Мой запретный форвард

ГЛАВА 5

Полина

Есть вещи, которые не обсуждаются.

Например, что понедельник — зло, что спорт — это боль. И что Ярослав Анисимов — ходячее недоразумение с прессом.

Да, я видела этот пресс уже несколько раз. Увы, я живу с ним на одном этаже.

Сидеть без дела в общежитии не мой формат. Я не из тех, кто бесцельно гоняет сериалы и жалуется, что «жизнь — не сахар».

Я с шести лет жила на жестком графике. Подъем, лед, тренировка, сбалансированное питание, учеба, сон, все по кругу. Поэтому спустя три дня без расписания я начала нервно грызть ногти.

Папа это заметил и предложил «немного поработать».

Ключевое слово — немного.

— Помощник врача? — переспросила я с холодной вежливостью, глядя на отца через стол.

— Помощник спортивного врача, — поправил он, делая глоток кофе. — Нам не хватает рук, ты в теме. У тебя медицинская база, плюс ты знаешь, как работать с травмами. И тебя уважают.

— «Уважают» и «боятся» — разные вещи, — буркнула я.

— Но обе формулировки работают, — подытожил он. — А это важно.

И вот я иду по коридору к медкабинету, с бейджем «Полина Терехова» и с комом раздражения где-то под ребрами.

Потому что я знаю, что это не просто кабинет, это новый эпицентр унижения. Где все эти лоси с клюшками будут мельтешить перед глазами, пыхтеть, травмироваться, и (о, да!), приходить за льдом и бинтами именно ко мне.

Открываю белую дверь и вхожу в кабинет. Тут светло, места много, пахнет спиртом, резиной и чем-то мятным.

На стуле у окна сидит врач. Как только я переступаю порог, он отрывает взгляд от бумаг.

— Ты Полина Терехова? — с улыбкой спрашивает он и встает.

Парень молодой, лет двадцать шесть, не больше. Хмурый, худой, но с добрым лицом.

— Да.

Я протягиваю руку, он едва-едва сжимает ее, как человек, который не привык ломать.

— А я — Илья и ко мне на «ты». Не волнуйся, я вполне адекватный и не строгий. Хотя, если зайдет Анисимов, то я могу быть резким.

Я хмыкаю.

— Тебе он тоже успел насолить?

— Раз в неделю кто-то да принесет мне от него травму. Так что этот вспыльчивый форвард обеспечивает меня работой.

Мы мило улыбаемся друг другу.

— Ладно, — Илья кивает на дверь, — раз уж ты теперь моя помощница, проведу экскурсию по этажу.

Мы выходим в коридор. Он широкий, с серыми стенами и бесконечными дверями. Где-то вдалеке слышен смех, хлопки, кто-то орет: «Пашка, тащи шайбу!».

— Вот это, — Илья показывает на дверь с табличкой «Зал ЛФК», — место, куда ты будешь бегать чаще всего. Растяжка, упражнения, восстановление. Если вдруг увидишь там полкоманды валяются на полу, не пугайся. Это они так «работают».

Я усмехаюсь.

— Работают или спят?

— И то, и другое, — отвечает он сухо, но глаза улыбаются.

Мы идем дальше. Он открывает следующую дверь.

— Комната для массажа и прогрева. Тут лежит куча ламп, подушек, всяких приблуд, которые иногда кажутся средневековыми орудиями пыток. Но нет, это все для блага игроков.

— Угу, — я скептически поднимаю бровь. — Уверен?

— Абсолютно, — он чуть наклоняет голову. — Хотя если тебе попадется Димка — основной вратарь команды, будь осторожна. Он любит симулировать: будет орать, что умирает, пока ему просто фиксируют тейп.

Мы минуем еще одну дверь. Из-за нее доносится грохот музыки и хохот.

— А это — раздевалка. Туда без меня лучше не соваться, даже если позовут. — Илья на секунду задумывается. — Особенно если позовут.

Я прикусываю губу и киваю.

— Запомню.

— Обязательно запомни, — голос Ильи серьезен. — Эти парни хорошие, но у них свои правила. И у тебя тоже должны быть.

Мы снова идем по коридору. Он останавливается у узкой двери с матовой табличкой «Физиотерапия».

— Твое второе место работы. Аппараты, токи, компрессы.

— Поняла, — я чувствую, как внутри все сжимается от ответственности.

Илья замечает это.

— Не пугайся, Полина. Ты быстро вольешься. Они громкие, наглые, иногда бешеные. Но когда они выходят на лед, сама понимаешь: ради этого и стоит терпеть их идиотские шутки.

Мы останавливаемся у окна. Внизу двор, асфальтовая площадка, на которой пара ребят гоняют мяч.

— И последнее, — тихо говорит Илья. — На Анисимова не ведись. Он заводила. Всегда проверяет, где границы. Если дать ему палец, откусит руку.

Я закатываю глаза.

— Илья, признайся честно, мой папа велел тебе провести со мной беседу по поводу хоккеистов?

Он улыбается и кивает.

— Тогда ты мне еще и инструкции по выживанию выдай.

— Если нужно — выдам. Полина, ты справишься. Главное — не дай им почувствовать, что ты их боишься.

Кажется, это девиз Ильи. Именно так он выживает среди всех этих тестостероновых ходячих проблем.

Первый визит наполовину трагикомичный. Заходит защитник, колено в бинтах, настроение ниже плинтуса.

— Поскользнулся, — недовольно бурчит он.

Я помогаю Илье с компрессами, протираю кожу антисептиком.

Все спокойно до тех пор, пока в дверь не заходит Он.

Как по часам. Как будто вселенная говорит: ну-ну, расслабилась, девочка? Щас я напомню, кто тут главный источник проблем.

— Здорóва, доктор, — голос ленивый, как будто он только что проснулся после вечеринки.

В проеме стоит Ярослав в шортах, с растрепанными волосами, с синяком на щеке, который выглядит почти как аксессуар. Руки в карманы, тело расслабленное, взгляд дерзкий.

— Ну, здравствуй, мой пациент года, — говорит Илья без улыбки. — Что на этот раз?

— Да ничего особенного.

— Если ничего особенного, зачем тогда приперся? — фыркаю я.

Анисимов поворачивает голову в мою сторону и ехидно усмехается.

— Привет, Терехова.

— О, а вы уже познакомились? — выгибает одну бровь Илья.

— Не мы, — говорю я. — А он — с моим терпением.

— А ты теперь санитарка? — Ярослав плюхается на кушетку, раскинув руки, как хозяин жизни. Мышцы под тонкой футболкой перекатываются, и он этим намеренно хвастается. — Или это очередной эксперимент: «наставь ледяную стерву на путь служения»?

Я сжимаю пальцы. Раз-два. Чтобы не зарядить ему чем-нибудь в лицо. Подхожу ближе и, прежде чем передумать, резко прикладываю ледяной компресс к его щеке.

— Вот и лед, Анисимов. Все, как ты любишь. Холодно, больно и без лишних слов.

Он даже не морщится, только улыбается шире и пожирает меня взглядом.

— Ты мне нравишься, Терехова. Я всегда любил девушек, у которых сильный характер.

— А я — парней, у которых есть извилины в мозгах, — парирую я.

— Ну, вот и совпали.

Я отворачиваюсь и шумно вздыхаю.

— Свободен.

Анисимов встает медленно, лениво потягиваясь, будто это его кабинет, а мы тут гости. А потом он уходит, оставляя после себя запах чертовой самоуверенности.

И я клянусь, что если он будет приходить сюда, чтобы доставать меня, я сама отправлю его в травмпункт. Только уже в серьезном состоянии.