Моя любимая куколка (СИ)

Глава 12

В конце месяца все вместе мы отправились на горнолыжный курорт, чтобы попасть в струю, пока сезон не завершился. Успели вовремя. Я заслужила недельные каникулы, не особо переживая, что, уехав, пропущу несколько лекций. Потом наверстаю. Макс, конечно, по этому поводу не запаривался вообще.

В самолете мы с ним снова спонтанно сцепились. Не специально, но это было сильнее меня. Макс профессионально клеил молоденькую стюардессу, она была не против, и мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы не слушать весь полет их противного воркования, потому что она от наших кресел почти не отходила. В итоге неудачно (удачно) опрокинула стакан сока — частично на нее, частично на Макса, а стоило ей удалиться чуть ли не в слезах, он отмалчиваться не стал. Заноза в заднице, это самое культурное, что я услышала, и мы оба, воротя носы друг от друга, в который раз от сердца, вслух пожалели, что сразу не потребовали рассадить нас по разным местам. В конце концов, рядом с тетей, в хвосте, я бы чувствовала себя гораздо комфортней.

Когда Макс окончательно заскучал, не придумал ничего лучше, чем просто потянуться ко мне, вытащить наушник из моего уха и с самым серьезным видом вставить в свое. Я тут же развернулась к нему грудью, готовая к новому сражению, но он прикрыл глаза, показывая, что его все устраивает. Мой вкус. Моя музыка. Мое общество.

Я такой отходчивой не была. Какое-то время еще смотрела на него с подозрением, гневно раздувая ноздри, но глаз он так и не открыл, игнорируя грозный посыл. Тогда я тоже не стала привередничать. Пускай слушает. Мне разве жалко? Музыка успокаивала, умиротворяла, и я последовала его примеру. Но умиротворение мое продлилось ненадолго. Стоило отвернуться к иллюминатору, он заграбастал плеер прямо с моих коленей, внося коррективы в список воспроизведения. В ответ на мой праведный гнев… с невозмутимым лицом вынул из моего уха и второй наушник.

Пока дядя расплачивался с водителем, мы выбрались из машины, разминая ноги. Расторопный служащий уже вынимал чемоданы из багажника, и можно было оглядеться. Кра-со-та. Стояла чудная погода. Легкий морозец, от которого краснеют щеки и не более, белые облачка в головокружительной синеве, но в целом солнечный день. Не день — мечта.

Вокруг сновали отдыхающие. Конечно, большинство облачены в лыжные комбинезоны, со снаряжением, но были и просто прогуливающиеся. Людей было много. Практически все комнаты отеля оказались заселены, но для нас действовала бронь. Администратор за стойкой заметил, что нам повезло, потому что всю прошлую неделю склоны засыпало снегом. Я только приподняла брови, продолжая вертеть головой по сторонам, проникаясь атмосферой этого места. Думаю, дело не в везении, а в банальном умении хотя бы изредка читать прогнозы погоды, в уме сопоставляя данные.

Мой номер оказался очень даже не плох. Не ожидала, поэтому радовалась, как дитя. Дядя не поскупился, я буду чувствовать себя в ближайшую неделю здесь, как дома. Скромная прихожая плавно перетекала в уютную овальную гостиную, из нее вели еще две двери — в спальню с шикарной широкой кроватью на небольшом возвышении и в ванную комнату. Но больше всего меня поразил вид из окна — панорамного окна с видом на заснеженные альпийские склоны. Здесь я надолго задержалась, водя носом по стеклу, упираясь коленями в мягкие подушки, не в силах оторвать восхищенных глаз, не в силах сдержать восхищенных возгласов. Пока стекло не запотело.

Наши номера располагались на одном этаже. Когда пришло время спускаться, мы все почти одновременно собрались у лифтов. Конечно, Макс вышел последним, заставив себя ждать. Его номер располагался в дальнем конце коридора, и пока он вышагивал к нам по цветастой ковровой дорожке, я успела прекрасно его разглядеть. Во всех подробностях. Сегодня он был просто невыносимо хорош. Челка теперь небрежно падала набок, а может, он не потрудился уложить волосы, потому что шапка все равно испортит прическу. Черная водолазка под горло сидела плотно, как вторая кожа. Мягкие кошачьи движения, безупречная спортивная фигура. Да он же идеален. Что-то похожее озвучила тетя, приветствуя его. А я демонстративно отвернулась, с усилием выжимая кнопку лифта. Раз. Еще раз. Табло упрямо не загоралось. И снова запах свежести его парфюма ткнулся прямо в ноздри.

