Муха и сверкающий рыцарь

Глава V Кораблекрушение

Чистые маленькие волны плескались у берега. По мелкой ряби на воде скакали миллионы солнечных зайчиков. Тычась носом в пристань, покачивалась на волне Петькина лодка.

Надутый от гордости «укропольский егерь» с озабоченным видом вставлял весла в уключины, вертел и слушал. Уключины скрипели. Надо было или смазать их, или плыть, не обращая внимания на скрип. Но смазки у Петьки не было, а плыть без технической подготовки он считал несолидным. Поэтому Петька опять вынимал весла, вынимал из гнезд уключины, похожие на большие двузубые вилки, вытирал их тряпкой и вставлял на место.

На носу лодки сидел Динамит и куксился. Петька заставил его надеть спасательный круг, что само по себе оскорбление для приморского мужчины. Вдобавок ко всему круг был совсем детский, с легкомысленной головой утенка.

— Пе-еть! — ныл дошколенок. — Пускай он просто едет с нами, а? Без меня.

— Пускай, — соглашался Петька. — «Без тебя» — значит, круг поедет, а ты останешься.

— «Без меня» — значит, я его под скамейку спрячу.

— Скамейка у тебя во дворе, а в лодке — банки, — поправлял Петька. Он совсем уже вошел в роль капитана. — Нет, Динамит. Мне твоя бабушка строго-настрого сказала: «Или он плывет с кругом, или пускай домой идет. Тоже с кругом».

— Да у тебя целый фрегат! — утешил Дед готового разреветься Динамита. — Ты же знаешь, что в древности парусники обязательно украшали носовыми фигурами? Без них корабль и кораблем-то не считался! Ну, как мы его назовем?

— Средство экстренного спасения Динамита на водах, — влез Петька. — Сокращенно СЭСДВ.

Похоже, он опять хотел пошутить, но его, как всегда, не поняли. Динамит заулыбался. Ему понравилось такое длинное и солидное название.

— У вас ручка есть? — спросил он у Деда. Получил шариковую ручку и стал по буковке выводить название на утенке.

Дед уселся на горячие от солнца камни пристани, свесил ноги над водой и надолго замолчал. Он щурился и тихонько урчал, как Барс, когда набегается по своим кошачьим делам и как следует поест. По щеке юркнула слеза и запуталась в морщинах.

— Господи, не верится, что есть на свете такой простор!

— Все курортники так, — сказала Маша. — Встанут и стоят столбом. А через недельку привыкают и давай ворчать: то им солнце слишком злое, то море мутное.

— Я до конца жизни не привыкну. — Дед смахнул слезу и будничным голосом спросил: — Что такое Кампристань?

— Каменная, как эта, — Маша уселась рядом с Дедом и ладонью пошлепала по теплому булыжнику. — Только эта пристань называется Торговая. Сюда рыбаки привозили кефали неимоверное количество. Прямо на берегу ее солили в бочках, а потом везли в разные места, даже в Москву. Давно, в позапрошлом веке. А жили рыбаки на Олюшкиной улице.

— Симпатичное название, — заметил Дед.

— Ага, мне тоже нравится. Ее, говорят, назвали в честь помещичьей дочки. То ли она утопилась от любви, то ли просто была хорошая. У рыбаков была своя пристань, в бухте за мысом, и вот ее называют Каменной или Кампристанью. А мыс — тоже Олюшкин, как улица.

Дед смотрел в море. Километрах в двух от берега в синей воде белели пенные буруны. Посредине торчали два горба, как будто со дна всплыло морское чудище.

— Что это за остров?

— Черная Скала, — ответила Маша. — На ней «Принц» разбился. Думаешь, зачем Самосвалу подводная лодка? Драгоценности доставать.

— «Принц», «Черный принц», — припомнил Дед. — Это из Крымской войны? Так ведь историки точно не знают, где он утонул. Где-то под Севастополем.

— Историки, может, и не знают, а милиция знает, — сказал Динамит и посмотрел на Петьку.

— Да, Самосвал знает, — подтвердил «укропольский егерь». — Стал бы он строить подводную лодку, если б не знал!

Дед молчал, и было ясно, что Петька его не убедил. Просто ему неохота спорить.

Покраснев от обиды, Петька набрал в грудь воздуха, зажмурился и вдруг заговорил быстро и гладко, как будто читал по написанному.

О чем рассказал Петька

— В Крымской войне против России бились Англия, Франция, Турция и Сардинское королевство. Турецкую эскадру наши разгромили под Синопом. Но все равно у врагов осталось в четыре раза больше боевых кораблей, чем у нас. Начальник штаба Черноморского флота адмирал Корнилов решил не вступать в открытый бой. Он приказал затопить у входа в Севастопольскую бухту семь парусных линкоров и фрегатов. Их матросы вместе с пушками сошли воевать на берег. А мачты погибших кораблей торчали над водой и не давали врагам подплыть к Севастополю.

