Мучения Минти Мэлоун

Май

— Это возмутительно! — кричала Эмбер девушке у стойки регистрации «Вирджин атлантик» два дня спустя. — Когда вернусь, лично пожалуюсь Ричарду Брэнсону [75]. В письменной форме.

— Мадам, мне очень жаль, — расшаркивалась служащая авиакомпании, — но, боюсь, мы не переводим пассажиров в первый класс по их желанию.

— Но я гарантирую, что упомяну «Вирджин атлантик» в своем следующем романе. На первой странице ив самых лестных выражениях, — наседала Эмбер. Девушка улыбнулась, прикрепляя ярлычки на багаж, но ничего не сказала. — Как хотите, — в голосе Эмбер послышались угрожающие нотки. — Вы не оставляете мне выбора. Придется упомянуть какую-нибудь другую авиакомпанию. «Панамерикан», например. Дело ваше, — она пожала плечами.

— Спасибо, мадам. Но боюсь, авиакомпании «Панамерикан» больше не существует. Приятного полета! — вежливо добавила она. — Вот ваш посадочный талон.

— Эй, послушайте…

— Прошу тебя, Эмбер, — взмолилась я, оттаскивая ее прочь. — Подумаешь, экономический класс. Лететь одиннадцать часов, можешь фильм посмотреть. Хоть три фильма. Или книжку почитай. В конце концов, подумай над сюжетом нового романа.

— Да, — согласилась Эмбер. — Так я и сделаю. Возьмусь писать синопсис. — Кстати, это была одна из причин, почему сестрица увязалась за мной в Лос-Анджелес — собрать материал для десятой по счету книги. — Нечто совершенно новое, — с энтузиазмом провозгласила она, когда мы коротали время до вылета в магазинчике дьюти-фри. Она попрыскала духами запястье. — Совершенно непохожее на то, что я писала до этого.

— Мне кажется, каждая твоя книга не похожа на предыдущие.

— Нет, это будет нечто особенное. Детективный роман!

— Тебе не кажется, что писание детективов немного… попахивает коммерцией, Эмбер? — отважилась спросить я, пока мы брели по нескончаемому стеклянному коридору к выходу.

— Нет, это будет серьезный детективный роман, Минти. Жесткий. Напряженный. Ироничный. Реалистичный. В стиле Рэймонда Чандлера. Или Дэшила Хэммета. Или Филипа К. Дика.

— Значит, крутой детектив.

— Да, — оживленно кивнула она. — Крутой. И наверняка похабный.

— Настоящий noir [76], — добавила она, когда мы отыскали в самолете наши места. — В нем будет описана изнанка Лос-Анджелеса, мрачная подноготная города, терзаемого забастовками и землетрясениями, лесными пожарами и засухами. Роман о жизни на лезвии бритвы. О жизни на грани.

— Тебе не кажется, что будет трудно собрать материал для такого романа за пять дней, сидя в роскошном отеле на Беверли-Хиллз?

— Нет, Минти, мы возьмем напрокат машину и поедем искать приключений. Не переживай, — поспешила успокоить она. — Я сама сяду за руль.

— Отлично! — вымолвила я. Храни нас господь… — Да, мы проедемся по городу, как Филип Марлоу в «Долгом прощании». — Скорее, как Джеймс Дин в «Бунте без причины» [77]. — Я уверена, мы найдем Джо, — ободряюще произнесла она. — Я применю свои детективные навыки, и мы его выследим.

Я сомневалась, что Эмбер сможет выследить пропавший небоскреб, но ничего не сказала. Очень мило с ее стороны поехать со мной в Штаты и к тому же оплатить поездку. Когда я предложила остановиться в недорогой гостинице, она только насмешливо фыркнула:

— Остановимся в «Четырех сезонах».

— «Четыре сезона», — не поверила я своим ушам.

— Подумаешь, — отмахнулась она. — Мне только что подфартило на бирже. Акции взлетели. Все знаменитости там останавливаются, — добавила она. — Вот увидишь, там будет полно кинозвезд. Может, они и помогут тебе найти Джо.

— У нас нет ни одной зацепки, — с несчастным видом констатировала я. Стюардесса поставила на откидные столики перед нами по подносу вкусной самолетной еды.

— У тебя есть номер его мобильника.

— Я тысячу раз ему звонила — не отвечает.

— Странно.

— Может, в Штатах мобильник не работает.

— Так зачем он его тогда вообще взял с собой? Ты спросила редактора, где он?

— Да, он не знает. Мы гоняемся за призраками, — горько вздохнула я.

— Не переживай, Минти, — ободрила Эмбер. — У меня предчувствие, что мы его найдем. Хорошо, что тетушка Димпна согласилась присмотреть за Пердитой и Педро, — радовалась она, потягивая вино.

Да уж, хорошо. Но кто в ее отсутствие присмотрит за папой? Наверняка другая женщина. Проклятье! То-то он занервничал, когда мы столкнулись у входа в «Садлерз-Уэллз».

— Я столько жду от этой поездки, — заявила Эмбер. — И знаешь, Минти, у меня странное ощущение, что мы не зря потратим деньги.

«Когда-то я уже это слышала», — подумалось мне, и с этой мыслью я погрузилась в сон.

Заходящее солнце бросало отблески на крыло нашего «Боинга-747». Самолет плавно приземлился в Лос-Анджелесе. Измученные полетом, шатаясь, мы стащили чемоданы с ленты транспортера и встали в длиннющую очередь на паспортный контроль. Время шло, а мы все ждали и ждали.

— Господи! — возмутилась Эмбер через сорок минут. — Одиннадцать часов летели, и еще одиннадцать часов потребуется, чтобы нас впустили в страну.

— Цель визита, мадам? — спросила служащая таможни, после того как мы промаялись еще двадцать пять минут.

— Ищу мужчину, — брякнула я. Разница во времени, и бесконечная очередь выбили меня из колеи. — Что ж, надеюсь, вы его найдете, мэм, — усмехнулась она и проштамповала мой паспорт. — Удачного дня!

— Спасибо. Вам тоже.

Поймав желтое такси, мы добрались до отеля в сгущающихся сумерках и сразу завалились спать. Из-за разницы во времени я проснулась с рассветом и вышла на балкон. Восходящее солнце извещало о себе малиновым заревом на подбрюшье темного облака. Передо мной лежал город, похожий на неглубокую чашу, окруженную цепью гор. Высокие пальмы с резными листьями поднимались к небу, как соломинки в стакане мартини. Вдалеке в лучах солнца, как гребни волн на морской глади, поблескивали капоты автомобилей. Где-то там сейчас Джо. Но где? Даже не представляю. Так или иначе, он там. «Исчезая, влечет за собой», — писала Эмили Дикинсон. И, правда, исчезновение Джо заставило меня желать его еще сильнее. Он исчез так внезапно. И не сказал, что уезжает, потому что я закатила истерику. «Ты сама во всем виновата», — снова сказала я себе. У меня всего пять дней, чтобы все исправить.

— Контакты, — изрекла Эмбер. Мы заперли номер и направились по коридору к лифту. — Вот что нам нужно — контакты!

— У тебя они есть? — спросила я.

— Нет, — ответила она, нажав кнопку «вниз». — Но у меня есть план. Мы должны обойти такие места, где околачиваются сценаристы и кинозвезды.

— Но мы не знаем, что это за места, — возразила я.

— Узнаем, — парировала она. — Здесь все написано. — Она помахала у меня перед носом путеводителем. — В самолете я все тщательно изучила. Для начала пойдем в супермаркет «Барниз» и позавтракаем в кафе на крыше. Там полно кинозвезд и знаменитостей. Вдруг они нам что-нибудь присоветуют.

— Эмбер, — испугалась я. — Нельзя же просто так подойти к знаменитостям и заговорить. Им это не понравится. Мне бы точно не понравилось.

— Ой, Минти, не глупи! — отмахнулась она, снисходительно улыбнувшись. — Они всего лишь люди. Такие же, как я и ты. Вот увидишь, они будут только рады помочь. Лично меня совершенно не смущает присутствие знаменитостей, — фыркнула она. Раздался пронзительный писк, и лифт остановился. — Чтобы я тушевалась…

Двери открылись. И там, в лифте, стоял Хью Грант. Мы вытаращились на него. Он взглянул на нас. Потом улыбнулся, немного застенчиво, и произнес:

— Доброе утро.

— Доброе утро, — проблеяла я, и мы вошли в лифт. Я покосилась на Эмбер. Сестрица пялилась в потолок. Лицо у нее было помидорного цвета. И она как-то необычно притихла и молчала все время, пока мы ехали до первого этажа.

— Ты же говорила, что не боишься беседовать со звездами? — прошептала я ей на ухо, когда Хью Грант скрылся с горизонта.

— Мне нужно немного привыкнуть, — нашлась она. — Вот и все. Виновата разница во времени. Я никак не приду в норму. Но меня совершенно не смущают знаменитости. Господи! — Она издала сдавленный стон, будто ее ударили в солнечное сплетение.

— Что? Что такое?

— Смотри… — прошипела она. — Там у стойки! Я оглянулась. У стойки стоял очень высокий темноволосый красавец в очках с проволочной оправой.

— Это же Оскар Шиндлер, — ахнула Эмбер. — Не пялься, Минти! — яростно зашептала она. — Это невежливо.

— Кто еще пялится. Это ты пялишься. Это Лайам Нисон. Ладно. Пошли. В холле отеля красовалась роскошная композиция из тигровых лилий. Шикарно одетые гости фланировали по мраморному полу или, восседая на мягких диванах, вели переговоры. Миновав батальон швейцаров у парадного входа, мы очутились на Доэни-драйв. Скажу сразу: я страдаю географическим кретинизмом, вообще не ориентируюсь на местности, но с готовностью признаю необъятные глубины своей картографической некомпетентности. Эмбер — другое дело. У нее дар. Она читает карту с той же легкостью, с какой глотает книги. Моментально разбирается, где север, где юг и куда нам надо идти.

— О'кей, четыре квартала в эту сторону, — уверенно скомандовала она. — Потом повернем направо, и еще шесть кварталов до «Барниз». Прогуляемся, заодно и сориентируемся.

Мы не спеша, шагали по Беверли-Хиллз под палящим солнцем. Небо было удивительно голубым, а тротуары до того белыми, что слепили глаза. По обе стороны дороги стояли гасиенды в испанском стиле и миниатюрные особнячки а-ля тюрок с безупречно подстриженными лужайками.

— Невероятно, — в изумлении пробормотала Эмбер.

— Ты заметила? — произнесла я спустя какое-то время. — Кроме нас, пешеходов нет. Жуть какая-то. — На тротуарах было безлюдно, как на затонувшем корабле.

— В Лос-Анджелесе у всех машины, — объяснила Эмбер. — Город был построен для автомобилей. Жители Лос-Анджелеса так любят свои машины, что даже из спальни в ванную добираются на колесах.

Через двадцать минут мы были у входа в супермаркет «Барниз» и бросились выбирать шмотки с жадностью вампиров, попавших в центр переливания крови.

— Какая прелесть, — проворковала Эмбер, разглядывая чудесные бархатные шарфики.

