Беременность Камилы многое изменила и в жизни Элены. Пожалуй, лишь теперь она окончательно простилась со своей яркой, как вспышка молнии, любовью к Эду. Даже воспоминания о ней притупились и словно потускнели, вытесненные заботами о беременной Камиле и о младенце, которого та вынашивала под сердцем.
Мать и дочь снова сблизились, как в прежние времена, когда они обе ещё не были знакомы с Эду, и сблизил их малыш, властно заявивший своё право на жизнь.
Он вообще всех примирил, этот малыш: Алму – с племянниками, Элену – с Эду и Камилой. И только Ирис осталась в стороне от всеобщего примирения. Камилу она люто ненавидела! И за её беременность, и за то, что Эду собирался на ней жениться.
Он теперь работал в больнице экстренной помощи и после дежурства заезжал за Камилой, никогда не забывая купить по дороге цветы. Потом вёз её в ресторан или на ужин к Алме, которая тоже с Камилы пылинки сдувала. Как же – она теперь у нас и невеста, и будущая мать!
А про Ирис все будто и забыли. Элена нянчилась со своей ненаглядной Камилой или проводила свободные вечера с Мигелом. Педру – и того хуже – злился на Ирис, говорил: «Это бред какой-то! Надо ли мне было уходить от Силвии, чтобы поселиться под одной крышей с сумасбродной Ирис?!» Она хотела сама заняться ремонтом двух комнат в его доме, но он не разрешил ей – нанял специалистов. А те развернулись там во всю мощь, и это понятно: им хотелось заработать побольше денег. Они сказали Педру, что надо непременно ободрать всю штукатурку со стен, зашпаклевать щели и трещины, потом заново побелить, покрасить, наклеить обои, а кроме того – поменять полы, окна, двери... Каждый день они там что-то долбили и дергали Педру по пустякам, а он раздражался на Ирис, обзывал её авантюристкой.
– Ты заморочила голову Элене, а я тоже дал слабину – не смог отказать ей, когда она за тебя попросила! – ругал он себя заодно с Ирис.
Она сносила это молча, но однажды не выдержала и расплакалась.
– Ты даже представить не можешь, как мне бывает грустно и тяжело без мамы! – говорила она, размазывая слёзы по щекам. – До меня никому нет дела, Элене я не нужна, она дни и ночи думает теперь о своём внуке, который ещё не известно, родится ли! У меня есть только ты, Педру, больше никто обо мне не позаботится...
– Ты бы попридержала свой язык насчёт ребенка, которого вынашивает Камила, – вяло попросил Педру, уже не злясь, а лишь досадуя на эту несчастную девчонку, так рано потерявшую родителей. – И к Элене ты несправедлива. Она пытается помочь тебе так же, как и я. Но мы можем только поддержать тебя, направить на верный путь, а позаботиться о себе ты должна сама. Никто не проживёт за тебя твою жизнь! Перестань, не надо плакать. Я уверен, что всё у тебя будет хорошо...
Ирис слушала его с обидой. Ей хотелось, чтобы Педру обнял её, приласкал, поцеловал, а он пустился в какие-то дурацкие разглагольствования. И почему ей так не везёт? Чем она хуже Камилы, которая запросто сумела окрутить Эду, стоило ей только этого захотеть?!
Ирис было больно от того, что Педру не отвечал ей взаимностью, но она не хотела ни в чём упрекать своего кумира и неосознанно вымещала злость за собственную неудачу на счастливице Камиле. Правда, в последнее время Ирис вынуждена была избегать прямых столкновений с Камилой, поскольку не хотела огорчать Элену. Она уходила из дома чуть свет и возвращалась поздно вечером – чтобы вообще не видеть Камилу, не встречаться с ней за завтраком или за ужином.
И вдруг та сама появилась на конезаводе: ей, видите ли, зачем-то понадобился Педру! Ирис не могла стерпеть такого вероломства и попыталась выдворить оттуда Камилу.
– Убирайся отсюда, это моя территория! – заявила она. – Я специально ухожу из дома, когда ты спишь, чтобы не видеть твоей мерзкой рожи, а ты припёрлась сюда вслед за мной?
– Ты зарываешься, – спокойно ответила Камила. – Тебя впустили сюда из жалости, а ты вообразила себя хозяйкой территории.
Ирис вскипела и нанесла Камиле более мощный удар:
– Из жалости на тебе собирается жениться Эду! Ты думаешь, он расстался с Эленой ради тебя? Нет, он любит её! И ты знаешь это, потому и подсуетилась, забеременела. Иначе тебе ни за что не удалось бы заполучить Эду в мужья!
