Мой спаситель

Глава 2

На мгновение Дункан оцепенел от ярости. Затем он схватил монету, сунул кинжал за пояс и встал на колени.

Куда только смотрели его глаза, ведь он выставил себя на посмешище. Нет, поправил он себя, это она выставила его на посмешище. Она позволила ему рисковать здоровьем и жизнью ради какого-то куска ткани. Более того, горожане, его горожане, украдкой посмеивались над ним, перешептываясь и пряча улыбки.

Он с трудом дополз до твердой земли, выпрямился и протиснулся сквозь кольцо зрителей. Глядя поверх голов торговцев, он сразу же заметил девушку, удалявшуюся легкой походкой, беззаботную, как птичка.

Сунув монету, которой она его отблагодарила, в грязную ладошку первого попавшегося беспризорника, он последовал за ней. Должно быть, его глаза столь красноречиво отражали бушевавшую в душе ярость, что прохожие поспешно уступали ему дорогу.

Не подозревая о разгневанном преследователе, Лине с легким сердцем спешила к рядам, где расположились торговцы шерстью. Она поздравила себя. Вновь она оказалась победительницей. В очередной раз она справилась со взрывоопасной ситуацией с достоинством настоящей леди.

По крайней мере она ощущала себя леди. До того момента, когда кто-то грубо схватил ее за рукав накидки и так резко развернул, что она вновь едва не потеряла свою драгоценную ткань.

Она увидела сапфировые глаза, полные ярости, и испуганно ойкнула. Еще никогда ей не доводилось видеть такой неприкрытой ярости, обращенной, к тому же, на нее. Даже в черных глазках-бусинках Эль Галло она не приметила такого бешенства.

— Дамочка, — выпалил цыган, — мне кажется, вы мне кое-что задолжали.

Ее страх сменился отвращением и даже презрением. Наверное, ей следовало быть умнее и догадаться обо всем с самого начала. Мужчины, подобные этому цыгану, всегда и всем недовольны. Отец предупреждал ее об этом. Если вы даете крестьянину одну монету, он тут же протянет руку за второй. С содроганием она взглянула на грязное пятно, которое этот мужчина оставил у нее на рукаве, и тяжело вздохнула.

— Полагаю, я ошиблась, ожидая встретить рыцарское достоинство у представителя низшего класса, — надменно произнесла она. — Я дала вам фартинг, и это все, что я намереваюсь вам дать.

— Фартинг! — проревел цыган, чем привлек нежелательное внимание проходивших мимо торговцев. Одарив их хмурым взглядом, он, впрочем, понизил голос. — Ваши деньги меня не интересуют.

Она спокойно смотрела в эти разгневанные голубые глаза. Для крестьянина он был непозволительно красив, решила она, или, во всяком случае, должен быть красив под всей этой грязью и лохмотьями…

Она нахмурилась, а потом ухмыльнулась.

— Вероятно, вам стоит купить себе новую бороду.

Руки цыгана непроизвольно взлетели к бороде, вернее, к тому, что осталось от его накладной бороды. Когда он обнаружил, в каком плачевном состоянии она пребывает, то злобно сорвал ее.

Лине поморщилась — наверное, ему стало больно. Мужчина выругался, швырнув бороду в грязь и растоптав ее каблуком, словно это была какая-то волосатая противная гусеница.

Больше она не могла сдерживаться. Глядя на его перепачканное грязью лицо, сердитые глаза-щелочки, она неприлично громко расхохоталась. Шляпа цыгана куда-то исчезла, а некогда роскошные волосы были перепачканы грязью. Плащ сбился назад, а на плече его простой льняной туники зияла огромная прореха. К ее неудовольствию, сквозь дыру были видны прекрасные мышцы, ритмично сокращавшиеся в такт его дыханию.

— Пойдемте со мной, — повелительно рявкнул он, понимая, что их перебранка привлекла пристальное внимание торговцев.

Он развернулся и зашагал прочь, вероятно, не сомневаясь в том, что она последует за ним. Она же не двинулась с места, наблюдая за удаляющейся фигурой с насмешкой и презрением. Этот мужчина явно привык повелевать, потому что ее упрямое нежелание подчиниться ему привело его в ярость. Он резко развернулся, сжав губы в зловещей ухмылке, подошел к ней. Неожиданно, как атакующая змея, он выхватил у нее из рук драгоценную шерсть. Широко осклабившись, он принялся раскачивать сверток у нее перед глазами, поддразнивая ее.

