Глава XII На буксире за лодкой

Августовский полдень в Укрополе — не просто жаркое, а самое жаркое время. Раскаленная солнцем земля трескается, как скорлупа раздавленного яйца. Воздух над ней дрожит от жара. Пыль на тропинке обжигает босые ноги.

В это время Укрополь замирает. Над тарным заводом смолкает грохот деревянных молотков, которыми набивают обручи на бочки. Исчезают со скамеек любопытные бабки. На что уж курортники дорожат последними днями отпуска — но и курортники уходят с пляжа, забыв, что хотели накупаться и назагораться на год вперед. Нет, нет! В полдень лучше всего лежать дома под мокрой простыней, и чтобы на тебя дул вентилятор, а рядом стояла запотевшая банка кваса.

Но именно ближе к полудню от берега отчалила пластиковая лодка со свежей заплатой на днище. Маленькая поисковая экспедиция взяла курс на Черную Скалу.

На взгляд сухопутного человека задача Маши, Деда и Петьки выглядела просто. Есть карта с крестиком — мечта кладоискателя. Координаты острова не нужны. Вон он, остров, торчит из воды двумя черными горбами, как морское чудище. Крестик на карте — справа от острова, чуть мористее, то есть дальше от берега. Кажется, подплыви туда, где крестик, посмотри за борт лодки — и вот он, подводный рыцарь в сверкающих латах.

Трудность здесь одна-единственная. Называется Черное море. В самую ясную погоду прозрачность воды в нем — не больше десяти метров. Значит, если море у Черной Скалы глубже, ты не увидишь дна. Придется нырять.

Допустим, нырнули мы до самого дна. Толща воды над нами — с трехэтажный дом. От нее ломит уши и сдавливает грудь. Стук сердца отдается в висках. Нам уже нечем дышать и попросту страшно. На такой глубине особо не поплаваешь. Скорее оглядеться и — вверх, к тусклому зеленоватому солнцу.

Сколько мы успели увидеть? Живописные подробности донного пейзажа на десять метров во все стороны — и ни на метр больше. Площадь круга мы в школе учили: пи эр квадрат.

3,14 х 10 х 10 = 314 квадратных метров.

А сколько нам нужно увидеть? Карта Самосвалова маленькая, а крестик на ней нарисован размашисто. Одна кривая лапка чуть не доезжает до Новороссийска, а самый центр, как прикинул Дед, занимает два квадратных километра.

2 х 1000 х 1000 = 2 000 000 квадратных метров.

2 000 000:314 = 6369

Нырнешь 6369 раз и можешь считать, что осмотрел все морское дно под крестиком на карте.

Так, а сколько на это уйдет времени? Секунд сорок мы пробыли под водой, минуты полторы нужно, чтобы отдышаться. Возьмем для ровного счета две минуты на каждый нырок.

6369 х 2 = 12738 минут. Это 212 часов или почти девять суток, если нырять непрерывно.

Втроем, пожалуй, можно нырять непрерывно, если меняться. Только ночью и в сумерках не поныряешь. Пасмурный день нам тоже не годится. Нужно выбирать самое светлое время самых солнечных дней. Значит, девять суток превращаются в месяц, а то и в два — смотря какая будет погода.

Думаете, это все? Нетушки!

Нырять нужно ходом малярной кисти: туда и обратно, как будто замазываешь краской весь квадрат поиска на карте. Два раза нырнул в одном и том же месте — потерянная работа. Пропустил кусочек дна — еще хуже: вдруг рыцарь был именно там? А под водой — течения. Ныряльщика сносит непонятно куда. Лодку тоже сносит — и течением, и волнами, и ветром.

Как тут не ошибиться?

Аквалангисты в таких случаях разбивают весь район поиска на квадраты и отмечают их поплавками. Бросают за борт какой-нибудь камень, а привязанный к нему поплавок делает, что ему положено — плавает. Чем их больше, тем лучше. Аквалангист видит уходящие ввысь натянутые шнуры и плывет от одного к другому, как по тетрадным клеточкам.

У Маши, Деда и Петьки не было ни аквалангов, ни сотен поплавков, ни километров заметного в воде белого шнура. Только ласты и маски с трубками, катушка лески и обломки упаковочного пенопласта — их притащил со свалки Петька. Из пенопласта нарезали поплавков размером с книжку.

