Декабрь


Происшествие с Джо добило меня окончательно. Мне было гадко, потому что я сама все испортила. Едва мы стали близки. В ту самую минуту, когда я поняла, как он мне нравится, как он мне нужен. И на работе все прахом пошло. Джо был неправ, утверждая, что я по-прежнему схожу с ума от Доминика. Ничего подобного. Я просто допустила промах, вот и все. Такое может случиться с каждым. Минутный провал в памяти. Я сожалела о нем всем сердцем. Вот и теперь, стоило мне взять книгу, лежавшую на прикроватной тумбочке в комнате для гостей, где теперь жила я — я, а не Эмбер! — и взглянуть на его фото, как меня опять одолели угрызения совести. Наутро после того случая я позвонила ему, мучаясь раскаянием и жутким похмельем, вся как на иголках, но он включил автоответчик. Я оставила сообщение, однако Джо не перезвонил. Расстроившись, я собралась, было звонить еще раз, но передумала. Я сама вырыла себе яму и продолжала рыть. Должно пройти время, и тогда, быть может, он сам объявится. С тех самых пор я пребывала в жуткой депрессии, то и дело срывалась — не то, что Эмбер, которая, наконец, обрела душевное спокойствие. И если меня отбросило на шаг назад, кузина, похоже, продвинулась на три гигантских скачка вперед.

— Я ощущаю безмятежность, — выдала она сегодня утром. Мы прогуливались по супермаркету «Сейнз-бериз» в Камдене. — Понятия не имею почему, но впервые после разрыва с Чарли я наполнена позитивной энергией, расслаблена и ощущаю внутреннее сияние.

— Везет некоторым, — горько позавидовала я. О скандальном происшествии с Джо я решила ей не рассказывать.

Она направилась к прилавку с деликатесами.

— Я будто снова стала самой собой, Минти. Обрела свое прежнее «я». Весь мир открыт передо мной. С тех пор как мы поменялись комнатами, работа над книгой идет прекрасно. Меня переполняет оптимизм и творческая энергия. Я действительно ощущаю… Полфунта сыра фета, пожалуйста. Да, я так счастлива, Минти. Я обрела спокойствие…

— Извините, фета кончился, — сообщила продавщица отдела деликатесов. — Может, возьмете кусок копченой моцареллы?

— Копченой моцареллы? — Эмбер окинула ее ледяным взглядом, будто продавщица предложила ей кусок копченого попугая.

— Да, — кивнула продавщица, — копченый сыр моцарелла, восемь фунтов за кило.

— Но я не хочу копченой моцареллы, — процедила Эмбер. Она еле сдерживала злобу, ее нижняя губа дрожала.

«Боже, — подумала я, — неужели она сейчас устроит сцену? Ведь речь идет всего лишь о сыре!»

— О'кей. Мы возьмем копченую моцареллу, — объявила я продавщице, пытаясь говорить твердо, но спокойно, не проявляя агрессии, как нас учили на семинаре.

— Нет, черт возьми! — огрызнулась Эмбер.

— Почему же? — возразила я. — Люблю моцареллу.

— Минти, не понимаю, как можно быть такой бесчувственной! — зашипела Эмбер, и в глазах у нее появились слезы. Господи, что происходит?

— Эмбер, — тихо произнесла я, оттащив ее от прилавка с деликатесами. — Ради бога, в чем проблема?

— Проблема в том, Минти… — начала она. Слезы ручьями струились по щекам. — Проблема в том, — снова попыталась объяснить она и всхлипнула. — Проблема в том, что копченая мо… моцарелла… любимый сыр Чарли!

— Ой, — вымолвила я.

— Любое напоминание о нем как нож по сердцу. И эта ужасная женщина заставляла меня взять копченую моцареллу, а ведь я просила сыр фета, и даже ты не понимаешь…

— Я же понятия не имела!

— Ну, ты лучше всех меня знаешь, — всхлипывала она. — Ты обязана была знать, что Чарли всегда любил салаты с моцареллой, а не с сыром фета. И не просто с моцареллой, — уточнила она почти в истерике. — Не с крошащейся, водянистой, противной резиновой гадостью в вакуумной упаковке. Нет! С копченой! Обязательно с копченой!!! Теперь ты понимаешь, Минти? Теперь до тебя дошло?

— Мне кажется, ты перегнула палку, — ответила я. Эмбер яростно толкала перед собой тележку. — Ты могла бы просто сказать: «Нет, спасибо, мы возьмем эдам».

— Все намного сложнее, — скулила она, направляя тележку к полкам с консервами. — Как ты не понимаешь, — она остановилась и взяла банку ананасов кусочками в сиропе, — чтобы пережить разрыв, требуется очень много времени. Целая вечность, — она толкнула тележку и всхлипнула. — Вечность! — О боже, на нас вытаращился весь супермаркет. — Я никак не могу забыть Чарли, — рыдала Эмбер, пулей проносясь мимо прилавка с горячительными напитками. — Это очень длительный процесс, Минти. Я должна оплакать наш разрыв.

— Знаю, — раздраженно буркнула я.

— Тебе не понять!

— Почему же, я как раз прекрасно понимаю, — мой голос звучал резко. Мы завернули к замороженным продуктам. — Ты, похоже, забыла, что жених бросил меня в день свадьбы.

— Подумаешь! — пренебрежительно отмахнулась она. — Тебе куда легче. У тебя веселый и простой характер.

— Ну, спасибо.

— Правда, Минти, — произнесла она, разглядывая прилавок с йогуртами. — Ты — дитя Аполлона, светлая и жизнерадостная. Un ceur simple[48], как говорил Флобер. Но у меня натура Диониса, темная, творческая и разрушительная. — Она взяла упаковку натурального йогурта. — Мои переживания глубже и острее.

— Ты понятия не имеешь, что я чувствую! — рявкнула я.

— Нет, имею!

— Нет… — я осеклась. На нас все пялились. — Не имеешь, — тихо, но многозначительно произнесла я. — Потому что даже не интересуешься моими чувствами.

— Почему же ты сама не расскажешь?

— Потому что — разве ты не замечала? — я никому не рассказываю.

— Почему нет?

— Не хочу. А, кроме того, другим это неинтересно.

— Минти!

— Но ты! — зашипела я. — Ты можешь говорить только о себе. Кричишь о своих чувствах — так называемых чувствах — на каждом углу, каждому встречному!

— Неправда.

— Нет, правда. Даже перед незнакомыми людьми выворачиваешься наизнанку! Ты как те идиотские здания Ричарда Роджерса [49]. Все, что должно быть внутри, выставлено наружу!

— Минти! — Эмбер вытаращила свои и без того огромные зеленые глаза. — Не знаю, что на тебя нашло в последнее время. Раньше ты была такой милой!