— Нет! — выдохнула Лине и предприняла неудачную попытку вновь завладеть тонкой материей.

Цыган вовремя отдернул руку, гнусно скалясь над ее безуспешными стараниями.

— Пойдемте со мной, — повторил он.

Она поклялась, что ему придется гореть в аду за свое поведение. Она уже готова была закричать и призвать на помощь власти. Но последнее, чего ей хотелось, — это привлекать внимание других членов Гильдии, взывая о помощи. Только не сейчас, только не в первый год ее самостоятельной жизни в качестве торговца шерстью. Бормоча под нос проклятия, она последовала за ним. Они покинули ярмарку и углубились в близлежащий лес.

Деревья заглушали ярмарочный шум, но Лине знала, что ее сотоварищи по Гильдии услышат ее, если ей понадобится помощь.

— Теперь я могу получить обратно свою ткань? — спросила она настолько вежливо, насколько могла.

— Только после того, как я получу свою плату, — отозвался цыган, небрежно перебросив шерсть через грязное плечо.

Она прикусила губу, сдерживаясь из последних сил.

— Я дала вам фартинг, — ядовито заметила она. — И больше от меня вы ничего не получите, грязный мошенник.

— Я уже сказал, — настаивал он, — меня не интересуют ваши деньги.

Ей стоило больших усилий сохранить на лице маску непробиваемого спокойствия. Святой Боже, если бы только отец был жив и видел ее в эту минуту…

— А какой еще платы вы ожидаете? — поинтересовалась она, с содроганием подумав о том, что он может иметь в виду. В конце концов, он был мужчиной. Но если он думает, что сможет положить свои огромные грязные лапы на…

Он высокомерно выпрямился и посмотрел на нее сверху вниз.

— Извинений, — невозмутимо заметил он, — и маленькой благодарности.

Его ответ несказанно удивил ее.

— Что? — переспросила она.

Он кивнул.

— Вы выставили меня на посмешище. Это неподобающий поступок для леди. Я рисковал своей шеей ради вашей… вашей…

— Моей ткани, — закончила она, теперь уже совершенно сбитая с толку. — Зачем вы рисковали своей шеей? Только ткач или красильщик мог бы догадаться о ее истинной стоимости, а вы, совершенно очевидно, ни тот ни другой. Но даже если вы предположили, что в свертке находится слиток золота или блюдо с тартинками…

— Или ребенок. — Он уставился на нее обвиняющим взглядом.

— Ребенок… — Она с ужасом взглянула на него, прижав руку к груди. Святой Боже, неужели он решил, что в свертке ребенок? Неудивительно, что он так рисковал собой, бедный дурачок. Ребенок!

Уголки ее губ дрогнули, и, как она ни пыталась, не могла сдержать смех. А начав смеяться, естественно, уже не могла остановиться. Всякий раз, когда она бросала взгляд на цыгана, судя по выражению лица, решившего, что она окончательно лишилась рассудка, ее снова разбирал приступ хохота. Как будут веселиться члены Гильдии, подумала она, когда она расскажет им эту удивительную историю о «спасении» ее шерсти!

Цыган явно не разделял ее веселья и принялся спокойно и размеренно вытирать свои перепачканные в грязи руки о ее чистые серые юбки.

Она замерла с открытым ртом, не веря своим глазам и отказываясь понимать, что он делает. На мгновение воцарилась напряженная тишина, когда их взгляды встретились. Потом взгляд цыгана смягчился, в уголках глаз появились лукавые морщинки — и он засмеялся.

Его глубокий приятный смех был теплым, как подогретое вино со специями, и мягким, как бархат. Но у нее не было причин радоваться — этот плут только что испортил ее накидку из выделанной английской шерсти.

Оправившись от первоначального шока, Лине выдавила улыбку, кивая головой в знак того, что шутка действительно получилась удачной. Она даже нашла в себе силы негромко рассмеяться. Разумеется, это была всего лишь уловка. Она не выжила бы в купеческом мире, если бы не научилась не ударять лицом в грязь.

Вдруг она ловко выхватила у него из-за пояса кинжал и приставила острие ему под подбородок. Она надеялась, что он не заметит, как сильно дрожат ее руки. Другой рукой она забрала свою ткань. Потом у нее будет время внимательно осмотреть, не повредилась ли она. А сейчас ей следовало побеспокоиться о том, как бы поскорее удрать.