— Могу я ответить на ваши вопросы? — поинтересовалась продавщица, устремившаяся к нам с той же целеустремленностью, с какой ястреб бросается на кролика. — Могу я ответить на ваши вопросы? — доброжелательно повторила она.

— Вопросы? — я была сбита с толку. О чем это она?

— Да. Вопросы. — Ага. Понятно. Так в Лос-Анджелесе говорят вместо: «Могу я вам чем-нибудь помочь?». — Могу я ответить на ваши вопросы? — не сдавалась продавщица.

— У меня есть парочка вопросов. Вы верите в Бога? — насмешливо напустилась на нее Эмбер. — И еще, как скоро человек сможет путешествовать в космосе? И где здесь лифт?

— Мы должны вести себя прилично, — выговаривала я, когда мы выходили из магазина. — Американцы — очень вежливые, обходительные люди. Нельзя так над ними подшучивать. Это грубо.

— Минти, не тебе учить меня вежливости. Если бы ты кое-кому не нагрубила, нас бы сейчас здесь не было! — Это точно.

Поднявшись на лифте на пятый этаж, мы оказались в кафе «Гринграсс». Заняли столик снаружи, откуда открывался ошеломляющий вид, и навострили уши, потягивая шоколадные фраппучино. Эмбер была права: лучшего начала наших поисков и не придумать. Воздух так и гудел от новостей шоу-бизнеса:

— Кевин никогда этого не купит…

— Не меньше восьми миллионов…

— Друг Калисты…

— Потрясающий сценарий…

— Он не ПМС…

— Он не ПМС? — шепотом переспросила я. — Что это значит?

— Перспективный молодой сценарист, — с умным видом пояснила она, размахивая у меня перед носом номером «Голливуд рипортер». — А ты что подумала? Предменструальный синдром? — съехидничала она. Да уж. Куда мне до Эмбер. Я оглянулась. Посетители кафе благоухали райскими ароматами. И были одеты с небрежной, роскошной элегантностью, какую встретишь только в Каннах или Ницце. Прада и Донна Каран. Гуччи и Луи Вюиттон. Подтянутые, загорелые тела, только что из спортивного зала или центра красоты. Идеальные скулы и веки. Мы будто оказались на другой планете.

— О боже! — театрально воскликнула Эмбер, «нечаянно» уронив солнечные очки под ноги мужчине средних лет, который сидел за соседним столиком. Он вежливо поднял очки, протянул их Эмбер и уже через тридцать секунд знал все о цели нашего визита.

— Вы не могли бы посоветовать, как найти нашего друга? — мурлыкала Эмбер. Ее неземное обаяние не оставило равнодушным нашего нового знакомца, которого звали Майкл, и он был только рад помочь.

— Кто его агент? — поинтересовался он. — Это первое, что вы должны узнать.

— У него нет агента, — объяснила я. — Он уволил своего английского агента. Сказал, что собирается сам продвигать сценарий.

— Понятно. Что ж, надеюсь, ему повезет, — ответил Майкл. — В этом городе подобное проделать нелегко.

— Но сценарий потрясающий, — сказала я.

— Все так говорят, — произнес он, беззаботно рассмеявшись.

— Нет, вы не понимаете. Дело происходит в Польше после войны. Это история о мальчике, страдающем аутизмом и полностью погруженном в себя. И случается удивительное: мальчик находит бродячую собаку, которая потерялась в снегах, они становятся друзьями, и благодаря этой дружбе мальчик поправляется, учится говорить. Там еще много чего происходит — эхо войны, но главное — это то, что животные способны отыскать дорогу к человеческому разуму.

— Звучит интересно.

— Чудесная история. И очень трогательная. Сценарий основан на его книге, — пояснила я. — Кстати, его зовут Джо Бриджес. Он англичанин. И я его разыскиваю.

— Вы работаете в киноиндустрии? — подключилась Эмбер.

— Да.

— А где именно?

— На студии «Парамаунт».

— Так вы можете нам посоветовать, как найти Джо? — вздохнула я.

— Свяжитесь с агентствами, — ответил он. — Именно это ваш друг, наверное, сейчас и делает. Обзванивает всех подряд, назначает встречи.

— С какими агентствами? — уточнила я, достав блокнот и ручку.

— Попробуйте АКС — Ассоциацию киносценаристов. Самое престижное агентство. Офис находится на бульваре Уилшир. Еще есть Ай-Си-Эм и агентство Уильяма Морриса. Позвоните и спросите, не работает ли кто-нибудь из агентов с вашим другом.

— Мы сделаем лучше, — заявила Эмбер. — Поедем и поговорим с ними лично.

Но сначала мы доехали на такси до офиса проката автомобилей и взяли машину. Через полчаса мы уже мчались на «форде-мустанг» с откидным верхом — естественно, откинув верх! Я включила радио и стала крутить ручку.

Вы слушаете радио Кей-Эл-Эс-Экс на частоте 97, 1… сегодня жарко, 74 градуса [78] … Звоните в адвокатскую контору Фрэнка Козна. Мы не выигрываем дело — вы не платите… уровень смога не выше нормы… огромные пробки на шоссе Санта-Моника… и Господь сказал мне: «Иди и убей дьявола»… Вы слушаете Кей-Экс-Ви-Къю… и такая идея: почему бы вам не найти новых друзей и мужчину своей мечты?

«Я уже нашла мужчину своей мечты, — пришла мне в голову горькая мысль, — но снова его потеряла».

— Дороти Паркер [79] описывала Лос-Анджелес как «семьдесят два пригорода в поисках города», — произнесла Эмбер. — По-моему, прекрасное определение, как ты думаешь?

Я согласилась. Ибо где в этом городе центр? Похоже, центра как такового не было. Улицы, которые мы проезжали, походили одна на другую: шеренги пальм, низкие здания, огромные рекламные щиты: Сандра Баллок и Шарон Стоун в сорок футов высотой; Харрисон Форд, озирающий свои владения, как фараон с пирамиды; ковбой Мальборо, нависший над городом, подобно Годзилле или Кинг Конгу. Знаки над дорогой показывали направление на Бель-Эйр, Санта-Монику, Венис-Бич, Брентвуд, Пасифик-Палисейдз и Фэрфакс, Малибу и Голливудские холмы. Я уставилась на карту, лежавшую у меня на коленях, но с таким же успехом могла рассматривать дифференциальное уравнение. Я не имела ни малейшего понятия, где мы находимся. К счастью, Эмбер, похоже, прекрасно ориентировалась. Будто точно знала, куда едет. «Вот так и с ее карьерой», — пришло мне в голову, и не в первый раз. Эмбер — талантливый литературный критик, но никудышный писатель, опытный навигатор, но дрянной водитель. Правда-правда, водит она из рук вон. Хорошо хоть дорогу знает, как свои пять пальцев.

— О'кей, это бульвар Сансет, — произнесла она, ткнув в карту указательным пальцем правой руки и не замедляя ход. — Дом братьев Блюз, — взмах в сторону полуразрушенного жестяного строения. — Принадлежал Белуши и Дэну Эйкройду. А это «Спаго», — объявила она, повернув голову вправо и совершенно не следя за дорогой, — самый знаменитый ресторан Лос-Анджелеса.

— Откуда ты все это знаешь? Мы же здесь первый день.

— Подробно изучила путеводители, — похвасталась она. — Разве ты не любишь путеводители, Минти? Я обожаю. Я их как романы читаю.

— Ну…

— А вот это черное здание, наверное, «Вайпер рум», — предположила она, подъезжая к светофору, и заглянула в путеводитель. — Да, точно!

— Эмбер!

— Зеленый еще горел.

— Нет, уже был красный!

— Подумаешь. Что-то я не могу найти тормоз в этой проклятой машине. Так вот, «Вайпер рум» — это клуб, который принадлежит Джонни Деппу — спокойно излагала она, пока я пыталась совладать с бешено бьющимся пульсом. — Здесь умер Ривер Феникс [80]. Прямо здесь. На тротуаре. Кошмар. О'кей, — возвестила она. — Мы подъезжаем к концу бульвара Сансет. И, разумеется, даже ребенку известно, что случилось с Хью Грантом на бульваре Сансет. Бедняга! Так, скоро нам нужно будет свернуть налево и выехать на бульвар Уилшир. Если повезет, в конце улицы мы увидим здание АКС.

Через пять минут мы остановились у белого офисного здания, странно изогнутого спереди, как космический корабль в «Инопланетянине». Я забежала внутрь, поговорила с девушкой в приемной, и та соединила меня по внутреннему телефону с женщиной по имени Кэти.

— Вы знаете британского сценариста по имени Джо Бриджес? — выпалила я. — У него совершенно потрясающий сценарий.

— Неужели? — насторожилась она. Голос у нее был холоднее исландской мороженой трески.

— Да, — не отступала я. — О мальчике, страдающем аутизмом, и его собаке. Действие происходит в Польше после войны. Очень-очень трогательная история, которая основана на его книге, опубликованной в Британии в прошлом году. Его зовут Джо Бриджес, — повторила я. — И мне очень нужно его найти.

— Извините, — произнесла Кэти. — Ничем не могу вам помочь. К нам поступают тысячи заявок от сценаристов.

— Но я специально прилетела из Лондона в Лос-Анджелес. Я в него влюблена. Понимаете?

— Вы прилетели из Лондона?

— Да. Вчера.

— У вас нет его адреса, и вы просто взяли и прилетели из Лондона? — изумилась она.

— Да, — призналась я, внезапно почувствовав себя полной дурой. Меня охватила неуверенность.

— Надо же, как романтично! — восхитилась она. — Подождите, я сейчас спущусь. — И она действительно спустилась в приемную.

— Так, об этом парне я ничего не слышала. Как, вы сказали, его зовут?

— Джо Бриджес. Он в Лос-Анджелесе всего две недели.

— А сценарий его о польском мальчике-артисте, который подружился с собакой.

— Не артисте, а аутисте. Как в «Человеке дождя». Блестящий сценарий, трогательный до слез. Так вот, как уже говорила, я пытаюсь отыскать его. Может, вы поспрашиваете своих коллег: вдруг кто-нибудь о нем слышал?

— Хм-м, думаю, можно разослать всем сообщение по электронной почте, но, боюсь, ответ я получу нескоро.

— Если вы вдруг узнаете, что кто-нибудь из вашего офиса с ним знаком, попросите их позвонить мне в отель, хорошо?

— Разумеется. Как здорово! Я обожаю такие романтические истории.

— Большое спасибо за помощь. Если он появится здесь в ближайшие пять дней, передайте ему, что Минти сейчас в отеле «Четыре сезона» и очень хочет его видеть.

— Хорошо. Лемме, запиши: Минни в отеле «Четыре сезона».

— Нет, не Минни, как Минни Маус. Минти.

— Так я и сказала, Минни. Пока.

Следующая остановка — Ай-Си-Эм, чуть дальше вниз по бульвару Уилшир. В Ай-Си-Эм я повторила свою историю о Джо и его сценарии, с тем же успехом. Потом мы поехали в агентство Уильяма Морриса на Эль-Камино-драйв — и там тоже ничего нового. После чего Эмбер заявила, что вымоталась, страдает от сбоя биологических часов и должна срочно прошвырнуться по магазинам на Родео-драйв.

