4 октября 2021 года Новосибирская обл.
Продавщица не обманула – дорога по вырубленным делянкам и правда наличествовала. Хотя дорогой это можно было назвать только в нашей стране – просто довольно глубокая колея, местами заросшая уже пожухлой травой. Тут я в очередной раз порадовался выбору машины – Ниссан пер, как по шоссе, с поправкой на скорость, конечно. За окнами уже темнело, хотя отъехали от гостеприимной деревеньки хорошо, если километров на пятнадцать - я уснул только когда небо уже начало светлеть, а Ксюша еще позже. Как раз тогда я подумал, что вот, мол, рассвет, сейчас деревня начнет просыпаться и можно возвращаться к универсаму, за инструкциями по добыче топлива. Но как-то очень долго моргнул и открыл глаза уже после обеда. Пока растолкал Ксюшу, пока перекусили, пока нашли нужного человека, заправились, еще раз перекусили, и так получилось, что выехали почти в девять вечера. Впрочем, особой проблемы я в этом не видел – фары решил, что можно включать, организм бодр, вчерашние сомнения отступили, как и не было.
Всю ночь мы протрепались на абсолютно разные темы. Ксюша поведала мне всю свою жизнь, я похлопал ее по плечу, поддерживая, и сказал фирменное «прорвемся». В ответ на вопрос дежурно рассказал о себе – тридцать пять лет, был женат, еду в Красноярск и, может быть, дальше. На вопрос о бывшей жене отвечать не стал, а снова спросил, куда собирается она. Ксюша надумала добраться до Иркутска, к своей подруге, которая, как оказалось, ее уже ждет. Это новость вызвала у меня легкую оторопь – тут ее чуть ли не в розыск объявили, вокруг как бы не апокалипсис начинается, а она решила автостопом проехать чертову гору километров. Но разубеждать не стал – не маленькая девочка, какая-то голова на плечах есть, вот и пусть решает. Ей, кстати, оказалось двадцать лет – сразу после школы-интерната пошла в техникум, а оттуда в злосчастный Вектор, где проработала меньше года. Вот так карьеры и рушатся, вместе с миром.
Впрочем, про мир это я так, иносказательно. То, что в одной конкретной области все пойдет наперекосяк - я вообще не сомневался. И в соседних наверняка не намного лучше будет. Но вот что это перекинется в каких-то опасных масштабах в европейскую часть России даже - уже верил гораздо меньше. Хоть я и крайне скептически отношусь к нашим «элитам», но в умении охранять свою власть им не откажешь. А если вся страна превратится в оживший могильник, над кем властвовать? Мертвякам и законы ваши, и налоги – все по боку. А это недопустимо, show must go on, как говорится. Думаю, даже могут по Уральскому хребту отгородиться, но там, у себя – не допустят такого. Вопрос, конечно, сколько инфицированных уже успело улететь или уехать туда, но все же, думаю, не такое количество, чтобы все полетело в тартарары совсем.
И сейчас мы бодро катили в сторону Мошково, загруженные топливом в канистрах, обернутых в целлофан - чтобы меньше воняло, кучей всякой всячины для проживания на природе, и отдельно стоящим пакетом с чипсами, сыром косичкой и mm’s. Последний был приобретением секретарши, которая минут на пять зависла около витрины со всей этой дрянью. А когда я подошел, сделала умильные щенячьи глазки и попросила купить вот это, это, это и это – раньше она блюла фигуру, а сейчас уже, вроде как, и можно. Я почувствовал, что ярмо надевается все крепче, но купил – у девчонки жизнь не сахар, можно и побаловать. Тем более, что деньги – это зло, а рот попутчицы, занятый едой, а не болтовней – бесценно. К сожалению, второго спальника раздобыть не удалось, но пару дней уж поживу без него, а там уже и до Красноярска доберусь. Надеюсь.
Дорога была на удивление мягкой, хоть и с колеей – подросшая за лето трава и накопившиеся за годы почти забвения листва и иголки делали поездку комфортной, почти как на хорошей машине по хорошей дороге, лишь иногда покачивали тяжелый внедорожник на кочках. Вокруг был лес, может, даже пели птички, которых заглушало тарахтение дизеля, Ксюша тихо клевала носом на соседнем сиденье, и на меня накатило какое-то непонятное умиротворение.
Так продолжалось, как мне показалось, бесконечно долго, пока сопение секретарши вкупе с темнотой за окном и напряженными предыдущими днями не заставили меня зевать. Бросил взгляд на часы – начало второго ночи. Залез в карты, поморщился. Вроде бы, ехали около четырех часов, пусть даже со средней скоростью километров двадцать в час, но делянки и вырубки петляли по лесу, пару раз я заезжал в тупички и приходилось выбираться назад, и в итоге позади только полпути, а то и и меньше. Это по прямой от Ленинского до Мошково километров сорок, а моими путями я уже за шестьдесят накрутил, навскидку. Подумал, что можно было бы и весь путь за одну ночь проделать, и уже там отоспаться как следует, но махнул рукой. В конце концов, в Красноярске все спокойно, перед выездом узнавал - Миша заселился в квартиру под Алисой, браты-акробаты отзвонились и сказали, что тоже на днях приедут – зараза и там набирала ход, и случаи нападений на улицах бывали все чаще. Я пожелал им всем успехов, Михаилу поведал об одном очень тайном шкафчике, где хранится кое-что не менее тайное, и успокоился.