— Мне… мне, цыган, уже приходилось иметь дело с негодяями, — предостерегла она его, хотя и была уверена, что дрожь в голосе опровергла ее слова, — и я… хорошо умею обращаться с кинжалом.

Глаза цыгана расширились.

Это была не совсем правда. Ее сноровка в обращении с кинжалом ограничивалась тем, что она могла побрить своего отца, не поцарапав его, что можно было счесть большой удачей, поскольку от вида крови она просто падала в обморок. Она была твердо уверена в том, что не сможет намеренно причинить вред человеческому существу. Но это отнюдь не означало, что она не умела блефовать.

Дункан в буквальном смысле онемел. Ему понадобилось все его самообладание, чтобы не разразиться восторженным смехом. Он не мог понять, как ему пришло в голову назвать этого маленького чертенка ангелом.

Он легко мог выбить кинжал из ее хрупкой руки. Но если он так поступит, то не узнает, что она намеревалась делать дальше, а именно это ему хотелось узнать больше всего. Этот огнедышащий вулкан приводил его в восторг. Она возбуждала его любопытство. Он решил играть по ее правилам.

— Не следует меня недооценивать, — заявила она. — Ваши услуги были оплачены. Но я не стану извиняться за то, что выставила вас на посмешище. Вы сами в этом виноваты. А теперь я должна вернуться к своим делам, так что вы поймете меня, если я скажу, что больше не намерена прохлаждаться. Я уверена, что вскоре кто-нибудь придет и освободит вас.

Освободит его? Она сказала «освободит его»? Какого дьявола она задумала?

Лине откашлялась.

— Так, а теперь снимите тунику… медленно, — сказала она.

— Снять мою?.. — Что она задумала?

— Тише! Я бросаю кинжал так, что… могу убить человека за двадцать шагов.

Вероятно, она и в самом деле могла бросить кинжал, решил он, не сомневаясь, что при этом она не сумела бы убить и муху на стене. Подавив улыбку, он медленно снял тунику.

Лине внезапно пожалела о своем последнем указании. Без туники цыган выглядел еще страшнее. Плечи его как будто стали еще шире. Она сомневалась, что сумеет обхватить пальцами его мускулистую руку. Даже предплечья у него были мощными, как стволы молодых деревьев. На груди бугрились мышцы, и накачанный пресс прикрывал живот. Каждый дюйм его тела буквально кричал о силе и опасности. Каждый дюйм, если не считать тонкой полоски черных волос внизу живота, стыдливо исчезавшей за поясом обтягивающих кожаных штанов.

Она почувствовала, как покраснели ее щеки, и постаралась отогнать постыдные мысли. Избегая его взгляда, она быстро заткнула сверток за пояс своей перепачканной юбки, а потом выхватила у него из рук полотняную тунику.

— Сядьте сюда, — скомандовала она, указывая на землю под самой большой ивой, которую смогла найти поблизости. К ее огорчению, толщина ствола все равно не могла сравниться с шириной его плеч.

Дункан наслаждался происходящим от всей души. Его раскрасневшийся ангелочек явно чувствовала себя не в своей тарелке. Сейчас она, вероятно, впервые оказалась настолько близко к мужчине с обнаженной грудью. И он готов поставить серебряную монету на то, что ее еще никто и никогда не целовал.

— Заведите руки назад, — ее голос звенел от напряжения.

Он повиновался, и она быстро обмотала его запястья рукавами полотняной туники, завязав их узлом и привязав его к дереву. Он не мог пошевелить руками, и то ли из жалости, то ли по рассеянности она не стала затыкать ему рот. Потом она подняла его кинжал и, сияя от восторга, стала перед ним.

Он изо всех постарался придать себе жалкий и испуганный вид. Но когда она сунула его кинжал себе за пазуху, проведя им по ложбинке меж грудей, он ощутил неожиданный всплеск желания, отчего кровь прилила к чреслам и свело челюсти.

Кивнув ему на прощание, ангел быстро удалилась вместе со своей драгоценной шерстью. Он не сводил с нее глаз, восторгаясь ее выдержкой и фигурой.

Естественно, она сошла с ума. Она бы никогда не перехитрила его, если бы он не поддался ей. Но ее мужество заинтриговало его. В этом ангелочке было очень много от дьявола.

Когда Лине скрылась из виду, Дункан пошевелил пальцами и пододвинулся ближе к стволу. Он ничуть не огорчился. Девушка останется без его защиты всего на несколько минут, ведь он рассчитывал почти мгновенно освободиться и охранять ее. Они с Холденом так часто связывали друг друга, будучи еще детьми, что не было таких узлов, которые он не мог бы развязать.

