20 октября 2021 года Новосибирская обл.
- Ну я поехал. Ты это, не грусти, не поминай лихом. Я оставлю тебе часть стволов, бухлишка, там, на первое время обустроиться хватит, а там устроишься. Да и Папая попрошу приглядывать, не даст тебе сгинуть тут с голоду. И еще, самое главное, ты пить бросай, так и до алкоголизма недалеко. Вон, уже похожа, собственно говоря…
- Ты… Ты же не всерьез? Как это ты поехал? И на кого я похожа?? - Глаза секретарши, еще припухшие спросонья (или от вчерашнего возлияния, что тоже очень вероятно) забегали с меня на рюкзак, уже собранный, и снова на меня.
- А то ж! Я всегда серьезный. Даже сам себе в зеркало не улыбаюсь. А с алкоголиками мне не по пути, сама должна понимать, вдруг где попадется выпивка - и сама забухаешь, и меня еще споишь. А я человек отзывчивый все-таки… - Посмотрев, как у девчонки начинают набухать слезинки, тяжело вздохнул. - Ну вот что ты за человек такой, чуть что - сразу в слезы. Собирайся, золотце, нам пора.
Ксюша подскочила, покачнулась, но тут же запрыгнула на меня, обхватив за пояс ногами, и радостно что-то невнятное провизжала практически мне в ухо. Кажется, мое воспитание не пошло впрок. Я ее пытался разбудить битых полчаса, сначала вежливо, потом уже безжалостно расталкивая, но все время слышал только бурчание, что ей плохо и она будет спать дальше. Лишь мои слова про то, что она меня достала и я уезжаю один, заставили ее подскочить, ошалело крутя головой по сторонам. А что было потом вы уже в курсе.
Оторвав худенькое тельце от себя, что стоило немалых трудов (в первую очередь потому, что она почивала в чем мать родила, даже не знаю, когда умудрилась раздеться - укладывал я ее одетую), отправил ее умываться, а сам сел за снаряжение магазинов. С самого приезда выщелкнул все патроны из них, чтобы дать пружине отдохнуть, теперь вот время собирать камни. Сами стволы, опломбированные, хранились тут же, в том самом икеевском шкафу, в котором было оборудовано что-то, вроде оружейки - крепления для автоматов, полочки для пистолетов и прочих приблуд.
Закончив с этим гораздо быстрее, чем Ксения с утренними процедурами, снарядил и ее магазины, еще раз вздохнул и начал собирать ее имущество. Достал из-под кровати каким-то чудом сохранившийся до сих пор некогда фиолетовый рюкзачок, ныне принявший вид камуфляжного в стиле “арт-хаус” - то есть с черными, зелеными и бурыми разводами, вещмешок с самым необходимым, который она собрала по моему наущению, и, собственно, оружие - АКСУ и ПММ. Их Ксюша все еще не любила, но потихоньку привыкала и уже всегда держала под рукой. Так, глядишь, и выйдет с нее толк. Если я раньше не придушу. Очень задумчивое хехе.
Когда я уже всерьез подумывал идти искать непутевую секретаршу, а возможно - и начать приводить в исполнение удушение, она все же появилась. Умытая, свеженькая, как огурчик, и даже почти не похожая на алкоголика. Даже голову умудрилась как-то помыть, в ледяной-то воде.
- Что? - Она уставилась на меня, смотрящего максимально укоряющим взором. - Я пока воды нагрела, пока нашла тазик, пока отмыла его! Это вам хорошо, вы же как обезьяны, подмышки помыли и вперед, за бананами!
От такого напора я аж поперхнулся. Еще вопрос, как ее дневальные не погнали, мы же тут вообще на птичьих правах. Помотал головой, снова вздохнул и поднялся.
- Пошли уже, горюшко. Нам еще пилить бог знает сколько, а еще бы перекусить неплохо, пока кормят на халяву…
На завтрак мы успели. Сегодня там подавали сечку, от одного взгляда на которую аппетит пропадал навсегда, горячую сладкую бурду под кодовым названием “чай” и хоть что-то съедобное - очень вкусный белый хлеб с маслом и вареное яйцо. У меня так даже все в двойном размере, ибо Ксюша посмотрела на это все, покривила высокомерно личико и умчалась в соседнее кафе, оно же чипок, если старое название еще в ходу. Правда, в ее защиту стоит сказать, что сначала спросила, сколько может потратить патронов. На что я разрешил использовать не больше одного магазины ПМ-вских, благо их у нас было сильно с запасом, при том, что сильно этой пукалкой не повоюешь.