— Может, он сразу пошел к продюсерам, — предположила она через двадцать минут, когда мы вышли из бутика «Версаче» и направились в «Томми Хилфигер». — Может, работает в студии. А может, подался в уборщики, мести улицы.

— А может, живет на Луне с Элвисом, — вяло закончила я. — Где же собираются сценаристы в Тинселтауне [81] ?

— Простите, — встрял молодой продавец. — Я нечаянно услышал ваш разговор и, кажется, могу помочь.

— Правда? — воскликнули мы.

— Я тоже пытаюсь продвинуть свой сценарий, — сообщил он. — Есть одно кафе, где тусуются писатели. На бульваре Беверли. Кафе называется «Бессонница», потому что открыто до четырех утра. Может, там вы найдете своего друга.

Мы вернулись в машину, которую Эмбер припарковала под опасным углом рядом с палисандровым деревом, и отчалили. Кузина легкомысленно вертела головой, переводя взгляд с карты на дорогу и обратно.

— Номер 7285 по бульвару Беверли, — возвестила она. — Так, едем прямо до бульвара Олимпик, пересекаем Ла-Сьенегу, минуем пятнадцать кварталов, левый поворот на… Кловердейл, все время прямо, потом на Беверли, а дальше — пару кварталов вниз по левой стороне.

И она оказалась права. Именно там мы и нашли кафе. Прямо напротив синагоги. Кафе было отделано в театральном стиле, с убогим шиком: тяжелые бархатные драпировки, пыльные канделябры, обшарпанные стулья и столы, прогибающиеся под тяжестью книг полки. Народу хватало, но в зале все равно стояла тишина. Потому что все — включая официантку — творили. Потягивая латте, стучали на лэптопах или водили ручкой по бумаге. Здесь царило напряженное безмолвие университетской библиотеки за день до экзаменов. Проникаясь духом всеобщей серьезности и сосредоточенности, я стала разглядывать книги: «Как продать сценарий», «Как пробиться в Голливуде», «Травмы тела и души: как пережить обиды и неудачи».

— Спроси его! — хриплым шепотом велела Эмбер. — Того парня в голубом свитере. По-моему, у него сейчас перерыв.

Я подошла, представилась и объяснила, что разыскиваю Джо.

— Джо Бриджес? — задумался молодой человек. — Джо Бриджес? М-м-м… Джо Бриджес…

— Слышали о нем?

— Нет.

— Жаль. Он написал сценарий, — объяснила я. — Действие происходит в Польше. История о мальчике-аутисте и его собаке. Чудесный сценарий. Он пытается его продать. И я понятия не имею, где он и что делает. Мобильный у него не работает. У меня нет ни одной зацепки, а ведь я приехала всего на пять дней и совсем не знаю Лос-Анджелес.

— Хм… — протянул сценарист, чье имя было Джед. — Наверняка зависает в барах, не пропускает ни одной голливудской вечеринки, пытается заинтересовать актеров и режиссеров своим фильмом. Знаете, как я получил контракт? — продолжал он, глотнув кофе. — Под видом официанта просочился на вечеринку, где ждали Джона Бурмана [82]. Принес ему коктейль и подсунул копию своего сценария. Вот так! Он прочитал, сценарий ему понравился, и теперь идут съемки.

— Ничего себе!

— Мой друг получил работу, подрядившись мыть машины знаменитых режиссеров. Чистил авто Тима Бертона [83] и просто положил копию сценария на пассажирское сиденье.

— Вот это да!

— Моя подружка нанялась в парикмахеры, делала укладку Мег Райан. Представьте: Мег сидит у нее в кресле, а моя подруга рассказывает ей сюжет.

— Как она решилась?

— Вы же знаете стиль Мег — взлохмаченные волосы, будто только что из постели.

— Да.

— Это единственная прическа, которую умела делать моя подруга. К счастью, Мег понравилось. Еще была история, когда один тип выдавал себя за дантиста. И вот Кевин Костнер садится к нему в кресло, этот ненормальный его пристегивает и заявляет: читай сценарий, а не то все зубы повыдергаю!

— И что было дальше?

— Его повязали. Может, ваш друг сейчас делает что-нибудь в том же роде.

— Надеюсь, нет.

— Он попытается завязать полезные знакомства всеми возможными способами, ведь пробиться в этом городе так сложно. Каждый день в Лос-Анджелес приезжает двести человек в надежде стать знаменитыми сценаристами. Отчаянная конкуренция.

— Вы часто сюда приходите? — спросила я.

— Почти каждый день. Вношу поправки в сценарий.

— Если увидите Джо Бриджеса, передайте ему, пожалуйста, что Минти остановилась в отеле «Четыре сезона».

— Хорошо: Минди в отеле «Четыре сезона».

— Минти, а не Минди.

— Так я и сказал: Минди. Но если вы живете в «Четырех сезонах», поспрашивайте людей в баре. Просто подойдите и потолкуйте. Город маленький. Все друг друга знают. Слухи разносятся мгновенно. Народ только и делает, что сплетничает. Вы по расспрашивайте. Наверняка окажется, что кто-нибудь знает вашего Джо. А может, вы его самого встретите.

Итак, тем вечером, вернувшись в отель, мы облачились в лучшие наряды. Я надела короткое платье коктейль, а Эмбер — льняной брючный костюм. Наводя красоту в ванной — следовало выглядеть на все сто на тот случай, если вдруг столкнусь с Джо в баре, — я взглянула на часы: уже восемь. Значит, в Лондоне четыре утра.

— Знаешь, хорошо, что разница во времени совсем на нас не повлияла, — заметила я, крася ресницы. — Сейчас в Лондоне глубокая ночь, а нам совсем спать не хочется, да, Эмбер? Эмбер?.. Ты что не отвечаешь?

Я выглянула из ванной. Эмбер лежала на кровати ничком и спала. И я тоже почувствовала себя измученной. Волна усталости сшибала с ног, будто кирпич, обрушенный на голову. «Придется Джо подождать», — устало подумала я, натягивая пижаму. Ничего страшного, рассудила я философски. Утро вечера мудренее.

Доброе утро, вы слушаете радио Кей-Си-Ар-Ви. Сегодня пятница, седьмое мая, шесть часов утра. Еще один чудесный денек в Лос-Анджелесе. Солнце только поднялось, уровень смога не выше нормы…

Я выбралась из-под одеяла и распахнула балконные двери. Небо постепенно меняло цвет, из красновато-розового в бледно-бирюзовый и обжигающий глаза бело-голубой. Эмбер пошевелилась и тоже встала. Мы спустились на четвертый этаж, в фитнес-центр на открытом воздухе. Полчаса плавали в бассейне, а потом сели в баре и заказали кофе.

— Здорово, правда? — восхитилась Эмбер, наблюдая, как по соседству колибри порхает вокруг апельсинового дерева.

— Чудесно, — кивнула я. И заглянула в спортивный зал, где, несмотря на ранний час, уже было полно народу. До нас доносился шум тренажеров и сигналы счетчиков.

— Мелани Си! — произнесла я благоговейным, приглушенным шепотом, прямо как Дэвид Аттенборо[84], когда он видит редкую особь тропической летучей мыши.

— Что?

— Мелани Си из «Спайс герлс». Там, в спортивном зале.

— О господи! — ахнула Эмбер. — Точно. Ничего себе, как она рано встает.

— Прямо как мы. А это не… нет, не может быть… непохож…

— Кто? — прищурившись, спросила Эмбер.

— Зейнфелд!

— Нет!

— Да. Вон он — на дальней беговой дорожке. Глаза у Эмбер превратились в щелочки.

— Точно, это он. Боже! Слабо подойти к нему и поговорить?

— Поговорить?

— Да. Спорим, ты не осмелишься? Попроси у него совета.

— Хочешь поспорить?

— Да.

— О'кей, отлично. Пойду и спрошу.

— Так иди.

— Сейчас я подойду к Джерри Зейнфелду и спрошу его о Джо.

— Посмотрим, как у тебя получится.

— Все, пошла.

— Давай, Минти.

Мое нутро крутило, как бетономешалку, а ноги, казал ось, превратились в зефир.

— Может, завтра? — пролепетала я.

— Нет уж, давай! Только подожди, пока он сойдет с беговой дорожки. Ты же не хочешь действовать ему на нервы.

Через пять минут беговая дорожка Зейнфелда замедлила ход, потом остановилась, и он сошел.

— Хорошо. — Я сделала глубокий вдох: — Вперед! — пригладила волосы, запахнула халат и уверенно направилась к Джерри Зейнфелду. Я это сделала! Вид у него был ошарашенный, и я поспешно выпалила: — Мистер Зейнфелд, мне не нужен ваш автограф. Можно просто спросить вас кое о чем?

— М-м-м… разумеется, — с сомнением произнес он, явно подозревая, что перед ним либо ненормальная, либо навязчивая фанатка. И я все объяснила, на сей раз, подсократив историю. Мне не хотелось отнимать у него время, а тем более раздражать. Но теперь встревоженное выражение сошло с лица Зейнфелда. Похоже, он заинтересовался и даже вежливо кивал головой.

— Мне кажется, сценарий отличный, — заметил он.

— Да, — согласилась я. — Потрясающая история. Но я всего лишь хочу найти Джо. Осталось четыре дня, а я понятия не имею, где он может быть.

— Вам нужно пойти куда-нибудь, где собираются кинозвезды, — подсказал он. — Я бы посоветовал клуб «Поло лаунж» в отеле «Беверли-Хиллз», там толчется полно народу из шоу-бизнеса. Есть еще куча мест: «Скай-бар», «Айви». Как, вы сказали, его зовут?

— Джо Бриджес.

— Он англичанин?

— Да. Что ж, большое спасибо за помощь, — поблагодарила я и вернулась к Эмбер, лежавшей у края бассейна.

— Только что говорила с Джерри Зейнфелдом, — удивленно констатировала я.

— Я же тебе говорила, бояться нечего, — ответила она.

— Это точно, — подхватила я. — Абсолютно нечего. — Правда, когда я потянулась за кофе, рука у меня дрожала.

Мы вернулись в номер, и Эмбер заказала столик в клубе «Поло лаунж». Я достала бизнес-справочник и обзвонила еще несколько агентств — разузнать о Джо. К тому времени я уже без единой запинки повторяла свою маленькую историю. Это было забавно. Казалось, я рекламирую его сценарий: «Английский писатель Джо Бриджес… блестящий сценарий… Польша… маленький мальчик… собака… аутизм… снега… Джо Бриджес… Минти Мэлоун… „Четыре сезона»». Думаю, каждый разговор занимал не больше четырех минут, а я обзвонила более тридцати агентств. И никто-никто не слышал о Джо, и все обещали перезвонить, если что-нибудь узнают.

— По крайней мере, мы учли все варианты, — произнесла Эмбер, когда в двенадцать тридцать мы отправились в «Поло лаунж». — От нас ничего не ускользнет. Знаешь, мне все это чертовски нравится, — добавила она.

