Моя любимая куколка (СИ)

Глава 4

Дни шли, мелькая цифрами на календаре и строчками в моих конспектах. Один, еще один исчерканный лист, перевернула — и снова… Так наступил и прошел холодный ветреный ноябрь. Я вынырнула из дождливой осени, даже не свалившись, как обычно, с банальной простудой.

А однажды под утро, наконец, на землю опустился первый снежок, за ночь выбелив унылый пейзаж до белоснежного скрипучего фаянца, добавив свежих красок уставшей природе. Не задержался, подтаял, безудержно расползаясь грязными сероватыми дырами на возвышенностях. Но после температура, подчиняясь времени года, уверенно поползла вниз, и пуховик из шкафа все же пришлось извлечь.

Будни тянулись однообразно, постыло, своим чередом. Я неизменно досыпала в теплом такси по дороге на учебу, выкрадывая лакомые кусочки тишины в пробках: водители всегда меня жалели, приглушая каждый свою музыку. Долгие одинокие вечера тратила на зубрежку, закрывшись в своей комнате, а если выдавалась неожиданная передышка — гуляла, расслабляясь, в городе с друзьями — старыми, а потом и новыми.

В университете теперь многие хотели дружить со мной, многие… когда узнали, что я имею определенное отношение… к Максу. И в этом был какой-то скрытый подтекст, всегда казалось — это из-за него, только из-за его популярности меня и замечают… все это потому, что — хочется мне или нет — являюсь неотъемлемой частью его закулисного быта. Уверена, мои подозрения были не беспочвенны, Макс даже в этом умудрился мне подгадить.

А сам Макс… А что Макс? Каждый — я и он — жили своей собственной жизнью, но если я старалась не вмешиваться в его, то Макс случая, чтобы нагло вторгнуться в мою, не упускал никогда. Наши отношения развивались, но не так, как мне бы хотелось. Порой приходило в голову неприятное сравнение: если поначалу Макс не знал, что со мной делать, то со временем я превратилась в него в кого-то вроде комнатной собачки — эдакого забавного маленького зверька, зубастого, но в то же время неопасного — питомца, которого он привык держать поблизости, на расстоянии вытянутой руки, поддразнивая, провоцируя, заводя, но не давая откусить весь палец, вспоминая о моем присутствии, когда желал развлечься.

Это меня обижало, я откровенно дулась на него. Но Макса мои детские обиды не трогали, ужимки только еще больше смешили, подначивали, добавляя хвороста в костер. И костер горел… Да, может, шутки его зачастую были острыми и колючими, но границ разумного Макс никогда не переходил. И тогда я перестала вести себя с ним, как ребенок. Резко изменив поведение, бросилась в другую крайность. Сменила тактику, изолируя свою гордость от него. Взамен ставших такими привычными перепалок… включила полный, по всем фронтам, игнор.

И вот, когда прошло достаточно времени, чтобы он усвоил урок, где-то к середине декабря, кажется, добилась своего — Макс тоже перестал меня замечать. Не знаю, что там произошло на самом деле, но между нами вдруг наступило неожиданное затишье, безмятежность, совсем как после сильной метели, и выросла надежная стена, раскидав по разным сторонам. Мне на моей было комфортно.

Неделю, а может, дольше, Макс совершенно не доставал меня. Не замечал, когда проходила мимо, не дразнил за завтраком или ужином, не подтрунивал, стремясь испортить настроение. В конце концов, больше не доводил до белого каления, используя излюбленный прием: не запирался надолго в ванной комнате именно тогда, когда я опаздывала в университет, заставляя битый час в нетерпении приплясывать под дверью, уговаривая его выйти. А когда выходил, оказывалось, что горячей воды в бойлере для меня совсем не осталось.

Тетя выдохнула с облегчением, заметно повеселела, не слыша наших склочных — на весь этаж — препирательств, и даже дядя перестал на него то и дело коситься да покрикивать, а я… я оступилась… посмела надеяться… решила: вот же оно, такое долгожданное перемирие между нами, священный нейтралитет, добрососедство, к которому привела моя блестящая политика самоизоляции.

Как оказалось, я поспешила принять желаемое за действительное… Слишком поспешила.

