Моя духовная биография

Во мне нет ничего особенного

Я очень счастлив оказаться здесь среди вас в день вручения мне Нобелевской премии мира. Со смирением и глубочайшим волнением я принимаю почетную награду, которую вы присудили простому тибетскому монаху. Во мне нет ничего особенного. Но я думаю, что эта премия выражает признание истинных ценностей: альтруизма, любви, милосердия и ненасилия, которые я стараюсь проповедовать согласно учению Будды и великих мудрецов Индии и Тибета.

Неважно, откуда мы родом, в основе своей мы все ― одинаковые человеческие существа. Мы все ищем счастья и желаем избегнуть страданий. У нас по сути одни и те же нужды и заботы. Мы, человеческие существа, желаем быть свободными и иметь право сами решать свою личную судьбу и судьбу своего народа. Такова человеческая природа.

Проблемы, с которыми мы сегодня сталкиваемся, созданы людьми, идет ли речь о жестоких конфликтах, о вреде, наносимом окружающей среде, о бедности или о голоде. Эти проблемы могут быть разрешены благодаря объединению усилий и с пониманием того, что все мы ― братья и сестры, с укреплением этого братства. Мы должны выработать по отношению друг к другу всеобщую ответственность и распространить ее на всю планету, которую мы получили сообща.

Теперь, когда мы входим в последнее десятилетие XX века, я смотрю вперед с оптимизмом, так как традиционные ценности, на которых взросло человечество, сегодня заново укрепляются, подготавливая, таким образом, лучший и более счастливый XXI век.

Я молюсь за всех: за наших гонителей и наших друзей, чтобы нам всем вместе удалось построить лучший мир на основе взаимопонимания и любви, облегчить беды и муки всех страждущих существ[5].

Слово «Далай Лама» меняет свое значение в зависимости от того, кто его произносит. Для одних это означает, что я ― живой Будда, земное воплощение Авалокитешвары, бодхисаттвы Сострадания. Для других ― что я ― «бог-король». В конце пятидесятых годов быть Далай Ламой значило исполнять функции вице-президента комитета управления Национальным народным конгрессом Китайской Народной Республики. Затем, в начале жизни на чужбине, которая последовала за моим бегством, меня называли «контрреволюционером» и «паразитом». Но ни одно из этих наименований мне не соответствует.

По моему мнению, титул Далай Ламы означает ношу, которую мне выпало нести. Я же всего-навсего человек, а также тибетец, который выбрал путь буддистского монаха.

Когда я говорю о доброте и сострадании, я выражаюсь не как буддист, не как Далай Лама, не как тибетец; скорее, как человек. И я надеюсь, что вы также считаете себя прежде всего человеческими существами, а потом уже американцами, западниками или членами определенной группы. Эти различия второстепенны. Когда мы действуем как люди, мы можем прикоснуться к основе. Если я говорю: «Я ― монах», или «Я ― буддист», ― речь идет о преходящих реальностях моей человеческой природы. Тот факт, что вы родились человеком, является главным и не изменится до самой смерти. Все остальное ― образованны вы или нет, богаты или бедны ― второстепенно.

Сегодня мы столкнулись со многими проблемами. Мы прямо ответственны за идеологические, религиозные, расовые или экономические конфликты. И поэтому пришло время нам мыслить человеческими категориями, на глубинном уровне, на котором равенство людей воспринимается с уважением, потому что остальные ― такие же люди, как и мы. Мы должны выстроить более близкие отношения, основанные на взаимодоверии, понимании и взаимопомощи, не зацикливаясь на различиях в культуре, философии, религии или верований.

Ведь все люди схожи ― они состоят из костей, плоти и крови. Мы все хотим счастья и хотим избежать страданий. Мы ― члены одной человеческой семьи, а наши ссоры рождаются от второстепенных причин. Споры, ложь и убийства не имеют пользы.

Я хотел бы особо подчеркнуть эту главную с моей точки зрения мысль. Счастье отдельного человека может стать тем глубинным и действенным явлением, способным улучшить жизнь всего человеческого сообщества.

Осознав, что у нас одно и то же чаяние — быть любимыми, мы начинаем ощущать, что каждый встреченный нами в любых обстоятельствах человек ― наш брат или наша сестра. Неважно, что его лицо нам незнакомо, одежда и поведение непривычны. Серьезного различия между нами и другим человеком нет. Бессмысленно заострять внимание на внешнем несходстве, поскольку наша природа в основе своей идентична.

По последним научным данным человечество едино, и наше единственное жилище ― эта маленькая планета. Если мы хотим ее сохранить, то каждому из нас необходимо прожить опыт всеобщей любви. Только это чувство уничтожит эгоистические мотивы, следуя которым одни люди используют других в своих целях. Человек, обладающий открытым и искренним сердцем, от природы уверен в себе, доверяет другим и может не бояться остальных.

Я верю, что на всех уровнях нашего общества ― семейном, национальном и международном ― ключ к лучшему, более счастливому устройству мира — это более глубокое сострадание. Совершенно необязательно уходить в религию, не требуется исповедовать какую-то идеологию. Главное ― развить насколько возможно все наши человеческие качества. Я стараюсь рассматривать каждого встреченного мною человека как старого друга, и это наполняет меня чувством настоящего счастья.

При рождении люди получают от природы всё, что им необходимо, чтобы выжить: заботу, пищу, добро и любовь. Тем не менее, хотя мы изначально обладаем этими подарками, мы склонны ими пренебрегать. В результате человечество вынужденно сталкивается с ненужными проблемами. Нам следует совершать больше усилий, чтобы воспитывать и развивать в себе наши исходные достоинства. Поэтому защита человеческих ценностей является приоритетом. Надо также приучаться устанавливать добрые отношения с людьми, учитывая, что какими бы заметными ни были наши национальные, расовые, религиозные, имущественные или образовательные различия, мы все ― люди. Столкнувшись с трудностями, мы обязательно встретим кого-нибудь, может быть, и иностранца, который сразу предложит свою помощь. В трудных обстоятельствах мы все зависим друг от друга, без всяких оговорок. И оказывая услуги другим, мы не спрашиваем, кто он такой. Мы помогаем им, потому что они ― такие же существа, как и мы[8].

Наша жизнь так сильно зависит от окружающих, что в основе нашего существования лежит сильнейшая необходимость любить. Именно поэтому стоит воспитывать в себе чувство ответственности и искренней заботы о благе других людей.

В чем же состоит наша истинная природа как человеческих существ? Мы не только материальные творения, и большая ошибка ― направлять наши надежды только на внешнее благополучие. Не встревая в сомнительные споры о создании и эволюции нашего мира, условимся, что каждый из нас ― дитя своих родителей. Обычно наше рождение связано не только с сексуальным желанием родителей, но и с их решением иметь ребенка. Их намерение основывалось на чувстве ответственности и готовности взять на себя заботу о нас до тех пор, пока мы не станем самостоятельными. Таким образом, начиная с самого зачатия, родительская любовь была главным фактором нашей жизни.

Более того, в начале нашей жизни мы полностью зависели от нашей матери. По мнению некоторых ученых, настроение ― спокойное или тревожное ― беременной женщины оказывает немедленное физическое воздействие на ребенка, которого она носит.

Равным образом знаки любви важны нам от рождения. Поскольку, появившись на свет, мы прежде всего приникаем к груди матери, мы инстинктивно чувствуем себя ближе к ней. А она также должна испытывать нежность при кормлении, потому что если она сердита или чем-то недовольна, молоко вырабатывается с трудом.