— Помочь?

Повернулась, поймала взгляд — насмешливый, снисходительный, впрочем, как и всегда. Мне далеко до совершенства, понимаю. Открылись дверцы лифта, хмыкнув, не удостоила его ответом, шагнув в кабинку первой.

Последующие дни — сочные, переполненные позитивными эмоциями, при всем разнообразии, все же, были похожи один на другой, как всегда бывает в отпуске, ну, или на каникулах. Плотные завтраки в отеле, на которых настаивала тетя. Дни, проведенный на воздухе — свежем, горном, опьяняюще-прекрасном — со взрослыми или без них (дядя всегда предпочитал после обеда отдыхать, тетя частенько составляла ему компанию). И вот тогда я оставалась предоставленной самой себе. Кайфовала. Столько свободы сразу! Уж я-то знала, как использовать ее по назначению.

Заученные движения. Взятое напрокат снаряжение. Подниматься на подъемнике, чтобы скатиться с горы — это стало смыслом моего существования, и не надоедало, независимо от того, сколько часов я на это тратила. Сразу влилась. Мне это легко далось. Обменивалась приветствиями с постояльцами, лица которых примелькались. Английский — международный язык, но здесь было достаточно нехитрых жестов, чтобы понять друг друга. Русских здесь тоже было достаточно. Но я в компаньоны никому не набивалась.

В физическом плане было гораздо сложнее. Зря по возможности не пользовалась спортзалом в цокольном этаже. Вернусь — исправлю это. Если на склоне я фонтанировала энергией, то стоило добраться до номера, сдувалась, как проколотый мячик, едва хватало сил принять душ, притащиться на ужин. У Макса, конечно, сил было побольше, чем у меня. Гораздо больше. Откуда они брались, неизвестно, ведь по вечерам он в основном развлекался. Ближайшие пабы, независимо от времени суток, были переполнены молодежью. Макс прежде бывал здесь, в этих местах, и не раз, потому зачастую игнорировал их, зачем-то таскаясь в город. Наверное, там располагались заведения повеселее, покрепче или покруче. Следуя указаниям своего отца, мне отправиться вместе с ним он не предложил ни разу. Да я бы не согласилась.

На детских «зеленых» трассах кататься довольно скоро приелось. Захотелось новых ощущений. Острых. Неизведанных. Хотелось драйва. Скорости. Могучего ветра в лицо. А может, просто поверила в свои силы, я ведь уверенно стою на лыжах. Решила попробовать кое-что посложнее, да и увязалась за каким-то сноубордистом. Сначала безо всякой цели.

Тот склон был крут. Опасен. Резкие перепады высоты, гляди, не промахнись. Приближаясь, увидела, как парень ловко нырнул вниз. У меня даже в горле дыхание сперло — вот так просто с кручи сорвался. Подошла — он был уже глубоко внизу, почти отвесно, скользил теперь меж холмов, балансируя на грани, маневрируя. Невероятно. Настоящий профи. Захотелось скользить точно так же. Смогу?

С ближайшей елки сорвалась полка снега, заставив вздрогнуть от неожиданности. Только отвела глаза, а парень уже исчез. Снова тишина. Опять глянула вниз. Я смогу. Наверное. Да, это мне по силам. Подкатилась чуть ближе, опираясь на палки, решаясь. Резко выдохнула. Еще чуть. Еще сантиметр. Приподняла руки, замахиваясь, и… меня внезапно и грубо дернули за шиворот. Всплеснув руками, выпустила палки, опрокидываясь навзничь, хлопая ресницами в распахнутые небеса. Небо заслонила чья-то массивная тень.

— Сдурела?? — жестким рывком меня поставили на ноги. — Это что за финты? Решила свернуть себе шею? Сказала бы мне, я знаю способ попроще, — рявкнул Макс, — еще раз тебя здесь увижу… — крепко зажал в кулаке ворот моей куртки, притягивая к себе, и пришлось приподняться, чтобы компенсировать разницу в росте, — еще раз… клянусь, я тебя ремнем отшлепаю. Я тебе клянусь, куколка. Хочешь? — лицо его было перекошено от злости, на скулах двигались желваки, пока он впивался в мое лицо. Разжал пальцы, как грязь стряхнул. — Считай, на сегодня ты закончила. Двигай за мной!

