Мое собственное определение эмоции, появившееся в результате многолетних наблюдений за ситуациями, в которых люди демонстрируют различные выражения лица, подразумевает наличие препятствий проявлению эмоций в конструктивной манере. Сам путь, по которому шло развитие нашей системы эмоций, делает для нас неизбежным возникновение деструктивных эмоциональных эпизодов.
Кроме того, изменчивость — фундаментальная характеристика всей жизни, необходимая для успешного естественного отбора, проявляется в прочном различии между людьми в том, как они переживают эмоции, и может создавать еще одно препятствие гармоничным отношениям. Каждый человек имеет свой особый эмоциональный профиль. Одни приходят в состояние эмоционального возбуждения очень быстро, и переживаемая ими эмоция оказывается интенсивной, длится долго, а пропадает медленно, Другие же имеют совершенно противоположный профиль. По-видимому. тем, кто имеет профиль первого типа, бывает намного труднее управлять своими эмоциями. В ходе наших исследований мы еще не выяснили, можно ли изменить свой эмоциональный профиль, но мы определили, каким должен быть первый шаг в этом направлении, — мы нашли средство для изучения того, что представляет собой ваш профиль и чем он отличается от профилей других людей. с которыми вы продолжаете поддерживать тесные контакты.
Экман: Спасибо за то, что вы попросили меня дать определение эмоций. (Смеется.) Я уже писал о том, что существует несколько характеристик, отличающих эмоции от других психических состояний.{14} Одна из них состоит в том, что большинство эмоций имеют сигнал. Другими словами, они позволяют другим людям узнать, что происходит внутри нас, в отличие от мыслей, для которых не существует отличительного сигнала, сообщающего о наших размышлениях. Например, вы не знаете, подумал ли я только что о своей матери, которая умерла более пятидесяти лет назад, и не знаете, о чем я думаю сейчас.
Когда люди узнают, что я изучаю выражения лица, они начинают испытывать дискомфорт от того, что я, как им кажется, читаю их мысли. «Нет, — успокаиваю их, — я могу читать лишь ваши эмоции». Я не могу определить по полученному сигналу, что вызвало эмоцию. Если я вижу выражение страха, я знаю, что вы ощущаете угрозу. Но страх, вызванный тем, что вашим словам не поверят, выглядит точно так же, как страх перед возможностью быть схваченным на месте преступления. Понимание этого различия имеет большое значение для работы полицейских. Если подозреваемый выглядит испуганным, это вовсе не указывает на то. что он действительно совершил преступление. Может быть, да, а может быть, нет. Подобную ошибку совершил Отелло. Он решил, что страх на лице его жены Дездемоны — это страх женщины, уличенной в супружеской неверности. Но это был страх жены перед ревнивым мужем, только что убившим человека, которого он необоснованно счел ее любовником. Она просто не могла не бояться Отелло.
Эмоции подают сигнал — это одна из их особенностей в отличие от мыслей и идей. Но бывают и исключения.
Смущение — эмоция, которая, по-видимому, не имеет универсального сигнала. Некоторые люди, но не все, краснеют. Люди с очень смуглой кожей тоже краснеют, но вы этого не видите. А значит, вы не получаете сигнала.[9] Чувство вины и стыд — это тоже очень важные, но разные эмоции. Чувство вины имеет отношение к совершенному действию; стыд имеет отношение к тому, что представляете собой вы. Сами по себе эти эмоции не имеют собственных сигналов, подаваемых лицом, они проявляются на лице во многом подобно печали. Возможно, у них нет сигнала потому, что вы не хотите, чтобы люди узнали о вашем чувстве вины или испытываемом вами стыде. Однако большинство эмоций имеют свои сигналы, и это является одной из их отличительных особенностей.
Вторая особенность состоит в том, что эмоции могут приводиться в действие автоматически в течение менее чем четверти секунды — очень быстро — совершенно незаметно для сознания. При этом оценка того, что так быстро приводит в действие эмоцию, может быть очень сложной. Когда вы ведете машину и перед вами внезапно возникает движущаяся вам навстречу другая машина, то в доли секунды вы не только осознаете опасность, но и оцениваете, как быстро движется эта машина, и снижаете скорость и поворачиваете руль, причем делаете это совершенно бессознательно.
Мы выработали механизмы, позволяющие иметь дело с внезапными угрозами, хотя мы живем в мире, в котором угрозы не всегда оказываются такими внезапными. Следовательно, мы можем проявлять гипертрофированную реакцию, потому что большую часть времени нам не приходится избегать угрожающих нашей жизни столкновений, но зато мы имеем механизм, который может (постучите по дереву) реагировать с такой скоростью. Таким образом, автоматическая оценка — это вторая характеристика эмоции. Первой является наличие сигнала.
Пол Экман
Важно понять, что события не приводят в действие эмоции в буквальном смысле. Я использую термин «триггер» для краткого описания того, что действительно происходит, желая показать, что именно оценка человеком события, а не событие как таковое приводит в действие эмоцию. Я полагаю, что существуют какие-то врожденные триггеры, которые порождают эмоциональную реакцию с минимальными когнитивными оценками, как, например, внезапное пропадание действия силы тяжести, которое вызывает страх. Человек ощущает себя падающим до проведения какой-либо оценки, а возможно, и без нее. Но большинство событий, вызывающих эмоциональные реакции, оцениваются когнитивно, как, например, угрожающие или отталкивающие события, хотя оценка, как правило, делается автоматически и настолько быстро, что человек обычно не осознает, что он ее делает.{15}
Экман: Третья определяющая характеристика является наиболее спорной и заключается в том, что обычно мы не осознаем свои эмоции. Сознание не играет в эмоциях какой-то заметной роли. Это достойно сожаления. Мы должны прикладывать много усилий для осознания того факта, что мы начинаем испытывать эмоцию. Чаще всего мы узнаем, что испытываем какую-то эмоцию, когда на это нам указывает другой человек.
Позвольте мне привести пример. Представьте, что вы читаете книгу и время от времени переворачиваете ее страницы. Но затем вы замечаете, что, хотя вы и переворачиваете страницы книги, вы думаете о фильме, увиденном вами вчера вечером. Следовательно, все это происходило не без участия вашего сознания. Вы думали о фильме. Но никакая часть вас самих не осознавала того, что вы делали руками. Но зачем же переворачивать страницы книги, если вы ее не читаете?{16} То же самое происходит и с нашими эмоциями. Мы находимся в сознательном состоянии, но никакая часть нас самих не наблюдает за тем, что мы делаем, — Алан Уоллес называет это проявлением метавнимательности.
Идея о том, что какая-та часть нашего Я может отслеживать то, что мы переживаем, очень важна. Но обычно ничего подобного не происходит с нашими эмоциями. Именно сама природа эмоций предусматривает отстранение нашего сознания. Если мы собираемся стать уравновешенными людьми, мы должны много работать, чтобы дать себе то, чего нам не захотела дать природа, то есть обеспечить участие сознания в проявлении наших эмоции.
Я утверждаю, что этого не хотела сама природа, потому что если бы мы сознательно размышляли о том, пугаться нам или нет то в каких-то ситуациях мы не смогли бы выжить. Однако по-видимому, система наших эмоций не отдает особого предпочтения страху, так как мы можем мгновенно, безо всяких размышлений впасть в гнев точно так же, как мы можем мгновенно испытать страх. Поэтому я считаю, что в этом состоит третья отличительная особенность эмоций: первоначально мы не осознаем той эмоции, которую мы испытываем.
Другой характеристикой является то, что эмоции присущи не только людям. Некоторые живые существа также имеют эмоции. Если и есть что-то присущее только человеку, так это, вероятно, не эмоции. Я полагал, что единственной эмоцией, характерной только для людей, является презрение, но оказалось, что если молодой шимпанзе делает угрожающее движение в направлении взрослого самца, то взрослый самец выражает свое презрительное отношение к нему.{17}
Еще одна особенность эмоций состоит в том, что эмоция может длиться в течение всего нескольких секунд. Иногда эмоция длится несколько минут или даже целый час, но она никогда не сохраняется в течение всего дня. Если же она сохраняется так долго, то это уже настроение, а не эмоция. Эмоции возникают и исчезают.
Люди различаются тем, как быстро они восстанавливаются после пережитого эмоционального эпизода. Мэттью Райкард, как вы уже знаете, проходит сейчас обследование в четырех лабораториях: Ричарда Дэвидсона в Висконсине (это обследование провожу я вместе с Бобом Левенсоном); Стива Косслина в Гарварде; Джонатана Коэна в Принстоне и Тани Зингер в Маастрихте. Мэттью очень быстро восстанавливается после эмоционального возбуждения. Это неудивительно, ведь он столько лет занимался медитацией. Но есть люди, которые никогда не медитировали, но они также могут быстро восстанавливаться, и нам необходимо больше узнать о том, на чем основана эта их способность.
Вкратце можно сказать, что характеристиками эмоции являются: наличие сигнала; очень быстрая автоматическая оценка происходящего, дающая импульс к эмоциональному возбуждению, необходимость вырабатывать специальный навык для того, чтобы сознательно вовлекаться в процесс возникновения эмоции, и наличие эмоций не только у человека.
Еще одна характеристика заключается в том, что эмоции имеют набор соответствующих ощущений. Но об этих ощущениях мы знаем далеко не всегда. Я придумал несколько упражнений для выработки осознанной осведомленности о том, что вы начинаете испытывать или уже испытываете эмоцию. Они должны использоваться не вместо медитации, а в дополнение к ней. Одно из этих упражнений направлено на повышение чувствительности к ощущениям в вашем теле, чтобы эти ощущения звенели подобно маленькому колокольчику и сообщали вам, что вы «начинаете выходить из себя». Наиболее заметные различия в ощущениях отмечаются при страхе и при гневе. У разгневанного человека кровь приливает к рукам, подготавливая его к нанесению ударов. У испуганного человека кровь приливает к крупным мышцам ног.{18}
Далай-лама: Подготавливая его к спасению бегством.
Экман: Совершенно верно. Это не значит, что вы обязательно побежите или обязательно станете наносить удары. Но эволюция подготовила вас к тому, чтобы вы могли действовать именно таким образом. И вы можете научиться ощущать различие между ощущениями вашего тела, когда вы испытываете страх и когда вы испытываете гнев.