— Ну и что! — взорвалась я. — Я больше не хочу быть милой. Хватит с меня добрых дел. Думаешь, почему я пошла на семинар? Доброта до хорошего не доводит, — в ярости продолжала я, хватая пакетик имбирного печенья. — Я была такой доброй, что жених бросил меня в день свадьбы! Я такая милая, что делаю работу за всех! Из-за своей бесхарактерности я всегда на втором месте. Да на каком втором! На последнем! Я такая милая, — бушевала я, — что отдала тебе собственную спальню!

— Да, Минти, это было очень мило с твоей стороны, — покладисто согласилась Эмбер. Вокруг нас уже собралась толпа. — Так вот, о чем я говорила? — задумалась она, проходя мимо полок с хрустящими хлебцами. — Ах да… Дело в том, что я… все еще люблю Чарли. И хочу его вернуть!

— Что?! — Похоже, теперь у нее действительно крыша поехала.

— Я хочу его вернуть, — медленно проговорила она. — И я заставлю его ко мне вернуться. Более того, — в ее голосе послышались угрожающие нотки, — заставлю приползти ко мне на коленях.

— Эмбер, — рассвирепела я. — Видишь тех женщин за кассой?

— Да, — с опаской ответила она.

— На протяжении последних пяти месяцев, раз в неделю, несчастные кассирши были вынуждены, стиснув зубы, выслушивать твое нытье о Чарли и о том, какая он грязная свинья. Видишь мужика, который таскает полки?

— Да.

— Ему эта история уже набила оскомину. И тому парню из хозяйственного отдела тоже. Каждая собака на Примроуз-Хилл усвоила, что Чарли — грязная свинья. Более того, это написано огромными буквами, по меньшей мере, на шести станциях метро.

— Ну и что? — огрызнулась она.

— По-моему, это… лицемерие.

— Нет, — ответила она.

— А ты знаешь, почему нам теперь приносят почту на полчаса раньше обычного? — не отставала я.

— Нет, — фыркнула Эмбер.

— Почтальона уже тошнит. Каждое утро ты ловишь его и талдычишь о Чарли. Он поменялся с напарником, чтобы приходить до того, как ты проснешься.

— О…

— А сколько раз ты звонила в эфир радио «Лондон»?

— Ну… это…

— Эмбер, ты раструбила о том, что Чарли — последний ублюдок как минимум пяти миллионам человек. Осталось только выступить по центральному телевидению. И теперь ты хочешь, чтобы он вернулся?

— Да, — сказала она. — Хочу.

— Но зачем? Зачем тебе это?

— Затем… затем, что… я не могу его забыть.

— Но он давно тебя забыл!

— Неправда! — взвилась она. — Я знаю, Чарли хочет меня так же, как я хочу его!

— Эмбер, если бы он хотел тебя, давно бы сообщил. Но он же этого не сделал! Очнись, идиотка! Вернись к реальной жизни!

Ого-го, похоже, семинар не прошел даром», — думала я, возвращаясь домой с Эмбер. Они же сказали, что за один день ничего не изменится, и оказались правы. Подействовало не сразу. Но, в конце концов, я осадила Мелинду. И только что с удовольствием выложила Эмбер все, что о ней думаю. Как это на меня не похоже. Эмбер все еще размазывала слезы и сопли, когда я открывала дверь. По крайней мере, она поняла, что я хотела сказать.

— О'кей, о'кей, согласна… Может, я… нехорошо поступила с Чарли, — смирилась она. Мы разбирали покупки. Кузина подошла к доске для игры в дартс и сняла фото «бывшего», на котором живого места не осталось. — Но только потому, что я была очень расстроена. Ведь я так его люблю. И хочу, чтобы этот ублюдок вернулся, Минти…

«Ничего себе!» — проскрипел Педро. И мы прыснули.

–.. я уже придумала, как заставить его вернуться. Но нужна твоя помощь, — добавила она.

Ей нужна моя помощь?

— Ну, уж нет! — отрезала я. Ура! Получилось. И ей меня не переубедить. — Нет.

— Про-о-о-шу тебя, Минти-и-и, — заныла она.

— Нет. Это исключено. Даже не думай.

— Пожалуйста. Понимаешь, у меня есть блестящий план… Сейчас расскажу…

— Нет, нет и еще раз нет!

— Я хочу пойти на международный благотворительный бал «Мы против рабства», — объявила она. О-о!..

— На котором вы с Чарли были в прошлом году?

— Да. Его отец в оргкомитете, и я знаю, что Чарли там непременно будет. Он никогда не пропускает эти балы. Через десять дней. В «Савое». Пойдешь со мной, Минти? Умоляю тебя. Умоляю.

О господи, господи!

— Н-нет, — ответила я.

— Умоляю.

— Нет, нет и нет.

— Пожа-а-а-луйста, — проблеяла она.

— Мне кажется, это не очень хорошая мысль.

— Нет, хорошая, — упрямилась Эмбер.

— Слушай, если ты хочешь, чтобы Чарли вернулся, почему бы просто ему не позвонить?

— Так ничего не получится. Но если он меня увидит, — она просияла, — в каком-нибудь невероятном бальном платье, тогда сработает.

— Слушай, я…

— Прошу тебя, Минти, — заканючила она и обняла меня. — Извини, что я так противно себя вела. Знаю, я гадкая. Но мне нужна твоя поддержка. — Черт! Когда передо мной начинают извиняться, я превращаюсь в тряпку. Неважно, как ужасно кающийся вел себя до этого.

— Умоляю, — ныла Эмбер.

— Ну… ну… хорошо, — проворчала я. — Только у нас нет пары. — Как бы мне ни хотелось, я не могла пригласить Джо. — Нам не с кем пойти.

— О, я уже все продумала, — отмахнулась Эмбер. Когда она созналась, что собирается позвонить в новую эскорт-службу «Сладкие мальчики» и нанять кавалеров на один вечер, я чуть было не пошла на попятный.

— Это же отвратительно! — вырвалось у меня.

— Вовсе нет. Очень разумный подход, — возразила Эмбер. — «Сладкие мальчики» — новое агентство, где успешные независимые женщины, вроде нас с тобой, могут снять парня на один вечер. В Штатах все так делают.

— Но это ужасно, — твердила я, — снимать альфонсов!

— Боже упаси, — замотала головой Эмбер. — Никакие это не альфонсы. Звучит и вправду отвратительно, но мы всего лишь оплачиваем услуги сопровождающего. У каждой успешной незамужней женщины обязательно должен быть кавалер. За выбором дело не постоит. Это так же легко, как подыскать платье нужного размера…

Тремя днями позже мы сидели в уютном офисе на Оксфорд-стрит. Я вырвалась сюда в обеденный перерыв.

— Думаю, вам нужен интересный и стильный мужчина, — изрекла Ширли Бирли, хозяйка агентства «Сладкие мальчики». — Эмбер, вы — женщина в стиле Вивьен Вествуд, а не Нормана Хартнелла.