Слезы, а не снаряжение.

Дед по этому поводу сказал, что дорогу осилит идущий. Маша — что под лежачий камень вода не течет. А Петька не вспомнил подходящей пословицы и просто сказал:

— Фигня!

Обливаясь потом, они доплыли до острова. Дед на руле, Маша с Петькой на веслах. Поколдовав над самосваловской картой, Дед направил лодку в нужное место и выбросил за борт булыжник с привязанным поплавком.

Настал самый важный момент. Из-за него экспедиция приплыла к Черной Скале в полдень, когда каждый порядочный укрополец сидит дома. В полдень солнце самое злое. Зато стоит высоко. Солнечные лучи сверху вниз пронзают водную толщу, а не скользят по поверхности.

Сейчас, сейчас выяснится главное: какая глубина рядом с Черной Скалой и видно ли дно. Если не видно, то работа может затянуться до осени.

Все смотрели за борт. В спокойной воде отражалось голубое небо с редкими облачками, лодка и три свесившиеся темные головы. Конечно, так ничего не увидишь. Нужно смотреть в маску, тогда отражение не будет мешать.

Маша ополоснула в воде ласты, чтобы легче надевались. Сунула ноги в резиновые галоши, подтянула задники.

— Ну и тормоз же ты, Незнамова! Не томи! — простонал Петька. Они еще на берегу разыграли, кому нырять первым, и Маша выиграла. С тех пор Петька страдал.

Не обращая на него внимания, Маша плюнула в маску и размазала. Если в маску поплевать, она не запотеет.

— С богом! — сказал Дед. — Не волнуйся, Муха.

— Я и не волнуюсь. — Маша надела маску, закусила зубами горячий, пахнущий резиной загубник трубки и спиной вперед вывалилась за борт.

Сначала она не увидела ничего, кроме сине-зеленого марева. Хотелось плакать от разочарования. Значит, придется все дно у острова прочесывать нырками. Это совсем не то, что плыть за лодкой, глядя на дно в стекло маски и дыша через трубку.

Глаза стали привыкать к полумраку, и она заметила под собой что-то темное. Уже неплохо! Глубоко вдохнув через трубку, Маша сложилась пополам, выбросила ноги вверх и ушла в глубину. — Темное пятно на дне пошевеливалось. Еще немного, и она различила обросший водорослями камень. Сильное подводное течение трепало водоросли и гнало муть по дну.

Маша вынырнула, продула трубку, пустив китовый фонтан, и задышала.

— Ну как? Глухо? — тревожным голосом спросил Петька из лодки.

Она показала сложенные колечком пальцы — международный знак ныряльщиков: «Все в порядке». Камень был не больше среднего арбуза, и то Маша заметила его с поверхности воды. Значит, рыцаря на дне она тем более не пропустит!

Петька подал ей веревку с привязанной палкой.

И пошла тяжелая скучная работа, совсем не похожая на красивые фильмы команды Кусто.

Дед греб.

Маша, держась за палку, тащилась на веревке за лодкой, как наживка для акул, и смотрела на дно. Так получалось быстрее и легче. Известно же, что пловец даже в ластах не может соревноваться с весельной лодкой.

Петька был за рулевого. Время от времени он свешивался за борт и задавал один и тот же дурацкий вопрос: «Ну, что там?» Как будто Маша могла не сказать, если бы нашла что-нибудь интересное. Она невнятно ругала Петьку в трубку: не отвлекай!

Когда ей чудилось пятно на дне, Маша бросала палку и ныряла, чтобы рассмотреть его поближе. Пятна попадались редко и каждый раз оказывались камнями.

Первый отрезок поиска прошли меньше чем за час. Маше пришлось нырять всего-то раз десять. Остановились, и Дед сбросил за борт булыжник со вторым поплавком.

— Отдохнешь? — заботливо спросил Петька. Ему самому не терпелось поплавать.

Маша помотала головой, выплюнула загубник трубки и сказала:

— Не спеши, на всех хватит.

Повернули назад. На дне была та же картина — песок и камни в космах водорослей. Только теперь они попадались чаще. Маша не успевала отдыхать между нырками и совершенно вымоталась.