Мы ехали по цветущему, тихому Беверли-Хиллз. Эмбер купила карту «Дома знаменитостей», с которой то и дело сверялась по пути.

— Так, вон видишь особняк — продолговатый, низкий, белый, с колоннами? Это Джулии Робертс, — со знанием дела произнесла она. — А тот, с огромной звездой Давида над входной дверью, принадлежит Ширли Маклейн. В особняке с высокими воротами живет Фил Коллинз. — Эмбер сняла руку с руля и махнула в сторону дома. — А номер 927… Где тут номер 927? О да, вот он! Это Роберта Редфорда.

— Тебе можно гидом работать, — оценила я.

Через пять минут мы остановились у отеля «Беверли-Хиллз», огромного розового дворца посреди нескольких гектаров сада. Эмбер протянула ключи от машины парковщику, и мы ступили на красную ковровую дорожку под зеленым полосатым навесом, ведущую в розово-зеленый зал, обитый плюшем.

— Отель принадлежит султану Брунея, — пояснила Эмбер, когда мы пудрили носы в роскошной дамской комнате. — В путеводителе написано, что отделка обошлась в сто восемьдесят миллионов долларов. — Она повернула позолоченный кран. — Элизабет Тейлор провела здесь пять медовых месяцев.

— А я провела свой медовый месяц в «Георге V»! — гордо улыбнувшись, похвасталась я. И поняла, как изменилась за минувшие десять месяцев. Мало того, что я вычеркнула из жизни Доминика и влюбилась в Джо — еще отпускаю шуточки по поводу «Кошмара невесты на улице Вязов»! Я вдруг почувствовала себя ветераном давней, бесполезной войны.

— Мобильник взяла? — спросила Эмбер по пути в ресторан, лежавшему через устланный толстым ковром коридор. Я кивнула. В отеле «Четыре сезона» вдобавок к аппарату в номере нам дали еще крошечный мобильник. Я поглядывала на него и молилась: пусть Джо получит одно из моих сообщений и, наконец, позвонит!

Мы сели снаружи, на террасе, где накрахмаленные белые скатерти слегка колыхались на теплом калифорнийском ветру, а розовая бугенвиллия оплетала беленые стены, подобная боа из перьев на бледных плечах. Женщины в изумительной красоты туалетах посылали воздушные поцелуи, сжимая маленькие сумочки от Тиффани или Джорджио. Бриллианты поблескивали на запястьях и шеях, сверкали на ухоженных пальцах с идеальным маникюром.

— «Как прекрасен мир», — мечтательно произнесла я.

— Да. Но рано или поздно звезды померкнут.

— Нет, я про музыку. Пианист играет «Как прекрасен мир».

— Правда? В самом деле. Здесь завтракают воротилы кинобизнеса, — проговорила Эмбер, снимая солнечные очки. — Только представь: они заключают многомиллионные сделки, поглощая яйца «бенедикт».

А я гадала, увижу ли Джо, и что произойдет, когда мы встретимся? Будет ли это восторженное воссоединение, как у Джимми Стюарта и Донны Рид в фильме «Эта прекрасная жизнь»? Или же мы распрощаемся навсегда в тумане на взлетной полосе, как Богарт и Бергман в «Касабланке»?[85] После того как я на него наорала, он, наверное, посмотрит на меня и скажет: «Честно говоря, моя дорогая…»

— Ты должна найти Джо как можно быстрее, — изрекла Эмбер и разломила пополам хлебную палочку. — Пока его не захомутала другая женщина. Гетеросексуальные мужчины здесь на вес золота, — с видом эксперта заявила она, — потому что, разумеется, тут одни голубые.

— Что, правда?

— Или бисексуалы.

— По-моему, ты путаешь с Сан-Франциско. Смотри: правда Мелани Гриффит похудела?

Эмбер как бы невзначай взглянула налево, на женщину за три столика от нас.

— М-м-м, ей идет. Хотя мне кажется, больше худеть не стоит.

— Согласна. Может, так ей и скажем?

— Предоставлю это тебе.

Внезапно моя сумочка начала вибрировать. Я выхватила мобильник и открыла крышечку.

— Да? — выдохнула я с бешено бьющимся сердцем.

— Минни?

— Да.

— Это Кэти из АКС, мы вчера разговаривали. Звоню сказать, что узнала номер Джо Бриджеса.

— Правда? Фантастика! — воскликнула я. Сердце чуть не выпрыгнуло из груди, пока я пыталась откопать в сумке ручку.

— Он остановился в отеле «Шато Мормон». Телефон 213-626-1010.

— Огромное спасибо! — поблагодарила я, выбежала в коридор и набрала номер: — Будьте добры Джо Бриджеса. — Пульс бешено стучал. Ладони вспотели. В животе кто-то отбивал чечетку. Сейчас я буду разговаривать с Джо! Как он удивится. Не просто удивится — он будет поражен, но, надеюсь, обрадуется и…

— Извините, мадам, но шесть дней назад мистер Бриджес съехал.

— О!.. — Сердце мое опало, как суфле на сквозняке. — Он не оставил новый адрес? — спросила я.

— Нет, мадам. Он остановился у нас на десять дней, а потом уехал. Извините, мадам, больше ничем не могу вам помочь.

— Что ж, спасибо. — Я с треском закрыла крышку телефона и вернулась на террасу.

— Он останавливался в «Шато Мормон», — сообщила я, опускаясь на стул. — Но съехал, не оставив нового адреса.

— Может, нашел квартиру? — предположила Эмбер.

— Знать бы где…

— В «Шато Мормон» есть бар. Хочешь, заглянем туда сегодня вечером и наведем справки? Может, он там с кем-нибудь общался и сказал, куда переезжает.

— Может быть, — поддержала я.

— Пусть мы не знаем, где он сейчас, — утешала кузина. — Зато нам известно, где он жил раньше. Это уже кое-что, Минти. — И она была права.

Так что в шесть вечера мы подъехали к парковке напротив собачьего салона красоты «Голливудский пудель» — «Новое слово в собачьих прическах» — и вошли в отель «Шато Мормон». Интерьер его приводил на память кадры из фильма «Монстры». Готический стиль, темно, хоть глаз выколи. Стены глубокого кроваво-красного цвета. С потолка свисали абажуры с густой бахромой. Ощущение было такое, будто мы явились на спиритический сеанс. Однако, несмотря на кромешную темноту, в зале царило оживление.

— Здесь жила Глория Свонсон, — прочитала Эмбер в путеводителе, когда мы сели за длинную барную стойку с зеркалами вдоль стены. — И Эррол Флинн. И Борис Карлофф [86]. Говорят, тут водятся привидения.

Меня интересовало только одно привидение — призрак Джо. Наверное, он сидел за этой самой барной стойкой, на том же табурете, где сижу я. Но куда подевался?

— Простите, — обратилась я к барменше. — Ищу друга. Он жил здесь, но съехал шесть дней назад. Он англичанин, его зовут Джо.

— Джо… — задумалась она. — Джо из Лондона?

— Да, — подтвердила я. — Джо из Лондона. Он сценарист, написал сценарий о польском мальчике и его собаке.

— Точно, помню, — кивнула она, молниеносным движением смешав мне мартини. — Он заходил к нам пару раз. Лет тридцать пять. Симпатичный.

— Да, — сказала я. — Не знаете, куда он съехал?

— Нет. Меня не было почти всю прошлую неделю. Ходила на кастинг, — призналась она. — Для рекламного ролика. Но может, Лео знает.

— Лео?

— Да. Я видела, как ваш друг пару раз с ним разговаривал.

— А кто такой Лео?

Она посмотрела на меня как на ненормальную:

— Ди Каприо, кто же еще.

— О…

— Лео часто сюда захаживает. Может, заглянет и сегодня вечером, попозже. Хотите, я спрошу у него?

Я покачала головой: — Нет, спасибо. Сама спрошу. Еще час мы потягивали коктейли, а потом барменша подала нам знак:

— Он здесь.

Я подняла глаза и увидела Леонардо ди Каприо. Он шел к стойке. Я представилась, предложила его угостить, он вежливо отказался, и я спросила, не встречался ли он с Джо.

— Джо Бриджес, — задумался Ди Каприо. — Да, несколько дней назад я разговаривал с англичанином по имени Джо… Он написал сценарий о Восточной Европе или что-то в этом роде…

— Да, это он. Действие происходит в Польше.

— Там еще что-то про снег.

— Точно. И про собак. Вообще-то, про мальчика-аутиста и бродячую собаку. Представьте себе: «Человек дождя» плюс «Заснеженные кедры» плюс «Лесси».

— Интересное сочетание, — произнес он.

— Сценарий потрясающий. Понимаете, я подруга Джо и пытаюсь разыскать его.

— По-моему, он говорил, что ведет переговоры с Роном Поллаком, — сказал Лео.

— Кто это?

— Большая шишка, продюсер. Занимается подбором проектов для компании «Коламбия».

— Где он работает?

— В офисе «Сони». Телефон есть в справочнике, компания «Одинокая звезда», — добавил он.

— Спасибо, — ответила я, радуясь, что появилась новая зацепка. — Позвоню ему завтра.

— Завтра Рона там не будет, — охладил мои восторги Лео. — Завтра суббота. — Разумеется. Как я могла забыть? Все этот сбой биологических часов. Я уже не различаю, какой сегодня день недели. Значит, до понедельника ничего не сделаешь. Два дня из драгоценных пяти коту под хвост.

На следующее утро я встала в довольно хмуром настроении и ломала голову, что же делать. И тут случилось нечто удивительное: мне позвонили.

— Минди?

— Да.

— Это Джед из бара «Бессонница». Я нашел вашего Джо.

— Правда?

— Вчера на вечеринке встретил знакомую, и она сказала, что видела его на семинаре сценаристов. Они обменялись адресами. — Ого-го, надо же. Радость от того, что обнаружилась новая ниточка, поутихла. Я ощутила резкий ожог ревности.

— Он живет в Венис-Бич.

— Телефон есть?

— Нет, телефон отсоединили — предыдущие жильцы не оплатили счет. Но у меня есть его адрес. Она записала. Ручка есть? Харбор-стрит, дом семьдесят девять. На берегу океана.

Через десять минут мы с Эмбер уже на полной скорости неслись по бульвару Робертсон к побережью. Я ликовала: наконец-то Джо совсем близко!

— Район Венис-Бич был построен табачным магнатом по имени Эббот Кинни, — сообщила Эмбер, выжимая газ.

— Эмбер, прошу тебя, не надо одновременно вести машину и штудировать путеводитель. Хочешь, я почитаю вслух? О'кей. Так. Кинни хотел воссоздать Венецию в Америке во всех деталях — с системой каналов и мостов, лабиринтом улиц и даже гондолами. Большинство каналов высохли еще в пятидесятых, но несколько сохранились и поддерживаются в чистоте. В основном здесь живет богема, люди искусства.

Через полчаса мы въехали в американскую Венецию и нашли Харбор-стрит. Эмбер припарковала машину напротив желтого дорожного знака с надписью «Тупик». Мы пошли вдоль ряда белых дощатых домов, глядя на номера.