И поэтому сейчас с чистой совестью выехал на первую попавшуюся полянку, чтобы не перегораживать колею – ну вдруг кто поедет, и собрался спать. Но сначала растолкал совсем разомлевшую Ксюшу, посоветовал ей справить естественные потребности и откинуть сиденье, если утром не хочет разучиться стоять на ногах – хоть у меня и неродные передние кресла, но спать в них сидя все-равно удовольствие сомнительное. Та недовольно зыркнула на меня, но послушалась. Так же поступил и я, добавив, конечно же, сигаретку на свежем воздухе – вонь в машине раздражала, а за несколько часов езды по лесу не попалось ни одного мертвяка, поэтому я чуть расслабился. Но перед сном все же заблокировал все двери.
Утро порадовало чудной погодой с ярким солнцем, орущими пичугами и странными гостями. Были эти гости одеты в какие-то нелепые темные плащи, с накинутыми на голову капюшонами, и сидели они вокруг костра на нашей полянке, метрах в пятнадцати от машины. Над костром виднелся парящий котелок и первая ассоциация, которая у меня возникла – это что-то про ведьм и их зелья. Тряхнул головой, выкидывая чушь из головы. Разбудил секретаршу, на всякий случай расстегнул кобуру и вылез из машины, разминая затекшее тело. Сидящие у костра обернулись на звук хлопнувшей двери, оглядели меня и приветливо махнули руками. Двое были сильно в возрасте, седые, с усами и бородами, а один, наоборот, совсем юный, на глаз – лет пятнадцати. Я помахал в ответ, но подходить не торопился, все же утро, есть дела поважнее знакомства.
Через пару минут я вышел из леса, дымя сигаретой, достал из Ниссана банку энергетика и направился к костру. Откровенно говоря, особого желания общаться эта троица не вызывала, но они явно были местными, и могли подсказать, как еще подольше ехать подобными путями. А меня нынешний способ перемещения устраивал, несмотря на сомнительную скорость. На полпути перехватила взлохмаченная Ксюша, стрельнула у меня сигарету и утопала в лес, а я подошел к костру и присел на лежавшую сухую лесину.
- Доброе утро, не помешаю?
- Здрав будь, добрый человек! – Странновато поприветствовал меня самый старый на вид из сидящих дед, но крепкий, поджарый – Мы всегда рады разделить трапезу с гостем. Отведаешь ли чаю нашего лесного?
В голове опять замелькали мысли про сказочных созданий – ну там, лешие и всякое такое. Больно уж непривычно звучала речь.
- Да у меня свое питье, но спасибо за предложение, добрые люди – в тон ответил я и помахал зеленой бутылкой. – Не подскажите ли, куда ведет эта дорога? А то вчера, кажется, немного сбился с пути.
В лоб задавать вопрос как объехать трассу казалось неуместным, поэтому зашел издалека.
- Как же ты это сбился, нешто без навигатора да смартфона ехал? – прищурился все тот же сухой старичок.
- Да с навигатором, конечно, но он эту просеку не знает же, просто лес показывает. А мне с девушкой в Юргу надо, к родителям – прибегнул я уже к знакомой легенде, чуть удлинив маршрут от Мошково.
- Это ты правду говоришь, мил человек, не знают ваши эти приблуды электронные лесов наших и никогда не смогут узнать – степенно проговорил старик, а двое остальных согласно закивали головами. – Но до Юрги так не добраться вам, к югу вас судьба увела, а она севернее. По этой стежке два дня пути до Горного. Видать, и правда заплутали вы с девчиной, что и не удивительно – кто ж ночами по лесу путешествует? Для этого светлый день есть, а ночь – время для сна и отдыха.
Меня напрягала его витиеватость, про направление подсказал и хватит. Дальше сам разберусь. Начал подниматься, но тут сзади на плечи опустились маленькие ручки и в ухо промурчал голос Ксюши:
- Дорогой, я так устала в машине, давай передохнем сначала?
Вообще-то я не собирался дальше разыгрывать комедию про пару, но посмотрел в глаза девушки, где плясали веселые бесенята, и подумал, что заталкивание ее сейчас в машину будет не лучшим решением. Опустился назад, отхлебнул из бутылки.
- Ну давай, отдыхай, зай. Разомнись, например, а то нам еще назад возвращаться, искать, где не туда свернули – и злорадно посмотрел на девушку. Та опустилась рядом на бревно и положила голову мне на плечо. Ну ни дать, ни взять, счастливая молодая пара на отдыхе. Я ткнул ее локтем:
- Зай, ты же устала в машине, так давай, вставай. А насидеться успеешь. Давай-давай, сделай разминку, там, поотжимайся, полезно тебе, молодой. Кровь разогнать, то-сё. – И столкнул ее с бревна. А нехрен лезть в мои планы, которые, вообще-то, нас обоих касаются!
