Моя духовная биография

Только я мог привести к единогласию

В октябре 1950 года на восточных склонах Тибета Народно-освободительная армия Китая нанесла тяжелое поражение нашим войскам, которые были куда меньше числом и хуже вооружены. Когда стало известно, что город Шамдо оказался в руках китайцев, опасения усилились. Перед лицом всё яснее проступающей угрозы жители Лхасы объединились и потребовали, чтобы меня признали совершеннолетним и наделили временной властью.

Повсюду на стенах домов вывесили плакаты, яростно критикующие правительство и требующие, чтобы я немедленно взял в руки судьбу страны. Я помню, какая меня охватила тревога, когда до меня дошли эти новости. Мне было только шестнадцать лет, мое религиозное образование еще не было завершено. Кроме того, я не знал ничего о тех потрясениях, которые произошли в Китае и которые привели к агрессии против нашей страны; у меня не было никакой политической подготовки. Я протестовал, выдвигая в качестве аргументов свою неопытность и свой возраст, ведь Далай Лама принимает власть от регента в восемнадцать, а не в шестнадцать лет.

Понятно, что долгий период регентства ― слабое место в нашем устройстве. Я сам убедился за эти последние годы в существовании разнообразных трений между группировками в правительстве и их пагубных последствиях для управления страной. Положение было близко к катастрофическому из-за назревшей угрозы китайской оккупации. Больше чем когда-либо мы нуждались в объединении, и как Далай Лама я был единственным, кто мог привести страну к единогласию.

Мой кабинет решил обратиться к государственному оракулу. В конце церемонии Кутен, оракул, спотыкаясь под тяжестью своего огромного ритуального головного убора, подошел ко мне и положил мне на колени катху, белый церемониальный шарф, на котором были написаны слова «Thu la bap» ― «Пришел твой час».

Оракул сказал свое слово. Я должен был взять на себя ответственность и безотлагательно готовиться принять руководство своей страной, которой предстояла война.

Угроза, которая нависла над Тибетом, не осталась незамеченной в мире. Индийское правительство при поддержке британских властей направило в ноябре 1950 года протест руководству Китайской Народной Республики, заявив, что агрессия, направленная на нашу территорию, наносит ущерб миру. Но всё оказалось напрасным. Нам пришлось платить высокую цену за многовековую изоляцию.

География отделила нас от остального мира. В старом Тибете, чтобы добраться из Лхасы до границ Индии и Непала, приходилось целый месяц пробираться по длинному и изнурительному пути, лежащему через высокие гималайские перевалы, которые большую часть года были непроходимыми.

Изоляция ― характерная черта нашей страны, и мы осознанно усилили ее, разрешив присутствовать на ней только ограниченному числу иностранцев. В прошлом Лхасу даже называли «Запретным городом». Верно и то, что в наших отношениях с соседними народами ― монголами, маньчжурцами, китайцами ― случались конфликты. Но мы больше всего желали жить в мире, как требует дух нашей религии. Мы полагали, что сможем вечно вести этот образ жизни, оставаясь в стороне от остального мира. Это было ошибкой. И сегодня я считаю своим долгом держать свою дверь широко открытой для всех.

7 ноября 1950 года Кашаг[83] и правительство обратились в ООН с просьбой вмешаться и защитить нас. Я одобрил текст этого послания:

«Взоры всего мира обращены сейчас на Корею, в которой международные силы противостоят агрессии. Но никто не замечает, что в далеком Тибете происходят аналогичные события. Мы убеждены, что ни в одном регионе мира агрессия не должна оставаться без ответа, а свобода ― без защиты. Именно поэтому мы решили проинформировать Организацию Объединенных Наций о событиях, которые недавно произошли в приграничной провинции Тибета.

Как вам известно, тибетский вопрос в последнее время развивается по тревожному сценарию. Не Тибет является инициатором этого конфликта, который объясняется главным образом захватническими амбициями Китая».

Я обычно слушал передачи пекинского радио на тибетском языке. Однажды, когда я был в комнате один, вдруг услышал, как какой-то гнусавый голос объявил, что представителями правительства Китайской Народной Республики и так называемым «региональным тибетским правительством» только что подписано Соглашение из семнадцати пунктов по мирному освобождению Тибета.

Я не поверил своим ушам. Я хотел побежать, позвать всех, но не смог подняться со стула. Диктор вещал, что «в течение последнего столетия агрессивные империалистические силы наводнили Тибет, чтобы предаться разного рода злоупотреблениям и провокациям». «В результате чего, ― прибавил он, ― тибетский народ оказался подвергнутым бесчисленным рабским страданиям». Мне стало физически плохо от этой смеси невероятной лжи и пропагандистских фантазий.

Но худшее было впереди. Радио объявило, что согласно первому пункту соглашения, тибетский народ возвращается в лоно «родины-матери». То, что Тибет может вернуться в лоно какой-то родины-матери, было наглой выдумкой! Тибет никогда не был частью Китая. Наоборот, он мог бы претендовать на некоторые просторные китайские территории. Наши народы и с этнической, и с расовой позиции разные. Мы говорим на разных языках, наша письменность не имеет ничего общего с китайскими иероглифами.

Больше всего меня беспокоило то, что тибетские посланцы не имели полномочий подписывать документы от моего имени. Они должны были только провести переговоры, а государственные печати хранились у меня.

Несмотря на сложность отношений с Китаем, в 1954 и 1955 годы я ездил в эту страну. Открылся исключительный случай познать иной мир. Кроме того, во время поездки я встретился со многими тибетцами из провинций Кхам и Амдо, получил новый опыт и многое узнал. Я также встречался со многими руководителями, в том числе с президентом Мао Цзэдуном. Впервые я увидел его на публичном собрании. Войдя в зал, где он находился, я прежде всего заметил целую батарею ярких ламп. Мао собственной персоной стоял под ними, спокойно и раскованно. У него не было ауры особо умного человека. Тем не менее, пожимая ему руку, я почувствовал, что от него исходит большая притягательная сила. Он держался дружески, непринужденно, несмотря на протокол.

Мы встречались с ним меньше дюжины раз, в основном во время крупных собраний, но иногда и частным образом. При этом, были ли мы на банкете, или на конференции, он всегда усаживал меня рядом с собой, а однажды даже сам подкладывал мне на тарелку угощение.

Он показался мне одним из самых поразительных людей. Он и физически выделялся среди других. Лицом он был смугл, но его кожа казалась блестящей, словно покрытой косметическим кремом. Его очень красивые руки также сияли тем же странным отблеском, пальцы казались безупречными, а большой палец был очень изящной формы. Я заметил, что ему было трудно дышать, он страдал одышкой. Это, по-видимому, повлияло на манеру его речи, он говорил медленно и четко. Предпочитал изъясняться короткими предложениями, наверное, по той же причине. Его жесты, манеры также были ощутимо замедленны. Чтобы повернуть голову справа налево, ему требовалось несколько секунд, что добавляло ему достоинства и уверенности.

Наша последняя беседа состоялась в его кабинете в 1955 году, накануне моего отъезда. К тому времени я уже посетил несколько китайских провинций и собирался искренне сказать ему, что живо заинтересовался различными проектами по развитию Тибета. Но он наклонился ко мне и прошептал: «Ваше мнение верно, потому что вы ― образованный человек. Но поверьте, религия ― это яд, у которого два серьезных недостатка: она уменьшает население, потому что монахи и монахини соблюдают безбрачие, и она тормозит прогресс. У нее уже есть две жертвы ― это Монголия и Тибет».

После этих слов у меня возникло ощущение, что мое лицо словно чем-то обожгло, и меня охватил сильнейший страх.

Помолившись и позавтракав, я вышел на прогулку в сад, такой спокойный под мягким утренним светом. В небе не было ни облачка, солнечные лучи освещали вершину горы, которая вздымалась вдалеке над монастырем Дрепунг[86]. Вскоре солнечные лучи опустились на дворцы и часовни в Драгоценном парке. Стояла ранняя и радостная весна, из земли пробивалась густая свежая трава, только что лопнули нежные почки на ветвях тополей и ив. На водной поверхности пруда виднелись раскрывающиеся листья лотоса, тянущиеся к солнцу. И вдруг я вздрогнул, услышав вдали крики.

Я послал несколько охранников, чтобы узнать, почему там кричат. Вернувшись, они объяснили мне, что люди покинули Лхасу и в большом количестве направлялись в Норбулингку, чтобы защитить меня от китайцев. Все утро народ прибывал. Некоторые собрались в группы у входа в Драгоценный парк, другие обходили его вдоль ограды. В полдень уже около тридцати тысяч человек окружали парк. Надо было разрядить напряжение.

Я опасался, что толпа в ярости попытается расправиться с китайским гарнизоном. Вожаки, которые были выбраны на месте, призывали китайцев вернуть Тибет тибетцам. Все требовали положить конец оккупации и восстановить управление Далай Ламы. Услышав эти крики, я понял, что манифестанты в исступлении и стали неуправляемы.

Я оказался между двух вулканов. С одной стороны, мой народ единодушно восстал против китайского режима. С другой — мощные и агрессивные оккупационные силы были готовы стрелять. В случае столкновения жителей Лхасы ждала массовая бойня, а остальную часть страны — применение неумолимого закона военного времени с вереницей преступлений и преследований.

Мои дети, вы ― будущее Тибета

Мы, должно быть, жалко выглядели, когда нас встретили индийские пограничники. Нас было восемьдесят человек, мы были физически измучены путешествием и морально подавлены случившимся.

Когда мы приехали в Тезпур[87], меня ожидали сотни писем, посланий, телеграмм. Люди всего мира приветствовали и ободряли меня. Я был переполнен благодарностью, но времени отвечать письменно не было. Надо было срочно сделать краткое заявление для многочисленных журналистов, которые ждали от меня выступления, чтобы опубликовать его в прессе. Я откровенно и сдержанно рассказал о том, что случилось. Затем после легкого завтрака мы сели в поезд и направились в Муссоори[88].