Далай-лама: Но вы можете кого-нибудь ударить.
Экман (смеется): Вы могли бы кого-нибудь ударить вместо того, чтобы спасаться бегством. Разумеется. Но вероятнее всего, что вы попытаетесь убежать. Причина сохранения в нас этих различий состоит в том, что люди, которые убегали, чаще оставались в живых.
Далай-лама (через переводчика): Отсюда следует, что это действительно является частью механизма, обеспечивающего наше выживание.
Экман: Да. Я полагаю, мне следует добавить еще одну характеристику: эмоции могут ввергнуть нас в беду и заставить нас совершать поступки, о которых мы будем впоследствии жалеть. В английском языке есть выражение «потерять голову»: «Почему ты это сделал?» — «Я просто потерял голову». Это выражение означает, что в конкретной ситуации человек действовал независимо от своего разума и сознания. Пожалуйста, примите мои извинения, потому что я «потерял голову». Все, что мы можем делать в таких ситуациях, это возвращать людям их головы обратно.
Далай-лама (через переводчика): А вы можете привести пример конструктивного, позитивного гнева?
Экман: Гнев, который останавливает вмешательство, но выражается таким образом, что помогает человеку, создающему для вас препятствия, добиваться своей цели без применения к вам мер физического воздействия. Он очень позитивен. Все эти эмоции могут быть вредными или полезными — и теми и другими. И вопрос, в частности, заключается в том, как наладить мониторинг, обеспечивающий понимание того, что вы приходите в эмоциональное состояние, с тем чтобы вы могли выбирать, как проявлять эту эмоцию.
Это напоминает мне о том, как я впервые встретил в буддистских сочинениях (на английском языке) идею об осознании искры до того, как возникает пламя. В 1957 году, когда я учился на психотерапевта, мой наставник сказал мне: «Если вы сможете увеличить промежуток времени между импульсом и действием, то вы поможете своему пациенту». А затем он добавил: «Но это будет очень трудно сделать!» Это относится к той области, где необходимо использовать сознание, чтобы выбирать между переходом в эмоциональное возбуждение и сохранением спокойствия, — и, если мы собираемся переходить в эмоциональное состояние, то нам нужно знать, как можно сделать это в конструктивной манере. Я уверен — хотя это просто мое убеждение, а не научный факт, — что мы эволюционировали таким образом, чтобы нам было очень трудно осознавать это и расширять временной промежуток для того, чтобы в нем могло произойти осознание происходящего.
Далай-лама: Промежуток между импульсом и действием?
Экман: Да. Или, пользуясь другой терминологией, между искрой и пламенем.
Далай-лама (через переводчика): В нашей психике эмоции по своей природе являются недолговечными? Они не длятся очень долго?
Экман: Обычно да. Но вы можете сердиться целый час. Однако когда вы действительно смотрите на то, как ведут себя люди обнаруживаете, что их эмоции быстро появляются и исчезают.
Вы приходите в разгневанное состояние и кричите, ругаетесь или делаете что-то еще. Но затем это проходит. Тогда вы можете по. думать об этом снова. «О боже, что я наделал!» — и испытать гнев еще раз. Когда вы говорите: «Я был разгневан весь день», то в действительности это может означать, что вы пережили несколько вспышек гнева.
Далай-лама (через переводчика): В буддистской психологии мы делаем различие между чувственным уровнем сознательного опыта и тем, что называется ментальным уровнем — уровнем размышлений, эмоций и т. д. Эмоции, подобные страху, являются более быстрыми и спонтанными независимо от того, действуют ли они на чувственном уровне или же на ментальном уровне, где проявляется роль сознания.
Например, широко признается, что тактильное ощущение является основой для получения других ощущений. Но даже при этом оно обычно считается присутствующим на чувственном уровне, безо всяких мыслей, без участия сознания или, как вы определяете это, — без осознания его индивидом.
Экман: Столкновение на дороге, которого чудом удалось избежать, может служить отличным примером. Весь эпизод заканчивается, если вам удалось выжить, прежде чем вы осознаете, что вы сделали. Но вы продолжаете ощущать этот эпизод своим телом, потому что требуется около пятнадцати секунд для того, чтобы ваше артериальное давление и частота сердечных сокращений вернулись к норме. Вы понимаете, что произошло, вы испытываете страх, хотя опасность уже миновала.
Для сравнения рассмотрим ситуацию, когда вам сделали биопсию для выяснения наличия у вас онкологического заболевания и вы долгих три дня ждете, пока вам сообщат результаты анализа. Нельзя сказать, что все три дня вы находитесь в непрерывном страхе, но страх к вам регулярно возвращается. И тогда вы осознаете свой страх — ту же самую эмоцию, — и в эти моменты страх можно наблюдать по появлению на лице того же самого выражения, — но здесь присутствует и ваше сознание.
В приведенном примере со страхом именно мысль об онкологическом заболевании регулярно приходит вам в голову. Тот факт, что ваш страх активирует именно мысль, а не событие или действие, облегчает работу сознания. Напротив, когда вы вступаете в спор с женой, то она находится перед вами и ваш страх сохраняется. так что сознание здесь может быть вовсе ни при чем.
Далай-лама (через переводчика): Случай человека, ожидающего результатов биопсии, — это случай человека, вспоминающего страх, пережитый им в кабинете для взятия проб, или это воспоминание о том страхе, который вызывает другой приступ страха?
Экман: Человек, о котором идет речь, — это я сам. (Смеется.) Франсиско Варела оценил бы такое использование информации от первого лица.[10]
Это была мысль о том, что моя жизнь может прерваться, что мне придется вытерпеть мучительные боли. Я думал о возможных последствиях и о своем бессилии что-либо изменить, и от этого мне становилось еще тяжелее.
Я уже отмечал, что сознание обычно никак не проявляется во время действия эмоций, но сейчас я говорю об исключении, при котором воспоминание о пугающем возможном событии приводит в действие эмоцию. Я имею в виду регулярно повторяющуюся мысль, а не непрерывный процесс размышления. Для сравнения, если вы ведете острый спор, то процесс размышлений является непрерывным, но вы можете совершенно не осознавать тот факт, что вы ведете себя безрассудно. Вы можете даже не осознавать, что повышаете голос на своего оппонента. (Для иллюстрации повышает голос.) Например, он может сказать: «Перестаньте кричать на меня!», а вы с удивлением спросите его: «Разве я кричу на вас?»
Джинпа (после длительного обсуждения на тибетском языке): Вы привели наглядный пример. Его Святейшество считает, что мы должны использовать такие примеры на курсах по повышению культуры ведения дискуссий.
Экман: Мое определение эмоции предполагает наличие двух препятствий получению конструктивного эмоционального опыта.
Во-первых, то, что приводит в действие эмоцию, обычно скрыто от нас, то есть мы не знаем, чем было вызвано проявление эмоции. Оценка, приводящая в действие эмоцию, может быть очень сложной, но часто она включает в себя очень быстрые психические процессы, происходящие таким образом, что сознание не может оказывать на них никакого влияния. Мы не выбираем заранее, когда мы будем испытывать эмоцию, если только мы не ищем для себя развлечения. Когда мы берем напрокат видео, мы сами решаем, какие эмоции мы хотим испытать, но большую часть времени испытываемые нами эмоции и моменты возникновения этих эмоций никак не зависят от нашего выбора. Эмоция возникает в нас, и мы переживаем ее соответствующим образом; мы оказываемся охваченными этой эмоцией. В своих сочинениях вы высказали очень похожую точку зрения в терминах того, что приводит в действие эмоции.
Во-вторых, препятствием служит временной промежуток между искрой, или импульсом к возникновению эмоции, и пламенем, то есть фактическим эмоциональным поведением. Большинство людей, если только они не занимаются медитацией регулярно, не знают о том, что происходит в этом временном промежутке; они не осознают, что импульс, или искра, появились до того, как они стали вести себя под влиянием эмоции, или, другими словами, до того, как вспыхнуло пламя. Они не в состоянии сказать себе: «Я не поддамся этой эмоции» или «Способ переживания этой эмоции заключается в проявлении сочувствия к другому человеку». Они не в состоянии осознать импульс до того, как произойдет действие. Природа не предоставила нам такого инструмента как основополагающего элемента наших эмоций.
Сюда следует добавить и третье препятствие. Это препятствие конструктивному переживанию эмоции обусловлено индивидуальными различиями людей в том, как каждый из них переживает одну и ту же эмоцию. Но позвольте мне сначала рассказать об исследовании моего коллеги, который предположил существование генетических различий в том, как люди переживают эмоции, и о моем собственном недавнем исследовании индивидуальных различий эмоциональных профилей.
Исследование было выполнено около сорока лет назад Дэниелом Фридманом.{19} Он наблюдал, как ведут себя в первый час своей жизни младенцы, родителями которых были индейцы навахо, японцы и американцы европейского происхождения. Он на короткое время сжимал младенцу ноздри и закрывал рот, чтобы тот не мог дышать. Это стандартная проверка, которая всегда делается при рождении, потому что вы должны уделять особое внимание младенцам, которые не сопротивляются такой процедуре. Ведь они могут задохнуться, если одеяло случайно перекроет им поступление необходимого количества воздуха. Фридман выполнял эту процедуру в первый час жизни младенцев, чтобы они не имели возможности чему-то научиться. Возможно, они учились чему-то еще в утробе матери, но не непосредственно от окружавших их людей.
Дети навахо проявляли наименее заметную реакцию; они не предпринимали активных действий. Японские дети прикладывали больше усилий для того, чтобы освободиться. Но еще активнее вели себя дети белых американцев. Мое мнение о человеческих существах заключается в том, что, хотя все мы одинаковые, мы все одновременно очень разные. Мы различаемся и тем, что мы наследуем, и тем, чему мы учимся. В этом, разумеется, заключается одно из главных положений теории Дарвина — для того, чтобы происходил естественный отбор, мы должны иметь собственные отличия. В зависимости от особенностей ситуации то или иное отличие окажется наиболее полезным для выживания в данных условиях.
В области изучения эмоций я стал известен благодаря моей работе, предоставившей доказательства универсальности выражений эмоций на лице. Однако в последние десять лет я занимался исследованием и того, как люди различаются по тому, как они испытывают одни и те же эмоции — не только с точки зрения знания, но и с точки зрения чувствительности к триггеру — и как они проявляют свои реакции.