— Сколько мужчин в вашем банке данных? — поинтересовалась я.

— Триста, — ответила она. М-м-м, неплохо. Я снова вспомнила о Джо. Нет, я не могу пригласить его. Это было бы слишком неловко.

Эмбер пролистывала пухлый каталог Ширли Бирли.

— Вот это красавчик! — Затаив дыхание, она разглядывала фото темноволосого парня по имени Дастин.

— Он просто прелесть, — согласилась Ширли. — Модель. Но у него есть один недостаток, — откровенно предупредила она. — Невыносимый зануда.

— О… — протянула Эмбер. — Нет, такой мне не нужен. Зачем платить двести фунтов мужчине, который вгонит тебя в тоску, когда я знаю нескольких, готовых оказать подобную услугу бесплатно? А этот?

— О, это Джез, — ответила Ширли. Выгнув шею, я взглянула на фото приятного молодого человека в спортивной машине. — Он учится на гипнотизера и занимается прорицательством, — сообщила Ширли. — Но у него неприятный, гнусавый голос. Думаю, вам не понравится.

— Хм-м, — задумалась Эмбер. — Вот этот! — возбужденно воскликнула она. — То, что нужно! — Она просмотрела анкету. — Подходит идеально.

— Да, — Ширли как-то странно улыбнулась. — Это Лори. Да… вы будете прекрасной парой.

Лори был высокий парень — шесть футов два дюйма, в самый раз для Эмбер. Темно-каштановые волосы и голубые глаза, тридцать шесть лет. Я решила выбрать кого-нибудь постарше. Мужчину с изысканным вкусом, который мог бы поговорить об опере, театре, искусстве. Если уж мне пришлось нанимать спутника, пусть в его компании будет интересно. Мой выбор пал на Хьюго, сорока двух лет. Судя по фотографии, он хорошо одевался, а в своей анкете утверждал, что «живо интересуется драмой и балетом». Эмбер оплатила счет.

— Приятно ощущать себя сильной, независимой женщиной, — изрекла она, когда мы спускались по лестнице.

— Надеюсь, деньги потрачены не зря, — ответила я.

Затея Эмбер влетела ей в копеечку — четыре сотни фунтов за услуги двоих сопровождающих и оплата всех их расходов, даже такси. Билет на бал стоил сто фунтов. В общем и целом Эмбер пришлось выложить более девяти сотен.

— Наплевать на траты, Минт, — сказала она и добавила с улыбкой: — У меня такое чувство, что все усилия окупятся сторицей.

Надеюсь, она права.

Сидя в офисе двумя днями позже и монтируя репортаж о детском благотворительном фонде, я еще раз подумала о стратегии Эмбер. Конечно, она затеяла рискованное, сомнительное предприятие, но спорить с ней было бесполезно. Если уж Эмбер что вбила себе в голову, то надолго. В этом она похожа на Дома. Я сидела, сгорбившись над магнитофоном, и проматывала пленку вперед-назад. Вот уже три часа я монтировала без остановки, и от наушников раскалывалась голова. Я сделала перерыв, потерла уши, подвигала шеей, а когда выпрямилась, взгляд упал на парковку. Старенький «форд-эскорт» занял место, специально отведенное для «порше» Мелинды. Из него появилась Дейдра — она приехала за Уэсли, и в этом не было ничего странного. Дейдра часто заезжала за Уэсли. Только вот сегодня она выглядела как-то по‑другому. Обычно всклокоченные каштановые волосы блестящими волнами спускались на уши, в которых поблескивали роскошные сережки. Дейдра подстриглась под «боб». Модный костюм, заменивший дешевые юбку с кофтой, открывал для всеобщего обозрения ноги в блестящих колготках, и оказалось, что ноги эти недурны. И она была на каблуках, а не в своих жутких шнурованных ботинках на плоской подошве. Дейдра преобразилась. Даже сделала легкий макияж. В руках держала сумочку в тон костюму, и, когда она впорхнула в приемную, ее лицо будто светилось изнутри. И тут я поняла, почему она так хорошо выглядит. Лекарство от бесплодия помогло. Она беременна. И потому счастлива, стала ухаживать за собой.

На следующее утро, обсуждая с Уэсли сюжет для его программы, я как бы невзначай обронила:

— М-м-м… вчера видела Дейдру на парковке. Прекрасно выглядит.

— О да, — ответил он. — Потрясающе.

— Похоже, в ее жизни… — Как бы спросить потактичнее? —.. произошли перемены к лучшему.

— О да.

— Она стала такой красавицей, Уэсли.

— Да, — с удивлением признал он. — В последнее время очень похорошела. Даже стала носить красивое белье. Раньше всегда покупала подешевле, из хлопка, в «Маркс энд Спенсер», а теперь, знаешь, полюбила всякие эротические штучки.

— Эротические?

— Да. Везде нахожу маленькие пакетики. Ей будто все мало. Попросила меня подарить ей на Рождество. Как эта фирма называется? Ах да, «Ла Перла». Что ж, все, что угодно, — добавил он, пожав плечами, — лишь бы она была довольна.

— Вид у нее был очень довольный, — сказала я. На самом деле, я еще никогда не видела Дейдру такой счастливой.

— Послушаем новости, — предложил Уэсли, включая громкость. Из динамика раздался голос Барри — как всегда, тот был под мухой: «…коммерческий транспорт… удары с воздуха… Организация Объединенных Наций… Блэр… и только что поступило сообщение, — добавил он, громко шурша листками. — Вестминстер[50] извещает, что подал в отставку министр по делам семьи. Эта новость подтвердила ходившие на протяжении всего дня слухи о том, что Майкл Хант откажется от должности. Уход министра был предрешен, после того как стало известно, что секретарша Ханта ждет от него ребенка».


— Я вся как на иголках, — сообщила Эмбер. Была суббота, и шли активные приготовления к международному благотворительному балу «Мы против рабства».

— Не переживай, ты выглядишь потрясающе, — успокоила я.

И это была чистая правда. Выйди она на улицу, образовалась бы пробка. На ней было новое бальное платье от Томаша Старжевски, из бледно-зеленого атласа с бутылочно-зеленым бархатным лифом, и бабушкины бриллиантовые сережки. Я остановилась на длинном черном бархатном платье, а на плечи накинула ажурную серебристую шаль. Как ни странно, я чувствовала радостное возбуждение, хотя и сожалела, что моим спутником будет не Джо. С ним я с тех пор так и не разговаривала. Решила послать рождественскую открытку с дружескими пожеланиями — вдруг оттает. Меня расстраивала его отчужденность. Так или иначе, когда мы сели в такси и отправились в «Савой», настроение у меня было замечательное. «Нам предстоит настоящее приключение, — подумала я, — хотя Эмбер точно ненормальная — еще раз подвергать себя риску быть отвергнутой Чарли».