Сотни и даже тысячи человек собирались на нашем пути, махали руками, приветствуя нас в знак гостеприимства. Кое-где полиции приходилось даже оттеснять их с рельсов, чтобы нам можно было ехать дальше. Новость быстро разлетелась по индийским деревням, можно было подумать, что все знали, что я еду именно в этом поезде. Люди приходили тысячами, и все наперебой кричали мне: «Далай Лама Ки Джай! Далай Лама Зиндабад!» («Да здравствует Далай Лама! Долгой жизни Далай Ламе!»).

Я был взволнован. В трех крупных городах, лежавших на моем пути, в Силигури, Бенаресе и Лакноу, мне пришлось выйти из вагона и принять участие в импровизированных встречах с огромными толпами, которые встречали меня, забрасывая цветами. Все путешествие было похоже на чудесный сон. Когда я вспоминаю об этом, я испытываю бесконечную благодарность индийскому народу за те сердечные проявления доброжелательности, которые отметили этот период моей жизни.

Через несколько дней из агентства «Новый Китай» (Синьхуа) пришло коммюнике, в котором мое заявление в Тезпуре объявлялось «грубо составленным, путаным текстом, напичканным ложью и подтасовками». По китайской версии, я был похищен лхасскими бунтарями, которые действовали по наущению «империалистических агрессоров».

У меня дар речи пропал, когда я увидел, что китайцы обвиняли выдуманных империалистов, вроде тибетцев, живущих в Индии, индийское правительство или мою «властную клику», поскольку не могли признать правду: народ, которого они якобы освободили, восстал против них.

24 апреля 1951 года Пандит Джавахарлал Неру сам приехал повидаться со мной в Муссоори. Мы разговаривали много часов подряд в присутствии только одного переводчика. Я подробно рассказал ему, что произошло с тех пор, как я вернулся в Тибет из Китая, последовав его настойчивым советам[90]. Я сказал ему, что вел себя по отношению к китайцам так, как он подсказывал, честно и справедливо, и критиковал их только тогда, когда это следовало сделать, что старался придерживаться духа и буквы Соглашения из семнадцати пунктов.

Иногда во время моего рассказа Неру стукал кулаком по столу. «Как же это возможно?» ― возмутился он два или три раза. Я продолжал, хотя мне показалось, что временами он бывает несколько грубоват. В конце я твердо заявил ему, что моя цель двойная: «Я намерен решительно добиваться независимости Тибета, но не сейчас, мой приоритет ― остановить кровопролитие». После этих слов Неру больше не смог сдержаться. «Это невозможно, ― сказал он мне голосом, прерывающимся от волнения. — Вы говорите, что хотите добиться независимости, и одновременно не хотите кровопролития. Невозможно!» Его нижняя губа дрожала от ярости, пока он говорил.

Я начал осознавать, что премьер-министр сам находился в весьма деликатном и затруднительном положении. После моего бегства в Индию в индийском парламенте состоялись новые очень напряженные дебаты по тибетскому вопросу. Многие политики давно критиковали Неру из-за его позиции по моему поводу. Я понял, что мое будущее и будущее моего народа куда менее определенно, чем я представлял себе.

Мои дети, мы хотим сделать из вас преданных и полезных членов нашей общины. Вы должны всеми силами своего сердца действовать ради народа, религии и счастья Тибета.

Мои дети, вы ― человеческие существа. Вы не растения, не цветы, которые вянут на солнце, или ломаются и гибнут от града и бури. В отличие от растений вы можете взять свою судьбу в свои руки. Какими бы сильными ни были ваши физические страдания, вы должны всегда сохранять твердый и ясный ум и честное сердце.

Красные китайцы причинили каждому из нас большие беды. Мы не должны забывать их зверства. Надо очень много трудиться, чтобы получить знания и сражаться оружием юстиции и права. Денно и нощно вы должны прилагать усилия, чтобы повысить свою культуру, чтобы служить своей вере и своему народу. Такова ваша личная обязанность.

Мои дети, вы должны продолжить дело, начатое старшими. Не будем сидеть, сложа руки и ждать у моря погоды. Мы все должны много трудиться. И молодежь и старики, давайте постараемся добиться нашей общей цели.

Мои дети, чем больше я смотрю на вас, тем счастливее становлюсь. Вы ― надежда на лучшее будущее, и вы сможете преодолеть все трудности. Вы только на пороге жизни, вы должны становиться сильнее с каждым днем и не терять ваше драгоценное время. Вы ― будущее Тибета[91].

Пусть ни одно буддистское сообщество никогда не управлялось по модели, похожей на демократию, лично я испытываю восхищение светской демократией. В эпоху, когда Тибет был еще свободным, мы культивировали изоляционизм, который был нам дан самой природой, ошибочно думая, что так мы сможем сохранить наш внутренний покой и безопасность. Мы не обращали внимания на изменения в мире, мы почти не заметили, что одна из наших ближайших соседок, Индия, завоевав независимость мирным путем, стала величайшим демократическим государством. Позже мы расплатились страданиями за то, чтобы узнать, что на международной арене, так же как и у себя дома, свободой надо делиться, что свободой можно наслаждаться только в компании других. Свободой нельзя пользоваться в одиночку.

Хотя тибетцы, находящиеся за пределами Тибета, оказались в статусе беженцев, мы обладаем свободой воспользоваться своими правами. Наши братья и сестры в Тибете не имеют даже права жить в своей собственной стране. Поэтому мы, оказавшиеся в изгнании, обязаны заранее определить и представить себе, каким будет будущий Тибет. В течение этих лет мы опробовали и ввели у себя — разными способами ― модель подлинной демократии. То, что слово демократия стало привычным словом тибетцев, живущих в изгнании, лучшее тому доказательство.

Я долго ждал момента, когда мы сможем найти такую политическую систему, которая была бы адаптирована и к нашим традициям, и к требованиям современного мира, то есть демократию, основанную на ненасилии и мире. Недавно мы внесли в наше правительство в изгнании некоторые изменения, которые обязательно усилят его демократизацию. По ряду причин я решил, что не буду главой правительства, не буду даже иметь решающего голоса в тот день, когда Тибет вновь обретет независимость. Следующий глава тибетского правительства должен быть избран народным голосованием. Подобная реформа имеет множество преимуществ, и она позволит нам стать подлинной и полноценной демократией. Я надеюсь, что благодаря этим изменениям наш народ сможет ясно высказаться по поводу решений, касающихся будущего Тибета.

Наш демократический процесс касается тибетцев, живущих во всем мире. Я верю, что будущие поколения будут рассматривать эти трансформации как основное достижение нашего изгнаннического опыта. Точно так же как буддизм выковал нашу нацию, так и демократизация ― я верю в это ― усилит жизнеспособность тибетцев и позволит нашим ответственным институтам соответствовать их чаяниям и самым сокровенным надеждам[93].

Утверждение, что люди могут жить свободно, как равные в принципе и, следовательно, ответственные друг перед другом, прекрасно согласуется с буддизмом. Мы, тибетцы, исповедующие буддизм, уважаем человеческую жизнь как самый ценный дар, считая, что философия и поучения Будды ― это путь к высочайшей из свобод, цель, которая может быть достигнута как мужчинами, так и женщинами.

Будда видел, что цель жизни ― счастье. Он также видел, что если незнание заводит людей в путы недовольства и бесконечных страданий, то мудрость освобождает их. Современная демократия исходит из того, что все люди равны, что каждый из нас имеет право жить свободно и счастливо. Буддизм признает также, что люди имеют право на собственное достоинство, что все члены человеческой семьи имеют равное и неотъемлемое право на свободу. Имеется в виду свобода не только в политическом смысле, но и на базовом уровне, на котором каждый из нас должен быть избавлен от страха и нужды. Богат он или беден, образован или нет, родился в этой или другой стране, исповедует ту или иную религию, сторонник той или иной идеологии ― каждый из нас прежде всего человек, как все остальные. Мы не просто желаем быть счастливыми и не страдать, а вполне законно добиваться этих целей.

Институт, образованный Буддой, ― это Сангха, или монастырская община, соблюдающая демократические правила. В этом братстве все члены равны независимо от социальной или кастовой принадлежности. Единственное сохраняемое различие базируется на старшинстве пребывания в монашеском сане.

Личная свобода по модели Освобождения, или Просветления, была главной целью любой общины и достигалась совершенствованием сознания через медитацию. И всё-таки каждодневные отношения строились на щедрости, уважении и внимании к другим. У монахов не было своего жилища, они освобождались от собственнических чувств, но они не жили в полной изоляции. Обычай просить милостыню только усиливал сознание их зависимости. Внутри общины решения принимались голосованием, а раздоры устранялись приведением сторон к согласию. Таким образом, Сангха была образцом с точки зрения социального равенства, разделения ресурсов и демократических процессов.[94]

Я уверен, что все соглашаются с необходимостью исключить из человеческих отношений насилие, но для полного уничтожения его надо проанализировать.

С чисто практической точки зрения можно предположить, что насилие иногда полезно. Многие проблемы легче всего решить силой. Но успех такого решения получается часто за счет попрания прав и благополучия других. Следовательно, подобное решение проблемы создает новую.

Насилие бесполезно, если для достижения мира приводятся серьезные аргументы. Но если некто ведом эгоистическими желаниями и не внимает логическим резонам, то насилие для него становится главным средством достижения цели. Даже в рамках простого семейного или дружеского разногласия свою позицию надо неутомимо защищать пункт за пунктом. А вот при нехватке разумных доводов спорящий обычно начинает злиться, что всегда было признаком не силы, а слабости.