Однако четверть часа спустя, все еще борясь с узлом, он всерьез начал подумывать о том, а не легче ли будет просто вырвать дерево с корнем. По его лицу градом катился пот, а шея и затылок дьявольски чесались. Он зарычал от отчаяния. Что это за дурацкий узел ему попался?

Он влип. И девчонка-торговка осталась без защиты. Но будь он проклят, если станет звать на помощь. Де Ваэрам не нужна ничья помощь.

Как оказалось, ему и не пришлось этого делать. В следующее мгновение он услышал, как кто-то тихо подбирается к нему через кусты. Из-за густой листвы появились Роберт и Гарт, вооруженные новыми палашами.

— Ну, Гарт, — прочирикал Роберт с восторгом утренней пташки, — кто это у нас здесь? Похоже, твой братец снова попался. — Он хлопнул Гарта по спине и спрятал палаш в ножны.

— Роберт, — раздраженно окликнул его Дункан, — прекрати болтать и развяжи меня.

— Кто это был на этот раз, Дункан? Ревнивый муж? Мстительный рыцарь?

Дункан хмуро уставился на него.

— Это был дьявол в личине ангела. А теперь развяжи меня!

Роберт наклонился к узлу.

— И пошевеливайся! — поторапливал его Дункан. — Где-то здесь шляются два испанских негодяя, которые хотят причинить ей вред.

— Ей? — переспросил Роберт, подтолкнув Гарта локтем.

— Ангелу, — ответил Дункан.

— Я так и знал, что здесь не обошлось без женщины, — глубокомысленно заметил Роберт. — Что я тебе говорил, Гарт? Разве не…

— Ты не мог бы поскорее? — перебил его Дункан.

Роберт покачал головой.

— Она ведь простолюдинка, да?

— Она торговка, — пробормотал Дункан.

— О, нет! — воскликнул Роберт. — Не та ли самая торговка?

Молчание Дункана было красноречиво. Ответа не требовалось.

Роберт зацокал языком.

— Дункан, Дункан, Дункан…

— Ей угрожает опасность, Роберт.

Роберт мгновенно стал серьезным.

— Испанцы? — спросил Гарт. — Так они на самом деле затевают что-то плохое?

Он кивнул.

— Двое из них шатались на ярмарке. Потом они попытались украсть кое-что у ангела, и я не верю, что они так легко сдадутся. Я намереваюсь не спускать с них глаз… и с нее.

Роберт и Гарт обменялись многозначительными взглядами. Наверное, их нельзя было винить за это. Если он говорил, что намеревается не спускать глаз с женщины, будь она простолюдинкой или знатной дамой, вдовой или девственницей, то как-то так получалось, что одними взглядами дело не ограничивалось.

Он покрутил кистями в узлах, которые, как ему показалось, стали еще туже.

— Чего ты там возишься?

— Этот узел развязать невозможно. — Роберт в отчаянии всплеснул руками. — Что она тут навязала?

Гарт внимательнее присмотрелся к узлам.

— Вероятно, это ткацкий узел, — пробормотал он.

— Что? — в унисон спросили Дункан и Роберт.

— Ткацкий узел. Его невозможно развязать.

— Тогда разрезай его к чертовой матери! — заревел Дункан. — Если ты не освободишь меня сию же минуту, я затуплю ваши клинки о ваши же тупые головы!

Разрубить тунику для нового палаша Гарта было делом одной минуты. Дункан одолжил у Роберта накидку, и троица бегом отправилась на поиски испанцев.

Сердце Дункана выскакивало из груди. Он чувствовал себя, как волк на охотничьей тропе. Ничто не могло доставить ему большего удовольствия, чем спасение попавшей в беду дамы, конечно, за исключением ее вечной благодарности.

Несколько часов спустя, раздавленный горьким разочарованием, Дункан плелся по ступенькам, ведущим из большой залы к западной башне. Наверное, ему следовало удовлетвориться сознанием того, что Лине де Монфор провела весь день в каком-то дворянском доме, то есть если то, что ему удалось выудить у упрямого старого слуги в палатке де Монфоров, было правдой. Все, что этот гордый олух посчитал нужным сообщить ему, заключалось в том, что Лине повезла свои товары в дом одной знатной леди по ее приглашению. И, разумеется, ничто не могло заставить слугу назвать имя этой таинственной благодетельницы.

