Моя Теодосия

XXI

Аарон мог пробыть у них лишь несколько дней. Затем он пожелал отправиться в Статсбург и поприветствовать Натали перед возвращением в Вашингтон. На федеральных территориях он находился под защитой своей должности. Не важно, какие обвинения были выдвинуты против него, он все еще оставался вице-президентом и должен был исполнять свои обязанности вплоть до марта.

– Что же ты будешь делать дальше? – спросила его Тео испуганно.

С тех пор как он приехал, она боялась задавать ему этот вопрос. Куда ему деваться и что ему делать, когда его срок закончится, а с ним десять тысяч в год? Нью-Йорк и Нью-Джерси в равной мере грозили ему.

– Есть много вещей, которые я мог бы делать, – отвечал Аарон.

– В конце концов, я не такой уж бездарный адвокат, – он и в самом деле никогда не проигрывал больших процессов. – Я могу осесть в Филадельфии или в Ричмонде. Но я не сделаю этого. У меня имеются более важные замыслы.

Тео посмотрела на него, удивившись необычной серьезности его голоса.

Они сидели на высокой веранде в Оуксе. Гампи играл на лужайке внизу, напевая невнятную песенку и таская за собой тележку, полную столь ценных для него камней, из кучи на дороге в другую кучу, под самым большим дубом. Наступал вечер, и косые лучи солнца, пробившись сквозь висящие гирлянды мха, упали ему на локоны, отчего они сверкнули пламенем.

Джозеф ускакал верхом, чтобы отдать распоряжения надсмотрщикам. Воздух пах горячей соломой с рисовых полей, и дымное благоухание навеяло на Тео раздумья об октябре и доме. Там были уже сожжены листья, и воздух был свеж и живителен. Здесь же все было иначе.

Тео ждала, когда Аарон продолжит. Вместо этого он закурил сигару, одну из лучших сигар Джозефа, которые привозили прямо из Гаваны, затянулся с удовольствием и, откинувшись на спинку кресла, сказал:

– Если бы у меня была сила воли, я бросил бы курить. Признаюсь, что курение доставляет мне острое наслаждение. Ты тоже могла бы курить, Тео. Это успокаивало бы твои нервы. Попробуй немного курить трубку, типа тех, что используют негритянские ведьмы.

– Ах, отец, – засмеялась она, – это было бы последней каплей для Элстонов. Думаю, они выбросили бы меня в океан.

– Я полагаю, моя дорогая, что придет время, когда ты, может быть, покинешь всех Элстонов, кроме Джозефа, конечно, и они еще будут пресмыкаться перед тобой, чтобы заслужить твою дружбу. Даже если ты будешь курить трубку или подкрасишь губы в красный цвет, или будешь носить перья попугая на шляпке.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Теодосия, с недоумением видя, что он не шутит.

– Мексика, – глубокомысленно произнес он, – или Луизиана, а, может быть, даже Кентукки и Теннесси. Кто может сказать точно? Но, конечно, Мексика.

Она выпрямилась, пораженная его словами, не зная смеяться ей или нет.

– Отец, о чем ты говоришь? Я ничего не понимаю.

Аарон взглянул на нее, и, хотя он уже улыбался, его глаза оставались серьезными.

– Я намерен, моя дорогая Тео, найти империю.

Она расслабилась и улыбнулась.

– Ну да. Это прекрасная мечта. Во всяком случае, у тебя найдутся два помощника – Гампи и я.

– Нет, вы не станете помощниками. Ты будешь первой принцессой, а Гампи – моим наследником. Там найдутся миллионы других помощников. Я вполне серьезно, Тео.

Она пристально смотрела на него с растущей тревогой. Сотни миль в открытом каноэ под раскаленным солнцем – может, это их замедленное действие? Иногда первый симптом выражался в бурном разговоре.

Он читал ее мысли, что случалось часто, и его рот скривился.

– Нет, я не заболел. На самом деле я полностью здоров, – он прикоснулся своими длинными пальцами к ее руке. – Видишь? Я вполне спокоен. Спокоен до такой степени, какая только возможна в вашем адском климате.

