Глава двадцать седьмая

— Этьен Вердон больше не твой объект. — Мадам де Тревиль даже не подняла взгляда от работы, когда я вошла в кабинет.

Когда Арья оставила меня в салоне вчера, я знала, что следует ожидать чего-то подобного. Я ждала всю ночь, ворочаясь без сна, ждала все утро, весь день и часть вечера. На меня обрушивались образы: папа, совсем один, мама, совсем одна, Этьен, совсем один у постели своей матери. Но это не сделало меня нечувствительной к гневу мадам де Тревиль.

— У нас осталось всего два дня до…

— Он исчерпал свою ценность. Это совершенно очевидно.

С каждым вздохом мои неудачи множились. Орден. Сестры по оружию. Отец.

— Я знаю, что, как показалось Арье, она видела, — проговорила я, судорожно вздохнув. — Но…

— Тогда скажи мне ты: чем ты, по-твоему, занималась?

Словно вспышка молнии, меня озарило воспоминание о том моменте: шум ветра, стук моего сердца.

— Да, Арья видела, как мы целовались. Я только хотела сказать, что вчера она ошиблась. Я бы никогда не позволила себе слишком привязаться к нему или рассказать ему об Ордене. Если вы дадите мне немного больше времени, я выясню правду; я смогу. Он сейчас сам не свой: его мать больна, а у меня не было шанса допросить его как следует. Но он совсем рядом с Парижем. Позвольте мне поехать навестить его.

Мадам де Тревиль отложила перо, черты ее лица исказило разочарование. Это было даже хуже, чем гнев. Хуже, чем упреки и критика за плохо выполненное парирование. Хуже, чем свирепый взгляд, которым она награждала нас, если мы оступались в гавоте. Стыд запустил в меня свои щупальца.

— Ты утверждаешь, что сохранила бы нашу тайну, но остается еще тот неприглядный факт, что ты позволила себе влюбиться в объекта. И даже если ты не последуешь велению сердца, как я могу доверять твоим суждениям?

— Я не это… я бы никогда…

— Тогда что ты имела в виду? Ты всегда позволяла эмоциям взять над тобой верх, но ни разу ты не проявляла такой опасной глупости. До нынешнего момента. — Я не пошевелилась, чтобы вытереть слезы, которые стекали по моим щекам. — Ты не смогла выполнить даже самое простое задание. Из-за твоей неспособности держать свои чувства в узде Арье пришлось заниматься твоим первым объектом на балу. Ты уединилась с Вердоном так надолго, что дю Верлак решил, будто твоя честь в опасности. Ты хоть понимаешь, какой необратимый ущерб был бы нанесен твоей репутации, а значит, и моей, если бы он тебя нашел?

Я невольно вздрогнула; слова мадам де Тревиль обжигали кожу, словно угли.

— Я не говорю, что это была хорошая идея. Но это был всего лишь поцелуй…

— О, сплетники и сплетницы Парижа назвали бы это иначе. К тому времени, как слухи обошли бы весь высший свет, они превратились бы в историю о том, как ты оседлала его посреди дворцового сада, задрав юбки до ушей. И скажи на милость, кто бы стал тогда воспринимать тебя всерьез? Кто бы стал воспринимать всерьез нас? Ты думаешь, Мазарини поверил бы, что мы на что-то способны, после того как ты уничтожила бы весь Орден? — Мадам де Тревиль достигла точки кипения, костяшки ее пальцев побелели от напряжения. — Ты так отчаянно нуждаешься в любви, что готова упасть к ногам любого, кто проявил к тебе малейший интерес? Позволь внести ясность, Таня: он не испытывает к тебе чувств. Он тебя даже не знает.

Я крепко обхватила себя руками, чтобы перестать трястись. Чтобы не развалиться на части. Чтобы не рассыпаться по полу кабинета вперемешку со всем, что я уже потеряла или вот-вот потеряю. Нет. Нет. Я слишком много времени посвятила тому, чтобы закалить себя. Я долгие месяцы укрепляла свои ноги, смеялась с другими мушкетерками, танцевала гавоты. Слишком долго становилась собой, чтобы теперь себя потерять.

На челюсти мадам де Тревиль дернулась мышца.

— Ладно, пожалуй, это было чересчур сурово, — признала она. Потом немного помолчала, словно это признание причинило ей боль. — Жестоко было описывать тебя такой жалкой… Я знаю, что твоя история не такая, как у остальных. Но это не оправдывает того, что ты поставила нашу миссию под угрозу.

Надписи на картах смешались и закружились. Книжные шкафы опасно накренились, затем выпрямились, затем накренились снова. На меня нахлынули тошнота и страх — они поглотили меня, тисками сжали грудь, живот, добрались до сердца.

— Иногда я забываю, насколько вы все молоды, — продолжала мадам де Тревиль. Я сфокусировала взгляд на полу у себя под ногами и принялась изучать прожилки в древесине, стараясь не шевелиться. Меня могло свалить с ног малейшее дуновение воздуха. — Быть юной девушкой порой так же тяжело, как быть мушкетером. Ты знаешь часть моей истории, но недостаточно, чтобы понимать, чего мне стоило оказаться на своем месте сейчас. Сколько лет прошло, пока я наблюдала, ждала, стремилась. Я никогда не хотела замуж. Никогда не нуждалась в спутнике жизни. Я хотела лишь одного — быть мушкетером.