Затем наступает критический период формирования мозга, который длится от рождения и примерно до трех-четырех лет. Физические ласки и любовь ― главный фактор нормального развития ребенка. Если его не нежат, не гладят по голове, не любят, произойдет задержка в его развитии и его мозг не созреет в необходимой степени.

Поскольку ребенок не может выжить без забот взрослых, любовь играет главную роль. В наше время очень многие дети растут в несчастливых семьях. Лишенные ласки, они и родителей своих вряд ли полюбят, и часто случается, что они не могут полюбить и других, что весьма печально.

Чуть позже, когда дети пойдут в школу, им потребуется помощь преподавателей. Если учитель не ограничивается чисто академическим обучением, если он берет на себя ответственность подготовить своих учеников к жизни, они будут уважать его и доверять ему. Полученные знания надолго останутся в их умах. И наоборот, если предмет ведет учитель, который не озабочивается благом своих учеников, они быстро теряют интерес и полученные знания быстро забываются.

Точно так же и в больнице: если врач относится к больному с теплотой, то лечение идет успешнее. Желание врача делать свое дело как можно лучше производит самостоятельный терапевтический эффект, независимый от качества собственно медицинских манипуляций. И наоборот, если врач не сопереживает больному, недружелюбен, нетерпелив или снисходителен, то, даже если он знаменит, если поставленный им диагноз точен и он предписал эффективные лекарства, больной будет испытывать чувство тревоги.

Вступая в обыденные разговоры, мы слушаем и отвечаем с удовольствием, если наш собеседник обращается к нам сердечно, так что даже банальные сюжеты становятся нам интересны. Если же, напротив, с нами разговаривают холодным или грубым тоном, нас это смущает и мы желаем поскорей закончить беседу. В самых незначащих событиях и самых важных уважение и расположенность, идущие от других, нам жизненно необходимо.

Недавно я встречался с группой американских ученых, которые рассказали мне, что в их стране процент душевных заболеваний довольно высок: затронуто примерно 12 процентов населения. Из нашей беседы стало совершенно ясно, что главная тому причина не в отсутствии материальных ресурсов, а в недостатке доброго отношения.

Вывод очевиден. Осознаем мы это или нет, но с самого рождения у нас в крови присутствует жизненная жажда любви. Я думаю, никто не появляется на свет без этого желания. И вопреки постулатам некоторых современных философских школ это свидетельствует о том, что человеческое существо несводимо к материальной оболочке. Ни один материальный объект, каким бы красивым и ценным он ни был, не может дать нам ощущения, что мы любимы, потому что наша глубинная суть и наша истина уходит корнями в субъективную природу духа.

Сострадание, или то, что я иногда называю человеческое милосердие, ― определяющий фактор нашей жизни. Пальцы, соединенные ладонью, могут действовать, но если они от нее отрезаны, они ни на что не годятся. Также и человеческие дела становятся опасными, если они лишены человеческих чувств. Ведомые добротой и уважением к человеческим ценностям, все наши дела становятся конструктивными.

Получать сегодня золотую медаль американского Конгресса для меня большая честь. Это признание будет источником огромной радости и надежды для тибетцев, за которых я несу особую ответственность. Их благополучие ― моя постоянная забота и движущая сила, и я считаю себя в любых обстоятельствах их свободным голосом. Я верю, что эта награда ― одновременно и громкое послание всем, кто направляет свои усилия на дело мира, взаимопонимания и гармонии.

Я лично глубоко тронут тем, что такая большая честь оказана сегодня буддистскому монаху, родившемуся в простой семье, происходящей из отдаленной провинции Амдо в Тибете. Я вырос, окруженный любовью и добротой, исходившими от моей матери, чрезвычайно милосердной женщины. В возрасте четырех лет меня привезли в Лхасу, и все, кто меня окружал, как мои учителя, так и мои домашние, учили меня, что означает быть добрым, честным и приветливым. В такой атмосфере я вырос.

Позже я получил классическое буддистское образование и открыл другие понятия, такие как взаимозависимость и способность человека к бесконечному состраданию. Это позволило мне осознать важность всеобщей ответственности, ненасилия и понимания между различными религиями. Сегодня вера в эти ценности дает мне мощный стимул к проповедованию фундаментальных человеческих достоинств. В контексте моей собственной борьбы за права человека и свободу тибетского народа эти ценности продолжают вести меня на избранном мною пути ненасилия.[9]

В Библии есть замечательные строки, в которых нам предлагается перековать мечи на орала. Мне очень нравится этот образ мечей, превращенных в рабочий инструмент, служащий для удовлетворения основных человеческих потребностей. Он символизирует внутреннее и внешнее разоружение. Я думаю, что согласно этому призыву наших предков, и сегодня очень важно подчеркнуть скорейшую и назревшую необходимость политики демилитаризации всей планеты.[12]

До моего последнего вздоха я буду сострадать

К состраданию может примешиваться желание и привязанность; так, родительская любовь к детям часто исходит из их собственных эмоциональных потребностей и, следовательно, не полностью сострадательна. Так же и в браке чувство между мужем и женой ― особенно вначале, когда характеры супруга и супруги еще не познаны до конца, ― больше походит на привязанность, чем на настоящую любовь. Наше желание может быть настолько сильным, что человек, к которому мы привязаны, представляется нам хорошим, даже если на самом деле он очень плох. И мы к тому же имеем привычку преувеличивать его малейшие достоинства. При этом если меняется отношение одного, то другой от этого приходит в недоумение и его отношение меняется соответствующим образом. Это знак того, что любовь была вызвана в большей степени личной потребностью, чем подлинной заботой о любимом существе. Настоящее сострадание заключается не просто в эмоциональном отклике, это результат твердого и обдуманного выбора. Поэтому отношение истинного сострадания не меняется, даже если ваш избранник начинает вести себя иначе.

Разумеется, сформировать подобную форму сострадания нелегко. Для начала следует понять, что все остальные ― такие же люди, как и мы. Они хотят быть счастливыми и не хотят страдать. Когда вы примете как данное, что все человеческие существа стремятся к счастью и имеют на него право, вы естественным образом начинаете сопереживать им, что сближает вас с ними. Приучив себя к бескорыстному человеколюбию, вы ощутите ответственность за других и желание непременно помочь им выбраться из страданий. Подобное стремление не избирательно, оно относится ко всем без исключения. Пока люди, как и вы, будут испытывать наслаждение и боль, нельзя найти логическое объяснение, которое позволило бы вам установить между ними различия или не испытывать сострадание по отношению к ним, пусть даже их поведение неправильно.

Постепенно и терпеливо вы выработаете в себе эту форму сострадания. Разумеется, эгоизм и непреходящее чувство собственной независимости и самодостаточности могут погубить сострадание. На деле истинное сострадание становится действенным только когда устранена обращенность на самого себя, но это не должно помешать вам продвигаться вперед уже сейчас.

Иногда сострадание ошибочно ассоциируют с жалостью. Надо более глубоко рассмотреть природу настоящего сострадания.

Мы ощущаем естественную близость с нашими друзьями, но это не является подлинным состраданием. Это избирательное чувство, в то время как истинное сострадание универсально.

Настоящее сострадание не является следствием удовольствия от близости того или иного человека, но проистекает из убеждения, что все остальные, как и я, не хотят страдать, а хотят быть счастливыми, и из моей решимости помочь им преодолеть то, что их огорчает. Я должен осознать, что могу помочь им страдать меньше. Таково истинное, правильно понимаемое сострадание.

