Моя любимая куколка (СИ)

Глава 10

Домой мы вернулись уже где-то между обедом и ужином. Я берегла Макса, проторчав в придорожном кафе чуть больше времени, чем требовалось, да и сам он, по-моему, обратно не особо спешил. Перебрасываясь шутками, вошли в дом и застали необычную для рядового буднего дня картину. Дядя и тетя вместе в гостиной безмолвно и жутко на нас смотрят.

— Что случилось?

Это потом я узнала: если у моего телефона села батарейка, то свой телефон Макс по привычке отключил на ночь сразу после встречи со мной, даже не удосужившись сообщить родителям, что мы — вместе. Да так и не включил… Но если к его внезапным исчезновениям они давно привыкли, то к моим — нет и еще раз нет. Каюсь, я ведь и сама не догадалась сообщить родственникам об изменившихся планах. Но мне, лежащей в отключке, было простительно.

Ко времени, когда мы вернулись, тетя успела обзвонить каждую больницу в городе, каждую мою подружку, чей телефон по сарафанному радио смогла раздобыть. А поскольку ни одна толком не сумела объяснить, на чем мы вчера расстались, тетя готовила себя к звонку моим родителям, исступленно сморкаясь в платочек. Дядя, который провел бессонную ночь рядом с ней и сегодня забил на работу, уже несколько часов подряд рвал и метал, с нетерпением поджидая первоисточник своей злости.

Стоило нам появиться, не поздоровавшись со мной, чего никогда не бывало, угрожающе бросил Максу:

— Ты — идешь за мной! Немедленно!

Задвигался Макс, задвигалась и я — машинально пошла следом, чувствуя, как заполошно колотится сердце, но он вдруг с силой нажал на мои ключицы всей пятерней, оборачиваясь и выставляя вперед руку.

— Куда собралась? Сам все объясню. Я сказал — останься.

Мы слышали, как дядя кричал на него в кабинете. Обычно спокойный и уравновешенный мужчина пребывал в состоянии крайнего бешенства, с трудом владея собой.

— ТЫ можешь делать все, что пожелаешь. Все! Я никогда ни в чем тебя не ограничивал, ты знаешь. Катись, куда вздумается… хоть к черту на кулички. Ночуй в полицейских участках… вытаскивал. Ввязывайся в потасовки… отмазывал. Вытворяй, что в голову вступит… Ты всегда так и поступал. Я тебе слова не сказал поперек, ты — сам за себя отвечаешь. Ты! Но не она!! Вероника еще несовершеннолетняя… ответственность за нее лежит на нас! На нас с матерью! Случись что… Ничего с ней не случилось? А это не твоя заслуга, сын! Чем ты думал? Нет, ты чем думал, а? Это было так сложно? Предупредить… А сам… ты что, садился пьяным за руль? Не лги, Максим, говори как есть… я же все равно узнаю… В таком случае где вас носило столько времени?? Ну, куда тебя понесло на ночь глядя? Скучный день выдался… развлекаться? Ах, просто на море смотались?? Туда и обратно… Да что за наказание мне с тобой. Ты издеваешься? Нет, ты точно был пьян… точно… лучше признайся сейчас… Ладно, а ее зачем за собой поволок? Прихватил? За компанию?? Тебе компании не хватает? Тебе, черт возьми, компании не хватает? А ты знаешь, что твоя подружка звонила сюда всю ночь? Каждый час звонила… всю эту проклятую ночь! Не знаешь… На матери уже лица нет!! Тебе на всех плевать, да? На всех? Запомни: для Вероники ты — плохая компания. Ты очень плохая компания, сын, и чем быстрее ты это поймешь…

Вселенная оказалась очень мстительной стервой, потому что в этот момент в дверь требовательно зазвонили — долгой отчаянной трелью — заставив нас с тетей встревоженно переглянуться. Она шевельнула занавеской за плечом, сразу же поднимаясь:

— Кажется, Лана приехала… но как же не вовремя…

Я нервно и кривовато улыбнулась. Не слишком много драмы для одного дня? Кто-то из прислуги уже отправился открывать, и мы немедленно услышали ее голос. Звонкий возбужденный голос. Очень разгневанные вопли.

— Макс! Я знаю, ты дома! Твоя машина стоит во дворе… Выйди ко мне, имей смелость! — ей что-то ответили, и Лана повысила голос, уже с намечающимися истерическими нотками, — я просто хочу его увидеть. Пусть он выйдет! Нет, пусть немедленно выходит! Пусть все мне расскажет… Макс!! Тебя видели в новом клубе! С кем ты был? Скажи, ты мне… ты снова… Это тоже пустяк, да?? Пусть он расскажет, если не трус… я хочу услышать его объяснения… или я сама войду. Я — его девушка, я войду, пропустите!