Под чисто армейский завтрак накатила легкая ностальгия, даже чай не казался таким уж омерзительным. Даже на секунду мелькнула мысль все же взять чертову сечку, для полной гармонии. Но быстро прошла, хвала Юпитеру. Или Юпитер был уже? А, черт с ним.
Доев, поднялся, унес разнос и глухо выматерился. Ксюша, создание ада, благоразумно оставила все свое барахло, кроме автомата и пистолета,тут, очевидно поленившись переть это все в кафе. И что-то я сомневаюсь, что она вернется сюда за ним, по-любому будет сидеть там и ждать, пока я не принесу. Ведьма. Однозначно. Только что не рыжая, но глаза точно ведьминские, зеленющие.
Покряхтев, забросил на себя свое имущество, кое-как пристроил вещмешок и рюкзачок девчонки и направился к выходу. Застал секретаршу, сидящую за кружкой весьма ароматного кофе, уже доедающей какое-то пирожное. Вот молодцы местные, вокруг черт знает что, а тут нате вам - пироженки, кофеек свежесваренный. Впрочем, тут же одернул себя - даже если все совсем везде навернется, это совсем не повод отказывать себе в маленьких удовольствиях. Коих итак в жизни, особенно теперь, совсем небогато, кстати…
Сбросил сумки на пол, отобрал с боем кофе и сделал глоток, зажмурившись - и вкусно, и чтобы Ксюша глаза не выцарапала. Потом все же отдал назад, сходил и заказал такой же в таре с собой. В оплату попросили всего два “Калашовских” патрона или четыре “Макаровских”. Отсчитал вторые, ибо опять же - не жалко..
На пути обратно увидел влетевшего внутрь старого знакомца, Папая. Был он лохмат, небрит и, в целом, выглядел несколько пугающе. Огляделся мутным взором, поводил носом и безошибочно навелся на меня. Ну да, еще в той жизни у него нюх был как у хорошей собаки.
- Дай! Дай! А то придушу и скажу, что так и былО! - Это недоразумение подлетело ко мне и пыталось отобрать честно купленный кофе, который я всячески укрывал своим телом.
- Да отвали, чудище! - Взвыл я, продолжая отбиваться. - Вон дама стоит, у нее еще есть, иди закажи!
- У меня не на что! - Пролаял Папай. - Я человек государственный, да не чиновный, нас всегда в черном теле держали, вот и сейчас не балуют!
- Ой трепло! - Простонал я, сдаваясь. Картонный стаканчик в мгновение ока исчез в огромной клешне захватчика. - Вот ставлю тельца против яйца, что ты опять всю зарплату пропиваешь да на шл… на дам с низкой ответственностью спускаешь!
Вчерашний разговор я, само собой не забыл. И то, что Папай - на самом деле, не такой уж одноклеточный, тоже понимал. Но эта информация была новой и размытой, а годами привычный стиль общения так быстро не меняется. Да и не видно, что сам Папай изменил поведение, по крайней мере, на людях. Понятно, что это маска, но кто у нас нынче всегда такой, какой он есть? Вот и я не знаю. Хорошо, если масок хотя бы три - когда человек один, когда с близкими и когда со всеми остальными, но у абсолютного большинства людей этих масок гораздо больше. Я вот тешу себя надеждой, что мои образа не кардинально разные, но черт его знает, как оно снаружи…
Вот и маска Папая, та, которая “не в кругу прям своих”, она все такая же, как и годы назад. Был случай убедиться, что где-то там, под коркой недалекого придурка-балагура, сидит вообще-то очень даже не дурак, с золотой медалью и почти с красным дипломом, но из-за постоянных побоев решивший и, что намного сложнее, смогший поменять свою жизнь коренным образом и ушедший в армию, а потом и к нам. Вот и вчера что-то такое проглянулось, так что не сказать, что я был так уж шокирован. Разве что раньше он никогда при чужих и слова умного не говорил, да и даже при своих не всех.