Это чувство не ограничивается кругом наших близких и друзей. Оно должно также распространяться и на наших врагов. Получается, что истинное сострадание беспристрастно и включает в себя чувство ответственности за благополучие и счастье других людей.

Истинное сострадание ослабляет внутреннее напряжение, наделяет нас покоем и ясностью. Оно оказывается необходимым нам каждый день перед лицом обстоятельств, которые требуют уверенности в себе. И сострадающий человек создает вокруг себя теплую, спокойную атмосферу, атмосферу готовности принять и понять. В человеческих отношениях сострадание помогает установлению мира и гармонии.

Гнев и ненависть — главные препятствия на пути сострадания. Эти сильнейшие эмоции способны захлестнуть разум человека, но тем не менее их можно обуздать. Если мы не умеем ими управлять, они везде сопровождают нас, мешая нам достичь ясности, которая свойственна любящему духу.

Вначале стоит спросить себя, имеет ли гнев какую-либо ценность. Иногда, когда в сложной ситуации нас охватывает чувство бессилия, нам кажется, что гнев способен дать нам приток энергии, уверенности и решимости. Именно тогда следует внимательно проанализировать свое душевное состояние. Если гнев и придает нам какую-то энергию, то, вдумавшись, мы видим, что она слепа. Невозможно заранее сказать, каков будет результат, положительный или отрицательный, потому что гнев затмевает лучшую часть мозга ― рассуждающую. Именно поэтому энергия гнева ― энергия сомнительного свойства Она может вдохновить вас на разрушительные и несущие несчастья поступки. Более того, гнев доводит до безумия, так что человек начинает действовать в ущерб себе и другим,

А ведь можно перед лицом тягостных обстоятельств развивать в себе такую же мощную энергию, но научиться управлять ею лучше, чем под воздействием вспышек гнева. Управляемая энергия порождается одновременно сострадательным и разумным отношением, соединенным с терпением. Это очень эффективные противоядия от гнева. К несчастью, многие люди пренебрегают данными качествами, принимая их за слабость. Я же, напротив, утверждаю, что они и есть настоящее проявление внутренней силы. Сострадание по своей природе ― мирное, полное любви и нежности чувство, остающееся при этом весьма мощным орудием. Именно поэтому в моем понимании вспышка гнева ― верный признак слабости.

Итак, когда перед вами стоит проблема, постарайтесь запастись смирением, искренностью и обдумайте, каким должен быть правильный выход. Возможно, найдутся такие люди, которые постараются извлечь из вашего поведения собственную выгоду. Если ваша сдержанность подталкивает кого-то к агрессии, будьте тверды, но не забывайте о сострадании. Если же приходится отстаивать вашу точку зрения с помощью жестких контрмер, делайте это без враждебности и злонамерения.

Надо понять, что даже если ваши недруги наносят вам вред, то их козни в итоге обернутся против них. Чтобы затормозить эгоистический порыв и не броситься с головой в отмщение, вспомните о вашем желании исповедовать сострадание и о вашей решимости помогать людям избегать страданий, причиняемых их собственными действиями. Спокойно обдуманные меры непременно окажутся более действенными, целесообразными и продуктивными, в то время как мщение, совершенное под влиянием слепой энергии гнева, редко достигает цели.

В моей жизни мне приходилось сталкиваться со многими тяжелыми событиями, а у моей страны сейчас критический период. Тем не менее я часто смеюсь и мой смех заразителен. Когда у меня спрашивают, откуда у меня еще берутся силы смеяться, я отвечаю, что я ― профессиональный весельчак. Смеяться ― характерная черта тибетцев, которые отличаются этим от японцев и индийцев. Они больше похожи на очень веселых итальянцев, чем на несколько более сдержанных англичан и немцев.

Моя веселость ― фамильная черта. Я родился в маленькой деревне, а не в большом городе, и наш образ жизни более жизнерадостен. Мы постоянно забавляемся, поддразниваем друг друга, шутим. Таковы наши привычки.

К этому добавляется, как я часто говорил, необходимость быть реалистом. Конечно, проблемы никуда не делись. Но сосредоточенность только на негативных аспектах не помогает найти правильное решение и разрушает мир в душе. А ведь все относительно! Даже в величайшей трагедии можно разыскать что-то положительное, если встать на точку зрения холизма[13]. И напротив, если кто-то возводит отрицательное в абсолют, то этим только усугубляет свои беды и тревоги. Взгляд на проблемную ситуацию со стороны позволяет не только увидеть, что в ней есть плохого, но и принять это как данность. Подобный подход появился у меня, как мне кажется, как результат моих занятий буддистской философией и чрезвычайно мне помогает.

Возьмем в качестве примера потерю нашей страны. Мы ― народ без родины, и нам приходится сталкиваться с враждебным отношением; несчастья происходят и в самом Тибете. Тем не менее подобный опыт приносит и много блага.

Вот, к примеру, я уже полвека лицо без определенного места жительства. Но я обрел множество новых домов во всем нашем огромном мире. Если бы я оставался в Потале, мне никогда не представился бы случай встретить столько известных людей, многочисленных глав государств в Азии, на Тайване, в США, в Европе; а я встречался с папами и многими именитыми учеными и экономистами.

Жизнь изгнанника ― несчастная жизнь, но я всегда стремился сохранять в душе ощущение счастья, радуясь тем подаркам, которые преподносило мне мое бездомное существование. Так я смог сохранить свой внутренний мир.[14]

Сострадание приносит мне сильнейшее удовлетворение. Какими бы тяжелыми ни были обстоятельства, с которыми мне приходится столкнуться, я проявляю сострадание. Это укрепляет мою внутреннюю силу, придавая уверенность, что моя жизнь небесполезна. До сих пор я стремился, насколько возможно, явно проявлять сострадание и продолжу это до последнего вздоха. Потому что в глубине души я чувствую, что я ― преданный служитель сострадания.

В основе наших действий, сознаем мы это или нет, лежит важный вопрос: «В чем смысл жизни?» Я размышлял об этом и хотел бы поделиться своими раздумьями на эту тему.

Я думаю, что цель нашей жизни ― стать счастливым. С самого рождения каждое человеческое существо стремится к счастью и не хочет испытывать страдания. Ни социальные условия, ни воспитание, ни идеология не затрагивают эту предрасположенность нашего глубоко скрытого «я». Поэтому очень важно понять, от чего мы испытываем самое сильное ощущение счастья.

Вначале разделим счастье и страдание на две большие категории: физические и духовные. Именно духовная жизнь оказывает на большинство из нас определяющее влияние. Если речь не идет о тяжелобольных или людях, лишенных самого необходимого, наше физическое состояние играет второстепенную роль. Когда наше тело всем довольно, мы почти не осознаем этого. В душе же, напротив, остается след от мельчайших событий, какими бы незначительными они ни были. Следовательно, надо направлять наши усилия на то, чтобы в душе у нас воцарился мир.

По моему опыту, самый высокий уровень внутреннего спокойствия наступает с возникновением любви и сострадания. Чем больше мы озабочены счастьем других, тем больше улучшаем собственное благополучие. Сердечное и теплое отношение к другим снимает умственное напряжение, помогая развеять страхи, или чувство неуверенности перед лицом препятствий. Таков высший источник жизненного успеха.

В мире, где мы неизбежно сталкиваемся с трудностями, потеря надежды и храбрости уменьшает наши способности к противостоянию. Но если вспомнить, что каждый, а не только я, проходит через страдания, то эта реалистичная перспектива укрепляет нашу решимость и силу, необходимые, чтобы преодолеть беды. И действительно, с таким отношением любое новое препятствие можно рассматривать как удачную возможность улучшить свое душевное состояние!