Тетя немедленно забарабанила в двери кабинета, но те итак уже распахнулись. Мужчины прекрасно расслышали, что происходит у порога. Решительно убрав с дороги мать, Макс направился прямиком к дверям.

— Чудесно… Просто отлично! Браво! — напутствовал его раскрасневшийся отец, выходя следом, — и здесь отличился… только скандала нашей семье сейчас и не хватает. Давай, действуй, сын! Действуй! Соседям просто не терпится узнать подробности твоей насыщенной интимной жизни!

Макс хмуро глянул на меня, проходя. Я в ответ — виновато. Мой необдуманный поступок повлек за собой целую лавину неприятных последствий, я знала, это надо срочно исправлять: я должна что-то сделать, восстановить справедливость. Все неприятности сыплются на голову Макса, а не на мою, бестолковую… а ведь он ни в чем не виноват. Ни в чем. Ну, разве что не позвонил родителям… но это тоже из-за меня, из-за моего ночного звонка ему.

А Макс вдруг притормозил, словно без слов разгадал мои намерения.

— Даже не вздумай сейчас облегчить свою совесть. Ни перед кем, — пригрозил шепотом, — будет только хуже. Стой, где стоишь, поняла? А лучше — иди к себе, — я продолжала смотреть, и он закончил со стальными нотками, взявшись за мое плечо, — ты меня услышала, Ника?

Пришлось кивнуть, закусывая губу.

— Хорошо, — кивнул в ответ.

Оттеснив прислугу, закрыл проем своей грудью, не давая Лане пройти внутрь. Прежде чем дверь за Максом затворилась, мы все услышали:

— Где ты был?? Я прождала всю ночь… твой телефон отключен… Это что… на тебе вчерашняя одежда?! Твой вчерашний свитер, я не слепая… Ты что, только сейчас вернулся?.. За дуру меня держишь? Где ты был? С кем?? — Лана уже визжала, — скажи, с кем ты был! Я хочу это услышать! Нет. Не трогай меня, мерзавец… Не трогай! Кто она? Кто — она?!! С кем ты меня делишь? Ты с кем-то переспал, да? Ты ублюдок… ты мудак… Макс, какой же ты… конечно, переспал!

— Прикуси свой язычок, Лана. Нахер весь этот цирк?

Под любопытными взглядами соседей они спустились с крыльца.

Не выдержав, разъяренный дядя первым покинул аванпост, оглушительно громко хлопнув дверью, так что осыпался кусок штукатурки. Я только обернулась на звук. Дядя пребывал в ярости, наверное, действительно, ему лучше побыть одному. Оседая в мягкое кресло, тетя залилась слезами, роняя лицо в ладони. Нужно было предложить ей стакан воды… подать салфетки… хотя бы что-то утешительное сказать, но сейчас я была просто не в состоянии кого-либо успокоить, так и застыла столбом, пока Макс один там разгребал все это дерьмо. Потом подошла к окну. Меня туда тянуло неодолимо.

Они стояли возле машин. Лана кружила вокруг, суетилась, нападая с обвинениями, отскакивая, как шарик для настольного тенниса — пинг-понг — не зная, с какой стороны к нему подступиться, я видела, как открывался в крике ее рот. Машина, на которой приехала — поперек площадки, вывалившись задним колесом на улицу, брошенная, с открытой водительской дверью. Лана туда не смотрела, все ее внимание сейчас занимал Макс. Мое — тоже. Стоял — вполоборота ко мне, опираясь на крыло внедорожника, скрестив ноги, сунув руки подмышки. Расслабленная, но закрытая поза. Он не подпускал ее к себе. Не пускал, отгородившись. А меня? Меня он тоже никогда к себе не пустит? Может, не умеет?

Кто-то из соседей прошел по улице со шпицем на поводке, неприлично приоткрыв рот, явно наслаждаясь скандалом. Макс заметил, лениво помахал ему, и поводок послушно натянулся, уводя питомца.

Я отошла. Я видела достаточно. Поднялась по ступенькам, предупредив тетю, что буду у себя. Не хотелось ни с кем говорить. Никого видеть. Я не знала, что мне думать. Поведение Макса меня озадачило. Он взял всю вину на себя. Зачем? Значит, ему на меня не плевать. Ступенька. Не плевать. Еще одна ступенька. Не плевать. На самом верху, взявшись за перила, я остановилась, глубоко вздохнув. Захотелось немедленно прояснить ситуацию. Убрать Лану с дороги. Мне поговорить с ним важнее. Понять, почему так сделал. Решила дождаться его здесь, прислонившись к стене, перебирая последовательно в памяти все недавние события. Как это тягостно — ждать его.