— Семьдесят пять, семьдесят семь… Вот он — номер семьдесят девять.

Двухэтажный дом стоял на самом углу. Я глубоко вздохнула и позвонила в звонок.

— Он глазам своим не поверит, когда увидит меня, — улыбнулась я, щурясь от слепящего солнца. — Как я выгляжу?

— Отлично. Позвони еще раз. — Я нажала на кнопку звонка. Что-то долго Джо не открывает… Мы подождали минуту или две, а потом Эмбер постучала в дверь.

— Выходи! Выходи! — закричала она и захихикала. — Мы знаем, ты дома! — Но нам так никто и не открыл. Я позвонила в третий раз. Ответом была тишина.

— Наверное, его нет дома. Может, в «Теско» поехал или еще куда-нибудь, — предположила она. — Давай оставим записку, посмотрим окрестности и позже вернемся.

В машине она нашла кусочек бумаги, и я нацарапала: «Дорогой Джо! Мы с Эмбер в Лос-Анджелесе. Пожалуйста, не уходи, мы еще вернемся. Минти».

Только я собиралась подсунуть записку под дверь, как Эмбер схватила меня за руку:

— Подожди!

— Что?

— Помнишь, что случилось с Тэсс из рода д'Эрбервиллей?

— М-м-м, нет, не помню.

— Рассказываю, — начала Эмбер. — Тесс собиралась выйти замуж за Энджела Клера, которого любила до смерти. За два дня до свадьбы она решилась рассказать ему о своем прошлом. Написала письмо и подсунула под дверь. Так вот… — Эмбер сделала мелодраматическую паузу, а я раскрыла рот, захваченная этой историей. — Письмо попало под ковер, и Энджел его не прочитал! И что в результате? Катастрофа! Поэтому предлагаю положить записку в почтовый ящик. Так я и сделала. Опустила бумажку прямо в почтовый ящик, чтобы ее не сдуло ветром. Потом мы спустились к Тихому океану. Он шумно дышал и перекатывался, излучая мягкое, как у старого серебра, сияние. Мы прогуливались по дощатому настилу вдоль берега. Здесь было весело, как на ярмарке: стареющие хиппи играли на диджериду, предлагали погадать на картах «таро», исправить карму. С лотков торговали хот-догами и яркими нарядами в этническом стиле. Подростки катались на роликах, жужжа маленькими колесиками. Над головой проносились чайки, искали еду в траве и дрались. Мы прошли целую милю, и я все время всматривалась в толпу, надеясь, что увижу Джо.

Потом мы вернулись и еще раз позвонили в дверь. Нам опять никто не ответил. Тогда мы решили прогуляться по короткому отрезку вдоль одного из оставшихся каналов.

— Помнишь, как в детстве мы повеселились на канале? — спросила Эмбер, взобравшись на мостик.

— О да, — кивнула я. Мимо проплыла байдарка.

— А как Мундо в воду свалился? Вот была умора!

— Да, очень смешно.

— И ты прыгнула в эту ужасную, грязную воду! Ты что, не знала, что Мундо умеет плавать? Ха-ха!

— М-м-м, да, вот смеху-то было.

— Да, Минти, вот это было времечко. — Я лишь кивнула в ответ. — Может, как-нибудь еще разок съездим на канал?

— Обязательно, — кивнула я. Ни за что. Больше никогда в жизни.

— Ладно, давай посмотрим, вернулся ли Джо. Он не вернулся, и разочарование сочилось в мою

душу, как дождик сквозь прохудившуюся кровлю. Я была так близко. И так далеко. Но должен же он когда-то вернуться? Чтобы убить время, мы прогулялись по дощатой дорожке в другую сторону — к пляжу бодибилдеров, где мускулистые культуристы качали железо в спортивном зале на открытом воздухе. Ощущение было такое, будто я попала на карнавал. Жонглеры, целители, практикующие внушение, изрыгающие пламя пожиратели огня. Мимо на роликах пронесся монах в шафрановом одеянии, играя на гитаре.

— Столько впечатлений для твоего романа, — сказала я.

— О да, — согласилась Эмбер.

Мы вернулись на Харбор-стрит, но Джо все еще не было, хотя часы показывали уже полчетвертого. А мы ждали его с одиннадцати. И мы поехали в Санта-Монику — три мили вверх по побережью. Припарковались на берегу океана под перистыми эвкалиптами. Солнечный свет мерк, как и мои надежды; океанская зыбь сделалась оловянно-серой; на пирсе зажглись фонари, особенно яркие на фоне темнеющего, хмурого неба. Мы шагали по главной улице, заходя в книжные магазины, а я в отчаянии вглядывалась в людской поток, надеясь отыскать Джо. Но его нигде не было видно. Совсем стемнело. Мы решили в последний раз вернуться к его дому. И снова на звонок в дверь никто не ответил. Я оставила еще одну записку с телефоном отеля, нашего номера и даже моей лондонской квартиры — вдруг он его выбросил? Приписала свой рабочий телефон и телефон родителей, чтобы он мог связаться со мной в любое время, и мы повернули обратно.

— Может, он уехал на уикенд? — строила я догадки, сидя с Эмбер в баре отеля и прихлебывая мартини. Настроение было мрачноватое. Джо так и не появился, а ведь мы сидим и набираемся тут уже два часа, разглядываем шикарно одетых, богатых посетителей и подслушиваем голливудские сплетни.

— Том и Николь…

— Независимое кино…

— Ник Кейдж получил двадцать миллионов…

— Действие происходит в Польше…

— Отличные рейтинги…

— Рано или поздно Джо должен вернуться домой, — заключила Эмбер, поддев зубочисткой очередную оливку. — Думаю, он позвонит тебе завтра.

— Но что, если… — произнесла я немного сбивчиво, потому что уже влила в себя три бокала довольно хорошего мерло, винные пары, как вы знаете, моментально ударяют мне в голову. — Что, если… — попыталась я еще раз, — он все это время прятался в доме, потому что не хочет со мной разговаривать?

— Минти, — Эмбер вся подобралась. — Я могу сказать тебе только одно: это невозможно.

— Но я его обидела. Сильно.

— Да, это так, — признала кузина. — Но знай он, что ты прилетела в Лос-Анджелес с единственной целью — помириться, точно бы захотел тебя увидеть.

— А вдруг… — не успокаивалась я, отхлебывая из бокала, — …вдруг у него другая? — Как-никак, это была уже четвертая порция выпивки, и меня тянуло поплакаться.

— Не глупи, Минти. Он здесь всего-то две недели.

— Да, но вдруг тысячи женщин так и вешаются ему на шею? — пришло мне в голову. — Что, если… О боже!.. Смотри, Камерон Диаз. — К тому времени мы уже лицезрели столько знаменитостей, что не удивились бы, зайди в бар Король Лев под руку с Микки Маусом. — Камерон очч-гразивая, — пробормотала я, когда актриса прошла мимо нашего столика.

— Ты думаешь? — усомнилась Эмбер. — Может быть. Честно говоря, мне уже надоели все эти знаменитости.

— О да, очч-гразивая, — стояла на своем я. Взглянула на длинные стройные ноги кинодивы, ее блестящие светлые волосы и почувствовала в сердце жало ревности. — Эмбр, слушш… что, если… — упорствовала я, чувствуя, что язык мне уже не повинуется, — …что, если… эта Камрондиаз… познакомлсс Жо… и влюбилсс в него поушш?

— Ты с ума сошла, Минти! — воскликнула Эмбер, сделав глоток воды. — Камерон Диаз на него и смотреть бы не стала!

— Врешшш! — возмутилась я, опрокидывая стакан. — Канешн, влюбилсс, Жоочч-гразивый.

— Послушай, — устало произнесла Эмбер. — Любой голливудский красавчик готов броситься к ее ногам, так зачем ей какой-то второсортный писака из Лондона? — Второсортный писака? Вот стерва! — Какая ты злая, Эмбр, — укорила я. — Жо не втрсртный, он очч-хорошший и… хорошш.

— Эй, я просто хочу приободрить тебя, — сказала она. — Чтобы ты поняла, что Джо ничего не грозит. Поверь, Камерон Диаз никогда им не заинтересуется, и Шарон Стоун тоже.

— Ты че это на Жжо наежжаешь? — взорвалась я. — Жжжо лучшшшвсех!

— Ладно-ладно, — сердито отмахнулась Эмбер, грызя миндаль. — Камерон Диаз была бы без ума от Джо. И Мег Райан, и Шарон Стоун, и Гвинет Пелтроу, не говоря уж о Кейт Бланшетт. Довольна? — О боже. Нет! — Все они будут сходить по нему с ума, — заверила кузина.

— Ты, правда, так считаешь? — ужаснулась я.

— Да, — отрезала Эмбер. Она здорово разозлилась и с удовольствием отпускала злобные шуточки. — Но особенно Камерон Диаз. По-моему, она мимо Джо точно не пройдет. Он как раз в ее вкусе.

Мне стало дурно. Какой смысл был лететь в Лос-Анджелес и разыскивать Джо, если Камерон Диаз мечтает заполучить его за моей спиной? Не-а, так дело не пойдет. Конкурировать с длинноногой блондинкой-кинозвездой? Еще не хватало. Я поднялась со стула:

— Пойду-ка я с ней разберусь.

— Не надо, Минти! Я же пошутила!

— Нет уж, скажу все как есть. Чтоб знала.

И я зашагала к Камерон Диаз, которая сидела рядом с пианино и разговаривала с Бэтменом.

— Слушшш, Камерон… — проговорила я коснеющим языком. — Меня зовут Минти…

— Как-как? — переспросила она. Надо сказать, вид у нее был совсем не дружелюбный.

— Минти, — повторила я.

— Это что еще за имя?

— А Камерон что за имя? — не растерялась я. — Ты что, шотландский мужик, что ли?

— Эй, убирайся отсюда, — велела она.

— Слушшш, — вздохнула я. — Хотела попросить тебя кой о чем, о'кей? — Я ухватилась за край стола, чтобы меня не шатало.

— Что?

— Хотела сказать, чтобы ты держалась подальше от Джо Бриджеса.

— От кого?

— От Джо Бриджеса, понятно? Моего любимого. Ради него я приехала в Лос-Анджелес. Пока еще не нашла, но все равно буду искать. Только вот развелось тут всяких… Так и норовят на чужое лапы наложить… Так что держись от него подальше, понятно?

— Эй, что ты несешь?

— Даже если будешь с ним… работать. Что не исключено. Ведь он по-тря-са-ющщ-писатель, его сценарий о чертовой собаке… Спасибо большое. Вот и все, что я хотела сказать. Кстати, мне понравилось, как ты сыграла в «Секретах Лос‑Анджелеса».

Что мне ответила Камерон Диаз, я уже не помню. По-моему, она была не очень довольна. В любом случае, ноги меня уже не держали, так что я вернулась к бару и села.

— Пошли, Минти, — распорядилась Эмбер, хватая меня за локоть.

— Куда? Мне оччч весело!

— Пошли.