Лодка вернулась почти к тому же месту, откуда начался поиск. Первый поплавок неподвижно лежал на воде метрах в пяти от правого борта. Молодец Петька, точно держал курс. «Малярная кисть» прочертила по морю два невидимых штриха — туда и обратно, длиной больше километра. Будьте уверены: Маша осмотрела на этом пути каждый клочок дна и не пропустила ничего важного.

— Еще четыре тысячи ведер, и золотой ключик у нас в кармане, — заметил Петька, разворачивая лодку.

Маша полезла на борт. Нагретый солнцем пластик жег ладони. Руки дрожали. Еще бы, когда тебя полтора часа таскали на палочке! Петька с брезгливой физиономией налил ей чаю в колпачок термоса. Чай в жару казался ему мерзостью, а Маша сразу схватила горячий стаканчик и стала греть о него руки. Ее трясло от холода.

— Пожалуй, два рейса подряд многовато, — сказал Дед.

Петька упрямо поджал губы. Он скорее согласился бы утонуть, но никак не проплыть меньше, чем девчонка.

— Надо считать не расстояние, а сколько раз приходится нырять, — подсказала Маша, прихлебывая чай.

Петька уже натягивал ласты:

— Ага. Сто нырков и — твоя очередь.

— Сто нырков и — в больницу. Не выпендривайся, Петька. Пожалуйста, — попросила Маша. — Я хочу найти рыцаря, а не тебя утопить.

«Укропольский егерь» что-то хрюкнул в трубку и плюхнулся за борт.

— Упрямый, — с одобрением сказал Дед, берясь за весла. — Посиди на руле, Муха, отдохни. Видишь наш второй поплавок? Правь так, чтобы он был слева на один палец.

Маша села к рулю, и Дед стал грести. Тяжело дышащий в трубку Петька потащился на буксире за лодкой.

— Нудное дело, — заметил Дед. — Ну как, Муха, ты еще не раздумала идти в сыщики?

— Откуда ты знаешь, что я хочу быть сыщиком?

— Грамота за стрельбу, медаль за пейнтбол, «Криминалистика» на твоей книжной полке… А у тебя серьезная подготовка, Муха!

Маша исподлобья посмотрела на Деда. Смеется? Кажется, нет.

Лодка вдруг пошла быстрее — это Петька отпустил веревку и с плеском нырнул. Дед перестал грести.

— А почему ты думаешь, что Самосвалов не вернется? — спросила Маша.

— Я этого не говорил.

— Я тоже не говорила, что хочу стать сыщиком. Ты сам догадался. А я догадалась про Самосвалова.

Вынырнул Петька, отфыркался в трубку и опять схватился за буксир.

Дед греб правильно, больше работая ногами и спиной, чем руками.

— Видишь ли, Муха, уверенности у меня нет, но есть кое-какие соображения. Если хочешь, обдумаем их вместе.

И Дед в такт гребкам стал выкладывать свои соображения:

— Рыцарские доспехи — только часть награбленного. Из музея пропало пять тысяч предметов. Не исключено, что они где-то в море.

Маша не удивилась. Она потому и ныряла за каждой тенью на дне, что думала так же, как Дед: где рыцарь, там запросто могут найтись и другие вещи из музея.

— Допустим, грабители случайно утопили доспехи, — продолжал Дед. — Хотели куда-то переправить их по морю, а тут — шторм. То ли у них лодка опрокинулась, то ли они побросали все тяжелое за борт, чтобы спастись.

— Они могли сами утонуть, — вставила Маша.

— Могли. Но мы будем рассматривать самый плохой для нас вариант: доспехи оказались в море случайно, грабители не утонули. Что им нужно?

— Достать рыцаря.

Петька нырнул, и Дед бросил весла.

— Второй вариант: доспехи утопили нарочно.

— Зачем?

— Хотели спрятать. Сейчас вся милиция на ногах, ищут экспонаты из музея. А море может годами хранить тайны. Откуда грабителям было знать, что Самосвалов построит подводную лодку и наткнется на рыцаря? Это фантастическое везение.