- Тьфу на вас - сморщился Папай, в два глотка оприходовав кофе. - Нет у нас тут таких дам, к сожалению. Все только по любви и никак иначе!
- Тяжело тебе, поди, приходится, ты ж слово “любить” только с едой и выпивкой можешь ассоциировать. - Усмехнулся я.
- Тьфу на вас еще раз. Я еще спать люблю. И когда спину чешут. И…
- Все-все, не продолжай. Чего примчался-то? На халяву чей-нибудь напиток отжать?
- Это само получилось, попутная радость, так сказать. Ты, скотина серенькая, хотел уехать не попрощавшись? - Он нахмурил брови, впрочем, не очень натурально. Хотя смотрелось все-равно угрожающе.
- Не-не, не надо вот. Как раз отсюда думал заехать к вашему Фоменко, дневальный сказал, что он в штабе.
- А я?
- А ты - вот он. Тебя искать не надо. Беда всегда приходит сама.
- Хаха. Очень смешно. Слушай, я и в самом деле по делу. Ты как, с возвратом?
Ничего обещать я ему не стал. Потому что и сам не знаю. В конце концов, не за детьми несмышлеными еду, с ними тоже надо будет посоветоваться. Поэтому же вынужден отказаться и от брони, ибо это станет определенный обязательством, а я ну очень уж не люблю их. С божьей помощью сами уж как-нибудь доберемся, может, и не так быстро и безопасно, как могли бы - но зато и должен никому ничего не буду.
Грустно покивав, Папай порадовал, что Фоменко нынче не в штабе, а в полях, но пообещал передать мои слова, за что я был очень благодарен. Избавил меня от очередной порции чувства собственной вины непонятного за что. Потом предложил пожить тут еще восемь дней - мол, командование планирует отправить тяжелую колонну как минимум до Мариинска, с целью разведки и даже возможного восстановления железнодорожного сообщения. Там тоже было не все гладко - некоторые станции были давно захвачены неизвестными, а кое-где и повреждены пути. Кто это сделал - не было ни малейшего понятия ни у кого, но таких активных соседей командование благоразумно решило проверить. И даже выделяло на это дело броню.
Это было тоже очень интересно - все же, считай, полпути можно было проехать под прикрытием, но время, время… Восемь дней - я или сопьюсь, или придушу кого-то, или еще чего неадекватное сделаю. Нет мочи терпеть. Ксюша, слышавшая весь разговор - мы уселись к ней за столик - сначала расцвела, когда услышала предложение Папая остаться на время тут, потом резко погрустнела и отвернулась, услышав мой категорический отказ. Нет, все-таки надо что-то с этим делать. Вечная привычка отпускать мелочи на самотек - мол, ближе к делу разберемся - в этот раз может вылезти ой каким боком. Да и не мелочь это, если уж откровенно…
Напоследок старый товарищ еще поделился наблюдением, подслушанным у разведки - они катаются по области и много чего видят и слышат. И по их словам, первые пятьдесят километров можно ехать хоть играя на гармошке - тишь, гладь, да божья благодать. Поначалу еще попадались всякие элементы, вырезающие то деревни, то проезжих, но их быстро отучили соваться на эту территорию методом тотального уничтожения и развешивания трупов вдоль трассы. Помогло. Но вот дальше совались редко, буквально - два раза, и то в нашу сторону только один, до поселка Красный Яр. Вроде как, там находились очень важные люди, которых надо было вывезти. А заодно вывезли и почти всех остальных людей. И по дороге ничего особенного не заметили, но это было почти самое начало ахтунга, поэтому не показатель.
В задумчивости вывалился на улицу, отдал Папаю обещанный виски и порулил на выезд. Выпустили нас без вопросов, видимо, предупреждены были. Сняли пломбы с оружия, пожелали счастливого пути и с завистью посмотрели на бутылки с алкоголем, отобранные еще у Володи. Служите, бойцы, успеете свою канистру спирта выпить, какие ваши годы…
Ксюша все еще сидела надутая и я себе пообещал, что на ближайшем же привале все с ней решу. А по дороге до привала надо решить с собой. Вот нашел себе проблему… Но что теперь? Сказать, что все кончено и все такое - не могу. Я ж и не говорил, что что-то начиналось. Да и, в принципе, никогда не умел вот это вот все. Сразу совсем уж сволочью себя чувствовал. Однако, и к Алисе меня тянуло со страшной силой. Даже, может быть, не как к женщине, а как к чему-то старому, надежному, какому-то кусочку той моей, не такой уж и долгой, но однозначно мирной и очень уютной жизни. И если я хочу опять такого - то там точно не место никому третьему. Точнее, третьей. И Лиса, похоже, чувствует что-то похожее, думаю, именно это сквозило у нее в разговоре и в некоторых сообщениях. Но сама, конечно, не скажет, женщина же, царица. Первая не звонит и в чувствах не признается, если это чувство - не голод. Хехе.