— Куда ты меня тащишь?

— В номер, — твердым голосом произнесла она. — Играть главную роль в фильме «Вечный сон».

Проснулась я, мучаясь от жажды, жуткой головной боли и острого приступа посталкогольной паники. Посещение бассейна пошло мне на пользу, но все равно я чувствовала себя дерьмово. Утешало одно: мне хватило ума не влепить Камерон Диаз пару оплеух.

— Расстроилась из-за Джо, вот и выпила лишку, — оправдывалась я, проглатывая еще одну таблетку аспирина и надевая солнечные очки. — Честно говоря, я уже на пределе.

— Понимаю, Минти, но представь: а если бы Джо вошел в бар? Такое вполне могло случиться. — Господи! Точно… Об этом я и не подумала. — Только вообрази, — продолжала Эмбер. — Джо заходит в бар отеля, и что он видит? Минти Мэлоун, пьяная в дупель, поливает грязью Камерон Диаз! — Отвратительное зрелище. Меня замучили угрызения совести.

— Больше ни капли в рот не возьму, — поклялась я. — Ни капли. Это был урок. Господи, надеюсь, он позвонит, — причитала я. — Он уже должен был прочитать мою записку.

Но он не позвонил. Ни утром, когда мы гуляли по Аллее Славы. Ни в обед, когда поехали на Голливудские холмы. Ни после обеда, когда мы осматривали Музей современного искусства. Ни вечером, когда мы ужинали на террасе «Скай-бара». Мобильник все время был со мной, я его зарядила, так что пожелай Джо позвонить мне, он бы обязательно дозвонился.

— Завтра он точно объявится, — успокоила Эмбер. С террасы ресторана открывался вид на город, поблескивающий огнями, словно звездное небо. — Наверняка уехал на выходные, — продолжала она. — Но завтра утром вернется, потому что ему нужно продавать свой сценарий. Откроет почтовый ящик, прочитает твою записку и сразу же позвонит. На крайний случай у нас припасен Рон Поллак. И, скорее всего, у Рона Поллака есть номер Джо. Так что завтра позвоним в «Одинокую звезду». Говорю тебе, завтра все выяснится.

Но и на следующее утро Джо хранил молчание. Я совсем упала духом. Мне стало казаться, что вся эта поездка затеяна зря, хотя мы и не без приятности провели время. В десять мы позвонили в «Одинокую звезду», но Рона Поллака не застали. Он на весь день уехал на съемки. Ассистентка заверила, что позвонит ему и попросит связаться с нами, но прошло два часа, а он так и не дал о себе знать. Тогда я снова позвонила в «Одинокую звезду».

— Мне всего лишь нужен телефон Джо Бриджеса, — растолковала я. — Рон с ним знаком?

— Имя знакомое, — заколебалась ассистентка, — но я не уверена. Мне кажется, вам лучше поговорить с Роном.

— Тогда попросите его еще раз мне позвонить.

— Рон сегодня очень занят, — сообщила она. — Он на съемках у Стивена Спилберга. И при всем уважении, Милли, ваш вопрос может подождать до завтра.

— Нет, не может, — возразила я. — Потому что сегодня вечером я уезжаю из Лос-Анджелеса. Не могли бы вы посмотреть в его записной книжке, вдруг там есть номер Джо?

— Извините, но Рон взял записную книжку с собой. В любом случае, я бы не стала раздавать домашние телефоны всем подряд. Боюсь, вам ничего не остается, как подождать. Если Рон выкроит свободную минуту, он вам позвонит.

Но видно, свободной минуты не выдалось, и я снова набрала номер Рона. Ассистентка извинилась, что ничем не может помочь: мне просто не повезло, сегодня Рон ужасно занят. Часы тикали, а от Джо так и не было весточки. Я не понимала почему. Ведь должен же был он заглянуть в свой почтовый ящик? Стрелки часов подошли к половине шестого. Мы начали укладывать чемоданы. Времени на разъезды уже не оставалось, и мы вернули машину в прокат. Я собирала вещи, проверяя, не завалилось ли что-нибудь под кровать, когда, наконец, раздался звонок.

— Алло? — произнесла я, бросившись к телефону. Сердце бешено колотилось в ребра.

— Минти, это опять Джед.

— О, Джед, привет! — сказала я. — Мы были на Венис-Бич и оставили Джо записку. Вообще-то, мы проболтались там целый день, гуляли и возвращались, звонили в дверь, но никто не ответил. И до сих пор от него ничего не слышно. Может, уехал на несколько дней? Похоже, у нас ничего не вышло.

На минуту наступила неловкая пауза, а потом Джед произнес:

— Извини, я должен кое в чем признаться.

— В чем?

— Я дал тебе неправильный адрес.

— Что?

— У моей подруги такой почерк неразборчивый. Джо живет не в доме семьдесят девять по Харбор-стрит.

— Нет?

— Нет. А в доме девятнадцать. Мне очень жаль. Чувствую себя полным придурком. Утром еще раз посмотрел на эту бумажку с адресом и понял, что перепутал семерку с единицей.

— О, — только и выговорила я, потому что спазм перехватил горло.

— Извини, — сказал он.

— Ничего страшного, — весело произнесла я. — Подумаешь, с кем не бывает. — Я посмотрела на часы: шесть вечера, через полчаса нам выезжать. И, хотя я крепилась изо всех сил, нижняя губа начала заметно подрагивать. — По крайней мере, теперь я смогу написать ему. Спасибо, что позвонил… и удачи тебе с твоим фильмом! — бодро прибавила я, потом села на кровать и разрыдалась.

— Не переживай, Минти, — успокаивала Эмбер. Желтое такси везло нас в аэропорт из отеля «Четыре сезона». — Дело мы затеяли рискованное. Времени было мало. И мы почти его нашли.

— Мне от этого только хуже, — пожаловалась я. — Мы были уже так близко… и вот надо ехать домой. Я могла бы его увидеть. А теперь не знаю, когда и встретимся. Может, будет уже слишком поздно.

— Что ж, придется написать ему письмо, — заключила Эмбер.

И я подумала: «Верно. Напишу ему, как только вернусь домой. Интересно, сколько идет письмо до Штатов? Три, четыре дня? А может быть, он позвонит. И, по крайней мере, мы поговорим по телефону».

Мы ехали по бульвару Уилшир, а я в уме сочиняла письмо. «Дорогой Джо! — напишу я. — Ты не поверишь, но на этой неделе я приезжала в Лос-Анджелес и пыталась тебя разыскать. И мне это почти удалось. Я даже была на твоей улице. Только потом узнала, что стучалась не в ту дверь. Ты бы, наверное, сказал, что это метафора. Но дело в том, что мне просто дали неправильный адрес. Ты спросишь, что привело меня в Лос-Анджелес? Просто я хотела еще раз тебя увидеть, извиниться за то, что произошло в Лондоне в тот вечер, и сказать, что ты прав: мой роман с Домиником — гол в свои же ворота. А еще я хотела тебе сказать…» Если бы я на самом деле писала письмо, то на этом месте поневоле остановилась бы, не разбирая того, что выводит рука. Я вытерла слезы и посмотрела в окно. Сгущались сумерки. Полог неба собрался мягкими розовыми и серыми складками, заполыхал неон вывесок. Всемирная столица развлечений готовилась к ночному супершоу.

— Смотри! — воскликнула Эмбер, когда мы проезжали мимо большого квадратного здания, окруженного рядом фонтанов, стремящихся ввысь, как тополя. — Это же павильон Дороти Чандлер! — сказала она, когда машина притормозила на светофоре. — Здесь проходит церемония вручения «Оскара». Интересно, что там сегодня? В павильоне явно намечалось что-то интересное. Ко входу подъезжали дорогие автомобили, из них выходили мужчины во фраках и женщины в вечерних платьях. Павильон окружили телевизионщики, глаза слепили лампы и вспышки камер папарацци.

— Большая премьера, — пояснил водитель. — По-моему, новый фильм с Брюсом Уиллисом. Проклятье, ну и пробки! — пожаловался он.

И в самом деле, на дороге образовался затор, «мерседесы», «порше» и «феррари» утыкались бампером в бампер. Но нам с Эмбер было все равно. Мы никуда не опаздывали. При виде шикарной публики у меня даже поднялось настроение. Чтобы рассмотреть происходящее получше, я опустила стекло. Разодетые в пух и прах люди, широко улыбаясь, поднимались по лестнице и махали толпе зевак.

— О, смотри: Мерил Стрип! — ахнула Эмбер. — Потрясающе выглядит.

— Какое красивое платье, — восхитилась я, глядя на очаровательную девушку лет двадцати пяти, которая вышла из лоснящегося длинного черного лимузина. Серебристое одеяние сверкало и переливалось, отражая вспышки камер. А девушка смеялась и выглядела ошеломляюще. Спутник красавицы нежно взял ее руку и продел сквозь свою. Кто-то крикнул: «Сюда!», девушка и ее сопровождающий с улыбкой повернулись. Щелкнула вспышка. А у меня перехватило дыхание, потому что это был Джо.

— Джо, — выдохнула я. Он стоял в каких-то тридцати футах от меня. Он был здесь. Совсем близко. И только я хотела открыть дверцу машины и выскочить на улицу, как Эмбер крепко схватила меня за руку.

— Не надо, Минти, — проговорила она. — Не надо.

И была права. Потому что в это мгновение девушка обвила руками шею Джо, и он поцеловал ее, поцеловал долгим поцелуем, казавшимся почти бесконечным.

— Деньги потрачены не зря, — уныло признала я, когда такси доставило нас на Примроуз-Хилл. — Деньги… потрачены… не зря. — Я издала безжизненный, сухой смешок, нечто среднее между кашлем и лаем. — Хотя это были не мои деньги, — виновато добавила я. — А твои.

— Я не переживаю, — махнула рукой Эмбер. — Жаль, конечно, что… ничего не получилось.

— Вот именно, — мрачно изрекла я. — Это была ошибка. Я чувствую себя так… отвратительно.

— Да, но, по крайней мере, ты знаешь, что с ним, — философски заметила она, когда мы свернули на Принсез-роуд.

И, правда. Как там, у Эмили Дикинсон? Ах да. «Случилось худшее, значит, нечего больше бояться». А то, что я увидела, на самом деле худшее, что могло случиться. Картинка впечаталась в память, будто огненные письмена. То и дело, прокручивая пленку в мозгу, я по-мазохистски проигрывала сцену снова и снова. Кадр первый: Джо стоит с незнакомой девушкой. Кадр второй: он берет ее за руку. Кадр третий: она ему улыбается. Кадр четвертый: они позируют камерам. Кадр пятый, самый ненавистный: они долго и страстно целуются. Кадр шестой: заходят в кинотеатр, рука об руку. Стоп, снято! Я пролетела шесть тысяч миль, чтобы найти Джо, и нате вам: нашла!

— Мамочка приехала! — крикнула Эмбер, повернув ключ в замке. — О боже! — изумилась она, увидев Пердиту, которая ковыляла к ней, заваливаясь на бок. — Как ее разнесло!

И, правда, живот у Пердиты раздулся, как на дрожжах. Она будто проглотила огромного кролика.