В конечном счете очень важно проанализировать свои собственные мотивы и мотивы собеседника. Насилие и ненасилие могут принимать различные формы, которые трудно различить, если смотреть со стороны. Негативная мотивация лежит в основе подспудного насильственного поведения, хотя внешне человек может выглядеть любезным и ласковым. И наоборот, человек с искренней и позитивной мотивацией практически не проявляет насилия, даже если обстоятельства требуют некоторой строгости. Во всех подобных случаях, как я думаю, только сочувственная забота о благе ближнего может оправдать применение насилия.

Я слышал от некоторых людей с Запада мнение, что ненасильственный метод пассивного сопротивления, применявшийся Ганди, годится не для всех и что он лучше подходит для жителей Востока. На Западе люди более активны, они ждут скорых результатов в любой ситуации, иногда даже жертвуя жизнью. Я не думаю, что такая позиция всегда правильна. Наоборот, практика ненасилия во всех случаях приносит спасение. Просто она требует определенности. Хотя движение освобождения в странах Восточной Европы быстро достигло цели, ненасильственный протест по своей природе обычно требует терпения.

Я молюсь за то, чтобы сторонники демократического движения в Китае применяли мирные методы, несмотря на жестокие репрессии и трудности, которые их ждут. Я уверен, что это движение останется мирным. Большинство молодых китайцев, присоединившихся к нему, родились и выросли при очень суровом коммунистическом режиме. Но весной 1989 года они спонтанно приняли стратегию пассивного сопротивления, которую предпочитал Махатма Ганди. Я вижу в этом четкий признак того, что в итоге все люди предпочитают идти путем мира, несмотря на идеологическую пропаганду.

Приехав впервые в Нью-Дели, я прежде всего отправился в Раджгат, место кремации Махатмы Ганди. Я спрашивал себя, какой мудрый совет он дал бы мне, если б был еще жив. Я чувствовал, что он, конечно, приложил бы все свои силы, свою волю, всего себя отдал бы ради ненасильственного освобождения тибетского народа. Это утвердило меня в моем решении всегда следовать его примеру, какие бы препятствия мне ни пришлось преодолевать. И тверже чем когда-либо я решил отказываться от любых актов насилия.

Я осуждаю китаизацию Тибета

10 марта 1959 года тибетский народ провозгласил независимость Тибета, к тому времени проведя почти девять лет в условиях китайской оккупации. К сожалению, иностранное правительство до сих пор распоряжается в Тибете, но я с гордостью констатирую, что сегодня, 10 марта 1960 года, дух нашего народа не сломлен, мы намерены бороться, пока не вернем себе независимость. Я знаю, что борьба против агрессии, начатая в Тибете несколько лет назад, все еще продолжается; она все еще направлена против оккупанта и угнетателя, укрывшегося за маской «освободителя». Я могу с уверенностью заявить, что с каждым днем мир убеждается, каким образом те, кто выступает от имени свободы, подавляют эту свободу и своих беззащитных соседей.

Благодаря двум отчетам Международной комиссии юристов, поставившим все точки над i, мир осознал, какие ужасные события произошли в Тибете. Эти документы ясно доказали, что китайцы диким образом попрали элементарные человеческие права нашего народа; нас убивали тысячами только за то, что мы хотели сохранить за собой свободу жить по нашим культурным и религиозным традициям. В этих докладах подчеркивалось, что китайцы виновны в геноциде, так как намеренно уничтожали многих тибетцев, чтобы искоренить тибетскую религию; что они виновны в депортации тысяч детей в Китай.

Реакцию, которую эти события вызвали в мире, показывает резолюция Организации Объединенных Наций 1959 года, призывающая положить конец бесчинствам, лишающим тибетский народ его основополагающих прав и его исторической автономии. Я утверждаю, что нас лишили не автономии, а независимости. Но что касается Китая, то этот призыв услышан ими не был. Ситуация еще более ухудшилась, как свидетельствует непрекращающийся и постоянный поток беженцев из Тибета.

В ближайшее время тибетский вопрос будет обсуждаться на пленарном заседании Ассамблеи ООН. Я обращаюсь ко всем, кто нас поддерживает, и к самой Ассамблее, чтобы они убедили Китай остановить агрессию и вернуть Тибету независимость. Полумеры не выход. Мы выражаем свою благодарность федерации государств, которые нас поддержали: Малайзии, Таиланду и Сальвадору. Я обращаюсь к Индии, нашему великому соседу, которая приютила тысячи тибетских беженцев, чтобы она употребила всё свое влияние, выступив в нашу защиту.

Я осознаю, что тибетцы, оставшиеся на родине, терпят от поработителей всяческие притеснения. Я обращаюсь к ним, чтобы они продолжали быть такими же мужественными и не отказывались от решительного намерения вновь завоевать независимость. Что касается меня, надо ли уточнять, что меня далеко не радует вынужденная жизнь вдали от моей страны, от моего любимого храброго народа? Я хочу сказать им, что разделяю их надежды и их боль.

Тысячам моих соотечественников, живущих в Индии, Непале, Бутане и Сиккиме, я хочу сказать, что на нас лежит нелегкая обязанность готовиться к тому дню, когда мы сможем вернуться к себе и построить новый Тибет, более счастливый и великий. Новому Тибету потребуются тысячи образованных мужчин и женщин, способных на демократические преобразования, но верных нашему культурному и религиозному наследию, нашему духу.

После начала китайской оккупации, еще до того как мне пришлось покинуть Тибет, мы ― Кашаг и я ― старались ввести в Тибете право на тибетское гражданство для всех родившихся на нашей территории, провести другие изменения в Тибете, но, как это всем известно, наши попытки были пресечены китайцами. В настоящее время коммунисты силой протаскивают так называемые реформы, которые душат наш народ. Я внимательно изучил их суть и пришел к выводу, что с их введением тибетский народ будет доведен до состояния духовного и экономического рабства.

Подобные реформы не соответствуют ни Хартии ООН, ни Всеобщей декларации прав человека. Реформы, которые я предполагаю провести, должны, сохраняя интеллектуальную, нравственную и религиозную свободу, ввести справедливое распределение богатств страны. Повторю то, что я недавно заявил в Дальхузи: «Чтобы сделать Тибет богатой, сильной, жизнеспособной страной, следует упразднить особые привилегии частных лиц; а от крупных землевладений, принадлежат ли они монастырям или частным лицам, следует отказаться; каждый должен научиться жить рядом с простыми людьми и помогать им». Кроме этого, я сказал: «Нам необходимы перемены во всех отраслях. Должно быть проведено глубинное реформирование структуры правительства, чтобы народ активнее участвовал в политике правительства и управлении страной. Задача и обязанность внести улучшения в политические и религиозные институты лежит на нас».

В настоящее время я готовлю проект конституционных и организационных изменений, которые я считаю необходимым провести в нашей стране; я собираюсь представить его на рассмотрение представителям тибетского народа, живущего в Индии и соседних странах, чтобы они высказали свое мнение. Конечное решение остается за тибетской нацией в целом.

Сегодня мир справедливо озабочен недавними расправами в Конго[96]. Я присоединяю свой голос к тем, кто осуждает эти убийства, свершаются ли они в Конго, в Алжире или в другом месте. И всё-таки я хотел бы обратиться ко всем людям в мире, чтобы они не забывали и о тысячах тибетцев, убитых только за то, что они отказались принять иноземное владычество. Правда и справедливость должны восторжествовать, и после этого мрака ужасов и страданий заря светлого дня должна засиять для Тибета и его народа.

Я хотел бы выразить свою глубокую признательность соседним странам: Индии, Бутану, Сиккиму и Непалу ― за гостеприимство и доброту, с которой нас приняли. Я хотел бы также поблагодарить различные международные и индийские организации, а также частных лиц, которые с огромной щедростью помогают нам и спасают нас. Беженцы продолжают прибывать в большом количестве, и я прошу всех продолжать поддерживать нас так же великодушно, как они делали это до сих пор.

В конце я прошу мой народ присоединиться к моей молитве за мир во всем мире.[97]

Сегодня, 10 марта 1965 года, мы в очередной раз торжественно отмечаем день, когда тибетский народ, ни в чем не повинный и безоружный, восстал против китайского империализма. С этой памятной даты прошло шесть лет, но последствия этой мрачной трагедии до сих пор нависают над нашей святой землей. Тирания и угнетение продолжаются. Нет слов, чтобы описать наши страдания!

Ассамблея Организации Объединенных Наций дважды призывала положить конец бесчеловечному обращению с тибетцами. Я со своей стороны много раз призывал к справедливому и беспристрастному разрешению этой драмы. Но, как это недавно отметила Международная комиссия юристов, «ни резолюция Генеральной Ассамблеи, ни призывы к совести не возымели эффекта на политику коммунистического Китая».

Комиссия, состоящая из заслуженных и известных во всем мире правоведов, заявила также, что «большинство свобод, провозглашенных Всеобщей декларацией прав человека, включающих фундаментальные гражданские, религиозные, социальные и экономические, не соблюдаются китайским режимом в Тибете». Но не только вопиющие нарушения фундаментальных прав и свобод человека заставляют тибетцев особенно сильно страдать. Есть и худшие факты. Китайские власти в Тибете практически не считают тибетцев за людей, способных гордиться и дорожить своим человеческим достоинством. И тибетцев изгоняют с их родных земель в пользу китайских колонистов. Их лишают единственного источника жизни. С китайской точки зрения, жизнь тибетца не имеет никакой ценности. Разумеется, китайские власти это яростно опровергают. Но существуют убедительные доказательства. Тысячи тибетцев, презрев опасности и тяготы длинного и рискованного путешествия, отправились искать убежища в соседних странах. Разумеется, если бы их жизнь на родине была хоть сколько-нибудь терпимой, они не покинули бы свой очаг и свой дом ради неясного будущего.