Аарон пододвинул свое кресло поближе к дочери.

– Послушай, дорогая. Сделать это просто и реально. Я знаю, как твой ленивый маленький мозг ненавидит работу.

Он замолчал и торопливо осмотрелся, проверяя, не подслушивает ли кто-нибудь, и, удовлетворенный, продолжал совершенно серьезно.

– Испания находится на грани войны с нами. Она может разразиться в любой момент. Это был бы самый удобный случай. Но, даже если ничего не произойдет, я в любом случае поеду вперед, кода мои планы будут готовы.

– Планы чего? – медленно спросила Тео. – Я не понимаю тебя.

– Завоевание Мексики, – ответил он и вежливо добавил, – выпей чаю.

Она испуганно смотрела на него. Потом она решила, что поняла, о чем идет речь:

– Ты имеешь в виду, что правительство пошлет тебя во главе экспедиционных войск, чтобы ты завоевал Мексику для Соединенных Штатов?

– Ничего подобного. У Соединенных Штатов земли более чем достаточно. Я хочу завоевать Мексику для – тебя, себя и Гампи.

– Но это – фантастика, это невозможно! – воскликнула она. Ее сердце забилось, она снова почувствовала страх.

– Это не так, – спокойно сказал Аарон. – Я уже вел переговоры с Англией через Антони Мерри; они дадут корабли. Через Каса Урихо я связался с Испанией. Там действительно ничего не знают о моих интересах к Мексике. Их соблазнила мысль вновь вернуть потерянную Луизиану. Вражду Испании можно использовать для нашей пользы.

Испания, Англия, Мексика. Понятия такие огромные, что не укладываются в голове, но он бросается ими с небрежной ловкостью фокусника, который жонглирует цветными шарами.

Аарон с улыбкой наблюдал, как она пытается скрыть свой страх.

– Ты привыкнешь к этой идее, для этого у тебя есть время. Я должен продолжать медленно, с предельной осторожностью. Мне надо подготовить почву для поездки, до тех пор пока не кончится срок. Потом я сразу сделаю предварительную проверку. Я хочу проехать по западным штатам и вниз по Миссисипи до Нового Орлеана, проверю настроение страны Новый Орлеан, я думаю, обеспечит основную базу для моих операций. Особенно, когда Уилкинсон станет губернатором Луизианы. Мы прекрасно понимаем друг друга. Он кажется мне разумным человеком.

– Генерал Уилкинсон! – повторила она с еще большим изумлением. – Он участвует в этом проекте?

Она помнила главнокомандующего армии Соединенных Штатов как напыщенного и высокомерного мужчину, сильно озабоченного собственной значительностью.

– Совершенно верно, – сказал Аарон, – я уже нашел многих людей, которые смотрят на мой проект с энтузиазмом, но признаться, я никому не открывал конечной цели так откровенно, как тебе. Надо использовать разные сети для разной рыбы. Я доверяю твоей осмотрительности, как своей собственной. Ты ни в коем случае не должна писать об этом. Я дам тебе шифр, который ты сможешь использовать при случае, и мы назовем это дело – «X».

– Но я все еще ничего не понимаю! Как можно найти империю в Мексике? У тебя нет ни войск, ни денег. Я признаю, что ничего не понимаю в таких вещах, я ничего не знаю об управлении государством или интригах, но я не вижу…

– У тебя нет опыта, дорогая. Ты должна довериться мне. Я очень ясно представляю себе, что делать. Войска и деньги будут. Мексиканцы созревают для революции; замученные Испанией, они будут рады освобождению. Конечно, им необходима помощь и руководитель. Это я подготовлю.

Его спокойный, тихий голос давил на Тео. Он был способен на все, абсолютно на все. Она всегда знала об этом. Если он нашел свое поле действия для своей гениальности, почему она не верит ему, а дрожит от глупого страха и дурных предчувствий? И еще…

– Отец, – она колебалась, подбирая слова. – То, что ты говоришь… твой план пошатнул мое понимание, но если это действительно пройдет, это не будет государственной изменой?