Троица хмуро посмотрела на меня из-под капюшонов, молодой даже укоряюще покачал головой, но промолчали. Ксюша и правда встала и начала делать зарядку, размахивая руками, как бешеная мельница. Молодой наклонился к разговорчивому старику и что-то прошептал ему на ухо. Мне это не понравилось, и я решил уже плюнуть на все и ехать, но старик заговорил:
- Добрые путники, может, отведаете все же чайку нашего славного? Он вам в пути бодрости добавит и ум острее будет. И нам приятно будет, все же день будет не зря прожит, если путнику помог. – Я уже начал качать головой, намереваясь отказаться, но он добавил – А после я вам и дорожку покажу, как вам до Юрги добраться, чтобы назад не сильно далеко вертаться. А от развилки вы далече уехали, версты на четыре, все ж время сэкономите. Вы же, современные, постоянно куда-то торопитесь, спешите, а время-то, оно же все быстрее мимо вас бежит. А вы и рады. Не цените вы его, а потом обижаетесь, когда оно заканчивается вдруг – и с грустью опустил голову.
Мне он не нравился все больше, особенно с последней фразой, про вдруг закончившееся время, и я опять начал вставать, но снова влезла Ксения. Однако, нам нужно будет еще раз поговорить, и куда более серьезно. И пусть хоть до обезвоживания изноется, но это никуда не годится.
- Да, конечно, мы с удовольствием выпьем с вами чаю, уважаемые – задорным голосом едва ли не выкрикнула она. – А за подсказ о дороге вдвойне благодарны будем!
Я схватил ее за руку, прижал к себе и прошипел на ухо:
- Ты че творишь, убогая? Ты сейчас одна здесь останешься чаевничать, без меня!
Ксюша замерла у меня в руках, улыбка пропала с ее губ.
- Негоже на девку руку-то поднимать, добрый человек - елейным голосом произнес все тот же старик и протянул мне кружку с ароматно пахнущим настоем. – Вот, испей чаю. Он и для нервов пользой немалой обладает. - Пахло смородиной, земляникой и чем-то еще, так, что слюни сами побежали. Но мой взгляд за что-то зацепился, и я не мог понять за что. Отпустил Ксюшу, взял алюминиевую посудину, и покачал в руках. Первым пить это я не собирался, как бы замечательно не пахло. Знаю я таких лесных жителей. У них частенько примесь мухомора считается или лечебной, или духовной. А непривычного человека с ног может сшибить только так. Старик следом взял еще одну кружу из рядка, наполнил ее варевом, протянул Ксюше и потянулся за еще одной тарой. Я внимательно смотрел за его руками, но догадка, что же привлекло мое внимание, как обычно в моей жизни, пришла слишком поздно. Кружки было четыре!
Но когда я это понял, кто-то вдруг выключил для меня мир.
***
Придя в себя, я не торопился открывать глаза. Хотя сильно болела голова, руки и ноги были связаны, авокруг явно происходило что-то интересное – что-то скрипело, поверхность подо мной слегка тряслась, а где-то за ногами вещал все тот же клятый старикан. А лежал я на чем-то твердом, со связанными за спиной руками.
- И поэтому они и падут, дочка. Их жизнь – это большая ошибка богов. И теперь-то боги эту ошибку решили исправить. – он как-то очень счастливо вздохнул. – Али не прав я, и видишь ты своим иным взглядом, что это я ошибаюсь, а, Оксанушка?
На какое-то время повисла тишина, а потом знакомый голос секретарши медленно ответил:
- Я не со всем из сказанного вами согласна, но, в целом, сложно не признать правоту – в ее голосе слышалась непривычная задумчивость. – В той жизни и правда каждый любит только себя, а на окружающих всем плевать. А уж на природу - тем более. Вот только я не поняла, чего вы от нас-то хотите?
- От вас – ничего, а вот от тебя и от него – хотим чего-то. Иль вы, все же, и правда пара, и не соврал мне это шут гороховый?
Что-то за совсем недолгий период знакомства у меня уже столько профессий сменилось. И доставщиком был, и бухгалтером, и шутом вот представили. Ксюша опять помолчала с минуту, но потом все же ответила правду.
- Нет, мы не пара. И он не шут, он мне дважды очень сильно помог, а потом еще целую сумку всяких вкусняшек купил. Он хороший, на самом деле. – тут я чуть не хмыкнул. Нет, не понять мне ее. Девушка продолжила – а от меня и него вы что хотите?
- Тебя, дочка, я приму в нашу веру. Вижу я, что у тебя доброе сердце и чистая душа. Только тебе надо будет постараться, конечно, не всяк вхож в наш круг, и прибавится у тебя и хлопот, и ограничений, но ты сильная. А спутника твоего я сейчас попрошу вон в той луже на пару минут оставить, лицом вниз – последнее предложение прозвучало ощутимо громче, что мне не очень понравилось.
- Но за что? Он же вам ничего не сделал. Я не осуждаю ваше решение, мне просто интересно – Ксюша говорила очень спокойно. Настолько, что подозревалось всякое нехорошее. – И почему он шут?
- А потому что притворяться дюже любит, поэтому и шут. И в лужу поэтому же, и чтобы неповадно было подслушивать чужие разговоры, аки тать какой в ночи.
Пришлось проснуться официально. Глупо было бы и дальше изображать, если прямым текстом говорят, что заметили как я пришел в себя.