— Если это случится, добро пожаловать на мои похороны, — сказала она, пожимая красивыми напудренными плечами. — Но, по крайней мере, я буду точно знать.

Когда мы приехали в отель, «сладкие мальчики» уже ждали у стойки. Оба казались веселыми, воспитанными и дружелюбными и неплохо выглядели в смокингах. Мы спустились по лестнице в зал «Линкольн», где проходил прием с шампанским, и я окончательно развеселилась.

— Писательница, да? — спросил Лори у Эмбер. — Значит, вы одна из этих шикарных дамочек, которые могут не работать.

Она вяло и безразлично ему улыбнулась, но мне он показался очень забавным. Вечер обещал оказаться удачным. Может, даже веселым. Зал кишел гостями, и обнаружить Чарли в такой толпе было невозможно.

— Чудесное платье, Крессида…

— Это слияние компаний — сущий ад…

— Еще шампанского, Перегрин?..

— Бал Красного Креста просто сказка…

— Куда поедете на Рождество?

— В лотерее разыгрывается куча премилых вещиц.

— Дамы и господа, просим к столу!

Мы очутились в золочено-зеркальном зале «Ланкастер». На дамастовых скатертях поблескивали серебряные столовые приборы, на каждом столе стояла ваза с цветами. В полумраке горели свечи, создавая романтическую атмосферу, в воздухе витал аромат дорогих духов. Мальчики из эскорта окружили нас вниманием, сразив своей галантностью. Если бы я курила, Хьюго наверняка бы поднес мне зажигалку; а вздумай кто-нибудь кидаться булочками, он, как пить дать, вскочил бы и перехватил метательный снаряд. Что до Эмбер, она уже пререкалась с Лори, как со старым приятелем.

— Только попробуй есть с ножа, и у тебя будут большие неприятности, — прошипела она, когда принесли закуски.

— Тогда можно мне вылизать тарелку? — с улыбкой ответил он и налил ей бокал шабли. Она метнула в него злобный взгляд. Потом достала из вечерней сумочки маленький перламутровый театральный бинокль и начала осматривать огромный зал. Где же Чарли? Я заглянула в программку. В списке попечителей фонда упоминалось имя его отца, лорда Эдворти, но о Чарли не было ни слова. Нас посадили за столик со случайными гостями, незнакомыми друг с другом. Тощий лысый очкарик лет пятидесяти представился как редактор из Сити. При одном взгляде на жадную крысиную мордочку мне стало жаль его спутницу, пышную брюнетку по имени Синди. Рядом с ними сидела пара лет сорока, ювелиры, занимающиеся антикварным серебром. Нашими визави оказались промышленник на пенсии — где-то я его уже видела — и блондинка, которая годилась ему в дочери и была на две головы выше. Принявшись за овощную запеканку, мы завязали вежливую светскую беседу.

— Эмбер, а как вы с Лори познакомились? — спросила миссис Антикварное Серебро. Ой!.. Ничего себе. Мы и забыли о том, что должны в первую голову делать клиентки и «сладкие мальчики», — придумать убедительную маленькую историю.

— Мы с Эмбер вместе учились в школе, — с улыбкой ответил Лори.

— В какой же? — продолжала расспрашивать женщина.

Я молила бога, чтобы у Эмбер хватило ума не ляпнуть: «В Челтнемском женском колледже» [51]. К счастью, Лори ее опередил:

— В Стоу [52].

Глаза у Эмбер слегка округлились.

— Помнишь, как мы сдавали выпускной экзамен по физике? — с нежностью произнес Лори. — Эмбер получила тройку, — признался он. — Ты совсем не готовилась к тесту, да, дорогая?

— Хм… да, пожалуй, — бодро, но с осторожностью подтвердила она.

— В школе ты была ужасной непоседой, да, крошка?

— Ха-ха!

— Но я получил пять, — сообщил он.

— О, поздравляю! — ответила женщина. — Вот мне точные науки никогда не давались.

Лицо у Эмбер стало краснее клюквы, она дрожала от возмущения. Бедняга Лори, она его в порошок сотрет. Смотреть на это было выше моих сил. К тому же я поддерживала разговор с Хьюго.

— Расскажи мне о своей работе, — попросил он с заученной вежливой интонацией. — Должно быть, работать на радио невероятно интересно.

— Да, так оно и есть. В основном, — ответила я. — Есть свои плюсы и минусы, разумеется, — горько признала я. — А ты чем занимаешься?

— Раньше был агентом по продаже недвижимости, но пришлось рано выйти на пенсию — по состоянию здоровья.

— О боже, — выдохнула я.

— Да, это был кошмар.

— М-да, не повезло. — Что бы то ни было, я не хотела об этом знать.

— Понимаешь, все началось вроде как с несварения желудка, — объяснил он. Официанты забрали тарелки из-под первого блюда. — Я все время чувствовал дискомфорт здесь… — он потер себя под грудью.

— Да что ты! — А я‑то думала, мы будем говорить об искусстве.

— Мой доктор настаивал, что это расстройство пищеварения, но я был уверен, что у меня язва.

— Это легко проверить, — сказала я. Принесли цыпленка-гриль, фаршированного фисташковым муссом.

— Да, но у меня были очень непонятные симптомы…

— Неужели…

— А потом я стал страдать от… — он понизил голос, — …ужасных газов.

— Бог мой!

— Да, это был кошмар. Хочешь бобов?

— Хм-м, нет, спасибо.

— И я подумал, что, может быть, у меня проблемы с кишечником.

— Понятно.

— Я так долго сидел в туалете…

— Правда?

— О да. Мог сидеть там часами.

— Как интересно.

— Я был уверен, что у меня что-то не в порядке с толстой кишкой.

— Какие прелестные цветы! — воскликнула я. Цветы на самом деле были чудесны. Каждый столик украшала скромная рождественская композиция из тиса, пестрого остролиста и белых анемонов, обвитая красной клетчатой ленточкой, букет в духе Хелен.

— Так вот, я опять пошел к доктору и попросил, чтобы мне сделали УЗИ…

Боже, этот человек несносен. Подумать только, один вечер в его обществе стоит двести фунтов! Поговорю с Эмбер, и она заставит их вернуть деньги. Тут, к моей радости, Хьюго начал болтать с Синди и выяснил, что она семейный терапевт. Теперь он доставал ее, а у меня появилась возможность поискать Чарли — его по-прежнему не было видно. Что, если он не придет? Штукарь выброшен на ветер! Я взглянула на Эмбер — она явно пыталась отделаться от Лори, но безуспешно. Я расслышала ее слова:

— Я не собираюсь разговаривать с тобой весь вечер. Мне нужно кое-кого найти.