Далай-лама (через переводчика): Эти различия между детьми навахо, японцев и белых американцев, по-видимому, являются генетическими, так как они заметны уже в первый час после рождения.
Экман: Совершенно верно. Этот эксперимент практически никогда и никем не упоминался вплоть до последнего десятилетия потому что он поддерживал непопулярную в то время идею о важности роли генов в нашем поведении. Наука, как и другие стороны нашей жизни, также подвержена влиянию моды.
Давайте рассмотрим следующую ситуацию. Представьте, что вы пришли на почту и встали в очередь к окошку, где продают марки. Стоимость отправки письма недавно была увеличена с 39 до 41 цента. У вас есть несколько марок по 39 центов, и вы хотите купить марки номиналом в 2 цента. Очередь очень длинная. Вдруг незнакомый вам человек начинает расталкивать стоящих в очереди людей и протискивается к окошку прямо перед вами. Вы потратили на стояние в очереди много времени, а этот человек нахально пролез без очереди. Мы называем это поведение — «вклинился». Это очень удачное слово, потому что оно звучит так, как будто кто-то оказал на нас физическое воздействие и причинил вам вред. Люди могут реагировать на это событие по-разному. Это будет эмоциональная реакция. Предположим, что этот поступок никому не понравился и вызвал у всех раздражение.
А теперь давайте обратимся к рисунку.
Он взят из отчета о моем исследовании эмоциональных профилей. У человека слева гнев проявляется очень быстро по сравнению с человеком справа, у которого эмоциональное возбуждение происходит постепенно. Человек слева испытывает очень сильный гнев — более сильный, чем человек справа. Гнев человека справа длится недолго и быстро исчезает. Гнев человека слева длится дольше и утихает медленнее. Оба этих человека испытывают гнев, но профили, показывающие, как у них возникает и пропадает эта эмоция, выглядят совершенно по-разному.
Наше исследование предполагает, что интенсивность вашего эмоционального профиля — отображаемая высотой вулкана — будет выглядеть примерно одинаковой для гнева, страха и душевного страдания. Мы также установили, что люди знают о силе своих эмоциональных реакций, но нам пока что неизвестно, понимают ли они другие аспекты своих профилей. Я подозреваю, что большинство людей по крайней мере осознают то, насколько быстро они впадают в гнев. Я подозреваю также, что люди, живущие вместе с конкретным человеком, также знают, насколько быстро он начинает испытывать гнев и какова обычно бывает его интенсивность.
Я полагаю, что человеку, быстро впадающему в гнев, труднее осознать возникновение импульса, предшествующего действию, и, возможно, труднее даже осознать, что он действует под влиянием этой эмоции. Это третье препятствие конструктивному переживанию эмоции: оно связано с наличием эмоционального профиля с быстрым возникновением эмоции и высоким уровнем ее интенсивности (левый профиль на рисунке). Такие люди особенно нуждаются в улучшении способности к осознанию и развитию метавнимания, но это дается им нелегко. Человек, эмоциональный профиль которого показан справа, нуждается в таком улучшении в меньшей степени, и достичь необходимого улучшения ему бывает намного легче.
Мы не знаем, почему формируются такие эмоциональные профили, но, скорее всего, они появляются в результате совместного влияния получаемого опыта и генетических факторов.
Наша цель состоит в том, чтобы помочь людям с эмоциональными профилями, подобными показанным на рисунке слева, стать боле похожими на людей, эмоциональные профили которых показаны справа.
Далай-лама (через переводчика): Если гнев человека нарастает медленнее, то он может медленнее спадать. Предполагает ли это наличие различий в настроении, то есть что разгневанное состояние у такого человека будет длиться дольше? Считается, что вспыльчивые люди легко впадают в сильный гнев, но быстро отходят и что следует остерегаться тех, чей гнев набирает силу медленно, потому что они могут держать камень за пазухой. (Все смеются.)
Экман: Согласно моей теории, эти характеристики независимы друг от друга. Вы можете медленно приходить в эмоциональное состояние, но испытывать очень интенсивную эмоцию, которая будет быстро и полностью пропадать. Возможны самые разные комбинации скорости возникновения, интенсивности, продолжительности и времени успокоения. Во всем этом проявляется отличие одного человека от остальных. Жить рядом с теми людьми (указывает на левую часть рисунка), которые быстро эмоционально возбуждаются и испытывают сильные эмоции, очень трудно. Они в чем-то похожи на служебных собак. Они будут хорошо охранять вас, потому что они реагируют быстро! Но с ними невозможно вести переговоры. (Все смеются.)
Пол Экман
Впервые я заявил о существовании таких профилей двадцать пять лет назад на конференции в Институте психического здоровья, организованной Ричардом Дэвидсоном, но лишь в 1992 году приступил к всестороннему изучению этой темы. Я разработал специальный опросник для составления самоотчетов, в которых люди описывали свои эмоциональные профили, и обнаружил, что ответы людей на вопрос о том, с какой интенсивностью они испытывают конкретные эмоции, позволяли предсказывать и силу сокращения мышц лица, и изменения автономной активности, когда эти люди две недели спустя смотрели короткие фильмы, вызывающие сильные эмоциональные реакции.
Основываясь на результатах этого исследования, я разработал интерактивный онлайновый метод, позволяющий людям оценивать не только силу эмоциональных реакций, но также их скорость длительность и время затухания. Метод составления эмоционального профиля предусматривает оценку человеком себя самого и своего близкого партнера и позволяет увидеть различие между ними и понять, в какой степени люди могут одинаково воспринимать эмоциональные профили друг друга.{20}
Экман: В определенном смысле эту роль может исполнять каждый, но в наше время нам не требуется много служебных собак. Проблема, которую я хочу поднять, заключается в том, как мы трансформируем профиль служебной собаки. Какие упражнения мы можем для этого использовать? Нельзя сказать, что люди не знают, какие эмоции они испытывают. Они это знают. Также нельзя сказать, что они не хотят это изменить. Люди с таким эмоциональным профилем вступают в многочисленные ненужные конфликты с другими людьми и прекрасно это понимают. Вопрос заключается в следующем: действительно ли люди, которые учатся вырабатывать метаосознание, уже имеют профиль, характеризующийся медленным возникновением и умеренной интенсивностью эмоции (профиль, показанный в правой части рисунка), и не по этой ли причине он кажется им таким привлекательным? Что мы можем сделать для людей, у которых эмоция возникает быстро и отличается высокой интенсивностью (профиль в левой части рисунка)?
Далай-лама (через переводчика): Известно немало историй о соперничавших между собой ученых, которые на протяжении всей жизни имели зуб друг на друга. Когда один ученый защищал свою позицию в споре, его оппонент рассматривал это как угрозу нападения. (Джинпа и Далай-лама смеются.)
Экман: Такое происходит слишком часто.
Джинпа: Типичная ситуация в научных кругах.
Экман: В действительности люди получают от этого удовольствие. Удовольствие не от того, что их атакуют, а от возможности контратаковать самим. Это может стать чем-то вроде вредной привычки; они ищут любую возможность, чтобы обменяться оскорблениями.
Далай-лама (через переводчика): В определенном смысле это становится своего рода вредной привычкой для заядлых спорщиков, привыкших участвовать в любых дебатах. Изначально их модель поведения заключается в том, чтобы опровергнуть любое утверждение оппонента. (Все смеются.) Вы должны попытаться это сделать. Существует даже поговорка о том, что искусством полемики овладел тот, кто может превратить отрицательные утверждения оппонента в положительные, а положительные — в отрицательные.
Главная цель дебатов состоит в том, чтобы попытаться уточнить позиции. Когда обе стороны дают точные ответы, они начинают хорошо понимать друг друга. Тогда назначение дебатов оказывается выполненным. Когда защищающийся не может дать точных ответов, его оппонент выкладывает аргументы, указывающие на возможные пути выхода из тупика, чтобы тот мог дать ему точный ответ. Цель этого заключается не в победе в споре. Цель заключается в уточнении истины.
Экман: Совместном уточнении.
Далай-лама: Конечно, совместном.
Экман: А кто оказывается победителем? Или победителей здесь нет?
Далай-лама: Достигается общая победа. Удовлетворены обе стороны. Обе они получили свои выгоды. Главная цель состоит в том, чтобы научить монахов или студентов тому, как правильно вести спор. Если студент способен опровергнуть то, что должно быть на самом деле, то тогда про него говорят: «О, он достаточно подготовлен для того, чтобы понять это».
Геше Доржи Дамдул
Спорам в буддизме посвящено пять основных трактатов: по эпистемологии: по изучению шести высших ступеней великодушия, нравственного поведения, терпения, воодушевленной стойкости, концентрации и мудрости; по умению видеть средний путь, то есть избегать крайностей; по метафизике и по vinaya (этике). Споры, осуществляемые с использованием логики, могут быть исчерпывающими, точными и имеющими решающее значение. Монахи-ученики в крупных тибетских монастырях ежедневно проводят в спорах по пять — семь часов, как утром, так и вечером.
Экман: Еще одно исследование, выполненное мною вместе с Мэттью Райкардом, также имеет отношение к нашей дискуссии. Мэттью появлялся в нашей лаборатории три раза с интервалами примерно в два года. Во время одной сессии мы попросили его принять участие в беседе с двумя разными людьми о реинкарнации, концепция которой не принимается большинством западных интеллектуалов и ученых. Один из выбранных мною людей был по характеру самым добрым из всех известных мне ученых — с ним было очень интересно беседовать, обсуждать самые новаторские идеи. У него не было и намека на ту характеристику, о которой вы говорили: он не получает никакого удовольствия от споров, а тем более от оскорбления оппонента. В то время как он беседовал с Мэттью, мы измеряли физиологические реакции их организмов: артериальное давление, частоту сердечных сокращений, температуру кожи и наблюдали их выражения лица. Разговор протекал живо и был им интересен. Они оба были недовольны мной, когда я сказал им: «Вам пора остановиться». Они хотели продолжать беседу. Они часто улыбались друг другу, и их физиологические параметры указывали на отсутствие возбуждения центральной нервной системы.
Затем я велел Мэттью побеседовать с очень требовательным человеком, это был самый требовательный из преподавателей, которого я мог найти в Беркли. Он был настолько требовательным, что по мере приближения времени назначенной встречи ставил передо мной как перед ученым все новые и новые условия. Наконец я решил, что его участие в эксперименте совершенно невозможно.