- А ты, старче, не по годам внимателен, скажу я тебе – прокряхтел я, переваливаясь на спину. – Как понял-то, что я очухался? Колдун что ль?
- Да тьфу на тебя, язык как помело, доедем - заставлю с мылом вымыть, нелюдь поганая – с чего-то психанул старик. – Не твоего скудного умишки дело, как я что замечаю, ты лучше помолчи да полюбуйся, какая красота вокруг! Поди, никогда в настоящем лесу-то и не был, горожанин! – Последнее слово он с омерзением выплюнул, будто навозную муху, залетевшую в рот.
- Не угадал ты, батя, вот совсем. Я и похлеще леса видал, настоящую тайгу даже. В деревне я родился, старый, так что навидался всяких деревьев на всю жизнь.
Я абсолютно не понимал, что происходит, кроме того, что все снова пошло не по плану. Ну, а когда у меня иначе-то было? Огляделся вокруг, слегка округлил глаза. Снаружи и правда был лес, светлый и какой-то весь чистый. Но удивился я другому – меня везли на настоящей телеге, запряженной бурой лошадкой. Это что еще за новости? Лошадей я в своей жизни повидал, телег тоже, но чтобы это было вместе и применялось для перевозки – это было чем-то новеньким.
- Деда, а вы, случаем, не эти, не реконструкторы? Или, может, толкиенисты какие? Ну, там, мечи, алебарды, рыцари, и все вот это вот? Что-то транспорт у вас какой-то несовременный. – Не слышал о таких вблизи Новосибирска, но я такими вещами на родине и не интересовался никогда. А потом пришло в голову , что они вообще-то очень похожи на магов из Хоббита, тоже в плащах, двое бородатые, седые. И пока никто не ответил, я продолжил. – Да точно! Вы же, наверное, Гендальф и Саруман, да?
Сам не понимал почему, но страха не было. Хотя ситуация была, как минимум, необычная. Но лежать, молчать и бояться не хотелось совершенно, наоборот – накатило ощущение какой-то бесшабашной лихости, как бывало изредка ранее. И никогда это ничем хорошим не заканчивалось. Не закончилось и сейчас - надо мной протопал какой-то мужик, которого было совсем не разглядеть снизу вверх, да на фоне солнца, а потом мир опять выключили. Уже видя летящий в голову дрын, успел подумать, что хоть голова сейчас перестанет болеть, тоже плюсик.
В следующий раз я пришел в себя в темнице. Да-да, в самой настоящей темнице, которая явно находилась ниже уровня земли, судя по сырости и прохладе. Наверху-то еще потеплее было… Для начала я решил осмотреть себя. Из очевидно недостающего – на мне не было моей одежды, вместо которой напялили какой-то балахон из грубой ткани, как бы даже не мешковины. Хорошо хоть трусы оставили, а то страшно представить, если бы совсем на голое тело такое надеть… Еще из внешнего осмотра – на сильно болящей голове в разных местах две приличные шишки (скоты, могли бы в одно место бить), руки уже в наручниках и на ногах была самая настоящая короткая цепь, соединенная навесным замком. Бог ты мой, что здесь происходит? Я где? Робин, бедный Робин, куда же ты попал…
И правда, где я? Свет поступал из мутного окошка на потолке, где, как я подозревал, и есть выход отсюда. Стены были кирпичные, пол на ощупь бетонный, и я бы совсем околел, если бы не деревянный лежак, на тонких цепочках откинутый от стены, на котором я и очнулся. В углу стояло металлическое ведро с понятным назначением. Тщательнее ощупал, как мог, железяки на ногах, нашел место соединения, выматерился. Была легкая надежда, что там будут болты и получится их раскрутить или расшатать, но нет – как и следует по канонам, там были клепки. Ты посмотри, какая историческая достоверность! Вот только сомневаюсь, что всамделишный кузнец клепки ставил, там бы я наверняка пришел в себя, так что наверняка вполне себе современным инструментом пользовались. Если увижу их бога – пожалуюсь на отход от канона, как минимум, за наручники.
Уселся на лежак, потом улегся и уставился в потолок, задумавшись. Кто это такие? И почему такие наглые? Неужели и сюда анархия докатилась? Но ведь еще в Ленинском было вполне себе прилично. А кто это – тем более не представляю. За все время проживания в столице Западной Сибири, я никогда не интересовался жизнью за пределами города. Даже в самом городе, на самом деле, тоже не очень интересовался – львиную доли времени съедала работа, помимо нее лишь несколько раз ходил в бары, пару раз в клубы, да по достопримечательностям – зоопарк, аквапарк, планетарий. Поэтому, что за чудики могут жить в паре часов езды от города, не имел ни малейшего представления. Из услышанного похожи либо на тех же реконструкторов, но для них очень уж они резкие, да и не слышал я, чтобы те вот так кого-то постороннего вязали и увозили черт знает куда. Либо на староверов, но, насколько я их знал, эти были ребята ниже воды и тише травы, для которых в принципе самое главное в жизни – чтобы их никто не трогал. Был у меня опыт общения с культистами, но у нас давно их разогнали, уже лет двадцать ничего не слышал. Не могли же за несколько дней они и собраться, и охаметь так…
И самый главный вопрос какого, собственно, хрена происходит? На кой черт им ловить меня и девчонку? Дорогу перейти я им нигде не успел… Разве что припарковался в каком-то их заповедном месте? Так там обычная полянка была, возле какой-никакой дороги, не думаю, что был там первым. Да и знаки бы какие тогда поставили, лесники чертовы. В версию, что они по заказу тех же ФСБ или еще кого из этой неприятной братии, верилось еще сложнее. Если все же культ, то возможны самые поганые варианты, но именно эта версия мне казалась наименее вероятной. Подумав обо всем этом еще какое-то время, я плюнул, не придя ни к какому решению, и незаметно задремал.
