Мученик англичан

V

На следующее утро, посетив герцогиню, ла Виолетт застал ее в сильном волнении. Она рассказала ему, что в это утро маршал Ней должен предстать перед судом и что приняты все меры к тому, чтобы дать ему возможность бежать во время самого процесса. Во всяком случае решено было идти на крайние меры, но вырвать маршала из рук палачей. При этом она добавила, что, конечно, в данном случае рассчитывает и на него, ла Виолетта: пусть он соберет как можно больше друзей и станет с ними около тюрьмы, чтобы в случае чего рискнуть силой освободить маршала. Парижане – великодушный народ; они наверное встанут на их сторону, как только узнают, в чем дело, и не дадут – о, нет! – расстрелять маршала Нея!

Слушая это, ла Виолетт решил, что немыслимо теперь сказать храброй женщине об исчезновении ее сына и похищении внука. Такая весть могла взволновать ее, ослабить ее энергию, а ведь, несомненно, она была душой этого заговора, исход которого в значительной степени зависел от нее. Поэтому он решил промолчать обо всем, а в случае надобности даже солгать. Ведь дело могло зайти гораздо дальше: революции вспыхивают обычно от простой искры, и, кто знает, не превратится ли освобождение Нея в революцию, которая вернет снова былую славу Наполеону? И неужели же ставить на карту такой результат?

Обещав мадам Сан-Жень быть вовремя на месте, ла Виолетт простился и поспешил к Люси, чтобы уведомить ее о внезапном препятствии, мешающем ему исполнить данное вчера обещание и отправиться вместе с ней. Тем не менее он посоветовал ей не ждать его, а двинуться в путь сейчас же, причем добавил, что, как только он сможет, то отправится туда же, и они могут встретиться в гостинице «Король Георг», местонахождение которой он в точности указал Люси.

После безрезультатных попыток уговорить ла Виолетта не отказываться от данного обещания, молодая женщина решила последовать этому совету. Она знала, что ее брат, капитан Эдвард Элфинстон, с которым она порвала всякие отношения со времени бегства во Францию, вернулся в Лондон, и надеялась, что он не откажется помочь ей в поисках. Но она просила точно назначить день встречи с ла Виолетом, и последнему, чтобы как-нибудь избавиться от необходимости, с одной стороны – объяснить ей свое поведение, с другой – не проговориться о затеянном заговоре, пришлось солгать ей, будто Шарль попал в лапы полиции по политическому делу и что его, ла Виолетта, задержка вызывается намерением освободить молодого Лефевра.

Люси не очень беспокоилась о судьбе Шарля, так как ла Виолетт подтвердил, что дело чисто политическое в его арест не будет продолжителен. Молчание Шарля она объясняла строгими мерами предосторожности, принимавшимися бурбонской полицией при ее многочисленных арестах. Поэтому она уехала почти успокоенная, приказав кухарке, ее мужу и бонне передать хозяину, как только он вернется, длинное письмо, в котором объясняла ему все события. Она просила, чтобы Шарль присоединился к ней в Лондоне, куда она отправляется вместе с ла Виолеттом. Вместе с тем она оставила ему адрес гостиницы «Король Георг», где хотела ждать его. Люси не сомневалась, что, получив свободу, Шарль тотчас же отправится в Англию. Она так торопилась увидеться с Андрэ, что не хотела ни на минуту откладывать отъезд. Шарль поймет, почему она решила уехать с такой поспешностью, не постаравшись увидеться с ним; к тому же она даже не знала, куда заключили его. Ее ложное положение мешало ей предпринять в этом отношении какие-либо шаги. Ее встретили бы не особенно ласково, так как она не была законной супругой. Сверх того ла Виолетт уверил ее, что благодаря маршалу Шарль не долго останется под арестом.

Ложь, сочиненная им по поводу отсутствия Шарля, навела его на мысль, что герцогине тоже придется как-нибудь объяснить отсутствие сына и что она не смирится с такой шитой белыми нитками ложью, которой было довольно для Люси. Но как сообщить ей истину в столь критический момент? И, перебирая в уме все, что только можно было вообразить относительно причин исчезновения Шарля, старый ворчун повторял всю дорогу, выразительно вертя своей дубинкой:

– Тысяча чертей и одна ведьма! Ну куда только могло запропаститься это животное?

А между тем тому, кого так невежливо титуловал бывший тамбурмажор, пришлось пережить и на самом деле ряд не совсем обычных приключений.

В день бала, назначенного в доме Лефевров на Вандомской площади, Шарль, обещав матери появиться на балу вовремя и отговорившись тем, что он якобы назначил свидание нескольким друзьям по важному делу, ушел, чтобы провести вечерок с дорогими Люси и Андрэ.

Когда он проходил около Пале-Рояль, к нему вдруг подошел какой-то субъект и отрекомендовался его старым товарищем, виконтом де Тивервалем. Хотя Шарлю лицо Тиверваля показалось совершенно незнакомым, но память подсказывала, что как будто в его классе действительно был такой ученик. Поэтому, не видя причин особенно противиться возобновлению знакомства с этим весьма приличным на вид человеком, Шарль без особенных уговоров согласился посидеть с ним в ближнем кафе.

Там они разговорились и как-то случайно было упомянуто имя Наполеона.

– Черт возьми! – воскликнул виконт. – Завтра бонапартистов постигнет жестокий удар! Ведь вы знаете – я служу в министерстве иностранных дел и имею возможность читать из первых рук приходящие депеши. Ну, так вот: только пришла телеграмма с сенсационным известием, что Наполеон помешался там, на острове, и в припадке безумия перерезал себе горло. Завтра это известие будет опубликовано.