Тогда я подыскал ему замену: это тоже был требовательный человек, но более склонный к сотрудничеству. Он беседовал с Мэттью, но обмена улыбками между ними не происходило. С физиологи ческой точки зрения Мэттью оставался очень спокойным, но у его собеседника наблюдались высокая частота сердечных сокращений и высокое артериальное давление. Через пятнадцать минут эти два параметра вернулись в норму и он начал улыбаться, а на прощание сказал: «В нем что-то есть — я не мог воевать с ним».
Роберт Левенсон
В наших исследованиях диадических взаимодействий людей, состоящих в близких отношениях, мы обнаружили, что обсуждение областей разногласий обеспечивает отличные условия для изучения того, как люди выражают и регулируют свои эмоции. Ведь именно благодаря тому, что люди являются социальными существами, они имеют эту глубокую потребность в том, чтобы не позволять своим эмоциям «приходить в неистовство», и в том, чтобы приводить эмоции в соответствии с требованиями ситуации и обеспечения комфортного существования окружающих.
Мы обнаружили, что супружеские пары, способные поддерживать психологическое спокойствие при обсуждении проблем в своих взаимоотношениях, с большей вероятностью были довольны своим браком и дольше продолжали совместную жизнь. Часто в семейных парах один из супругов принимает на себя роль «термостата», отслеживающего температуру взаимодействий и выполняющего в случае необходимости корректирующие действия. Эти корректировки могут принимать форму помощи супругу или супруге в регулировании своих эмоций (обычно именно женщина берет на себя роль термостата в отношениях представителей разных полов) и оставаться в зоне эмоционального комфорта там, где проблемы могут обсуждаться продуктивно без чрезмерной горячности (интенсивности) или холодности (отстраненности).
В этих взаимодействиях Мэттью играл роль термостата. Даже имея дело с очень враждебно настроенным и требовательным партнером, он оказывал на него успокаивающее воздействие, что позволяло продолжать дискуссию в конструктивном ключе.
(Роберт Левенсон является профессором психологии в Калифорнийском университете (Беркли) и директором Института исследований личности и общества.)
Экман: Что вы скажете по этому поводу? Может ли оказаться, что когда вы встречаете человека с хорошо развитой эмоциональной уравновешенностью, — а у Мэттью с эмоциональной уравновешенностью все в порядке, — вы чувствуете в нем много человеческой доброты? Вы понимаете, что встретились с человеком, не похожим на всех тех, с кем вы встречались прежде, и что этот человек оказывает на вас успокаивающее влияние. Как вы можете это объяснить?
Далай-лама (через переводчика): Одно из возможных, но далеко не полных объяснений заключается в том, что здесь используется расхожее клише. В буддистской традиции также существует понимание — фактически речь идет о качестве, приписываемом самому Будде, — того, что без использования оружия или инструментов власти, одной лишь силой любви и доброты он был способен подчинять себе своих врагов. Любовь и доброта, а также сострадание обладают естественной способностью обезоруживать и смягчать людей. Кое-что зависит также от фактического содержания беседы и от ее темы.
В начале 1970-х годов в Британии жил джентльмен по имени Феликс Грин. Он был одним из немногих представителей западной цивилизации, сумевших посетить Тибет и Китай, причем Китай даже несколько раз.
Джинпа: Грин отснял много фильмов о Тибете. Он был другом Чжоу Эньлая — тогдашнего премьер-министра Китая. Он был убежден, что жизнь в Тибете при коммунистах была замечательной, что тибетцы были счастливы и что все было прекрасно. Он захотел приехать к Его Святейшеству и показать ему свои фильмы. Прежде чем встретиться с Его Святейшеством, он был принят представителями тибетского правительства. Они предупредили Его Святейшество о том, что этот человек разделял взгляды коммунистов на тибетский вопрос, обладал ограниченными знаниями и владел лишь односторонней информацией о ситуации в Тибете. «Будьте осторожны. Он очень опасен», — без устали повторяли они. Его Святейшество встречался с ним в течение трех дней. Они беседовали и смотрели отснятые пленки, и к моменту расставания Грин стал совершенно другим человеком!
Его Святейшество объяснил эту метаморфозу действием силы правды. Грин имел укоренившиеся предубеждения, собственное восприятие ситуации, но когда он узнал фактическое положение дел, то это знание его изменило.
Далай-лама: Итак, правда также, по-видимому, имеет большое значение.
Экман: Если бы я должен был применить это знание к описанной мной ситуации, то я сказал бы, что при первом взаимодействии Мэттью с добрым собеседником этот человек не изменил состояние его психики, но у них было немного времени для беседы.
Другим показателем, различия людей, является их способность к изменению убеждений. Есть фанатичные, одержимые люди, которые всеми силам противодействуют изменениям.
Далай-лама: Это так.
Экман: Сейчас я прочту отрывок из вашей книги «Вселенная в одном атоме»: «Ключевой особенностью этих психических состояний является вызываемые ими расстройство и потеря самоконтроля. Когда они возникают, мы начинаем утрачивать способность действовать в соответствии с нашими устремлениями и становимся заложниками нашего нарушенного образа мыслей. С учетом того, что эти огорчения глубоко уходят корнями в наши эгоцентричные связи с другими людьми и с миром в целом, когда они возникают, наш взгляд на мир становится более узким».{21}
Далай-лама (через переводчика): Чем выше вырабатываемая вами способность проявлять внимание, тем лучше вы сможете наблюдать и понимать это свойство.
Экман: Да.
Далай-лама (через переводчика): В практике буддистской медитации основным методом выработки такого понимания является развитие осознанности. Вторым методом, который считается более подходящим для развития способности к такому мониторингу, является постоянное применение осведомленности в фактических процессах размышления, просто путем наблюдения за вашей психикой и за вашими мыслями, когда они возникают, и понимания того, что происходит в настоящем.
Экман: Позвольте мне удостовериться в том, что я правильно понял различие. Один метод имеет дело с нашим знанием. Знание состоит в понимании того, что вы должны фокусироваться на действии. а не на том, кто это действие совершает. Знание будет состоять в том, что если вы вместо удаления препятствия попытаетесь наказать человека за создание этого препятствия, то это будет опасно и для вас, и для другого человека. И это все знание. Теперь многие люди не имеют этого знания. Нам гораздо легче научить знанию, чем научить второй практике, которая вырабатывает умение осознавать моментальный опыт.
Далай-лама (через переводчика): Верно. Подобным образом можно учить знанию о пользе сострадания.
Экман: Знанию можно научить. Но усвоить навык наблюдения за осведомленностью — навык нахождения в текущем моменте, навык осознания искры до возникновения пламени — непросто. Вам нужно и то и другое. Вам требуется знание, и вам требуется навык. Знание вы можете получить просто из книги.[11] Но навык нельзя получить из книги — вы должны практиковаться снова и снова. Это два разных, но взаимосвязанных понятия, и оба они крайне важны для сбалансированной жизни.
Далай-лама (через переводчика): Совершенно верно. В современной буддистской литературе термин «осознанность» используется немного иначе. В тибетской традиции он означает осознанность того знания, а не мониторинг осведомленности.
Экман: Только знания?
Далай-лама (через переводчика): На санскрите для этого используется слово sati, а в тибетском языке — drenpa, что буквально означает «памятование». Осознанность привносит в настоящее осведомленность о тех вещах, которым вы уже научились.
Экман: Но, чтобы действовать таким образом, вы должны иметь способность к самонаблюдению, обладать метасознанием, Вам необходимо знать о настоящем. Какой термин используется для обозначения выработки этого навыка?
Джинна: Это то, что Алан Уоллес называет метавниманием, или наблюдающей осведомленностью.
Алан Уоллес
Хотя осознанность, или памятование (sati), зачастую отождествляется с обычным вниманием [что неверно], на самом деле обычное внимание соответствует используемому в языке пали термину manasikara — «внимание», или «ментальная вовлеченность». Под ним понимаются начальные доли секунды, в течение которых человек обращает внимание на объект прежде, чем он начинает его узнавать, идентифицировать и концептуализировать, но в буддистских трактатах это не рассматривается как полезный психический фактор. Manasikara этически нейтральна. С другой стороны, основное значение sati — это памятование, отсутствие забывания. Оно включает в себя ретроспективную память о прошлом, перспективное запоминание того, что надо сделать в будущем, и воспоминание, сосредоточенное на настоящем, — в смысле сохранения неослабного внимания к окружающей действительности. Противоположностью осознанности, или памятованию, является забывание, поэтому памятование, применяемое, к примеру, к дыханию, подразумевает непрерывное, неослабное внимание к процессам вдоха-выдоха. Памятование может использоваться для поддержания обычного внимания (manasikara), но традиционные буддистские источники никогда не отождествляли памятование с таким вниманием.
Когда памятование приравнивается к «обычному вниманию», это легко может привести к неверному представлению о том, что развитие памятования не имеет ничего общего с этикой или с развитием здоровых состояний психики и ослаблением нездоровых. Нет ничего более далекого от истины. Там, где памятование причисляется к здоровым психическим факторам, оно представляется не как обычное внимание, а как психический фактор, который четко отделяет здоровые психические состояния от нездоровых и здоровое поведение от нездорового. Оно используется для поддержки здоровых состояний и противодействия нездоровым.
Развитие обычного внимания полезно во многих отношениях, и мы наблюдаем рост числа исследований, посвященных его благотворному влиянию на лечение психологических и физиологических расстройств. Но было бы неправильно уравнивать обычное внимание и памятование, и еще более серьезной ошибкой было бы полагать, что все это имеет отношение к vipassana (направленная на понимание сущности вещей медитация, разработанная для эмпирического осознания ключевых характеристик реальности; освобождает психику от аффликтивных тенденций). Если бы это было так, то все буддистские учения об этике, samadhi (прочное, устойчивое внимание и медитативные практики, предназначенные для развития навыков поддержания внимания) и мудрости оказались бы ненужными. Слишком часто люди, наивно полагающие, что обычное внимание — это все, что есть в медитации, отвергают все остальное в буддизме как «болтовню» и «идолопоклонство». В результате отбрасываются основные идеи учения, а не собственные предубеждения. <…>
Чистое памятование как спокойная, нереактивная осведомленность о медитативной цели индивида играет ключевую роль в практике shamatha, которая смягчает остроту таких аффликтивных состояний. как страстное желание, антипатия, уныние, тревога и сомнение. Обычное внимание — это несовершенная практика, но само по себе оно может быть полезным, хотя и в очень ограниченных пределах.