Именно так можно постепенно прийти к большему состраданию, воспитывая в себе и настоящее сочувствие к чужой боли, и решимость помочь человеку ее преодолеть. Это приводит к просветлению и увеличивает внутренние силы.

Даже если мысль о том, что сострадание, разум и терпение ― добродетели, станет привычной, этого недостаточно, чтобы развить в себе подобные качества. Трудность начинается при поиске возможности воплотить их на практике. Кто может предоставить нам такую возможность? Конечно, не наши друзья, скорее, наши враги, потому что именно они создают нам куда больше проблем.

Так что если мы хотим совершенствоваться, мы должны рассматривать наших врагов как наших лучших учителей.

Для того, кто глубоко уважает любовь и сострадание, упражнение в терпимости ― самое основное, и оно требует присутствия какого-нибудь врага. Мы, следовательно, должны быть благодарны нашим врагам, потому что они помогают нам развить в себе ясность духа! Гнев и ненависть ― вот настоящие враги, с которыми надо бороться; и уничтожать надо их, а не тех врагов, которые время от времени возникают в нашей жизни.

Разумеется, нам всем хочется иметь друзей, это естественно и правильно. Мне часто приходится в шутку говорить, что настоящий эгоист должен быть альтруистом! Вы должны заботиться о других, об их благе, помогать им, служить им, иметь все больше друзей и расцвечивать вокруг себя всё больше улыбок. А почему? Когда вам самому потребуется помощь, вы получите ее в необходимом объеме! И наоборот, если вы равнодушны к чужим бедам, вы в конце концов проиграете. Разве может дружба родиться из ссор, гнева, зависти и яростного соперничества? Я так не думаю. Только добрые чувства дарят нам истинных друзей.

В современном материалистическом обществе, если у вас есть деньги и власть, кажется, что у вас много друзей. Но это не ваши друзья, это друзья ваших денег и вашей власти. Если вы лишитесь своих богатств и влияния, то вряд ли обнаружите рядом с собой этих людей.

К несчастью, пока у нас дела идут хорошо, нам кажется, что мы со всем справимся сами. Тем не менее с потерей материального благополучия и здоровья мы быстро осознаем, до какой степени ошибались. Только тогда мы понимаем, кто нам реально помогает. Надо готовиться к подобному моменту, окружая себя настоящими друзьями, готовыми прийти на помощь, когда потребуется; надо воспитывать в себе альтруизм.

Что касается меня, я хочу иметь всё больше и больше друзей. Я люблю улыбки и хочу видеть как можно больше улыбок, настоящих улыбок, потому что улыбки бывают разные: саркастические, искусственные, или дипломатические. Некоторые улыбки не вызывают никакого удовольствия, наоборот, порождают недоверие и страх.

Искренняя улыбка пробуждает подлинное чувство свежести, и я полагаю, что улыбка свойственна только человеку. Если мы хотим видеть такие улыбки, мы должны сами их вызывать.

Он живет в Дхарамсале вместе с другими тибетцами в изгнании. Мы идем на встречу с этим человеческим существом, настолько человечным, что общение с ним может изменить всю нашу жизнь. Таково свидетельство знаменитого на весь мир психолога Поля Экмана: пожав руку Далай Ламе, он утверждает, что почувствовал «прикосновение» к состраданию. Он открыл, что доброту можно «потрогать», и его жизнь после этой встречи изменилась.[15] Его личный опыт, отмеченный тяжелыми воспоминаниями детства, склонял его к озлобленности и враждебности. После встречи с Далай Ламой он нашел в себе силы простить и никогда больше не поддаваться порывам гнева. Став другим человеком, он задумался об этой метаморфозе. И пришел к заключению, что Далай Лама мог делать других лучше, потому что за время своих ежедневных медитаций он так сильно проникался очищающим духом любви и сострадания, что стал способен прямо передавать эти качества другим людям.

Чтобы встретиться с Тензином Гьяцо, Его Святейшеством Далай Ламой Четырнадцатым, мы отправляемся в индийский штат Химачал Прадеш. Этот северо-западный индийский район, называемый также «Земля богов», тянется от подножия Гималаев, заснеженные предгорья которых ярусами возвышаются над долиной Кангра. Кангра ― это и старинный город махараджей, перекресток индийской, могольской, сикхской, позже британской и, наконец, тибетской культур.

Географически мы в Индии, но духовно ― на тибетской земле. Через равные промежутки долина оглашается звучными призывами гобоев, рожков и ритуальных труб. Ранее эти инструменты вырезались из костей молодого брахмана[16]. Играющие на этих инструментах монахи извлекают из них низкие и тягучие звуки, которые раскрывают духу величие священного. Молитва сопровождает нас повсюду: ее шепчут паломники, перебирая четки, она написана каллиграфическими буквами на стенах домов, напечатана черной тушью на квадратных лоскутах ткани, окрашенных в цвета стихий и подвешенных на высоких шестах. Ветер ласкает священные буквы и уносит их вдаль, осеняя благопожеланиями всех, кого овевает.

Резиденция Далай Ламы построена на вершине холма, который подымается над Маклеод Ганджем. Этот городок носит имя шотландского губернатора Пенджаба; сюда во время британского владычества, «раджа», на лето съезжались офицеры-англичане. Его называют сегодня «маленькая Лхаса». Здесь проживает примерно десять тысяч человек, четверть из них —монахи и монахини, расселившиеся по монастырям, возведенным на склонах невысокой горной цепи Дхаулатхар и окруженным охряными и оранжевыми оштукатуренными стенами. Вокруг понастроено множество гостиниц, потому что паломники со всего мира стремятся попасть в этот городок с кривыми улочками в то время, когда Далай Лама проводит поучения по случаю Монлама, праздника Великой Молитвы, который начинался в Лхасе в первый месяц нового года. Традиция поддерживается и в изгнании, привлекая не только паломников из Тибета, но и сотни европейцев, австралийцев, американцев, избравших дорогу буддизма или просто любопытствующих, азиатов из Японии, Кореи, Таиланда, Вьетнама, Малайзии, Сингапура, Гонконга или Тайваня. С некоторых пор, после возобновления интереса к ламаизму в Монголии и бывших советских республиках ― Калмыкии, Бурятии и Туве, ― сюда приезжают группы из Центральной Азии, чтобы поклониться Далай Ламе.

Над его резиденцией, окруженной дубами, елями, стройными и горделивыми кедрами, кружат белые орлы с золотыми клювами, чередуясь с коршунами и другими хищными птицами. Они взмывают в небо парами (орел может летать вместе с вороном) и описывают в небе быстрые круги, то поднимаясь, то опускаясь с головокружительной скоростью.

Сейчас февраль 2008 года, канун тибетского Нового года, Лоcара, первого дня лунного года. Рано утром монахи провели красочный танцевальный обряд, который изгоняет все плохое из ушедшего года и отпугивает злых духов. Далай Лама продолжает принимать некоторых посетителей. У его дверей толпится группа монголов в пышных, расшитых серебряными галунами, одеждах из парчи и шелка.

Издавна этот дикий народ защищал Далай Лам от маньчжурских набегов. Монгольские ханы дали обет оберегать властителя Крыши мира, которого они почитали как своего духовного вождя. В сегодняшней Монголии буддизм возрождается, восстанавливаются храмы, разрушенные за десятилетия коммунистического режима. Но монголов осталась только пятая часть в окружении китайского большинства. Далай Лама опасается повторения этой ситуации и в Тибете. Тибет на самом деле испытывает характерную демографическую агрессию со стороны китайцев хань и насильственное навязывание китайской культуры.