Услышав глухой металлический удар внизу, в момент очнулась от водоворотных мыслей, бросаясь к окну, впиваясь в подоконник. Лана уже сдавала задним ходом, но не надо быть Шерлоком, чтобы понять: выезжая, она поцарапала внедорожник Макса — продрала весь бок, оставив в отместку за свою оскорбленную гордость глубокие, длинные, как ее ногти, царапины. Похоже, разговор на подъездной дорожке закончился скверно.

Это был удар ниже пояса. Чувствительный. Запрещенный. Я знала, как Макс относится к своим машинам. Лана тоже это знала, не могла ведь не знать, наверное, потому так поступила. Она его раскачала напоследок — от былой невозмутимости не осталось и следа. Сначала Макс просто сидел на корточках, взявшись за голову, запустив пальцы в волосы, разглядывая повреждения. Оценивал критический ущерб. К нему присоединился отец с непрошенными, наверное, советами, а может, разделяя его чувства. Тетя осталась в открытых дверях, ближе подойти не решилась.

Потом Макс снова остался один. Разговаривал по телефону с сервисом, безостановочно кружа вокруг авто, прикасаясь, словно перед другом извиняясь, постоянно трогая искореженное покрытие. Начался дождик. Сначала — хмарью, с легких воздушных капель, потом усилился, наседая. Он словно не замечал. Не укрылся под навесом, не зашел в дом, хотя мать звала, пока не вымок до нитки. Из-за дождя наступил ранний вечер, весь мир пролился тусклыми серыми красками, размазывая картинку за стеклом. И на душе было так же пасмурно.

Дождь плавно перешел в мокрый снег. Ударила входная дверь, и я вздрогнула. Не отзываясь на голос тети, как неуправляемая баллистическая ракета, Макс взлетел вверх по ступенькам, здесь поднял голову и… наткнулся на меня. Я стояла в полутьме, пошевелилась. От неожиданности он остановился, ведя ладонью по мокрым встрепанным волосам, и этого хватило, чтобы я зачастила, подходя и заламывая руки:

— Макс, прости меня. Это я во всем виновата. Прости. И что перед родителями так вышло… И за Лану тоже прости… Ну, хочешь, я позвоню ей… все объясню… я ей все объясню, вот увидишь, она выслушает… поймет…

— Лана умеет слушать только себя.

Вжикнув молнией, вынул из кармана мой предательски сдохший телефон, вернул, я машинально сомкнула на нем пальцы, отметив, что рука у него ледяная. Ветер теперь бросал пригоршнями мокрые хлопья в стекло, ветки били по карнизу, и пришлось повысить голос, уговаривая его.

— Но… может быть… если я поговорю, она поймет, что ты не виноват… вы помиритесь…

Он только усмехнулся.

— Думаешь, меня это парит?

Попытался пройти мимо. Конечно, Макс был очень зол. Очень. Еще — сильно расстроен. Это было видно невооруженным глазом, и надо было дать ему остыть, успокоиться, но во мне уже проснулась жажда бурных действий, и я снова не смогла промолчать, неотрывно следуя за ним:

— Просто дай мне ее номер… я объясню и…

— Объяснишь… Что ты ей объяснишь? — раздраженно оборвал, вдруг разворачиваясь ко мне, цепляя меня, — что?? За каким хреном я сорвался из ее теплой постели к тебе и так и не вернулся? Даже я не знаю ответа на этот вопрос, — я прикусила губу, с мукой и мольбой на него снизу вверх глядя. Наверное, мои страдания отразились на лице, потому что грубый голос несколько смягчился, — забей, Ника. За-бей. Ты тут ни при чем. Просто… там было тонко, вот и порвалось.

— Почему ты это делаешь? — всхлипнула, когда он отпустил руку.

Прищурился. Потом нахмурился, увидев мои слезы.

— Что я делаю?

— Я знаю, что виновата. И только я одна. Мы оба это знаем. Почему защищаешь меня? Почему пытаешься защитить меня… ото всех? Почему, Макс?

Вопрос прозвучал неожиданно для него. Проще было отвернуться.

— Я… не знаю. Не знаю.

Пошел прочь, направляясь в свою комнату.

— А я думаю, что знаешь, — схватила его за рукав, пытаясь остановить, — ты знаешь. И скажешь мне!