(Доктор философии Алан Уоллес, давно принявший сан буддистского монаха, является директором и основателем некоммерческого Института изучения сознания (Санта-Барбара) и автором многих книг по буддизму)
Экман: Я хочу поднять технический вопрос. Вы каждый день подолгу сидите и концентрируете свое внимание на том, как при дыхании воздух проходит через ваш нос в одном и другом направлении, — почему это должно помочь вам иметь дело с вашими эмоциями в реальном мире?
Я признаю, что так оно и есть на самом деле. В 2006 году я провел семь дней в психиатрической лечебнице, где прошел специальный курс занятий под руководством Джозефа Голдштейна и Шарон Зальцберг. Ежедневно в течение восьми часов я должен был сидеть и концентрировать свое внимание на дыхании. Это было трудно. Очень трудно. (Далай-лама и Джинпа сочувственно смеются.) Я также занимался медитацией во время прогулок, что не так тяжело, но все равно непросто, и медитацией во время еды.[12] Каждое из этих медитативных упражнений имеет общую направленность, заключающуюся в том, что вы фокусируете сознание на том, на чем у нас нет потребности фокусировать его в повседневной жизни.
В детском возрасте вы должны были научиться пользоваться вилкой. После того как вы этому научились, вы больше никогда не думаете о том, как подцепить вилкой кусочек пищи и поднести его ко рту. Вы никогда не промахнетесь, и пища обязательно попадет вам в рот. Вы совершенно об этом не думаете! То же самое происходит и при ходьбе. Исключением может быть случай, когда вы идете по булыжной мостовой или внезапно спотыкаетесь и затем начинаете думать о каждом следующем шаге. О дыхании мы не думаем никогда. Что мы делаем во время таких медитативных сеансов, так это вырабатываем навык, который в определенном смысле нам просто не нужен. Очень трудно сфокусировать внимание на дыхании, потому что оно осуществляется автоматически. Такими нас сделала природа, и поэтому концентрация внимания на дыхании для нашего существования не нужна. Но это вспомогательный навык, и если мы научимся это делать, то тогда мы приобретем способность автоматически осуществлять мониторинг наших психических процессов, а это значит, что мы будем создавать новые нейронные связи для мониторинга того, что происходит без участки нашего сознания.
Если вы создаете эти новые связи, которые совершенно не нужны для дыхания, ходьбы и приема пищи, то это позволит вам наблюдать автоматическую природу эмоций. Если вы выработаете в себе умение фокусироваться на своем дыхании в течение все более и более продолжительных периодов времени, то тогда сам этот выработанный вами навык принесет пользу вашим эмоциям, потому что ваши эмоции также возникают автоматически. Я уже высказывал это предположение, но никто не отреагировал на него, так что я не знаю, имеет ли оно значение для людей западной культуры. Я хотел бы узнать, что вы думаете об этой идее. Имеет ли она смысл с точки зрения объяснения того, почему фокусирование внимания на дыхании помогает увеличить временной интервал между импульсом и действием?
Клиффорд Сейрон
Мы еще не знаем, каким образом это качество заботливого внимания к дыханию и другим аспектам физического поведения должно обеспечить большую осведомленность о начинающейся эмоциональной реакции. Но мы знаем, что точный сенсомоторный навык не обязательно распространяется на другие нетренированные действия. Однако одна из главных инструкций по медитации, направленной на развитие осознанности, состоит в том, чтобы вырабатывать осведомленность о намерении, — пытаясь уловить этот момент прежде, чем вы дотронетесь до стакана, сделаете следующий вдох или следующий шаг. Получение осведомленности о намерении учит человека улавливать краткие мгновения опыта по мере того, как они преобразуются в сложное поведение.
Оказывается, что субкомпоненты сложных поведений, включая курс действий, который может привести к деструктивному поведению, состоят из дополнительных последовательностей намерений. Наличие развитого навыка «внимания к вниманию» означает появление большего числа возможностей для того, чтобы разорвать цепочку событий, ведущих к вредным действиям. Подобным образом развитие метакогнитивного осознания (внимания к качеству внимания) во время сеанса медитации вносит значительный вклад в общую способность обнаруживать поток эмоциональных состояний «без подушки». Это порождает тип дружественного знания о себе самом, которое сохраняется во время сильной эмоции и само по себе может смягчить проявление деструктивных действий. Нейронная основа для такого навыка будет представлена, подобно обучениям всех типов, в виде изменений в схемах связей в мозгу, но какие именно области мозга оказываются задействованными, пока еще неизвестно; не исключено, что они будут разными у разных индивидов.
(Клиффорд Сейрон работает исследователем в Центре изучения психики и мозга при Калифорнийском университете Дэвис. Занимается изучением влияния на человека трехмесячного обучения медитации.)
Далай-лама (через переводчика): Идея, лежащая в основе медитации, направленной на развитие осознанности, и использование этой медитации на ежедневной основе, в особенности применительно к тому, что в буддистской терминологии называется повседневной деятельностью — прогулкам, приему пищи и т. п., — заключается в сохранении остроты вашей осознанности с тем, чтобы ваша осознанность всегда была наготове. Именно развитый навык поддержания осознанности получает затем свое применение.
(Переходя на английский.) Когда ваши мысли сосредоточены на каком-то вопросе, это может вызвать возбуждение вашей психики, то есть ее расстройство. В такие моменты следует забыть обо всем и думать только о дыхании: сначала вдох, потом выдох: подсчитывайте число таких циклов — первый вдох-выдох, второй, третий, четвертый, пятый и так до двадцатого. Именно так рекомендуется себя вести. После этого ваши тревожные мысли ослабят свое давление.
Экман: Вы придете в более спокойное состояние.
Далай-лама: Да. Так мы поступаем, когда мы перегружены работой. Отдых и успокоение для психики. Это кратковременный метод — он не приводит к реальному изменению вашей психики. Проблемы здесь по-прежнему остаются. Теперь нужно выработать сострадание, которое действительно имеет отношение к базовым проблемам. Это только временный метод. Смягчение или забывание всего того, что вам не нравится, отклонений или расстройств вашей психики. После этого психика успокаивается.
Экман: Это очень полезно.
Далай-лама: Бирманские и тайские буддисты имеют долгую традицию применения этой практики. Это фактически начало или один метод тренировки осознанности. В течение этого периода сдерживайте себя и концентрируйтесь на дыхании: вдох, выдох, вдох, выдох. Это один из способов повышения осознанности. Вы сами видели буддийских монахов и знаете о буддийских традициях: ходить, ходить целый день.
Экман: Да.
Далай-лама: Осознанность, вырабатываемая во время прогулок. Правая нога, левая нога. Попробуйте это. Или прием пищи. Да? Это тоже осознанность. Эти практические методы изменения вашей осознанности.[13]
(Через переводчика.) В руководствах по медитации осознанность, сконцентрированная на дыхании, называется одним из самых эффективных противоядий рассеянию мыслей, при котором ваш разум блуждает непонятно где. Считается, что при таком отсутствии концентрации мыслей медитация, основанная на осознанности дыхания, оказывается очень полезной.
Однако мы должны провести различие между медитацией, основанной на осознанности дыхания, и более совершенной медитацией, используемой йогами, с целью манипулирования некоторыми видами энергии. Это две разные вещи. Здесь мы говорим о простой осознанности, сконцентрированной на дыхании. Другая, более сложная разновидность медитации, не сконцентрированной на дыхании, может вызывать психологические эффекты.
Маргарет Каллен
Осознанность становится все более популярным термином на Западе благодаря влиянию нескольких известных авторов книг и преподавателей медитации, таких как Тих Нхат Хан, Джон Кабат-Дзин и Джек Корнфилд. Тих Нхат Хан, всемирно известный вьетнамский теоретик учения дзен, поэт и борец за мир, определяет осознанность как «чудо, способное в одно мгновение призвать обратно наш рассеянный разум и восстановить его в целостности, благодаря чему мы сможем полноценно проживать каждую минуту нашей жизни».{22} Джон Кабат-Дзин, автор книг и разработчик основанной на использовании осознанности методики снижения стресса, которую во всем мире применяют в таких разных областях. как медицина, образование и бизнес, писал: «Осознанность может рассматриваться как длящаяся от одного момента к другому не основанная на рассуждениях осведомленность, вырабатываемая благодаря направлению внимания особым образом, то есть на текущий момент с максимально возможной нереактивностью и открытостью сердца».{23} Джек Корнфилд, соучредитель двух медитативных центров, в методиках которых активно используется концепция осознанности, описывал осознанность как «врожденную человеческую способность сознательно направлять все свое внимание туда, где мы есть, на наш фактический опыт, и учиться на нем».{24} Ньянапоника Тера. буддистский монах, преподаватель и ученый, живший в середине прошлого века, написал книгу, в которой назвал осознанность душой буддистской медитации.{25} Все эти определения обращаются к качеству разума или способу существования. который не только осознает настоящее, но и считается здоровым до тех пор, пока он характеризуется «открытостью сердца» восстанавливает целостностью и разрешает научение.
Традиционно слово sati переводилось с языка пали как «осознанность», но, согласно Алану Уоллесу, корневое значение sati соответствует термину «памятование».{26} В теравада абхидхамма (буддистская психология) sati четко определяется как один из девятнадцати «прекрасных» психических факторов, функцией которого является «отсутствие неразберихи или забывчивости».{27} В тексте проповеди будды sati определяется как «тип внимательности, которая является доброй, искусной или правильной».{28} и может быть укороченным вариантом satipatthana, которая обычно переводится как установление sati, но имеет также отношение к завершенной методологии, которая обеспечивает это установление.{29} Бикху Бодхи, буддийский монах, ученый и ученик Ньянапоника Тера, пишет: «В английском языке нет слова, которое точно передает то. что понимается под sati, когда оно используется применительно к практике медитации».{30} Таким образом, имеется по меньшей мере три контекста, в которых sati используется немного по-разному, хотя на английский язык везде переводится одинаково как «осознанность».