В этой ситуации тибетцы и другие народы, приверженные к миру, должны взывать к мировой совести и яростно протестовать против варварского и бесчеловечного обращения с тибетцами со стороны китайских завоевателей.

Сегодня я хочу призвать всех тибетцев вновь набраться веры и еще раз сделать всё, что в их силах, чтобы восстановить мир и свободу на их любимой родине.

Сегодня во имя человечности я обращаюсь ко всем народам мира, чтобы они пришли на помощь несчастному страдающему народу Тибета.

Я также пользуюсь случаем, чтобы настойчиво напомнить о той грозной опасности, которую представляет нынешняя ситуация. Мы все знаем, что китайская армия совершила грубый выпад против территориальной целостности Индии, несмотря на усилия индийского правительства поддерживать дружеские отношения с Китайской Народной Республикой[98]. Эта агрессия показала, что, пока китайцы оккупируют Тибет, всегда будет существовать угроза миру и прогрессу народов юга и востока Азии. Серьезность ситуации подтверждается недавними китайскими ядерными испытаниями. До настоящего времени ядерные державы проявляли большую сдержанность, поскольку они отдают себе полный отчет в том, что использование атомного оружия будет катастрофой для человечества. Способны ли китайские власти на ту же выдержку, когда в их распоряжении окажется готовая к использованию атомная бомба? Боюсь, что неразумно ждать умеренности со стороны правительства, которое игнорирует Бога и не соблюдает никаких границ. Поэтому я молюсь и искренне надеюсь, что народы мира сумеют предотвратить опасность, которая нам всем угрожает. И сегодня, как каждый день, я обращаю мои молитвы к Всевышнему за мир и счастье всех людей.[99]

Сегодня, 10 марта 1967 года, исполняется восемь лет, с тех пор как тибетский народ восстал против мощной китайской армии и бросил ей вызов в надежде освободиться от гонений надвигающейся тирании китайских коммунистов.

Шестнадцать лет китайской оккупации Тибета ― это длинный список неслыханных несчастий и страданий. Фермеры и скотоводы лишаются плодов своего труда. Оккупанты посылают толпы тибетцев строить военные дороги и фортификации за скудную еду. Неисчислимое количество наших соотечественников стали жертвами публичных судов и чисток, при этом их подвергали всевозможным унижениям и мучениям. Веками создававшиеся богатства Тибета были увезены в Китай. Проводится настойчивая программа ханизации тибетского народа, тибетский язык насильственно вытесняется китайским, а тибетские имена заменяются словами с китайским звучанием. Так выглядит «тибетская автономия» в китайском коммунистическом исполнении.

Недавние события показывают, что царство террора, навязанное ханьским империализмом, только укрепляется. Гонения на буддизм и тибетскую культуру дошли до высочайшего градуса с приходом так называемой культурной революции и ее субпродукта ― хунвэйбинов[101]. В монастырях, храмах, даже частных домах прошли обыски, и все предметы религиозного культа были уничтожены. Среди бесчисленных разбитых объектов назову один: статую Авалокитешвары, относящуюся к XII веку. Две ее головы, отбитые и покалеченные, были тайно вывезены из Тибета и недавно предъявлены прессе в Дели. Эта статуя была не просто объектом благоговейного поклонения в течение многих веков, но она являлась историческим памятником, ценнейшим и невосполнимым, которым очень дорожил тибетский народ. Его уничтожение ― наша большая потеря и источник нашей глубокой печали. Подобные варварские методы, которые использовали толпы распоясавшихся незрелых школьников, дали начало оргиям неслыханного вандализма по прямому подстрекательству Мао Цзэдуна во имя так называемой «великой пролетарской культурной революции». Это красноречивое свидетельство крайностей, в которые впали китайские руководители в своих попытках извести даже следы нашей культуры. Человечество и история обязательно осудят продолжаемое Китаем жестокое истребление тибетского народа и дорогого его сердцу культурного наследия.

С глубокой печалью глядя на крайнюю нищету и страдания наших соотечественников в Тибете, мы можем только укрепиться в решимости вновь обрести нашу свободу. За время истекших восьми лет нашей ссылки мы сделали всё возможное, чтобы приготовиться к тому дню, когда мы вернемся в свободный Тибет. С этой целью мы подготовили и приняли временную конституцию Тибета, основанную на принципах справедливости, равенства и демократии в соответствии с учением Всевышнего Будды. Она нашла горячий прием у всех тибетцев и особенно у представителей, избранных тибетцами, живущими на чужбине. Мы также смогли начать разнообразные программы по адаптации и образованию переселенцев благодаря искренней помощи и ценной поддержке правительства Индии. Мы, мой народ и я, действительно глубоко признательны индийскому правительству за их участие в реализации наших культурных и религиозных программ. Мы также хотели бы поблагодарить многочисленные индийские и международные организации, которые неустанно поддерживают нас. Нам все еще требуется их помощь, и мы надеемся, что она будет оказана, как и раньше. Кроме того, мы признательны индийскому и другим иностранным правительствам за то, что они выступают на нашей стороне в ООН. И все-таки, учитывая, что самые уязвимые основополагающие права человека в Тибете продолжают попираться китайцами, действия которых не раз уже осуждались в резолюциях ООН, и перед лицом увеличивающихся страданий нашего народа мы думаем, что пришел момент попросить у правительства Индии более действенной политической поддержки. Мы твердо верим, что для установления прочного мира в Азии и во всем мире две великие нации ― Индия и Китай ― должны жить в согласии. Но мы также верим, что мир невозможно установить, если Тибет не станет вновь свободным и не будет превращен в демилитаризованную зону.

Кроме всего прочего, мы убеждены, что, занимая важное положение в деловом мире, пользуясь уважением, которое Индия внушает другим странам, эта самая крупная из демократий, образец справедливости, миролюбия и свободы, может громко выступить в нашу защиту. Так она приблизит день, когда закончатся тяготы, которые несут тибетцы, и нашему так давно страдающему народу будут возвращены свобода, достоинство и мир.[102]

День 10 марта стал священным для всех тибетцев. Это важная дата в исторической битве нашего народа, который хочет избавиться от угнетателей. День за днем в течение этих девяти лет тибетцы отважно пытаются сбросить ярмо китайских поработителей. В 1950 году они силой заняли нашу страну под надуманным предлогом двусмысленного и устаревшего сюзеренитета. Перед лицом превосходящих китайских сил наше сопротивление было заранее обречено на поражение, оно привело к масштабной гибели тысяч наших соотечественников. Но дух народа, который верит в человеческое достоинство и в свободу всех наций, больших и малых, не может подчиниться агрессору, какой бы мощью тот ни обладал. В этот роковой день вся наша страна объединяется, чтобы бросить вызов Китаю, и мы вновь в ясных для всего мира терминах подтвердили наше национальное самосознание. Борьба нашего народа продолжается как внутри, так и за пределами Тибета.

Для наших соотечественников, оставшихся на родине, эта битва является одновременно и моральной, и физической. Китайцы использовали все возможные уловки и силу, чтобы сломить сопротивление тибетцев. То, что это им не удалось, признается как Китаем, так и теми тибетцами, которые ежегодно бегут в Индию и другие соседние страны, несмотря на строжайшие заслоны, устроенные китайскими коммунистами на границах.

Недавно около пятисот тибетцев погибли во время попытки перебраться в Индию. Они знали, что их шансы на успех были почти равны нулю, тем не менее они предпочли пойти на риск. Мыслимо ли, чтобы люди подвергали себя таким самоубийственным крайностям, если бы они были, как то утверждается китайскими коммунистами, довольны действующим режимом?

Каждый год из прошедших девяти китайцы настойчиво пытались обратить в свою идеологию тысячи тибетских детей, силой разлучая их с родителями и отправляя в Китай. В той стране они оказывались оторванными от тибетской культуры, им вдалбливали учение Мао, обязывая их смеяться и издеваться над тибетским образом жизни. Но наперекор китайским ожиданиям большая часть и сегодня сопротивляется режиму, силой навязанному Тибету. До тех пор пока люди будут способны думать и искать истину, китайским коммунистам не удастся оболванить наших детей. Нет сомнений в том, что судьба, которую уготовали нашим этническим меньшинствам, свидетельствует о ханьском шовинизме. И всё-таки, не сумев достигнуть своих целей, китайцы только разожгли националистский огонь. Именно поэтому даже молодые тибетские коммунисты объединяются с остальной страной против китайцев.

Культура и религиозные верования нашей страны были одной из главных мишеней коммунистических репрессий. Уничтожение монастырских университетов, культурных центров и других похожих институтов, предпринятое в начале китайского завоевания, недавно приобрело новые масштабы после провозглашения «культурной революции» и организации движения хунвэйбинов. Монахи, монахини и ученые были изгнаны из монастырей и культурных учреждений. Вместе с местным населением они строят под давлением оккупантов огромную сеть стратегических дорог в Тибете, превращенном в гигантскую военную базу на границах соседних стран. Это создает разрастающуюся угрозу миру в этих регионах.

Теперь продолжать благородное дело, за которое столько наших соотечественников отдали свои жизни, следует тем из нас, кому удалось скрыться от китайских коммунистов. Мы, изгнанники, старательно готовим день, когда мы сможем вернуться в свободный Тибет. Так, наши дети, которых я рассматриваю как фундамент будущего свободного и независимого Тибета, получили замечательный шанс развиваться, совершенствоваться духовно и нравственно, чтобы вырасти в мужчин и женщин, тесно связанных с их родной культурой, верованиями, образом жизни, оставаясь при этом близкими современной цивилизации, обогатившись самыми великими свершениями мировой культуры. Они станут здоровыми и творческими гражданами Тибета, способными служить нашей нации и всему человечеству. Наше горячее желание ― не только способствовать процветанию принявшей нас страны, но сделать так, чтобы подлинная тибетская культура продолжала жить и процветать вне Тибета, до тех пор пока мы сможем туда возвратиться. Вернуться на родину — это надежда, которая не покинет нас никогда, это наша цель, ради достижения которой мы должны постоянно трудиться.