Он высвободился грубо, буквально стряхнув меня с себя, как букашку. Было очевидно — Макс на грани, а я вот-вот нащупаю брод.

— Что тебе сказать?.. Что??

Пошел дальше, но я не отставала, мешалась, не давая ему пройти.

— Почему, Макс? Скажи… нет, подожди! Скажи мне!

Вынудила остановиться. И он встал, как вкопанный. Будь что будет. Смотрел с яростью, тщетно пытаясь совладать с эмоциями, что-то взвесить. Я видела, как переполняется чаша его гнева. Сорвался.

— Потому что ты выглядишь как та, которую я хочу защищать! Которую могу защитить! Которую способен, может быть… — запнулся, вдруг отводя глаза, дыша тяжело, часто. Его чувствительно потряхивало. Как и меня. Разжала пальцы и с носочков опустилась на ступню, пойдя на попятную. Усмехнулся, — это все?.. Довольна?

Я молчала, да и он теперь смотрел в стену, словно не хотел встречаться со мной взглядом, почти робко попросил:

— Пропусти…

И я просто отошла в сторону. Еще несколько его порывистых шагов, проделанных в вязкой тишине, и нас разделила закрывшаяся дверь.

***

Вечер за вечером Макс снова где-то пропадал, то ли избегая меня, то ли душа жаждала простора. Снег закончился. Все члены семьи примирились, а страсти улеглись: лакокрасочное покрытие было успешно восстановлено специалистами. Лана и ее проступок остались в прошлом. Но в женском внимании Макс дефицита никогда не испытывал, и сейчас, со статусом: свободен, был желанной, как никогда, для многих, но труднодоступной добычей. С головой погрузился в работу, потом мучительно сдавал сессию, а потом дядя отправил его в соседний город в командировку на перспективу, лишая нас последних крох его присутствия.

Я, впрочем, тоже восстановилась. Довольно быстро. Всего ведь раз промахнулась, может, и не повторится никогда. Опасаясь новых опрометчивых шагов, засела за учебники, ведя домашний, комнатный образ жизни. Меня устраивало. Тетю и дядю тоже. Подруг расстраивало, поэтому соглашалась на посиделки в кафе, но уже без сумасбродных выходок. Про Джона вспоминала с болезненной дрожью в конечностях. Пару раз видела его в универе, но подойти он так и не решился, а я, конечно, не настаивала, тоже намеренно избегая его.

Из недельной командировки Макс вернулся накануне вечером. Слышала его бодрый голос в коридоре, перекликающийся с тетиным, хотела выйти, но первый безрассудный порыв сдержала — не сейчас. А он не стал ждать, даже распаковывать вещи не стал, сразу отправился на какую-то тусовку — я видела, за ним заехал Руслан. Радостно хлопая друг друга по плечам, они запрыгнули в тачку. Значит, увидимся завтра. От ужина отказалась, сославшись на невыполненное задание: почти не слукавила, я, в самом деле, затянула со сроками. А это на меня не похоже. Так и просидела, уткнувшись носом в ноутбук, до самой ночи, безо всякой связи с общественностью.

В коридоре вдруг послышался какой-то неясный шум, потом грохот, но вскоре все стихло. Я уже почти отвыкла от посторонних звуков на этаже, была с головой поглощена проектом, только вскинула глаза, удивленно прислушиваясь. Подождала. Тишина. Ерунда, наверное, кто-то из прислуги что-нибудь обронил. Хотя не поздновато ли для обслуживающего персонала? Равнодушно передернула плечами, приступая к правке следующего абзаца. Меня все это не касается.

И я уже почти забыла об этом подозрительном эпизоде, массируя виски, решила, на сегодня достаточно, пересела к зеркалу, водя расческой по волосам. Тогда шум в коридоре повторился. Глухие ненавязчивые звуки через равные промежутки времени, будто большой кот царапается неподалеку в чью-то дверь. Пусть кто-нибудь уже поскорее осчастливит этого кота, я намеревалась этой ночью хорошенько выспаться, чтобы встать пораньше и закончить работу, потом будет некогда… Потушив свет, легла в кровать, однако кот все не унимался. Да что там происходит? Раздраженно откинув полог одеяла, прошлепала босиком через всю комнату, дернула на себя дверь и высунулась в коридор, как была, в одной ночной сорочке.

