Мстительница

ВИКТОРИЯ ЭНГЛЕР 15-16 сентября 1999 г. 23-50 — 03-00

«Умная. Не упущу. За меня, Василий Сергеевич, можешь не беспокоиться. Вот только я не твоя дочка», — ухмыляюсь я и, откинувшись на спинку рабочего кресла, зажмуриваю глаза и еще раз, но уже в урезанном, адаптированном варианте прогоняю в памяти Богдановское послание той, чью роль мне теперь суждено исполнять. Пытаюсь определить, какую пользу для себя можно было бы высосать из этого файла № 2. И, в конце концов, прихожу к грустному выводу, что никакой.

Последний детектив, который я прочитала, — «Ставка на проигрыш» Дика Френсиса. Написан куда живее и интереснее, нежели «Письмо тебе, дочка». Но ведь у Дика всё вымысел. Здесь — только правда, читая которую я постоянно прикидывала, а за какие шиши, окажись на мели, смогла бы загнать ее какому-нибудь жаждущему заплесневелых сенсаций издательству. Вот только лавэ для меня сейчас — дрова. Информация — золото. Но пока из посмертных откровений Богданова я не намыла еще ни крупицы рыжья. За исключением того, о чем интересно узнать, но что из-за срока давности уже невозможно использовать.

Ничего страшного. Впереди еще три ярлыка — три файла, откуда уж точно пополню свой арсенал чем-нибудь боеспособным. А пока не стоит метаться и суетиться.

«Читай, Виктория Энглер, в той последовательности, в которой рекомендуют делать это умные люди. Пусть ты убьешь на это драгоценное время, зато будешь уверена, что не пропустила ничего, что в дальнейшем может оказать тебе пользу. Строчку за строчкой. Слово за словом. Будь педантична, Виктория Энглер. Как педантичны все нормальные бюргеры. Недаром же у тебя сейчас такое немецкое имя».

Я открываю глаза и, наклонившись вперед, вновь принимаю рабочее положение. Кладу руку на мышку. Собираюсь уже перейти к файлу № 3. Охранное агентство «Богданов и Пинкертон». Но в этот момент оживает на базе трубка домашнего телефона.

«Черт! — вздрагиваю я. — Кто еще там по мою душу? Андрюша уже успел из Нью-Йорка отдать распоряжения в Питер, и его торпеды, прежде чем нагрянуть сюда, решили проверить, есть ли кто дома? Нет, Андрею еще рановато начинать действовать. Каким бы он ни был прытким, но раньше утра, пусть и очень раннего, мне его опасаться не стоит. А сейчас, — я бросаю взгляд на часы, — ровно полночь. Может, Олег? Тогда почему не на трубку? К тому же, номер домашнего телефона ему неизвестен. Да и звонки не междугородние, а за три часа примчаться сюда из Москвы Олег не успел бы и при самом благоприятном стечении обстоятельств. Остается Тамара. Но ведь у нее нет с собой мобильного телефона. Или пытается дозвониться с квартиры, на которую отправилась заключать договор об аренде? Что-нибудь не заладилось с этим сволочным договором? Что-нибудь сорвалось?!!

Дерьмо!!!»

— Чего не подходишь? — Это, и правда, Тамара. — Или решила поспать? Тогда, Энглер, тебе должно быть очень стыдно. Я тут кручусь-верчусь…

— А я торчу за компьютером, — облегченно вздыхаю я, по Томкиному тону безошибочно определив, что с жилищным вопросом у нее всё срослось. И всё-таки задаю дежурный вопрос: — Как у тебя?

— Нормалек. Пять комнат, четвертый этаж, окна на парк и помойку, для тебя есть хороший компьютер, для меня просторный диван…

— Потом всё расскажешь, — фыркаю я. — Вернее, потом всё увижу сама. Лучше скажи, ты откуда?

— Еду к тебе.

— А телефон? — Мой взгляд непроизвольно упирается в полиэтиленовый пакет, где поверх Тамариных тряпок валяется ее сотовый. — Твою трубку я сегодня нашла чуть ли не в помойном ведре.

— Нам оказалось почти по пути с агентом, и я взялась его подвезти. А он мне за это дал позвонить со своего телефона. Виктория Энглер, я буду через час-полтора, собирай барахло.

— Всё давно уже собрано.

— Тогда до скорого. Люблю, целую…

— Иди ты! Не задерживайся. Но и не гони, — бросаю я последнюю фразу в уже гудящую трубку. Хотя, могла бы и не просить. Один черт, не послушает.

«Эх, Тамара-Тамара, когда-нибудь ты влетишь в такую аварию! — Я кликаю мышкой в ярлык№3. Охранное агентство „Богданов и Пинкертон“. — Не суждено тебе, разлюбезнейшая подружка, помереть своей смертью. Ой, точно, не суждено! Впрочем, как, наверное, и мне.

Холерная жизнь!

А, ладно! Довольно о грустном. Почитаю-ка лучше, что за секреты своей бандитской шараги собирался раскрыть своей дочке покойный Василий Сергеевич».

«Не знаю, Лариса, когда ты будешь читать эти строки. Может быть, через год. Может быть, через два. Может быть, в будущем веке. Не исключено, что к томy времени вся информация о „Богданове и Пинкертоне“ уже утратит свою актуальность, но делать нечего, с паршивой овцы, как говорится, хоть шерсти клок, а потому изложу тебе то, что имею на данный момент — а именно, на июль 1997 г.

Охранному агентству уже пять с лишним лет и за всё это время никаких революционных потрясений оно не испытывало, и ничто не указывает на то, что в ближайшем будущем что-то подобное может произойти — постоянство, даже некий консерватизм; узкий список задач, которые изначально были поставлены перед фирмой, и в которые никогда не вносилось никаких существенных изменений; почти полное отсутствие текучести кадров; грамотный менеджмент; ограниченный круг постоянных клиентов; идеальные отношения с властью (как местной, так и федеральной) и силовыми структурами; отказ от политики быстрого роста за счет участия в сомнительных, предприятиях — вот кирпичики, из которых сложен фасад одного из самых надежных и престижных охранных агентств Северо-Запада. Основные виды услуг, предлагаемые, клиентам: частный сыск, посредничество в работе с аудиторскими и адвокатскими конторами и непосредственно охранная деятельность. При этом, последняя четко делится на три направления: охрана физических лиц (т.е. предоставление клиентам квалифицированных телохранителей), охрана объектов и охрана от внешних вмешателъств с применением современных, электронно-компьютерных, технологий (т. е. защита от всех форм промышленного шпионажу и хакерства) Для выполнения этих задач в агентстве задействованы проверенные и опытные специалисты, отлично зарекомендовавшие себя на прошлой работе, в основном, в одной из силовые структур. Так что попасть в число клиентов «Богданова и Пинкертона» стремятся и известные бизнесмены, и набитые баксами теневики, и крупные фирмы с громкими брендами. Образно выражаясь, в агентство за покупкой его услуг даже выстраиваются в очередь. А агентство приносит свои извинения и отказывает в этих услугах. Официальная причина — уже упомянутые мною ограниченный круг постоянных клиентов и отказ от политики быстрого роста. Неофициальная — та прибыль, что получает «Богданов и Пинкертон» от деятельности, что лежут на виду, не идет ни в какое сравнение с той, что имеет агентство в результате того, чем занимается на самом деле…

Итак, я подошел к самому важному и интересному, во что, Лариса, тебе необходимо обязательно вникнуть. Будем считать, что со вступлением я покончил. Теперь возвращаюсь в 1992 год, когда всё начиналось. Читай внимательно, дочка».

«Прочитаю. Внимательно. За меня, Василий Сергеевич, можешь не беспокоиться.

Вот только еще раз повторяю: я не твоя дочка!»

Словно специально подгадав по времени минута в минуту, Тамара объявляется именно в тот момент, когда я добиваю последние строчки файла № 3. Охранное агентство «Богданов и Пинкертон». Машинально я бросаю взгляд на часы — 02-25 — и отмечаю:

«Когда звонила в двенадцать, обещала быть через час-полтора. Как я ее ни просила нигде не задерживаться, всё-таки опоздала, паршивка, по меньшей мере, на час. Ей что, всё до лампы? Так и не осознала, насколько серьезна та раскорячка, в которую мы влезли по самые жабры? Может, еще раз объяснить?»

Но я предпочитаю промолчать. Ничего страшного пока не произошло, запас времени у нас еще есть, так к чему лишний раз трепать себе нервы, и без того изнасилованные по полной программе за последние сутки.

— Что читаем с таким увлечением? — Тамара подходит сзади, опирается ладонями на подлокотники моего кресла и, подавшись вперед, вперивается взглядом в экран монитора, на котором отображены полтора заключительных абзаца файла № 3. — «Надеюсь, любимая, ты не станешь меня осуждать за то, в чем сейчас тебе исповедовался, — ерническим тоном выхватывает она одну из последних фраз, — ведь, чтобы не начать пускать пузыри (и не утащить, кстати, на дно за собой и тебя), я вынужден был плыть по течению и существовать по тем волчьим законам, которые в последние годы установила нам жизнь». Ах, какая велеречивость! Это ты, что ли, чья-то «любимая»? Кого ты не должна осуждать за то, что не стал пускать пузыри и был вынужден жить по волчьим законам?

— Это послание Богданова дочке, которое мне передали в Гибралтаре вместе с документами на наследство. — Я достаю CD из сидюшника и запускаю программу форматирования винчестера. Хотя никаких секретов там, вроде, и нет, но лучше застраховаться от любых неприятных случайностей. А вдруг мы с Тамарой, пользуясь этим компьютером больше двух месяцев, «забыли» в нем какую-нибудь информацию, которая может оказаться ой какой интересной для Андрюшиных боевиков. В том, что, заявившись сюда и не найдя здесь никаких наших следов, они первым делом полезут в компьютер, я даже не сомневаюсь.

— И что интересного пишет Василий Сергеевич, в чем исповедуется? — Тамара отлипает от кресла и начинает у меня за спиной шуршать пакетами, в которые я утрамбовала все наши бебехи.

— Еще не дочитала.

— Дашь потом мне?

«…ни в коем случае ни только не давай никому этот диск, не упоминай о его существовании даже самому дорогому тебе человеку!!» — сразу всплывает в памяти недавно прочитанный строжайший наказ Василия Сергеевича.

— Дам, — отвечаю я.

Вот только сначала основательно отредактирую этот CD, вымараю из него всё, о чем должна знать только я, оставлю лишь одну шелуху. Потому что прав Богданов. Не стоит дарить то, что по своей широте душевной тебе вдруг подкинула жизнь, даже самой верной подруге. Кто знает, как всё еще может обернуться в дальнейшем?

«Помни: очень часто близкий друг превращается в самого ненавистного, заклятого врага. Всё в этой жизни неустойчиво, как в топком глубоком болоте. Верить нельзя никому!»

В этом я убедилась еще миллион лет назад. И запомнила это одно из первых правил нормального волчьего сосуществования на всю оставшуюся жизнь.

— Найду время, сама дочитаю и тогда дам тебе, — повторяю я свое обещание, аккуратно укладывая диск в сумочку. — Хотя там ничего интересного. Сопли, слюни, эмоции. Излияния в горячей отцовской любви… Всё, Тамарища, валим из этой ловушки! К чему нам дожидаться прихода охотников!

…Светло-бежевое пальто от Пьера Кардена, купленное в одном из бутиков на Невском за три тысячи баксов (подарок Андрюши) — на плечи.

Стройные ножки, обтянутые колготками «Леди Феррари», — в коротенькие полусапожки «Ферранте» из коричневой замши. Сумочку из крокодиловой кожи и с «крокодильчиком» от «Лакоста» — под мышку.

В правую руку — спортивную сумку с адидасовском лейблом, в левую — один из пакетов (с лейблом какого-то гастронома).

Тамаре, застывшей на пороге моей бывшей комнаты с другим пакетом в руках, — последнее указание: «Прихвати на кухне сверток с объедками. Выкинешь по дороге… И порулили. Не хрен тянуть!»

— Присели бы на дорожку.

— Порулили!!! Три часа ночи! С минуты на минуту жди незваных гостей… Том, ты случайно ни знаешь, где сейчас можно оформить симку для сотового?

Она, конечно не знает. Но зато, пока мы, две нагруженные вещами мешочницы, спускаемся по лестнице и усаживаемся в машину, успевает мне доложить, что рядом с нашим будущим домом есть отличный ночной магазин, где мы можем затариться хавчиком. А еще я узнаю от Тамары о том, что риэлтера, который помог ей так быстро найти подходящую хату, зовут Николаем, и он «просто очаровашка».

«Понятно, почему тебе на обратный путь потребовалось два с половиной часа», — многозначительно улыбаюсь я и, развернув «А-шестую», не спеша направляю ее к выезду из военного городка. И облегченно вздыхаю, вырулив на пустое ночное шоссе. Андрюша достать меня не сумел. Я успела свалить — без падений и травм преодолела очередное препятствие в своем стипль-чезе по жизни.

Правда, сколько их еще впереди, этих проклятых препятствий!

Страшно подумать!!! Вот только, ни о чем подобном думать не хочется. Обо всём, что угодно, но не об этом. Надо отвлечься, а то от обилия проблем уже закипают мозги.

— Hello, Тамара! Чего замолчала? Давай-ка выкладывай, чем занималась с очаровашкой риэлтером на новой квартире. Всё, без утайки. Со всеми подробностями. — Я немного приглушаю звук магнитолы и чуть-чуть посильнее нажимаю на педаль газа.

Стрелка спидометра радостно устремляется к отметке «180».

ТАМАРА АСТАФЬЕВА (НАПАРНИЦА) 1999 г. Август

«Рубаха-парень» Петр в течение полутора часов, пока ехали до «Простоквашина», к удивлению Тамары почти не разговаривал. Лишь коротко и по-деловому ответил на несколько вопросов своей спутницы, да в самом начале, когда они только садились в обшарпанную белую «Ниву», сообщил:

— Машину пришлось одолжить у приятеля. Свой «Опель» я, боюсь, всё-таки засветил. Так что придется немного поездить на этом ведре. Достань из бардачка конверт, посмотри фотографии. Должна же ты знать, как выглядят «твои родной дядя и бывшая опекунша». — Детектив закурил зловонную сигарету и, воткнув в магнитолу кассету, наполнил салон «Жигулей» не менее зловонной попсой.

«Ха, я раньше считала, что такую муру слушают только тринадцатилетние мокрощелки, но уж никак не серьезные мужики, — брезгливо поморщилась Тамара, достала из бардачка пухлый конверт из плотной бумаги и принялась перебирать цветные снимки. — И уж, тем более, не частные сыщики!»

Фотографий оказалось не менее сорока, и все они, как одна, оказались отменного качества. Было понятно, что большинство из них сделаны с очень приличного расстояния, но при этом, конечно, использовался телеобъектив. К тому же, каким бы Петр мог быть детективом, если по совместительству не был бы хорошим фотографом?