Распорядившись, пошел дальше, все дальше, тяжело ступая, а я замерла — испуганная и растрепанная — пытаясь отдышаться. Подобрала палки. Кто-то из свидетелей ссоры все еще оборачивался, на чьих-то лицах я читала недоумение или тревогу. Я и сама не подозревала, что Макс способен испытывать такие яркие эмоции. Все это было очень похоже на заботу. Наверное. Ну, немного смахивало на нее. На какую-то извращенную и аномальную заботу обо мне. Но все-таки…

— Ты оглохла там, что ли? Ногами перебирай, Ника! Шустрее!

Пришлось подхватить палки и догонять.

Вот с того самого дня все манипуляции с лыжами на склоне я проделывала исключительно под присмотром Макса. В его обществе. Под его руководством. И только так. А он легко мог сойти за инструктора, потому что сам катался отменно… Нет, он не навязывался, не напрягал меня, но я постоянно чувствовала его присутствие за спиной, где-нибудь рядом — его невидимую поддержку. Даже если при этом мы весь день не говорили друг другу ни слова. Не общались. Не встречались глазами. А когда Макс решал, что с меня достаточно, просто подходил и ставил меня в известность. А если слышал противоречие, просто ждал — неподвижно, с каменным выражением лица — и я неизбежно начинала совершать ошибки, и всякий раз дело заканчивалось тем, что я разворачивалась и плелась за ним в отель, подчиняясь.

А как-то раз за ужином Макс обмолвился, что завтра утром выйдет на пробежку. Соскучился, видать, по бегу. Здесь имелись соответствующие маршруты по интересам, но в этот раз тетя почему-то предложила мне составить Максу компанию. Сказала и сказала. Конечно, на пробежку выходить я не планировала — не мой конек — но Макс уже вцепился мертвой бульдожьей хваткой. Я так и застыла с трубочкой у рта, не успев проглотить молочный коктейль, когда, смерив меня нечитаемым взглядом, он произнес:

— Зря стараешься, мама. Вероника и спорт — понятия не совместимые. Поверь, я видел ее в деле.

Конечно, я сразу встала в позу. Наверняка он знал: все так и будет. Поскорее проглотила коктейль, чуть не подавившись. Макс едва пригубил глинтвейн, не сводя с меня наглых глаз. Но в этой дуэли я не проиграла.

— Где и во сколько встречаемся?

— Неужели придешь? — ненавистная бровь приподнялась.

— Спрашиваешь, — прищурилась, доказывая серьезность намерений, — скорее бы утро!

Пусть для этого мне придется подняться с петухами, пусть придется разбиться в лепешку, чтобы не сойти за врушку — приду!

Конечно, я изначально знала, все это выльется в кошмар наяву. Но я не знала, что кошмар будет длиться вечно. Макс по мелочам не разменивался, щадить меня тоже не собирался. Скупо кивнув при встрече, сразу задал неслабый темп, наглядно показывая, кто здесь хозяин положения. Не интересуясь, по нраву ли мне… по силам… просто бежал. Конечно, я потрусила следом, не успев возмутиться: а где разминка? Сам-то, небось, уже размялся, разогрел мышцы, вон как разрумянился.

Минут через десять начало сбиваться дыхание, еще через пятнадцать — неприятно взмокла спина, скоро вдоль позвоночника заструился настоящий пот и стали заплетаться ноги. Рассвет в то утро был просто изумительным, чистым и ясным… таким высоким, долгим, но на небо я не смотрела, восторгаться мне было некогда: хотелось сдохнуть. Повернуть назад, хотя понимала: полдороги уже позади. Исчезнуть, шагнув прочь с тропы, не сказав ни слова. Заметит ли? Проклясть кого-нибудь, в конце концов…

Дорога сделалась уже, извилистей, рядом сгорбилась гора, и если раньше Макс старался держаться поблизости, то обгоняя меня, то заходя за спину, сейчас он вырвался вперед. Удалялся, избрав комфортный бег, который мне не по зубам. Стало совсем грустно. Для кого я стараюсь?