Там, в самом его конце, у своей двери, сокрытый полутьмой, покачиваясь, стоял Макс. Недоуменно окликнула его, а когда он никак не отреагировал, заинтригованно подошла ближе. В нос ударил сногсшибательно сильный запах крепкого алкоголя, и все, наконец, встало на свои места. Невероятно…

Устало привалившись плечом к стене, Макс лениво, механически ковырял в замке ключом, пытаясь открыть дверь в собственную комнату… магнитным ключом от гаража! Как давно он здесь стоит? Видать, давненько. Некоторое время я недоверчиво наблюдала за его бессмысленными, но настойчивыми действиями. Макс не сдавался, рук не опускал. И ведь никто мне не поверит, даже если расскажу.

Потом мне надоела вся эта возня, потянувшись, я просто нажала на ручку. Вуаля. Дверь немедленно приоткрылась, уползая вглубь комнаты, и Макс оживился. Вопросительно вздернув брови, тупо рассматривал открывшийся глазам портал, медленно перевел взгляд на ключ, что продолжал сжимать в руке. Поморгал. Кажется, он не совсем понял, что произошло. Его оторопь смотрелась настолько уморительно, что я, не выдержав, прыснула в кулак, и только тогда он заметил мое присутствие, повернул голову, скользнув по мне разбалансированным взглядом, а потом и весь повернулся, прижавшись для устойчивости спиной к стене. Молча меня разглядывал, пристально и удивленно, будто впервые видел. Ну, привет, незнакомец.

— Ты в комнату сегодня заходить собираешься?

Губы его разъехались в совершенно пьяной ухмылке. Макс игриво мне подмигнул.

— Только после вас, мадемуазель, — язык заметно заплетался, — я ведь настоящий джентльмен.

Я засмеялась в голос, но тут же прикрыла рот ладошкой, чтобы не поднять ненароком весь дом. Дядя убьет его, если обнаружит в подобном состоянии. И завтра будет новый взрыв.

— Давай, помогу тебе. Как джентльмен джентльмену. Ты же на ногах едва стоишь, — проворчала добродушно, шагнув к нему. В душе боялась снова почувствовать тот, тревожащий запах — запах чужих женских духов от него. Но не почувствовала. Нет. Посторонних запахов не было. Только его, этот, особенный… ну, еще алкоголь. — Фу, блин, ну и запах! Какой же ты пьяный. Вот скажи, зачем надо было так надираться?

Макс безропотно принял мою помощь, потерянно взглянул, когда моя голова вынырнула у него из подмышки, но когда я снова начала бубнить что-то насчет его кондиции сапожника, сказал, панибратски щелкая меня по носу:

— Офигела? Ау? Это кто… это здесь пьяный?

К слову, по носу он даже не попал. И почему мужчины до последнего отказываются признавать свои ошибки?

— Я, кто же еще. Шагай уже, ты мне совсем не помогаешь.

Вместе мы с трудом ввалились в комнату. На пороге Макс неожиданно запнулся, и только чудом мне удалось устоять, удержать равновесие и за себя, и за него, в противном случае мне бы никогда не удалось поднять эту размякшую тушу с пола, так бы и валялся мертвяком в проходе до самого утра.

— Извольте на выход, сударь, конечная остановка, — запыхавшись, я кивнула в сторону кровати, осторожно отпуская его горячую ладонь, — нормально? Не качает? Только не вздумай мне здесь упасть. Давай… тебе просто надо проспаться…

Макс уронил голову на грудь, соглашаясь со мной. Послушно начал раздеваться: стянул через голову худи, вернее, попытался это сделать, но быстро запутался в рукавах. Топтался на месте. Я терпеливо помогла ему распутать тугой клубок, но когда он положил руку на пряжку своего ремня, неуверенно оглянулась на дверь. В конце концов, с этим он должен как-то справиться без меня.

— Хм… ну, я, пожалуй, пойду… так что… до завтра, Макс. Если, конечно, ты выживешь…

Он сомкнул пальцы на моей руке, стоило мне отвернуться.

— Подожди… — покачивался туда-сюда с закрытыми глазами, пытаясь собраться с мыслями. Его море сильно штормило, но Макс бывалый матрос, — подожди. Не уходи… пожалуйста, не уходи… я… я больше не вижу дороги, — так тихо, неуверенно пробормотал, что я удивленно подняла брови, — и я не знаю, куда мне теперь идти… скажи, куда мне идти?..

Секунду раздумывала над этими непонятными словами. И что все это означает? Потом встряхнулась. С чего-нибудь эдакого, вероятно, и начинается у людей белая горячка.

— Ты издеваешься? Круто развернешься, сделаешь несколько шагов и упрешься прямо в свою кровать. Вот же она, стоит прямо по центру. Не волнуйся, мимо этого… аэродрома такой пилот, как ты, не пролетит.