— Ради бога, — успокоил ее он. Эмбер снова взяла бинокль. — Увидишь кого стоящего, не стесняйся, подойди к нему, — разрешил Лори. — Вот что, давай договоримся. Если с тобой начнет заигрывать симпатичный парень, шевельни левым ухом — вот так. Это будет условный сигнал, что у тебя все в порядке. — Опустив бинокль, Эмбер уставилась на него. — Но, — продолжал он с деланной серьезностью, — если к тебе прилипнет зануда, дотронься до кончика носа. Я тут же примчусь и спасу тебя.

— Спасибо, — промямлила Эмбер. Куда подевался ее острый язычок? Она явно нервничала. Но неприятности только начались.

— Ку-ку-у! — услышала я. — Ку-ку-у! Минти‑и‑и! — Святые небеса, это же мама!

— Привет, дорогая! — сказала она. — Я помогаю организовать лотерею. Вы с друзьями не хотите купить пару билетиков? Конечно же, купите. Чего не сделаешь ради детишек. Хотите? — спросила она редактора с крысиным лицом. — Всего десять фунтов за штуку, и вы бы видели наши призы! — Она встряхнула блестящей шевелюрой.

— Давай купим, Найалл, — попросила Синди. Но этот скряга отказался. Очевидно, подсчитал в уме, что шансы на выигрыш невелики.

— Я возьму несколько, — меня разбирала злость: терпеть не могу скупых. — Десять штук, — произнесла я. — О, мама, это Хьюго, Хьюго, хм-м…

— Смит.

— Привет, тетушка Димпна! — проворковала Эмбер. — Я вас и не заметила.

— Привет, Эмбер, дорогая, — начала, было, мама, но, заметив промышленника на пенсии, застыла на месте. — Айво! — воскликнула она. Он попытался спрятаться за меню. — Айво, как я рада тебя видеть. И какой сюрприз! Уверена, ты-то не откажешься купить несколько десятков лотерейных билетиков для своей юной… подруги.

— О…а.

— Ну конечно не откажешься, Айво, — настаивала мама. — Ради такого случая. Тысячи бедных маленьких детишек делают кирпичи и вяжут ковры…

— Ну, хм, я не очень…

— …и часто работают в очень опасных условиях.

— Хм-м!

— Как поживает Фиона, Айво? Уже несколько недель ее не видела. Надо ей позвонить. Знаешь что, позвоню-ка я ей завтра!

— Ну, хм…

— Почему бы тебе не купить сразу упаковку, десять штук? Уверена, что твоя юная… хм… подруга оценит такой щедрый жест.

— О, да-да! — пролепетала блондинка.

— А лучше сразу двадцать!

— Да-да! — блондинка захлопала в ладоши, как цирковой тюлененок в ласты.

— Конечно, — пробурчал Айво, расстегивая фрак, и достал бумажник.

— Как мило с твоей стороны, Айво! — воскликнула мама, облегчив его карман на четыре пятидесятифунтовые бумажки. — Я так и знала, что на тебя можно положиться… Удачи, милочка! — шепотом добавила она, обращаясь к блондинке, игриво улыбнулась и исчезла.

К тому времени уже принесли и унесли тарелки с десертом, и все пили кофе с птифурами. Чарли так и не появился. Один из устроителей объявил начало благотворительного аукциона. Провожаемый лучом прожектора, на возвышение в глубине зала поднялся Ник Уокер, ведущий. В программке говорилось, что он аукционист «Кристиз», специалист по мебели.

— Наш первый лот — превосходная панама из Эквадора, — начал Ник, когда шум в зале улегся. — Великолепное качество, ручное плетение. На изготовление панамы ушло три месяца. Интересный факт: панамы называются так потому, что Тедди Рузвельт носил одну из этих шляп, наблюдая за строительством Панамского канала.

Эмбер наклонилась ко мне и прошипела:

— Ты видела Чарли?

— Нет. По-моему, его здесь нет.

— О боже!

— Начальная цена — сто фунтов, — объявил Ник Уокер. — Господа, сто фунтов? Благодарю вас, сэр. Сто десять фунтов — благодарю. Сто двадцать. Тридцать…

— Столько денег потрачено впустую! — злилась Эмбер.

— А, по-моему, отличная панама, — возразил Лори. Эмбер злобно сверкнула глазами:

— Я имею в виду, чтобы снять тебя, идиот!

— О, дорогая, твои слова — бальзам на душу.

–.. сто сорок фунтов… господин за дальним столиком. Кто предложит больше?

За столиком слева от нас поднялась рука.

— Великолепно, сэр! Столик слева — сто шестьдесят фунтов. Превосходная панама. Чудесная защита в солнечные дни и во время крикетных матчей. Сто шестьдесят фунтов, кто больше? Спасибо, мадам. Сто восемьдесят. Дама за дальним столиком, сто восемьдесят. Двести. Превосходно, сэр. Двести двадцать. Двести сорок? Двести шестьдесят. Благодарю, сэр. Спасибо, сэр. Двести восемьдесят. Триста, сэр?

Атмосфера накалилась. Ставки принимались одна за другой.

— Благодарю, мадам. Триста пятьдесят фунтов. Все затаили дыхание, а затем рассмеялись.

— Триста пятьдесят фунтов, ваша ставка, мадам. Триста пятьдесят раз… два… — он ударил молоточком. — Продано!

— Может, спросишь свою маму, не видела ли она Чарли? — прошептала Эмбер. На аукцион выставили следующий лот — набор для игры в гольф от «Вентворт». — Она же ходила между столиками. Наверняка его видела.

Аукцион был в самом разгаре. Ведущий поддразнивал и уговаривал гостей делать ставки.

— Итак, две тысячи фунтов, — произнес он. — Кто больше?

— Она слишком далеко, — сказала я.

— И я сделал анализ кала… — продолжал нудить Хьюго, отхлебывая кофе. — Доктор сказал, что все в порядке, но, если честно…

— Две тысячи фунтов раз… два… большое спасибо! Следующий лот — предмет особой гордости. Прошу внести. — Двое официантов поставили лот на подставку. — Великолепная работа Патрика Хьюза — одного из выдающихся современных художников Британии.

Мы вытянули шеи, чтобы получше разглядеть картину со странной, изогнутой перспективой. Огромное полотно изображало лабиринт.

— Начальная ставка — восемь тысяч фунтов. Всего ничего за картину самого Патрика Хьюза. Итак, начнем торги. Восемь тысяч… столик слева. Спасибо, сэр. Восемь тысяч пятьсот фунтов за дальним столиком. Кто предложит больше восьми тысяч пятисот? — Я посмотрела, кто предложил ставку за Патрика Хьюза. И вдруг увидела Чарли. Значит, вот он где. В противоположном конце зала. Его заслонял большой букет в центре стола, но сейчас он отодвинул стул и прекрасно просматривался в полутьме.

— Он там, — шепнула я на ухо Эмбер. Она повернула бинокль в его направлении. — О да. Вижу. Вижу!

— Девять тысяч фунтов. Девять пятьсот.

— О, Чарли, — пробормотала Эмбер. — Чарли. Ой!

— Что?