Светлану Петровну Тамара узнала сразу. Да и как было не признать в слоноподобной бабище с коротким ежиком бесцветных волос ту самую Толстую Задницу, рассказами про которую прожужжала все уши Виктория.

Вот Светлана Петровна, словно специально позируя фотографу, замерла, кажется, всего метрах в трех от него. Взгляд маленьких глазок направлен прямо в объектив. На заплывшей жиром физиономии выражение недовольства. Густые брови грозно нахмурены. Массивный бюст…

«Как у Саманты Фокс», — непроизвольно отметила Тамара…

…решительно выпирает вперед. На толстухе тесное летнее платье, которое лишь слегка прикрывает колени.

«Если она с подобной фигурой покупает себе такие „ночные рубашки“, да еще и рискует в них появляться на улице, то с головой у нее, явно, не всё в порядке. Или привыкла к тому, что все смотрят на нее, как на огородное пугало, и на мнение окружающих ей давно начихать? Я бы на ее месте предпочла какой-нибудь свободный балахон до земли. Вот только, не приведи Господь когда-нибудь раздаться в ширину до подобных размеров!»

Следующая фотография: Светлана Петровна, уже одетая более или менее сносно (в темно-бордовый деловой костюм), собирается сесть в свой серебристый «Патрол». На этот раз она стоит спиной к фотокамере, зато на снимке отлично запечатлелась круглая рожа галантно открывающего ей правую переднюю дверцу здоровенного лба лет тридцати…

«Телохранителя и шофера», — догадалась Тамара.

…не менее толстого, чем хозяйка. С таким же коротким ежиком пегих волос, как и у Светланы Петровны. Выше ее примерно на полголовы, хотя, как известно, толстуха маленьким ростом не отличается.

«Интересно, кроме охранника и водилы, какие обязанности еще исполняет этот верзила? Вроде бы, ясно, какие, вот только даже моей извращенной фантазии не достает, чтобы представить этих мастодонтов в кровати. Тьфу, гадость!»

Еще несколько фотографий толстухи:

Светлана Петровна в длинном домашнем халате на крыльце своего трехэтажного коттеджа из красного кирпича;

Светлана Петровна (в том же халате) на балконе в компании лысого типа лет пятидесяти, наряженного в строгий черный костюм, но без галстука.

— Это и есть Игнат Анатольевич? — пробормотала Тамара, стараясь запечатлеть в памяти невыразительную физиономию мужика.

Петр на секунду скосил глаза на фотографию.

— Генеральный директор ЗАО «Доброе Дело», — выдал он емкую информацию. — Шлаин Александр Александрович. Игнат — тот посубтильнее. И никогда не носит костюмов. — И вновь погрузился в прослушивание попсы, оставив Тамару один на один с фотографиями.

Как она поняла уже через десять минут, те были строго разделены на три приблизительно равные части (разве что не пронумерованы) — первая полностью посвящена Толстой Заднице; вторая — дяде Игнату; третья состояла из видовых снимков объекта:

Решетчатые, как и ограда, ворота, через которые на территорию «Простоквашина» въезжает большой черный «Лэнд Круизер». Рядом с воротами будка секъюрити.

Длинный двухэтажный дом из белого кирпича без каких-либо архитектурных излишеств, построенный, скорее всего, по типовому проекту сельской школы.

«Детский дом. Без сомнений». — Тамара переложила фотографию в низ пачки.

На следующем снимке — одноэтажное здание с большими окнами, плотно прикрытыми белыми жалюзи. Можно было бы предположить, что в нем располагается администрация «сиротского комплекса», если бы это строение прямо-таки вызывающе не выделялось тем специфическим внешним обликом (каким именно, Тамара никогда объяснить не смогла бы), который присущ всем медицинским учреждениям.

«Скорее всего, это и есть то бывшее родильное отделение, в котором сейчас эскулапы-садисты вырезают у здоровых детишек органы на продажу. Подобным в своих концлагерях занимались фашисты. Вот только шестьдесят лет назад трансплантология не достигла еще таких успехов, как сейчас, и мерзавцы ограничивались лишь тем, что скачивали у ребятишек кровь. Теперь берут всё, что только возможно.

Не-е-ет! Если уж я взялась за это дело, то доведу его до конца. Только толстухой и дядей Игнатом не ограничусь!!!

А вот, похоже, и Игнат Анатольевич. Собственной мерзкой персоной».

На снимке запечатлены четыре невзрачных (таких же типовых и навевающих тоску, как и детский дом, и родильное отделение) двухэтажных коттеджа, предназначенных для сотрудников, постоянно проживающих на территории «Простоквашина». Три — ну прямо близнецы-братья, и лишь четвертый, занимающий место правофлангового в идеально ровной шеренге этих казарм, выделяется из их строя тем, что к входной двери у него прилеплено маленькое крыльцо, над крышей которого нависает скромный балкончик. А на балкончике, опираясь ладонями об ограждение, стоит голый до пояса мужичок. И первое, что бросается сразу в глаза, — это его круглый, нависающий над штанами животик…

«Как у беременной бабы, ожидающей, минимум, тройню».

…на фоне которого узкие костлявые плечики выглядят до смехотворного непропорциональными.

Следующей фотографией оказалось в несколько раз увеличенное изображение этого бледного пупса, демонстрирующего с балкона всему «Простоквашину» свой «впечатляющий торс».

— Это и есть Игнат? — Тамара протянула снимок Петру.

— Да. — Сыщик закурил еще одну зловонную сигарету и обогнал грузовик. — Там есть еще. Правда, немного и не самого лучшего качества. Игнат Анатольевич, наверное, очень не любит сниматься. Поймать его в объектив оказалось очень непросто. Гулять не выходит, а по территории перемещается, как на передовой — короткими перебежками… Чего-то или кого-то он опасается, — после непродолжительной паузы задумчиво повторил Петр свое мнение, уже озвученное им два дня назад.

— Думаешь, мести племянницы?

— Нет, так не думаю. Ее он давно похоронил в своей памяти. Скорее всего, просто нажил себе паранойю, столько лет в ожидании возмездия занимаясь всей этой грязью, за которую мало и пули.

— Припасу для него что-нибудь поувесистее, — пообещала Тамара и протянула Петру еще одну фотографию. — Это он со своею подстилкой?

— Да. Федоренко Оксана Григорьевна, 24 года. Старшая медсестра сиротского комплекса, — сообщил детектив и снова замкнулся в себе.

Тамара еще раз внимательно разглядела снимок, на котором к продолжавшему стоять на балконе Игнату присоединилась стройная молодая особа в коротком халатике и со светлыми волосами, эффектно перехваченными на лбу узкой лентой из черной материй.

«Симпатичная. Не пойму, что может объединять ее с этим брюхатым ничтожеством, страдающим паранойей и не имеющим за душой ничего святого? Как она может его обнимать, целовать, делить с ним постель? Меня бы вот вытошнило!»

…Игнат куда-то стремительно шагает по территории комплекса.

Игнат рядом с черным «Джипом Чероки» — скорее всего, тем, который купил еще в 1992 году.

Игнат разговаривает с уже знакомым лысым мужчиной в черном костюме — генеральным директором «Доброго Дела». Сказать, что рядом с ним дядюшка в синем спортивном костюмчике и с растрепанными волосами выглядит очень невыигрышно — это не сказать ничего.

Игнат (в том же синем костюмчике) куда-то направляется вместе с высоким молодым человеком. На вид его спутнику нет и тридцати. На нем светло-зеленый медицинский халат, из-под которого выглядывают такие же светло-зеленые брюки.

— Кто-нибудь из медицинского персонала?

— Близнюк Евгений Сергеевич. — На этот раз детектив не удостоил снимок даже мимолетного взгляда. Он и без этого понял, о ком идет речь. — Главврач всей этой шаражки. Хирург и патологоанатом в одном лице.

— Такой молодой…

— …да ранний! — Петр обогнал еще один грузовик и после этого до самой Вырицы больше не произнес ни единого слова. А почему бы не помолчать и не послушать гнилую попсу московского розлива, если Тамара не пристает больше с вопросами и молча — наверное, уже в десятый раз — перетасовывает колоду из фотографий клиентов и их гадючьего гнездышка?

…К тому моменту, когда они проехали Вырицу и километра через четыре свернули с шоссе на грунтовку, у Тамары в памяти намертво запечатлелись образы не только дяди Игната и Светланы Петровны, но и кое-кого из администрации и охраны сиротского комплекса. Она несколько раз, чтобы уже никогда не забыть, повторила про себя номера «Патрола» и черного «Джипа Чероки». Руководствуясь лишь разрозненными фотографиями отдельных участков территории «Простоквашина» (как хорошие шахматисты могут вслепую проводить сеанс одновременной игры сразу на нескольких досках), нарисовала в своем воображении план сиротского комплекса, и даже не сомневалась, что если где и ошиблась, то совсем несущественно. Оставалось лишь убедиться в точности своих умозаключений, посмотрев наяву, а не на фотографиях на это зловещее «Простоквашино»…

— Приехали. — Петр свернул на обочину и заглушил мотор. — Вот по этой тропинке, — он кивнул налево, и Тамара, посмотрев в том направлении, никакой тропинки не обнаружила, — километра полтора до объекта. Сама понимаешь, почему на ту дорогу, что ведет к нему напрямую, я соваться не стал…

Тамара кивнула (мол, понимаю) и положила конверт с фотографиями назад в бардачок.

— …По шоссе мы не доехали до этой дороги приблизительно с километр, — продолжал детектив, не спеша вылезать из машины. — Поедем обратно, покажу тебе тот поворот.

— А куда ведет эта дорога?

— Пес ее знает! Судя по карте, в какую-то деревушку… Чё расселась? Надевай сапоги. И не забудь про корзинку.

В корзинке, закутанный в старую тряпку, лежал двенадцатикратный бинокль «Навигатор», у Арчи Гудвина за пазухой была припрятана кобура с автоматической «Астрой А-90» (так, на всякий пожарный), а в маленьком рюкзачке, который он достал из багажника и нацепил на широкие плечи, компанию термосу и бутербродам составляла видеокамера «Сони». В остальном Тамара и Петр ничем от двоих горожан, выбравшихся в лес за грибами, не отличались.

На Петре — потрепанный камуфляжный костюм и высокие походные бутсы, на Тамаре — темно-коричневый спортивный костюм, старая зеленая курточка и зеленые же резиновые сапоги, которые немилосердно жмут (весь этот маскарад она купила вчера в «секонд-хэнде»). Волосы на затылке стянуты в узел, голова повязана черной банданой. Лесная разбойница — хоть сейчас на большую дорогу!

— Пока будем идти через лес, постарайся набрать хоть немного грибов, — бросил через плечо детектив и пошел через узкую пожню, отделявшую грунтовку от березовой рощи. Прямо по стерне (никакой тропинки, о которой он упоминал, Тамара, как ни старалась, обнаружить так и не смогла). — Хоть свинушек. Хоть сыроежек. Но чтобы в корзинке, когда придем на место, у тебя что-нибудь было.

«…чтобы в корзинке… что-нибудь было…», — про себя передразнила детектива Тамара и принялась извлекать из-под куста трухлявый от старости подберезовик. Мокрый куст неприветливо осыпал ее холодным дождем. — У меня хоть корзинка, а у тебя? Волына за пазухой? Видеокамера в рюкзаке? Грибничок! Ваня Сусанин! Где твоя тропка, по которой мы должны выйти к объекту?»

— Ау! — К трухлявому подберезовику Тамара добавила червивую сыроежку. И сорвала с пня пригоршню ложных опят. — Где тропинка?!

— Я на ней. Иди сюда. И не кричи на весь лес.

— Если не хочешь вызвать никаких подозрений и выглядеть правдоподобно, наоборот, веди себя пошумнее. Где ты встречал горожан, которые, оказавшись в лесу, не начинали бы сразу орать во всю глотку?.. Ах, какие же здесь грибные места! — цинично «восхитилась» Тамара и положила в корзинку еще один большой и гнилой подберезовик. Корзинка заметно прибавила в весе. — Всё, считай, на жареху набрали. Только есть ты ее будешь один…

— Пошли, — перебил разговорчивую Тамару Петр и стремительно зашагал по узкой звериной тропе.

Нет, сегодня он даже отдаленно не напоминал того «рубаху-парня», каким предстал перед Тамарой позавчера. Наверное, всё объяснялось проще простого: сейчас детектив был на службе, притом на такой, на которую приходится таскать с собой «Астру А-90».

(Так, на всякий пожарный).

Запланированный на вчерашний день военный совет, на котором втроем — Энглер, Петр и Тамара — должны были пересмотреть план мести Светлане Петровне и дяде Игнату, не состоялся. При этом, инициатором срыва явилось единственное заинтересованное лицо — Виктория.

— Том, ты, конечно, меня извини, — виновато потупила взор она вчера утром, перед этим проболтав более часа по телефону с Андреем, — но сейчас я хватаю машину и валю на весь день по делам. Ты уж позвони Арчи Гудвину, перебей стрелку на завтра… Хотя… — Энглер замялась. Тамара ждала. — …Хотя, и завтра, наверное, у меня ничего не срастется.

— Не мне и, тем более, не Петру всё это надо. В первую очередь, тебе, дорогая, — сварливо заметила Тамара.

— Да, да, конечно. Но ты ведь помнишь, я тебе говорила, что из двух зол надо выбирать наибольшее и в первую очередь стараться избавиться от него. Чем я сейчас и занимаюсь: определила наибольшее зло и, пока не поздно, спешу разработать какую-нибудь вакцину против него. А второе — дядьку Игната и Толстую Задницу я в полном объеме перепоручаю тебе. И не сомневаюсь, что с этим ты справишься даже лучше меня. Ну, а если всё же почувствуешь, что что-то не клеится, что можешь всё закосячить, то только скажи… прямо так и скажи: «Извини, Вика, но я слагаю с себя обязательства по всей этой бранже». Я пойму тебя. И как только чуть-чуть разгребу непонятки с Андрюшей и его пацанами, сразу переключусь на толстуху и дядюшку. Придется им еще чуть-чуть подождать.

— Нет, не придется, — спокойно и очень уверенно покачала головой Тамара. — Если уж я сказала, что разберусь с этими гадами, то за свои слова отвечать должна до конца. Развлекайся с Андрюшей, компостируй ему мозги, выведывай тайны, а я сегодня сама встречусь с твоим детективом, перетрем с ним вдвоем новый план действий. И вперед… Энглер, всё же ответь, где ты нашла этого Гудвина? Надеюсь, не по рекламе в газете?

— Мне его рекомендовал Гепатит, — улыбнулась Виктория (и учыбка эта — почти что блаженная — была, несомненно, вызвана всплывшим в памяти образом ее ненаглядного Олега). — А на подобные рекомендации следует полагаться с полной уверенностью. Так что рядом с Петром можешь чувствовать себя абсолютно спокойно. Этот парень не подведет.