Монгольская группа покидает резиденцию с влажными от слез глазами, вручив духовному лидеру катху, шелковый голубой церемониальный шарф, на котором вытканы знаки доброй судьбы. Личный секретарь Далай Ламы, Тензин Таклха, вызывает меня, а Его Святейшество без протокольных церемоний машет мне рукой и приглашает пройти за ним в зал для аудиенций. Высокие застекленные окна пропускают внутрь длинной комнаты свет бесконечного неба. Комната меблирована очень скромно, стены увешаны танка, картинами на ткани, изображающими божеств, достигших Просветления.

Я рад, что я ― сын простых крестьян

Мой день начинается в три ― полчетвертого часа утра. Проснувшись, я обращаюсь мыслям к Будде и читаю приветственную молитву, сочиненную великим индийским мудрецом Нагарджуной[17]. Я молюсь лежа, сложив руки, в почтительной полудреме...

Поскольку я ― действующий буддистский монах, то с самого пробуждения я высказываю почтение Будде и стараюсь приготовить свою душу к большему человеколюбию, состраданию на грядущий день, чтобы нести людям благо. Затем я занимаюсь физическими упражнениями ― шагаю по беговой дорожке.

Около пяти я завтракаю, затем провожу несколько медитаций и читаю молитвы примерно до восьми или девяти часов. Затем по привычке читаю прессу, но бывает, что иду в зал аудиенций на назначенную встречу. Если у меня нет других занятий, по большей части изучаю буддистскую литературу, сочиненную моими учителями в прошлом; но читаю и современные книги.

Затем я предаюсь аналитической медитации, которая называется бодхичитта, «пробужденное сознание» в буддистской терминологии. Я также практикую медитацию на пустоте. Бодхичитта и медитация на пустоте ― самые важные в моей ежедневной практике, так как они помогают мне в течение всего дня. Какие бы трудности ни встали передо мной, печальные события или дурные новости, эти медитации позволяют добиться глубинной стабилизации сознания и поддерживают его изнутри.

После завтрака я возвращаюсь в зал аудиенций для других встреч. В это время почти каждую неделю ко мне приезжают соотечественники, недавно приехавшие из Тибета.

Пять часов вечера ― время моего вечернего чая. Я не ужинаю. Если чувствую голод, то съедаю печенье, попросив у Будды прощения. Затем отдаюсь молитвам и медитациям...

Около семи-восьми часов я засыпаю, предварительно вспомнив, что я сделал за день! Я сплю восемь или девять часов. Это ― лучший момент дня! Полная релаксация... (Смеется.)

Я родился в пятый день пятого месяца года Деревянной Свиньи по тибетскому календарю. То есть 6 июля 1935 года по западному календарю. Мне дали имя Лхамо Тхондуп, что буквально означает «Богиня, исполняющая желания». Тибетские имена и названия местностей, вещей часто очень живописны при переводе. Например, Цангпо, название одной из самых крупных рек Тибета, которая в Индии становится полноводной Брахмапутрой, означает «Очищающая».

Моя деревня называется Такстер, или «Рычащий тигр». Когда я родился, она была маленькой и бедной. Такстер угнездился на холме, возвышающемся посреди широкой долины. Пастбища использовались не фермерами, а кочевниками, всё из-за непредсказуемой местной непогоды. Когда я был совсем маленьким, моя семья, как и двадцать соседних семей, добывала скудное пропитание, возделывая эту землю.

Такстер находится в северо-восточной части страны, в провинции Амдо. Дом, в котором я родился, был типичен для этой части Тибета: из камней и глины, под плоской крышей. Единственный необычный элемент его архитектуры ― водосток из выдолбленных стволов можжевельника, отводивший дождевую воду. Прямо перед домом, между двух его «рук», или крыльев, располагался маленький дворик, а в его центре был укреплен высокий шест с флажком, на котором были написаны бесчисленные молитвы.

Домашние животные размещались за домом. В доме было шесть комнат: кухня, где зимой мы проводили большую часть дня, молитвенная комната с маленьким алтарем, где мы собирались для вознесения утренних даров, спальня родителей, комната для гостей, кладовая для продуктов и, наконец, хлев для скота.

У детей не было своей комнаты. В младенческом возрасте я спал с матерью, а затем ― на кухне, рядом с очагом. У нас не было ни стульев, ни кроватей в прямом смысле этого слова, мы спали на высоких топчанах или в комнате родителей, или в гостевой. Были у нас несколько деревянных буфетов, раскрашенных в веселые цвета.

Моя семья жила в очень отдаленном районе. Сининг, центр провинции Амдо, был самым близким городком, но, чтобы до него добраться, надо было ехать на лошади или на муле три часа. Наша деревня была очень бедной, и только благодаря моему старшему брату, признанному в юности реинкарнацией ламы крупного монастыря Кумбум, мы жили чуть лучше по сравнению с остальными.

Я всегда радовался своему скромному происхождению. Родись я в богатом или аристократическом семействе, мне трудно было бы разделить заботы простых жителей Тибета. Мои младенческие годы в Такстере оставили в моей душе сильный отпечаток. Они позволяют мне читать в сердцах самых обездоленных, сострадать с ними, стараться улучшить условия их жизни.

У меня было много братьев и сестер, так как наша мать произвела на свет шестнадцать детей, из которых выжили только семеро. Когда я появился на свет, моя старшая сестра помогала матери при родах. Мы были очень привязаны друг к другу и даже при нашей суровой жизни не унывали.

Мои родители были мелкими крестьянами, они арендовали клочок земли и сами его обрабатывал. Ячмень и гречиха ― главные злаковые культуры Тибета. Моя семья, как и все, выращивала их и еще картофель. Но очень часто труды целого года пропадали из-за сильного града или засухи. У нас было немного домашнего скота, которые представляли собой более надежный источник доходов. Я помню пять-шесть дзомо[18], которых мать доила. Научившись ходить, я обычно ходил в хлев вместе с ней. В складках одежды я нес чашку, куда она наливала мне еще теплое парное молоко.

У нас было стадо примерно из восьмидесяти голов мелкого скота, овец и коз, а отец обязательно держал одну иди двух лошадей, которыми он очень дорожил. В нашей местности он слыл знатоком ухода за лошадьми и даже при случае их лечил.

И еще наша семья держала двух яков, настоящий подарок человеку от природы ― они могут выживать на высоте три тысячи метров! У нас были куры ― яйца мне разрешалось собирать в курятнике. Я часто ради забавы забирался на насест, усаживался на него и кудахтал, как курица!

Моя мать напомнила мне некоторые события из первых лет моей жизни. Однажды она с удивлением услышала, как я в очень раннем возрасте повторяю: «Я из Центрального Тибета! Я должен туда вернуться! И всех вас туда увезу!» А играть я любил так: укладывал дорожную сумку, обходил всех со словами прощания и делал вид, что уезжаю верхом на чем-нибудь, что воображал лошадью. Мои близкие принимали всё за детскую игру, никто не придавал этому особого значения. Только позже мать подумала, что я интуитивно предчувствовал свою судьбу.