– Да ты просто завидуешь моему счастью! – натужно рассмеялась Камила, изо всех сил пытаясь не поддаться на провокацию.
Но Ирис уже вошла в раж, и её удары становились всё сильнее и безжалостнее.
– Тут нечему завидовать, потому что Эду всё равно тебя бросит, – сказала она с презрительной усмешкой. – Да-да, ты ещё ответишь за свою подлость!
Этот выпад принёс Ирис первое победное очко: Камила всё-таки вспылила и перешла на крик.
– Пошла прочь, мерзавка! Не желаю тебя слушать! – выкрикнула она, срывая голос. – Или ты хочешь, чтобы я приказала охранникам вышвырнуть тебя отсюда? Разве тебе неизвестно, что всё принадлежит Эду, а я, выходя за него замуж, становлюсь хозяйкой конезавода?!
Ирис расхохоталась ей в лицо:
– Оказывается, ты ещё более примитивна, чем я думала! Значит, тебе нужен не столько Эду, сколько его богатство?!
Камила затряслась от гнева и не нашла ничего лучшего, как сказать:
– Я не желаю с тобой разговаривать. Ты для меня мертва! Поняла? Не твоя матушка, а ты!
Ирис не могла спустить ей этого и бросилась на Камилу с кулаками.
– Не смей оскорблять память моей матери! Ты думаешь, тебе всё дозволено? Нет, расплата ещё впереди! Твоя беременность выйдет тебе боком! Ты не родишь этого ребёнка и никогда не будешь счастлива!
Выкрикивая эти проклятия, она пыталась ударить Камилу, но та умело защищалась, пока вдруг сама, без какого-либо толчка со стороны Ирис, не упала наземь.
Ирис в растерянности отпрянула от неё, а Камила стонала, держась руками за живот и корчась от боли. Вскоре вокруг неё собрались конюхи, подошла Синтия, а затем подбежал и запыхавшийся Педру. На бегу он успел бросить испепеляющий взгляд на Ирис, которая безучастно стояла в стороне, и склонился над Камилой.
– Педру, помоги мне, – простонала та. – Я боюсь потерять моего ребёнка!
– Не бойся, сейчас мы уложим тебя в постель и вызовем врача, – сказал он. – А Ирис я точно сегодня прикончу!
– Я к ней даже не успела прикоснуться! – закричала возмущённая Ирис. – На эту доходягу и дунуть нельзя, она тут же свалится. А ещё собирается рожать. Ничего у неё не выйдет!
– Замолчи, а то убью! – в ярости пригрозил ей Педру. Сокорру поспешила увести Ирис подальше от него.
– Ты совсем спятила! – говорила она, взывая Ирис к благоразумию. – Разве можно такое ляпать? Особенно если ты собираешься жить у Педру.
– А что же, я должна притворяться, лицемерить? – негодовала Ирис. – Я и правда хочу, чтобы у неё случился выкидыш! Это было бы по справедливости. Тогда бы Эду точно не женился на ней!
К счастью для Камилы, эти злобные пожелания Ирис не сбылись. Врач осмотрел Камилу и не нашёл серьёзной угрозы для её беременности.
– Это результат эмоционального срыва, – пояснил он. – Вам вредно так волноваться. Хорошо хоть всё ограничилось коликами и дело не дошло до кровотечения. Сегодня постарайтесь полежать спокойно, не напрягайтесь, не делайте резких движений. А в дальнейшем берегите себя от подобных потрясений.
– Я прикончу Ирис, если она посмеет приблизиться к Камиле хоть на шаг! – прошептал Синтии Педру. – И скажи ей, пусть она сегодня лучше не показывается мне на глаза.
Он мог бы и не говорить этого: Ирис и так поняла, что нужно отсидеться где-то хотя бы до завтрашнего дня, и лишь потом, когда страсти улягутся, можно будет предстать и перед Педру, и перед Эленой. Вместе с Сокорру она уехала на пляж и провела там весь день и весь вечер.
А Педру позвонил Элене, та сразу же примчалась на конезавод и увезла Камилу домой.
– Эду сейчас на дежурстве, я не хотела его тревожить, – сказала матери Камила. – А ты сегодня уже не поедешь на работу? Мне так хорошо с тобой, так спокойно!
После этой просьбы, высказанной столь деликатно, Элена, конечно же, позвонила на работу и отменила приём пациентов. А как же иначе? Она была нужна дочери, и это её воодушевляло!