— Посмотрим, — не выразила никакого энтузиазма Тамара и, взяв с базы трубку домашнего телефона, демонстративно принялась набирать на ней номер частного детектива, давая подруге понять, что разговор с ней окончен, все вопросы утрясены, и она может убираться к Андрюше. С данной минуты в операции «Простоквашино» Тамара принимает командование на себя. И в том, что эту операцию она не провалит, не должно быть и капли сомнения…

— Тома? — Петр сразу узнал ее голос. — Привет, дорогая. Извини, но сейчас говорить не могу. Убегаю. Стою уже на пороге. Перезвоню через час. Ты будешь дома?

«А куда же я денусь?..

— Перезванивай. Жду.

…Небось вообразил, — презрительно поморщилась Тамара, — что твой домашний уже на прослушке, приятель, и бежишь покупать телефонную карту, чтобы поговорить со мной из автомата. Да ты, парень, не только раздуваешь из мухи слона, но еще и боишься собственной тени. Уж не ошибся ли Гепатит, порекомендовав Вике такого нервного детектива? Или, наоборот, не ошибся, порекомендовав такого предусмотрительного и осторожного?

Посмотрим…»

Петр перезвонил через сорок минут и первым делом отменил предстоящую встречу.

— А что нам обсуждать, что нам перепланировать, — резонно заметил он, — если ты имеешь только поверхностное представление о том, что представляет собой «Простоквашино»? Давай-ка начнем с того, что съездим туда, прогуляемся по окрестностям. Посмотришь на всё своими глазами. Тогда можно будет хоть о чем-нибудь разговаривать. А пока… Короче, встречаемся завтра на «Звездной» у выхода с эскалатора. Форма одежды для леса… ну, ты понимаешь. Никаких ярких тряпок. Ничего больше от тебя и не требуется. Разве что приготовь что-нибудь перекусить. Всё остальное обеспечиваю я.

— Что именно?

— Машину…

— Это понятно. — На то, что Энглер теперь, обучившись вождению, хоть на один день расстанется с «Ауди», Тамара и не надеялась. Так что приходилось рассчитывать на Петра. — Нам потребуется какая-нибудь оптика.

— Двенадцатикратный «Навигатор» устроит?

— Вполне. Не помешала бы видеокамера.

— Есть «Сони». — На все вопросы у детектива был заготовлен четкий ответ.

— Ништяк! А еще бы не помешал карабин. — Петр рассмеялся:

— Ты собираешься на охоту или за грибами? Какой, к чертям, карабин?

— Я собираюсь не на охоту. И не за грибами. Я собираюсь неизвестно куда, и один Господь знает, что это неизвестное может нам подготовить.

— Не беспокойся. Я ни разу не ездил туда без ствола.

— А что у тебя? — Тамара подумала, что не чересчур ли она любопытна, но махнула рукой: она — представитель заказчика, а Петр — исполнитель, который получает хорошую плату, и в том, как отрабатывает это голье, обязан отчитываться. И не краснеть от не слишком корректных вопросов.

— «Астра А-90», — как ни в чем не бывало ответил он.

— Эта волына хороша для гоп-стопа, — Тамара любила оружие и разбиралась в нем не хуже эксперта-баллистика, — но влезать с ней в какую-нибудь шухму на природе — гиблое дело.

— Ты бы, конечно, предпочла «Блиндисид» или «Энс-филд», [61] — Петр показал, что он тоже кое-что смыслит в оружии, — но представь, каково с такой тяжестью ходить по грибы. И что могут подумать о нас местные жители, наткнись мы на них с таким арсеналом в лесу? Так что, Тамара, — ухмыльнулся детектив, — пока ограничимся «Астрой». А о более крупном калибре подумаем, когда решим отправляться на приступ… Итак, завтра в восемь на «Звездной». Не опаздывай.

— Не опоздаю, — сказала Тамара, подумав при этом, что впервые за четыре последних года ей доведется проехаться на метро. Тоже неплохо. Настолько, насколько неплохо возрождать в памяти почти стертые из нее впечатления. Даже такие сомнительные, как поездка в час «пик» в битком набитом душном вагоне.

Не заблудиться б еще в этом метро. Не опоздать!

«Не опоздаю!» — уверенно решила Тамара Астафьева и начала собираться в Петербург за покупками — «униформой грибника» (постарее и поневзрачнее), в которой не стыдно показаться в лесу.

Для наблюдения за «Простоквашиным» Петр выбрал не самое подходящее место.

— Вон там было бы лучше, — не преминула указать на это Тамара. — Или вон там, в кустах. Ближе в два раза. К тому же, оттуда отличный вид на ворота.

— Ты права, Тома. Я думаю так же: ближе в два раза, и оттуда отличный вид на ворота. Кроме меня и тебя так считают и в службе безопасности «Простоквашина». Так что за то, что пара их камер наружного наблюдения нацелены именно туда, куда ты сейчас показала, я готов поручиться. Сюда же глядеть никто и не подумает. — Детектив снял рюкзак и достал из него маленький сверток, который в развернутом виде преобразился в почти невесомое, тонкое, как паутина, бурое покрывало. Петр расстелил его на влажном мху, извлек из рюкзака видеокамеру и устроился на подстилке, оставив половину свободной, — для напарницы. — Ложись, не отсвечивай, — обернулся он к ней. — И имей в виду: если появится кто-то поблизости, или почувствуем за собой наблюдение, придется нам заниматься любовью.

— Сыро же, — пробормотала Тамара и, наклонившись, коснулась ладошкой чудо-материи.

— Влаги она не пропускает, — небрежно заметил детектив и направил видеокамеру на раскинувшийся примерно в пятистах метрах от них сиротский комплекс. — Ложись же ты, черт побери! Принимайся за дело. Изучай стан врага, в который, возможно, в ближайшее время тебе предстоит нанести визит. Вон, кстати, смотри, гуляет Евгений Сергеевич.

…За четыре часа, что они провели на своем наблюдательном пункте, оборудованном на опушке густого ельника, позаниматься любовью им так и не довелось. Ни единого человека поблизости. Никакого ощущения, что за тобой ведут скрытое наблюдение.

«Может, и жаль», — несколько раз ловила себя на мысли Тамара и, не отрываясь от окуляров бинокля, пыталась представить, как Петр прижимает ее к своей обнаженной мускулистой груди.

Как скользит вниз молния на ее коричневой курточке, послушно распускается узел на спортивных штанах, и под них (жесткая и холодная) ныряет ладонь детектива.

Как его пальцы перебирают волосы на лобке, нежно касаются клитора, а потом подцепляют за резинку трусы и стягивают их (а заодно и штаны) на колени…

Нет! Даже ниже! Стягивают совсем. Надо только, чтоб не мешали избавиться от сапог.

…Как от прилива страсти перехватывает дыхание, и в этот момент!..

— Тамара.

— …А?

— Чего ты так дышишь?

— Как?

— Так, будто пробежала три мили по песчаному пляжу. У тебя, случайно, нет астмы? Или аритмии?

— Нет. Всё нормально, не беспокойся…

«…дурачок. Неужели не понимаешь, что не только от астмы или аритмии порой спирает дыхание?»

За четыре часа на территории «Простоквашина» несколько раз ненадолго появлялись и генеральный директор, и главный врач, и Игнатовская «подстилка» Оксана. Петр показал Тамаре врача-анестезиолога, главного бухгалтера и свою знакомую Катю, работающую на пищеблоке. Чем занимается добрая половина сотрудников комплекса и как их зовут он не знал. Так же, как не знал и имен двух мордатых секьюрити, безобидно дувшихся в нарды на скамеечке возле ворот.

— Да и откуда… да и зачем нам это знать? — прошептал Петр, отведя взор от дисплея видеокамеры. — Главное, что я почти точно определил круг посвященных — тех, кто имеет прямое отношение к торговле детскими трансплантантами, а потому подлежит уничтожению. Таких всего несколько человек. Остальные сотрудники даже не представляют, к чему они причастны, считают, что «Простоквашино» — это нечто вроде перевалочной базы для ребятишек, которым подыскивают приемных родителей за рубежом.

— И из скольких же мерзавцев состоит этот круг?

— На данный момент я точно определил девятерых. Конечно, их куда больше, но остальные в Питере, в Москве, за границей. До них не достать. А из тех, кто под рукой, кто постоянно крутится в этих местах, я знаю девятерых. Думаю, что с течением времени прибавлю к ним еще двух-трех человек.

— Не человек, — поправила Тамара, — а отмороженных гадов. Кого из этих девятерых посвященных я уже видела?

— Игнат в поле зрения пока так и не появлялся, — детектив положил видеокамеру на подстилку и принялся загибать на руках пальцы. — Толстая Задница со своим телохранителем тоже. Это трое, которых ты знаешь только по фотографиям. Сегодня воочию ты наблюдала обоих врачей — анестезиолога и хирурга, — старшую — она же и операционная — медсестру, генерального директора и главбуха. Итого, уже восемь. Девятый — Магистр. За всё время, что я здесь дежурю, некто, очень похожий на него, появлялся здесь всего один раз. Притом, выскочил из машины и скрылся в здании детского дома настолько стремительно, что я его не успел не только сфотографировать, но даже как следует разглядеть. А потом стемнело. Так что как выглядит Миша Магистр, я, к сожалению, не знаю. Хотя, это не страшно. Собрать досье на этого молдаванина не проблема.

— А какая у него была тачка?

— В тот раз он приезжал на «Рэйнж Ровере». Но это не существенно. Сегодня он уже может раскатывать на «Астон Мартине» или на «Вольво». У подобных ребят никогда нет постоянной машины.

Петр попробовал было вновь взяться за видеокамеру, но Тамара его остановила:

— Погоди. У меня еще есть вопросы. Ты перечислил девятерых. И сказал, что собираешься приплюсовать к ним еще двоих-троих. Кто кандидаты?

— В первую очередь, начальник службы охраны. Его, к сожалению, я пока так и не вычислил.

— Может быть, он сейчас в отпуске?

— На таких должностях не берут отпусков.

— Может быть, на больничном?

— Не берут ни отпусков, ни больничных.

— Может быть, никакого начальника службы охраны нет вообще?

— Исключено.

— А если его обязанности исполняет Магистр?

— Тем более, исключено! — Петр повернулся к Тамаре и сокрушенно покачал головой (мол, ну что за тупые вопросы ты задаешь!). — Во-первых, на хрена такая забота Магистру? Ему вполне достает своих собственных. Во-вторых, начальником службы охраны такого рассадника зла никакой бандит никогда быть не сможет. Здесь нужен специалист, поработавший в органах, имеющий опыт и связи. Заслуживший в определенных кругах репутацию если и не кристально честного, то хотя бы не склонного преступать рамки закона человека. И, наконец, в третьих: начальник службы охраны если и не обязан неотлучно находиться здесь, на объекте, то появляться в «Простоквашино» регулярно он должен. Магистра же… И то, еще неизвестно, его ли, — поспешил оговориться Петр. — Так вот, Магистра за ту неделю, что наблюдаю за комплексом, я видел всего один раз.

— Ты готов всё это как-нибудь объяснить?

— У меня есть одна версия. Скажем, если бы ты не знала про дядю Игната и не видела бы сегодня его фотографий, то даже в течение недели, наблюдая за невзрачным и суетливым стручком в мешковатом спортивном костюме, иногда появляющимся на территории комплекса, не посмела бы даже предположить, что именно он и есть один из заправил во всей этой игре. Так же и шеф местной секъюрити может косить под какого-нибудь кочегара или разнорабочего. Ни внешним видом, ни поведением не вызывать подозрения… Гляди, вот и дядюшка, — на полуслове вдруг прервался Петр и перевел взгляд на дисплей видеокамеры. Тамара прильнула к окулярам бинокля.

Куря на ходу, от одного из коттеджей (того, что с крыльцом и балконом) стремительным шагом направлялся тот, кого она уже видела сегодня на фотографиях. Живчик с растрепанными волосами и животиком, заметно обрисовывающимся даже сквозь мешковатый спортивный костюм. Ничего нового, ничего интересного, то же самое, что и на снимках.

— У него что, нет ничего, кроме этой синей хламиды? — прошептала Тамара.

— Наверное, есть, — хмыкнул Петр. — Но бывают люди, которым не помешало бы показаться не только к стилисту, но и к психологу. Или даже к психотерапевту. Игнат — из таких… Так вот, о чем я?

— О том, что шеф местной секъюрити маскируется под разнорабочего, — хихикнула Тамара. — Кстати, ты что-то писал в отчете о некой Кате. Через нее…

Детектив не дал договорить.

— …ни хрена не узнать. Она глупа. Нам нужен «язык», как на фронте. Притом, не простой рядовой, а офицер или хотя бы фельдфебель. Кто-нибудь из охранников. Кто-нибудь из администрации…

— И этого «языка» предстоит брать мне, — продолжила за Петра Тамара. — Потому что все кандидаты на роль «языка», если, конечно, не брать в расчет недоступных для нас Светлану Петровну или главную медсестру… короче, они все мужчины. Я женщина, притом, извини за нескромность, весьма аппетитная для кобелей любого калибра и обладающая достаточным умом и воображением, чтобы запудрить мозги…

Ее прервала многозначительная ухмылка Петра.

— …Ты чего?

— Да так, аппетитная, умная. Извиняю тебя за нескромность. — Детектив отключил видеокамеру и принялся упаковывать ее в чехол. — С первым твоим заключением я согласен на все сто процентов; во втором надеюсь убедиться в ближайшее время… А пока что, Тамара, у меня создалось впечатление, что последнее время мы в большей степени занимаемся болтовней, чем тем, зачем мы здесь, собственно, находимся. — Петр присел на корточки, сунул чехол с «Сони» в рюкзак. — Пожалуй, ты уже увидела всё, что было нужно. Или не всё?

— Самое интересное, — Тамара посмотрела на часики, — что за четыре часа я не видела в этом комплексе для сироток ни одного ребятенка.

— Ничего интересного. Главное то, что раньше их видел я. Приблизительно сорок детишек от трех до шести. Смотря какая погода, первый раз их выводят гулять часов в десять утра и второй раз, наверное, после полдника — в полпятого дня. С ними две воспитательницы. Ребятишки играют на детской площадке, за ее пределы никто ни ногой. Вот, пожалуй, и всё, что бы ты увидела, если бы состоялась утренняя прогулка.

— Сегодня утром, наверное, плохая погода, — непроизвольно поежилась Тамара. — Или воспитательницам лень одевать такую ораву.

— Возможно. Были случаи, когда я не видел ни одного малыша на улице на протяжении целого дня. Да и кому нужны здесь эти прогулки?

«Нужны. — Тамара подумала о том, что ребенок, за усыновление которого гости из-за границы готовы выложить десять тысяч зеленых, должен иметь товарный вид: румяные щечки, озорной нрав, присущую всем здоровым детям непоседливость. — Откуда всё это взять, круглые сутки торча в четырех стенах детского дома?»

Подумать-подумала, но вместо этого спросила совсем о другом, лениво поднимаясь с чудо-подстилки:

— Воспитательниц ты относишь к кругу непосвященных?