Тринадцатого ноября 1854 года перед осажденным Севастополем стояло больше тридцати английских и французских кораблей. Около семи часов утра начался ураган огромной разрушительной силы. Вражеский флот не мог войти в закрытую от ветров бухту и почти весь погиб. Ураган сорвал корабли с якорей и вдребезги разбил о прибрежные скалы.

Погиб и один из первых в мире железных винтовых пароходов — «Принц». Лондонская газета «Таймс» сообщила, что на его борту было полмиллиона франков золотом. Их привезли для уплаты жалованья войскам. Позже газеты писали, что золота было еще больше — пять миллионов фунтов стерлингов.

С тех пор «Принца» искали около Севастополя. В 1875 году — французы. В 1901-м — итальянцы. В 1923-м — наша экспедиция подводных работ особого назначения. В 1927-м — японцы. Водолазы нашли десятки затопленных кораблей. Но «Принца» среди них не было.

— А раз так, — заключил Петька, — то его у Севастополя и нет. Не там искали!

— Похоже, — согласился Дед. — Если что-то хорошо искали и не нашли, значит, оно в другом месте. Но как старинный пароход мог оказаться здесь, у Черной Скалы? Отсюда до Севастополя километров пятьсот.

— Четыреста пятьдесят по карте, — уточнил Петька. — А «Принц» был не просто пароход, а пароход с парусами. Так раньше делали на всякий случай. Догоняете?

— «Догонять» — значит «понимать», — догадался Дед. — Нет, пока что не очень догоняю.

— Это ж лысому ежику ясно! — рисуясь, заявил «укропольский егерь». — Начался ураган. Все корабли сорвало с якорей и понесло на скалы. Парусники разбились. А «Принц» включил паровую машину: чух, чух, чух — и вышел в море штормовать. А когда штормуешь, какое главное правило?

— Не знаю. Мне как-то не случалось штормовать, — признался Дед.

Петька усмехнулся, как будто сам штормовал каждый день, пока не позовут уроки делать.

— Если корабль стоит, он руля не слушается. Ветер его развернет, волна даст в борт и опрокинет. Поэтому в шторм главное — плыть, а куда — все равно, лишь бы не бортом к волне. «Принц» поднял паруса и поплыл по ветру, чтобы волна была ему в корму. А ветры осенью дуют в одну сторону: если смотреть от Севастополя, то в нашу! — Петька с победным видом глянул на Деда и сказал, копируя школьного историка Евгения Евгеньича: — Я помню ваш интересный вопрос. Да, четыреста пятьдесят кэмэ — большое расстояние для старинного парохода. Но под парусами он мог сколько хотите проплыть. Ураган его нес и нес. И вынес на Черную Скалу. Обязательно.

— Да, — подтвердила Маша. — Такое место — Черная Скала. Один раз, давно, там турецкий теплоход сел на камни. А уж лодок тонуло без счета. Ты думаешь, почему «Принца» еще называют «Черным принцем»? Даже в маминой газете писали: «Загадка «Черного принца»! Самосвал говорит, что наши укропольские рыбаки видели, как он тонул, только никому не сказали. А между собой стали говорить «Черный принц», потому что он разбился на Черной Скале.

— Садитесь, — позвал всех Петька.

Дед уселся на корму к рулю, Маша с Петькой разобрали весла и рванули так, что любо-дорого было посмотреть!

Лодка у Петькиного папы легкая, пластиковая. Алюминиевые весла — игрушечки, сами просятся в руки. К тому же, когда есть рулевой, можно не следить, кто как гребет. (А то без рулевого гребцы часто ссорятся, потому что один обычно загребает сильнее и лодка начинает вилять.)

Маша с Петькой старались наперегонки.

Выдох! Нагибаешься, а весло в уключине взлетает над водой и заносится к носу лодки.

Вдох! Опускаешь весло в воду и начинаешь распрямлять спину. Упираешься ногами в деревянную рыбину на дне лодки. Кряхтишь, загребаешь и, уже почти лежа на спине, выхватываешь весло из воды.

Выход-вдох, выдох-вдох. Журчит за тонким бортом вода. Пот ручейком бежит между лопаток. Жарит голые руки яростное солнце. Выход-вдох, выдох-вдох. Тут не до разговоров.