Но Дункан был недоволен. Он так надеялся увидеть ее снова, этого дьявола-ангела, осмелившуюся приставить кинжал к его горлу. Она очаровала его. Ему стало интересно, что бы она сказала, узнав, чьей жизни осмелилась угрожать.

В этой женщине было нечто, выделявшее ее из толпы. Да, она была дьявольски красива, но за свои годы он успел повидать больше красивых девиц, чем иной мужчина за всю жизнь. Нет, в ней было что-то еще.

Она была похожа на цветок, на розу. Не на пресную розу менестрелей, а на настоящую розу: мягкие, хрупкие, тоненькие лепестки сверху и крепкий, колючий стебель под ними.

Идя по коридору к своей комнате, он вдруг услышал в светелке женский смех. Должно быть, это его мать и ее дамы занимались шитьем. Может, ему стоит заглянуть к ним. Возможно, он шокирует окружение леди Алисы своим видом, но это немного снимет его раздражение.

Однако, подойдя поближе, Дункан услышал голос, который показался ему знакомым. Он замер на полпути, прижался к стене и стал слушать.

Лине обернула ткань вокруг ладони, чтобы леди Алисе было удобнее рассматривать ее.

— Видите, миледи, — проникновенно вещала она, — какое тонкое плетение?

Оглядев комнату, Лине с трудом скрыла восторг от мысли о том, какой большой доход она может здесь получить. На двух массивных дубовых креслах лежали бархатные подушки. В углу стояла украшенная причудливой резьбой ширма из красного дерева, а рядом с камином — массивный сундук с серебром. Лучи послеполуденного солнца сквозь окно светелки золотили два роскошных гобелена со сценами охоты на стене. Такое освещение позволяло в самом выгодном свете представить привезенную Лине ткань, и она воспользовалась данным преимуществом, пряча ткань в тени, а в нужный момент драматическим жестом разворачивая ее под золотистым солнечным светом.

Леди Алиса провела тонкими пальчиками по мягкой ткани, а ее дамы заохали в унисон от восторга. О, да, подумала Лине, она с легкостью сумеет продать добрую половину своих товаров только в этом замке.

Приоткрыв дверь в комнату матери, Дункан видел в деталях все ее уловки и хитрости, то, как она льстила и увещевала, склоняя дам купить значительно больше, чем им было на самом деле нужно. «Лине де Монфор очень умна», — подумал он, восхищенно улыбаясь.

Она сменила перепачканное грязью платье на богатое, но в то же время достаточно скромное одеяние из шерсти болотного цвета. Ее роскошные волосы скрывала льняная мантилья, изумрудно-зеленые глаза лучились азартом, пока она буквально купалась в том, что можно было бы смело назвать ее стихией.

— Вы когда-нибудь видели столь редкий и благородный цвет? — спрашивала она дам, тщательно скрывая пятно грязи, оставленное им, на одном из уголков ткани.

— Похоже, вам удалось заполучить кусочек неба, — согласилась леди Алиса, и глаза ее засверкали.

Ангел цокнула язычком.

— Мне очень жаль, что сегодня у меня с собой всего один маленький образец, миледи.

«А вот это маловероятно, — подумал он. У нее наверняка припрятаны целые ярды этого добра в повозке». Впрочем, все это предполагало искусство продажи.

— Цвет настолько нов и столь популярен, что я просто не успеваю удовлетворить весь спрос на него, — объяснила Лине. — Представляете, даже король…

Дамы издали дружный вздох. Дункан подавил смешок. Девушка очень умно оборвала предложение, предоставляя дамам возможность сделать собственные выводы.

— Я возьму один отрез для себя, — решила леди Алиса, — как только вы сможете его предоставить, и еще немного, чтобы сшить накидки для каждой из моих дам.

Женщины восторженно захлопали в ладоши. Лине улыбнулась, наслаждаясь их энтузиазмом.

— Я отдам распоряжение соткать три отреза, миледи. — Дункан буквально видел, как в ее глазах появилось предвкушение огромных доходов.

— А теперь, дорогая моя, — заявила леди Алиса, — я бы хотела взглянуть на вашу более практичную шерсть, тонкое сукно черного цвета и ткань из гребенной пряжи[4].

— Разумеется. — Лине отвесила чопорный поклон.