— Без сомнения. — Петр свернул подстилку, поправил под мышкой кобуру с пистолетом. — Смысла нет посвящать лишних людей в то, что за жуткие вещи творятся буквально у них под боком.

— Но как это возможно в реальности — организовать всё так, что из группы забирают ребенка, и это не вызывает подозрений у его воспитательницы? Женщины?!!

— Прямо сейчас я бы мог перечислить тебе тысячу способов, как обвести этих клуш вокруг пальца. Например, сказать, что для Миши или Сережи подыскали приемных родителей по Интернету, и его отправляют, скажем в Питер или в Москву. Собрать ребенка, посадить в машину, демонстративно вывезти за ворота, покатать часа три по округе, пока все в «Простоквашине» ни улягутся спать, и вернуть назад. Только уже не в детский дом, а в соседнее здание. Под укол анестезиолога.

— М-да, все самые страшные вещи творятся, как правило, по ночам. — Тамара бросила прощальный (на сегодняшний день) взгляд на «Простоквашино» и, помахивая корзинкой, направилась но тропинке следом за детективом. — Контейнеры с трансплантатами вывозятся, конечно, тоже ночами?

— Когда надо, тогда и вывозятся, — не оборачиваясь, небрежно ответил Петр. — Контейнер — это тебе не ребенок. Упакуй в большой пакет и грузи в багажник хоть на глазах у милиции. Кто что подумает? Еще есть вопросы, аппетитная, умная!

— Море вопросов. — Тропинка была настолько узка, что идти рядом с Петром ни в какую не получалось, и Тамара почти уперлась носом в его неудобный старый рюкзак, с какими ходили в походы еще наши деды. — Целое море.

— Я хорошо плаваю. Так что, надеюсь, не потону. Топи меня, не стесняйся.

— Хорошо, не стесняюсь. Итак… Я ожидала увидеть хотя бы одну машину с реальными приемными родителями. Ну, теми, что платят по десять штук баксов…

— Тебе просто не повезло, — перебил детектив. — За всё время, что я здесь торчу, это первый день, когда ни один не появился Порой заявлялись сюда целыми кортежами. Всех тщательно проверяли возле ворот. Пропускали машины на территорию, провожали гостей в здание детского дома, а уже через час они выходили оттуда со своим новоприобретенным чадом. А то и с двумя. Так что этот бизнес как процветал, так и процветает… Топи меня дальше, Тамара.

— Никак не пойму, почему территория обнесена идиотской чугунной решеткой, через которую любой дурак без проблем может наблюдать за тем, что творится внутри.

— Ну и пусть наблюдает сколько угодно. Что дурак там разглядит? Демонстративную скромность? Лубочную картинку? Потемкинскую деревню? Всё хорошо, всё по закону. Никаким криминалом не пахнет и близко.

— Так то дурак! Но, кроме них, есть же и умные. Вроде тебя. — Тамара продолжала почти упираться в рюкзак шагавшего впереди детектива, разглядеть его лица никак не могла, а потому не увидела, а, скорее, догадалась, как при ее последних словах Петр улыбнулся. — От таких лучше поставить высокий кирпичный…

— Вот тогда-то как раз и полезут сюда любопытные. И начнутся вокруг этого «Простоквашина» всевозможные слухи. Высокий кирпичный забор вокруг безобидного сиротского комплекса для дотошных газетчиков — нечто вроде мулеты для каталонского быка. Нет, аппетитная, умная, с кирпичной оградой ты не права. В том, что эти мерзавцы ограничились безобидной решеткой, они поступили грамотно. Еще вопросы?

— «Лубочная картинка. Потемкинская деревня. Всё хорошо, всё по закону. Никаким криминалом не пахнет и близко», — не унималась Тамара. — В этой деревне, понаблюдав за ней всего лишь неделю, ты разглядел такой криминал, что и не снилось!

— Не забывай, что прежде чем приехать сюда в первый раз, я основательно подготовился. И уже знал, куда еду. Так же, как знал, что ничего нового для себя здесь не увижу. В принципе, и не увидел. Как и ты. Всю информацию я получил в абсолютно других местах.

На языке так и вертелся совершенно неуместный вопрос: «А в каких?». Но жизнь давно научила Тамару терпеливо удерживать при себе те вопросы, на которые всё равно не получишь ответа; те слова, о которых, возможно, потом крепко пожалеешь. И вместо этого заведомо безответного «А в каких?» она вполне безобидно сказала:

— Я очень ждала, когда, наконец, здесь объявится Толстая Задница. Она так и не обозначилась.

— У нее забот полон рот в других местах. Скорее ты встретишь ее где-нибудь в Питере, нежели здесь. Хотя в «Простоквашине» она бывает, но, похоже, не так уж и часто. За семь дней я ее видел здесь всего пару раз. Продолжай топить меня, Тома.

— Охранники — те, что днем торчат у ворот, а по ночам дежурят на территории — одни и те же или всякий раз новые? — спросила Тамара и тут же поджала губы, смущенная тем, что взяла вот и ляпнула очередную чепуху. Да разве может быть такое, чтобы всякий раз новые?

Но, как ни странно, детектив поправил сползшую с плеча лямку рюкзака и серьезно ответил:

— На воротах одни, ночные — другие. Пересменки в девять утра и девять вечера. График дежурств — два через два по двенадцать часов. Стандартный, — зачем-то уточнил он. И быстро произвел в уме калькуляцию: — Получается, в штате четыре привратника и восемь ночных сторожей. Итого — двенадцать быков…

— Впечатляюще!

— …Всех знаю в лицо, — не обратил внимания на Тамарину реплику Петр. — На всех есть фотографии. Потом передам дубликаты тебе. С собой их сегодня не брал.

— Никаких перемен в составе охраны за неделю не отмечал?

— Всё четко. Одни и те же бандитские рожи. И ни единого изменения в графике.

— Все «бендеровцы»?

— Без вариантов.

— Они в курсе того, что здесь творится?

— Естественно, нет! Тоже без вариантов.

— Сколько собак выпускается на ночь?

— Три добермана. Гуляют по территории с двенадцати вечера до пяти утра.

Тропинка закончилась. Они вышли из леса в полусотне метров от терпеливо дожидавшейся их белой «Нивы», и Тамара с облегчением вытряхнула из корзинки в траву опостылевшие червивые подберезовики.

— Куда теперь, командир?

— Сперва перекусим, потом съездим к дому Светланы Петровны. Но там даже не будем вылезать из машины. Просто провезу тебя мимо, чтобы знала, где живет эта задница. И ложимся на обратный курс. В Питер. На сегодня программа закончена. Всё, что хотел, я тебе показал; всё, о чем пожелала, я тебе рассказал. Теперь предстоит вдвоем составлять стратегический план, разрабатывать тактику и открывать военные действия. Ты как? Согласна?

— Вполне.

— Вот и отлично. Завтра пожалуй на военный совет, аппетитная, умная. Жду тебя на том же месте в тот же час. В восемь на «Звездной». — Не доходя до машины, Петр остановился, легко сбросил с плеч свой видавший виды рюкзак, достал из него сверток с чудо-материей, вновь легким движением расстелил ее на жесткой стерне, водрузил на нее термос и пакет с бутербродами. — И не звони мне больше по домашнему телефону. Запомни сотовый. Он простой. — Детектив назвал номер своей трубы. — Еще есть вопросы? — бросил он взгляд на присевшую на краешек подстилки Тамару.

— Есть… — сказала она.

Так и подмывало язвительным тоном спросить, неужели Петр на полном серьезе считает, что его домашний может быть на прослушке. Но Тамара сдержалась. (Зачем со второго дня знакомства выставлять себя напоказ отъявленной язвой и портить с напарником отношения?)

— .. .Только на этот раз не вопрос. Просьба.

— Хм, просьба. — Чрезмерно серьезный в начале дня, детектив на глазах превращался в привычного рубаху-парня. — Постараюсь исполнить. Сделаю всё, что в моих силах. Давай, гони свою просьбу.

— Петр, не дразни меня больше аппетитной и умной. Ведь я не дразню тебя Арчи Гудвином.

— Арчи Гудвином? — Удивление, отразившееся на загорелом лице детектива совершенно не выглядело наигранным. — А кто это такой?..

С творчеством Рекса Стаута Петр явно не был знаком.

Зато насколько эффектно из-под полы его выцветшей камуфляжки выглядывала кобура с австрийской автоматической «Астрой А-90»!

ЛАСКОВАЯ СМЕРТЬ

Он даже не сомневался в том, что Герда ему позвонит (рано или поздно это должно произойти обязательно). И с изумлением отмечал, что с нетерпением ждет этого звонка. Что неестественно часто вспоминает высокую тоненькую девчонку, способную одним ударом ноги замочить здоровенного мужика, а уже через минуту выглядеть столь трогательно-беззащитной, что рука сама собой тянется, чтобы погладить ее по темноволосой головке, — приласкать, пожалеть, восемь лет не видевшую нормальной человеческой жизни, сиротку.

Возможно, именно потому, на какой-то момент расчувствовавшись чуть больше, чем себе позволял (вернее, не позволял никогда), он оставил Герде номер телефона диспетчера, известный лишь посвященным из посвященных, и, ни на миг не задумавшись, предложил ей если и не свое покровительство, то поддержку — это уж точно:

«Если будет туго, звони».

С подтекстом:

Будет просто желание, то звони всё равно.

О том, что такое желание у Герды появится, он знал — сумел разглядеть эту девчонку насквозь буквально за двадцать минут, что они провели с глазу на глаз в кабинете с развешанными по стене подделками под Шагала и Гончарову и еретическим ковром на полу.

В том, что Герде будет туго…

Притом, очень туго!!! И очень скоро!!!

…он знал наверняка.

Потому, что никогда не кидался, очертя голову, в какое-нибудь выгодное предприятие, которое ему предлагали даже стократно проверенные до этого клиенты. Всегда, как бы ни был стеснен во времени, какой бы процент от оплаты предстоящей работы ни приходилось выложить за информацию, Олег досконально проверял предстоящий заказ:

…всех, кто в этом деле замешан хоть в самой ничтожной мере;

…свою будущую жертву, далеко не ограничиваясь лишь ее анкетными данными и сведениями, что должны помочь в проведении операции;

…цель, которую преследует клиент, мечтая видеть мертвым своего компаньона или своего конкурента… или черт его знает, кого там еще;

…тщательно прокачивал, наконец, и самого клиента. Если он новый — узнать о нем, как можно больше, это само собой разумеющееся. Если работал с ним раньше или имеешь о нем отличные рекомендации от надежных людей — выяснить то, что не сумел узнать раньше, это тоже само собой разумеющееся.

И если вдруг обнаружится самый ничтожнейший фактик, который насторожит хоть чуть-чуть — сразу крест на заказе!

«Извините, но за это я не возьмусь. Подыщите исполнителя попроще. Вы же знаете…»

Знали…

Те, кому положено знать, знали о том, что Гепатит «С» — элита, идеальнейший исполнитель приговоров — всегда долго и скрупулезно (на взгляд непрофессионала — слишком долго и скрупулезно) готовит свои операции, берется в среднем за пять-шесть заказов в год и дерет за каждый из них непомерные бабки. Но так же знали они и о том, что все его операции прошли без сучка, без задоринки. Притом, что каждая (если б в подобных делах была шкала сложности) оценивалась по наивысшей категории.

…Именно таким делом и оказалось то, с чем в начале июня на Олега вышел директор охранного агентства из Петербурга «Богданов и Пинкертон» Бондаренко Андрей Николаевич. Одним махом следовало решить сразу три проблемы: вытащить с зоны двух девок, отбывавших там сроки (одна — за наркотики, другая — за разбой); замочить одного из воротил новомосковского бизнеса, ко всему прочему еще и депутата Госдумы; а заодно еще и забрать у него из домашнего сейфа зип, содержащий некую сверхважную информацию.

— Что, всё одновременно? — Первой реакцией видавшего виды Олега, когда он услышал подобное предложение, было неподдельное удивление. — Сразу и девки, и воротила, и зип?

— Именно так. Одновременно всё провернуть будет проще, чем по отдельности, — заверил одетый с иголочки молодой человек, с которым Ласковая Смерть встретился в небольшом придорожном кафе в пяти километрах от Зеленограда. — Нашими аналитиками разработан план, и если вы даете согласие на участие в операции, этот план будет вам предоставлен. А далее вы с ним ознакомитесь, при необходимости внесете свои коррективы…

— Какой план? Какие, в задницу, аналитики? — непочтительно перебил своего собеседника Гепатит и ловко изловил за кружевную оборку передничка проходившую мимо их столика официантку. — Повтори мне, красавица, кофе. И принеси мороженое.

— Какое? — девушка с интересом окинула взглядом черноволосого мачо в светлых джинсах и китайских кроссовках, которым абсолютно не соответствовали массивный перстень с большим красным камнем и толстая золотая цепь, выглядывавшая из-за ворота линялой футболки.

«Бижутерия», — пришла к выводу официантка и повторила вопрос:

— Какое мороженое?

— На твой выбор, красавица. — Мачо выпустил кружевную оборку и «поддельный» рубин ярко блеснул в узком солнечном лучике, просочившемся внутрь кафе сквозь щелочку в жалюзи. — …Я всегда сам себе аналитик, — как ни в чем не бывало, продолжил он прерванный разговор, стоило девушке удалиться от столика. — Я всегда сам составляю все планы…

— Но вы работаете на нашу фирму не один год, — осмелился напомнить своему собеседнику эмиссар из Петербурга, и при этом его трехсотдолларовые очки от Картье стремительно запотели.

— Я ни на кого не работаю. Я лишь выполняю заказы, которые сочту достойными для себя. Заруби это себе на носу и передай то же самое Бондаренко. — Ласковая Смерть поднялся из-за стола, давая понять, что так толком и не начавшийся разговор окончен. — Звоните через три дня. Я подумаю. А мороженое скушаешь сам. Не обижай официантку. — Он бросил на стол мятую двадцатидолларовую купюру и вышел на улицу.

…Через распахнутое окно из подсобки девушка в нарядном передничке с кружевными оборками наблюдала за тем, как мачо в китайских кроссовках и линялой футболке ныряет за руль красной спортивной машинки, и в тот же момент у машинки резво складывается назад брезентовый верх. Еще секунда, и двухместная лайба стоимостью тысяч в сто баксов, на прощание скрипнув резиной, срывается в сторону Москвы. На мгновение на пальце левой руки, небрежно лежащей на узком руле, ярко вспыхивает рубиновый огонек.

«Нет, всё-таки не бижутерия, — изменила мнение официантка и понесла мороженое и двойной каппучино очкарику — приятелю только что столь эффектно отчалившего от их ресторанчика мачо. — Пускай жрет, а то вон какой тощий. Интересно, а у этого франтика что за машина?»

…Олег в это время уже набирал на сотовом номер.