– Боже, какое несчастье! – с волнением произнес Шарль.

– Несчастье? – переспросил виконт де Тиверваль. – Разве вы играете на бирже или, чего доброго, вы бонапартист?

– На бирже я не играю и по убеждениям я роялист, – ответил Шарль, – но мои родители очень привязаны к Наполеону, и это известие страшно поразит их. Сегодня они как раз дают большой бал, и как им будет неприятно узнать, что в этот же день умер тот, кого они так любили! Однако, – прервал он сам себя, – я с вами заговорился. Очень рад был возобновить с вами знакомство! – И с этими словами Шарль распрощался с виконтом и вышел из кафе, чтобы взять извозчика.

Однако в тот момент, когда он собирался окликнуть извозчика, чья-то тяжелая рука легла на его плечо. Шарль оглянулся и увидал перед собой незнакомца подозрительного вида, говорившего с ним с самым вызывающим видом:

– Вы сейчас сказали этому господину, что Бонапарт умер? Это неправда!

– Я не говорил, что Наполеон умер. Мне сообщили это известие, и я не могу проверить его, но во всяком случае я не позволю вам говорить со мной таким тоном!

– Мне следовало бы нарвать вам уши, чтобы вы знали, как распространять ложные известия, возбуждающие страсти.

– Я ни в каком случае не разжигаю страстей и вам не придется нарвать мне уши. Полученное известие очень серьезно. Несомненно, что оно глубоко взволновало вас, и только ради этого я извиняю вашу резкость; этим вы только доказываете, что в данный момент вы не владеете собой. Поэтому отправляйтесь своею дорогой, а я пойду своей.

– Я не требую от вас извинений, – снова гневно заговорил незнакомец. – Меня зовут маркиз д'Орво, граф де Мобрейль. Я враг этого негодяя Бонапарта. Вы же, по-видимому, относитесь сочувственно к нему, как можно было судить по тону, каким вы передавали известие. Вы принадлежите к тем негодяям-бонапартистам, наглости которых мы не потерпим долее.

– Вы ошибаетесь, – возразил все еще сдержанно Шарль, – я не принадлежу к числу партизанов Наполеона и считаю, что наш король делает все возможное для счастья своего народа, и я вполне доволен данной населению хартией. Но я – сын маршала империи и поэтому требую, чтобы вы немедленно же взяли обратно оскорбительные выражения, сказанные вами по адресу тех, кто служил низложенному императору.

– Я ничего не возьму обратно, – сказал Мобрейль, – но так как вы защищаете негодяев-бонапартистов, то мы можем решить спор с оружием в руках, а пока…

С этими словами граф взмахнул хлыстом и хотел ударить им Шарля. Но молодой Лефевр вырвал хлыст из рук Мобрейля и крикнул ему:

– Вы нахал и забияка. Требую удовлетворения за нанесенное мне оскорбление!

– Пожалуйста, хоть сейчас! – ответил тот. – Благоволите проследовать обратно в кафе! Там найдется пара добрых шпаг, и мы можем быстро покончить с нашим делом.

Действительно, в конторке буфетчика нашлась пара дуэльных рапир, и дуэлянты, окруженные собравшимися вокруг них посетителями кафе, привыкшими к подобным столкновениям между роялистами и бонапартистами, принялись отыскивать удобное место. Один из присутствующих предложил им воспользоваться для этого бильярдом, и это предложение было принято. В один миг противники сняли верхнее платье и со шпагами в руках вскарабкались на бильярд.

Посетители кафе из деликатности вышли в соседнюю комнату и оттуда стали следить за поединком.

Виконт де Тиверваль и один из его друзей подошли к Шарлю и предложили свои услуги в качестве секундантов. Двое других посетителей стали на сторону Мобрейля.

Рапиры скрестились, и поединок начался. Шарль, несмотря на молодость, далеко не отличался в искусстве фехтования. Его противник довольствовался тем, что отражал его удары, стараясь утомить Шарля.

После целого ряда схваток, когда атаки Шарля стали уже слабее, Мобрейль яростно напал на него и через минуту его рапира пронзила грудь Шарля.

Последний выпустил из рук рапиру и зашатался. Поддерживаемый виконтом де Тивервалем и другим секундантом, он спустился с бильярда и был перенесен на один из диванов кафе. Находившийся среди присутствующих врач сделал первую перевязку, а затем распорядился, чтобы раненого немедленно же отвезли домой.

Шарль Лефевр слабеющим голосом прошептал Ти-вервалю:

– Отвезите меня к матери на Вандомскую площадь. Но пусть примут предосторожности, в особенности…

Он не докончил фразу, потеряв сознание.

У него едва хватило сил дать этот адрес. Ему не хотелось, чтобы его повезли к нему в дом в таком виде. – Люси и маленький Андрэ были бы слишком испуганы, увидев его раненым.

Виконт де Тиверваль с готовностью предложил проводить раненого. К тому же он, по-видимому, был единственным лицом, который знал его. Его противник поспешил скрыться.

Послали за каретой и раненого с большими предосторожностями перенесли в нее. Кучер наклонился, чтобы спросить адрес, и виконт почти шепотом сказал ему, куда ехать. Он не хотел, чтобы собравшаяся вокруг кареты толпа посторонних людей узнала имя и адрес раненого.

Карета покатила, а посетители кафе возвратились к своим столикам, чтобы продолжать прерванные партии в карты и домино. Подобные поединки между политическими противниками были не редкостью и обыкновенно лишь на короткое время привлекали внимание любопытных. Кроме того, предполагали, что рана не опасна и раненый принадлежал к числу ярых бонапартистов.