Тело уже вовсю ломило, о том, что будет, когда вернусь, я старалась не думать. Поясница ныла, предъявляла претензии, требуя немедленной остановки, в правом подреберье ожидаемо закололо, я ведь действительно не привыкла к подобным нагрузкам. А Макс все продолжал бежать — плевать ему на мои перегрузки, бежал, не оглядываясь, как спортсмен, плотно сидящий на допинге… как не признанный чемпион к красной ленточке… да и ноги у него длиннее…

Неудивительно, что на следующем повороте я сдала позиции. Разрыв лишь увеличивался, и тогда я решилась. Посильнее разогналась на затяжном спуске, решив во что бы то ни стало догнать Макса, а то и обогнать, что-то ему доказать… или самой себе, поэтому проворонила неровность… споткнулась, не удержавшись, поскользнулась и все же шмякнулась — сначала плечом, потом и затылком. А после просто растянулась во весь рост. Уже радуясь, остывала, слушая тишину, разглядывая ведомые ветром туда-сюда кроны заснеженных деревьев. Какая же вокруг красота и безмятежность!

Скрипнул снег под треккинговым ботинком. Макс тут же оказался рядом. Даже не сбив дыхания, упал на снег передо мной, склонился, осторожно убирая волосы с моего лица. Стянув зубами перчатку, стер со щеки подтаявшие капли снега своими теплыми пальцами. Я лежала и смотрела на него.

— Ты как? Ника… где-нибудь болит? Скажи мне, где болит?

— Везде, — мученически закатила глаза, — ты же меня умотал… Оставь меня, Макс. Просто оставь меня здесь, — скорбно прибавила, вяло шевеля конечностями, чтобы сделать снежного ангела, — кажется, я умираю…

Он, наконец, понял, что физически я не пострадала, и выражение тревоги с лица вмиг стерлось. На смену ему пришло другое. Не очень хорошее.

— Симулянтка… Хорошо. Я тебя прямо здесь прикопаю, чтобы не страдала, — в лицо полетел снег, сначала легкая крошка, потом субстанция поплотнее, и я зажмурилась, отворачиваясь, потом уворачиваясь, потому что Макс не шутил, принялся забрасывать меня снегом. Как бы намылить не вздумал. Какой же он еще незрелый.

— Прекращай, — еще полная ладошка снега, как ковшом, и я начала отплевываться, заерзала, приподнимаясь. Ничего не поделаешь, придется вставать, он даже мертвого поднимет, — ну, прекращай… все… Макс… нет, ну, ты как ребенок… да я уже наелась снега… ну, хватит… что за… вот же…

Голосу рассудка он не внимал. Теперь снег сыпался непрерывно: Макс загребал его обеими руками, швырял в меня пригоршнями, не на шутку разошелся, осыпая каскадом, выстреливая, как из снегоуборочного рукава. Наверное, этой убийственной технике обучены все мальчишки. С пеленок.

— Это только начало, — мстительно заметил. — Не сопротивляйся. Все быстро закончится. Я обещаю.

Но у меня были другие планы. Далеко идущие.

— Нет, это я тебе сейчас покажу… быструю смерть. Мгновенную. Ты у меня сейчас попляшешь.

Я блефовала. Разумеется, мне удалось перевернуться, потом и встать на четвереньки, прикрывая лицо, даже скатать снежок удалось и размахнуться как следует. Даже попасть. Снежный ком успел разбиться о куртку где-то в районе груди, не выше, но его рука уже метнулась ко мне, наперерез, не дав нагнуться за следующим, взяла за плечо, развернула, возвращая на обе лопатки сразу.

— Куда собралась? Так не пойдет. Лежи смирно, куколка. Лежи смирно, — я не желала выполнять его дурацкие требования, и тогда Макс навалился сверху, жестко фиксируя меня, сгреб руки, выводя их над головой, прижимая к снежному насту отнюдь не вежливо, потому что я беспорядочно размахивала ими, сопротивляясь, отталкивая. Потом недовольно кряхтела, трепыхаясь, как рыба. Потом принялась несдержанно орать, вконец обессилев:

— Это не честно! Да ты же сильнее меня! Ты меня сейчас раздавишь! Ты уже раздавил! Макс! Не играю! Я так не играю!