— Да, слушаю. — Ответили сразу. Голос, казалось, принадлежал девчонке не старше пятнадцати, но эта «девчонка» к своим сорока успела провести по зонам и крыткам четырнадцать лет, собрав огромный букет разноцветных статей. — Я слушаю. Говорите.

— Оля, привет.

— О! — только и успела ответить она. На более длинную фразу Олег не оставил ей времени.

— «Богданов и Пинкертон». Вся информация за последние полгода. Это первое. Богданов Василий… как там его?

— Сергеевич, — мгновенно отреагировала Ольга.

— Молодец, склерозом еще не страдаешь. По Богданову мне то же самое. Последние шесть месяцев. Это второе. Третье: помнишь, года четыре назад он вытащил свою дочь из «Крестов», подставив вместо нее какую-то зачуханку?

— Было такое, — деловито ответила Ольга.

— Мне надо знать про эту молодку.[62] Всё, что сумеешь надыбать. Откуда взялась? Какая сейчас? Где чалится? Какой масти?[63] На каком положении? С кем корешится? У нее должна быть подружка, парашютистка.[64] Про нее тоже всё, что узнаешь. Теперь четвертое: собери информацию по всем куражным[65] из Новомосковска или ближайших окрестностей, имеющих хоть какое-то отношение к Государственной Думе. Сколько на всё потребуется времени?

— Неделя. — Ольга ни секунды не размышляла. А Олег отлично знал ее правило: увеличивать необходимый для сбора информации срок не меньше чем втрое. Вот и на этот раз…

— Сорок восемь часов, — жестко отрезал он. И улыбнулся при мысли, что подобный маленький торг повторяется между ними каждый раз вот уже на протяжении семи лет их совместной работы. — Делай что хочешь, хоть обращайся в Интерпол или ГРУ, но… сорок восемь часов.

— Хорошо, — обреченно вздохнула Ольга (обреченный вздох тоже стал неотъемлемым атрибутом ее общения с шефом). — Удачи, Олег. Перезвоню.

Она была одной из тех немногих, кто мог выйти на Гепатита не через диспетчера, а напрямую. И она входила в узкий круг тех наиболее приближенных к Ласковой Смерти (числом не более двадцати) человек, проверенных в деле не раз и не два. Тех, с кем Олег давно работал бок о бок, кого без сомнений посвящал в свои «производственные» секреты, кому мог смело доверить свою жизнь. Проворачивать сомнительные (мягко говоря!) дела в одиночку, рассчитывать лишь на себя — вариант идеальный. Но ничего идеального не бывает. Всегда где-нибудь есть хоть малейший изъян. Подобным изъяном в работе Олега было то, что всё, за что бы ни брался, он никогда бы не смог провернуть в одиночку. Потому и пришлось лет десять назад собрать вокруг себя небольшую группу надежных соратников. А уже вокруг нее разворачивать обширную сеть агентуры. При том, что ни один из обычных агентов и близко не представлял, на кого он работает. Пока что эта система не дала ни единого сбоя.

«Но когда-нибудь даст, — Олег не испытывал иллюзий. — И я опять отправлюсь к хозяину. По второй ходке».

Впервые это произошло в 1986 году.

Лаевский Олег заканчивал четвертый курс Ярославского Высшего военно-финансового училища, и до распределения в какой-нибудь отдаленный гарнизон с двумя маленькими звездочками на погонах оставалось чуть больше года. А как же в отдаленный гарнизон без жены? Об этом следовало позаботиться заранее. Вот и привел будущий специалист по прикладной информатике в экономике в маленькую двухкомнатную квартирку, которую снимал на пару с приятелем, невысокую белобрысую Светку, согласную разделить с любимым все тяготы и невзгоды нелегкого армейского быта. Светка была глуповата, хозяйственна и абсолютно непритязательна — идеальная спутница жизни начинающего армейскую карьеру летехи. Не умудренный жизненным опытом двадцатидвухлетний Олег тогда и понятия не имел, что…

…ничего идеального не бывает. Всегда где-нибудь есть xomь малейший изъян.

«Изъян» обнаружился совершенно случайно, ровно через неделю после того, как они со Светланой подали заявление в ЗАГС.

В ту ночь Олег должен был заступать в наряд, но что-то вдруг…

Ну почему вся наша жизнь битком напичкана этими проклятыми «вдруг»!

…изменилось, и его отпустили домой. То, что через десять минут он обнаружил в комнате, которую они вот уже месяц делили со Светкой, в старинных романах принято обтекаемо называть интересной ситуацией.

Светлана, накинув на обнаженные плечи халатик, судорожно пыталась натянуть узкие трусики, а бывший друг, с которым четыре года делили всё пополам (но только не женщин!), даже и не попытавшись хоть как-то замести следы преступления (нет, хуже — прелюбодеяния!) испуганно сжался в его — Олега! — постели. Рядом с кроватью красноречиво валялись черные хлопчатобумажные семейники, какие раз в декаду во время похода в баню выдавались курсантам.

Светлана так и не успела натянуть на себя трусики. Запуталась, стреножила ими себе лодыжки и, не удержав равновесия, грохнулась на пол. И замерла на боку, подтянув к подбородку коленки, стараясь как можно надежнее прикрыть рукой грудь — наверное, в ожидании удара тяжелого кирзового сапога.

Это будет так больно! От этого надолго останется такой огромный синяк! Только бы не в лицо! Только бы не в грудь!

Но никакого синяка не осталось. И Светлана не успела почувствовать боли, когда Олег, скрипя половицами, подошел к ней, деловито убрал с тонкой шейки светлые волосы и одним-единственным, годами отточенным ударом сломал своей нареченной шейный отдел позвоночника.

Маленькое скрюченное на полу тело при этом лишь слегка вздрогнуло.

— Теперь ты. — повернулся Олег к тому, кого еще пять минут назад считал своим другом.

— П-почему я? — Тот, невысокий, чуть полноватый и никогда не умевший постоять за себя (за него всегда это делал Олег) попытался укрыться подушкой. — Полагается только жену. А л-любовника п-просто вышвыривают.

— Теперь ты! — Олег отнял подушку и, словно нашкодившего котенка, за ухо вытащил из постели голого, толстенького, (омерзительного!!!) ублюдка. — Не волнуйся, это не больно.

Он сдержал слово — сделал шаг за спину и профессиональным резким движением свернул шею своему бывшему другу. Не давая упасть мертвому телу, аккуратно уложил его рядом со Светой и вышел из этой проклятой квартиры — к соседям. У которых был телефон. От которых можно было вызвать милицию.

…Несмотря на полный набор смягчающих обстоятельств — и явка с повинной, и содействие следствию, и положительная характеристика с места учебы, и отсутствие ранних судимостей — военный прокурор и слышать не хотел об условном осуждении. Он согласился лишь квалифицировать преступление не как «умышленное убийство», а как «убийство двух лиц, совершенное в состоянии аффекта», но настаивал на максимальном наказании — пяти годах лишения свободы. Адвокат Олегу достался какой-то квелый и совершенно безынициативный, но всё-таки сумел выторговывать своему подзащитному вместо пяти три года строгого режима, которые осужденный и отбыл от звонка до звонка в одном из дальняков[66] Кировской области.

Отчалился он поздней весной 89-го года с твердой уверенностью в том, что всё, что было раньше (а раньше были лишь детский дом, военное училище, мечта создать свою — самую крепкую, самую идеальную — семью и честолюбивое стремление сделать карьеру в армии)… так вот, всё, что было раньше, оказалось жестокой ошибкой. Его предназначение — не семья и не карьера.

Какая семья, если все бабы — крысы, годные лишь для того, чтобы иногда затащить одну из них в постель?!!

Какая карьера после трех лет строгача?!!

Олег давно осознал, что он создан совсем для другой жизни — той, что называют жизнью на грани.

На эту грань он ступил уже через четыре месяца после освобождения.

В октябре 1989 года к финансовому директору одного из самых солидных банков СССР обратился молодой человек с весьма странной просьбой: авалировать двадцать пять векселей на общую сумму 250 000 руб. Вообще-то в подобной просьбе не было бы ничего странного — банк, естественно, занимался операциями с векселями, но…

— Я вас вижу впервые. Я впервые слышу о вашем МП… — финдиректор покрутил в ухоженных пальчиках прозрачную папочку с учредительными документами Малого Предприятия — хм, «Полет». Те векселя, что вы мне предлагаете… — на этот раз финдиректор покрутил в ухоженных пальчиках невзрачную выцветшую бумажку, посмотрел на свет — а имеются ли на ней хотя бы водяные знаки? (знаки имелись), — не внушают никакого доверия. И вы что же, считаете, что мы готовы подарить вам четверть миллиона рублей, гарантировав ликвидность этих филькиных грамот? Знаете что, молодой человек… — одетый с иголочки банковский служащий уже был готов указать аферисту с мятым, неумело завязанным галстуком на тяжелую дубовую дверь своего кабинета, когда тот его перебил.

— Знаю. — Обворожительная улыбка. — Я прошу у вас гарантий, и сам же готов, извините за тавтологию, гарантировать эти гарантии. — Еще одна обворожительная улыбка, и молодой человек торжественно водрузил на стол потрепанный кейс. Щелкнули два замка, откинулась крышка, и перед глазами пораженного финдиректора предстало нутро «дипломата», заполненное забандероленными пачками сиреневых двадцатипятирублевых купюр. — Здесь ровно двести пятьдесят тысяч. Прямо сейчас я кладу эту сумму у вас на депозит ровно на девяносто дней — срок погашения векселей. Естественно, в обмен на аваль.

— Не пойму… — Банкир удивленно выпучил зенки. — К чему вам все эти сложности? Четверть «лимона» на депозит — да кладите за ради бога! Под них мы вам выдадим свои банковские или негоциированные векселя. Надежнейшие из надежных. С восьмью степенями защиты. Но зачем вам канитель с аваляцией вашего, извините за выражение, пипифакса? Ничего, кроме проблем и неприятностей, вы с этого не поимеете.

— А вот и поимеем! — Очередная обворожительная улыбка. — Векселя, гарантом которых выступает столь солидный банк, как ваш, сразу же переходят из разряда обычных торговых в категорию первоклассных и везде, где угодно, учитываются по более низким ставкам процента. Это во-первых. А во-вторых, насколько повысится престиж перед деловыми партнерами нашего лишь набирающего ход предприятия, когда станет известно, что мы являемся контрагентами вашего банка! Резонно?

— М-да. — Финдиректору было нечего возразить.

И сделка между одним из самых солидных банков страны и МП с незатейливым названием «Полет» состоялась. Подозрительные векселя были авалированы, а в депозитарий банка легла сумма в 250 000 руб. Молодой человек с небрежно завязанным галстуком галантно раскланялся, махнул на прощание потрепанным кейсом и был таков.

Навсегда!

А через три месяца со всех уголков нашего необъятного СССР в Москву посыпались фальшивые векселя, авалированные одним из солиднейших банков страны. Из более сотни фальшивок ликвидными оказались лишь восемнадцать на сумму сто восемьдесят тысяч рублей, которые банк честно и домицилировал. А остаток в семьдесят тысяч, за которым никто так и не явился, в квартальном отчете был занесен в статью «Незапланированные прибыли». Да и зачем кому-то нужны были эти несчастные семьдесят штук, если по подсчетам финансового директора банка чистый навар аферистов составил более миллиона рублей.

Не стоит и говорить, что всю эту немудреную операцию разработал и претворил в жизнь не кто иной, как Лаевский или Ласковая Смерть — погоняло, которое Олег получил, стоило зекам узнать, что и невесту-изменницу, и ее кобеля он старался прикончить как можно гуманнее, хотя в той ситуации, в какой оказался, по мнению братвы, имел право и на более изощренную месть…

— М-да-а-а-а! Ничего не попишешь, добыли шмеля![67] Продолжать думаешь? — спросил у Олега вор в законе Миша Кореец, финансировавший аферу с фальшивыми векселями, когда Гепатит пришел к нему в «офис» для окончательного расчета.

Они находились вдвоем в небольшом, скромно обставленном кабинете одного из многочисленных московских кооперативов, организованных и крышуемых ворами. Уже тогда, в конце восьмидесятых, предусмотрительные авторитеты, одними из первых осознав необратимость перемен, происходящих в стране, извлекли из загашников неправедно заработанные рубли и спешили легализовать их, активно вкладывая в набирающее обороты частное предпринимательство.

— Что значит «не в том ключе»? — Кореец отложил в сторону очередную пачку из ста пятидесятирублевок и по-стариковски сварливо заметил: — Сижу сейчас, трачу время, делаю то, что должен был сделать ты. Мог же хрусты упаковать в узляки, принести их мне в божеском виде. Ты ж финансист! Ты же к бабкам должен испытывать уважение! А ты с ними, как с мусором. Затолкал ворохом в порт[69] и готово. Эх, молодо-зелено!.. Так, Олежа, что значит «не в том ключе»? Решил сменить профиль?

— Да.

— А какой смысл?.. — Миша Кореец сделал короткую паузу. Несмотря на ворчание вора, и слепому было бы видно, какое удовольствие тот получает, перелопачивая такую гору пятидесятирублевок. — Между прочим, в маляве, что пришла с твоей зоны, про тебя отписано много хорошего. Рассказать, что?

— Расскажи.

— Козырный фраер[70] ты, правильный. Не дешевка. Был в авторитете, жил по понятиям, следил за базаром. С первых дней ушел в отрицалово. Первоходок, а не минуло двух лет, как вошел в первую пятерку, [71] стал свояком.[72] Как пригнали с этапом на зону, в первый же день прописать тебя решили махновцы, [73] так после обратки твоей до сих пор оклематься не могут, а двое, прости их Господь, теперь на сто первом.[74] Грохнул ты их, паря, и при этом не было у тебя ни ножа, ни дрына. Одними этими вот своими руками, — Кореец на секунду оторвал взгляд от денег и поднял его на Олега, — замочил отморозков так, что остатние больше понты свои польские гнуть и не думают. Вот ты какой. К тому ж образованный. Программист, братва пишет. Да еще и экономист. Впрочем, это ты уже доказал. Что на всё это ответишь, Олежа?

— Отвечу, что терпеть не могу, когда мне в глаза говорят, какой я хороший.

— Это правильно. Похвала портит людей. Но я не про это. Знаешь, не было б этой рекомендации от человека, которому я доверяю даже больше, чем себе самому, разве я дал бы хрусты на ту картинку, [75] что ты мне нарисовал в сентябре? Нет, не дал бы. Не потому, что мне жалко, а потому, что не хотел офоршмачиться. Какой позор на старости лет, если бы я потерял эти фишки! Но ведь не офоршмачился, как видишь. — Кореец отложил в сторону еще пачку пятидесятирублевок. — Какой табаш[76] провернули! Умеешь ты телеги толкать.[77] Фартовый к тому же. Так чего же ты еще хочешь? Продолжай в том же духе. Есть что-нибудь на примете?