— Мамочка дома, — сюсюкала Эмбер, наклоняясь, чтобы погладить кошку.

А где же моя мамочка? Очень странно.

— Мам? — позвала я, снимая пальто. Ответа не последовало. Я заглянула в гостиную: пусто. Зашла на кухню. Она была там. Сидела, склонившись над садовым столиком.

— Мам, что произошло?

— О, привет, дорогая. — Ее лицо осветилось фальшивым оживлением, но я‑то видела, как она украдкой вытерла слезы. — Я и не слышала, как ты вошла, — произнесла она, пытаясь подавить дрожь в голосе. — С кошкой все в порядке, — сказала она. — И у Педро все хорошо. Все просто… отлично. — Она нервно сглотнула, шмыгнула носом и разразилась слезами.

— Мам, что стряслось?

— Боюсь, случилось что-то ужасное, — всхлипнула она.

— Что?

— Нечто ужасное. — Она забрала за ухо локон серебристых волос.

— Расскажи.

— Уже ничего не исправишь.

— Почему? Что случилось?

И тут я поняла. Папа. Папа от нее ушел. Он предупреждал, твердил месяцами, а она не обращала внимания. И вот, наконец, он бросил ее. Ради другой женщины.

— Это из-за папы, да?

— Что?

— Ты плачешь из-за папы?

— Нет-нет, он тут ни при чем. Это все… смотри! — Еще раз всхлипнув, она ткнула пальцем в первую страницу «Ивнинг стандард».

«Мать радиозвезды замешана в скандале с благотворительными фондами! — гласил заголовок. — Пропажа общественных средств!» Я вытаращилась на маму и пробежала глазами два первых абзаца:

«Начато расследование по делу Димпны Мэлоун, матери звезды радио „Лондон» Минти Мэлоун. Она обвиняется в растрате нескольких тысяч фунтов из благотворительных фондов международной организации „Голодающие Камеруна». Миссис Мэлоун, широко известной в лондонских благотворительных кругах, запрещено заниматься сбором средств до окончания расследования Благотворительного комитета. Возможно, будет возбуждено уголовное дело…»

— Мама, — выпалила я, — ты что, украла деньги? — Я была потрясена до глубины души. В частности, тем, что меня назвали «звездой радио „Лондон»». — Ты украла деньги? — повторила я.

— Разумеется, нет, — вознегодовала она.

— Слава богу.

— Все очень запуталось.

— Запуталось? — Где-то я это уже слышала. — Мам, кража есть кража.

— Это была не совсем кража, — осторожно поправила она. — Это было… перераспределение, вот и все.

— Что ты имеешь в виду?

— Сама посуди, у «Голодающих Камеруна» миллионы. Люди все время жертвуют им деньги. А три месяца назад я вступила в Общество протезирования собак…

— Куда?

— ОПС, — объяснила она. — Они изготавливают протезы для собак. И у них вообще нет ни пенни! Так что я решила отдать им деньги, собранные для «Голодающих Камеруна».

— И сколько?

— Всего-то пять тысяч фунтов.

— Как ты добыла эти деньги?

— Да все как обычно — ярмарки, гаражные распродажи. Только вместо того, чтобы послать деньги «Голодающим Камеруна», я положила их на свой счет. Но не присвоила, — торжественно заверила она, — а перевела на счет ОПС.

— О, господи.

— Но Минти, ты только представь этих бедных маленьких собачек, ковыляющих на трех лапках. У меня сердце разрывается. Мне их так жалко. Я же никогда раньше ничего подобного не делала. Думала, никто и не заметит. Но они раздули такой грязный скандал!

— Неудивительно.

— Мне запретили работать для «Голодающих Камеруна», и может… и может… — она закрыла рукой глаза. — Может, мне придется сесть в тюрьму!

— А папа знает?

— Да все об этом знают, — в отчаянии произнесла она.

И я позвонила папе. У него был на удивление веселый голос. Он казался невозмутимым и не разделил моих опасений, что маму посадят за решетку.

— Скорее всего, назначат большой штраф, — заявил отец. — Она же себе денег не оставляла. До сих пор уверена, что не сделала ничего дурного.

В первый мой день на работе сослуживцы вели себя очень тактично. Спрашивали, как мне понравилось в Лос-Анджелесе, и ни слова не проронили о маме, хотя все газеты кричали о ней. В конце концов, я сама затронула больной вопрос на утреннем совещании: мне хотелось, чтобы коллеги знали правду. Я не могла допустить, чтобы кто-то из знакомых думал, будто моя мать присвоила деньги.

«В любом случае, плохой рекламы не бывает», — заключила я, безрадостно усмехнувшись.

На самом деле моя жизнь превратилась в кошмар. Я очень переживала. Мало того, что я видела Джо с другой, и страдала от разницы во времени — на меня навалилась бессонница. В одну из ночей, проворочавшись до трех часов с открытыми глазами, я включила радио на прикроватном столике и услышала знакомый голос:

— Это полное девьмо! — спорила Мелинда с одним из тех ненормальных, что звонят на радио по ночам. — Все только и твевдят что о дельфинах! — возмущалась она. — Но никто не подумал о тунце!

— О тунце? — оторопел звонивший.

— Их же едят, потому что они несимпатичные. У них рот до ушей и лоб покатый. Но кого это волнует? — воскликнула она.

Я застонала и зарылась лицом в подушку. Через несколько минут развернулась новая дискуссия — о специальных дверях для инвалидов в лондонских автобусах.

— Какой бвед, зачем устваивать в каждом автобусе вход для инвалидов? — вопрошала она.

— Как это зачем? — изумился собеседник.

— Ведь инвалиды не ездят на автобусах! Даже вебенок знает. Скажите, когда в последний ваз вы видели инвалида, входящего в автобус?

Боже, она грубит звонящим! Невероятно. Чуть что не по ней, сыплет оскорблениями!

— Дай отдых своим голосовым связкам! — огрызнулась она на Кевина из Форест-Хилла. — Заткни вот, недоумок! — досталось Биллу из Бекенхэма.

«Слава богу, в такое время нас почти никто не слушает», — подумала я, погружаясь в сон. Никто, кроме нескольких тысяч полуночников, психов и возвращающихся с рейв-пати деток под кайфом.

Следующие несколько дней прошли в томительном ожидании: выдвинут ли «Голодающие Камеруна» обвинения против мамы? Другие благотворительные организации получили доступ к ее банковскому счету, чтобы проверить, не «перераспределяла» ли она и их средства. Будущее не сулило ничего утешительного. К тому же Пердита выглядела так, словно вот-вот лопнет. Ее раздувшийся живот болтался из стороны в сторону, как мешок; она едва могла передвигаться. Мы устроили ей гнездо под лестницей, выложив большую картонную коробку кухонными полотенцами. Прошло два дня, три, а котята все не появлялись. Напряжение стало невыносимым. На четвертый день, вернувшись с работы, я застала Эмбер в истерике.

— Кажется, у нее начались схватки! — стонала кузина.

Пердита вопила так, что уши закладывало. Она вся извертелась, боялась оставаться одна, оглушительно мяукала и таращилась на нас. Такого мы не ожидали.

— Лори уверял, что она спрячется и спокойно родит.

— Нет. Я только что ему позвонила, — ответила Эмбер. — Он сказал, что Пердите нужна помощь. Молодые самки иногда начинают нервничать.

Мы сели и стали ее наглаживать. Сидеть нам пришлось долго. И вой становился все громче.

— Как ты думаешь, скоро все закончится? — спросила Эмбер.

— Полагаю, часа через два.

Чтобы убить время, мы таращились в переносной телевизор и ждали. Посмотрели «Голубого Питера», шестичасовые новости, переключились на «Улицу Коронации» и досмотрели до конца. За этим последовал «Бруксайд» и прямой эфир национальной лотереи[87] . Котят все не было. Прошли девятичасовые новости, «Секретные материалы», но ничего не происходило. Когда по экрану побежали титры ночных новостей, у Пердиты начались мощные схватки. То она лежала безмятежно, то корчилась в конвульсиях, а в перерывах урчала, как газонокосилка, чем несказанно нас удивила.

К полуночи схватки участились. Судороги раздирали пасть несчастного животного, исторгая из нее безмолвный стон. Было страшно наблюдать, как силы природы неумолимо делают свое. Стоило нам с Эмбер пошевелиться, как Пердиту охватывала паника, и она начинала вопить. К двум часам ночи кошка вконец вымоталась и легла на бок, тяжело дыша и вывалив розовый язычок.

— Она уже полумертвая, а ведь ей еще рожать, — в отчаянии произнесла Эмбер.

— Может, поймать какую-нибудь музыку? — предложила я и щелкнула выключателем.

По радио вещала Мелинда. Послушав минутку, мы оцепенели. Если раньше главным ее пороком была некомпетентность, то теперь она прямым текстом посылала слушателей: «Вешай твубку занудный ставый певдун!.. Заткни пасть!.. Кончай мямлить, импотент несчастный!.. Отсохни, ставикан!»

— Почему она так грубит? — ужаснулась Эмбер.

— Наверное, ненавидит работать в ночную смену, — предположила я. — Злится, что больше не ведет «События», и вымещает злобу на слушателях.

— На нее могут пожаловаться в Комиссию стандартов радиовещания, — сказала Эмбер.

«А сейчас векламная пауза», — произнесла Мелинда.

Ландшафтное садоводство — это искусство. Позвоните в компанию «Сад и огород». У нас работают опытные специалисты…

Я выключила радио. Было уже три часа ночи, а Пердита так и не родила. И вдруг мы кое-что увидели. Появился маленький пузырик, потом что-то белое, и на газету выскользнуло крохотное, влажное, пушистое существо, напоминающее утонувшего мышонка. Пердита быстро повернулась, раскусила оболочку и начала облизывать новорожденного котенка шершавым язычком.

— Это был трехцветный кот из квартиры 31, — убежденно произнесла я, увидев тигровые полоски.

— Слава богу, не рыжий, — с улыбкой облегчения проговорила Эмбер. Котенок вытянул передние лапы — они были не больше бумажных скрепок — и вслепую стал нащупывать дорогу.

— Ой! — вскрикнула Эмбер, когда котенок нашел сосок и стал пить молоко.

Пердита урчала и мяукала, потом ее снова пронзила судорога, и, через несколько минут, появился еще один котенок, тоже в мешочке. Пердита энергично его облизала, и он тоже присосался к ее животу.

— Близняшки! — воскликнула я. И тут мы услышали странный хруст.

— Ой, смотри! — восторгалась Эмбер. — Она съедает послед! Правда здорово, Минти?

— Не знаю, — поежившись, произнесла я.

— Мудрость матери-природы, — проворковала Эмбер, глядя, как Пердита хрумкает плацентой. — Там полно витаминов.

Поразительно: как Эмбер, испытывающая глубокое отвращение к человеческим родам, может с таким восторгом принимать роды у кошки? Котята попискивали, как игрушечные крысы, а Пердита вылизывала сморщенные тельца и нежно похлопывала их передними лапами, чтобы они ели. И все урчала и урчала. Потом ее тело снова напряглось.