Многие современные преподаватели буддизма используют термин «осознанность» в более широком значении, чем просто «памятование» или «отсутствие неразберихи». Согласно Джону Данну, специалисту по буддизму из Университета Эрмори. составляющие осознанности, когда она истолковывается более широко, могут включать не только sati, но также sampajanna (ясное понимание) и appamada (заботливость). Ясное понимание включает и способность воспринимать феномены без влияния искажающих их психических состояний (таких, как настроения и эмоции), и метакогнитивную способность наблюдать за качеством внимания. Заботливость в этом контексте может пониматься как использование во время медитации того, что удалось узнать в прошлом о том. какие мысли, решения и действия приводили к счастью, а какие — к страданию.
Хотя контексты и интерпретации этих терминов могут меняться, ученые и преподаватели медитации, вероятно, согласятся с тем. что факторы sati, sampajanna и appamada являются основополагающими для развития психики. К тому же по мере того, как буддистские и светские программы развития осознанности все больше распространяются на Западе, это более широкое применение понятия осознанности становится культурно значимым и доступным термином-«зонтиком» для большого числа практиков, не искушенных в тонкостях перевода с санскрита или пали.
(Маргарет Каллен является лицензированным семейным терапевтом и имеет диплом, позволяющий ей вести занятия по программе снижения стресса на основе использования осознанности (MBSR). В 2004 году она вместе с Аланом Уоллесом участвовала в разработке и реализации учебного плана для исследовательского проекта Достижение эмоциональной уравновешенности)
Экман: Хорошая иллюстрация того, насколько все это сложно. Позвольте мне дополнить сказанное вами результатами из второй области моих исследований. Помимо изучения эмоций я а течение многих лет изучал, как люди могут лгать.{31} Один из обнаруженных мною признаков лжи имеет отношение к нашей дискуссии об эмоциях. Когда человек в первый раз собирается сказать неправду о чем-то, имеющем большое значение для другого человека, он думает: «Следует ли мне это делать? Или не следует? Не уличат ли меня во лжи? Есть ли у меня другой способ действий?» Но, после того как он солжет и добьется своей цели, в следующий раз он уже не предается тягостным размышлениям. Он просто не колеблясь говорит неправду. Это входит у него в привычку. Под привычкой мы понимаем действие, которое выполняется автоматически и не требует взвешивания всех за и против каждого из вариантов выбора. Мы не могли бы жить без привычек, так как они позволяют нам делать многие вещи без размышлений. Однако, отказываясь от размышлений, мы можем создать себе много неприятностей.
В случае эмоций все оказывается еще хуже, потому что здесь мы вообще никогда не думаем. Все начинается без размышлений. Поэтому мы должны учиться осознавать и рассматривать свои действия, когда мы находимся в эмоциональном состоянии. С точки зрения навыка осознания опыта, получаемого от одного эмоционального момента к другому, один из самых интересных результатов в ходе нашего обследования Мэттью Райкарда мы получили тогда, когда попросили его использовать джойстик для регистрации его чувств, которые он испытывал при просмотре фильма, вызывающего различные эмоции. Чем более неприятными были чувства, которые испытывал Мэттью, тем дальше он сдвигал джойстик влево, а чем приятнее были испытываемые им чувства, тем дальше он сдвигал джойстик вправо. Во время просмотра фильма Мэттью непрерывно перемещал джойстик. Выполняемые перемещения джойстика были связаны у Мэттью с более заметными изменениями артериального давления, чем у большинства других людей. Мой друг и коллега Ричард Дэвидсон наблюдал тот же результат при измерении других физиологических параметров. Это была впечатляющая демонстрация.{32}
Проблема заключалась в том, что я не знал Мэттью тридцать лет назад, когда он еще не освоил буддистские методики, а нам нужно было выяснить, всегда ли он был таким или же наблюдавшийся результат был следствием занятий медитацией. Недавно я встретился с его матерью и спросил ее, каким был Мэттью в юности, прежде чем он стал монахом. Она сказала, что ее сын был очень обидчивым. Мэттью, услышавший ее слова, сказал: «Я был типичным парижским студентом. Слово счастье значило для меня немного Я имел определенное чувство, для углубления которого имелся какой-то потенциал, но я не имел понятия, что это было за чувство и как его следовало развивать. Теперь, оглядываясь назад, я испытываю твердую уверенность в том, что любой прогресс, которого я, возможно, добился, является следствием того, что я провел многие годы в обществе выдающихся духовных учителей. которые служили живыми примерами использования выработанной ими практики для наилучшего развития моих ограниченных способностей».
Далай-лама (через переводчика): Каков был промежуток времени между двумя разными состояниями, наблюдавшимися в ходе эксперимента?
Экман: Коротким, очень коротким. По мере того как он перемещал джойстик, его артериальное давление изменялось соответствующим образом. Мы не думаем, что он знал о своем артериальном давлении просто потому, что он так осознавал испытываемые им в данный момент эмоции. Он делал это в то время, как смотрел фильм, который мы выбрали потому, что этот фильм вызывал эмоции.
После завершения сеанса мы спросили зрителей: «Что вы чувствовали, когда смотрели фильм?» Большинство ответили: «Огорчение». Тогда мы просили рассказать об этом подробнее. «Я испытывал тяжелое чувство, потому что этот человек выглядел очень несчастным». — «Может быть, вы расскажете что-нибудь еще?» — «Нет, это все». Когда же мы обратились с той же просьбой к Мэттью, он произнес около восьми сотен слов, с помощью которых он последовательно описал все испытанные им чувства. Это также очень порадовало бы Франсиско Варела.
Роберт Левенсон
Вопрос о том насколько сильными являются взаимозависимости автономных, субъективных и бихевиоральных аспектов эмоции, имеет долгую историю в теории эмоций и практике их исследования. Я писал об эмоциях, используя аналогию с хореографом, который упорядочивает эти обычно независимые системы. заставляя их «танцевать» вместе, даже если и на короткое время. ради достижения важных целей. Имеется родственный вопрос о том, насколько мы осведомлены о наших внутренних ощущениях, например о пульсирующем движении крови по нашим артериям и венам. Многие классические теории эмоций (как и более новые, возникшие на основе достижений современной нейронауки) подчеркивают важность той роли, которую играет осознание наших внутренних процессов в формировании наших эмоций. Эмоции Мэттью вполне могут быть более прочно согласованы, а его осведомленность о внутренних процессах может быть более глубокой, чем у большинства людей. В настоящее время, вдохновленные результатами нашей работы с Мэттью, я и мои студенты приступили к изучению этих проблем в группе опытных практиков медитации, результаты обследования которых сравниваются с результатами, полученными у танцоров (которые, возможно, получают более высокую осведомленность о своем внутреннем физическом состоянии каким-то другим путем) и у членов контрольной группы.
(Роберт Левенсон принимал участие в исследовании эмоциональных реакций Мэттью Райкарда.)
Экман: Я хотел бы вернуться к одной более ранней теме, чтобы глубже исследовать причины, по которым люди часто могут реагировать на свернутый кольцами канат так, как если бы он был змеей.
С дарвиновской точки зрения, те, кто реагируют на свернутый канат так, как если бы он был змеей, с большей вероятностью могли выжить в борьбе за существование и оставить больше потомков в будущих поколениях, чем те, кто реагировали на змею, как на свернутый канат.
Далай-лама (через переводчика): По-видимому, чем больше подозрительности вы проявляете, тем успешнее ваша практика выживания. (Сердечно смеется вместе с Джинпой.)
Экман: Совершенно верно! В определенном смысле это означает, что в результате нашей эволюционной истории мы приобретаем склонность реагировать так, как будто для нас имеется опасность, поскольку мы чаще видим змей, чем свернутые канаты. Когда вы думаете, что канат является змеей, это ложный позитив, потому что змеи на самом деле нет. Однако вы отреагировали и отскочили в сторону. Когда вы реагируете на змею так, как если бы она была свернутым канатом, то это называется ложным негативом. Это не канат, это змея, и вы должны отскочить. Но змея вас укусила или могла бы укусить. Человеческая история выработала у нас склонность к таким ложным позитивам; она выработала у нас готовность видеть опасность там, где ее нет, и механизм мгновенного реагирования на угрозы, на опасности без каких-либо размышлений.
Далай-лама (через переводчика): Подозрения и сомнения усваиваются или они являются составляющими базовой эмоции?
Экман: Подозрение и сомнение являются более сложными, чем гиперчувствительность и быстрая реакция, особенно на опасности и угрозы. Они могли быть очень полезными, когда в местах, где жили люди, бродили леопарды, львы и гепарды, когда внезапно могла возникнуть угроза жизни, и на нее надо было реагировать немедленно. Большинство из нас больше не испытывают таких угроз.
Далай-лама (через переводчика): Может ли страх рассматриваться как усвоенная эмоция?
Экман: Страх задан биологически; стремление избежать воспринимаемых угроз широко распространено в животном мире. Как упоминалось ранее, я предположил, что некоторые угрозы — попадающий в ваше зрительное поле быстро приближающийся к вам объект, который столкнется с вами, если вы не свернете в сторону, или внезапное прекращение действия силы тяжести — являются врожденными триггерами, воспринимаемыми как угрозы, без обучения. Но большинство имеющихся у нас страхов были усвоены нами в результате правильной или неправильной оценки опасностей, с которыми мы сталкивались в нашем окружении.
Далай-лама: Я думаю, что маленькие дети намного менее подозрительны. Они не задумываются о происхождении сигналов или о других подобных вещах или о ситуации в семье.
Джинпа: Или о расовых различиях.
Далай-лама: А потом мы становимся взрослыми. (Через переводчика.) Когда наши представления о мире расширяются, мы начинаем задавать вопросы. Кто этот человек? Откуда он приехал? Каковы его религиозные убеждения? Каково его этническое про исхождение? Можно ли ему доверять или к нему следует относиться с подозрением?
Экман: И снова, как я полагаю, нам следует признать, что индивиды имеют различия в таких установках. Одни люди доверчивы как Кандид, и даже легковерны, а другие очень подозрительны, В одной из моих книг я написал, что мы имеем выбор в отношении того, какой риск мы хотим на себя принять. Если мы подозрительны, то мы рискуем не поверить правдивому человеку, а если мы доверчивы, то мы рискуем оказаться обманутыми. Я уверен, что семейные и дружеские отношения следует основывать на доверии.