Плевать ему было на мои возмущенные вопли, он меня обезвредил, обездвижил, теперь просто наблюдал с довольной усмешкой. Но вместо того, чтобы продолжать злиться и кипеть чайником, я вдруг рассмеялась в голос. Лежать на снегу в мороз мне было совсем не холодно. Рассмеялась громче. Макс тоже улыбался, глядя на меня, слушая мой смех, но придерживал по-прежнему крепко, чтобы вдруг не ускользнула. Снег осыпался с ближайших веток, а снежинка с его ресницы мягко спланировала на мое лицо, и вокруг была только пронзительная тишина, оранжевая заря в бледной шафрановой дымке и… какие-то люди.

Мимо пробежала парочка таких же ранних пташек, что и Макс. Кажется, это были немцы. Удивленно оглянувшись пару раз на меня, распластанную, хохочущую, они все-таки выдавили из себя пожелание доброго утра. Что ни говори, вежливость у этого народца в крови. Макс что-то ответил им по-немецки. Они сначала изобразили удивление, косясь на меня, а потом даже заулыбались тепло, по-домашнему, как будто оценили шутку, и даже помахали нам, удаляясь. Вскоре исчезли за поворотом, не стало слышно шагов.

— Слезь с меня, Макс. Ты победил… победил. Теперь отвали…

Он не шевельнулся, только перевел глаза на меня. Улыбка играла на губах, восходящее солнце плавило сталь в зрачках. Пока мы боролись, шапка слетела, и волосы упали ему на лицо. Хотелось убрать их, отвести в сторону, открывая лоб, но руками я сейчас не владела, да и мгновение портить не стоило. А вот очень колоритный кадр можно было сделать. Вышло бы просто потрясающе. Но не судьба.

Любопытной я была от природы:

— Значит, ты еще и по-немецки говоришь?

Он чуть поерзал, словно пытался улечься поудобнее. На мне. Кажется, это не вызвало у меня отторжения.

— Совсем немного. Так… всего несколько слов знаю… Завидуешь?

Я прищурилась, потом устало прикрыла веки. Слишком много сияющего белого цвета вокруг. Похоже, скоро у кого-то разовьется снежная слепота. Макс ослабил хватку, чтобы я могла освободить руки. Я этим воспользовалась, медленно разводя их по сторонам, зарываясь кистями в снег. Его тело напряглось — подобрался, собираясь встать.

— Что ты им сказал? Ты сказал им что-то про меня, я знаю…

Замер.

— Ничего… кроме правды.

— Какой правды? Какой еще правды? Что ты сказал? Переведи, я же не знаю немецкого.

Расслабился.

— Сказал, что ты немного не в себе, — крутанул пальцем у виска, перенося вес на другую руку, чтобы повернуться, усаживаясь на снег, — что с головой не дружишь сказал. Не смотри так. Ты же не станешь отрицать очевидное?

Спорить не стала. Не до того. Я подозревала, сказал Макс не это. Может, не совсем это. Не дословно. Не в таком контексте. Я ясно расслышала, с его губ сорвалось liebe… а то, что означает это слово… Уж точно не «дурочка», это даже мне было известно.

Из-за поворота снова показались какие-то люди. И мне давно уже было не смешно. Наверное, ему тоже. Пружинисто вскочив на ноги, Макс сказал:

— Давай-ка сворачиваться. Подъем, Ника.

Оттряхнул шапку, запихивая в карман. Протянул руку.

На обратном пути мы больше нигде не задерживались. Жаль, до отеля путь был неблизким, слишком далеко загнал меня Макс. Хорошо, больше не торопил, не цеплял, мы вообще больше с ним не разговаривали. Повторять пробежку в ближайшее время, думаю, я точно не стану. А ближе к концу пути, словно жалея меня, Макс даже перешел на шаг, за что я была ему действительно благодарна. Так что к отелю мы подошли, уже отдышавшись, как будто возвращались с самой обычной, пусть и очень ранней совместной прогулки.

*

liebe — любовь

***

Но вот незапланированные каникулы приблизились к своему логическому завершению. Уже послезавтра можно будет увидеться с друзьями, снова посидеть в кафе, отоспаться в своей кровати. Спать, наверное, как урожденная сова, я буду до самого обеда. Сегодня я тоже задержалась со сборами, поэтому к кабинкам успела выстроиться приличная очередь. Стоя рядом, Макс привычно роптал, и мне пришлось долго игнорировать его нытье. А потом, проследив глазами за какой-то симпатичной девушкой, он вдруг решил взять себе горячего кофе. Кого он пытался обмануть? Будто я не заметила, что он пошел вслед за ней.