Но это я понял давно, разве что вот так складно до этого не укладывал в своей голове. Не такой уж и умной кстати. А вот куда девать вот это чудо природы, сопящее справа и иногда кидающее на меня уничижительные взгляды? Не хочу ее обижать, она же и правда как ребенок, открытый и незащищенный. И ведь сама тоже все понимает и ждет моего решения. Черт! Захотелось материться в голос и куда-то выместить злобу на собственную тупость. Или слабость. Встреться сейчас по пути какой-нибудь зомби - я бы с радостным визгом побежал поливать его пулями из автомата.
Но никто не встретился. В голову пришла неожиданно трезвая мысль - а с чего это Ксюша так ко мне прицепилась? Нет, понятно, что я ее спас, можно сказать, два раза, так периодически балую, восемнадцать - плюс, опять же, сближает, но первое-то время она вовсе не выражала ничего и близко похожего ни на какие эмоции. А потрухушки - это и вовсе следствие, точно не причина.
Логично предположить, что это все последствия того, что мы чертову тучу времени проводим вместе в очень узком кругу. А такое сближает. Плюс, постоянный стресс, горы новых впечатлений, организму требуется разрядка, как физическая, так и эмоциональная. И все это так удачно сложилось, что в итоге мы видим то, что мы видим. То есть надутые щеки и обиженные глаза.
А все это к тому, что как приедем - там появятся и новые люди в окружении, и количество стресса должно поуменьшиться, а следовательно, и то, что, как ей кажется, сейчас испытывает ко мне девчонка - вполне может перекинуться на другой объект. Тот же Миша, он и побрутальнее, и рукастый, на зависть всем, и ловелас еще тот. И тогда все бы сложилось как нельзя лучше. За Мишу я не переживал - он из любой задницы выкрутится, есть у нас с ним тут что-то общее. И Лису мою вытащит. Да и браты там тоже не совсем уж бесполезные, перебедуют как-нибудь до моего приезда, надеюсь, уже недолго осталось.
Осталось только придумать как это преподнести Ксюше и как заставить их мирно сосуществовать с Алисой хотя бы первое время, пока фокус внимания секретарши не сместится. Но уже какие-то наметки есть, это ли не повод перекурить?
- А твой друг не мог с нами поехать? - Неожиданно буркнула Ксюша, когда я только вытащил сигарету.
- А зачем ему это? - Удивился я. - Он там вполне себе удобно устроился, чего ему дергаться куда-то?
- Ну, вы же, вроде как, друзья и все такое.
- Хм. Знаешь - я затянулся и задумчиво выпустил дым в приоткрытое окно. - У испанцев есть очень жизненная поговорка “Los muertos e idos no tienen amigos”, что переводится как “у мертвых и уходящих нет друзей”. И я с ней полностью согласен. Мы ушли, вернемся - будем снова дружить и пьянствовать, это уж как пить дать. Уехали - и нет нас. Жизнь итак штука не особо длинная, чтобы ее дополнительно сокращать в попытке всем помочь.
- И все же ты ужасный пессимист. - Ксюша громко вздохнула. - Хоть вы и всячески его обзывали, но мне Папай показался хорошим человеком. И если бы ты попросил помочь, он бы не отказался, наверное.
- Наверное, не отказался бы, угу. Беда в том, что я ненавижу просить. А насчет хороший… Херня же все это. Вот я думаю, что я чертовски хороший человек, вообще один из лучших. - Девчонка хмыкнула, не поворачиваясь. - Вот, а для кого-то я могу быть исчадием ада. Так что ерунда все это. Нет ни хороших, не плохих, все зависит от точки зрения. Даже сраный Феоктист наверняка считал себя хорошим человеком. А Гитлер? Однозначно же он видел себя рыцарем, спасающим свой народ от несправедливого Версальского мира, а заодно и принеся ему заслуженное место в мире.