Проснулся от льющегося сверху голоса, к сожалению, совсем не ангельского.
- Эй, ты! – Повелительно крикнул кто-то незнакомый. – Брат Феоктист тебя на беседу вызывает, давай поднимайся! Да не вздумай сопротивляться, мигом тебя взад полетать отправим!
Голос был до омерзения бодрый и уверенный в своей безнаказанности, от чего безумно захотелось сделать ему очень-очень больно. И брату Феоктисту заодно, кто бы он ни был. Но со спутанными ногами и руками это было сложновато, поэтому я пока последовал приказу и встал. Потянулся до хруста костей, и мелкими шагами (а другими не позволяла короткая цепь на ногах) прошлепал к появившейся лестнице, ведущей в потолок. Посмотрел на редкие ступеньки, на ноги, и заорал вверх:
- Брат какой-то, а как я по вашей лестнице-то поднимусь, если у меня ноги в цепях? Хоть бы подлинее сделали, я ж даже до первой ступеньки так не дотянусь, умники! Так и окочурусь здесь, вам назло! И брат Феоктист без беседы со мной останется!
Наверху на минуту наступила тишина, потом раздались тихие голоса, вселяя в меня легкую надежду – а вдруг сейчас освободят ноги хотя бы? Тогда уже и побарахтаться можно попробовать! Но снова надежды не оправдались, сверху раздалось:
- А ты руками цепляйся покрепче, да подтягивайся пошибче, так и поднимешься. Чай, не баре, чтоб тебя кто поднимал, или, тем паче, расковывал. Давай, милок, вылазь на свет божий. А будешь себя хорошо вести – после беседы еще и отобедаешь с нами, и даже водицы дадим.
При словах о воде в горле запершило – все же я не пил как минимум полсуток, а то и поболе, отчего жажда напоминала о себе все сильнее.
- Ну давай попробуем, что вы там придумали, акробаты хреновы – сказал я вверх и потянулся руками к верхней перекладинке.
- За сквернословие – будем наказывать, милок, уж не обессудь. Один раз я сделаю вид, что ничего не слышал, а в следующий уже будешь получать палками по пяткам, а это дюже больно, уж поверь мне.
Я скрипнул зубами, но продолжил свой корявый подъем. Подтянуться руками – поставить ноги – подтянуться руками… и так метра четыре. Когда моя голова поднялась над землей, я прищурился от ударившего в глаза света и сморгнул набежавшую слезу. Передо мной стоят давешний старик, который все молчал, а по бокам два дюжих парня, с дубинами в руках. Средневековье какое-то. Выбрался на поверхность целиком, как мог отряхнулся и выпрямился, смотря в глаза старику.
- Ну-ну, не прожигай меня своим взглядом, нет в тебе силы такой, милок – дед улыбнулся и похлопал меня по плечу. – А коли боги тебе ума дадут, так ты еще и благодарить всех будешь, что мы тебе на дороге попались, да на путь истинный наставили. Ну шагай, шагай, вооон в ту избу тебе, там тебя брат Феоктист ждет. А славные наши молодцы тебя проводит, чтоб не заплутал ты где по дороге.
И поганый старикан так по-отечески прям погладил меня по голове, с такой открытой и доброй улыбкой, что захотелось плюнуть на все и садануть ему со всей дури прям в говорливое лицо. Ненавижу вот таких добрячков, которые сладко поют и улыбаются, но делают все совсем не так и такими методами, что иным и Чикатило позавидует. Кое-как сдержался, кивнул и потопал в указанном направлении – к высокой нарядной избе, с резными и цветными наличниками, украшенным коньком и фигурным крылечком. Смотрелось, правда, здорово, и если бы не обстоятельства – я бы обязательно рассмотрел повнимательнее.
В избе меня провели в небольшую комнату и оставили одного стоять посреди помещения, лишь у порога замер один из сопровождающих. В комнате был стол со стульями и две лавки под окном. Стоять я не хотел, поэтому прошел к стене и уселся на низенькую лавочку. Здоровяк у входа проводил меня косым взглядом, но с места не сдвинулся. Ишь ты, служба!
Спустя несколько минут в комнату пожаловали двое – паскудный разговорчивый старик с поляны и с ним здоровенный детина в маске. Маска мне не понравилась сразу, больно уж ассоциации нехорошие возникли. Вставать и приветствовать не стал, много чести, просто проводил обоих взглядом. Заявившиеся степенно прошествовали к столу, старикан сел во главе стола, а хрен в маске остался стоять за его спиной. Помолчали. Наконец, старик произнес:
- Присаживайся к столу, человече. Беседовать будем. – Голос его был абсолютно безэмоционален, как у пылесоса.