Она великолепна, решил он, наблюдая, как она плетет волшебную паутину вокруг леди Алисы и ее дам. Она заставила их есть из ее рук и при этом желать большего. Извлекая на свет Божий все новые и новые образцы ткани, она перевоплотилась в настоящую драматическую актрису, потчуя их историями о том, какие экзотические жуки и редкие цветы были использованы для приготовления красителей, а потом ловким жестом набрасывая причудливо раскрашенную ткань себе на вытянутую руку, отчего та сверкающим водопадом устремлялась вниз. Дамы сидели зачарованные, слушая ее повествование о том, кто из знатных господ и какую ткань заказал. Они внимательно прислушивались к ее лестным советам о том, кому какой цвет и стиль идет больше всего. Перед тем как уйти, она сделала все от нее зависящее, чтобы половина сокровищ из сундуков де Ваэров перекочевала в ее карманы.

— Итак, мы договорились, — сказала леди Алиса, вырвав Дункана из плена задумчивости. Она встала, возвышаясь над своими фрейлинами. — Мой стюард заплатит вам сумму, достаточную для покупки заказанной ткани.

— Пока будет достаточно ровно половины, миледи. Если пожелаете, я могу доставить вам вашу ткань через две недели.

— Великолепно.

Словно гусыня с выводком гусят, леди Алиса со своими дамами удалилась из светелки. Никто не заметил Дункана, спрятавшегося за дверью.

Затем он стал наблюдать за тем, как Лине тщательно и аккуратно сворачивает ткань и укладывает ее обратно в корзину. Он стоял молча и наслаждался этим зрелищем. Потом он вышел из-за двери и прислонился к притолоке, загораживая выход из светелки. Лине, увлеченная своей работой, не заметила его.

— Кусочек неба? — небрежно поинтересовался он.

Лине испуганно ойкнула, едва не опрокинув корзину.

— Какое счастье, — продолжал он, — что она не заметила на нем того грязного пятнышка:

— Вы! — прошипела Лине, придя в себя. Интересно, сколько времени он вот так простоял здесь? Нахальство этого мужчины было просто невероятным. Он раскованно стоял в дверях, и каждый дюйм его тела излучал самодовольство. — Как вы сюда… что вы здесь делаете?

Он ответил не сразу, и Лине разглядывала его, не веря своим глазам. Ей уже приходилось иметь дело с карманниками и разбойниками с большой дороги, но еще никогда она не встречала столь наглого и уверенного в себе негодяя. Его лицо по-прежнему было перепачкано грязью, а длинные волосы спутались, из них торчали соломинки. Одежда была измята. Но глаза изучали ее с властностью короля.

Она даже не успела запротестовать, как он ступил через порог и закрыл за собой дверь.

— А, мне удалось освободиться, — с печальной улыбкой заметил он, скрестив руки на груди, — хотя это и стоило мне туники.

Лине прищурилась. На нем была явно краденая шерстяная накидка, не полностью прикрывавшая широкую обнаженную грудь. Она отвернулась, стиснув в кулаке образец гребенной шерсти.

— В таком случае, полагаю, мы в расчете, поскольку вы испортили мою накидку. — Она заставила себя вернуться к прерванной работе, украдкой оглядывая комнату в поисках другого выхода.

— Ваша накидка отстирается, — заявил он. — Моя же туника, увы…

— Зачем вы последовали за мной сюда? — разгневанно выпалила Лине.

— Может, я пришел за кинжалом, который вы у меня украли, — предположил он. Его глаза скользнули по ложбинке между грудей, где, как было известно обоим, она спрятала его оружие.

Она с удовольствием выколола бы его наглые, но такие прекрасные глаза, сверкавшие, как горный ручей в летний полдень. Для него же будет лучше, если он пришел только за кинжалом. Наверное, ей придется вернуть его. В конце концов, не исключено, что кинжал был единственным оружием этого простолюдина. Однако она не сделает такой глупости, по крайней мере пока они одни. Она кивнула, соглашаясь, и медленно вынула кинжал из своего тайника.

У Дункана перехватило дыхание. Желание овладело им всецело, стоило ему представить свою руку на месте кинжала. Святая Мария, ее кожа, должно быть, нежна, как грудь голубки. Несколько локонов выбились из-под мантильи, и, когда она вышла на свет, их цвет из медового стал янтарным, а глаза ее засверкали, как изумруды. Ее губы изогнулись в легкой шаловливой улыбке, и он сразу же, хотя и инстинктивно, понял, что в постели она будет просто очаровательна. При этой мысли он почувствовал, как в паху запульсировала кровь.