Далай-лама (через переводчика): Это все обусловлено особенностями среды, в которой вы выросли?
Экман: Возможно, это обусловлено и влиянием среды, и влиянием генов.
Экман: Я впервые объяснял концепцию периода невосприимчивости во время нашей первой встречи в 2000 году, а затем я развил ее дальше и изложил в своей книге «Психология эмоций».{33}
Когда эмоция приводится в действие, то возникает набор импульсов, которые преобразуются в мысли, действия, слова и движения тела. Как только возникает эмоциональное поведение, начинается период невосприимчивости, во время которого мы не только не осуществляем мониторинг, но и не можем заново обдумывать происходящее. Мы не можем воспринимать в окружающем мире ничего, что не согласуется с эмоцией, которую мы испытываем. Мы не можем получить доступа к имеющемуся у нас знанию, не подтверждающему нашу эмоцию. Эта концепция показалась мне очень похожей на ту, о которой вы писали в своей книге «Вселенная в одном атоме».
Как мы сокращаем период невосприимчивости? Я говорю сейчас не об интервале между импульсом и действием, а о периоде, который наступает после начала эмоционального действия, когда из всей имеющейся у нас информации, доступной нам, оказывается только та, которая поддерживает эмоцию. Как мы сокращаем период невосприимчивости, чтобы в соответствии с буддийской терминологией человек не продолжал быть обманутым?
После того как эмоциональный эпизод завершается, человек может задуматься о том, почему этот эпизод возник, особенно если он сожалеет о том, что сказал или сделал во время этого эпизода. Такие размышления постфактум способны обеспечить основу для обучения тому, как правильнее реагировать или как избегать таких ситуаций в будущем. Когда мы встречались с вами прошлый раз, вы использовали образовательную метафору и говорили, что это соответствует уровню детского сада. Следующий этап — возможно, соответствующий средней школе — достигается тогда, когда период невосприимчивости заканчивается во время эмоционального эпизода, и человек может затем заново рассмотреть ситуацию и, возможно, изменить свое поведение. Уровень, условно говоря, доктора наук предусматривает осознание импульса до того, как происходит действие, и рассмотрение вопроса о том, следует ли предпринимать действие и если да, то как. Человек видит импульс до совершения действия. Правильно?
Далай-лама: Правильно.
Экман: Для перевода этого умения на следующий уровень, назовем его уровнем академика, нам, по-видимому, нужно достичь состояния, в котором человек даже не испытывает импульса к действию, приносящему вред.
Далай-лама (через переводчика): Да, в случае уровня детского сада эпизод уже произошел. Человек, возможно, выразил его в своем действии. Но сам факт осознания деструктивности произошедшего поможет предотвращать подобные инциденты в будущем. Это полезно само по себе. Что же касается самого эпизода, то он уже произошел. Действие, приносящее вред, уже совершено.
Экман: Мой опыт психотерапевта и пациента психотерапевтических кабинетов помог мне научиться понимать задним числом, почему я поступал таким образом, о котором мне потом пришлось сожалеть, но он не помог мне прекращать подобное поведение, когда я сталкивался со сходными провокациями.
Имеются свидетельства того, что дети и подростки могут преодолевать ранние проблемы, особенно связанные с негативным опытом общения с родителями, благодаря последующим здоровым отношениям со сверстниками. Большинство таких результатов был получены при наблюдении не за людьми, а за животными Однако они все равно хорошо согласуются с результатами исследований, выполненных в 1950-х годах психоаналитиком Гарри Стеком Салливаном, который писал о том, как прочная дружба в детстве может исправить многие искажения в развитии личности, возникшие в первые годы жизни.{34} О чем они говорят, так это о целительной силе нежных и заботливых отношений, которые в определенной степени бросают вызов отношениям, которые были у ребенка в прошлом.
Вероятно, не каждый поддается таким изменениям. Есть люди, которые абсолютно неподатливы для любых агентов изменения, которые хотят продолжать вести несчастную жизнь и делать несчастными других. Но их, по-видимому, намного меньше, чем тех, кто поддается оказываемым на них воздействиям.
Я думаю об эмоциях как о чем-то, что напоминает мне ловушку для ловли рыбы: поддаться эмоциям так же легко, как рыбе попасть в ловушку, но когда рыба туда попадает, ей очень трудно выплыть наружу. Нам очень легко усвоить новые эмоциональные триггеры или новые способы реагирования при нахождении в состоянии эмоционального возбуждения. Причем, как только мы усваиваем новый триггер эмоции, он начинает действовать автоматически, как если бы он был врожденным. Избавиться от триггеров очень трудно, если вообще возможно.
Очень часто можно услышать такую жалобу: «Ну почему я так расстроился из-за этого? Из-за этого не стоило так расстраиваться». Но затем человек расстраивается по тому же поводу снова и снова. Не все, что приводит в действие наши эмоции, является врожденным — вовсе нет. Очень и очень многое нами усваивается, но усваивается на том фундаменте, который мы наследуем.
Джинпа: Ваша идея заключается в том, что мы учимся реагировать определенным эмоциональным образом на конкретный триггер.
Экман: Да. И, когда мы его усваиваем, его становится трудно забыть.
Далай-лама (через переводчика): Одна из основных идей состоит в том, что обычно большинство людей не думают о деструктивности многих эмоций. Я имею в виду то, что осведомленность об этом просто отсутствует. В какой-то мере это происходит потому, что эмоции являются естественной составляющей каждого человека. В общем случае точка зрения общества состоит в том, что только именно эмоциональные проявления в убийстве, изнасиловании или воровстве считаются очень деструктивными. Лишь совсем немного размышлений уделяется базовым психическим состояниям, мотивирующим эти преступления; отчасти это происходит потому, что такие состояния являются врожденной, естественной составляющей человеческой психики. Если человек усвоил — под влиянием культурных или иных факторов, — что такие эмоции могут быть деструктивными и приводить к нежелательным последствиям, то он будет иметь другую установку и проявлять другую реакцию. Например, в тибетском обществе детей с самого раннего возраста учат тому, что недопустимо причинять вред любым живым существам, включая мелких насекомых. Они усваивают эту идею под влиянием тибетской культуры с самых ранних лет, поэтому она естественным образом проявляется в их повседневном поведении. Они немедленно противятся всякому причинению вреда.
Экман: На Западе, а также в Японии (Китая я совершенно не знаю) очень популярны книги по самосовершенствованию, и это говорит о широко распространенном желании людей изменить свою эмоциональную жизнь к лучшему. Разумеется, не каждый хочет это делать, подобное стремление чаще наблюдается у женщин, чем у мужчин. Но они хотят получить помощь в улучшении их личной эмоциональной жизни. Я не могу с точностью сказать, когда возникла эта тенденция, но очевидно, что свое начало она берет в двадцатом веке и теперь на нее работают целые отрасли экономики. Люди, которые хотят быть стройными, одну за другой читают книги о способах снижения веса, в то время как другие читают книги о внутреннем самосовершенствовании, пытаясь достичь более совершенной эмоциональной уравновешенности.
Далай-лама (через переводчика): Это верно. Это очень верно. Очевидно, что растет осознание важности понимания собственных эмоций, того, как они возникают и как ими можно управлять.
Если вы посмотрите на современное общество, то увидите, что идея, лежащая в основе установления правовой системы представлений, о правильном и неправильном, законном и незаконном, основывается на физических действиях. Подобным образом и в буддистском контексте монастырская дисциплина имеет дело с физическими и вербальными действиями, в то время как этика бодисатвы имеет отношение главным образом к основополагающим психическим состояниям, а не к конкретным действиям как таковым.{35}
Экман: Вы не могли бы уточнить различия между акцентом на действиях и акцентом на мотивациях, приводящих к этим действиям? Я думаю, что на Западе есть тенденция концентрировать внимание на действии, а не на мотивации. Правильно ли я вас понял, что необходимо знать и изменять мотивацию, чтобы изменить действие?
Далай-лама: Очевидно, это выглядит так, как если бы в соответствии с нашими концепциями реальный вред исходил бы от действия, а не от мотивации. На психическом уровне то, что происходит в психике человека, мотивация к действию например, не причиняет вреда другим. Следовательно, даже в буддистской традиции, в монастырских системах, акцент делается на действии, вербальном и физическом, так как именно действие причиняет вред другим людям, а не мысли и не мотивации, не ментальный уровень. К тому же, очевидно, очень легко судить о человеке по его действиям. Делать оценки мотивации, в том числе и в судах, очень трудно. Когда есть поступки и реакции на них, есть свидетели, то принимать решения проще. Но гораздо труднее выносить суждения относительно мотивации. Возможно, нам надо иметь в судах больше людей, подобных вам, чтобы правильнее выяснять мотивацию людей.
На практическом уровне больше внимания уделяется действию, чем мотивации. Однако когда мы думаем, когда мы проявляем более серьезную озабоченность, особенно в отношении превентивных мер, то тогда нам нужно иметь дело с ментальным уровнем, эмоциональным уровнем, потому что эмоции являются движущими силами наших действий.
Экман: Что я узнал от вас, так это то, что не просто эмоция, а именно мотивация управляет тем, как будет проявляться эта эмоция.
Далай-лама: Следовательно, я полагаю, на более глубоком уровне или в особенности в случае превентивных мер вы должны иметь дело с уровнем мотивации. Как только вы это прекращаете или как только вы имеете дело со старой мотивацией — а вы используете новую мотивацию, — то тогда вы автоматически используете новое действие.
Экман: Да. Или изменяете действие. Потому что если мы объединяем эмоцию и мотивацию таким образом, что основополагающей структурой оказывается сострадание, то тогда действие должно быть другим. Это может быть та же самая эмоция, но действие должно быть другим.
Далай-лама: Верно. Я думаю, что обычно так и есть на самом деле. Я описываю насилие и ненасилие: в сущности, вы должны судить на основе мотивации, а не действия.
Экман: Объясните, пожалуйста, это чуть подробнее.
Далай-лама: Улыбка, похвала, добрые слова и подарки. Но мотивация — обмануть конкретного человека и использовать его в своих целях. Разве так не бывает?
Экман: Бывает.
Далай-лама: Теперь что касается действия. Различие: вы говорите приятные слова и делаете это очень умело. Но если тот человек действительно хорошо натренирован, то тогда, я думаю, он сможет обмануть вас. Вы видите, это выглядит как искренняя улыбка.