Вывести меня из себя не получилось. Настроение было бодрым, в голове крутилась какая-то веселая композиция, я с удовольствием мурлыкала ее себе под нос, наблюдая за суетой вокруг. Но все на свете имеет предел. Простояв так довольно долго, почувствовала раздражение и холод. Где же Макс? Он возвращаться вообще собирается? Скоро наша очередь подойдет. Нервничая, принялась оглядываться по сторонам, и тогда мой блуждающий взгляд остановился вдруг на чьем-то незнакомом лице.

Этот парень стоял, глядя прямо на меня, чуть приоткрыв рот, разве что слюна с подбородка не капала. То ли не заметил, что я тоже смотрю, то ли сильно призадумался, потому что выражение не изменилось. Когда мне в край надоели эти глупые гляделки, вспомнив Макса, с намеком покрутила пальцем в районе уха. Жест универсальный, думаю, поймет. И парень, действительно, отмер, а потом стремительным шагом направился ко мне, но ведь я добивалась не этого. С ходу пустился в объяснения. Оказалось, тоже русский.

— Нет, я не болен психически, — у него был очень приятный баритон, и внешность, кстати, тоже была недурна, особенно сейчас, когда закрыл рот, — и в развитии не так уж сильно отстаю, ты не думай, — а потом добавил, продолжая смотреть с неподдельным восхищением. — Я… я просто обалдел. Не каждый день таких красивых девушек встречаю…

Мы оба рассмеялись. Одновременно. Весело, искренне рассмеялись. Это было легко. Стоять с ним рядом, изучать глазами, обмениваться эмоциями. Наверное, со временем мы могли бы стать добрыми друзьями, а может, и не только…

За беседой не заметила, как пролетело время. Мы приехали сюда из разных концов нашей необъятной страны, а на деле выходило, будто выросли в соседних подъездах. Устав дожидаться товарища, к нам подошли и два других его приятеля, ребята обступили меня со всех сторон, скрывая от посторонних глаз. Об очереди и Максе я уже не вспоминала. Мы даже отошли в сторонку, чтобы не толпиться, встали под деревьями.

— Ого, а у Андрюхи десяточка. Мое почтение, — неизвестно к кому и по какому поводу обратился один из них, голубоглазый крепыш в пестрой — бросалась в глаза — вязаной шапочке.

Андрей, тот самый парень, с которым познакомилась первым, раздраженно покосился на него, потом, вздохнув, принялся нас знакомить.

Когда с формальностями было покончено, кто-то из них поинтересовался:

— А ты здесь с кем, Вероника? Наверное, с семьей на отдых приехала?

Я замялась. Снова вспомнила о Максе. Бросила взгляд в сторону редеющей очереди, но его так и не нашла. Огорчилась. Наверное, приударил за той красоткой, успев позабыть про меня.

— Не совсем с семьей, но…

— Значит, со своим парнем? — уже с любопытством перебила вязаная шапочка. Любопытство мгновенно вспыхнуло и в мягких карих глазах напротив, что принадлежали Андрею.

Ответить я не успела.

— Она со мной. Еще вопросы есть? Я внимательно слушаю.

Меня грубо потеснили, отодвинули за спину, вклиниваясь в разговор. Одна палка упала. Пока я ее поднимала, с трудом нагибаясь в этом облачении, сделавшем меня неповоротливой клушей, ситуация усилиями Макса успела накалиться до предела.

— С тобой? — присвистнула шапочка, разглядывая его внушительную комплекцию, которую лыжный костюм сделал еще крупнее, — эта малышка с тобой?

— Как ты ее назвал? — нахмурился Макс, поворачиваясь к нему, — ну-ка, повтори.

— Без обид, приятель, — Макс стиснул зубы, выдавая первые признаки зарождающегося гнева, — повезло тебе, имею в виду…

Андрей поспешил вмешаться. Если бы этого не сделал он, наверное, вмешалась бы я.

— Филя, не свисти флягой… — и уже обращаясь к Максу, — у нас нет проблем, парень… и здесь мы проблем не ищем, совсем наоборот, приехали, чтобы отдохнуть. Как и вы. Хотя лично я на твоем месте, — быстрый, но осторожный взгляд в мою сторону, — далеко бы от нее не отходил… мало ли… Но это так, просто совет…

— А ты не на моем месте. И в чужих советах я нуждаюсь меньше всего, — переключая внимание на Андрея, отрывисто бросил Макс. — А значит, каждый останется при своем, ясно?