***

С замиранием сердца я глядела на себя в зеркало, не доверяя собственным глазам. А Маринка, и вправду, мастерица в искусстве нанесения макияжа. Длинные пушистые ресницы, хищным серым обведены глаза, подчеркнуты жирными стрелками, не чересчур, в самый раз: глаза стали больше, точно лазурь неба распахнулась. Тональный крем, тон в тон, смотрелся естественно, как и пухлый изгиб влажных от блеска бледно-розовых губ. Завитые светлые локоны спускались, изящно закругляясь у висков, делая образ ярче, юнее, и вместе с тем… порочней.

Я тряхнула головой, заставляя их в беспорядке рассыпаться по плечам. Мне нравилось мое отражение. Короткое платье с высоким поясом делало фигурку тонкой, как песочные часы, но высокие ботфорты прибавляли и роста, и солидности. И я с удивлением отметила, что, кажется, начинаю потихоньку превращаться в хорошенькую женщину. Крутилась и так, и эдак, вызывая восхищенные реплики девчонок, радуясь сама. Студенческая новогодняя вечеринка, куда мы намеревались сегодня пойти, определенно, станет для меня значимым событием…

— Ждите в машине, я сказал… Эй, Темыч, ключи лови… — вдруг раздался негромкий низкий голос, — а это что еще за переполох в курятнике? — и мы все, не сговариваясь, как по команде, повернули шеи.

Макс: удивленный, озадаченный, настороженный. Но его же не было дома, когда мы пришли, я это точно знала. Вот незадача. И когда только он успел вернуться? Еще и не один, с друзьями. Видимо, проходя по коридору, отстал от ребят, отдал приказание спускаться, а сам, привлеченный нашим щебетанием, приоткрыл двери и остановился в проеме, наблюдая за приготовлениями. Почему раньше этого не заметила? Собой была занята, потому ненадолго потеряла бдительность. Слишком поздно для сожалений. Я не успела налечь на дверь: краем глаза заметив хаотичное движение, Макс успел ловко просунуть носок ботинка в щель, потом толкнул дверь плечом, небрежно смахнув меня в сторону, вошел, и я мысленно выругалась — и чего раньше не замкнула двери на ключ? — вынужденно отступая ему за спину.

Его настрой мне не нравился. Ни смешинка в глазах, ни благодушная улыбка, ни расслабленная поза не убеждали в добром расположении — уж меня-то не проведешь. Не иначе, будет стегать наотмашь, как кусачая крапива, а без него ведь было так хорошо. Черт. Да и перед девчонками неудобно. Они все уже растаяли, глядя на него. Все до одной. И — да, их можно было понять.

Пахнуло свежим ароматом туалетной воды, и я невольно задержала дыхание. Опять надушился. Он стоял совсем рядом, но на меня по-прежнему не глядел, будто я была недостойной внимания привычной частью интерьера, и это здорово било по самолюбию, как ни старалась уверить себя в обратном. Идеально растрепанные волосы, темно-серая рубашка под цвет глаз, руки в карманах черных брюк, напрягшийся узел бицепса совсем близко, прямо перед носом — только руку протяни, испытай на твердость.

Он разглядывал моих подружек с пристальным вниманием удачливого браконьера, будто территорию помечал, а я даже на каблуках смотрелась карлицей, с трудом выглядывая из-за его плеча. Подруги были не против кастинга, приосанились, улыбаясь, засмущались, одна за другой уводя в сторону глаза. Ну, точно девки на смотринах. Фу. Даже смотреть противно.

— Макс, а ты что скажешь? Нравится тебе моя работа? — желая подчеркнуть свои таланты, Маринка так некстати перенесла интерес на мою скромную персону, — правда, Веронику сегодня не узнать? Это я ее так накрасила. И это новое платье ей очень идет, да?

Жаль, что слово не воробей, потому что он сразу развернулся ко мне, сразу же… а едва разглядел за своим плечом, замер, и взгляд его почему-то из удивленного вдруг стал… растерянным. И он только водил им вверх-вниз по моей фигуре, точно художник кистью по холсту, и обратно, моргал… и ничего не говорил. Что он там себе рисовал? Я растерялась не меньше.

Нашей безмолвной дуэли никто не заметил, и подруга без задней мысли продолжала:

— На вечеринке ей парни прохода, ну, точно не дадут… только и успевай отбиваться…

И снова Макс не нашелся с ответом. И почему-то чем дольше молчал этот парень, тем тревожнее мне становилось. Неугомонная Марина, расхрабрившись, опять дровишек подбросила.