Экман: Да.
Далай-лама: Очень дружелюбная, очень уважительная. На уровне действия она не предполагает применения насилия. Но все эти действия, как вербальные, так и видимые действия, могут быть мотивацией к попытке причинить вред другим людям. Этот ухудшает ситуацию. По сути, это насилие.
Экман: Итак, отказ от применения насильственных действий, мотивируемый желанием причинить вред, является насилием.
Далай-лама: Совершенно верно.
Экман: Интересно.
Далай-лама: Теперь другая сторона. Другая сторона не испытывает озабоченности, и вы произносите какие-то резкие слова Например, в качестве учителя, который действительно испытывает чувство ответственности за будущее ученика, и чувство уравновешенности. Из чувства озабоченности и в их собственных интересах, Иногда нет другого способа, кроме резких слов.
Что касается меня, то мой старший учитель, когда я был молод, всегда улыбался очень строго. (Демонстрирует улыбку.) Разумеется, не из-за ненависти или гнева, но главным образом из-за истинной заботы обо мне. Позднее младшие учителя говорили мне об этом, они, как вы понимаете, помогали мне в учебе. Молодой монах, действовавший как мой наставник и который нашел меня [во главе группы, искавшей четырнадцатую инкарнацию Далай-ламы], был очень добрым, веселым и приятным человеком; когда начинался урок, я иногда забирался ему на спину и катался на нем верхом. Он говорил: «В таком случае ты должен читать». Я отвечал: «Я ученик, и поэтому я должен читать». Поэтому и катался на нем верхом. (Сердечно смеется вместе с Экманом.)
Итак, этот наполовину учитель говорил моему младшему учителю: «Ты видишь, как легко победить ошибки разума. Ты должен быть строгим». Поэтому учителя никогда не улыбались. Никогда. (Хмурит брови.) Время от времени старший учитель также распекал меня. Мне кажется, я уже говорил вам, что он всегда имел при себе палку.
Экман: А он хоть раз ею воспользовался?
Далай-лама: Ни разу. Поэтому действие, эмоциональное действие, так же как физическое действие и выражение лица, тоже, как вы видите, могут содержать определенное насилие. Но оно возникает из чувства заботы. Преднамеренно.
Экман: Да.
Далай-лама: По сути, оно является ненасильственным.
Экман: Позвольте мне привести еще более наглядный пример. Вы знаете, как я люблю свою дочь Еву, с которой вы встречались дважды. Когда ей было три года, она придумала способ дразнить меня: для этого она специально выбегала на проезжую часть улицы, когда на ней появлялась машина. Я бросался за ней следом, брал ее на руки и возвращал на тротуар.
Экман: Для нее, трехлетнего ребенка, это была веселая игра. Я постоянно говорил ей: «Не выбегай на дорогу! Ты попадешь под машину!» Но это ей было непонятно. Зато она понимала другое: как весело заставлять папу бегать за собой. Поэтому она выбегала на проезжую часть снова и снова. (Далай-лама смеется.) Однажды, когда она проделала это в третий раз в течение пяти минут и при этом чуть не попала под колеса машины, я без раздумий схватил ее в охапку и как следует шлепнул.
Далай-лама: О-о-о.
Экман: Я шлепнул ее первый и последний раз в жизни. Это был акт насилия. Но с тех пор она никогда не выбегала на проезжую часть. Никогда.
Далай-лам а: Итак, это оказало позитивное влияние на личность.
Экман: Я не думал ни секунды, прежде чем это сделать.
Далай-лама: О-хо-хо.
Экман: Я не думал о том, что теперь настало время применить физическую силу. Это произошло само собой. Оглядываясь назад, я понимаю, что это было насилие, продиктованное сочувствием и любовью.
Далай-лама: Да. Это так.
Экман: Вы согласны.
Далай-лама: Да. Полностью. Следовательно, теперь без рассмотрения эмоционального или мотивационного уровня вы не можете выносить суждения о правильном или неправильном просто на основе физических или эмоциональных действий.
Экман: Проблема для судов состоит в том, что вы можете видеть только действие.
Далай-лама: Верно.
Экман: Вы можете видеть выражение лица, но оно говорит вам об эмоции. Мотивация полностью скрыта внутри. Мы не можем узнать мотивацию людей по выражениям их лиц. Даже они сами могут не знать своей мотивации. Здесь мы сталкиваемся с большими трудностями.
Экман: Я хочу ввести еще одну концепцию, еще одно усложнение — или, если хотите, еще одно препятствие достижению эмоциональной уравновешенности. Но я надеюсь, что если мы будем распознавать препятствия, то мы сможем преодолевать их.
Я узнал о концепции эмоционального сценария, предполагающей, что наши эмоции сменяют друг друга в определенной последовательности, от моего учителя Сильвана Томкинса, много лет назад.{36} Она предполагает, что мы имеем некий сценарий, который мы постоянно применяем к ситуациям, когда они предоставляют нам любую возможность это сделать. Подобно режиссеру, распределяющему роли между актерами, мы назначаем встречающихся нам людей на разные роли, которые необходимы нам для того, чтобы многократно разыгрывать один и тот же сценарий. Подобно настроениям, эмоциональные сценарии также вынуждают нас искаженно воспринимать мир.
Она (указывая на свою жену, сидящую в другом конце комнаты) не является моей матерью. Моя мать умерла, когда я был еще очень молод. Есть вопросы, которые я никогда не пытался обсуждать с моей матерью, например о ее постоянном вмешательстве в мою личную жизнь и о попытках руководить всеми моими действиями. Но я поймал себя на том, что я воспроизвожу этот сценарий, ошибочно интерпретируя поведение жены как попытку управлять мною так, как это делала моя мать, а затем реагирую в соответствии с этим сценарием, что позволяет мне разыгрывать этот сценарий снова и снова.
Эмоции часто, но не всегда возникают в тех сценариях, которые искажают реальность. Понимание сценария, который разыгрывает человек, может оказаться полезным, потому что оно помогает предупредить его о том, что ему не следует раз за разом механически исполнять одну и ту же роль в этом сценарии.
Далай-лама (через переводчика): Существует близкая, но немного другая идея в буддистской медитации, посвященная состраданию. Один из ее элементов предполагает, что мы должны учиться воспринимать всех окружающих как очень дорогих нам людей. Одна из используемых для этого моделей предполагает, что вы должны рассматривать всех людей как ваших учителей — или как вашу мать.
Экман: Если бы они действительно были очень дороги вам то это одно дело, но что касается сценария, о котором я говорю, то вы заново разыгрываете его потому, что они вовсе не были очень дороги вам.
Далай-лама (через переводчика): Общая идея индо-тибетской культуры о матери как о главном символе любви и нежности не обязательно подходит какому-то другому культурному контексту. В прошлом году я посетил один крупный митинг и выступил перед большой аудиторией. Интересно, что среди моих слушателей было много детей. Я говорил о важности роли родителей, особенно роли матери, в жизни каждого человека, и о том, что мать может служить символом сострадания и любви, безусловной любви. Позднее я получил письмо от одного ребенка, написавшего такие слова: «Вы не правы. Моя мать никогда не была таким символом сострадания». (Все смеются.)
Это намек, потому что обычно с точки зрения человеческой культуры мать представляется символом сострадания и любви. Главная мысль здесь заключается в том, что вы можете оговорить для себя условия, которые позволят вам видеть других людей в другом свете. Это предполагает, что вы можете намеренно культивировать точку зрения, которая позволяет вам видеть других в том свете, в каком вы хотите их видеть, то есть в позитивном и конструктивном свете.
Подобным образом существует буддистская практика намеренного отдания предпочтения использованию слова «яд» для описания заблуждения, неприязни, привязанности или страстного желания, направленных на то, чтобы привести человека в волнение, чтобы заставить человека осознать деструктивную природу этих состояний психики. Эти методы предполагают, что вы можете намеренно вырабатывать определенные точки зрения.
Экман: Это напомнило мне, что другой способ сказать это состоит в том, чтобы написать свой собственный сценарий; вы можете выбрать любой сценарий по своему усмотрению для того, чтобы управлять вашими взаимоотношениями с миром.
В моей личной жизни мне было бы трудно думать о двух более плохих родителях, чем те, которых я имел, в терминах оказания деструктивного влияния. В течение многих лет я боялся обзаводиться собственными детьми, боялся того, что окажусь плохим отцом. Одно из ругательств, часто произносимых моим отцом, звучало следующим образом: «Я надеюсь, что ваши дети сделают вас такими же несчастными, каким вы сделали меня». Вместе с тем целительная сила понимания того, что я стал отцом и что в этом качестве я могу стать таким отцом своему ребенку, которого я не имел сам, оказала на меня огромное влияние в смысле освобождения меня от власти этого сценария. Этого я не мог предвидеть. Но следует отметить, что рядом со мной была моя верная подруга, моя жена Мэри Энн Мейсон.
Далай-лама (через переводчика): Мне интересно, имеют ли тибетцы сходный опыт наличия трудных отношений со своими родителями и возникновения в будущем боязни самому стать родителем. В вашем случае вы, вероятно, обладали развитым самоосознанием.
Экман: Когда я мог чувствовать, что во мне проявляется мой отец, я это хорошо осознавал, и я боролся с этим. Затем, со временем, все это как будто исчезло. Конечно, не было никакого отсутствия осознания. Это, разумеется, всегда является ключевым вопросом, Два главных вопроса регулярно возникали в отношении того, о чем мы с вами говорили: сознания и сострадания.
Далай-лама (через переводчика): В монастырях монахи живут вместе со своими учителями. Если ученику достается очень строгий учитель, то иногда сам ученик, став учителем, воспроизводит эту модель строгих отношений со своими учениками.
Экман: Те, кто занимается обследованием родителей, грубо обращающихся со своими детьми, сообщают, что часто с такими родителями, когда они были детьми, грубо обращались их собственные родители. Я вынужден верить этому, потому что подобных свидетельств имеется великое множество, хотя это и не соответствует моему личному опыту. Мой отец бил меня, но я даже не могу себе представить, что я когда-нибудь стал бы бить своих детей. Я никогда не мог поднять на них руку.
Далай-лама (через переводчика): Об этом я предпочел бы услышать от ваших детей, а не от вас. (Все смеются.)