Я снова направилась к выходу, но Макс оказался проворнее. Снова сделал это: снова захлопнул дверь перед самым моим лицом, только на этот раз я очутилась по эту сторону от нее. Неведомо откуда взявшийся ключ провернулся в замочной скважине, и так же быстро исчез в кармане его джинсов. Похоже, этот парень пьян не настолько, как мне вначале показалось.

Оставалось лишь оторопело разглядывать текстуру запертой двери. Если бы он сейчас ко мне хоть пальцем прикоснулся, наверное, я бы закричала. Наверное. Не знаю. Но Макс не прикоснулся. Так и продолжал стоять прямо за моим плечом, очень близко, не шевелясь, молчал, но я ясно слышала, как изменяется его дыхание, учащается, становится тяжелым. Кажется, это было заразно, потому что у меня пульс тоже зачастил. Ситуация становилась все более двусмысленной. Невинные шутки кончились, но страха, как и тревоги, я пока не испытывала. Без суеты развернулась. Я смогу с ним справиться. Это же Макс.

— Немедленно открой эту дверь.

Он смотрел будто сквозь толщу тумана, и в то же время привычно, выгнул бровь дугой. Определенно забавляется, хочет поглядеть, как я выкручусь, решила, осторожно переводя дух.

— Открой сейчас же.

— А если не открою? Может… я не хочу, чтобы ты уходила. Может… спать я тоже не хочу, — и вдруг улыбка совершенно стерлась, — разве только с тобой.

Теперь я растерянно шарила глазами по его лицу. Внутри снова возникло, все больше разгораясь, гнетущее глухое беспокойство. Напряжение в комнате нарастало, мое замешательство тоже. Как договориться с этим Максом, я пока не знала. Рассердилась.

— Тогда я сама открою эту дверь. Дай мне ключ, — уверенно протянула руку, — Макс, ты же знаешь, я все равно уйду.

Он отступил на шаг, облизнул губы и заложил большие пальцы за пояс. Небрежно пожал плечами.

— Ну, если так… Подойди и возьми. Все просто. Достанешь ключ — сразу выйдешь отсюда. Вот такой незатейливый квест.

Мы оба перевели взгляд на передний крошечный узкий джинсовый карман. Он с удовольствием наблюдал, как моментально я вспыхнула, столкнувшись с непреодолимым препятствием.

— Не стану я туда лезть. Ну, вот еще!

Он нагловато ухмыльнулся, покачиваясь на нетвердых ногах, но не двигаясь с места.

— На то и расчет. Итак…

Я сложила руки на груди. Не дождется. Моего страха ему не видать, как собственных ушей.

— Итак… выпускать меня ты не собираешься. Ну, и что теперь, Макс? Чего тебе от меня надо?

Смотрела, как он сокращает дистанцию между нами, а он наблюдал за моей настороженной гримасой. Мягко, боясь напугать, взял за руку, коснулся запястья, нежно, невесомо огладил. И голос его — бархатистый, пролился, точно мед.

— Ничего, о чем бы ты сама уже не думала… Ничего, что бы себе уже не представляла… Хватит убегать от меня… я все равно не отстаю ни на шаг… я дышу тебе в спину… я рядом… а ты в моей ловушке.

Кожа немедленно покрылась мурашками, вздыбились волоски на всем теле, и я окончательно растерялась. Что он говорит? И главное, зачем он говорит это? А Макс выводил узоры пальцем по моему запястью, спустился к ладони, заставив замереть от удовольствия, потому что узоры были уникальными. Прожженный бабник. Эта мысль проплыла стороной: глупое сердце уже колотилось, в горле наступила засуха. Его взгляд поплыл, да я сама видела его нечетко. Услышала негромкий чарующий смех.

— Мне нравится реакция твоего тела на меня. А моя реакция на тебя нравится мне еще больше.

Поняв, куда он смотрит, охнула, резко вырывая пальцы, снова скрестила руки перед собой, вцепившись в собственные плечи. Как я могла забыть, что на мне лишь тонкая просвечивающая ткань, которая почти ничего не скрывает?

Макс подошел ближе некуда.