Девушка застенчиво опустила ресницы, но его это не удивило. Женщины частенько демонстрировали робость под его откровенным взглядом. Неумело держа клинок за рукоятку, она сделала неуверенный шаг к окну и бросила кинжал в траву.

Его иллюзии разбились в прах, как окно собора от камня мальчишки-сорванца. Не веря своим глазам, он уставился на нее. Это была не простая застенчивая служанка — она специально выбросила его нож.

— Если вы поспешите, — сладким голоском пропела она, — можете успеть подобрать его до того, как это сделает кто-нибудь другой.

Он молча смотрел на нее, разгневанный и очарованный одновременно. Броситься вниз? Он решил, что не стоит. Он не намеревался оставлять ее одну ради кинжала. Стоило ему только приказать, и для него выкуют сотню таких кинжалов. Нет, с возрастающим восхищением подумал он, лучше он останется здесь, рядом с этой необычной женщиной, предаваясь словесной баталии.

Совладав с чувствами, он заявил:

— Остался неурегулированным вопрос о моей тунике, которой мне пришлось пожертвовать.

Лине с нетерпением уставилась на него, но в ее взгляде промелькнуло чувство вины, и он этим воспользовался:

— В конце концов, я спас вашу… что это было? «Лучшую итальянскую шерсть», так вы ее назвали?

— Английскую, — поправила она.

— А, — кивнул он, в задумчивости потирая подбородок. — Может, вы дадите мне немного на новую тунику?

Она замерла. Эта ткань, естественно, стоила целое состояние. По выражению ее лица было заметно, что она считает его или наивным, или сумасшедшим, или тем и другим одновременно.

— Ну, что вы на это скажете? — с невинным видом поинтересовался он.

Лине почувствовала, как кровь застучала в висках. Дрожащими пальцами она принялась расправлять складки на юбке. Должно быть, цыган окончательно помешался, если думает, что она отдаст ему свою лучшую…

Она глубоко вздохнула. Если она выйдет из себя, то ничего этим не добьется. Вместо этого она выдавила извиняющуюся улыбку.

— Увы, этот отрез уже продан. Леди Алиса только что купила его.

Цыган пожал плечами:

— Пустяки, при таком-то большом заказе она и не заметит недостачи в несколько дюймов.

Это стало последней каплей. Ее терпение лопнуло. Она буквально кожей ощутила переполнявшую ее ярость.

— Как вы смеете предлагать мне подобное — обмануть доверие настоящей леди!

— Я? — воскликнул он, посмеиваясь. — Кто кого обманывает? А? А ваша болтовня о короле? Держу пари, что вы никогда не продавали Эдуарду ни клочка шерсти!

Она покраснела и сердито захлопнула крышку корзины.

— У вас славно получается, — посмеиваясь, продолжал он, — «синий цвет так оттеняет ваши сапфировые глаза» или «эта ткань не для вас — вы заслуживаете более тонкой выделки». Я удивлюсь, если у леди Алисы остался хотя бы фартинг!

Лине вся дрожала от гнева и досады. Будь проклят этот крестьянин! Знатный господин никогда бы не позволил себе говорить так грубо, да еще смеяться над ней. Она попыталась успокоиться.

— Мне следует позвать стражу или вы уйдете сами?

Но ее угрозы не испугали цыгана, он весело рассмеялся.

— Я уйду сам, — пообещал он, и его синие глаза засияли от удовольствия, — но только после вас.

— Кто вы такой? — возмущенно прошептала она.

Он загадочно улыбнулся и, не отводя взгляда от ее губ, произнес:

— В данный момент? Почитатель красоты.

Лине уже готова была закатить глаза. Ей уже приходилось слушать подобные банальности из уст благородных господ, которых вводила в заблуждение ее утонченная внешность. И уж никак она не желала мириться с комплиментами простолюдина. Она не была служанкой с широко раскрытыми глазами, падкой на любую лесть, каким бы бархатным голосом ее ни произносили.

— Понятно. И это преследование обеспечивает вам стол и кров?

— Оно обостряет мой голод, — произнес он загадочную фразу, глядя на нее из-под полуопущенных ресниц.

Лине пожалела, что нежный цвет лица предательски выдает любое испытываемое ею чувство. Будь проклят этот мошенник! Ей уже приходилось слышать подобную ерунду раньше. Но почему же она покраснела?

— Так что же вам на самом деле нужно? — выпалила она, скрестив руки на груди.

— Помимо новой туники?