На самом деле мои родители не подозревали, что я стану Четырнадцатым Далай Ламой. За несколько месяцев до моего рождения отец заболел странной болезнью: он терял сознание, у него кружилась голова, так что ему пришлось лечь в постель, и все домашние заботы легли на мою беременную мать. Любопытно, что утром после моего рождения он почувствовал, что поправился, встал совершенно здоровым и отправился молиться, как ни в чем не бывало. Когда он узнал, что на заре этого радостного дня у него родился сын, он доверительно сказал матери, что этот ребенок будет не как остальные и что его надо сделать монахом.

Даже сегодня мне случается задуматься, как же миссия, отправившаяся на поиски Четырнадцатого Далай Ламы, обнаружила нашу деревушку, затерянную в огромной травянистой пустыне Амдо.

В 1933 году мой предшественник Тхубтен Гьяцо покинул этот мир в возрасте пятидесяти семи лет. Его тело было набальзамировано по полагающемуся обряду, и однажды утором монахи с удивлением обнаружили, что его голова, направленная на юг, повернулась в направлении северо-востока. Это необычное событие было воспринято как неоспоримый знак, указывающий место его новой реинкарнации.

Чуть позже регенту было видение, которое подтвердило знак. На поверхности священных вод озера Лхамо Лхацо он очень отчетливо увидел светящиеся тибетские буквы Ах, Ка и Ма. Затем появилось изображение трехэтажного монастыря с голубой крышей, а затем и маленького домика. На крыше домика были странные кривые водостоки. Регент не сомневался, что буква Ах означала провинцию Амдо, к которой мой предшественник повернул голову после смерти. Ка, логично предположить, могла относиться к монастырю Кумбум, он был трехэтажный с голубой крышей. Теперь надо было отыскать маленький домик со странными водостоками.

Когда миссия заметила в долине кривые ветки можжевельника, которые спускались с крыши нашего дома, всем стало ясно, что новый Далай Лама живет где-то поблизости. И когда они, расспросив, узнали, что в этом доме есть маленький мальчик, члены группы постучались в наши двери и попросились на ночлег.

Лама, который руководил делегацией, сказался слугой и отправился на кухню. Я поспешил к нему, уселся ему на колени и потребовал у него четки, утверждая, что они мои. Мама принялась отчитывать меня за подобную вольность, но лама пообещал отдать мне четки, если я назову его имя. Я без колебаний ответил: «Ты ― Сера Ага», что на местном диалекте означает: «Ты ― лама Сера». Я назвал также по именам и его спутников и весь вечер до момента, когда надо было ложиться спать, играл с ним. Наутро группа отправилась в Лхасу, ничего не сказав моим родителям.

Тремя неделями позже к нам снова прибыла большая делегация лам и видных религиозных деятелей. На этот раз они привезли личные вещи моего предшественника вперемешку с чужими, не имевшими к нему отношения. Известно, что маленькие перевоплощенные дети помнят о вещах и людях из их прошлых жизней и что они могут пересказать тексты из священных книг, даже не учив их.

Когда мне показали две трости, я нерешительно прикоснулся к одной, еще несколько мгновений разглядывал ее, а потом взял другую, которая и принадлежала Великому Тринадцатому. Потом я слегка оттолкнул руку ламы, который пристально на меня глядел, и сказал, что эта трость ― моя, упрекнув ламу за то, что он у меня ее отобрал.

Я также узнал среди нескольких черно-желтых одинаковых четок те, которые принадлежали моему предшественнику. Затем меня попросили выбрать один из двух барабанов, один был маленький и простой, им Далай Лама пользовался, чтобы позвать слуг, а второй ― больший по размеру и разукрашенный золотыми лентами. Я выбрал маленький и принялся выстукивать ритуальные ритмы.

Эти испытания, которые я успешно прошел, убедили членов делегации, что они нашли перевоплощенного Далай Ламу. Добрым предзнаменованием было и то, что Тринадцатый Далай Лама останавливался в соседнем монастыре, возвращаясь из Китая. Ему оказали почетный прием, и мой отец, которому тогда было девять лет, присутствовал при этом. Глава миссии по поиску напомнил, что Тринадцатый Далай Лама забыл в монастыре пару желтых сапог, это было воспринято как знак, что он вернется. Он также некоторое время рассматривал дом моего детства и заметил, что это очень красивое жилище.

Мои детские годы в Лхасе

Зимой 1940 года меня увезли в Поталу, где я официально был возведен в ранг духовного владыки Тибета. У меня не сохранилось никаких особых воспоминаний об этой церемонии, кроме того, что я впервые сел на трон Льва, деревянное кресло большого размера, инкрустированное драгоценностями и великолепными резными украшениями. Оно стояло в Сичи Пхунцок, «Зале всех торжественных церемоний преходящего и духовного миров», главном помещении для собраний в западной части дворца Потала.

Чуть позже меня отвели в храм Йокханг, стоящий в центре города, где меня сделали монахом и приступили к церемонии обривания, о которой я тоже помню немного; только то, что, увидев разукрашенные костюмы монахов, исполняющих ритуальный танец, я в сильном возбуждении завопил своему брату Лобсану Самтену: «Посмотри туда!»

Мои волосы символически обрил Ретинг Ринпоче, регент, который сверх своей должности главы государства, которую он должен был занимать до моего совершеннолетия, был также моим первым наставником. Вначале я относился к нему с осторожностью, затем сильно его полюбил. У него было богатое воображение, открытый ум, жизнь он всегда воспринимал с хорошей стороны. Он любил пикники, лошадей, из-за чего подружился с моим отцом. К несчастью, за годы регентства он превратился в очень противоречивую личность в коррумпированном правительстве, где покупка-продажа высоких должностей была обычной практикой.

В период моего ученичества ходили слухи, что Ретинг Ринпоче не имел права исполнять ритуал обривания. Утверждали, что он нарушил обет безбрачия и больше не был монахом. Несмотря на это, я по древнему обычаю изменил мое имя Лхамо Тхондуп на его, Джампел Йеше. Вместе со всеми другими моим полным именем стало Джампел Нгаванг Лобсанг Йеше Тензин Гьяцо[19].

Приехав в Лхасу, я поселился вместе с моей семьей в летнем дворце Далай Лам, Норбулингка[20], окруженном Драгоценным садом, или Садом драгоценных камней. Парк был сплошь засажен цветами. Шел восьмой месяц года, на плодовых деревьях, к нашей великой радости, висели яблоки, груши, орехи. Но моя мать вспоминает, что у меня в тот момент была одна забота: найти в комнатах какую-то коробочку. Я утверждал, что в ней лежали мои зубы, и заставлял открывать один за другим запечатанные сундуки моего предшественника, пока не нашел то, что искал. Увидев шкатулку, завернутую в парчу, я вскричал, что там мои зубы. Там действительно лежал зубной протез Тринадцатого Далай Ламы.

Я забыл эту историю, потому что мой ум занят воспоминаниями современными, относящимися к моему нынешнему существованию, связанному с моим теперешним телом. События предыдущей жизни стали неясными. Если только не сделать усилие, чтобы они всплыли, я их не помню.

Тибетское правительство построило дом для моей матери, и мы жили отдельно, поскольку я обитал внутри желтых стен Норбулингки. Но практически каждый день я отправлялся к матери. Родители тоже приходили навестить меня во дворец Далай Лам, мы были очень близки. Моя мать посещала меня очень часто, по крайней мере раз в месяц.

Она приходила с моими сестрами и братьями.

Я помню наши детские игры в садах Норбулингки.

Я помню также храм, где находились чучела леопарда и тигра. Моему брату Тензину Шоэгьялу они показались такими реальными, что при одном взгляде на них он сильно испугался. Напрасно я уверял его, что это всего-навсего чучела животных, он больше не осмелился к ним подойти.