Я секунду подумал, но все же встал и пересел за стол.
- О чем же будет наша беседа, старче? – Все это напоминало мне заигравшихся актеров, и желчь сама рвалась из моего рта.
Старик молча смотрел на меня, даже не моргая. Потом кивнул и жлоб за его спиной неожиданно резко шагнул ко мне, уронил с лавки и навалился всем своим немалым весом, аж дыхалку сбил. Я немного поплыл, а через минуту меня уже тащили под руки в другую комнату, где втроем одолели мое сопротивление и пристегнули к вбитым в стену крюкам, зафиксировав на весу.
- Будешь ли ты, заблудшая душа, еще сопротивляться, перечить, аль неуважительно разговаривать? Или еще попросить Василька тебя приложить? – Все так же без эмоций проговорил мне в лицо пакостный старикан. Василек – это здоровяк? Какое на редкость неподходящее имя. Васильки должны быть милыми, домашними, а не жлобами под два метра ростом и весом далеко за сто кило.
- Я готов побеседовать, но дальше обещать ничего не могу – пропыхтел я, пытаясь восстановить дыхание.
- Пока и я тебя ничем блазнить не буду, но мне уже не по душе твой нрав – дед смотрел на меня оценивающе, прищурив один глаз.
- Это вас не делает уникальным, уж поверьте – Увидев, что ко мне опять направился гребаный Василек, добавил – Это не оскорбление, это на самом деле так. Уж не наделила природа характером, нравящимся всем, что поделать. Нет, если вы хотите только лести и лжи, то я, конечно, могу попробовать, но смысл такой беседы?
Дед махнул рукой и здоровяк вернулся в свой угол.
- Я сразу подумал, что ты не глупец и не трус, Кирилл. Еще на поляне. И именно поэтому ты здесь. И спутница твоя у нас и даже с нами, но пока готовится к вступлению, а вот ты, мне кажется, не готов еще - из речи старика пропали архаизмы и даже проявились какие-то эмоции. – И нам нужны такие как ты. В свете наступающего часа зла наша община нуждаются в людях дела. А ты у нас найдешь кров и пищу, безопасность и тепло. Но! – Опять сбился он на пафос и артистизм. Пауза затянулась и я спросил:
- Но что?
- Но ты должен отринуть ложного бога и принять истинную Веру! - В глазах у старика что-то мелькнуло, но непонятно что. Может, отсвет той самой Веры с большой буквы, может, начинающееся безумие, что для меня очень близкие понятие. Я кашлянул и ответил:
- Я, конечно, извиняюсь, но о какой вере речь? И кто, собственно, вы? Я вот православный, зовут Кирилл, вы это знаете, а я ничего ни о вас, ни о вашем вероисповедании знать не знаю.
Старик отодвинулся от меня, задумчиво посмотрел и уселся на лавочку – копию той, на которой сидел я совсем недавно.
- Я Феоктист, жрец Бога Рода, Бога Коляды, Ярило, Даждьбога и Сварога! – Теперь пафос в его голосе просто зашкаливал, аж захотелось оглядеться в поисках камер. Но, боюсь, тут вовсе не съемки идут.
- А разве не должен быть у каждого бога свой жрец? Я не специалист, конечно, но так кажется – поинтересовался я.
- Ты юн и ты дитя тварного мира тела, поэтому и не знаешь очевидного, человече. Даждьбог, Коляда, Ярило и Сварог – это все один бог, Бог Солнца нашего светлого! А Род – верховный бог, жрец любого бога является и жрецом верховного!
- Спасибо за пояснения – я кивнул. – Наверное, мне стоило бы задать вопрос, что мне даст переход в вашу веру, и с чего вы взяли, что наступает час зла, и что мне будет за отказ, вот только у меня тоже есть одно Но. Я крещен уже лет как двадцать, и хотя меня сложно назвать истовым христианином, но все же вот так взять и переметнуться в миг? Нет, спасибо. Да откровенно говоря, не думаю, что у нас бы в принципе дружба получилась, вы же вон, и живете по законам божьим, и говорите своеобразно, а я, вы правы – дитя тварного мира. Насчет тела не уверен, но, в целом, оно так.
Старик задумчиво и как будто даже одобрительно смотрел на меня. На этот раз молчание затянулось, потом он подозвал Василька, что-то ему сказал, отчего я слегка напрягся, но тот принес парящую кружку и снова вышел из комнаты.
- Мне нравится на самом деле твой ответ, Кирюша – опять вернулся Феоктист к нормальной речи. – И именно такие люди нам и нужны. Мне хватает безмозглых верующих, которые ловят каждое мое слово и включают голову лишь три раза в день – для еды. Но те как меня слушают, так и других будут слушать, не задумываясь. И толку от них никакого, если к нам опять забредут мертвяки какие. Ну, от большинства, по крайней мере. А ты, я вижу, если будешь верен нашему делу, то так просто не предашь, и сам думать сможешь, и о себе, и о общине нашей. Я не требую от тебя уже завтра абсолютного разделения наших взглядов на мир и богов, ты к этому сам придешь обязательно, обещаю. Но если ты хочешь выйти отсюда своими ногами, то должен на общем вече отречься от Христа и признать нашу Веру! – в конце в его речи скрежетнуло железо.