— Не везение, а течение, — поправила Маша. — И ветры. У нас ведь как? Брось щепку хоть с Олюшкина мыса, и ее принесет к Черной Скале. И «Принца» могло принести. И лодку с рыцарем. Самосвал понимал, где искать.

— Пускай течение, — согласился Дед. — Самосвалов искал место гибели «Принца», а наткнулся на латы из музея. И рассказал об этом при семи свидетелях. Теперь весь город болтает о сверкающем рыцаре.

За кормой пыхтел Петька. Видно, глубоко нырял, если так долго не мог отдышаться. Дед греб и говорил:

— Раз весь Укрополь болтает о рыцаре, то и преступники могли услышать. Они не станут дожидаться, когда Самосвалов прочешет все дно на подводной лодке. Они бросятся доставать своего рыцаря. И выходит, что, как ни кинь, мы сейчас действуем наперегонки с грабителями!

— Наперегонки?! — Маша огляделась.

Их лодка была единственной на километры вокруг. Черная Скала голая, спрятаться негде. Но с берега легко рассмотреть в бинокль, чем занимаются люди в лодке с ныряльщиком на буксире. Вон, полосатый тент на пляже.

Он появился недавно. Краснеет куст боярышника на Олюшкином мысу — тоже подходящее место для подглядывания. И заросли кукурузы над обрывом… Преступник мог скрываться где угодно! Ты его не заметишь — берег большой. А сама болтаешься в лодочке посреди моря, и тебя отовсюду видно. Жутко-то как!

— Думаешь, за нами следят? — выдохнула Маша.

— Допускаю такую возможность, — обтекаемо ответил Дед. — Теперь о Самосвалове. Насколько я понял, семьи у него нет.

— Нет, — подтвердила Маша. — У него одни канарейки.

— И соседка, — добавил Дед.

— Ага. Она ему поесть готовит. За деньги.

— И при этом терпеть его не может.

— Не знаю, — пожала плечами Маша, — мне это неинтересно.

— А я знаю. Пять минут поговорил с ней по телефону, и она мне выложила все: и что сапоги у Самосвала гуталином воняют, и что канарейки не вовремя поют. А самое главное — что Самосвалов не оставляет ей ключа от своей комнаты.

Петька нырнул еще раз.

— Теперь вопрос, — сказал Дед, перестав грести. — Сколько дней может прожить канарейка без еды и питья?

— Не знаю. — Маша начала понимать. — Так вот почему ты думаешь…

— Без еды птица потерпит, а без воды на жаре погибнет очень быстро. Я потихоньку навел справки через Евгения Евгеньевича: есть в Укрополе любители канареек, они знают все самосваловское хозяйство. Поилки у него автоматические, заправляются водой на трое суток. Одни сутки уже прошли. Если послезавтра Самосвалов не вернется к своим канарейкам, надо объявлять розыск.

— Да что с ним случится? — не поверила Маша.

— А тебе непонятно? Поставь себя на место преступников: милиционер нашел твоего рыцаря и зачем-то собрался ехать в Сочи. Что ты сделаешь?

Маша не успела ответить. В спину ей ударил фонтан воды. Это вынырнувший у самой кормы Петька продул трубку. Она успела пригреться на солнце, и вода показалась ледяной.

Петька радостно хрюкал, не выпуская изо рта загубника. Из-под воды вылетело что-то блестящее и упало на дно лодки. Блюдечко! Позолоченное, как от дорогого сервиза.

— Разобьешь… — начала Маша, протягивая руку к блюдечку. Взяла его и замолчала.

Блюдечко оттягивало руку и норовило выскользнуть из пальцев. Увесистое, как будто сделано из свинца. Не фарфор, не алюминий и не сталь. Золото, настоящее! Маша поняла это быстро, хотя не держала в руках ничего золотого тяжелее маминой цепочки. По краю блюдечка вился орнамент из виноградных листьев. На дне была выпуклая картинка: женщина в одной простынке, сползающей с крутых бедер.

— Там их много! — восторженно орал Петька. За стеклом его маски плескалась красная лужица. Слишком глубоко нырял, кровь пошла носом. Но Петька ничего не замечал. — Слышь, Незнамова?! Целый ящик! И рюмочки, и кубки!

Загрузка...