По обычаю мне надо было проводить в Потале один зимний месяц в уединении. Я оказывался в холодной комнате без солнца, с закрытыми окнами. Это помещение построили два или три века назад, из-за масляных ламп оно было похоже на мрачную закопченную грязную кухню.

Там и крысы водились! Пока читались молитвы, исполнялись священные песнопения, я видел, как грызуны выползали, потому что любили крутиться вокруг жертвенных даров и лакать воду из мисок... Не знаю, нравилась ли эта вода божествам, но я мог констатировать, что крысы угощались с удовольствием! (Смеется.)

В течение этих лет мой наставник никогда не улыбался. Он всегда был очень, очень строг. А в это время пастухи, простые люди, радостно возвращались домой со своими коровами и другими животными. Слушая, как весело они распевают, я иногда говорил себе: «Ах! Как бы я хотел быть одним из них!»

Я помню очень строгое лицо моего наставника, который по привычке меня бранил. Поэтому сразу после занятий я бежал искать утешения у матери, решив больше не возвращаться в официальную резиденцию Далай Лам. Я твердо намеревался остаться у нее, освободиться от всяких обязательств продолжать обучение, но затем, когда подходил час вечернего занятия, я послушно возвращался в свою официальную резиденцию... (Смеется.)

Мальчишечьи выходки...

Вспоминаются мне и другие забавные истории из моей детской жизни. Например, на кухне Далай Ламы традиционно не готовили свинину, яйца, рыбу. Но мой отец очень любил мясо свиней. При случае, оказавшись у родителей, я просил свининки... (Смеется.)

Помню, как я устраивался рядом с отцом, который ел свинину, почти как щенок, который ждет свой маленький кусочек... Яйца тоже были лакомством. Иногда мать варила их специально для меня. Конечно, это было слегка неправильно! (Смеется.)

Одной из притягательных сторон моей жизни во дворце Потала было то, что в нем было множество кладовых, в тысячи раз более притягательных для маленького мальчика, чем залы, в которых хранились золотые и серебряные предметы религиозного культа высочайшей ценности; уголки, куда более интересные, чем пышные усыпальницы моих предшественников, украшенные драгоценностями. Мне намного больше нравилась оружейная комната с коллекцией мечей, ружей и кольчуг. Но и это было ничто по сравнению с несравненными сокровищами комнат, где лежали предметы, принадлежавшие моим предшественникам. Так, я обнаружил там пневматическое ружье с полным набором мишеней и припасов. Я нашел также телескоп, не говоря уж о стопках иллюстрированных книг на английском языке, рассказывающих о Первой мировой войне. Всё это завораживало меня, и я рисовал силуэты кораблей, танков и самолетов, которые придумывал сам. Позже я попросил перевести эти книги на тибетский язык. Мне попались также две пары европейских ботинок. Поскольку у меня были еще маленькие ноги, я носил эту обувь, обмотав ступни обрывками ткани. Стук массивных подкованных каблуков приводил меня в восторг.

Моим излюбленным занятием было разбирать предметы на части, а затем пытаться собрать их заново. В конце концов я научился искусно это проделывать. Но вначале мои усилия не всегда увенчивались успехом. Так, среди вещей Тринадцатого Далай Ламы я однажды нашел музыкальную шкатулку, которую ему преподнес русский царь. Она не играла, и я взялся за починку. Я заметил, что главная пружина была изношена и сжата. Я поднажал отверткой, освобожденная пружина резко и прихотливо выгнулась ― и мелкие детали разлетелись по сторонам! Я никогда не забуду той дьявольской симфонии, которую сыграли детальки, разлетевшиеся по всей комнате. Вспоминая этот случай, я понимаю, что мне повезло. Я мог лишиться глаза, потому что почти уткнулся лицом в механизм, в котором ковырялся. Я рисковал, что впоследствии меня станут принимать за Моше Даяна[24]!

Линия моих реинкарнаций

Я постоянно вступал в разговоры с садовниками, слугами, дворниками. Большая часть из них были простыми людьми и выказывали мне большое почтение, потому что я был Далай Ламой. Некоторые люди постарше выражали надежду на лучшее будущее под моим управлением.

Так, некоторые самые пожилые дворники знали Тринадцатого Далай Ламу, потому что служили при нем. Они рассказывали мне много случаев из его жизни. Это помогло мне осознать свою будущую ответственность. Позже я понял, что быть Далай Ламой ― трудное и сложное призвание. Но в этом был вызов судьбы, необходимо было его принять. Как буддистский монах я осознаю ценность моих прошлых жизней. Добрая карма, перешедшая ко мне от моих предыдущих существований, дает мне возможность в нынешней моей жизни помогать другим и служить им через Дхарму[25] Будды. Размышляя обо всем этом, я нашел и продолжаю находить дополнительные мотивы моей деятельности; постоянно усиливающееся желание исполнить всё, что в моих силах, для блага других людей.

Миндролинг Ринпоче скончался два дня назад. Начиная с пятого Далай Ламы, между нашими линиями установились прочные и особенные связи. Ему было семьдесят восемь лет, почти восемь десятков... (Смеется.)

Не знаю, сколько еще лет я проживу: восемьдесят, девяносто, сто? Не знаю...

Сегодня мне больше семидесяти лет, точнее, семьдесят два. Я ― четырнадцатый Далай Лама и, исключая Первого[26], прожил дольше других. Значит... (смеется) мне очень повезло! (Смеется.)

В то же время я как практикующий буддист часто размышляю о непостоянстве. Теперь для меня самого непостоянство стало реальностью. Всё более близкой реальностью...

Еще в 1969 году я заранее позаботился о будущем, заявив, что только тибетский народ решит, надо или нет продолжать институт Далай Лам. Позже оказалось, что некоторые тибетцы выразили обеспокоенность тем, что может случиться после меня, особенно в период сразу после моей смерти. Я высказал мнение, что если большинство тибетцев захотят сохранить институт Далай Лам, надо предусмотреть несколько вариантов.

Всё постоянно меняется. В том, что касается Тибета, надо действовать учитывая новые реальности и помнить, что есть не только тибетцы, но монголы, которые по традиции очень сильно привержены институту Далай Лам. Если эти народы захотят сохранить линию Далай Лам, они должны соблюсти ритуал поиска моей новой инкарнации согласно сложившимся обычаям. Исходя из очевидного факта, что цель реинкарнации ― продолжить незаконченную предшественником миссию, следует, что если моя смерть произойдет, пока мы находимся за пределами Тибета, моя реинкарнация проявит себя за границей, чтобы довести до конца то, что не завершу я.

Но есть и другие возможности. Несколько лет назад я объяснял, что по тибетской традиции процесс наследования можно провести иначе.

Я пожелал, чтобы временная власть была передана премьер-министру, Калон Трипа, избранному впервые в 2001 году. Следовательно, я работаю наполовину, и меня иногда спрашивают, не собираюсь ли я уйти в отставку. Возможно ли такое? Могу ли я оставить мою деятельность Далай Ламы?

Нет, я не могу стать пенсионером! (Смеется.) Если только большинство перестанет признавать меня Далай Ламой, тогда я смогу уйти на пенсию! (Смеется.)

Я шучу!

С 2001 года у нас имеется глава исполнительной власти, которого избирают каждые пять лет. Так я смог взять политическую «полуотставку». В 1952 году в Тибете я начал кое-какие изменения, которые были предвестниками процесса демократизации. Но мы не смогли реализовать нашу программу модернизации, потому что произошло много потрясений.