- Что? Да как ты вообще можешь про него такое говорить? - Ксюша обернулась на меня и уставилась широко распахнутыми глазами. - Он же был монстр!
- Это со стороны. И я не оправдываю, упаси господь, у меня бабушка блокадница была, наслушался. Тут же вопрос не про объективизацию, а про понятия. Не читал его мемуаров, но уверен -не видел он себя плохим человеком, вот клянусь тебе. Что делал плохие вещи - наверняка осознавал, все же он совсем не дурак был. Но вот ради чего он это делал - совсем другое дело. Благими намерениями, как говорится, устлан путь в ад.
- Я не согласна. Это ты притягиваешь все к своему вот этому, что весь мир серый или коричневый. А на самом деле есть добро и зло. И каждый человек однажды выбирает, как он хочет жить.
- Да ну чушь же, Ксюх. Есть миллиард примеров, когда для благих целей делались такие вещи, что волосы дыбом встают. Просто, что добро для одного - вовсе не обязательно будет добро для всех.
Мы ехали по трассе, также расчищенной от машин, валяющихся смятыми грудами металла по обочинам. Скорость особо не повышал - а ну как что-то случится, надо успеть среагировать. Движения не было никакого - за прошедшие минут тридцать, как покинули часть, не встретили не единой души, даже мертвяков было всего парочку, и те вялые совсем. Надо было поинтересоваться, кстати, их манерами и поведением, все же, если осяду в Красноярске - информация пригодится. Но уже поздно, в любом случае. Зато выспался.
За продолжением философского диспута проехали еще минут десять, и Ксюша все пыталась мне доказать, что добро и зло - это что-то жизненное. Я лишь посмеивался с ее детских аргументов, приводя примеры из жизни, которые доказывали несостоятельность ее теории…
- Мы должны остановиться! Посмотри сам! Им надо помочь!
- Да с хрена бы! - Я стиснул зубы и приложил к глазам бинокль, отобранный у секретарши. - А ты возьми в руки автомат и будь готова стрелять!
- В кого?! - Воскликнула Ксюша - Ты что, не видишь, что это они нас боятся!
- Автомат в руки, сука! - Рявкнул я, не пытаясь сдержаться и готовясь обрулить по максимально возможной дуге возникшее препятствие. - И при моей команде стреляй! Это все может быть приманкой на жалостливых дурачков!
Навстречу нам по обочине двигалась жалкая процессия. Впереди шла закутанная в древнее пальто крупная женщина, за ней двигался не менее древний дед, кативший перед собой тележку с сидящими на ней замотанными в разноцветное тряпье детскими фигурками, замыкала шествие женская фигура с несоразмерно огромным рюкзаком за плечами. Никаких эмоций, кроме жалости, они не вызывали, но именно это и насторожило меня - слишком все картинно, бедные селяне спасают себя и дитяток от большой беды. И очень сильно допускаю, что они попытаются отжать наш Ниссан. В том числе, с помощью оружия, хоть я его и не видел пока, но как-то же они сюда добрались?
Немного не доезжая до них, соскочил на обочину, отдалившись метров на тридцать от дороги - дальше не позволял ландшафт. Дед, заметив нас, бросился наперерез, размахивая руками и что-то крича, но слышно не было. Пришлось высунуть в окно автомат и выпустить в воздух очередь - помогло, он остановился, посмотрел на нас и махнул рукой, тут же развернувшись и уйдя назад. Ксюша, сжимающая в руках свой АКСУ, послушно проводила его стволом, шипя под нос что-то явно ругательное в мой адрес. Опять, поди, параноиком обзывает. Ну и ладно, не помру.
- Как ты можешь так жить? - Проныла секретарша, когда мы отдалились от процессии и вернулись на трассу. - Ты всего боишься!
- Да, собственно, я поэтому и дожил до своих лет, что всего боялся. Хотя формулировка мне не нравится, но не суть. Никого не боятся только мертвые, слышала такое? - Благодушно произнес я, не отрывая взгляда от дороги.