— Скажешь, просто замерзла? А если и так… согреть тебя я сумею, — я прижалась к двери, упрямо, дерзко поднимая подбородок. Кажется, именно этого он и добивался. Руки опустились мне на талию, а потом скользнули ниже, заставив напрячься, — боишься меня? Не бойся, я никогда тебя не обижу. Никогда. Я только хочу посмотреть… можно? — и он неожиданно сбросил тонкую бретельку. Шелк послушно пополз по плечу вниз, но я поспешила вернуть бретельку на место, заторопилась, будто оправдываясь, тираня ладонями его плечи:

— Нет, нельзя. Нам нельзя! Не надо так делать! Не надо… Макс…

— Тсс… — почувствовала его руку на своих ребрах, — а как надо?

Теперь он водил костяшками пальцев вверх-вниз, неспешно, умело и очень опасно, всякий раз останавливаясь в миллиметре от груди, обводя ее четкий нижний контур, заставляя трепетать, негодовать… приветствовать.

— Так? — мягко сказал, и вдруг толкнулся вперед бедрами, вжимаясь в мои бедра, и дистанция между нами стерлась, — как ты хочешь? — шепнул, искушая, на ухо, почти коснувшись губами мочки, — будет так, как захочешь. Только скажи мне, как ты любишь… покажи мне, как ты любишь…

Я уперлась руками ему в грудь, силясь оттолкнуть. Не получалось. Накрыла настоящая паника. Я чувствовала на себе все его напряженное звенящее тело. Все. Каждую выпирающую его часть.

— Макс, да отвали ты, я не шучу. Не трогай меня. Не трогай! Отпусти сейчас же!

Он примирительно поднял руки, сдаваясь, но нависать не перестал, по-моему, даже не до конца осознал, что я действительно протестую.

— Хорошо… хорошо… Я все понял. Я понял… Мне нужно придержать лошадей. Я их уже придержал, смотри… И вот мы с тобой пускаемся в медленный неторопливый галоп… Ну, что, поскакали, малышка?

И его губы вдруг без объявления войны накрыли мои губы. Будто в родную гавань зашли. Первые ощущения были довольно смешанными, и сомнительными, и противоречивыми. Я даже не сразу поверила, что это случилось, а Макс уже углубил поцелуй, заставляя открыться ему навстречу, и стал ближе. Ему нельзя было не подчиниться, но я немедленно задергалась, заметалась, как пойманная куропатка. Он лишь крепче прижался, лишая необходимого кислорода, а когда замотала головой, взял за подбородок, обхватил беспокойными пальцами, выдыхая мне в губы:

— Не рвись. Не трать свои силы… Я тебя не отпущу. Никуда тебя не отпущу… сладкая. Какая же ты сладкая… Я так долго мечтал о тебе. Не представляешь, как часто ты мне снилась… — глаза у него было совершенно сумасшедшие, бедовые, — не могу думать ни о ком другом… в каждой вижу тебя… везде ты… кругом только ты… одна ты…

Услышать такое от Макса для меня значило получить пулю в висок. Не иначе. В мозгах мгновенно и страшно все перемешалось, я перестала что-либо соображать, только чувствовала его прикосновения, а они становились все откровенней, настойчивее… желаннее. А когда я неумело ответила на следующий поцелуй, вызвав у него глухой стон, невольно и сама застонала от переполнявших меня эмоций. Было так приятно находиться рядом с ним, заниматься тем, чем мы занимались, ноги стали ватными, босые ступни горели, будто топталась на углях. А он все продолжал шептать что-то между поцелуями, уже путая русские и английские слова, почти не отрывая от меня губ, а может, мне только мерещился его сбивчивый шепот. И от этих слов все разгоралось внутри, цвет его глаз стал ярче, контур лица — размытым, слова — уплывающими. Только его голос. Его ласковый голос, в который вплетались обрывки фраз, куски воспоминаний, фантазии…

— Только встретил тебя — понял, что пропал. А ты ничего не поняла, и я промолчал, I said nothing, потому что у мужчин тоже есть гордость… Но я погибаю без тебя, don’t you see? Я на взводе… drugged… я же сижу на тебе, как на игле. Почему ты не видишь? Stay with me… Ты мне нужна, как воздух… ты — мой воздух… only you… одна ты… your lips… so sweet… я без ума от твоих губ… crazy about you. Всегда был… всегда буду. Моя сладкая девочка… будь со мной… будь моей… begging you… please…

Он подхватил меня на руки, и я покорно обвила руками его шею, застенчиво глядя из-под приоткрытых ресниц. Грудь, к которой доверчиво прижималась, ходила ходуном, наверное, как и моя собственная, он стискивал меня все сильнее, будто боялся, что убегу. Дышал тяжко, точно в гору поднимался. Вместе со мной.

— Поцелуй меня, — вдруг приказал, и я робко повиновалась.