— Ладно, ладно. Чего ты кипятишься? Я без подкола сказал.

— Я без подкола ответил. Если с этим разобрались… тогда дальше вы спокойно идете куда шли. Направление можете выбрать самостоятельно.

Ребята упорствовать не стали. Филя еще что-то ворчал за их спинами, но его быстро срезали. Извиняясь, я миролюбиво улыбнулась на прощание Андрею из-за плеча Макса, он ободряюще подмигнул в ответ. Наткнувшись на жесткий взгляд Макса, отвернулся. Чертов Макс. Разве можно так по-свински вести себя с людьми? Ребята ничего мне не сделали. Ему — тем более. Мне что уже, и познакомиться ни с кем нельзя? Я ведь не его собственность.

Устав, наконец, прожигать дыры в спинах удаляющейся троицы, Макс развернулся ко мне. Глядел мрачно.

— Смотрю, времени даром ты не теряешь. Что, оптом дешевле?

Я даже задохнулась на этот выпад, а он продолжал:

— Я давно понял, от тебя будут неприятности… стоило тебя впервые увидеть… Но я не думал, что их будет так много. Мне что теперь, каждый раз придется устраивать гладиаторские бои, если ты окажешься рядом?

— А я-то в чем виновата? Что ты сравниваешь! Вообще-то сейчас мы просто общались, — я с возмущением смотрела на него, пытаясь поправить съехавшие на лоб очки, объяснить что-то, хотя не обязана была этого делать, — Макс, да я же просто…

— Просто посиди в номере, Ника, — оборвал он меня, продолжая, не отрываясь, куда-то глядеть. Проследив глазами, я поймала в фокус стройную фигурку той самой роскошной красотки и позеленела от злости. А Макс, не замечая этого, продолжал, — неужели это так трудно? Ну, или упади на уши маме, она только рада будет снимать твою лапшу. Можешь ты хоть один день не создавать мне проблем? Можешь?

Красотка уже почти скрылась из виду, я видела, как напряглись его руки. Мыслями он был уже там, с ней, а не со мной рядом…

— Теряешь сноровку, Макс, — уронила через губу, — давай, догоняй быстрее… покажи мастер-класс. А то ненароком еще шею себе свернешь. А виноватой, как обычно, выставишь меня.

Не дожидаясь реакции, крутанулась на пятках. В глазах свербело. Но не от обиды. Не только от обиды. Было что-то еще. Что-то другое, в чем я еще долго не смогу себе признаться. Направляясь к главному корпусу, достала телефон и отправила Ярцева прямиком в ЧС. А пусть денек подумает над своим мерзким поведением. Ему не помешает провести самоанализ, почистить чакры, самосознание. Впрочем, и мне тоже.

У самого входа все же не выдержала, обернулась. Не то, чтобы я ждала, что он пойдет за мной, выберет меня, но… Макса за спиной уже не было.

Я просидела в своем номере до самого вечера. Сначала из принципа. Потом из мести. Потом из чистого упрямства. Упрямства было навалом, и даже острый приступ голода меня не остановил. Смотрела сериал, серию за серией. Грызла леденцы и орешки. Ужин тоже пропустила, сославшись тете на то, что у меня дико разболелась голова. А ближе к ночи вдруг услышала, как кто-то тихонько скребется в дверь. На цыпочках подошла, чтобы проверить догадку, и услышала знакомый голос.

— Ника, открой мне. Я знаю, что ты не спишь, — голос Макса — приглушенный, исполненный сожаления, а может, ему не хотелось, чтобы родители или кто-нибудь из постояльцев застукали его под моей дверью в столь поздний час, и он поэтому так проникновенно шептал, — и что с головой у тебя все в порядке, я тоже знаю. Пусти меня. Ненадолго…

Я молчала. Просто не знала, что на это ответить. Все еще не хотела с ним разговаривать. А кто бы захотел после того, что мне пришлось выслушать? Я что ли виновата, что у Макса язык без костей?

Он не уходил. И впрямь не поверил, что сплю, заговорил снова.