— Нет, — загадочно улыбнувшись, покачал головой Гепатит. — И не будет. Этот фазан[78] с векселями я обдумывал больше года. Вроде бы, всё элементарно, но пришло мне в голову то, что можно сделать такое, совершенно случайно. Надо же было о чем-нибудь думать, когда сидел пятнадцать суток в кичмане. Второй раз такая афера ни с одним банком уже не прокатит. А пытаться кинуть кого-то другого… так некого. Куда проще найти какого-нибудь кармана, ткнуть ему пушку под нос и попросить поделиться. И вовсе не обязательно быть для этого экономистом. Твои пацаны шутя делают это с тремя классами образования.

— Ну уж не скажи! Сейчас такие карманы, что на дешевый понт их не возьмешь… — начал было Кореец, но Олег его перебил, задумчиво пробормотав:

— Да и скучно это — быть безобидным кидалой. Я покоцан жизнью, я озлобился на весь мир, я уже вкусил крови. Два года на зоне меня обучали обращаться со шмелем.[79] Я отлично владею почти всеми видами оружия. Я сейчас в отличной спортивной форме. Я беспощаден, я смел, я решителен. Можно сказать, что в какой-то мере я отморожен. И в то же время ко всему привык подходить с холодным рассудком. Короче, я готов к более сложным делам, чем простой аферизм. К таким делам, — весь подался вперед Гепатит. Глаза его возбужденно блестели, — которые щекотали бы нервы, от которых перехватывало бы дыхание! А если при этом потребуются мои знания в экономике и программировании, так одно другому не помешает. Найди мне такое дело, Кореец! Прошу тебя! Найди!

— Говорил только что, что не любишь, когда тебя хвалят, — рассмеялся вор в законе, — а сам разрисовал себя так, что прям супермен. — Миша поднялся, кряхтя наклонился над столом, на котором еще оставалась внушительная горка пятидесятирублевых купюр, и принялся сгребать их обратно в портфель. — А я-то уж грешным делом подумал, не решил ли ты завязать. А оно вон как, оказывается. Скучно ему. Не по нутру просто так поднимать по лимону за квартал. Подавай еще и острые ощущения. — Кореец застегнул портфель и протянул его Ласковой Смерти. — Лады, будут тебе острые ощущения. Подыщу тебе такой крепкий орешек, что обломаешь на нем все фиксы. Погляжу, разгрызешь ли. Разгрызешь, так честь тебе и хвала… Здесь твоя доля. Штук четыреста, так понимаю, — ткнул кулаком в портфель Миша. — Свое я отделил, — кивнул он на аккуратные пачки, разложенные на краю просторного стола. — Ты теперь на деньгах. Не шикуй, не сори ими впустую. И не трать даром время. Собирай команду. Знаю, есть у тебя из кого, так что своей помощи не предлагаю. Всё, ступай, Олежа. Точи фиксы. Настанет время, тебя позовут…

Его «позвали» уже через месяц и дали наводку на одну обкомовскую гагару[80] с Урала, сидящую на миллионах и знавшую столько, сколько не знало местное управление КГБ. О нее, как и предупреждал Миша Кореец, Гепатит чуть не обломал себе зубы. Но, в конце концов, всё срослось как нельзя лучше.

Потом срослось еще одно выгодное дело, на которое Олега подписали московские воры. И еще одно…

В начале 90-х в столице начался передел зон влияния. И Мише Корейцу прострелили лобешник прямо в той комнате, где два года назад они с Ласковой Смертью дербанили хабар[81] после табаша с фальшивыми векселями. Были роскошные похороны, где прямо возле могилы Гепатиту предложили врубиться[82] в одно серьезное дело. Потратив полмесяца на сбор информации, он отказался. Потом был еще заказ. И еще… Кореец был мертв, но без работы Олег не остался. О нем уже знали не только в столице, но и по всему СНГ. И, более того, не просто знали, а начали слагать легенды о фартовом ликвидаторе и маравихере[83] и его экипаже, составленном исключительно из сверхпрофессионалов. Вот только почти никто никогда не видел этого таинственного «Робин Гуда». Знакомы с ним были лишь избранные, даже из воровского мира, хотя Гепатит и не думал отходить от блатных, исправно, как надежный налогоплательщик, засылал фишки в общак и иногда брался за выполнение заказов братвы или воров.

Фантом, человек-невидимка, старавшийся лишний раз, если этого не требовала работа, не выходить из своей шикарной квартиры в Ясенево. Один раз в три дня там появлялась толстая пожилая домработница, приносила продукты, занималась стряпней и уборкой. Два раза в неделю на дом доставляли очередную элитную проститутку. Этим отношения Гепатита с женским полом и ограничивались, если не считать тех, вынужденных, что были связаны с работой. О том, что можно обзавестись женой или хотя бы girlfriend, Олег первые годы даже не мог и помыслить без содрогания. Потом отвращение к женскому полу приобрело форму полнейшего безразличия. Нет, он не был женоненавистником. Просто женщины его интересовали или как помощницы по работе, или как заказанные клиентами жертвы, или как нечто сугубо материальное — куски протоплазмы, предназначенные лишь для того, чтобы снять накопившееся сексуальное напряжение. И не более этого!

Так было (и никак не иначе!) до одной теплой июльской ночи в Новомосковске, когда, выполняя заказ питерской фирмы «Богданов и Пинкертон», Ласковой Смерти пришлось вытаскивать на свободу двух симпатичных молодок. Одну из них — Герду.

Высокую тоненькую девчонку, способную одним ударом ноги замочить здоровенного мужика, а уже через минуту выглядеть столь трогательно беззащитной, что рука сама собой тянется, чтобы погладить ее по темноволосой головке — приласкать, пожалеть восемь лет не видевшую нормальной человеческой жизни сиротку.

Серьезные люди работают так: между киллером и заказчиком выстраивается настолько длинная и запутанная цепочка посредников, что распутать ее не сумел бы и самый ушлый следак. Ликвидатор никогда не знает, кто непосредственно оплачивает его работу, чей заказ он выполняет. И воспринимает это как должное.

Воспринимать такую систему, как должное, Ласковая Смерть изначально не собирался. За десять лет он не взялся ни за одно дело, не выяснив, кто за этим стоит. Так произошло и в 1994 году, когда на него впервые вышло охранное агентство из Петербурга «Богданов и Пинкертон». Впрочем, что это какой-то доселе ему неизвестный «Богданов и Пинкертон», Гепатит и не ведал в тот момент, когда ему вдруг позвонили на сотовый напрямую! (даже не через диспетчера!!!) и сказали всего несколько фраз:

— Олег, спуститесь к почтовому ящику. Там конверт. В конверте подробное описание того, что мы хотим, чтобы вы для нас сделали. И аванс. Можете оставить его себе, если решите отказаться от нашего предложения. Но мы очень надеемся, что не откажетесь…

— Какого черта! Откуда у вас мой телефон? — раздраженно процедил Гепатит, но его словно бы и не слышали. Казалось, что он пытается разговаривать с автоответчиком. Вполне возможно, что так и было на самом деле — магнитофонная запись.

— …Перезвоним вам через неделю. Договоримся о встрече, чтобы обсудить детали. Удачи.

Короткие гудки. Твою мать!!!

Донельзя неприятная ситуация, в которой следовало безотлагательно разобраться! Срочно выяснить, кто же такой чересчур деловой, оказывается, знает то (и адрес, и телефон Ласковой Смерти), что ему знать совсем не положено!..

Разобрался, включив на полную мощность свою идеально отлаженную «разведывательную машину».

Выяснил, уложившись при этом в рекордные сроки. И через шесть дней сам позвонил на мобильник Богданову.

— Это Лаевский. Ваш представитель обещал выйти на меня завтра, но я решил поторопить события. Тем более, что сейчас я в Петербурге и готов с вами встретиться, обсудить ваш заказ. Я с ним ознакомился. Интересно. Почему бы за него и не взяться. Где и когда, Василий Сергеевич?

Олег ожидал два варианта ответа. Первый: Богданов разыграет удивление — «Какой Лаевский? Какой заказ? Ничего не понимаю! Вы, наверное, ошиблись». Второй: нечто вроде того, что непроизвольно вылетело из уст Гепатита, когда неделю назад оказалось, что номер его личного сотового известен какому-то незнакомцу, — «Какого черта! Как вы узнали, что звонили именно от меня?»

Но Богданов умел достойно держать удар даже тогда, когда ему с немалой долей цинизма демонстрировали, что на этот раз он (Такой могучий! Такой опытный! Такой предусмотрительный!) остался в дураках.

— В семнадцать ноль-ноль у меня в офисе, — после непродолжительного размышления недрогнувшим голосом ответил он. И добавил: — Мне рассказывали о ваших способностях легендарные вещи. Большинство из них я не принимал всерьез. Теперь должен признать, что был не прав. До встречи, Олег. Не сомневаюсь, мы с вами сработаемся.

Они, и правда, сработались…

«Семь… Нет, восемь заказов за неполные пять лет, — подсчитал Гепатит, сворачивая с Ленинградского шоссе на МКАД. — Последний в декабре прошлого года. Тогда пришлось отправляться в Финляндию, чтобы выпотрошить сервер в офисе какого-то деревообрабатывающего комбината. Это было Рождественской ночью, и на весь комбинат оказалось лишь двое пьяных охранников — один наряженный в костюм Санта Клауса. Смешно. Зато совсем не смешной оказалась система сигнализации, с которой я разбирался до самого утра. После этого на протяжении почти шести месяцев ни я не был нужен Богданову, ни, тем паче, он мне.

И вот очередное задание. Интересно, зачем ему эта матрешка (да еще и с подругой!) — та, что он всучил мусорам взамен своей дочки, у которой, насколько я помню, окончательно снесло крышу от метадона? Решил сделать обратную рокировку? А смысл? Какой-то смысл, конечно, имеется. Богданов не тот человек, который хоть иногда позволяет себе какой-нибудь порожняк. Он попросту не способен совершать бесцельные действия… Ладно, послезавтра отчитается Ольга, и, надеюсь, всё прояснится».

Олег представил себе, как полчаса назад, сразу после его звонка, разветвляясь в геометрической прогрессии, словно свежий компьютерный вирус по «паутине», пронесся по обширной агентурной сети, сплетенной за последние годы, приказ на сбор сведений по Богданову и его интересам в Новомосковске. Пройдет еще час, и этим вопросом, отложив в сторону остальные дела, будут активно заниматься и менты, и чекисты, и блатные, и коммерсанты. В Москве, в Петербурге, в Тульской области. Потребуется, так хоть в Сенегале. В том, что ровно через сорок восемь часов Ольга выложит перед ним всю информацию, которую он запросил, Гепатит не сомневался. За семь лет эта умная и предприимчивая чертовка, [84] внешне больше похожая на безденежную халду, [85] нежели на «начальницу службы разведки», умело управляющую огромным штатом агентов, не подводила ни разу.

«Не подведет и теперь, — спокойно подумал Олег, загоняя свой спортивный „Додж Уивер“ в подземный гараж шестнадцатиэтажного дома, построенного на самой границе Битцевского парка. — А я пока не буду забивать себе башню пустыми догадками. Хотя, всё-таки дойду до Марины Матвеевны, освежу в памяти всё, что на данный момент есть по Богданову… Хм, и всё же какого хрена старому жулику потребовалась эта бикса, которой он когда-то так ловко подменил свою дочь? Да еще не одна, а с подружкой?!!»

В ряду постоянных клиентов Ласковой Смерти агентство «Богданов и Пинкертон» уверенно занимало первое место. Пять лет сотрудничества, восемь успешно выполненных заказов, ни одного отказа (на которые был столь щедр Гепатит с другими клиентами) взяться за предложенную Василием Сергеевичем работу. Никогда никаких разногласий, никаких непоняток. И, естественно, самое обширное досье (по сравнению с остальными), собранное Олегом на своего делового партнера №1. Ласковая Смерть знал про Богданова, пожалуй, не меньше него самого. На дискете, озаглавленной незамысловатой аббревиатурой «БВС» вся собранная за пять лет информация была аккуратно рассортирована по четырем категориям: «Биография», «Агентство», «Богатырская сила» и «Прочее». На случай нежелательных проблем и эта дискета, и весь богатый архив на других бывших заказчиков содержались не дома, а были продублированы в нескольких вариантах и отданы на хранение надежным, не могущим вызвать у мусоров ни капли сомнения в своей законопослушности гражданам. Ближе всех из них — в соседнем подъезде — жила Марина Матвеевна, приходящая горничная, и Олег, наскоро перекусив и достав из шкафа-купе редко используемый ноутбук, уже было собрался к ней в гости, когда в последний момент передумал: «А, наплевать! Не горит! Лучше сейчас позвоню и вызову шалашовку.[86] — Ноутбук отправился назад в шкаф-купе, на смену ему из кармана появился сотовый телефон. — А про Богданова я и так всё знаю почти наизусть».

…И про его любимую доченьку — наркоманку со стажем, торчавшую сначала на марафете, потом пересевшую на метадон, а потом и вообще съехавшую с катушек, да настолько конкретно, что превратилась в настоящую зомби.

«Диагноз, поставленный этой самоубийце, звучит, кажется, так: „Постнаркотический центральный некроз мозга“… нет, не мозга — моста. Да, точно: «Центральный некроз моста». И еще: «Необратимый апатический ступор». Нечего сказать, славный наборчик».

…И про его детище, рожденное на пару с Валерой Кызылом (застреленным в 1993 году) — ТОО «Богданов и Пинкертон», — уже через пару лет обретшее статус самого надежного и престижного охранного агентства Санкт-Петербурга, а по сути исполняющее роль прикрытия одной из наиболее влиятельных местных кодл, безоговорочно и монопольно контролирующей столь специфический участок на рынке преступности Северо-Запада, как противоправная деятельность с применением высоких технологий. Промышленный шпионаж, отмывание денег, незаконная банковская деятельность, хакерство, изготовление поддельных кредиток, посредничество при подкупе государственных чиновников… Этот список можно было бы продолжать до тех пор, пока не оказалась бы вычерпанной до дна самая большая глава Уголовного кодекса «Преступления в сфере экономической деятельности».

…И про то, что ограничивать свою активность рамками этой главы никто в Богдановской группировке не собирается. Под ее крышей находится больше десятка банков и крупных коммерческих организаций, а генеральный директор «Богданова и Пинкертона» Бондаренко Андрей Николаевич не брезгует зарабатывать деньги путем банального шантажа, взимания «налогов» с сутенеров и «массажных салонов» и даже киднепиинга. Непосредственный хозяин агентства взирает на мелочные выкрутасы директора (а пока не свихнулась от наркотиков дочка, еще и на своего будущего зятька) сквозь пальцы. Но когда требуется провернуть какое-нибудь поистине ответственное и сложное дело, решительно отодвигает Андрея Николаевича в сторону и обращается за помощью к Ласковой Смерти.

…И про то, что от официальной охранной деятельности агентства Василий Сергеевич имеет довольно приличный доход.

Доход, раз в сто превышающий официальный, он имеет от теневой деятельности своего первого бандитско-коммерческого детища.