Теперь замолчал я и думал так же долго.
- Знаете, я бы мог вам сейчас сказать, что все, согласен, а потом попытаться извернуться. Но во-первых, опять же, не люблю предавать. Во-вторых, интуиция мне подсказывает, что вы не такой уж наивный, чтобы вот взять и тут же меня освободить. Но и выйти своими ногами как-то хочется. Поэтому хотелось бы подумать. И еще, если не сложно, воды - очень уж жажда мучит.
Феоктист улыбнулся, словно получил приятный подарок.
- Я рад, что ты ответил именно так, как я и думал. Если бы ты сразу согласился, то и веры бы тебе не было никакой. Кто легко предал одного бога, тот так же легко отречется и от наших, и тем более - от общины. И я дам тебе время подумать. До вечера завтрашнего, как раз будем Вече проводить. А чтобы тебе легче думалось… - и затих, нагнетая саспенса. Интрига растягивалась и старик уже начал хмуриться, когда в комнату вернулся Василек. И вернулся он, держа в длинных щипцах раскаленную добела металлическую хреновину в виде трехпалой птичьей лапки. Что-то этот Василек мне все больше не нравится!
- А чтобы тебе легче смекалось, мы немедля одарим тебя руной Мир. Она даст тебе духовную защиту и силу, чтобы принять верное решение! – Продолжил старик. – Ставь Василек! А ты не дергайся, хуже придется, может, еще спервоначалу и не выйдет, ежели смажешь печать!
Дергаться мне было достаточно проблематично – я был растянут на крюках так, что только головой мог шевелить. Но и спокойно смотреть не хотелось. Я начал напрягать конечности, в попытке освободиться, но куда там. И я не Илья Муромец, и руки с ногами были скованы на совесть. Но все же, когда поганый здоровяк протянул ко мне раскаленный металл, получилось чуть изогнуться, и вместо груди руна вписалась в ребра под рукой. Вообще-то у меня с детства достаточно высокий болевой порог, но тут прохватило так, что искры из глаз посыпались, однако я сдержался и не заорал, лишь скрипнув зубами.
- Ну вот, а я говорил тебе, не вертись! Кто ж ставит печать божью на кости? Мы же не изверги какие! Никонор, Игорь! – Выкрикнул жрец, и в в комнату заглянули двое сопровождавших меня от темницы. – А прихватите-ка, молодцы, гостя нашего, а то он аки змея какая вертится, работать Васильку мешает.
И эти скоты прихватили меня, окончательно лишив свободы движения. Но прижигание на груди и в самом деле было не таким болезненным, как на ребрах, и я уже собрался расслабиться, как поганый старик добавил:
- И на спине добавьте-ка ему благословений. А то ежели до вечера не надумает, то там они ему помогут – в голосе его явно слышалась насмешка и радость человека, получившего власть. Ну подожди, ублюдок, еще посмотрим, чьи в лесу шишки…
Меня сняли со стены, не очень вежливо уронили на пол лицом вниз и прижали руки-ноги, чтобы не дергался. Я глухо матерился сквозь зубы, но держали на совесть. Перед лицом возникли ножищи Василька, и спину на лопатках дважды обожгло. Отдышавшись, я прошипел сквозь зубы:
- Вы же не изверги, да, старче, чтобы на костях клейма ставить? Странная у вас вера, если к ней принуждать надо пытками.
- Какие пытки, человече? Это и не пытки вовсе! И никто тебя не принуждает совсем – по голосу слышалось, что старик улыбается. – Это мы так тебе показываем всю неправильность жития телом. Вы, нонешние, всегда полагаете, что человек – это тело, и это есть грубейшая ошибка. Человек – это душа. Ведь тело есть у каждой твари, но лишь человек соприкоснулся с богами и достиг высот. И поэтому, чем раньше ты отринешь главенство плоти, тем раньше ты придешь к истинной вере. Ибо дух должен управлять плотью, а не наоборот! А вы об этом забыли в своем тварном мире. А моя задача пред Богами – привести как можно большее количество душ к истине. А с прозрением душ, они познают и настоящее счастье жития с настоящими Богами и в ладу с окружающим миром!
После меня сопроводили назад, в такую уютную и милую темницу, где было чудесно, по причине отсутствия там кого бы то ни было. Со стороны она выглядела, как вход в уличный погреб – в детстве часто видел такие в деревне. Лишь выделялось затянутое чем-то почти непрозрачным световое окно в крышке. Вниз спускаться было чуть легче и уже вскоре я приземлился на лежанку. Потом попробовал улечься, но обожженные спина и ребра этому активно мешали, поэтому снова принял сидячее положение и задумался, пытаясь отвлечься от все усиливающейся боли в местах «благословений».
