Мудрость Хеопса

9

Дом, где провел свое детство божественный сын Ра, был поистине удивительным. Первые три года, по традиции, существовавшей тогда в Египте, мальчик покидал объятия матери только на время сна. В течение тех трех лет он оставил в сердце Зайи след, который не стирался до самой ее смерти. Ухаживая за ним и кормя его, она переполнялась нежностью и любовью, но ничего более подробного о раннем воспитании Джедефа мы сказать не можем. В конце концов, то была — как и любое детство — тайна, похожая на джинна, запертого в бутылке, о сущности которой знали только боги, не желая раскрывать ее остальным. Единственное, что можно было отметить, так это то, что подрастал мальчик очень быстро, подобно египетским деревьям под лучами ослепительного солнца. Его характер расцвел, явив свою доброту, словно роза, распускающая прекрасные лепестки, когда тепло жизни проникает в ее стебель. Он был счастьем Зайи, светом ее глаз, а любимым занятием Нафы и Хени стало тискать малыша, учить его говорить, бегать, играть.

Но его раннее детство закончилось со знаниями, которые прочно обосновались в голове мальчика. Он называл Зайю мамой, а она, в свою очередь, научила его звать Бишару отцом. Смотритель принял как добрый знак красоту этого ребенка, сравнимую с блеском лотоса. Мать неустанно приучала его любить имя бога Ра. Она требовала от него повторять это имя и перед сном, и в ранний утренний час, чтобы милость владыки коснулась его прекрасного сына.

В три года Джедеф выбрался из объятий Зайи. Он начал ходить по комнате матери, а затем по всему дому. Его направляло желание потрогать рисунки на подушках, резные украшения на ножках кресел, картины на стенах, расставленные тут и там произведения искусства и висячие светильники. Руки ребенка тянулись ко всему, что можно было схватить, радостно исследуя находки, и наконец, запыхавшись, он восклицал: «Ра!» Или из его неокрепшей груди вырывалось глубокое «Ах!», и Джедеф снова продолжал свои полные невероятных открытий поиски. Смотритель подарил ему роскошные игрушки: деревянного коня, маленькую боевую колесницу и крокодила с открытым ртом. С ними Джедеф пребывал в своем собственном мире, где жизнь шла так, как хотелось ему, и где все появлялось по первому же его желанию. Деревянный конь, боевая колесница, крокодил с разинутой пастью — у каждой игрушки было особое предназначение. Он разговаривал с ними, а они отвечали ему. Он отдавал им приказы — и они подчинялись, разделяя с ним секреты неодушевленных вещей, которые были недоступны для понимания взрослых.

В это же время во дворце у собак старой уважаемой породы из Арманта родился щенок, которого назвали Гамурка. Джедеф полюбил его с первого взгляда и забрал жить в свою детскую комнату. Связь между ними стала неразрывной еще в том раннем возрасте. Несомненно, самой судьбой было предопределено, что Джедеф так сильно полюбит Гамурку. Щенок рос буквально в его объятиях, охранял сон мальчика и рычал, если кто-то ненароком хотел нарушить его. А Джедеф с нежностью произносил его имя, и первый лай щенка был обращен к нему. И он впервые помахал хвостом, чтобы приветствовать своего маленького хозяина. Но, к сожалению, щенячьи дни Гамурки не были лишены неприятностей, потому как его подстерегал крокодил с разинутой пастью. Когда Гамурка видел монстра, он принимался лаять — его глаза сверкали, тело напрягалось от страха. Щенок метался из стороны в сторону и не успокаивался до тех пор, пока Джедеф не прятал жуткую игрушку подальше.