… ни другой доходы не идут ни в какое сравнение с теми гигантскими дивидендами, которые Василий Сергеевич получает с 40% акций концерна «Богатырская Сила», одной из трех фирм-учредителей которого являехся «Богданов и Пинкертон».

«Впрочем, даже гигантские дивиденды, — понял Гепатит еще пять лет назад, изучая незамысловатые схемы финансовой деятельности Богданова, — это не самое главное. Сорока процентами акций концерна, так же, как и охранное агентство из Питера, владеет финская деревообрабатывающая кампания „Hanky Jarvela 1954“. Остальные 20% принадлежат АОЗТ „Престиж“, зарегистрированному в Петрозаводске и включающему в себя (самый стандартный вид скрытой взятки) ближних родственников девятерых высокопоставленных чиновников из областных центров Северо-Запада и Москвы. А десятого — лично Василия Сергеевича! При этом, учредительные взносы распределены так: каждый чиновник якобы внес по 5% (итого — пять на девять — получается сорок пять). Остальными 55% «обременил» себя Богданов. Если свести все эти цифры воедино, прокалькулировать пару простейших пропорций (арифметика для пятого класса), то получается: Василий Сергеевич — полноправный владелец пятидесяти одного процента (контрольного пакета) акций мощнейшего концерна, выигравшего тендер на получение федеральной концессии на «эксплуатацию, переработку и экспорт лесных ресурсов первой и второй групп в Ленинградской, Новгородской, Вологодской и Архангельской областях, а также в Карельской Республике и Республике Коми». Если информация, которую предоставила Ольга, верна, то на данный момент годовой оборот «Богатырской Силы» уже составляет больше миллиарда «зеленых». И это при том, что концерн еще находится в стадии становления. Что же будет лет через пять, когда эта стадия закончится?!!»

Через пять лет официально декларированный оборот концерна «Богатырская Сила» достиг семи миллиардов рублей.

Через пять лет, 2 июня 1999 года, держателя контрольного пакета акций концерна «Богатырская Сила», «лесного короля Северо-Запада» Богданова Василия Сергеевича застрелили с расстояния в восемьсот метров из снайперской винтовки «Баррет М-98», когда он вышел подышать свежим воздухом на балкон своего коттеджа.

Именно об этом прямо с порога торжественно объявила Ольга, явившаяся на квартиру Ласковой Смерти с отчетом о проделанной за двое суток работе.

— Чего и следовало ожидать, — внешне совсем безразлично отреагировал на это известие Гепатит. — Еще года три назад я предупреждал его, что если он не обставит себя со всех сторон профессиональными телохранителями из своего же собственного агентства и не сведет свои появления на улице к коротким перебежкам от офиса до машины и от машины до дома, то в конце-концов словит маслину.[87] Он тогда ответил, что лучше пуля, чем ненормальная жизнь в окружении стояков.[88] Не сумели выяснить, кто его заказал?

— За двое-то суток?!! — Ольга всунула ноги в мягкие тапочки и уверенно направилась в кабинет. — Мы не волшебники.

— Хотя бы обозначили круг подозреваемых?

— Такой круг, что побольше Садового кольца. Представляешь, сколь многим была выгодна его смерть? — Ольга бухнулась в глубокое кресло, извлекла из сумочки пропитанную лосьоном гигиеническую салфетку и протерла лицо, при этом смазав с одного глаза тушь. — На улице все тридцать пять и непролазные пробки, а в моей развалюхе снова накрылся климат-контроль, — пожаловалась она. — У меня теперь тепловой удар.

— А у меня теперь полная ясность с вопросом, зачем Бондаренко понадобилась та девчонка, двойница свихнувшейся Богдановской дочки. — Олег открыл бар и достал оттуда бутылочку холодного «Спрайта». Протянул ее Ольге: — На, подлечись от своего теплового удара. И докладывай всё по порядку, что успела назыкать[89] за эти два дня. Сначала факты. Потом выводы. Как всегда. Начинай.

— Начинаю. Что касается Богданова, его личной жизни и его работы, то за полгода вплоть до второго июня никаких значимых событий выявить не удалось. У дочери никаких улучшений, и врачи говорят, что надеяться не на что. Сейчас живет дома, к ней приставлена медсестра. На людях не появляется уже год, и, начиная с того дня, когда у нее снесло крышу, папаша делал всё, чтобы об этом не узнали даже самые близкие люди. Запустил среди знакомых байду, что типа дочь проходит курс длительного лечения от наркозависимости.

— Кому всё-таки известна правда? — Олег неторопливо мерил шагами просторный кабинет, застеленный огромным иранским ковром. — Самому папаше, медсестре, которая ухаживает за девкой, врачу, который ставил диагноз… Кстати, он был один, или там собирался целый консилиум?

— Консультировали три психиатра. Со всеми тремя поработали наши спецы. И, самое интересное, что ни один из троих не колонулся. Выпучивали шнифты и лепили горбатого, что ни к чему подобному не имеют ни малейшего отношения. Хотя за информацию им давали хорошие фишки. Думаю, что Богданов за молчание заплатил куда больше. Да еще к тому же и припугнул: типа, проверю, как вы держите язык за зубами; ждите, пришлю когда-нибудь подставного, он предложит вам денег, и, не дай Бог, попытаетесь ему что-нибудь слить.

— Короче, врачи отпадают?

— Как можно сказать наверняка? Мы же не проверяли их на детекторе лжи, не кололи им скополамин.

— И всё же будем считать, что никто из троих лепил не проговорился, — подытожил Олег. — Теперь медсестра.

— Железная баба. Работала вместе с Богдановым еще в КГБ. Если ты не предполагаешь утечки от психиатров, то, тем более, не должен предполагать от нее.

— Это ты так считаешь.

— Не только я. Сегодня утром мы обсуждали это с Чистовым и Ихтиандром. Они готовы ответить за то, что медсестру не купить. Эта старуха прошла хорошую школу ЧК, а там первым делом учат не ссучиваться даже за миллион.

— Хорошо, убедила. Минус сестра. — Гепатит наконец прекратил бродить по кабинету и присел на краешек рабочего кресла. — Кто еще? Горничная?

— Домработницу рассчитали еще год назад. Она не в курсах.

— А кто ведет хозяйство?

— Та же самая медсестра. Ее хватает на всё.

— Положим, что так, — рассеянно пробормотал Гепатит. — Кто еще вхож в дом?

— Только один человек.

— Бондаренко?

— Он самый.

— Всё, — неожиданно закрыл эту тему Олег. — С этим вопросом всё ясно. Теперь рассказывай о девчонке. Той, что сейчас топчет зону вместо впавшей в ступор наркоши. Той, кому предстоит подменить эту шалаву уже во второй раз… Оля, достать тебе еще лимонаду?

…Они проговорили без перерыва четыре часа подряд. О Герде и ее подруге Диане. О женской зоне, расположенной в десяти километрах от Новомосковска. О «зечках по вызову», которые регулярно отправляются за запретку к клиентам. О том, что это и есть та самая ниточка, которая протянулась между зоной, где сейчас чалится Герда, и коттеджем Чудинова Юрия Ивановича (одного из воротил местного бизнеса, но вовсе не депутата, а всего лишь помощника одного из депутатов Государственной Думы)…

«…и которую просто грех не использовать в предстоящей работе, эту ниточку, — единодушно решили Ольга и Ласковая Смерть, — если, конечно, еще согласимся врубиться во всю эту шухму. Тогда придется начинать с того, что искать подходы к этому Юрию Ивановичу. Втереться к нему в доверие, смарьяжить[90] его на небольшой разгуляй с профурами с зоны. Устроить всё так, чтобы в качестве этих профур на дом к Чудинову доставили именно Герду и ее закадычку Диану…»

— Ша! — вдруг решил прекратить строительство планов Олег. — Увлеклись. Всё это обсудим попозже. Сперва дождусь, когда на меня опять выйдут от Бондаренко. Позавчера я им сказал, что дам ответ через три дня. Значит, позвонят завтра. У них разработан какой-то близнец.[91] Посмотрю, что из него можно использовать в этом Новомосковске. А использовать, думаю, можно будет немало. В «…Пинкертоне» работают далеко не дилетанты, и если уж они написали какой-то сценарий, то сделали это добротно…

— Так ты уже точно решил браться за это? — перебила Ольга.

— Решу после того, как с глазу на глаз поговорю с Бондаренко. Но, вообще-то, против этой работы я ничего не имею. Больше того, я всеми лапами «за»! На то, как опять пустят в дело девчонку, когда выдерну им ее с зоны, как выдадут ее за Богдановскую наследницу, как потом избавятся от этой матрешки, когда станет больше им не нужна, мне наплевать. Не мои заботы. Беспокоит другое. Всё вроде срастается: и двойница вольтанутой миллиардерши, и новомосковский карман, и то, что его давно пора замочить, чтобы не путался под ногами, и зип, на котором, без вариантов, есть нечто такое, что поможет установить контроль кое над кем из власть предержащих. Но никоим боком не лезет сюда эта Гердина закадычка Диана. Она-то какого рожна нужна этим деятелям?!!

— Вот пересечешься с Бондаренко, может, и выяснишь. — Ольга поднялась из кресла, собралась уходить. — Меня на твоем месте куда больше беспокоила бы не эта дешевая погремушка, а совершенно другое. — Не спеша объявлять, что же именно, она вышла в прихожую, скинула тапочки, втиснула мозолистые ступни в заношенные потрескавшиеся туфли.

— Говори-говори, — подстегнул ее Гепатит.

— А чего говорить, если ты предполагаешь точно такой же расклад, только помалкиваешь? Кому, как не мне, отлично известно, что чутьем тебя Бог не обидел.

— Говори-говори, — усмехнувшись, повторил Ласковая Смерть, — что тебя беспокоит.

— Не верю я что-то, что это заказ Бондаренко. На этот раз он только посредник. У него за спиной скрывается кто-то еще. Потому что, во-первых, очень не хочет светиться. А во-вторых, использует то, что «…Пинкертон» — твой самый надежный клиент, которого ты проверил тысячу раз. Которому ты никогда не отказывал. Не откажешь и на этот раз.

— Не откажу, — покачал головой Гепатит. — Потому, что у меня свои виды на эту аферу. Если всё здесь хотя бы наполовину выглядит так, как я сейчас вижу, меня ждет самое грандиозное дело, за которое, если его проверну, я буду достоин, как минимум, памятника…

— Только не на могиле, — успела вставить свое пожелание Ольга.

— Только не там. А насчет того, что я предполагаю такой расклад, при котором задействован кто-то еще, ты не права. Я не предполагаю. Я в этом уверен. Бондаренко по жизни сутенер, рэкетир, шантажист, но не более. Даже если бы ему в башню пришла такая отчаянная мыслишка — использовать ситуацию и захватить в свои руки один из мощнейших концернов России — он поспешил бы заштриховаться от нее как можно подальше. Он один ни на что не способен! Он марионетка! А у марионеток всегда есть хозяин, который дергает за ниточки и приводит их в движение… Оль, ведь не надо тебе говорить, что мне, кровь из носа, надо узнать, кто этот хозяин! И чем скорее, тем лучше! Конечно, я понимаю, что этот подсолнух[92] серьезно шифруется, и, скорее всего, сам Бондаренко не представляет, на кого он работает. Здесь цепь, притом очень длинная. Будет непросто перебрать от звенышка к звенышку, пока дойдешь до конца. Это может занять кучу времени. Поэтому я не определяю тебе никаких жестких сроков. Только прошу: поскорее! Сегодня же распорядись…

— Еще вчера я распорядилась, — самодовольно перебила Ольга Олега, — установить за пациентом круглосуточную наружку, направила в Питер лучших спецов. Проверяются все контакты по сотовому Бондаренко за последние десять дней. Кариес[93] уже влез к нему в компьютер. Всё это выльется тебе в такую копеечку!.. Гепатит, слышь? А не лучше ли забить на весь этот левак? Уж больно он стремный. У меня предчувствие…

— У меня тоже. — Ласковая Смерть привычно сперва посмотрел в глазок, потом повернул ключ и распахнул надежную железную дверь. — Хорошее предчувствие, что всё будет путем. У меня, кажется, появился наконец достойный противник. Как давно я мечтал оттянуться по полной программе! Мечты сбываются… До свидания, Оля. Звони.

Он не закрыл дверь за ней сразу. Стоял на пороге, пока улшая и предприимчивая чертовка, внешне больше похожая на безденежную халду, нежели на «начальницу службы разведки», умело управляющую огромный штатом агентов, и ни разу не подводившая своего патрона, не дождалась лифта и не уехала вниз, где ее возле подъезда дожидалась дряхлая «Мазда» с испорченным климат-контролем.

Подготовка к операции в Новомосковске заняла больше месяца. Андрей, весь на изменах из-за того, что дело затягивается, ежедневно мандрычил[94] Гепатита по сотовому: «Олег, как дела? Есть что-нибудь новенькое?»

Ласковая Смерть в ответ веселился: «Ты меня уже не на шутку добыл, Бондаренко. Доиграешься, что отключу телефон. А дела движутся. Медленно, но верно. Ты же в курсах, что я не привык торопиться. Мой принцип: „Лучше где-то необоснованно израсходовать чуток лишнего времени, чем рисковать потерять всё“. Так что не пузырись[95] понапрасну, не трать драгоценные нервные клетки. Пока всё о'кей».

Дела, действительно, двигались. Медленно, но верно. Одновременно в двух направлениях.

Направление первое:

Уже к началу июня Олег, проведя пару недель в Новомосковске, основательно посорив там деньгами и изобразив из себя обаятельного удачливого коммерсанта, тесно связанного с блатным миром, буквально очаровал весь местный провинциальный бомонд. И в первую очередь старика Чудинова.

…Вдвоем выезжали на природу «на шашлыки».

…Целый день прорыбачили на маленькой речке, названия которой Юрий Иванович не знал и рыбы в которой, похоже, никогда не водилось.

…Был трижды зван в гости на скромные пьянки, в которых, помимо него самого и хозяина, неизменно принимали участие лучший приятель Чудинова генерал-лейтенант в отставке Скрыбайло и племяш «пациента» по имени Дима, а по призванию кандидат в интернат для дебилов. Олег с удовлетворением отметил, что все три раза к их квартету больше никто не присоединялся. Юрий Иванович был придирчиво консервативен в подборе собутыльников.

К недоумению Гепатита долгожданный разговор о том, что иногда эту чисто мужскую компанию разбавляют экзотические гостьи из женской колонии, зашел только во время третьего сабантуйчика. Да и то лишь после того, как Олег сам ненавязчиво предложил эту сладкую тему беседы поддатому Юрию Ивановичу.

— Всё хорошо, но скучновато без баб, — как бы невзначай пожаловался он. — Юр, неужели в вашем поселке нет девок по вызову? Что, никогда не вызванивали сюда проституток? Да это ж тоска!