— Три! — закричали мы через две минуты.

— Тройняшек ей не осилить, — сказала Эмбер. — Придется помочь.

Через двадцать минут все вроде бы закончилось. У живота Пердиты слепо толклись три мокрых котенка, будто плыли брассом сквозь ее мех. Только мы собрались накрыть коробку одеялом, чтобы им было уютно, темно и спокойно, как началось копошение. Пердиту снова пронзил спазм, и появился четвертый котенок. Он был не похож на других — черный и щуплый. И как-то странно двигался. Крошечные лапки лихорадочно дергались, голова заваливалась на бок. Пердита понюхала котенка, но вылизывать не стала. Она вообще его проигнорировала. Мы сняли оболочку ватой и подтолкнули котенка к матери, но та делала вид, будто его не существует.

— Пердита, будь добра, накорми своего четвертого малыша, — насупилась Эмбер. И снова подтолкнула к ней котенка, но безрезультатно.

Прошло полчаса, а маленького так и не покормили. Все попытки Эмбер обратить на него внимание Пердиты ни к чему не привели. Три котенка сосали молоко за милую душу, а их маленький братик неподвижно лежал на газете. Он постоянно мяукал, будто от боли, маленькая грудка беспокойно вздымалась. Каждый раз, когда мы пытались придвинуть его к соскам Пердиты, он бессильно откидывался назад.

— Он умрет, — прошептала Эмбер. — Минти. — Она была в слезах. — Мне кажется, он умрет. — Котенок действительно выглядел очень слабым. Он распростерся без движения, тяжело дыша. С ним явно было что-то не в порядке.

— Как же нам быть? — тосковала Эмбер, снова подпихивая Пердите котенка.

— Не знаю, — вздохнула я. Пролистала книгу «Все о кошках», но там ничего не говорилось о больных новорожденных котятах.

— Позвоню Лори, — объявила Эмбер. Я взглянула на часы: без пятнадцати четыре. — Я ему позвоню, — повторила она. Пошла в прихожую и набрала номер. Через несколько секунд я услышала ее голос. Она описала состояние котенка, сказала, что он лежит неподвижно в углу коробки. Ее голос срывался, и, очевидно, Лори приказал ей успокоиться и начал объяснять, что делать.

— Что он сказал? — спросила я.

— Он приедет.

— Но у него же сегодня экзамен. Она посмотрела на меня.

— Да. Я знаю. Он велел гладить котенка, очень нежно, это поможет улучшить кровообращение.

Так мы и сделали — по очереди массировали котенка, пока Лори не постучал в дверь. На нем были джинсы и пижамная куртка. Волосы всклокочены со сна. Он осмотрел котенка, попытался заставить Пердиту покормить его, но та упорно пренебрегала своими обязанностями. Котенок начал быстро и неровно дышать.

Лори вздохнул, покачал головой:

— Мне очень жаль, но тут ничего не поделаешь.

— Что значит «ничего»? — вскинулась Эмбер. Он пожал плечами:

— Закон природы. Животные — жестокие существа. Когда они понимают, что с одним из детенышей что-то не так, то просто оставляют его умирать.

— Он погибнет, — горестно простонала Эмбер.

— Если бы я мог чем-то помочь. Но от меня ничего не зависит. Котенок явно болен, и, боюсь, нам ничего не остается, как позволить природе взять свое.

Эмбер зарыдала, и я тоже утирала слезы. Вы скажете: большое дело, всего лишь какой-то котенок, зачем расстраиваться? Но это было ужасно — сидеть рядом с умирающим малышом и понимать, что ты не в силах помочь.

Когда Лори ушел, мы еще час торчали под лестницей. Было уже шесть утра. Котенок дышал все реже и больше не мяукал. Мы закрыли коробку одеялом и пошли спать.

— Хочешь, я похороню его? — спросила я, когда мы поднимались по лестнице. Эмбер кивнула и шмыгнула носом.

Через три часа я проснулась, и меня тут же охватил страх. Я вылезла из кровати и стала внушать себе, что надо спуститься и заглянуть в коробку. И тут услышала крик Эмбер.

— Он жив!!! — вопила она. Взбежав по лестнице, кузина распахнула дверь в мою комнату. — Минти, котенок жив! Он не умер!

Я бросилась вниз и увидела малыша, который вместе с остальными уткнулся Пердите в живот. Та с невозмутимым видом кормила его, будто вчера ночью ничего и не было.

— Не понимаю, — прошептала я. По щекам у меня, как и у Эмбер, текли слезы. — Это замечательно, но я ничего не понимаю.

— Это чудо, Минти, — восторженно заявила Эмбер. — Случилось чудо! — Она была возбуждена. Плакала и смеялась, потом побежала к телефону, но остановилась на полпути. — Лори все равно нет дома! — воскликнула она. — Он на экзамене.

— Тогда оставь ему сообщение.

— Лори, — услышала я ее голос — она наговаривала сообщение на автоответчик. — Это Эмбер. Большое спасибо, что согласился приехать вчера ночью. К счастью, ты ошибся с диагнозом. Котенок жив и здоров! Он пьет молоко! Это настоящее чудо. Не знаю, как это случилось, но теперь все в порядке. Котенок воскрес. И поэтому мы назовем его Иисусом!

— Ты с ума сошла? — накинулась я, когда она положила трубку.

— Нет. Котенок воскрес из мертвых!

— Так назови его Фениксом или Лазарем. Тебе не кажется, что некоторые люди могут оскорбиться?

— Нет. Мы назовем его Иисусом, — отрубила она и расхохоталась, как сумасшедшая. Она была вне себя от радости. И снова схватилась за телефонную трубку. По разговору я поняла, что звонит она в местную газету.

— Алло, — проговорила она. — Отдел новостей? Это Эмбер Дейн. Хочу сообщить вам прекрасные новости об Иисусе. Иисус жив! — восторженно воскликнула она. — Он восстал из мертвых и… о… правда? Хм-м, я просто подумала… может, вы заинтересуетесь… Да, отличная маленькая история про животных… О'кей. На этой неделе все занято… Что? Правда? Понятно… Боже! Спасибо. До свидания.

Эмбер зашла на кухню, где я заваривала чай.

— Сказали, что не хотят ничего слышать об Иисусе.

— Даже странно, — сыронизировала я.

— Нет, редактор сказал, что их больше интересует бог.

— Бог? — удивилась я.

— Да. Бог.

— Бог Отец, Бог Сын и Бог Дух Святой?

— Нет. Бог современной медицины Годфри Барнс. Доктор из клиники по лечению бесплодия. Судя по всему, он что-то натворил!

По дороге к метро я купила камденский «Нью джорнал» и на первой же странице прочла: «Скандал в Камдене: шокирующее признание доктора Барнса». Здесь же было напечатано большое фото профессора на ступенях клиники с подписью: «Знаменитый специалист по лечению бесплодия признает, что является отцом сотен детей». История попала во все газеты. «Новый метод лечения бесплодия», — язвила «Мейл». «Крестный отец», — кидала камень «Миррор». «Папа-доктор», — острила «Сан». Я пребывала в растерянности: так все эти младенцы — его дети? Очевидно, он использовал собственную сперму, и не один год. Пациенты встревожились, когда лечение бесплодия стало открытой темой. Женщины рассказывали друг другу, что обращались в клиники, и обсуждали врачей. И выяснилось, что у большинства детей, рожденных после лечения у Барнса, зеленые с искорками глаза и рыжие волосы. Естественно, мужья стали подозревать жен. Как говорится, сложили два и два, и получилось четыре. Оказалось, четыре — правильный ответ. Точнее, четыреста. Четыреста младенцев. Озорник Годфри, бог современной медицины. Теперь ему грозило разбирательство в Генеральном медицинском совете и обвинение в грубом попрании профессиональной этики. Некоторые мужья угрожали подать в суд, другие хотели оставить своих жен. Привлечение к уголовной ответственности всего лишь вопрос времени. Бедняга Годфри. Идиот несчастный. Какие же ему придется платить алименты? Миллионы и миллионы фунтов.

Одна из газет утверждала, что Годфри страдает манией величия, и хотел всего лишь потешить свое эго. Но сам Барнс стоял на том, что его единственной целью было поспособствовать женщинам с зачатием. «Моя работа — помочь детям появиться на свет», — сказал он мне. Что ж, в этом он преуспел. Специалист по оплодотворению в прямом смысле слова. Конечно, большинство детей были зачаты в пробирке, но в некоторых случаях, надо полагать, и естественным путем: «О, вот и вы, Дейдра! Заходите, приступим к делу!»

Я с содроганием вспомнила об Уэсли: как же мне себя с ним вести? Да очень просто — помалкивать. Когда мама влипла в историю, сослуживцы тактично молчали. Очевидно, все на радио «Лондон» пришли к тому же решению. Каждая собака знала, что Дейдра лечилась у Барнса, но никто ни словечка не проронил. Уэсли сам затронул щекотливую тему.

— Годфри Барнсу это с рук не сойдет, — беззаботно произнес он на утреннем совещании. — Барнс и Дейдру лечил, знаете.

— Да что ты! — удивились мы.

— Да. Но я с ней поговорил, и она сказала, что наш ребенок… с ним все нормально.

— Конечно, — дружно закивали мы. — Разумеется, все в порядке. — И тема была закрыта.

Мы осветили скандальную историю в ближайшем выпуске «Событий». Софи пригласила одного из светил в области искусственного оплодотворения для интервью в прямом эфире. И хотя дело уже передали в суд, почтенный эскулап не удержался, чтобы не пнуть Годфри. Теперь беднягу Барнса можно было безнаказанно поливать грязью.

— К сожалению, некоторые специалисты считают себя суперлюдьми, — посетовало светило и печально покачало головой, стараясь скрыть тихое злорадство, — носятся со своей персоной, воображают, что стали известными личностями. А стоит им выступить по телевидению — и вовсе метят в звезды. Но чем выше взлетишь, тем дальше падать, — с презрением заключил он.

— Однако Годфри Барнс действительно выдающаяся личность и очень интересный человек, — возразила я.

— Это вам так кажется, — поморщился он. — Теперь все знают, как ему удалось достичь столь поразительно высокого уровня успешных операций.

— Он говорит, что использовал собственную сперму лишь в том случае, когда семя партнера было нежизнеспособно, — вставила я. — В общем и целом, он был просто донором спермы.

— Возможно.

— Доведись мне оказаться на месте тех женщин, — изрекла я, адвокат дьявола[88] на службе у бога, — и выбирать между спермой анонимного донора или профессора Барнса, я бы не сомневалась. Уверена, что, несмотря на… скандал, — терпеть не могу это слово, но по-другому не назовешь, — большинство пациенток все же благодарны Годфри Барнсу.

И я оказалась права. Через неделю женщины встали на его защиту. Включив вечерние новости, я увидела репортаж о шумной акции у входа в Генеральный медицинский совет. Около пятидесяти женщин с детишками в рюкзачках-кенгуру и колясках выкрикивали: «К черту ГМС!» — и потрясали плакатами с надписью: «Мы любим бога!»