Эти двое были неразлучны: когда Джедеф ложился спать, Гамурка забирался к нему под бок. Если Джедеф сидел тихо, что бывало крайне редко, щенок, вытянув кривые лапы, разваливался рядом с ним, или облизывал щеки и руки своего друга, как того требовали его чувства к мальчику Он сопровождал Джедефа на прогулках в саду и катался вместе с ним на лодке, если Зайя брала их в плавание по дворцовому пруду. Оба опускали головы, стараясь разглядеть свое отражение в воде. Гамурка не переставая тявкал, а Джедеф с восторгом дивился тому прекрасному, так похожему на него маленькому созданию, обитавшему в глубине водоема.

В Египте не было обычного деления на времена года. Смену времен определяли по разливу Нила. Четыре месяца разлива называли ахет, затем шел перет — время сева, совпадающее с прохладным сезоном, и наконец шему — сезон уборки урожая и несносной жары. Когда разлив Нила постепенно начинал спадать, ахет и был началом нового, «совершенного года». Тогда цвели масличные деревья, обещая обильный урожай, птицы вили гнезда, молодежь веселилась, катаясь на лодках, а детишки голышом носились по берегу. Нафа и Хени прыгали в воде, плавали и кидали друг другу мяч. Джедеф стоял рядом с Гамуркой, с завистью поглядывая на них. Он спрашивал у матери, можно ли ему делать то же самое, чем занимались они. Зайя поднимала его под руки, потом опускала в воду по пояс, а он взбивал ногами пену, ликуя и крича от счастья.

Насытившись играми и шалостями, они вместе возвращались в цветущий, наполненный ароматами сад. Зайя сидела на диванчике. Перед нею располагались Джедеф, Нафа и Хени, а возле них укладывался криволапый Гамурка.

Она рассказывала им историю о потерпевшем кораблекрушение матросе, который на обломке доски выплыл к затерянному острову. Описывала, как из пучины появился правивший тем островом гигантский змей. Он мог бы убить моряка, если бы не понял, что тот был искренне верующим человеком похвального поведения, а также одним из подданных фараона. Змей позаботился о моряке и дал ему корабль, доверху груженный всякими сокровищами, на котором тот живым и здоровым вернулся на землю Египта.

Джедеф еще не совсем понимал эти сказки, но с неподдельным интересом следил за развитием сюжета, глядя на мать своими прекрасными темными глазами. Он был счастлив и любим, ибо кто же мог не обожать Джедефа за его добрый, веселый нрав? Мальчик просто купался в лучах любви. Он ощущал и впитывал эту любовь всем своим существом, когда говорил или молчал, играл или сидел смирно, когда был доволен и когда его снедало беспокойство. Он жил подобно бессмертным богам и не задумывался о завтрашнем дне.

Когда Джедеф достиг возраста пяти лет, жизнь стала раскрывать ему некоторые свои тайны. В то время Хени исполнилось одиннадцать, а Нафе двенадцать лет. Они завершили первый этап обучения. Хени решил поступить в школу Пта, чтобы пройти через несколько ее уровней, изучая религию и мораль, науку и политику, потому что мальчик, который по своей природе был предрасположен ко всему этому, намеревался когда-нибудь занять религиозный пост или даже стать судьей. Нафа же, нисколько не сомневаясь, записался в школу искусств Хуфу, потому что любил проводить время за рисованием.

Пришел срок и Джедефу поступать в начальную школу. На четыре часа в день он был лишен мира фантазий и общества Гамурки. Мальчик проводил эти часы с детьми и незнакомыми ему людьми, учился читать и писать, решать арифметические задачи, правильно вести себя и любить свою родину.

Первым, что дети услышали в день начала занятий, было: «На уроках вы должны полностью сосредоточиться на получении знаний. Непослушным следует запомнить: у людей уши находятся над щеками, и они сразу становятся внимательными, как только им их надерут».

Впервые в жизни Джедефа розги играли роль в его обучении, хотя ему удалось сразу проявить себя с лучшей стороны, поскольку у него была неплохая подготовка. Он с радостью посвятил себя красивому языку клинописи и быстро преуспел в сложении и вычитании.