— Макс, а можно мы с вами поедем? Поедем все вместе? Ведь на одну вечеринку… Скажи, в твоей машине еще остались места?

Брови его взлетели, рот издал что-то вроде рваного выдоха или неуверенного смешка, и Макс, наконец, резко пришел в себя, а взгляд его из расфокусированного стал сфокусированным… на мне. Нехорошо прищурился.

— На вечеринку приоделась? Ты. Собралась. Идти. На вечеринку? Собралась идти… вот так?

Глаза вдруг сверкнули какой-то беспричинной злостью, он медленно вытащил руки из карманов. Я насупилась, но сил достало гордо вскинуть голову.

— А что не так-то?

— А то, что ты похожа на маленькую шлюшку, — выдал он теперь откровенно грубо, — а в моем доме малолетних шлюшек никогда не водилось, поняла?

— Забери свои слова обратно или…

— Или что?

Он вдруг стал угрожающе надвигаться. Я инстинктивно выставила руки перед собой, отступая.

— Макс, не надо…

Он только криво ухмыльнулся, делая новый шаг ко мне. Подруги заинтересованно ели нас глазами, прислушиваясь к странному диалогу и танцу, но пока только мы двое понимали, дело — труба.

— Макс, ну, я прошу, — еще не осознавая, о чем прошу, чего мне от него ждать, прошептала, чтобы он один меня понял, — ну, пожалуйста… я что хочешь сделаю… что хочешь. Макс…

— Что хочешь, говоришь? — тоже перейдя на шепот, снова нагло прищурился и повторил, — сделаешь то, что я захочу, да?.. Так да или нет?

И я отбросила маску, решив сыграть ва-банк, надеясь, что он не слишком далеко зайдет в своих бредовых фантазиях. Мне очень не хотелось испортить вечер, наступления которого так ждала.

— Ты слышал. Сделаю, что скажешь…. только уйди сейчас. Просто уйди, пожалуйста…

— Я уйду. Но не раньше, чем исполнишь одно мое желание. Я тебя за язык не тянул, он у тебя сам развязался.

И тогда я поняла, что загнала себя в ловушку. Почему с ним всегда так? Но в какую ловушку? И как глубоко мне падать? Спросила обреченно, понимая, что под ногами разверзается пропасть:

— Так чего ты хочешь? Говори уже… и проваливай отсюда.

— Сейчас ты отправишься в ванную и как следует умоешься, — не моргнув глазом, приказал он, — этого хочу.

Слова стегнули гораздо больнее крапивы, еще больнее было от ошеломленного молчания подруг, которые слышали каждое слово. И все внутри вдруг возмутилось, восстало против его самодурства. До каких пор я буду терпеть его выходки?

— Нет, я не стану этого делать! Вот еще… убирайся к чертям из моей комнаты… или пожалуюсь тете! Да я всем пожалуюсь! И ты мне вообще… никто.

Угол рта и кадык дернулись одновременно, глаза почему-то полыхнули гневом, пока руки сжимались в кулаки, хотя я лишь вернула его собственные слова, но Макс сдержался:

— Пока не умоешься — за порог не выйдешь, — припечатал, — давай, шевели граблями. Я жду.

Невозмутимо сложил руки на груди, показывая, что уходить не намерен, но стоило мне бросить быстрый взгляд в сторону лестницы и подумать, что можно незаметно прошмыгнуть мимо него, намерения были тут же разгаданы, а пальцы крепко сомкнулись на моем предплечье, не дав сделать и полшага. Сжал до боли. Откуда в Максе столько злости на меня?

— Куда собралась?.. Да ты никак еще и глухая?

— А ну-ка, пусти! — красноречиво переведя взгляд с руки на его лицо, сказала я, начиная бледнеть от ярости, — пусти, тебе говорю…

Он внимательно наблюдал, как меня накрывает. Наконец, я увидела откровенную улыбку от уха до уха.

— Не хочешь по-хорошему? Не хочешь… Ну, значит, будет, как обычно… по-моему.

С легкостью, будто ничего не весила, он забросил меня на плечо. Я успела увидеть, как подруги изменялись в лицах, прежде чем ударилась о его каменную спину и принялась отчаянно молотить по ней кулаками. Кажется, моего сопротивления он даже не заметил, а может, оно лишь подстегнуло его к следующим действиям.