В конце я хотел бы направить свои молитвы и призвать благословения триратны[103] к миру и счастью всех чувствующих существ.[104]

Тибет ― святилище мира для всех людей

Мы всё больше зависим друг от друга, так что длительный мир в масштабе одной страны, региона или всей планеты возможен только в том случае, если будут учитываться общие интересы. В нашу эпоху самое главное ― чтобы все, и сильные, и слабые, сделали свой вклад в дело мира. Я говорю сегодня как вождь тибетского народа и буддистский монах, преданный принципам религии, основанной на принципах любви и сострадания. Но главное ― я здесь в качестве человеческого существа. И моя судьба ― делить со всеми вами, мои братья и сестры, эту планету. Мир становится все теснее, поэтому мы больше, чем когда-либо, нуждаемся друг в друге. Это касается всех частей света, включая и континент, откуда я родом.

В наше время в Азии, как и в других местах, очень напряженная обстановка. Идут открытые конфликты на Ближнем Востоке, в Юго-Восточной Азии и в моей собственной стране, в Тибете. Эти проблемы, по большому счету, являются симптомами скрытой напряженности, которая установилась в зонах влияния крупных держав.

Чтобы выйти из этих региональных конфликтов, надо принимать во внимание интересы всех народов и государств, которые в них втянуты. Пока не сформулированы глобальные выходы, учитывающие чаяния народов, которых эти конфликты непосредственно касаются, никакие полумеры и уловки не помогут, возникнут лишь дополнительные проблемы. Тибетцы выражают горячее желание содействовать делу мира и полагают, что имеют уникальную возможность добиться его. Ненасилие и миролюбие ― наша традиция. С тех пор как в Тибете появился буддизм, а это произошло более тысячи лет назад, мы исповедуем ненасилие и уважение ко всем формам жизни. Мы применяем этот подход и в международных отношениях. Стратегически важное расположение Тибета в сердце Азии, между крупными державами нашего континента, исторически предуготовило нам главную роль в поддержании мира и стабильности. Именно по этой причине в прошлом все азиатские империи старались не затрагивать Тибет. Его значимость как независимого буферного государства рассматривалась как гарантия стабильности в регионе.

Когда в 1950 году только что образовавшаяся Китайская Народная Республика захватила Тибет, возник новый источник конфликтов. Это стало ясно после восстания тибетского народа против Китая и моего бегства в Индию в 1959 году; следствием этих событий стал рост напряженности между Индией и Китаем, приведший к приграничной войне в 1962 году. Сегодня, в 1987 году, крупные военные подразделения вновь сосредоточились по обеим сторонам гималайских границ, вновь опасно возросла напряженность.

На самом деле речь идет не о демаркационной линии между Тибетом и Индией. Именно противоправная оккупация Тибета открыла Китаю прямой допуск к индийским территориям. Китайские власти пытаются запутать дело, утверждая, что Тибет всегда входил в состав Китая. Это ложь! Тибет был полностью независимым государством, когда его захватила Народно-освободительная армия Китая в 1950 году.

С тех пор как тибетские императоры объединили Тибет более тысячи лет назад, наша страна была способна защищать свою независимость вплоть до середины XX века. Случалось, что Тибет распространял свое влияние на соседние народы страны, в другое время он переходил под власть сильных иностранных вождей, таких как монгольские ханы, непальские гуркхи, маньчжурские императоры или британцы, пришедшие в Индию.

Конечно, нередко случается, что какие-то государства испытывают иностранное влияние или вмешательство. Отношения по типу протектората, возможно, наиболее яркий тому пример: крупная нация осуществляет контроль над своими союзниками или более слабыми соседями. Но, как показали юридические исследования, проведенные на самом авторитетном уровне, наша страна, хотя и попадала под временное подчинение иностранным государствам, никогда не теряла своей независимости. И в момент вторжения коммунистической армии Китая Тибет был со всех точек зрения независимым государством.

Китайская агрессия, осужденная практически всеми народами свободного мира, представляет собой очевидное нарушение международного права. Сейчас, когда военная оккупация Тибета продолжается, мир должен вспомнить, что даже если тибетцы потеряли свободу, сегодняшний Тибет остается незаконно оккупированным независимым государством.

Я не пытаюсь ввязаться в дискуссию о политическом и юридическом статусе Тибета. Мое единственное желание ― подчеркнуть очевидный и неоспоримый факт, что тибетцы ― отдельный народ со своими культурой, языком, религией и историей. Если бы не китайская оккупация, Тибет сохранил бы свою роль буферного государства, сохраняя, пропагандируя и гарантируя мир в Азии.

Несмотря на длящийся десятилетиями геноцид нашего народа, я всегда старался найти решение с помощью прямых и откровенных дискуссий с Китаем. В 1982 году, после радикальных перемен в китайском руководстве и благодаря прямым контактам с правительством Пекина, я командировал своих представителей, чтобы начать переговоры по будущему моей страны и моего народа.

Мы вступили в диалог с искренним намерением найти положительное решение, принимая во внимание законные нужды Китайской Народной Республики. Я надеялся, что такой подход будет взаимным и мы в конце концов найдем выход, который учтет и удовлетворит надежды и интересы обеих сторон. К несчастью, Китай продолжил реагировать на наши усилия в защитительной манере, принимая наш подробный отчет о реальных трудностях Тибета за критику в свой адрес.

Но случилось и худшее. По-моему, Китай упустил шанс перейти к настоящему диалогу. Вместо того чтобы рассмотреть реальные проблемы миллионов тибетцев, он постарался свести тибетский вопрос к моим личным амбициям.

Мое самое искреннее желание, совпадающее с желанием тибетского народа, ― вернуть Тибету его неоценимую историческую роль, восстановить целостность страны, включив в нее провинции У-Цанг, Кхам и Амдо, превратить ее в зону стабильности, мира и гармонии. Следуя своей буддистской традиции в ее чистом виде, Тибет гостеприимно откроется всем, кто печется о мире во всем мире, благе человечества и сохранении естественной среды, в которой мы все вместе живем.[105]

Я предлагаю, чтобы Тибет, включающий в себя восточные провинции Кхам и Амдо, был превращен в зону ахимсы; это слово на языке хинди означает состояние мира и ненасилия.

Учреждение такой зоны мира могло бы соответствовать исторической роли Тибета как буферного государства между великими азиатскими державами, в котором живет народ, приверженный буддизму, миролюбивый и нейтральный. Это соответствовало бы также предложению Непала стать зоной мира, что было публично одобрено Китайской Народной Республикой. Непальская зона мира имела бы куда более мощное сдерживающее влияние, если бы в нее включили Тибет и соседние регионы.

Придание Тибету статуса зоны мира потребовало бы отвода китайских военных подразделений и ликвидации военных лагерей. Это позволило бы и Индии отвести свои войска и военные лагеря от приграничных районов Гималаев. Международный договор гарантировал бы законную безопасность Китая и позволил бы выстроить доверительные отношения между тибетцами, индийцами, китайцами и другими живущими в регионе народами. В этом заинтересованы все, и это особенно хорошо понимают в Китае и Индии. Безопасность этих стран только укрепилась бы, и облегчилось бы тяжелое ярмо экономических расходов на содержание крупного военного контингента вокруг Гималаев, зоны постоянных споров.

В прошлом отношения Китая и Индии никогда не были напряженными. Только после китайского захвата Тибета, когда у этих держав впервые появилась общая граница, возникла эта напряженность, приведшая к войне 1962 года. С тех пор произошло немало опасных инцидентов. Восстановление дружественных отношений между двумя самыми многочисленными в мире нациями было бы существенно облегчено, если бы они оказались разделенными, как то было раньше, обширным и дружественным регионом.

Чтобы улучшить отношения между тибетским и китайским народом, прежде всего следует восстановить доверие. После геноцида последних десятилетий, во время которых лишились жизни более миллиона тибетцев, другими словами, шестая часть нашего населения; и примерно столько же человек томились в концентрационных лагерях за свои религиозные убеждения и свободолюбие, один только отвод китайских войск мог бы инициировать настоящий процесс примирения. Жестокая оккупация Тибета ежедневно напоминает его жителям о притеснениях и страданиях, которые выпали на их долю. Один только отвод войск стал бы громким сигналом, дающим надежду, что в будущем у тибетцев с китайцами установятся отношения дружбы и доверия.[106]

Сегодня мы живем в мире, где все взаимосвязано. Отдельно взятая нация не может решить всех своих проблем. Если мы не придем к осознанию нашей всеобщей ответственности, то само наше выживание окажется под угрозой. Вот почему я всегда верил в необходимость большего взаимопонимания, укрепления сотрудничества и взаимоуважения между всеми нациями в мире. Европейский парламент представляет собой вдохновляющий пример. Выйдя из послевоенного хаоса, вчерашние враги научились сосуществовать и сотрудничать всего за одно поколение. И я чрезвычайно счастлив и горд, что могу обратиться сегодня к ассамблее Европейского парламента.

Как вы знаете, моя страна, Тибет, проживает трудный период. Тибетцы, особенно те, кто оказался под китайской оккупацией, мечтают о свободе и справедливости, а также о таком будущем, в котором они сами могут принимать решения; мечтают сохранить в целости свою национальную самобытность и жить в мире со своими соседями. Более тысячи лет мы, тибетцы, живем, руководствуясь духовными ценностями, и защищаем окружающую нас природу, чтобы сохранить хрупкое равновесие жизни на нашем высокогорном плато. Вдохновляясь учением Будды о ненасилии и сострадании, окруженные и защищенные нашими горами, мы старались уважать все формы жизни и отказались от войны как инструмента национальной политики.