Со мною на руках, не прерывая поцелуя, Макс развернулся, сделал несколько нетвердых шагов в полутьме комнаты. Я уже не боялась, чувствовала: Макс не упадет. Знала, куда направляется, знала, чем это грозит, и все же не остановила его. Скоро он бережно уложил меня на кровать, быстро раскидав по сторонам подушки, лег рядом. Склонился ко мне, подперев скулу кулаком, долго, почти влюбленно смотрел. Его глаза были полны каких-то обещаний, в моем животе порхали бабочки, а может, там поселилась живность покрупнее… и я тоже не отрывала от него глаз.

Потом он погладил меня по щеке, и мы снова слились в поцелуе, отчаянно сражаясь друг с другом, но этого ему уже было мало. Губы вдруг опустились ниже, прочертили пунктирную дорожку от моей шеи к ключице, и сердце замерло в груди, притаилось, как испуганный зайчонок. Он это сразу почувствовал, прерывая ласки, заглянул в глаза:

— Не бойся меня. Поверь. Больно не будет. Сегодня больно не будет. Я никуда не спешу. Хорошо?

Я нервно сглотнула образовавшийся в горле ком. Я ему верила, прошептала:

— Хорошо.

Он поцеловал меня в висок, в щеку, в плечо, а затем, осторожно подцепив зубами бретельку, уверенно потянул вниз, освобождая, наконец, грудь. Я закрыла глаза, ощущая, как бешено мечется пульс, почувствовала мягкое прикосновение его руки, он будто не грудь, а сердце мое заключил в ладонь.

— Идеальна, — почти простонал, — я итак это знал. У меня было много девчонок, но ты просто идеальна. Идеальна для меня… ты для меня… единственная… особенная…

Я таяла, как сосулька, краснела, как брусника в период сбора, только в лукошко успевай кидать. Его рука опустилась ниже, скользнула под подол сорочки, сминая кружево, взлетела по ноге… но когда я испуганно дернулась, вцепившись в его запястье, силясь остановить, наши губы встретились в таком долгом и опьяняющем поцелуе, что я не заметила, как он стянул мои трусики до колен.

— Веришь мне? Хочу, чтобы ты расслабилась. Успокойся. Посмотри на меня. Ну же, милая…

Я посмотрела. Макс молил о доверии, я беспомощно цеплялась за его взгляд, именно он придал мне силы, храбрости, бесстрашия. Теплые пальцы коснулись моего живота, надолго задержались, касаясь внутренней стороны бедер, высекая искры из глаз, а потом… Сердце запнулось, но его лоб тут же прижался к моему, не позволяя подняться. Глаза были непроницаемо черными, осипший голос — чуточку дрожал, он же был моим ориентиром.

— Смотри на меня. Не бойся. Я просто хочу сделать тебе приятно. Ты мне позволишь? Расслабься… почувствуй меня… я буду ждать там, на другой стороне… ты увидишь… я умею терпеливо ждать…

Он ловил каждый мой вздох, глубокий и поверхностный, умело, грамотно чередовал их, контролировал каждое движение, направлял, руководил, верховодил… не шевелясь, просто играя пальцами… Я только следовала за ним, натягиваясь, струна за струной, слушала его команды, выполняла каждую просьбу. Наконец, непроизвольно прогнулась в спине, и меня затопила такая мощная, горячая и ослепительная волна, что ему пришлось закрыть мне рот поцелуем, а потом его успокаивающий голос уплыл куда-то далеко, за горизонт, или, наоборот, это меня унесло в неведомые запретные дали. А едва возвратилась в сознание, вдруг снова смутилась, спряталась у него на груди, вдохнула запах, казавшийся теперь таким родным. Я и не заметила, когда Макс успел освободиться от футболки…

И даже тогда он продолжал шептать, неторопливо, нежно разбирая пальцами пряди моих волос, прикасаясь, лаская, словно не в силах оторваться:

— Ты прекрасна… а когда отпускаешь себя, ты еще прекрасней… то, что надо. Ты — то, что мне надо. Я все-таки не ошибся…

Вяло, сквозь усталую дрему, я улыбнулась этому новому откровенному признанию, а через минуту уже проваливалась в бездну, в блаженный сон без сновидений, проваливалась в негу, как в черную яму без дна, в которую падала слишком долго, слишком искренне, слишком доверчиво…

*

I said nothing — я ничего не сказал

don’t you see — разве ты не видишь

drugged — под наркотой

stay with me — останься со мной

only you — только ты

your lips — твои губы

so sweet — так сладко

crazy about you — с ума по тебе схожу

begging you — умоляю тебя

please — пожалуйста