Но ближе к вечеру, когда должен был приехать Эду, настроение Камилы изменилось – она, возможно, даже неосознанно, стала тяготиться присутствием матери, и Элена, почувствовав это, ушла из дома под достаточно благовидным предлогом:
– Я, пожалуй, съезжу к Педру, он сказал, что практически закончил ремонт в комнате Ирис. Посмотрю, что там ещё нужно сделать, и пусть она туда переселяется. Вернусь поздно, к ужину меня не ждите.
Разумеется, Элена могла бы провести этот вечер и в каком-нибудь другом месте – например, в гостях у Ивети или у Мигела, который всегда был рад её видеть. Но ей действительно хотелось поехать на конезавод. Во-первых, она рассчитывала отыскать там Ирис и строго поговорить с ней. А во-вторых... Элена не хотела признаться в этом даже себе, но ей просто необходимо было повидаться с Педру. Целый день она невольно вспоминала его встревоженное лицо, его глаза, полные беспокойства за Камилу. Такое выражение глаз Элена видела только у своего отца, когда болела в детстве и, он подолгу сидел у её кровати. Точно так же и Педру смотрел на Камилу. Это был взгляд, продиктованный кровным родством; хотя сам Педру, конечно же, и не догадывался о том, что он – родной отец Камилы.
И вот теперь Элена ехала к нему, исполненая благодарности за это, пусть и не осознанное им, проявление отцовства. Ехала и думала о том, что, наверное, так бывает в нормальных семьях: взрослая дочь проводит вечер со своим женихом, а её родители утешаются обществом друг друга, вспоминая молодость и мечтая о внуках.
На конезавод она приехала уже в сумерках, когда с окрестных лугов повеяло свежестью и ароматом ночных цветов, к которому примешивался терпковатый запах молодого сена, сложенного в аккуратный стожок совсем по-деревенски.
– Ты и правда живешь тут как на нашей старой фазенде, – сказала Элена изумлённому Педру, не ожидавшему увидеть её здесь в этот действительно прекрасный вечерний час.
– Да, согласен, – ответил он, широко улыбаясь. – И ты великолепно вписываешься в этот пейзаж!
Так, с воспоминаний о фазенде, и начался их разговор. А закончился он объятиями, поцелуями и страстными признаниями Педру:
– Я любил тебя всегда, Элена! И на Силвии женился только потому, что хотел вытравить тебя из своей памяти, из своего сердца! Но теперь мы не должны, не имеем права снова потерять друг друга. Ты очень нужна мне! Останься здесь хотя бы до утра...
– Нет-нет, – отвечала она, боясь утратить над собой контроль. – Я поеду домой... Ирис, наверное, уже там, раз её нет здесь...
А Педру продолжал уговаривать её, всё больше распаляясь:
– Ты же сама знаешь, что наша любовь была не просто юношеским увлечением. Она до сих пор жива!
– Это тебе только так кажется, – упорно возражала Элена – и ему, и прежде всего себе. – Невозможно дважды войти в одну и ту же реку.
– Так я ведь говорю о будущем, а не о прошлом! – гнул своё Педру. – Знаешь, в последнее время я часто думаю о том, что мы с тобой могли бы ещё и ребёнка завести!
– Бог с тобой! – отпрянула от него Элена. – Ты же всегда боялся иметь детей. Даже не так давно, когда умер папа, ты говорил мне там, у водопада, что дети не интересуют тебя.
– Я говорил о детях вообще... А если бы это был твой ребёнок, то есть наш... Ну, ты меня понимаешь, – сбился от смущения Педру. – Словом, дай мне только шанс, и я его не упущу!
Элена печально усмехнулась:
– Нет, слишком поздно, Педру! Ничего уже нельзя ни вернуть, ни повторить, ни начать заново. Пусть всё остаётся так, как сложилось.
Ей действительно в тот момент вдруг стало ясно, что она не хочет никаких перемен, связанных с Педру. Слишком много душевных сил отняла у неё та горькая любовь за долгие годы разлуки. Так много, что их совсем не осталось для ещё одной попытки к сближению.
– Прости, Педру, – сказала она, уходя, – сегодня был трудный день, я устала. К тому же мне обязательно нужно поговорить с Ирис. Возможно, завтра я сама перевезу её к тебе. А ты уж тут присмотри за ней, пожалуйста. Что же делать, если они с Камилой не могут ужиться под одной крышей!
– Я тоже не уверен, что смогу выносить Ирис в своём доме, – проворчал Педру. – Но попытаюсь, обещаю тебе. Мы ведь не можем рисковать здоровьем Камилы и её будущего ребёнка!