В нашей прошлой истории, насчитывающей более двух тысяч лет, мы были независимы. Никогда, начиная со 127 года до нашей эры, даты основания нашего государства, мы не уступали своего суверенитета иностранным державам. Как и многие другие нации, Тибет прошел через периоды, когда его соседи, монголы, маньчжуры, китайцы, англичане и непальские гуркхи пытались его покорить. Но это были краткие интервалы, и тибетский народ никогда не рассматривал их как потерю своего национального суверенитета. В нашей истории были и периоды, когда тибетские правители завоевывали обширные территории в Китае и других соседних странах. Но ведь мы, тибетцы, из-за этого не претендуем на их территории.

В 1949 году Китайская Народная Республика силой захватила Тибет. С тех пор мы вошли в тяжелейший период нашей истории. Более миллиона наших соотечественников погибли от последствий этой оккупации. Тысячи наших монастырей превращены в руины. Выросло целое поколение, лишенное образования, экономических перспектив и национального самосознания. Пусть китайские руководители провели некоторые реформы, но они также осуществили массовые переезды китайского населения на Тибетское плато. Эта политика превратила шесть миллионов тибетцев в национальное меньшинство. От имени всех тибетцев я с грустью сообщаю вам, что наша трагедия продолжается.

Я всегда запрещал своему народу прибегать к насилию в попытках положить конец нашим страданиям. Тем не менее я полагаю, что любой народ имеет полное право протестовать против несправедливости. К несчастью, демонстрации в Тибете были жестоко подавлены китайской полицией и армейскими частями. Я буду продолжать рекомендовать ненасилие, но пока Китай не откажется от своих жестоких методов, не тибетцев надо будет упрекать в обострении обстановки.

Каждый тибетец надеется и молится за то, чтобы его народ обрел полную свободу. Тысячи наших соотечественников пожертвовали своими жизнями, в этой борьбе пострадал весь народ. Но китайцы полностью игнорируют устремления тибетского народа и упорствуют в своей политике жестокого угнетения.

Я долго думал над реалистичными мерами, которые положили бы конец трагедии нашей страны. Члены Кашага и я, мы все спрашивали совета у многочисленных друзей и заинтересованных лиц. И вот 21 сентября 1987 года в Вашингтоне, выступая перед членами Комиссии по правам человека, я огласил План мира из пяти пунктов, в котором я призывал превратить Тибет в алтарь мира, сделать его местом, где люди смогут жить в гармонии с природой. Я призывал Китай уважать права человека и демократические идеалы, беречь окружающую среду, прекратить заселение Тибета выходцами из Китая.

В пятом пункте этого Плана содержится призыв начать серьезные переговоры между тибетцами и китайцами. Мы взяли на себя инициативу огласить наши идеи, и мы надеемся, что они помогут решить тибетский вопрос. Весь Тибет, который известен под именем Чоклха-Сум (включающий провинции У-Цанг, Кхам и Амдо), должен стать, с согласия его народа, самоуправляемой демократической единицей в составе КНР. Она должна быть создана в соответствии с законодательством для общего блага и сохранности окружающей среды. Правительство КНР может по-прежнему нести ответственность за внешнюю политику. При этом правительство Тибета через свой собственный кабинет по международным делам будет самостоятельно развивать и поддерживать международные отношения в области торговли, образования, культуры, религии, туризма, науки, спорта и в других неполитических сфер.

Поскольку подлинным источником развития общества является свобода личности, правительство Тибета будет стремиться обеспечить такую свободу, действуя в полном соответствии с принципами, изложенными во Всемирной декларации прав человека, провозглашающей свободу слова, свободу собраний и вероисповедания. Поскольку национальная самобытность тибетцев основана на религии, а духовные ценности лежат в самом сердце богатой культуры Тибета, правительство Тибета будет особо охранять и развивать религиозные свободы.

Правительство Тибета должно будет принять строгие законы, защищающие дикую флору и фауну. Разработка природных ресурсов будет тщательно регулироваться. Будут запрещены производство, испытание, хранение ядерного и других видов оружия, как и использование атомной энергии и других технологий, создающих опасные отходы. В задачу тибетского правительства будет входить превращение Тибета в крупнейший природный заповедник на планете. Необходимо провести региональную конференцию за мир, с тем чтобы действительно превратить Тибет в подлинную, демилитаризованную зону мира. Для создания атмосферы доверия, необходимой для достижения положительных результатов переговоров, китайское правительство должно немедленно прекратить нарушения прав человека в Тибете и отказаться от политики переселения китайцев в Тибет.

Таковы вкратце мои соображения. Я осознаю, что многих тибетцев разочарует столь умеренная позиция. Вне всяких сомнений, в ближайшие месяцы она вызовет множество дискуссий в нашем сообществе как в Тибете, так и в изгнании. Обсуждение ― это важный и неоценимый этап любого процесса перемен. Я уверен, что эти предложения ― наиболее реалистичный способ возродить уникальную тибетскую самобытность и восстановить соблюдение основополагающих прав тибетского народа, учитывая и китайские интересы. При этом я хотел бы подчеркнуть, что, каким бы ни был исход переговоров с Китаем, тибетский народ должен иметь право решающего голоса. Потому любое предложение должно содержать план проведения общенародного референдума, на котором тибетцы смогут выразить свою волю.

Я хочу воспользоваться случаем, чтобы заявить, что не имею намерения активно участвовать в работе тибетского правительства. При этом, однако, я буду продолжать работать по мере сил ради благополучия и счастья всего тибетского народа столько, сколько это потребуется.

Мы готовы представить правительству Китайской Народной Республики предложение, основанное на этих соображениях. Уже определен состав делегации, которая будет представлять тибетское правительство на переговорах. Мы готовы встретиться с представителями Китая, чтобы в деталях обсудить наше предложение, направленное на принятие справедливого решения.

Нас воодушевляет живой интерес к нашей ситуации, проявляемый всё большим числом государств и политических лидеров, включая бывшего президента США Джимми Картера. Мы также приветствуем недавние перемены, произошедшие в Китае, в результате которых к власти пришло новое, более прагматичное и либеральное руководство.

Мы призываем правительство и руководство Китая серьезно и внимательно рассмотреть те идеи, которые я изложил. Только диалог и желание посмотреть на положение дел в Тибете непредвзятым взглядом могут привести к жизнеспособному решению. Стремясь к переговорам с правительством Китая, мы помним и об интересах всего человечества в целом. Исходя из этого, наше предложение будет сделано в духе примирения, и мы надеемся, что китайская сторона ответит нам взаимностью.

Благодаря своей уникальной истории и глубокому духовному наследию Тибет сумеет сыграть роль зоны мира в самом сердце Азии. Его исторический статус нейтрального буферного государства, поддерживающего стабильность на всем континенте, следует восстановить. Это поможет упрочить мир и безопасность не только в Азии, но и во всем мире. В будущем Тибет больше не будет оккупированной землей, угнетаемой с помощью военной силы, непродуктивной и отмеченной страданием. Он может стать свободным райским уголком, где люди и природа живут в гармонии; моделью созидательного снижения напряженности, возникающей во многих областях всего мира.

Китайские руководители должны понимать, что сегодня колониальное управление оккупированными территориями ― это анахронизм. Подлинное объединение стран, по большому счету, возможно только на основе свободного выбора и при соблюдении взаимных интересов заинтересованных сторон. Ярким примером тому является Европейское сообщество.

Решение тибетского вопроса в рамках предложений, которые мы высказали, принесет не только взаимную пользу тибетскому и китайскому народам, но и послужит миру и стабильности в этом регионе и во всем мире.[107]

Сегодня, 10 марта 1990 года, мы вспоминаем, что тридцать один год назад тибетский народ восстал против китайской оккупации Тибета. Отмечая это событие как важную веху в истории нашей страны, я приветствую всех тибетцев. Сегодня мы вспоминаем наших самоотверженных соотечественников, которые отдали свои жизни за свободу Тибета. Мы также выражаем наше глубокое восхищение смелостью нашего народа и его решимостью бороться за свободу, пусть и при жесточайшем режиме военного положения.

Сегодня, глядя в будущее, мы не можем не думать и о событиях истекшего года. В Китае народное движение за демократию было варварски подавлено в июне прошлого года. Но я не думаю, что эти выступления были напрасными. Напротив, свободолюбивый дух поселился в сердцах китайского народа, и руководство не может больше игнорировать вольный ветер, который веет над многими странами на всем земном шаре.

В Восточной Европе происходят значительные изменения, которые задают тон социальному и политическому обновлению всего мира. Так, Намибия обрела независимость от Южной Африки, и южноафриканское правительство сделало первые шаги к упразднению апартеида. Радостно видеть, что эти трансформации порождены народными движениями и что они связаны с непреодолимым человеческим стремлением к свободе и справедливости. Эти положительные изменения показывают, что разум, отвага, решимость и необоримая жажда свободы в конце концов победят.

Именно поэтому я призываю китайское руководство не противиться волне изменений, а проанализировать проблемы тибетского и китайских народов. Китайские руководители должны взглянуть на внутренние проблемы Китая свежим взглядом, по-иному. Пока не поздно, надо услышать голос разума, ненасилия, сдержанности, которым с ними говорят тибетский народ и даже китайские студенты.

Несмотря на декларации китайской пропаганды, миллионы некитайцев, живущих на подконтрольных КНР территориях, подвергаются разным формам дискриминации. Сами китайцы признают, что, несмотря на сорокалетний коммунистический режим, эти регионы остались отсталыми и бедными. И самое серьезное последствие китайской политики по отношению к народам этих регионов ― это демографические изменения, которые были им навязаны. Практически повсюду новоприбывшие китайские иммигранты составляют теперь большинство населения. Маньчжурия полностью поглощена. Во Внутренней Монголии осталось лишь два миллиона шестьсот тысяч монголов в окружении восемнадцати миллионов китайских переселенцев. Более 50 процентов населения Восточного Туркестана сегодня ― китайцы, в то время как в Тибете на шесть миллионов тибетцев приходится семь с половиной миллионов китайских иммигрантов.