— Проституток ни разу, — гордо отрезал Чудинов. — Это грязь, а свой дом я поганить не собираюсь. Но прошмандовкам у меня есть такая альтернатива, что тебе и не снилась…

Дальше Олег на протяжении часа был вынужден разыгрывать зависть и восхищение, когда Юрик и Генерал, перебивая друг друга, смаковали подробности и хвастались своим ноу-хау приобщения к сексу вместо банальных профессионалок изголодавшихся без мужской ласки обитательниц близлежащей колонии.

— Лет десять назад мы были первыми, кто пригласил этих бабцов к себе в гости. Потом наш почин подхватили другие. Но тропинку-то эту проторили мы! Стоят такие услуги, конечно, недешево, но что значат деньги по сравнению с неповторимыми ощущениями, которые испытываешь с этими вырвавшимися на ночь из застенков дикарками? — Генерал аж блаженно зажмурился, вызывая в воображении образы «этих голодных дикарок». — Ты представляешь?!

— Да. Крутота! — Олег аж приподнялся из кресла. — Юр, я хочу!!! Организуешь такой оттяг для меня?

— Для тебя всё, что угодно. Вот съезжу на недельку в столицу, вернусь, и решим этот вопрос. Без проблем!

— Кстати, в Москве пересечемся. Свожу тебя в одну секретную сауну. Там такие русалки! Юр, у меня только одно пожелание. Не хочу, чтобы с зоны сюда заявились какие-нибудь наркоманки или алкашки. Терпеть не могу ни тех, ни других! И чтобы не старые. Найдется там пара морковок, этак не старше двадцати двух? И чтобы не низкорослые. И чтобы не круглые дуры. Люблю я, знаешь ли, после хорошего траха, — «разоткровенничался» изображавший в этот момент порядком залитого чела Олег, — поговорить с бабой за жизнь.

— Ну, у тебя и запросы! — сварливо заметил Генерал. Но его решительно перебил Юрий Иванович:

— Клиент всегда прав. Заказал двух бабцов — молодых, умных, красивых, и чтобы не наркоманки, — будут ему такие бабцы. Я отвечаю! Вот только вернусь из Москвы. Договорились, Олег? Недельки через две так гульнем, что чертям станет тошно!

— Конечно, гульнем, — Ласковая Смерть с трудом удержал в себе многозначительную улыбку. — Всем станет тошно!!!

Теперь в подготовке акции оставалось всего ничего — отправить кого-нибудь к Герде на зону предупредить, чтобы не вздумала заартачиться, когда ей предложат съездить к клиенту. (Мол, это не простой блядский выезд, а тщательно подготовленный путь на свободу). И не забыла бы прихватить с собой свою закадычку. В том, что с этим вопросом всё будет о'кей, Олег был уверен на сто процентов. Насколько ему было известно, Диана и Герда — две самые отъявленные бестии на зоне. И предложение (даже абсолютно невразумительное, исходящее невесть от кого) послушать кукушку[96] они примут с энтузиазмом.

Бежать или не бежать?!!

Долго терзаться сомнениями, прежде чем решить этот вопрос положительно, эти оторвы не будут.

Так что можно было смело считать, что подготовка к предстоящему делу закончена. Оставалось лишь дождаться часа «X», когда вернется из Москвы Юрий Иванович и пригласит своего дорогого приятеля в гости оттянуться с «изголодавшимися дикарками» с зоны.

Ну, и конечно, воплотить в жизнь само это дело. Прикончить троих алкашей и перестрелять их охрану — что может быть проще? Этот участок работы не вызывал у Гепатита никаких опасений.

Зато основательно портило настроение другое…

Направление второе:

Минуло уже больше месяца, а выявить того, кто стоит за спиной Бондаренко, пока так и не удалось. И никаких заметных подвижек в этом пока не наблюдалось. Пресловутая цепочка посредников оказалась не только запутанной, но, похоже, что из нее ко всему прочему еще и предусмотрительно изъяли несколько звеньев.

12-го июля Ольга была вынуждена признать, что окончательно уперлась лбом в стену.

— Полста человек день и ночь пашут, как проклятые, — рассказывала она, приехав на рандеву с Ласковой Смертью в Новомосковск. — Задействованы и менты, и спецслужбы, все телефоны Бондаренко прослушиваются, каждый день ему на одежду нацепляют свежий жучок. И ничего, — сокрушенно развела Ольга руками.

— Быть такого не может, что вообще ничего, — заметил Олег. — Ведь что-нибудь всё-таки есть. Давай колись, что.

— Подтвердилось твое предположение, что Бондаренко не в курсах, на кого сейчас шестерит. Сразу после того, как завалили Богданова, ему позвонили из Ханты-Мансийска и поставили перед фактом, что теперь он будет работать на другого хозяина. Объяснили, что первым делом должен от своего имени сделать тебе заказ — сам знаешь, какой. И припугнули, посоветовали не проявлять никаких нежелательных инициатив.

— Ханты-Мансийский номер, конечно, не зафиксировали?

— Только код города. Кстати, это был единственный звонок с обычного телефона. После этого несколько раз звонили с сотового из Москвы. Интересовались, как у тебя продвигается дело.

— Сим-карта зарегистрирована по потерянному паспорту?

— Естественно.

— Кто звонил, мужик или баба? Разговоры записаны? Ты их прослушала?

— Не только прослушала. Даже имела честь лично потолковать с той недалекой, что вписалась в эту заботу. Три дня назад мы ее всё-таки вычислили.

На лице у Олега одновременно отобразилось и удивленное, и радостное выражение.

— Ништяк! — отреагировал он. — А говоришь, что ничего не надыбали. Кто такая? Что рассказала?

— Придорожная скважина.[97] Не рассказала почти ничего, хотя вкачали в нее целый баян пентатола. В начале июня подгреб к ней какой-то мужик — вразумительно описать она его не смогла… так вот, подкатил к ней мужик, подарил сотовый телефон и рассказал, что должна делать. Она и делала — звонила Бондаренко, задавала вопросы. Потом ей отзванивались на мобильник хозяева, она пересказывала весь разговор, получала дальнейшие указания и шла получать очередной денежный перевод. Вот, пожалуй, и всё. По этому каналу больше пробить ничего не удалось.

— Что с девкой?

— Мусора вчера нашли ее труп. Какой-то маньяк грабанул, изнасиловал, задушил и засунул в шахну[98] пустую пивную бутылку. Ничего не попишешь, такая была у матрешки рискованная работа… — Цинизма Ольге было не занимать. — Сейчас проверяем номер, с которого звонили ей на мобильник. Может быть, повезет, и продвинемся еще на шажок.

— Всё это слишком долго, — вздохнул Олег.

— Может, придумать какую-нибудь отмазку и выйти из этой бранжи? — предложила Ольга. — Пока не поздно. Пошла она в задницу!

— Ну не-е-ет! — Достаточно было лишь мельком глянуть на выражение лица Ласковой Смерти, чтобы понять, что ни о каких отмазках разговор можно больше не заводить. Гепатит уперся! Как бы паршиво впоследствии ни развивались события, он всё равно будет стоять до конца! — Раз пошли такие веселые гонки на выживание, с дистанции я не сойду. Я человек азартный.. Вот что, Оля, я думаю: Ханты-Мансийск, откуда был первый звонок, — это Тюменская область. Это Сургут, Нефтеюганск, Нижневартовск. Это нефть, это газ. Наконец, это огромные лесные ресурсы. Всем этим распоряжаются очень богатые, очень могущественные люди. Их не так уж и много, и как раз среди этих немногих надо искать того, кто позарился на «Богатырскую Силу». Пес с этим Новомосковском! Перетопчутся без меня один день. Сейчас отправляюсь вместе с тобой в Москву, собираем сходняк и разрабатываем стратегию. Начинаем прощупывать олигархов. Эх, надо было заняться этим еще месяц назад! А сейчас до обидного мало осталось времени! Как, Ольга? Попотеем? Уложимся за неделю?

— Легко.

Ни он, ни она еще не знали, что у них в распоряжении нет даже этой жалкой недели. Всего пять дней потому, что послезавтра Ласковой Смерти позвонит Юрий Иванович и с гордостью сообщит, что все вопросы в женской колонии решены и вечером 17-го числа оттуда привезут к нему на дом четверых крепостных.[99] Две уже бывали у него раньше. А вот две другие — новенькие. По спецзаказу Олега обе не наркоманки и не алкашки. Обе высокие и симпатичные. Обе не старше двадцати двух лет. К тому же, не дуры, с которыми не о чем побеседовать после траха.

Диана и Герда.

«Засада! — разочарованно поморщился Гепатит. — Всё сложилось как нельзя лучше. За исключением самого важного: того, кто стоит за всей этой грандиозной бранжой, определить так и не удалось. А ведь не исключено, что следующим, кого закажет этот деловой, когда шлепну Кудинова, стану именно я. Уж больно я беспокойный. Уж слишком я путаюсь под ногами.

Дуга!!

О чем мечтал, то и получил.

И достойного противника. И острые ощущения. И большой головняк».

Ночью с 16-го на 17-е июля Олега, остановившегося в скромно обставленной гостевой спальне в коттедже Кудинова, разбудило пиликание сотового телефона.

— Полчетвертого ночи, — вместо привычного «Слушаю» пробормотал он сонным голосом в трубку.

— Олег, это я!

Это, и правда, была она (ее девчоночий голос не перепутаешь ни с чьим другим) — Ольга… Какая-то, что абсолютно не свойственно ей, чересчур возбужденная. Она даже не говорила, она кричала, да так, что пришлось чуть-чуть отстранить трубку от уха.

— Олег, ты что, спишь?!!

— А отгадай с трех попыток, — как можно беспечнее сказал Гепатит, на самом деле всерьез обеспокоенный этим неожиданным ночным звонком. Никак в Москве произошло что-то из ряда вон выходящее?!! Какой-нибудь крупный дефолт?!![100] На что-нибудь менее геморройное, судя по пузырящейся Ольге, рассчитывать не приходилось. — Что у тебя?

— У меня, как всегда, информация. Олег, мы нашли того, кого искали. Я теперь точно знаю, кто стоит за спиной Бондаренко.

— Молодец. — У Ласковой Смерти отлегло от сердца. Значит, никакой не дефолт. Просто эта дуреха так перевозбуждена оттого, что всё-таки умудрилась в последний момент совершить почти подвиг, сделать нечто заведомо невыполнимое. — Я понимаю, конечно, как тебе не терпелось порадовагь меня этим успехом, услышать из моих уст, какая ты умница. Так вот, ты умница, Оля. Только какого рожна будишь меня среди ночи, когда, не поря никакой горячки, можно было позвонить завтра утром!!! Кстати, как вам всё-таки удалось вычислить этого деятеля?

— Он допустил ошибку.

— Какую?

— Вчера вечером решил лично позвонить Бондаренко. При этом, похоже, был основательно втертый. Полчаса гнал какую-то стружку, а нам хватило и двух минут, чтобы вычислить номер, с которого состоялся звонок.

— Ну и?

— Московский. Домашний. И знаешь, кого?

— Не знаю.

— Лучше бы и не знать… Твой «достойный противник», с которым ты так мечтал потягаться, — торжественно объявила Ольга, — Шикульский Дмитрий Романович, экс-губернатор, депутат Государственной Думы, мультимиллионер…

— …магнат, олигарх, — усмехнувшись, подхватил Гепатит. И, словно по писанному; так, будто специально отрепетировал эту короткую речь, принялся бойко перечислять: — Владелец ассоциаций «Аган» и «Нателла», корпорации «Сосьва» (самые большие объемы отгрузки на экспорт деловой древесины) и огромной сети деревообрабатывающих, целлюлозно-бумажных и мебельных комбинатов. Президент унитарного предприятия «Тюменьнефтепродукт». Объект постоянных журналистских сплетен о том, что подмял под себя всю Западную Сибирь и даже установил там контроль над преступностью; что обладает огромным влиянием на самых неприступных кремлевских вершинах и в то же самое время пользуется большой популярностью среди простых смертных. С одной стороны жестокий политик и бизнесмен, с другой — щедрый спонсор и меценат. Я, Оля, иногда заглядываю в газеты и краем глаза смотрю по телевизору идиотические ток-шоу. Оттуда и нахватался журналистской байды о Шикульском. Но никогда им спецом не интересовался. И собственного мнения о нем не имею. Кто он — черт или ангел? — пес его разберет.

— Он матерый медведь, с которым, Олег, ты решил сойтись в рукопашной! Он тебя заломает! — Ольга произнесла это с таким откровенно женским сочувствием, что Ласковой Смерти стало смешно. Он был готов расхохотаться, но позволил себе лишь ироничную улыбку и произнес совершенно серьезно.

— Заломает или не заломает — это увидим со временем. Медведь или не медведь, черт или ангел — на этот вопрос дашь мне ответ ты. Думаю, что задержусь здесь еще на неделю. К тому времени, когда вернусь в Москву, должно быть готово подробное досье на Шикульского. Основанное на фактах, а не на журналистских догадках. Отфильтруй всю ламбаду, оставь только… мне нужна только… — Олег запнулся, не сумел сразу подобрать точную формулировку. — Короче, сама знаешь, чего мне надо. И еще: Оля, когда будете собирать информацию, действуйте со всей осторожностью. Шикульскому совсем не обязательно знать, что кто-то активно копается в его грязном белье.

— Кого ты учишь! — фыркнула Ольга. Гепатит непроизвольно отметил, как всего за пять минут разговора трижды резко менялось ее настроение. Сперва возбужденное, чуть ли не истерическое. Потом отрешенное, исполненное безысходности («Он тебя заломает!»). А сейчас это уже была привычная Ольга — спокойная, деловая, чуть-чуть ироничная. — Всё сделаем аккуратно, как в эс-вэ-эр.[101] Будет тебе досье, какое ты хочешь. Главное, поскорей возвращайся. Со щитом, а не на щите. Помощь тебе там не нужна?

— Была бы нужна, я бы сказал. Здесь нечего делать и одному.

— Тогда удачи, — пожелала Ольга.

— Вам тоже. — Олег бросил сотовый под кровать, повернулся на другой бок и закрыл глаза, даже не надеясь снова уснуть.

После такого-то сообщения!

— Засада! — процедил он сквозь зубы. И подумал о том, что оказался в двусмысленном положении боксера-перворазрядника, которому неожиданно предложили выйти на ринг против самого Майка Тайсона. С одной стороны, вроде, престижно; да и денег заплатят. Но с другой… откушенным ухом здесь не отделаешься; кокнет ведь черномазый в первом же раунде.

Заломает!

Ну, и что делагь? Радоваться или горевать? Открывать счет в банке для обещанного гонорара или идти покупать себе место на кладбище? Бог его знает!

Запомает или не заломает, это увидим со временем.

Олег перевернулся на спину и попробовал вытеснить из головы беспокойные думки чем-нибудь умиротворяющим и нейтральным. Надо было всё-таки постараться заснуть. Отдохнуть, набраться сил в преддверии бессонной и очень насыщенной событиями следующей ночи.

С 17-го на 18-е июля 1999 года.