Затем, когда мы прибыли в Индию как беженцы, мы все стремились к демократии. С 2001 года главные решения принимаются не мной, а избранниками народа. Я, по сути, действую как опытный советник. В 2006 году Самдонг Ринпоче[27] был переизбран, а по закону нельзя избираться больше двух раз. Следовательно, через четыре года после выборов придет новый человек.

Я не считаю, что так уж важно сохранить институт Далай Лам. Надо ясно различать, с одной стороны, сохранение тибетской культуры и буддизма, а с другой ― сохранение миссии Далай Ламы. Этот институт, как любой другой, появляется в определенный момент, затем исчезает, в то время как буддизм и культурное наследие Тибета будут жить, пока существует тибетский народ.

Именно поэтому в 1992 году я заявил, что, когда придет нам время возвратиться в Тибет, то есть когда мы добьемся настоящей автономии, тогда я передам мою законную власть Далай Ламы тибетскому правительству.[28]

В прошлом случалось, что некоторые реинкарнации распознавались до смерти предшественников, которые сами и указывали на достойного наследника. В моей жизни случались подобные события, которые всегда зависят от особых обстоятельств и особого периода.

На Западе очень интересуются, не станет ли следующей реинкарнацией Далай Ламы женщина. Теоретически это возможно. Глубинная суть реинкарнации ― завершение неоконченной миссии предшествующей жизни. По логике, если моя смерть застанет меня в изгнании, моя реинкарнация произойдет за границей, чтобы окончить то, что я начал.

Цель реинкарнации ― служить Дхарме Будды. Но, по буддистскому учению, мужчины и женщины имеют равные права. Две тысячи пятьсот лет назад индийская традиция отдавала преимущество монахам-мужчинам. Хотя посвящение в высший монашеский сан в буддистской общности Тибета, Шри Ланки и Таиланда теоретически было возможно и для монахинь, их кандидатуры на высшие духовные должности не рассматривались. В Тибете эти должности отводились монахам по решению Шантаракшиты[29], а кандидатуры монахинь исключались. К счастью, в Китае традиция возведения в высший сан женщин сохранилась. Сегодня ведется обсуждение возможности вновь ввести для женщин возможность посвящения в высшие духовные саны.

Кроме того, в тибетской традиции существуют линии женских реинкарнаций, например, Дорье Пхагмо ― этой линии больше шестисот лет. Я не знаю, все ли эти реинкарнированные женщины монахини или нет, но я думаю, что в большинстве случаев они соблюдают послушание. Следовательно, если в определенных обстоятельствах Далай Лама может лучше помогать людям и служить Дхарме Будды в женском обличье, почему лишаться такой возможности?

Среди восьми лучших качеств драгоценного человеческого тела стоит физическая красота. Очевидно, что если Далай Лама в женском обличье будет уродлив, он привлечет меньшее количество людей. А ведь цель женских реинкарнаций ― распространять буддистское учение, оставаясь при этом убедительными. Недостаточно медитировать двадцать четыре часа в сутки и произносить молитвы нараспев. Понятно, что с этой точки зрения вопрос внешности имеет определенное значение. И, как я часто полушутя говорю, если я перевоплощусь в женщину, то, естественно, буду внешне очень красивой женщиной.

Не знаю, назову ли я при жизни следующего Далай Ламу. Я допускаю такую возможность. Пусть выскажутся одни, другие, а потом посмотрим. В прошлые годы, примерно десяток лет назад, этот вопрос обсуждался среди старейшин тибетских родов. В ближайшее время мы, возможно, снова соберемся, чтобы обсудить и это, и возведение в высший сан женщин.

Линия перевоплощений Далай Ламы предполагает неразрывную связь между двумя живыми существами: предшествующим и его новой инкарнацией. Исходя из теории отсутствия индивидуального «я», основанной на идее взаимозависимости, буддизм предлагает представлять «я» без начала и конца. Каждое существо без начала будет бесконечно перерождаться, пока не достигнет просветления.

Будда или выдающийся бодхисаттва могут воплощаться много раз, в то время как менее значительные бодхисаттвы возродятся только один раз, в одном человеке. Но каждый ― идет ли речь о бодхисаттве или об обычном человеке ― рождается без начала и перерождается без конца. Непрерывность существует благодаря карме и на определенном уровне, при достижении определенной духовности перерождение через карму прерывается. И тогда можно сделать выбор и возродиться по собственной воле. Эта форма возрождение называется «реинкарнация»[31].

Вопрос признания реинкарнации лам, или тулку, куда более логичный, чем он кажется с первого взгляда. Буддистских верят в реинкарнацию и в то, что единственная ее цель ― позволить кому-то продолжить свои усилия, чтобы освободить всех несчастных людей от страданий. Как следствие, можно допустить вероятность идентификации перерождений некоторых личностей. Это позволит обучить их и ввести в мир, с тем чтобы они, как только смогут, продолжили начатую миссию. Разумеется, ошибки в процессе признания возможны, но эффективность системы подтверждена жизнью большинства тулку (сегодня признано несколько сотен, в то время как в Тибете до китайского нашествия их было, наверное, несколько тысяч).

Процедура идентификации менее таинственна, чем ее обычно представляют. Начинают с отсева. Возьмем для примера поиски некоего монаха. Вначале надо выяснить дату и место его кончины. По нашему опыту, новая инкарнация обычно бывает зачата на следующий год. Значит, надо обратиться к календарю. Получается, что если лама X умер в году Y, его следующая инкарнация увидит свет, скорее всего, позже на полтора-два года после этой даты. В год Y плюс пять лет ребенку будет от трех до четырех лет. Так мы сузили область поиска.

Затем определяют наиболее вероятное место рождения. Обычно это очень легко. Сначала задаются вопросом, будет ли это Тибет. Если рождение произошло не в Тибете, то число мест ограничено: речь идет о тибетских общинах в Индии, Непале или, например, в Швейцарии. Далее решают, в каком городе наибольший шанс найти ребенка. Эта вероятность выводится из обстоятельств жизни предыдущей инкарнации.

Следующий этап ― назначение поисковой миссии. Это не обязательно означает, что группа людей отправится в поход как на поиск сокровищ. Обычно бывает достаточно провести опрос в общине, чтобы выяснить, не может ли какой-нибудь трехчетырехлетний ребенок стать кандидатом. Часто существуют ценные знамения, какие-нибудь необычные события, произошедшие при его рождении. Или же ребенок, возможно, обладает какими-нибудь особенностями характера.

На этой стадии отыскиваются иногда две или три кандидата. Случается, что можно обойтись без поисковой миссии, потому что предшественник оставил достаточно детальную информацию о преемнике, чтобы можно было угадать его имя или фамилию родителей. Но такое случается редко. В большинстве случаев ученики усопшего монаха видят вещие сны или у них бывают озарения, которые подсказывают, где искать реинкарнацию. Строгих и незыблемых правил тут нет.

Цель реинкарнации ― облегчить продолжение трудов человека. Это может иметь важные последствия, и всё зависит от того, кого разыскали. Так, например, я направляю свои усилия на благо всех людей, но особо выделяю своих тибетских соотечественников. Значит, если я умру раньше, чем Тибет обретет свободу, то по логике мое возрождение произойдет вне Тибета. Если в этот момент моему народу больше не будет нужен Далай Лама, тогда не обязательно мною будут интересоваться. Я смогу тогда возродиться в виде насекомого, животного или в другой форме и существовать на пользу как можно большего количества нуждающихся людей.