Муравейник

Оставляемый в одиночестве,

принуждаемый к творчеству,

я сижу, молчалив и тих;

как причудливое растение,

шевелится во мне впечатление

и ложится строками в стих.

Грамматические правила

соблюдать меня заставила

не учительница русского языка,

а пришла ко мне тема вечная,

подарила свое колечко мне

и не сводит очей пока.

Скрытые таланты

скромно и галантно

тихо в подсознании сидят;

думают, доколе

ждать, что их откроют,

аккуратно выстроившись в ряд.

Бездарность ходит следом за талантом,

тяжеловесно, но неотвратимо,

с лампасами иль аксельбантом.

К ней главное — не повернуть лица.

суметь скользнуть неслышно мимо,

услышав тихий зов Творца.

Ноты неопознанных мелодий

плавают в сознании моем,

беспокоят дремлющий мой разум.

И душа, которой нет в природе,

смысла образует окоем,

завершает начатую фразу.

… а поэтическая техника

дана совсем не на потеху мне:

то моя муза забавляется,

и рифмы — как испуганные зайцы.

Распространившийся на жизнь

во всех ее обличиях

и гранях колдовства,

ты на меня взираешь вниз

с ухмылкой неприличною

иного естества.

Поэт — язычник по призванию,

упорный, легкомысленный и ветреный,

любитель зрелищ и существ невиданных.

От прозы на достойном расстоянии,

он жизни и любви пленяется приметами

и сокрушает им же сотворенных идолов.

Выдрав перо у ангела,

его макаю в чернильницу,

гранит скрижалей царапаю.

Мне слава не машет флагами,

но любовь моя не противится,

и капель за окном накрапывает.

Слова по сути своей скромны,

а чванятся ими — люди.

Где милее вам осетры —

в море или на блюде?

Самое гордое слово — «я» —

очень демократичное:

вся человеческая семья

с детства к нему привычная!

Поэту свойственная благодать

слова споспешествует сочетать

под общим руководством смысла.

Ему совсем не требуется знать,

как ценит их читательская рать,

и частоту критического писка.

Стихи нужно писать для тех,

кто их любит, читает и понимает,

почему рифма стоит в самом конце

строки, а не в ее начале. Грех

стихосложения сладок, и строки во тьме сияют,

хотя доля поэта — в терновом стоять венце.

Мысль разворачивается в строку,

располагается на листе,

привлекает глаз запятыми и двоеточиями;

а поэт находится где-то сбоку,

сожалея о прекрасной мечте,

оказавшейся несколько худосочною.

Многоточие — знак для ленивых…

Точка — для прямолинейных.

Запятая — для вариаций,

восклицательный — для унылых!

Вопросительный — для сомнений?

А тире — чтобы было куда податься —

Вдохновенное стихотворение

пленяет поэта зрение,

его очарует слух:

короткое или длинное,

мыслью не уловимое,

как тополиный пух.

Идет за тяжким плугом пахарь,

целебны травы растирает знахарь,

поэт молчит под бременем метафор;

от снежных гор к морям река течет,

луна средь звезд свершает оборот,

и вдохновение приносит пышный плод.

Долгими и зимними,

средними весенними,

краткими летними вечерами

мыслями покинутый,

разумом растерянный

я сижу, стихи мои, с вами.

Песни вековечные,

чувства быстротечные

будоражат воображение,

и не знаю, во благо ли,

полетав над бумагою,

превращаются в Сочинение.

… а еще мне хочется пару строк

написать о горнем и высшем,

Вдохновителе и Созидателе,

о Том, Которого жизнь — урок,

улыбка — в вине прокисшем,

а радость — во взгляде сознательном.