести побольше времени с тремя… нет, четырьмя самыми любимыми членами моей команды.
Бёрди не могла скрыть потрясения, когда увидела, как в двери входит Бак. Замерев, она наблюдала, как он направляется к ней. В руках айпад, гарнитура в ухе.
— Разве ты не должен быть в Нью-Гэмпшире? — спросила она, когда он приблизился. Однако Бак молча обнял ее за талию и приник поцелуем к губам. А затем, словно ничего не произошло, объяснил:
— Строго говоря, должен. И я был там. И, надо сказать, это из-за тебя я там оказался. Ты раньше, чем я, поняла, что на Хейз стоит сделать ставку. Но мне не обязательно торчать с ними весь вечер. Ждать итогов и смотреть телевизор я могу где угодно, так почему бы не здесь?
Бёрди улыбнулась:
— Не уверена, что ты есть в списке.
— В том-то и суть. Я очень хочу быть в нем, если ты не возражаешь. Это была самая скверная кампания в моей жизни.
— Это не моя вина, — она снова закрылась, стараясь не дать ему слишком легко покорить ее сердце вновь.
— Нет, Бёрди. Конечно, твоя. Потому что я чертовски по тебе скучал.
Глядя ему в глаза, она видела перед собой человека, которого встретила на Холме не один десяток лет назад. Человека, которого по-прежнему любила и который — она не сомневалась в этом — также любил ее.
— Ты знаешь, что я никогда не совершала ничего предосудительного. Ну, за исключением того раза, о котором я тебе рассказала, когда была обижена и сердита, — произнесла она мягко, но скорее как Роберта, чем Бёрди.
— Да, да, и ты имела на это право. Так же, как имеешь право сколько угодно сердиться на ошибку, когда-то совершенную мною. Но я бы хотел, чтобы этого не было. Я бы хотел, чтобы ты знала, что я был молод и глуп, особо не задумывался, что я увлекся своей первой предвыборной кампанией и потерял голову. Тогда я не солгал тебе: это и вправду ничего не значило. И, если нужно, я готов доказывать тебе это всю оставшуюся жизнь. — Затем он наклонился и игриво прошептал: — Сейчас мне больше всего на свете хочется увезти мою жену домой. Но я слишком хорошо все понимаю, поэтому не могу похитить тебя со второй по масштабу вечеринки в этом сезоне. — Он подмигнул ей. — Я собираюсь остаться и наблюдать за твоей работой. И я буду здесь, чтобы проводить тебя домой, когда все разойдутся и снова встанет солнце.
Именно такие слова ей всегда хотелось услышать. Что ж, теперь можно жить дальше.
По грязной тропинке Кэди шла к освещенным палаткам в самом центре Национальной аллеи. Купол Капитолия, залитый иллюминацией, сверкал вдалеке за ними. Повсюду слышались, сливаясь в общий гул, голоса гостей вечеринки и ведущих телерепортажей. Она никогда толком и не представляла себе, как все это устроено. Фургоны СМИ, окружающие палатки со всех сторон; шеренги охранников, преграждающих все возможные входы… Кэди написала Паркеру сообщение, опасаясь, что он может и не ответить. Наверное, следовало его предупредить, а не являться сюда вот так запросто после всего, что между ними произошло.
«Чисто гипотетически: могу ли я отвлечь тебя от вечеринки?»
Ответ пришел моментально:
«Это все равно что сидеть в хорошо охраняемой тюрьме. Я бы сделал перерыв. Будь на связи. Встречаемся у карусели».
Кэди послушалась. Подойдя к карусели, темной и бездвижной в это позднее время, она присела на ближайшую скамью, сложив руки на груди и вдыхая прохладный ночной воздух. Кэди так стремительно покинула собственную вечеринку, что забыла пальто.
Прежде чем увидеть Паркера, она услышала его голос:
— Точно не знаю, но, возможно, стоило бы сегодня предпочесть Нью-Гэмпшир.
Он шутил, но говорил сдержанно и осторожно. На нем был строгий костюм, правда, без галстука. Руки он сунул в карманы.
— Как уж вышло. Не успела туда вовремя, — ответила она, дрожа в равной степени от холода и от волнения. От волнения, пожалуй, больше — оно даже помешало ей толком сформулировать фразу. — Как ты считаешь, это торжество в честь победы?
— Да. Вот сейчас, — сказал он, присаживаясь рядом.
— Что?..
— Ты здесь. Так что это… — он показал сначала на нее, а потом на себя. — Это победа.
Она улыбнулась, отвела взгляд, потом снова посмотрела на него:
— Прости, со мной было немного…
— Трудновато? — предложил он.
— Нет, я хотела сказать, что была… замкнута. Заперлась в себе.
— О да, похоже на то, — кивнул он.
— Ну, пока разбиралась в себе…
— Это называется «небольшой передышкой».
— Да, именно это я и имела в виду, — не без сарказма согласилась она. — Сейчас-то я понимаю это.
Он встал, взял ее за руку и заставил подняться со скамейки.
— Пойдем! Думаю, нам удастся оседлать морского дракона.
Паркер быстро зашагал к ограде. Спустя мгновение Кэди последовала за ним. Он перелез через ворота и протянул ей руку, но она, ухватившись за верхнюю часть ворот, перепрыгнула их — на каблуках, при всем параде.