Каждый, кто вырос на воде, знает, что гребцы сидят спиной вперед. Куда плывешь — не видишь, это дело рулевого. Дед сидит, правит. Лицо счастливое. А за его спиной удаляется, плывет Укрополь, парят над зеленью садов черепичные крыши, сверкает купол старинной часовни. Красота, особенно издалека и летом, когда не лезет под ноги вездесущая укропольская грязь.

Дед поворачивает. Вот уже по правому борту… (Здорово звучит «по правому борту», правда? Это вам не сухопутное «справа».) По правому борту прошел Олюшкин мыс с нависшим над водой черным валуном. За ним будет бухта, такая маленькая, что ее нет ни на одной карте (хотя, может, и есть — на военных).

Маша обернулась. Каменная пристань в бухте пестрела от рубашек и сарафанов. Как будто весь Укрополь собрался на берегу. Да так оно и было. Если не весь Укрополь, то половина — точно. Когда живешь в городе, где ничего не случается, просто невозможно пропустить испытания подводной лодки системы Самосвалова! Она поискала глазами опрокинутый микроавтобус «Скорой помощи» под обрывом. Нет, не видно. Наверное, уже прицепили на буксир и увезли.

И вдруг Дед страшным голосом закричал:

— Табань!

«Табань» — морское словечко, означает «тормози». Только у лодки тормозов нет, и надо растопырить весла и неподвижно держать их в воде. Тогда они сработают как тормозной парашют.

Маша стала табанить, а Петька спросил:

— Зачем?

И загреб изо всей силы, даже привстал на скамейке.

Лодка — крак! — налетела на какую-то железную трубу, которой только что не было и быть не могло в километре от берега.

Труба проскребла по днищу, вынырнула у борта, кашлянула сизым дымом и скрылась под водой.

На мгновение стало тихо-тихо — ни плеска весел, ни Петькиного сопения рядом. Так тихо стало, что Маша расслышала странный звук, словно в море по какому-то глупому волшебству включили душ.

Из пробитого днища лодки бил тонкий фонтанчик. Ветер срывал его верхушку, разбивал на капли, и они барабанили по пластиковым бортам. Вот вам и «душ»!

— Дедушка Коля, не волнуйтесь, ваша ручка пока побудет у меня, — сказал Динамит, пришпиливая дедову ручку к майке. Он встал и, подняв руки, надел своего утенка. В глаза Маше бросились кривые буквы: «Средсва ветренова спосеня ДИНАМИТА».

— Если кто не умеет плавать, можете держаться за меня? — благородно предложил Динамит.

И вдруг на пристани закричали.

Слов Маша не различала, но голоса были жуткие. Мужчины вроде ругались, женщины визжали и выли. Только тут Маша сообразила, что за труба булькнулась под воду.

— По-моему, мы ее утопили, — спокойным голосом сказал Дед. — Петя, есть веревка или хотя бы леска?

— Под б-банкой, — заикаясь и клацая зубами, выдавил несгибаемый «укропольский егерь». — Только у меня к-ключа нет.

Под задней банкой у Петькиного папы был рундучок с крючками и лесками. Понятно, Петька любил там похозяйничать. А его папа любил запирать рундучок на висячий замок.

Дед привстал и каблуком с одного удара сбил замок. Маша не понимала, зачем ему леска. Не вылавливать же подводную лодку Самосвалова. Но Дед вел себя очень уверенно. Открыв рундучок, он бросил Петьке пустую жестянку от консервов:

— Не сиди, вычерпывай воду!

За жестянкой из рундука появилась катушка с толстой леской. Дед снял пиджак и отдал Маше:

— Там документы, не намочи.

Конец лески он взял в зубы, сковырнул туфли — и в брюках, в белой рубашке с затянутым в тоненький узелок галстуком выпрыгнул за борт!

Брошенная на дно лодки катушка плясала и тарахтела, разматываясь. Маша испугалась, что леску заест и катушка плюхнется в воду вслед за Дедом. Она поймала катушку и надела на палец, чтобы легче сматывалась леска.

С берега слышалось трыканье. Там заводили сразу не сколько моторов, и, как это бывает второпях, ни у кого сразу не получалось. Петька так и сидел, разинув рот.

— Сказано тебе: вычерпывай!! — рявкнула на него Маша.

— Да что вычерпывать, все море?! — огрызнулся Петька и со зла пнул ногой бьющий посреди лодки фонтанчик.

От Петькиного удара фонтанчику ничего не сделалось. А еле державшийся надтреснутый кусочек пластика отлетел, и вода хлынула ручьем! Она бурлила, как будто в лодку бросили кипятильник.

— Макропод несчастный! — вздохнула Маша.

Забытый всеми Динамит, опоясанный своим утенком, стоял на носу.

— Я покину корабль последним! — ни к селу ни к городу объявил он и расплакался.