Она сумела не отвести взгляд, но почувствовала, как на виске у нее забилась жилка.

— Вы даже не заметите такой малости, — ухмыляясь, заявил он. — Вы — богатый торговец. А я, я всего лишь жалкий бродяга, у которого нет даже туники, чтобы прикрыть тело.

Лине почувствовала, что ее терпение скоро лопнет. Этот негодяй зашел слишком далеко. Он был нагл, груб, самоуверен, бедно одет, и все, о чем она могла сейчас думать, — это о том, как избавиться от его общества. С тяжелым вздохом она принялась рыться в своей корзинке и вытащила из нее короткий отрез дешевой вайдовой шерсти. Гильдия крайне неодобрительно отнеслась бы к ее поступку, но она была в отчаянии.

— Вот, — коротко бросила она, сунув ткань ему в руки.

Бродяга оказался настолько нагл, что принялся внимательно рассматривать шерсть, словно он был в состоянии отличить тонкую ткань от грубой льняной тряпки.

— Еще что-нибудь? — поинтересовалась она, и голос ее был полон сарказма.

Он засунул ткань за пояс своих штанов, а другой конец перекинул через плечо. Она недовольно скривилась, заметив, как чувственно и небрежно материя коснулась его обнаженной груди.

— Честно говоря, да, — отозвался он, выпрямившись во весь рост.

Она задохнулась от возмущения. Его фигура, казалось, заполнила всю комнату до отказа, и она пожалела о той поспешности, с которой выбросила кинжал в окошко.

— Я хотел бы предложить вам свои услуги до окончания ярмарки, — сказал он.

— Свои… услуги? — Даже ей самой ее голос показался тонким и жалким. Она не желала думать о тех картинах, которые вызвало в ее воображении это предложение. И хотя его слова были достаточно невинны, его прекрасное тело придавало им иной смысл.

— Я нужен вам, — пробормотал он.

Она внезапно поперхнулась. Должно быть, она неправильно его поняла. К ее негодованию, краска вновь залила ее щеки.

— Вам не следует ходить одной, — продолжал он более решительно, скрестив руки на груди. — Боюсь, те двое мошенников с ярмарки не оставят вас в покое. Я предлагаю вам свою защиту.

— Защиту?

— Да, — подтвердил он, озабоченно нахмурив брови. — Столь процветающего торговца, как вы, всегда подстерегает опасность лишиться своего богатства. — Он пожал плечами. — А такому бедному цыгану, как я, не помешает лишний фартинг или даже два в день, если мне удастся избавить вас от негодяев.

Лине продолжала смотреть на него, открыв рот. Его подернутые дымкой сапфировые глаза и широкая обнаженная грудь не позволяли ей сосредоточиться.

— Я сама могу о себе позаботиться, — наконец выдавила она, злясь на себя и лихорадочно соображая, как отвлечь его внимание.

— Кормите и одевайте меня, а расплатиться со мной можете, когда распродадите все товары, — предложил он.

— Нет, я…

— Я настаиваю, — произнес он тоном, который, несмотря на кажущуюся мягкость, не допускал возражений.

Она не собиралась принимать услуги этого чересчур гордого, чересчур шустрого, чересчур умного простолюдина, к тому же носившего накладную бороду. Скорее всего, он навлечет на нее больше неприятностей, чем сумеет предотвратить. Ей не нужен охранник. Для защиты ей хватало Гарольда. Она просто скажет ему об этом.

Лине снова окинула взглядом смуглого цыгана и обратила внимание на то, как он упрямо выпятил вперед подбородок. Почему-то он не производил впечатление человека, способного покориться желанию женщины. Кажется, пришло время пустить в ход купеческую хитрость, решила она.

— Так вы думаете, что сможете защитить меня от воров? — спросила она, делая вид, что раздумывает над его предложением.

Он торжественно произнес:

— Можете быть уверены.

— И вы достаточно опытны в этом деле?

— Мой кинжал отпробовал крови многих бесчестных негодяев.

— Значит, вы в одиночку можете защитить меня от двух, трех, четырех насильников?

— Да, — с полной уверенностью ответил Дункан.

— Тогда давайте проверим это, — сказала она, взяв корзину с шерстью. — Стража! — внезапно закричала она во весь голос. — Помогите! Стража!

Цыган дернулся, и рука его инстинктивно метнулась к поясу, но там ничего не было. Он посмотрел на девушку с укором. Затем двери светелки распахнулись и в комнату ворвались двое рыцарей де Ваэров.