«Адреналин, не только нервы, — подумала она. — Вот что это такое».
— Вау, отлично! — воскликнул он. — Готов поклясться, ты занималась бегом с барьерами или чем-то в этом роде. Поэтому ты так быстро тогда убежала от фургона.
Они шли вдоль карусели. В темноте проступали очертания лошадок — их молчаливых зрителей.
— Ох, ты про это… — вздохнула она.
— Не хочу больше вспоминать о том дне. Никогда, — сказал он, вполне разделяя ее невысказанные чувства. А затем запрыгнул на платформу карусели. Они медленно двигались в густой темноте, подталкивая лошадок. — Но я надеюсь, что ты в конце концов поверила мне.
Он остановился и взглянул на нее, словно хотел убедиться, что она услышала его и поняла.
— Да. — Она сожалела, что заставила его пережить тяжелые времена.
— Давай начнем все заново. Я — Паркер, — он протянул ей руку, и она приняла ее.
— Кэди.
— Прекрасно. Тогда позволь мне рассказать о себе, Кэди, — сказал он, двигаясь дальше. — Я владею баром, и это совсем неплохо.
— Заметно, — Кэди махнула рукой в ту сторону, где все еще шло веселье.
— И, вопреки всем имеющимся ранее данным, больше не живу в офисе, — продолжил он.
— О?..
— Только что переехал, на пару с приятелем. В район Адамс-Морган.
— А я — в район Колумбия-Хайтс.
— Прекрасно. Похоже, мы действовали параллельно.
— Да, похоже, — она улыбнулась.
— Что еще сказать? Моя любимая телепередача — шоу «Отличного дня, округ Колумбия!».
— Прекрасный выбор!
— И если уж быть абсолютно честным — а почему бы и нет?.. — Он снова остановился. — …Я запал на их главного продюсера… пожалуй, в феврале.
— В феврале?! — изумленно переспросила она.
— А ведь я мог кого угодно угостить этими слайдер-бургерами! — сказал он, а потом задумчиво добавил: — Нас с Мелани как раз в то время начало сильно бросать по ухабам.
— Очень интересно, — сказала Кэди, глубоко вздохнув и оперевшись на лошадку позади себя. — Но раз уж мы тут откровенничаем — чего я вообще-то не люблю, — должна признать, что, возможно, тоже запала на тебя, но не замечала этого… некоторое время…
Так и было. Ее тянуло к нему — правда, не в полную силу и с той внутренней дистанцией, которую сохраняешь, когда связан с кем-то другим. Но когда в отношениях с Джексоном стали проявляться трещины, стало ощущаться непонимание, она уже смотрела на Паркера по-иному — влечение стало опасным, и это пугало ее, так как он вдруг приобрел для нее значимость. После той вечеринки по поводу помолвки она мысленно удерживала Паркера в секторе «Дружба» с большими усилиями.
Вдалеке послышались радостные возгласы: видимо, какой-то штат проголосовал за Арнольда. Они оба повернулись, чтобы посмотреть на освещенные палатки.
— Что происходит здесь? — он постучал пальцем по ее голове и улыбнулся.
— Слишком многое, — прошептала она.
Уличные огни отражались золотыми искрами у него в глазах. Кэди спрашивала себя, чувствует ли он то же, что она, когда глядит на него: нечто захватывающее и словно воспламеняющее изнутри. Его губы изогнулись в уже знакомой улыбке, окончательно растопив лед, сковывавший ее сердце. Как тогда, летом у фонтана, когда они поцеловались. На нее хлынул поток ощущений. Нечто похожее она испытывала бессонными ночами, представляя себе их встречу. Но наяву это было во сто крат сильнее, словно ее пронизал электрический ток. Если Паркер прикоснется к ней — посыплются искры. Когда прикоснется. Когда.
— Слишком многое, — повторила она.
Слишком много, чтобы высказать. Но он должен был знать — сейчас вся она, без остатка, находится тут, с ним.
— А ты? Что происходит здесь? Вот здесь? — она постучала по его груди, в месте, где расположено сердце.
На мгновение он отвел глаза, а потом сказал:
— Вот что, — и прикоснулся губами к ее губам, сначала осторожно.
Положив одну руку ей на талию, второй поглаживая волосы, он притянул ее ближе. Сквозь вырез на платье она чувствовала прикосновение его горячей ладони. Он придвигался к ней все теснее, пока они не оказались прижаты к морскому дракону — единственному препятствию, которое не давало им упасть.
После нескольких месяцев борьбы с собой, после того как она пряталась от собственных чувств, Кэди наконец дала им волю, позволила себе не сопротивляться и уступить ему, раствориться в нем. Он целовал ее шею и шептал в ухо:
— Тебе все еще нужна передышка? Очень надеюсь, что нет. Сейчас, во всяком случае, я вовсе не готов тебе ее предоставить.
— Нет, мне хорошо, — сказала она, чувствуя его жаркие поцелуи на шее. А потом добавила — больше для того, чтобы уяснить самой: — Для протокола… Я не нуждаюсь в тебе. Я тебя хочу.
— О, меня это устраивает! — радостно прошептал он и широко улыбнулся. Его глаза блестели. — Правда, знаешь, я готов сказать что угодно, лишь бы заполучить твой голос.
— Он у тебя уже есть.
Его ответом стал еще один поцелуй.