— Он с женщиной! — Боже милостивый.

— И кто же она?

— Не вижу.

— Дай посмотреть!

Рука Эмбер описала изящный полукруг — она передала мне бинокль через голову Лори.

— Благодарю, мадам! — радостно крикнул Ник Уокер. — Десять тысяч фунтов, молодая леди в зеленом бальном платье. — О нет, нет… — Десять тысяч фунтов, — повторил он. — Кто больше? Десять тысяч фунтов? Цена все еще ниже обычной рыночной цены на полотна Патрика Хьюза.

Эмбер будто током ударило.

— Сядь на руки! — зашипел Лори.

— Цена — десять тысяч фунтов. Почти даром, позвольте сказать… Итак, леди в зеленом платье… Десять тысяч.

— О господи! — простонала Эмбер.

— Раз!

— О нет!

— Два! Десять тысяч фунтов. Последняя возможность. Последний шанс! Десять… тысяч… фунтов… — Эмбер побелела. Ник поднял молоточек. С таким же успехом он мог поднять нож гильотины. — Итак, за десять тысяч фунтов… За десять тысяч фунтов. Еще раз. Раз… два… и… О, благодарю вас, сэр! Десять тысяч пятьсот! Джентльмен с дальнего столика.

— Вот видишь, дорогая, ничего страшного, — усмехнулся Лори.

— Почему бы тебе не заткнуться! — Эмбер так посмотрела на него, будто хотела кремировать на месте. — Кто это рядом с Чарли, Минти? — спросила она.

Я посмотрела в бинокль:

— Не знаю. Лица не видно. — Я разглядела только открытое голубое платье и абрикосово-золотистые волосы. Тут голубое платье и абрикосовые волосы поднялись и направились к выходу из комнаты.

— О боже, она пошевельнулась. Идет к выходу. Наверное, в туалет.

— Быстро за ней! — крикнула Эмбер. — Пошли, Минти, — она схватила меня за руку.

— Двенадцать тысяч фунтов. Джентльмен за дальним столиком…

— О господи, я ее убью, — плевалась огнем Эмбер, когда мы пробирались между столиков. — Украла моего жениха.

— Последний шанс, двенадцать тысяч фунтов. Последний шанс. Самый… последний… шанс… Итак, за двенадцать тысяч фунтов, раз… два… Продано!

Продираясь сквозь двойные двери, мы услышали стук молоточка и взрыв аплодисментов — будто вдруг пошел дождь.

— Туалет там, — указала Эмбер.

Мы слетели вниз по лестнице. В дамской комнате набралась маленькая очередь; женщины шуршали длинными юбками из тафты, болтали, качая головами:

— Видела девушку в голубом платье?..

— Какой позор!..

— Протолкнулась без очереди!..

— Где ее манеры?..

— Наверное, бедняжке стало плохо…

— Скажи лучше, перебрала!..

За деревянной дверью кого-то тошнило. Потом все прекратилось. Раздался звук сливаемой воды. Из туалета вышла Хелен, бледная как привидение. Она прижимала ко рту кусок туалетной бумаги.

— Простите, пожалуйста, — слабым голосом проговорила она, направляясь к раковине. — Я не пьяна. Я беременна.

Смущенное шушуканье смолкло. Хелен умылась холодной водой. Потом посмотрела в зеркало, и мы встретились взглядами.

— О, Минти, — пролепетала она с вымученной улыбкой. — Привет…

Я повернулась взглянуть на Эмбер. Но увидела лишь краешек зеленого шелкового платья, прежде чем дверь захлопнулась за ней с громким, решительным стуком. Естественно, она расплакалась. Не сразу. Сначала ничего не сказала. Просто стояла и ждала у выхода из отеля, пока я забирала в гардеробе наши пальто. Потом швейцар поймал нам такси. Эмбер затаилась на заднем сиденье и всю дорогу молчала, отвернув лицо к окну и озирая невидящим взглядом залитые дождем улицы. Наконец ее прорвало: она горестно всхлипнула и на полпути к Грейт-Расселл-стрит уже рыдала в голос. Эмбер проплакала всю дорогу до Примроуз-Хилл. Я ее не винила. На нее обрушился жуткий удар. В голове словно захлопнулась какая-то дверца. После пяти месяцев ярости и одержимости Чарли наконец-то стал человеком из прошлого.

— Почему ты не отговорила меня делать это? — стонала Эмбер. — Ты должна была остановить меня!

— Я пыталась. Разве ты не помнишь?

— Нет, — выла она. — Да, помню. Припоминаю. О, Минти, — она положила голову мне на плечо, и я почувствовала влагу на своей коже. — О господи, почему я тебя не послушала?! — всхлипывала она. — Мне так плохо.

Мне тоже было плохо. Плохо оттого, что Эмбер страдала — неважно, что она сама навлекла на себя беду. И оттого еще, что она ушла, не сказав ни слова нашим спутникам. Это было невежливо. Ну и что с того, что им платили за вечер? Мне хотелось броситься в зал и предупредить, что мы уходим. Но Эмбер не могла ждать. Ей хотелось выбраться из «Савоя» как можно скорее.

Вернувшись домой, мы устроились на кухне, тихие, словно оглушенные.

— Ты знала? — шепотом спросила Эмбер,

— Понятия не имела. Она мне не сказала.

— А если б знала, — хрипло допытывалась она, — сказала бы мне?

— Нет, — ответила я, минуту подумав. — Нет, совершенно точно. Только в самом крайнем случае. Чтобы удержать тебя от похода на бал, сказала бы. Но я была не в курсе. Долгое время вообще думала, что ей нравится Джо.

«Алло!» — проскрипел Педро. Я пошла в коридор и взяла трубку. Это был Лори.

— Извини, что мы так неожиданно ушли, — сказала я. — Эмбер стало нехорошо. Подожди минуту… — Я закрыла ладонью трубку. — Лори хочет с тобой поговорить. — Эмбер склонилась над кухонным столом и покачала головой.

— Она тебе перезвонит, — сообщила я.

— Еще чего! — фыркнула она.

— Лори за тебя волновался, — укорила я. — По-моему, очень мило, что он позвонил. В конце концов, это не входит в его обязанности.

Она не ответила. Только посмотрела на меня, странно, не мигая.

— Не зря я потратила деньги, — прошептала она.

— Что?

— Не зря я потратила деньги, — повторила она и засмеялась, горьким, безрадостным смехом. Ну и вечерок. Эмбер была в прострации. И я не меньше нее.


— Извини, — все твердила Хелен. Прошло два дня, и мы встретились у нее в магазине. — Я просто не могла признаться тебе. — Ее пальцы ловко продевали стебли красных фрезий и белых роз сквозь покрытую мхом основу. — Я не знала, как мне быть, — продолжала она, подрезая и расщепляя кончики стеблей. — Не хотела, чтобы дошло до Эмбер. Я понимала, как ей будет больно, как она разозлится. Честно говоря, боялась, что она выкинет какой-нибудь фортель. Понимаю, она твоя двоюродная сестра… Но, Минти, ты сама знаешь, что она за человек.