Она с несчастным видом ждала ответа, боясь вызвать его гнев, а в памяти вспыли полузабытые слова: «Все эти земли будут частью Америки, наша страна будет простираться от одного океана до другого, могущественный народ с единым языком. Это ничего не значит для тебя?» Тогда она была полностью погружена в свою безнадежную любовь. Но сейчас она вспомнила тихое волнение в голосе Мерни.

– Дорогая, – сказал Аарон, нетерпеливо пожимая плечами, – я не могу обещать, что именно наша справедливая республика расценит как государственную измену, это растяжимое понятие. Я говорил тебе десятки раз, что они имеют право на гораздо большие земли, чем могут контролировать. Это одна из серьезных ошибок Джефферсона. В любом случае, я имею в виду не только западные штаты, а Мексику.

Вдруг он встал и, взяв Тео за подбородок, поднял ее голову так, чтобы он мог смотреть ей прямо в глаза.

– Где та самая вера в меня и мою судьбу, о которой ты так часто говоришь?

Его ноздри расширились, и весь он, казалось, вырос. Он пристально смотрел на нее с почти гипнотической силой.

– Смотри, Теодосия! – он повернул ее голову в сторону окна. На столе перед окном стоял маленький гипсовый бюст Бонапарта.

– Он стал императором за несколько недель, – мягко сказал Аарон. – Ты сомневаешься в том, что я, по крайней мере, равен этому маленькому корсиканскому крестьянину?

Он ждал, не отрывая от нее взгляда, пока не увидел, что все другие эмоции ослабли и осталась только благоговейная вера. Он был глубоко искренним, но часть его держалась в стороне, смакуя драматическое совершенство этого момента. Здесь, на веранде уединенной плантации он творил для нее видение мерцающей в золоте короны; он поступал так со многими людьми.

– Мы тоже будем королями, Тео, – добавил он. – Теперь ты веришь мне?

– Я верю, что ты можешь сделать все, – прошептала она, – все.

Его рука опустилась. Внезапно он отвернулся от нее и принялся шагать по веранде, как бы освобождая свое тело от его жестокой энергии.

– Ты должна помочь мне, – вскоре сказал он.

– Да, конечно. Что я могу сделать?

– Джозеф. Нужно осторожно ознакомить его с планом. Он будет его частью.

Ее сердце замерло. Несмотря на свою веру в отца, она не была настолько безрассудной, чтобы думать, что можно убедить Джозефа.

– Он любит тебя, – сказал Аарон. – Рано или поздно он станет делать все, что ты пожелаешь, – что-то пришло ему в голову, и он нахмурился. – С тех пор, как я нахожусь здесь, я немного обеспокоен. Я заметил, что вы не ладите между собой. По тебе не скажешь, что ты полна привязанности к своему мужу. Я заметил, что вы не часто делите спальню. Я верю, что это не имеет особенного значения.

Она покраснела до корней волос.

– Понимаешь, последнее время я чувствую себя не очень хорошо и я…

– А, так это не его идея, – с облегчением сказал Аарон, – боюсь, он возможно слышал что-нибудь о твоем интересе к капитану Льюису.

Она, задыхаясь, сжалась в кресле.

– Я не знаю, что ты имеешь в виду.

– Мое дорогое дитя, у тебя нет нужды обманывать меня. Я не так глуп, как ты, кажется, думаешь. В Вашингтоне ходили какие-то слухи после твоего отъезда. Ничего существенного, и я не обвиняю тебя в неверности. Так что ты не думай, что я бросаю камни в твой огород.

Она сидела неподвижно. Жар распространил боль, пробежав по всему телу. Знание Аарона, его циничный намек, упоминание сплетен – это ужасное осквернение. В ее сердце был уголок, куда никто, кроме Мерни, не имел доступа; даже Аарон.

– Джозеф ничего не знает, – сказала она тихо. – Это произошло год назад.