Большое влияние на него оказывал преподаватель морали и этики. У него была обаятельная улыбка, которая разжигала в душах учеников страстное увлечение и убежденность. Джедеф любил его еще больше за то, что он своим огромным животом, тяжелыми подбородками и громким голосом напоминал ему отца — Бишару. Джедеф замирал, когда учитель говорил.

— Послушайте изречения нашего мудреца Кагемни, да будет благословлен его дух на небесах: «Не упрямьтесь в споре или иначе вас покарает владыка». Или: «Недостаток вежливости — это стыд и позор». Или: «Если вы приглашены на пир, когда вам предложат лучшее блюдо, не берите его и не пытайтесь съесть, ибо люди плохо подумают о вас. Утолите жажду глотком воды, а голод — кусочком хлеба».

Позже преподаватель стал объяснять детям смысл этих слов, а потом читал им изречения и рассказы. Частенько он напоминал ученикам: «Воздай своей матери за все, что она сделала для тебя! Снабди ее хлебом в изобилии и носи ее, как она тебя носила. Ты был для нее нелегкой ношей. Когда ты родился после положенных месяцев, она еще долго носила тебя на руках и кормила своим молоком. Не докучай ей, ибо владыка слышит ее жалобы и отвечает на ее мольбы».

Джедеф с восторгом тянулся к учителю, наслаждаясь его стихами и сказками. Начальное образование длилось для мальчика семь лет, за которые он изучил основы наук и достиг мастерства в чтении и письме.

Помимо учителя Джедеф был сильно привязан к своему брату Нафе. Мальчик сидел рядом, пока тот рисовал и чертил, следя своими прекрасными глазами за извилистыми линиями, которые наносил брат и которые в своем скоплении представали самыми чудесными формами и произведениями искусства. Нафа умел передать на пергаменте и папирусе движения женских и мужских фигур, прекрасно рисовал лошадей, воинов с копьями, чертил планы красивых домов и мечтал стать архитектором. Когда Джедеф и Нафа проводили время вместе, их комната наполнялась задорным смехом. Старший брат придумывал шутки и проказы, и Джедеф просто хохотал от души, глядя на Нафу.

Однако его формировавшимся разумом полностью владел Хени. Его жажда к знаниям не довольствовалась простыми принципами, впитывая в себя теологию и высшие науки в этом раннем возрасте.

Джедеф стал хорошим писцом и Хени диктовал младшему брату отрывки из своих лекций, просвещая его молодой ум цитатами из Кагемни, великой Книги мертвых и поэзии Тайи. Все это мягко проникало в незрелый разум Джедефа вместе с аурой неуловимой неясности, пробуждавшей его от невинности и заставлявшей с тревогой и беспокойством размышлять о жизни.

Несмотря на угрюмую серьезность Хени, Джедеф очень его любил. Когда старший брат позволял себе отвлечься на игры, Джедеф с Гамуркой сразу неслись в его комнату. Мальчик записывал для брата лекции или с интересом листал расписанные картинками книги. Он разглядывал изображения Пта, владыки Мемфиса, и его длинный посох с резным концом, украшенный тремя символами — силы, жизни и бессмертия, а также Аписа, священного быка, в котором обитал дух божественного Пта.

Он забрасывал Хени вопросами, на которые тот терпеливо отвечал. Хени рассказывал Джедефу великие египетские мифы. Потрясали истории об Анубисе, главном боге в царстве мертвых, Апопи — олицетворении сил мрака и хаоса, враге бога солнца. Этот Апопи посылал своего огромного змея, чтоб остановить плавание ночной ладьи бога Ра, и тот выпивал весь подземный Нил. Джедеф пугался и прижимался к брату. Хени, погладив мальчика по густым волосам, успокаивал его:

— Бог Ра побеждает чудовище, а солнце снова всходит.

Беззаботное детство подходило к концу. Джедеф получил от него все сполна, и даже больше, однако его умственные способности переросли свой возраст.

Он был похож на молодое расцветающее дерево, покрытое пышной листвой.