Мой запретный форвард

ГЛАВА 30

Яр

В кабинете Василича всегда пахнет крепким кофе и настоящей кожей старого темно-коричневого кресла, в котором часто сидит тренер.

На стене висят старые фотографии и пожелтевшие газетные вырезки в рамках под стеклом. На полках стоят кубки, висят медали.

Встречаю тяжелый, словно отцовский, взгляд. И вот когда он так смотрит на меня, я уже понимаю, что сейчас будет разговор не про тактику.

Сажусь напротив тренера, не знаю, куда руки деть. Что-то как-то волнительно.

— Ну что, — Василич делает глоток кофе, — поздравляю тебя, Ярослав.

— С чем? — стараюсь держать спокойный тон, но внутри уже все скручивается.

Он протягивает планшет, экран светится списком фамилий.

Драфт ВХЛ. Перспективные игроки сезона.

И я в этом списке первый. Первый, мать твою!

На секунду я вообще не дышу. Смотрю на буквы, очкую, что это может быть ошибкой или моя фамилия сейчас вообще испарится.

— Охренеть, — выдыхаю я и не скрываю довольной улыбки.

Василич усмехается уголком губ.

— Не охренеть, а поздравляю, — говорит он спокойно. — Хотя рано радоваться.

Я вскидываю голову.

— В смысле?

Он ставит чашку, пальцами постукивает по столу.

— В смысле, что ты на волоске, Ярослав. Один шаг вправо, один влево, и все. Можешь забыть о карьере хоккеиста.

— Да я же…

— Я знаю, какой ты, — перебивает он строго, я засовываю свой язык куда подальше. Тут надо слушать. — Талант, амбиции, лидерство. Когда ты на льду, то команда горит. Но, — он делает паузу, и это «но» звучит, как приговор. — Ты слишком вспыльчивый и непредсказуемый. Тебя цепануть дело одной секунды.

Я сжимаю кулаки, но молчу.

— Скажу честно, Ярослав, — продолжает Василич. — Я рад, что когда-то нашел тебя. Тогда, на том любительском турнире, я увидел пацана, у которого в глазах был огонь. Понимаешь? Настоящий огонь, а не амбиции и не дешевые понты. Огонь. Но сейчас я иногда вижу не парня, который хочет играть, а человека, который хочет доказать всему миру, что он лучше.

— А что, это плохо? — бурчу я.

Тренер подается вперед, сцепляет руки на столе.

— Это разрушительно. В первую очередь для тебя, потом для команды. Для всего, что ты строишь.

На секунду в тренерской становится тихо. Я слышу, как где-то в коридоре щелкает выключатель.

— Пересмотри свои приоритеты, Ярослав, — Василич смотрит прямо мне в глаза. — Что ты хочешь в этой жизни? Побеждать? Или просто быть первым в списках?

Я отвожу взгляд, делаю глубокий вдох.

— Я хочу, чтобы меня запомнили.

Он чуть качает головой.

— Тогда сделай так, чтобы тебя запомнили не за драки и штрафы, а за игру. За то, как ты двигаешься, как видишь поле. За то, каким ты можешь быть, если перестанешь тратить энергию на глупости.

— Я работаю над этим, — тихо говорю я.

— Начни не работать, а меняться. Это разные вещи.

Тренер встает, обходит стол и кладет руку мне на плечо. Она тяжелая и уверенная.

— Я верю в тебя, Яр. Но если ты еще раз позволишь эмоциям управлять тобой, то драфт можешь распечатать и повесить в рамку на память.

— Я больше не буду драться, — смотрю на тренера снизу вверх.

— Серьезно? — спрашивает он с недоверием. — Я просил тебя на полуфинале вести себя хорошо.

Я киваю, да, было такое.

— Если тебе захочется в следующий раз полезть в драку, то вспомни, что за тобой уже следят.

Мобильный тренера разрывается, перебивая наш разговор. Василич подходит к столу и хмурится.

— Не уходи, — бросает он коротко. — Я еще не закончил с тобой.

Я послушно сижу, но нога начинает непроизвольно дергаться. Первый в списке, кайф! Я так этого хотел.

Мои пальцы сжимают край кресла. Василич отвечает на звонок, и уже по первому «Да?» я понимаю, что разговор будет не из приятных.

— Да, я в курсе, — говорит он резко. Потом делает паузу, слушает. — Не тараторь ты, господи. Полина сама захотела туда поступать.

Я мгновенно напрягаюсь.

Полина.

Все мысли про драфт, про игру, про себя мигом улетают к черту. Я наблюдаю за Василичем внимательно, читаю каждое его движение. Он ходит по кабинету, хмурится, сжимает телефон в руке так, будто сейчас сломает его.

— Она уже взрослая, — устало вздыхает он. — Тебе не кажется, что пора от нее отстать? Пускай сама строит свою жизнь.

Опять пауза, а потом короткое:

— Я все сказал, — и тренер резко бросает трубку на стол.

Телефон глухо ударяется о дерево, Василич выдыхает. Я осторожно спрашиваю:

— Проблемы, тренер?

Он поднимает строгий взгляд.

— Ничего, прорвемся, — он берет чашку и отпивает глоток уже остывшего кофе.

Разговор закрыт, но внутри зудит.

Полина поступила куда-то? Сама захотела? Почему он злится? Кто там ее доставал?

Вопросы роятся в голове, как осиный рой, и я выхожу из кабинета с чувством, что что-то важное сейчас происходит, а я стою в стороне.

Коридор общаги пуст, свет гудит под потолком. И вдруг я замечаю фигуру вдалеке. Какой-то парень идет по траектории от туалетов к жилым комнатам. И на нем… какого хрена? На нем моя футболка? Та, самая, которую я подсунул Тереховой в душе.

Мой счастливый номер 39 и фамилия сверху словно насмехаются надо мной.

Я останавливаюсь.

— Не понял, — шепчу себе под нос.

Он даже походкой своей меня раздражает, идет расслабленно, как будто он тут хозяин. И вот тут я окончательно охреневаю, потому что он заходит в комнату, где живет Терехова.

Это че еще за баклан? И какого хрена на нем моя футболка?!