— Да, — ответила я. — Знаю.

— Поэтому я не могла тебе ничего рассказать.

— Я бы ей не сказала. — Признаться, объяснения Хелен меня немного обидели. — Я не болтушка, ты же знаешь.

— Честно говоря, я никого не хотела посвящать в свои дела, — призналась она. — Не знала, как все пойдет.

— Как вышло, что ты снова встретилась с Чарли?

— Он зашел в магазин. Через несколько дней после того, как мы с тобой вернулись из свадебного путешествия. Не знал, что я хозяйка, просто проходил мимо и решил послать Эмбер цветы.

— О да, — вздохнула я, вспомнив тот прощальный букет розовых роз.

— После разрыва он чувствовал себя ужасно, пусть и знал, что поступает правильно. Казалось, он был рад видеть меня снова, хотя на свадьбе мы не обменялись и парой слов. Кроме того, за прошедшую неделю случилось столько всего… Ему просто хотелось выговориться. И он пригласил меня пообедать. А через несколько дней — поужинать. Так все и закрутилось.

— Понятно, — отозвалась я, теребя увядшую гвоздику. — Вот почему ты так… отдалилась от меня.

— Да. Из-за Чарли. Мне было очень неловко. А шесть недель назад я забеременела. Это вышло случайно. Я была в отчаянии. Волновалась, что он подумает, будто я расставила ему ловушку. Поэтому ни с кем и не разговаривала, пока не разобралась, что делать. Я решила все рассказать, и он принял новость с восторгом. Он был так счастлив, что пригласил меня в Париж на выходные и сделал предложение.

— Ага!.. Так вот зачем ты поехала в Париж. Почему же держала в секрете вашу помолвку?

— Чарли не хотел обидеть Эмбер, вот почему. Ни одна живая душа об этом не подозревала. Мы не давали объявления в газету. Но теперь это уже не секрет, так что какая разница.

— Понимаешь, я‑то списывала все странности на то, что тебе нравится Джо.

— С какой стати это взбрело тебе в голову?

— Ты купила его книгу и так восторженно о нем рассказывала.

— Он очень приятный человек, Минти. Очень надежный, — многозначительно добавила она. — Творческая личность, симпатичный и веселый.

Я посмотрела на нее и ничего не ответила.

— Хорошо, — сказала она и положила секатор. — Хорошо-хорошо. Скажу начистоту. Я не без задней мысли хвалила его, поддерживала знакомство. Надеялась, когда он вернется в Лондон, вы двое … — Она выразительно на меня посмотрела.

— Так и вышло, — бесцветным голосом созналась я.

— Правда? — обрадовалась Хелен.

— Да.

— Так это же здорово! Просто чудесно.

— Нет, — остудила я подружкины восторги. — Это ужасно.

— Почему? Он тебе не нравится?

— Нет. Нравится. Очень.

— Так в чем же проблема?

— Проблема в том, что когда мы с ним… ну, ты понимаешь… я нечаянно назвала его Домиником.

— Ой, — огорчилась Хелен. — Боже, ты его оскорбила.

— Да, но не так, как ему нравится.

— Что?

— О, прости. Это у нас с ним такая игра. Да, он очень расстроился и теперь не желает со мной разговаривать. Говорит, у меня слишком много лишнего багажа. И что я все еще не забыла Дома.

— Ну, в этом он прав, — подтвердила она и выдернула из алюминиевого ведра пушистую веточку гипсофилы. — Прошло уже пять месяцев, Минти, — рассуждала она, надрезая стебель. — Жизнь продолжается. Мне очень бы хотелось, чтобы ты смогла, наконец, забыть Доминика. Он не стоит твоих переживаний!

— В каком-то смысле я уже смирилась с тем, что произошло. Но мне никак не удается понять, почему он так поступил.

— Что ж, Минти, для твоих друзей все очевидно. Мы сразу поняли, что он какой-то… дерганый, нервный. Это же очевидно. Чтобы мужчина боялся летать на самолете? И он слишком любил командовать, — продолжала она. — Ты души в нем не чаяла, но все мы видели, как он пытается тебя задавить. Подпускал шпильки, если ты осмеливалась высказать свое мнение. Закатывал глаза, когда ты говорила дольше минуты. Утверждал, будто ты любишь умничать, хотя мозгов у тебя ноль. Чарли считает, что Доминик постоянно издевался над тобой.

— На вечеринках он часто наступал мне на ногу под столом, когда ему казалось, что я слишком много болтаю. Или тайком сжимал мне руку, чтобы я заткнулась.

— Кошмар! — возмутилась она. — Как ты только терпела? Кем он себя возомнил? Сам распространялся только о страховках, — презрительно поморщилась Хелен. — Неужели он не понимал, что так не принято?

И я подумала: «Действительно, несмотря на все эти книги по этикету, весь этот глянец и лоск, налет светскости, Доминик так и не научился вести себя в обществе».

— Чарли всегда его недолюбливал, — сообщила Хелен. — Признался, что не хотел быть шафером на вашей свадьбе. Как знал. Ведь что получилось… Доминик потом звонил пару раз, пытался извиниться, но Чарли не взял трубку. Тебе повезло, что ты выбралась из этого дерьма, Минти, — она кипела от ярости. — Зачем тебе мужчина, который так обращался с тобой еще до свадьбы?

— Зачем?

— Да, зачем? Почему ты сама его не бросила?

Почему… Почему? Боже, как я ненавижу этот вопрос. Постоянно его слышу, и, откровенно говоря, мне это совсем не по вкусу.

— Ну, отношения такая… сложная штука, — замялась я. — Люди держатся друг за друга по разным причинам. И все шло не так уж плохо. Иногда Дом превосходно ко мне относился, и его так интересовала моя карьера.

— Его интересовала внешняя сторона, престиж, — возразила Хелен, отрезая кусок целлофана, — возможность ввернуть в разговоре: «Моя жена — знаменитая радиоведущая». Вот что его заботило. Готова поспорить, если бы ты была учительницей, медсестрой или флористом, как я, он бы даже не взглянул в твою сторону. — В ее словах была доля правды. — И ты изменилась, Минти, — продолжала она. — Сделалась такой тихоней, будто собака, которая боится побоев. Ты стала… — она погрозила мне секатором, — совсем на себя не похожа. Честно говоря, Минти, ты превратилась в коврик, о который он вытирал ноги.

— Знаю. И как ни странно, я подозреваю, что потому-то он меня и бросил.

— Но он же хотел, чтобы ты такой стала! Этого и добивался.

— Да, но потом ему это наскучило. Он потерял ко мне всякое уважение. Понимаешь, я думаю, в том, что произошло, есть доля моей вины. Уж слишком я милая. Терпела все это дерьмо.