Дома Элена узнала от Зилды, что Ирис пришла поздно, тихо прошмыгнула к себе в комнату и, похоже, уснула.
– Хорошо, пусть спит, – сказала Элена. – Я завтра с ней поговорю.
А утром выяснилось, что Ирис успела собрать вещи и уехать ещё до того, как Элена проснулась.
– Конечно, ей стыдно смотреть нам в глаза, – прокомментировала это обстоятельство Камила. – Надо открыть все окна, чтобы поскорее выветрился её дух!
– Камила, не заводись! – одёрнула её Элена. – Это вредно для твоего здоровья, вредно для ребёнка. Ты должна думать прежде всего о нём.
– Я уверена, что теперь, когда эта змея съехала от нас, моему ребёнку больше ничто не угрожает, – безапелляционно заявила Камила, а Элена отозвалась более осторожно:
– Дай-то Бог, дай-то Бог!..
О здоровье Камилы и её будущего ребёнка в то утро говорили и в доме Алмы.
За завтраком она дотошно расспросила Эду о состоянии Камилы и пришла к заключению:
– Тут дело не только в беременности. Мне кажется, у Камилы вообще слабое здоровье. Меня и раньше настораживала её болезненная бледность.
– Тётя, перестань, – поморщилась Эстела. – У тебя всегда так: стоит человеку только чихнуть, а тебе уже кажется, что он на краю могилы!
– Да, тётя, не надо паниковать, – поддержал сестру Эду. – Я провёл с Камилой весь вечер, и колики за это время ни разу не повторились.
– Это замечательно, – согласилась Алма. – Но я всё равно считаю, что Камила неправильно питается. Послушай, Эду, у меня есть знакомый диетолог...
– Спасибо, тётя, – прервал её Эду. – Камила сейчас наблюдается у хорошего гинеколога, и пока для неё этого достаточно!
Алма обиделась и призвала на подмогу Данилу:
– Ты слышал? Слышал, как они со мной разговаривают?!
– Они тебя не понимают, любовь моя, – сочувственно произнёс Данилу, но в уголках его глаз затаилась озорная усмешка. – Где им понять, что ты печёшься об их же благе! Только я один могу понять, какая ты заботливая: у тебя даже мои сигары на учёте!
Этой шуткой он умело разрядил обстановку. А упоминание о злосчастных сигарах теперь воспринималось как невинная шутка лишь потому, что конфликт, возникший из-за наследства, был в конце концов улажен мирно и, можно сказать, полюбовно. Племянники по собственной инициативе переоформили на имя Алмы дом, в котором она привыкла чувствовать себя хозяйкой, и конезавод, процветавший только благодаря её усилиям, а кроме того, поделились с ней деньгами, скопившимися за десять лет на их банковском счёте.
Алма была так тронута благородным и справедливым поступком племянников, что сама, без какого-либо принуждения с их стороны, стала ограничивать Данилу в потреблении сигар и шампанского. Поэтому и камешек был брошен как раз в её огород. Но Алма не сочла нужным отвечать на этот выпад Данилу. Она предпочла ввязаться в новый спор с Эду.
– Я считаю, нам пора всерьёз поговорить о свадьбе, – сказала она, строго глядя на племянника. – Составить список гостей...
– Тётя, у тебя одно на уме! А я уже опаздываю на работу, – попытался отмахнуться от неё Эду, но не сумел.
– Ты что, уже не собираешься жениться? – задала провокационный вопрос Алма.
– Собираюсь, – вынужден был ответить Эду.
– А когда? Ты хочешь дождаться, пока Камила будет на девятом месяце? Нет, дорогой, со свадьбой тянуть нельзя. Но прежде мы должны устроить помолвку.
– Тётя! К чему это? Все и так уже знают, что Камила беременна. Ты хочешь созвать гостей для того, чтобы они лишний раз об этом посплетничали, глядя на нас с Камилой?
– Нет, мы просто пригласим на коктейль самых близких друзей и объявим о свадьбе!
– А по-моему, достаточно разослать приглашения, – возразил Эду. – Всем и так станет понятно.
– Нет! – упёрлась Алма. – Я лучше знаю, как устраивать такие дела. К тому же на этой свадьбе я в какой-то мере буду представлять и твоих родителей. А если бы они были живы, то непременно приняли бы мою сторону, я точно знаю!
Эду понял, что спорить с ней бесполезно, и в конце концов согласился на коктейль – к великой радости Данилу, который уже соскучился по обилию шампанского на обеденном столе.