Естественно, что некитайское население недовольно. Вполне вероятно, что в будущем возникнут серьезные проблемы, если только китайские власти не примут меры, чтобы усмирить недовольство. Я полагаю, что Китаю надо немедленно усвоить уроки Советского Союза, президент которого Горбачев подает пример, пытаясь разрешить схожие проблемы с помощью диалога и компромиссов. Правительство Китая должно осознать, что эти проблемы некитайских регионов, находящихся под его пятой, не сводятся к чисто экономическим. Они в основе своей политические и как таковые могут быть решены только с помощью политических мер.

Чтобы найти мирный и разумный выход из тибетской ситуации, я изложил свой План из пяти пунктов и страсбургское предложение. Но и после того как в Тибете было введено военное положение, мы предлагали организовать встречи в Гонконге, чтобы обсудить, каким путем снизить напряженность и облегчить переход к непосредственным переговорам. К несчастью, китайские руководители до сих пор не дали положительного ответа на наши искренние усилия.

Недавно китайцы с яростью осудили и отвергли мою позицию по статусу и истории Тибета. Они хотят, чтобы я изменил свое мнение. Но невозможно изменить факты. Проявив узость мысли, китайская сторона не услышала сути моего послания, которую я хотел довести до них через свой План из пяти пунктов, страсбургское предложение и нобелевскую речь относительно будущих отношений между Тибетом и Китаем; я готов их обсуждать в открытом диалоге.

Очень важно, чтобы китайские власти признали, каковы на самом деле устремления тибетского народа, большая часть которого живет в Тибете. Практически все тибетцы желают только одного: полной независимости Тибета. Если китайцы в этом сомневаются, пусть разрешат провести в Тибете референдум под контролем международной комиссии и узнают чаяния тибетского народа.

Любые отношения между Тибетом и Китаем должно основываться на принципах равенства, доверия и взаимного блага. Они должны также базироваться на тех рекомендациях, которые мудрые повелители Тибета и Китая изложили в договоре от 823 года. Согласно условию, выгравированному на каменной колонне в Лхасе, «тибетцы будут счастливо проживать на просторах Тибета, а китайцы ― на просторах Китая».

Я с грустью должен констатировать, что китайские власти далеки от того, чтобы рассматривать тибетский вопрос с учетом обновленных перспектив, и продолжают использовать свою превосходящую военную силу, чтобы подавлять многочисленные манифестации тибетцев. В прошлом году в ответ на протесты они вели в Лхасе военное положение. Недавно было отменено такое же военное положение, введенное в Пекине. В Лхасе же, напротив, китайцы продолжают затягивать на шее нашего народа петлю. Из недавних отчетов из Тибета ясно, что там применяют ряд репрессивных мер и проводят обыски, чтобы установить личности участников демонстраций за независимость.

Несмотря на жестокие меры подавления, тибетцы, живущие в Тибете, сохраняют решимость и стойкость. В этом они видят обязанность каждого тибетца ― бороться за свободу и права человека. Но наша борьба основана на ненасилии.

Важным событием стало присуждение мне Нобелевской премии. Хотя от этого мой статус простого монаха не изменился, я счастлив за тибетский народ, потому что эта премия свидетельствует о заслуженном признании его борьбы за свободу и справедливость. Эта премия укрепляет нашу убежденность, что мы сможем освободить нашу страну силой правды, смелости, решимости.

Поскольку мы добиваемся свободы и будущего благополучия для шести миллионов тибетцев, мы должны усилить наши демократические институты и ускорить процесс демократизации. Как я уже много раз говорил, главное для развития современного Тибета ― это уважение свободы и демократии. В 1963 году я обнародовал демократическую Конституцию Тибета, и мы имеем значимый опыт функционирования демократических институтов. Но предстоит еще демократизировать и дальше Ассамблею депутатов тибетского народа, тибетскую администрацию. Именно поэтому я провел опрос мнений и изучил предложения нашего народа. Я убежден, что обязанностью каждого тибетца является создание за пределами родины нашей общины, абсолютно свободной и демократичной.

В заключение я хотел бы поблагодарить всех, кто морально и политически поддержал нашу борьбу за свободу и справедливость.[108]

Сегодня, 10 марта 2008 года, по случаю сороковой годовщины мирного восстания тибетского народа в Лхасе, я направляю свои молитвы и благословения всем отважным мужчинам и женщинам Тибета, которым выпали тяжкие испытания и которые пожертвовали своими жизнями ради освобождения нашего народа. Я выражаю свою солидарность с теми тибетцами, которые в настоящее время страдают от репрессий и неприемлемого обращения. Я также приветствую тибетцев, живущих в Тибете и вне его, тех, кто поддерживает наше правое дело и борцов за справедливость.

Вот уже шесть десятилетий тибетцы из целостного Тибета, известного под именем Чоклха-Сум (включая провинции У-Цанг, Кхам и Амдо), вынуждены жить в атмосфере постоянного страха, запугивания, подозрений, репрессий, исходящих от китайских властей. Тем не менее тибетский народ оказался способным сохранить свою веру, приверженность к своей национальности и уникальной культуре и свое главное устремление ― обрести свободу. Я восхищаюсь этими качествами нашего народа и его непобедимой отвагой и очень горжусь ими!

Многие правительства, неправительственные организации и отдельные люди во всем мире, верные идеалам мира и справедливости, настойчиво поддерживали борьбу Тибета. В прошедшем году правительства и народы многих стран ясно дали понять, что они солидарны с нами, и я хотел бы выразить им свою благодарность.

Сложнейшая проблема Тибета связана с другими вопросами, относящимися к сфере политики, закона, устройства общества, прав человека, религии, культуры, национального самосознания, экономики и окружающей среды. Именно поэтому для решения нашей проблемы необходимо применять глобальный подход, учитывая интересы всех заинтересованных сторон, а не одной. Мы твердо стоим на позиции нашей приверженности взаимовыгодной политике Срединного пути, и мы открыто и настойчиво стараемся проводить ее в жизнь уже много лет.

Начиная с 2002 года, мои посланники провели шесть раундов переговоров со своими коллегами в Китайской Народной Республике, чтобы подойти к этим важным вопросам. Эти откровенные дискуссии позволили устранить некоторые сомнения и позволили нам разъяснить наши устремления. Тем не менее никакого конкретного результата мы не добились. За эти годы в Тибете резко усилились репрессии. Несмотря на грустные события, моя решимость и желание продолжить политику Срединного пути через диалог с китайским правительством остаются неизменными.

Головная боль Китая ― нелегитимность его присутствия в Тибете. Лучшим способом для китайского правительства упрочить свои позиции могла бы стать такая политика, которая удовлетворила бы тибетский народ и помогла бы завоевать его доверие. Если бы мы оказались способны прийти к примирению, сформулировав приемлемые для обеих сторон соглашения, в таком случая я, как уже это много раз говорил, приложил бы все усилия, чтобы добиться поддержки тибетского народа.

Сейчас в Тибете из-за различных непредусмотрительных действий китайского руководства сильно пострадала окружающая среда. Кроме этого, вследствие демографических перемещений значительно выросло нетибетское население, сведя коренных тибетцев до статуса незначительного национального меньшинства на их собственной земле. Вдобавок к этому язык, обычаи, культура и традиции Тибета, отражающие истинную природу и самобытность нашего народа, находятся на пути к исчезновению. В результате тибетцы все сильнее ассимилируются китайским большинством.

В Тибете продолжаются репрессии, сопровождающиеся многочисленными немыслимыми и вопиющими нарушениями прав человека, попранием свободы вероисповедания и политизацией религии. Всё это проистекает из неуважения китайского правительства к тибетскому народу. В этом заключаются главные препятствия на пути сближения тибетцев и китайцев, которые китайское руководство сознательно возводит, противореча провозглашаемой политике единства наций. Упомянутые препятствия разделяют тибетский и китайский народы. Поэтому я призываю китайское правительство немедленно положить конец этой политике.

Хотя районы проживания тибетского народа называются автономными регионами, автономными префектурами и автономными графствами, они автономны только по названию, никакой реальной автономией они не обладают. Напротив, ими управляют лица, ничего не понимающие в местной ситуации и ведомые тем, что Мао Цзэдун называл «ханьским шовинизмом». Фактически эта псевдоавтономия не дала заинтересованным национальностям каких-либо ощутимых благ. Заблудшие политики, далекие от реальности, причиняют огромное зло не только различным национальностям, но также и единству и стабильности китайской нации. Китайскому руководству следует последовать совету Дэн Сяопина и научиться «искать истину исходя из фактов», восприняв этот совет буквально.

Китайское правительство резко критикует меня, когда я ставлю вопрос благополучия тибетского народа перед международным сообществом. Пока нам не удастся найти взаимовыгодное решение, я несу моральную и историческую ответственность за продолжение свободного изъявления воли тибетского народа. Как бы там ни было, всем известно, что я наполовину пенсионер с тех пор, как политическое руководство тибетской диаспорой было избрано самим народом.

Китай развивается и становится мощной державой благодаря значимому экономическому прогрессу. Мы рассматриваем это с положительной точки зрения, тем более что Китаю предоставляется возможность играть более важную роль в масштабах планеты. Мир с нетерпением ждет того, что нынешнее китайское руководство воплотит концепты «гармоничного общества» и «мирного развития», которые оно ставит во главу угла. В этой области одного лишь экономического прогресса недостаточно. Необходим прогресс в обязательствах правового государства, в его прозрачности и свободе информации и слова. Китай ― мозаика из многих национальностей, и каждая из них должна пользоваться равной свободой, чтобы сохранять свою идентичность. В этом условие стабильности страны.