— И продолжаешь терпеть! — ввернула Хелен. — Ты все еще слишком добра к Доминику. Даже согласна взять вину на себя! Ради бога, Минти…

— Что ж, в отношениях участвуют двое, — пожала плечами я. — Не может быть так, чтобы вина целиком и полностью лежала на ком-то одном.

— Это мелочный, неуравновешенный человек, Минти. Жестокий и бессердечный эгоист. Поэтому он так и поступил.

— Одного я не понимаю: зачем планировать свадьбу, доводить дело почти до конца, заключать брачный контракт, оформлять страховку, как сделал Доминик, если ты не намерен говорить «да» в день свадьбы? Это бессмысленно, Хелен. Это изводит меня. Я так до конца и не поняла причин. Поэтому я не могу о нем забыть. Поэтому я опростоволосилась с Джо.

— Позвони Доминику и потребуй объяснений. Потребуй внятного ответа.

— Не хочу.

— Иди к нему домой и заставь все объяснить. У тебя есть на это право, Минти, потому что он поступил чудовищно.

— Не пойду, — отрезала я. — Гордость не позволит. К тому же сейчас уже слишком поздно.

— Тогда ты, возможно, так и не узнаешь правды, а значит, не сможешь забыть прошлое. Это будет терзать тебя годами, — добавила Хелен, отрезав кусочек ленточки. — Джо прав: ты тащишь за собой слишком много лишнего багажа. Извини, что я так прямолинейна, — сказала Хелен. — С тех пор как мы были в Париже, я в первый раз заговариваю с тобой о Доминике. Раньше я не могла говорить откровенно: слишком свежа была рана. А потом в моей судьбе произошла перемена. У нас не было возможности побеседовать по душам. — На пальце у Хелен поблескивало обручальное кольцо. Большой темный рубин в оправе из крошечных бриллиантов.

— Когда свадьба?

— Четырнадцатого февраля.

— В День святого Валентина, — вздохнула я.


— Чарли — тупой ублюдок, — в который раз повторила Эмбер. — Давай же! Говори: Чарли… тупой… ублюдок.

Педро недоуменно воззрился на нее и моргнул.

— Зря тратишь время, — сказала я.

Эмбер прицепила к клетке ленточку серебристой мишуры, которую попугай тут же принялся жевать.

— Хочешь повесить гирлянду на елку? — спросила она — весь день Эмбер украшала мохнатое деревце, которое теперь весело поблескивало игрушками на подоконнике.

— Вешай сама, — отмахнулась я, листая еженедельник «Стар». Что-то на сегодня предсказывает хоррорскоп [53] Шерил фон Штрумпфхозен? Так-так, Весы, знак дружелюбия и равновесия. По губам моим скользнула горькая усмешка. «Весы, будьте оптимистичны. В вашей жизни скоро вновь все наладится, — писала Шерил. — Счастливые мгновения посыплются как из рога изобилия. Горизонт уже проясняется». Хм… Не без опаски, я все-таки позволила робкому огоньку надежды затеплиться в душе. Потом взглянула на гороскоп Рака — посмотреть, что ждет Дома. Никак не избавлюсь от этой привычки, читать его гороскоп. Правда, на сей раз, я рассчитывала узнать, что у него все плохо. «Раки, — вещала Шерил, — неспокойные и тяжелые времена позади, и вам наконец-то воздастся по заслугам». Мое сердце подпрыгнуло: вот и отлично, с ним наверняка произойдет что-то плохое. Потом мне стало интересно, а кто Джо по гороскопу? Передо мной лежала рождественская открытка, подписанная просто: «Люблю, Минти». Как бы мне хотелось, чтобы он произнес: «Люблю Минти».

— Рождество — это здорово, правда? — спросила Эмбер. Похоже, она радовалась от души. На удивление быстро оправилась.

— Знаешь, Минт, это такое облегчение, — произнесла она, вешая бумажные гирлянды. — То, что случилось, еще раз доказывает, какой мелкий человек этот Чарли. И минуты не прошло, как мы расстались, а он уже любезничал с твоей подружкой Хелен!

— М-м-м… да, — промямлила я.

— Значит, он не способен на тонкие чувства. Совершенно не способен. И как банально! — с презрением воскликнула она. — Шафер бежал с подружкой невесты. Кошмар!

Эти ее слова заставили меня осознать: а ведь кто-то выжил под руинами моей свадьбы и даже обрел свое счастье. И, слава богу, пусть даже это была не я.

— Я настолько разочарована в Чарли, — донесся до меня голос Эмбер, — что не включу его в свой следующий роман.

— Вот и ладно, — порадовалась я.

— Не хочу, чтобы он воображал, будто я о нем вспоминаю, — она деланно рассмеялась, — не говоря уж о том, чтобы увековечить его в произведении искусства.

— Не думаю, чтоб он расстроился.

— И теперь, зная, какой он мелочный, бесхребетный червяк, я думаю: мне еще повезло. Минти, на меня снизошло озарение. У меня открылись глаза. Чарли был нормальным парнем, но несколько скучноватым. На самом деле мне нужен яркий мужчина.

— Яркий?

— Да, — с этими словами она зажгла гирлянду и засмотрелась на мигание разноцветных огней. — Остроумный мужчина. Вот кто мне нужен. Парень, с которым было бы весело.

— Ты абсолютно права, — кивнула я.

«Алло», — прокричал Педро, услышав телефонный звонок. «Алло!» — повторил его скрипучий голос. Эмбер сняла трубку.

— Да, — проговорила она. — Кто?.. О боже… Неужели опять ты? — Эмбер картинно закатила глаза. — Послушай, — жеманничала она, — и сколько раз тебе говорить? Нет… Нет, я не хочу с тобой поужинать. У меня есть дела поинтереснее… Какие? Как ты смеешь! — Она опять закатила глаза к потолку. — Я роман пишу… Нет, не про тебя. Знаешь, как много народу хотят попасть на страницы моего романа? У меня целая очередь… Ну, если хочешь быть положительным героем, надо ждать два года, если отрицательным, боюсь, не меньше трех… Да, я уверена, что не нуждаюсь в твоей приятной компании… Нет, мне даже ни капельки не хочется. Вообще, мне кажется, ты наглеешь, особенно после того, как вел себя в «Савое»… Да-да, я понимаю, что на этот раз будет бесплатно… Да… Да, согласна, двести фунтов — большая скидка. Но боюсь, тебе придется сделать это заманчивое предложение кому-нибудь еще, потому что меня оно не интересует. Понял? Огромное спасибо за звонок. Счастливого Рождества!

— Бывают же люди! — хихикнула она, вернувшись в гостиную, и раздраженно вздохнула: — Как только Лори взбрело в голову, будто я захочу иметь что-то общее с парнем, который сдает себя в наем разным теткам со странностями!

Загрузка...