Теперь есть чуть больше данных, которые, впрочем, не сильно радуют. Все же это какая-то быстро оскотинившаяся версия староверов. Возможно, конечно, что они и раньше были такими, но контроль государства не давал им проявить свою натуру. А тут почуяли или узнали как-то, что тем же ментам не до них – и пошли творить добро на свой лад. Кот из дома – мыши в пляс, все как обычно. Такие вот падлы обычно первыми и чуют, когда вокруг начинается что-то очень нехорошее, и распоясываются, того же Мавроди вспомнить. Тот, конечно, людей не похищал и не пытал, но тоже свою веру основал. И, в любом случае, это все чуть лучше, чем если бы это были культисты как у нас в девяностых или на соседнем континенте и сейчас…
Однако, несмотря на появившуюся определенную ясность с теми, кто меня удерживает, вопрос «как выбраться?» оставался животрепещущим и даже засверкал новыми красками. В то, что я завтра вечером перейду к их вере, меня тут же примут в ряды и освободят, не верилось совершенно – и я не соглашусь, да и Феоктист этот совсем не дурак. Гнида, хитрая и харизматичная – да, но не дурак. А еще он вскользь упомянул, что к ним заходили мертвяки, что тоже интересно. Как справились? Кольями да дубинами своими? Так тем же плевать на все это, стоит вспомнить, как возле больнички тот шустряк с двумя пулями в груди вполне себе лихо подскочил. Так что думаю, все же есть у них где огнестрел.
И еще интересно, причем крайне, что там с Ксюшей. Последний раз я ее слышал еще лежа на повозке, а когда это было… Помню, что вроде как Феоктист тогда обещал ее принять в свою веру. Почему она так легко согласилась? Она-то стопроцентно городской житель, для нее все эти боги, верования, да и сама жизнь по правилам староверов должна быть совсем дикой, но она тогда и пол слова против не сказала. Еще и спокойная такая была. Запугали? Вкололи что-то? Еще как-то повлияли? Непонятно
Что-то я как-то неправильно думаю. Чем больше напрягаю извилины, тем больше не понимаю, а по идее должно быть наоборот. Но судьба девчонки мне была небезразлична. Нет, никаких планов на нее я не строил, боже упаси. Лезть в отношения с двадцатилетним ребенком, тем более таким эмоциональным и хм… индивидуально развитым, для мужика, разменявшего четвертый десяток – это легкая форма садомазо для своей психики. При этом я чувствовал, что она мне не совсем безразлична, как котенок, которого приручаешь, и потом уже не можешь вот так взять, и выбросить. Поэтому при сваливании – а я ни на секунду не сомневался в этом – надо учитывать и ее. Открытый вопрос, конечно, что будет, если она сама решила тут остаться, и будет сопротивляться, но принцип «решаем проблемы по мере поступления» прекрасно работал и в этом случае. Наверное…
За всякими такими мыслями я просидел по ощущениям очень долго, борясь с жаждой и накатывающей волнами болью от ожогов. Еще раз обшарил все помещение, но не нашел абсолютно ничего полезного, ни для использования в качестве оружия, ни для снятия пут. Через какое-то время спина утихла и я провалился в сон.
Потом проснулся, помаялся бездельем и жаждой, чуть размялся, подивился, что почти не мучают ожоги, поразвлекал себя мыслями, что буду делать со жрецом, когда выберусь. И, когда наверху загремело, сам себе наказал – найти и незаметно реквизировать себе хоть что-то, что можно использовать для освобождения. Эх, были бы у меня длинные волосы, я бы в них носил заколку, а сейчас бы с ее помощью освободился…. А в мой короткий ежик даже булавку не спрячешь.
Крышка в потолке открылась, но светлее стало не сильно, судя по всему, снаружи был вечер. И сейчас меня поведут на повторную беседу. А я так и не придумал, как мне отмазаться от смены веры. И дело вовсе не моей христианско-православной натуре, верующим я был далеко не самым лучшим. Но вот так при первой угрозе предавать то, во что я по-своему, но верил уже больше половины жизни, не хотелось совершенно. Мне же потом как-то в зеркало еще смотреться. Принципов у меня было совсем немного, по пальцам одной руки плохого фрезеровщика можно пересчитать, но презрение к предательству я в себе холил и лелеял всегда. Так что до последнего буду упираться. Из потолка высунулась лестница, опустилась на пол, и кто-то заорал:
- Эй, горожанин, подь сюды! Да веди себя по-людски, рот свой поганый не раскрывай зря!
Этому-то я что сказал? Я же даже не знаю хозяина этого голоса, а он меня затыкает. Ну ничего-ничего, отольются кошке мышкины слезки. Вы все, суки страшные, у меня еще посмотрите. Я вас научу собирать выбитые зубы сломанными пальцами. Так, бормоча себе под нос ругательства и проклятья, проковылял к лестнице и уже почти привычным способом начал подниматься. В этот раз давалось сложнее – и только начавшие затягиваться ожоги давали о себе знать, и силы не прибавлялись, без еды-то и воды уже сутки наверное сижу. А то и поболе. Но кое-как добрался до верха, с ненавистью уставившись на стоящего сухонького деда с выцветшими глазами и длинными седыми волосами. Смена караула была что ли? Да плевать, все они сволочи. Дед смотрел на меня каким-то одновременно и смиренным, и презрительным взглядом, чем бесил невероятно. Встряхнул головой, отгоняя накатывающую волну бешенства, и выпрямился.