В течение года она редко решалась думать о Мерни. Только иногда в сумерки или в туманный час между сном и пробуждением она видела его лицо.

– Это на самом деле было год назад, – язвительно сказал Аарон. – С тех пор Мерни уехал на Запад.

– Ты слышал какие-нибудь новости? – Вопреки себе, голос изменил ей и Аарон разозлился.

– Только то, что последней весной экспедиция сразу же потерялась в дикой местности.

Не сомневаюсь, что он умер, подумал Аарон с удовлетворением. Этот субъект чрезмерно раздражал его. Она дважды была под влиянием этого долговязого капитана, оба раза испугав и расстроив Аарона. Это никогда не случится снова. Если не поможет какой-нибудь несчастный случай: индейцы, дикие звери, многочисленные опасности – все равно так не просто избавиться от проблем. И он со своей обычной ловкостью забыл неприятное и вычеркнул это из памяти. Сейчас были более важные темы для обсуждения.

Гампи, которому надоела игра, притопал на веранду и вскарабкался к деду на колени.

– Покажи часы, – потребовал он и выдернул золотые часы из кармана Аарона. – Покажи тик-так.

Аарон дал часы мальчику и смеялся, наблюдая, как тот держит их около уха с выражением младенческого восторга.

– Миленькие часики, – мурлыкал ребенок. Аарон гладил мягкие локоны Гампи и щипал его за маленькую круглую щечку.

– Я рад, что он говорит четко. Вы уже учите его читать?

Тео вздрогнула. Она не могла так быстро изменить свое настроение, как это сделал отец. Теперь он играл с ребенком, подкидывая его вверх и щекоча, что приводило Гампи в восторг. Казалось, развлечение внука было его единственной задачей.

– Так он читает? – повторил Аарон. – Я доверил тебе и Элеоноре научить его французскому.

– Но отец! Ему только два года, – запротестовала она.

Аарон успокоил смеющегося ребенка.

– Пока хватит, сэр. Ты играй потише. Потом мы пойдем на лужайку и я построю тебе замок из камней. Он достаточно вырос, чтобы выработать у него привычку к учебе и старанию, – добавил он, обращаясь к Тео. – Он скороспелый ребенок и много добьется, если вы не будете так ленивы, чтобы заниматься с ним.

– Замок, замок, замок! – пронзительно кричал Гампи, дергая Аарона за руку. – Сделай замок для Гампи.

Аарон улыбнулся и высоко поднял его.

– Я сделаю замок для Гампи, – сказал он с ударением, – но не такую маленькую игрушку внизу на лужайке, а сверкающий дворец, достаточно большой, чтобы Гампи мог жить в нем.

– А мама тоже? – с интересом спросил ребенок.

– И мама, и папа, и я. Но ты должен быть хорошим мальчиком и научиться читать. Более того, мой маленький Гампи, ты должен научиться быть принцем.

– Принцем, – послушно повторил ребенок, ерзая на месте.

– Сейчас это ничего не значит для него, – сказал Аарон Тео, – и даже ты, как и твой сын, не понимаешь, какое будущее ожидает его. Но ты поймешь. Для судьбы, – добавил он мягко, – можно добиться всего, что мы захотим, если будем упорны в своих намерениях.

Потом он оставил ее одну, позволяя радостному ребенку вести себя на лужайку. Она смотрела им вслед и видела нежное понимание, с которым он вошел в мир маленького мальчика, и ответное обожание Гампи.

Да, подумала она, он прав. Он всегда прав. Для меня и Гампи лучший выбор – следовать за ним. Он уже находился намного выше других людей, и как я могу сомневаться в том, что они, наконец, признают его?

Ее мысли прояснились. Все другие взаимоотношения постепенно исчезли или изменились. Даже в отношениях с Мерни были вопросы и ненадежность. Сомнения отсутствовали только в ее любви к Аарону. Эта любовь просто существовала как часть ее души и тела. Жизнь не могла дать ей больше этого драгоценного дара – счастья быть дочерью.