6 марта 2008 года президент Ху Цзиньтао заявил: «Стабильность в Тибете имеет прямое отношение к безопасности страны». Он прибавил, что китайское правительство должно обеспечить благополучие тибетцев, усовершенствовать свою политику по отношению к религиозным и этническим группам, поддерживая социальную гармонию и стабильность. Декларации президента Ху соотносятся с реальным положением дел, и мы просим перейти к их применению на практике.

В этом году китайский народ с гордостью и нетерпением ждет открытия Олимпийских игр. Я с самого начала поддерживал намерение Китая принять у себя Олимпийские игры. Поскольку международные спортивные состязания и особенно Игры выдвигают на передний план принципы свободы слова, равенства и дружбы, Китай должен показать уровень своего гостеприимства, предоставив всем эти свободы. Посылая своих атлетов на Игры, международное сообщество должно напомнить Китаю его обязанности. Я узнал, что многие парламенты, частные лица и неправительственные организации самых разных стран выступили с многочисленными инициативами, обращая внимание Китая на то, что Олимпийские игры дают ему исключительный шанс приступить к положительным изменениям в стране. Я восхищаюсь искренностью подобных инициатив и хотел бы настойчиво посоветовать обратить пристальное внимание на период после окончания Олимпийских игр. Они, конечно, окажут большое влияние на состояние умов китайского народа. Мир, следовательно, должен энергично выступать за позитивные сдвиги в Китае и после завершения Олимпийских игр.

Я хотел бы также воспользоваться случаем и повторить, что испытываю гордость за искренность, самоотверженность и решимость, которые проявляет тибетский народ. Я поддерживаю его во всем и твердо обещаю, что продолжу трудиться, употребляя мирные средства и уважая закон, чтобы все национальные меньшинства Китая, включая тибетцев, могли пользоваться своими законными правами.

Я также хотел бы особо поблагодарить правительство и народ Индии за ту постоянную и неоценимую помощь, которую они оказывают тибетским беженцам, за поддержку нашей борьбы; и выразить признательность всем остальным правительствам и народам, которые без устали выступают за нашу свободу.

Возношу свои молитвы за благополучие всех живых существ.[109]

Многоуважаемые члены Европейского парламента отлично знают о моих непрестанных усилиях по поиску взаимоприемлемого решения тибетской проблемы через диалог и переговоры. С той же целью в 1988 году в Страсбурге на сессии Европейского парламента я сделал официальное предложение начать переговоры, не ставя условием отделение и независимость Тибета. С тех пор в наших отношениях с китайским правительством наблюдаются взлеты и падения. В 2002 году, после почти десятилетнего перерыва, мы возобновили прямые контакты с китайскими властями.

Между моими эмиссарами и представителями китайского режима состоялись подробные дискуссии. На этих переговорах мы ясно обозначили чаяния тибетского народа. Суть моей политики Срединного пути заключается в том, что мы ждем гарантий подлинной автономии для нашего народа в рамках конституции Китайской Народной Республики.

1 и 2 июля 2008 года, во время седьмого цикла переговоров в Пекине, китайская сторона предложила нам изложить свою точку зрения на то, как должна выглядеть подлинная автономия. После этого 31 октября 2008 года мы передали китайским властям «Меморандум о реальной автономии тибетского народа». В этом тексте излагается наше понимание подлинной автономии и пути удовлетворения фундаментальных нужд тибетского народа на пути к автономии и самоопределению. Мы составили этот текст с единственной искренней целью: сделать шаг к решению настоящих проблем Тибета. Мы верили, что, проявив добрую волю, вместе найдем решение вопросов, сформулированных в меморандуме.

К несчастью, китайская сторона полностью его отвергла, заявив, что наши соображения представляют собой попытку обрести «полунезависимость», что речь в меморандуме идет о «скрытой независимости» и что по этой причине он неприемлем. Более того, китайская сторона обвинила нас в «этнических чистках», ссылаясь на то, что меморандум призывает признать за автономными регионами «право регулировать проживание, поселение, трудоустройство и занятие экономической деятельностью лиц, прибывающих из других регионов Китайской Народной Республики и желающих поселиться в Тибете».

Мы дали ясно понять, что в наши намерения не входит изгнание нетибетского населения. Мы озабочены расширяющимся перемещением колонистов, преимущественно национальности хань, во многие районы Тибета, в результате чего коренное тибетское население маргинализируется, а хрупкая экосистема Тибета стоит под угрозой. Подобные крупные демографические изменения, происходящие вследствие массовой иммиграции, приведут не к интеграции, а к ассимиляции тибетского населения китайским, что может закончиться исчезновением культуры и самобытности тибетского народа.

Решительно отвергая применение насилия в нашей борьбе, я напоминаю, что мы, разумеется, имеем право прибегать к другим политическим мерам. Так, руководствуясь духом демократии, я призвал тибетцев, живущих в изгнании, собраться на специальную встречу, чтобы обсудить статус тибетского народа и нашу будущую политику. Встреча проходила с 17 по 22 ноября в Дхарамсале, в Индии. Неспособность китайского руководства дать положительный ответ на наши инициативы возродил у многих тибетцев сомнения; они полагают, что китайское правительство не заинтересовано в каком-либо взаимоприемлемом решении. Многие тибетцы продолжают считать, что китайский режим стремится лишь к ассимиляции и полному и насильственному поглощению Тибета Китаем. И они выступают за полную независимость Тибета. Другие являются сторонниками права на самоопределение и требуют проведения референдума по Тибету. Несмотря на эти разнящиеся точки зрения, делегаты, прибывшие на эту встречу, единогласно уполномочили меня избирать наилучший подход к проблемам, учитывая современную ситуацию и изменения, происходящие в Тибете, в Китае и во всем мире.

Я всегда придерживался точки зрения, что последнее слово в определении будущего Тибета должно принадлежать тибетскому народу. Как выразился Пандит Неру, бывший премьер-министр Индии, выступая в индийском парламенте 7 декабря 1950 года: «В том, что касается Тибета, последним должен высказаться тибетский народ и никто другой».

Тибетская проблема затрагивает судьбы куда большего количества людей, чем судьбы шести миллионов тибетцев. Она прямо касается более чем тринадцати миллионов человек, живущих на Гималаях, в Монголии, в российских республиках Бурятия и Калмыкия, а также возрастающего числа наших китайских братьев и сестер, которые разделяют с нами буддистскую культуру, способную внести свой вклад в установление мира и гармонии во всем мире.[110]

Сегодня я хотел бы лично обратиться ко всем моим духовным братьям и сестрам, живущим как в Китае, так и за пределами КНР, и в частности к последователям Будды. Я говорю как буддистский монах и как ученик нашего высокочтимого учителя Будды. Я уже обращался к китайскому сообществу в целом, но на этот раз я обращаюсь к вам, мои духовные братья и сестры, по поводу одного гуманитарного вопроса, требующего срочного решения.

У тибетского и китайского народа общее духовное наследие ― буддизм Махаяны. Мы почитаем Будду Сострадания ― в китайской традиции Гуань Инь, в тибетской ― Ченрезиг. Мы культивируем сострадание по отношению ко всем существам, испытывающим боль, для нас именно в этом высший духовный идеал. Кроме того, зная, что буддизм расцвел в Китае до того, как он был принесен в Тибет через Индию, я всегда относился с почтением к китайским буддистам, к которым следует относиться как к старшим духовным братьям и сестрам.

Как вы почти все знаете, 10 марта этого года в Лхасе и многих других регионах Тибета состоялась серия демонстраций. Эти события были вызваны глубоким неприятием тибетцами политики китайского правительства. Я был чрезвычайно огорчен гибелью людей с обеих сторон, как тибетской, так и китайской, и немедленно призвал к сдержанности как тибетских, так и китайских руководителей. Тибетцев я особенно настойчиво просил не прибегать к насилию.

К несчастью, чтобы подавить восстание, китайские власти прибегли к жестоким методам, несмотря на призывы многочисленных глав государств, неправительственных организаций и мировых общественных деятелей, среди которых были китайские ученые. Во время этих событий многие их участники лишились жизни другие были ранены и огромное их количество было брошен в тюрьмы. Притеснения продолжаются, и они нацелены, кроме прочего, на монастыри, в которых сохраняется наше древнейшее буддистское вероучение. Многие монастыри были закрыты. Нам сообщали о том, что монахов подвергают избиениям и жестокому обращению. Эти действия, судя по всему, хорошо вписываются в общую политику, основанную на официально одобренных систематических санкциях.

Поскольку в Тибет не пускают ни международных обозревателей, ни журналистов, ни даже туристов, я очень обеспокоен судьбой тибетцев. Раненые, запуганные карательными мерами особенно в отдаленных районах, они из страха ареста не просят о помощи. Из верных источников нам известно, что люди убегают в горы, где нечего есть и негде укрыться. Те же, кто остается, живут в постоянном страхе, что их схватят и бросят в тюрьму.

Эти непрекращающиеся страдания отзываются во мне болью. Я чрезвычайно озабочен и спрашиваю себя, чем закончатся эти трагические события. Я не верю, что репрессии могут привести к установлению в регионе спокойствия на долгое время. Лучший способ идти вперед ― решать тибетско-китайский вопрос с помощью диалога, я давно отстаиваю эту позицию. Я много раз уверял руководство КНР, что не настаиваю на независимости. Единственное, чего я добиваюсь для тибетского народа, ― действительная автономия, способная гарантировать сохранение нашей тибетской культуры, языка и самобытности. Богатая тибетская культура составляет общее духовное наследие Китайской Народной Республики и может быть благотворной и для наших китайских братьев и сестер.

Разразившийся кризис вынуждает меня обратиться ко всем вам и призвать вас присоединиться к нашим требованиям немедленно прекратить жестокие меры подавления, освободить всех заключенных и оказать срочную помощь раненым.[114]