- Ой, да иди ты. Это бесполезно… - Ксюша буркнула и повернулась ко мне - останови, я назад пересяду, спать буду!
Я легко выполнил просьбу (будем считать, что это была именно она), - ночью, значит, первая дежурить останется, если потребуется. Дальше ехали молча - я снова вернулся к мыслям о том, как разрулить сложившуюся идиотскую ситуацию с гаремом, а секретарша и в самом деле, кажется, задремала.
В наколенном кармане пиликнул телефон. Это было так неожиданно, что я аж вздрогнул. Полез за ним, неловко скривившись за рулем - все же Навара не самый просторный для водителя транспорт. Завозился, достал вместе с ворохом ключей - и тут же выронил. Тихонько выматерился и нагнулся, буквально на секунду. А когда выпрямился - увидел на лобовом стекле чертовски знакомую паутину трещин.
Тут же, не раздумывая, рявкнул назад:
- На пол! И не высовывайся!
Соскочил в кювет и, вихляя, как ненормальный, рванул обратно. Прикрываясь невысокой насыпью-дорогой, рванул в обратную сторону, пригибаясь на всякий случай.
Отъехав километра на полтора до неприметной прогалины в лесу у дороги, остановился, обернулся - больно тихо себя вела Ксюша. Она, как и было велено, скатилась на пол между сидений. Вот только не факт, что сама - на светлой кофте расплывалось огромное красное пятно.
В первые мгновения не мог поверить. Потом увидел ее распахнутые глаза и кривящиеся губы, бомбой подлетел к заднему ряду и наклонился над девушкой. Убрал волосы с лица, аккуратно, как самое хрупкое вещество в мире, поднял на сиденье, прошептал:
- Тихо, тихо, маленькая, сейчас все разрулим, ты же меня знаешь. Мы же с тобой как колобки, помнишь?
Ксюша беззвучно всхлипнула, нащупала мою руку и сжала. На удивление, сейчас она даже не пыталась плакать. Просто молча следила за мной глазами. А изо рта текла тонкой струйкой кровь.
Я потихоньку, стараясь почти не шевелить девушку, снял с нее свитер, потом тоненькую белую майку. И внутренне застонал. Это все. Входное отверстие было около правой груди. И это, сука, даже не 5,45, хотя и от него было бы не намного лучше. Пробито легкое, к бабке не ходи. И если входное отверстие аккуратное, то вот со спины… Как же ей больно, наверное. И я тут ничем не помогу.
Сука. Сука! Сука!!! Я мысленно выл в голос, руками продолжая вытирать с нее кровь и шепча что-то успокаивающее. Полез в аптечку. Она снова поймала мою руку и сжала. Я посмотрел на девушку. Она шевелила губами, пуская кровавые пузыри, но говорила очень тихо. Наклонился.
- Я… все?
- Да брось, даже кость не задета, сейчас перебинтую, в части подлечим тебя и будешь лучше, чем раньше - я попытался придать голосу бодрости.
- Ты врешь… - Еле слышно прошелестела Ксюша. - Ты… не умеешь врать…
- Нет! - Чуть повысил голос я. - Есть же еще регенерация, как с моей спиной!
- Дай… договорить… дурак. Мне очень… больно… - Лицо девушки скривила гримаса боли. - Может… так оно… и лучше… а?
Она попыталась мне подмигнуть, но снова скривилась в болезненной судороге.
- Не неси ерунду, маленькая, ты… - Она снова сжала мою руку - ты мне нужна.
- Не дай… мне встать… пожалуйста… - совсем тихо прошептала она и закрыла глаза. - Очень… больно… всю жизнь…
Я все же достал аптечку, залез в нее и тупо смотрел внутрь, одной рукой продолжая держать маленькую лапку Ксюши. Она еще была жива, но я абсолютно не знал, что я могу сделать.
- Обними… меня.. дурак… - Скорее, уловил я, чем услышал.
Выбросил бесполезную аптечку и прижался к Ксюше. Последнее, что услышал - повторение просьбы не дать ей встать.
***
В голове была звенящая пустота. Не было ни тоски, ни злости, ни жалости. Даже то чувство, что надо куда-то спешить, растворилось, словно его и не было. Осталось только одна мысль. И эта мысль обещала много беспокойных дней мне - и очень много страданий некоторым людям. А может быть, и очень многим.