— Какая же ты вредная… — а куда без обвинений, это же Макс, — ну, не обижайся на меня. Я весь день тебе звоню, как дурак… и не могу дозвониться. Ты что, заблокировала меня? Это же детский сад, Ника… — помолчал. Как же, ответа не дождешься. — Ника… сегодня утром… я просто разозлился. Я очень разозлился. Не знаю, на кого. Не на тебя, это точно… Я сам не понял, почему так вышло… Ты… с ними… когда увидел… не знаю… Я был не прав… Слушай, давай уже поговорим, как взрослые люди, а не… Ну, открой… у меня в руке бутылка ледяного шампанского, в другой — бокалы… увидит кто, меня же засмеют… черт, я уже три пальца себе отморозил. Пусти меня. Выпьем на брудершафт? Я хочу с тобой помириться. Ника!

Осторожно отошла от двери. Я уже услышала все, что мечтала услышать. Хочет он. Ага. Я тоже многого хочу, но никого этим не напрягаю. Вот пусть теперь тоже помучается, поскулит под дверью… а потом пусть напивается у себя в номере в гордом одиночестве. А нечего вести себя, как пещерный человек… неандерталец… и хам.

В мозгу радостно вспыхнуло, когда снова забиралась на широкий подоконник, подбирая под себя ноги и накрываясь пледом. Значит, не выгорело у него сегодня с той красоткой. Злорадно потерла ладонь о ладонь, улыбаясь отражению в стекле мерзко, совсем как киношный злодей. И поделом ему. Кажется, я тоже не очень хороший человек. Но кто из нас способен к восемнадцати годам достигнуть абсолюта?… Не я… уж это абсолютно точно не я…

Макс оказался прирожденным переговорщиком. Приложил бы усилия, получил соответствующую корочку — и загребал бы немалые деньги. Я столкнулась с ним лоб в лоб в коридоре утром, едва высунулась за порог. Он мягко втолкнул меня обратно. Вошел следом, заботливо прикрыв за собой входную дверь.

— Не гневайся. Я пришел с миром.

А выглядел довольно помятым, будто всю ночь не спал.

— Ты что… ты же не прямо здесь ночевал? Я не хочу разбираться с администратором… С миром ты уже приходил, забыл? Пропусти. Я хочу есть.

Пошел на меня, заставив отступить.

— Ну, еще бы тебе не хотеть. Мне ведь назло вчера к ужину не вышла.

— Не слишком ли ты высокого о себе мнения, Макс? Я открою тебе тайну: мир не вертится вокруг тебя. Орбита мелковата.

Он мужественно проигнорировал мое философское замечание.

— Собирайся. Отвезу тебя в город. Там и позавтракаем. Здесь неподалеку… есть одно хорошее местечко, не для туристов. Мое любимое, если хочешь знать.

Уселся в кресло, закинув ногу на ногу, наблюдая, каким интересом разгораются мои глаза.

— Что? Прямо сейчас? — просто кивнул, пока я сомневалась, — вот только не надо жертв, Макс. Ты знаешь, в отличие от тебя я совсем не кровожадна. И адекватна. Я тебя не держу. Можешь идти, куда ты там собирался. Так и быть… считай, с этого момента мы больше не в ссоре.

Он не шевельнулся, уверенно повторил, вынимая из кармана телефон, чтобы скоротать время:

— Собирайся, вредина. Не испытывай мое терпение. Его итак очень мало осталось. Смотри, я сижу здесь и терпеливо жду. Этот день я хочу провести с тобой… и только с тобой, что тебе непонятно? Родителей я уже предупредил, они не против… одна ты тут кочевряжишься…

Меня не надо было дальше уговаривать. Я тут же бросилась в комнату, распахнула створки шкафа. Что надеть? Что надеть-то?? Приплясывала. А в спину уже летело требовательно-возмущенное:

— Эй! Что-то я не понял… Почему я в ЧС до сих пор? Ника! Ау! А если бы я тебе ночью писал? А может, я и писал… Разблокируй меня! Сейчас же, слышишь? Чтобы немедленно меня разблокировала!.. Да я сам это сделаю… Где твой телефон, куколка? Где телефон, спрашиваю? — я слышала, как он шарахается туда-сюда по гостиной, — куда ты его спрятала? Ника! А ну, тащи сюда свою бесстыжую задницу. И телефон свой прихвати…

Натягивая через голову белоснежный свитер, я глуповато улыбалась в пространство.