Несколько шагов до ванной. Он бросил меня в душевую кабину, зафиксировал одной рукой у стенки, и сразу, не давая ни опомниться, ни двинуться с места, включил струю холодной воды. Сильный напор. Очень холодной воды. Я завизжала, но он лишь сделал душ теплее, снял насадку и направил мне прямо в лицо, не обращая внимания на то, что брызги заливают и его рубашку тоже.

Я ругала его последними словами, я просила, я заклинала и проклинала, отплевываясь, вертя головой, но он был неумолим, и вскоре от вечернего макияжа не осталось ничего, с чем можно показаться на люди. Глаза щипало, кожу стягивало, а когда я с трудом смогла разлепить склеившиеся ресницы, наткнулась на его горящий азартом взгляд. Руку даю на отсечение, в тот момент Макс был в восторге от того, что со мной сделал.

— Так-то лучше, — удовлетворенно кивнул, выключая воду. Потянулся, возвращая насадку на крепление.

Я глядела на него исподлобья, чувствуя, как с волос продолжает литься за шиворот.

— Ненавижу тебя! Ненавижу…

— Вижу. Подрастешь — еще спасибо скажешь, — снова нагнулся ко мне, прошипев, — но, кажется, ты до сих пор не до конца уяснила правила этого дома? Если я запрещаю тебе выходить, значит, за порог ты выйдешь только с моего разрешения. И никак иначе. Так вот: сегодня я тебе запрещаю! А здесь один я решаю, кому что можно, а кому — нельзя… это ясно? Все. Нарыдаешься — сладких тебе снов в обнимку с медвежонком, куколка… Бывай.

— Я тебя ненавижу, Макс. Как же я тебя ненавижу, — только и повторяла я. Слезы мешались со струями воды, но я уверена, он все равно, уходя, их заметил, потому что по его лицу разлилось что-то вроде умиротворения, — никогда тебе этого не прощу. Никогда…

— Никогда не говори никогда. Мала еще для таких громких слов, — бросил на прощанье, лишь на миг обернувшись. Прежде чем двери за ним захлопнулись, услышала сказанное совсем другим тоном, — веселым, интригующим, заигрывающим:

— Ну, что, девчонки, погнали? Минус один, но все еще полный боевой комплект. Только рубашку сменю и сразу отчалим. Дождетесь меня? Дождетесь?… — кто-то из девчонок радостно взвизгнул, должно быть, Макс игриво ущипнул, — давайте, спускайтесь вниз, ребята уже застоялись в стойле. Идите, ну же? Закончу и сразу приду. Одна нога здесь — другая там.

Ненавистный голос отдалялся, наконец, я поняла, что осталась одна. Девчонки, конечно, скоро будут писать, извиняться… а после примутся выкладывать совместные фотки… ради меня лишаться компании Макса и его друзей они не станут. Точно не станут. Какой же он редкостный гад. Какой же он…

Открылась и закрылась дверь. Значит, Макс тоже спустился. Тяжело, как утка, я перевалилась через бортик, хлюпая водой в размокших сапогах и соплями, подошла к зеркалу, уперлась обеими руками в раковину. Это была катастрофа вселенских масштабов. Черные разводы на щеках, размазанная тушь под глазами, масляными жирными пятнами сверкал поплывший тональный крем. От прически совсем ничего не осталось. Унижение и ярость. Как ему отомстить? Все, о чем бы ни подумала, мне было мало. На этот раз Макс перешел все мыслимые границы. В груди у меня мучительно пекло от жажды мщения.

Сквозь приоткрытое окошко услышала сдвоенный гудок его внедорожника, визг шин по гравию. Это для меня. Даже не отреагировала, только машинально вскинула руку в неприличном жесте. Это для него. Потянулась за ватными дисками, смочила, поднесла к щекам, слушая постепенно стихавшую музыку — ребята отъезжали от дома. А когда полностью избавилась от испорченного макияжа, решительно выпрямилась и принялась торопливо сбрасывать мокрую одежду прямо на пол. Заметалась в поисках фена.

Я знаю, как отомщу Максу. И где проходит вечеринка, я тоже знаю. Полчаса… час… я тоже буду там. И юбка у меня будет еще короче. Баш на баш. Посмотрим, что он скажет, когда…. когда я неожиданно и ему испорчу веселье.