Моя грудная клетка сжималась, словно хотела раздавить все внутренности всмятку. Я вспомнила тот день, когда приехала в Париж. Когда я впервые увидела этот дом и подумала, что жизнь здесь станет для меня кошмаром. Мне нечего было терять, кроме одежды, которая была на мне, и шпаги в дорожном сундуке. А теперь я могла бы заполнить целые океаны, целые миры теми вещами, которые я могла потерять. Любовь к моей новой семье. Радость осознания, что мне никогда не придется бросать фехтование. Знание, что у меня наконец появился шанс сделать что-то, чтобы отец мог мной гордиться. И что мама ошибалась: меня все-таки можно любить. Что я наконец обрела силу.

Далеко не сразу ко мне вернулась способность говорить.

— В мой самый первый день вы сказали, что не станете тратить время на девушку, которая не понимает своего места в мире и своего долга. Что вы не станете тратить время на девушку, которая не знает, чего хочет. Может, тогда я и была такой, но теперь уже нет. Я знаю свой долг перед сестрами. И перед Орденом, — сказала я.

Мадам де Тревиль взялась за перо. Потом снова его отложила. Протяжно вздохнула.

— Если… если ты хочешь остаться в Ордене, в будущем не должно произойти ничего даже отдаленно похожего. — Я вскинулась, живот подвело от удивления и даже, пожалуй, надежды. Еще один вздох, долгий и тихий. — Я не могу позволить себе потерять мушкетерку. Особенно сейчас, за два дня до предполагаемого покушения. Но ты на испытательном сроке. Ты должна беспрекословно выполнять все приказы. Не спорить. И пока мы не расшифруем то послание, будешь сидеть за книгами, не поднимая головы. Из дома ты не выходишь. Когда все это закончится, если Орден все еще будет существовать, я решу, что с тобой делать. Тебе все ясно?

Я кивнула, мое сердце радостно затрепетало. Меня не простили — до этого было еще далеко. Очень далеко.

Но это было начало.

Я в изнеможении брела от подъемника по коридору под пристальным взглядом мадам де Тревиль. Все вокруг было черно-серым, как голуби посреди снежной бури. Из открытой двери донесся пронзительный смех Теа. Вероятно, она смеялась над какой-то репликой Портии. Арья тихо сидела в углу, наблюдая за происходящим.

Я едва не потеряла все это. И все еще могу потерять, если не буду осторожной.

На полпути к своей комнате я услышала, как кто-то произнес мое имя. Я остановилась. Это была Арья: руки опущены вдоль туловища, ноги бесшумно ступают по ковру. Облегчение, которое я только что испытывала, мгновенно улетучилось.

— Что тебе нужно?

Обычная невозмутимость Арьи дала небольшую трещину.

— Надеюсь, ты понимаешь, почему я не могла не рассказать, — ответила она. Она не преградила мне путь, а пошла со мной рядом.

— Ты даже не спросила. Не спросила, понимаю ли я, что это была ошибка. А ведь я решила, что это больше не повторится. Ты в меня не поверила. — Я подавила гнев, и разочарование, и чувство вины. — Все, что ты мне говорила о доверии, о том, что вы не дадите мне упасть, — все это было ложью?

Пока я говорила, ее рот оставался сжатым в прямую линию. Смех, доносившийся из соседней комнаты, затих.

— Даже если ты решила все прекратить, это не имеет значения. Сейчас тебе трудно понять. Но я поступила так, чтобы защитить тебя, — сказала она. — Ты собиралась ему рассказать. О миссии. О том, кто мы.

— Защитить меня? Как тогда, когда ты требовала, чтобы я не рассказывала Теа и Портии о ночном воре? Нет, тебе просто нравится хранить секреты, чтобы чувствовать свою власть над нами. Единственная, кого ты защищаешь, — это ты сама.

Арья втащила меня в свою комнату.

— Ты что, решила восстановить справедливость? — Она покачала головой. — Они могли услышать тебя. Кроме того, — добавила она, — ты делала то же самое. Чересчур увлеклась личными интересами. Ты поцеловала его, Таня. Ты влюбилась в него. Ты выбрала его вместо нас.

— Я бы ни за что так не поступила. Это из-за тебя я чуть не потеряла Орден, возможность узнать правду об отце, мою новую семью…

— Рассказав им сейчас, ты ничего не исправишь, — парировала Арья. — Ты не выносишь, когда на тебя кто-то злится. Ты хочешь очистить свою совесть. Покончить со всем одним махом. Но гнев так не работает! Мы не обязаны прощать тебя просто потому, что тебе жаль.

— То же самое можно сказать и о тебе, разница только в том, что ты не извинилась. — При этих словах глаза Арьи сверкнули. Во мне что-то разорвалось, словно меня распороли от пупка до самого горла. — Я хранила все твои секреты, даже те, что ты мне не рассказывала.

С Арьи словно спала маска. В самый первый раз я увидела, что она совсем юная, как и говорила мадам де Тревиль.

— Я не понимаю, о чем ты.

— Я не слепая, Арья. Удивляюсь, как она сама этого не поняла.

— Теперь ты, видимо, скажешь мне, что мы одинаковые. Но это не так. Она не мой объект. И я не знаю, как мадам де Тревиль к этому отнесется. Позволит остаться или вышвырнет меня. Но факт в том, что это никак не мешает нашей миссии…

— Я знаю, что это другое.

Мы уставились друг на друга, обе чувствуя себя проигравшими.

— Ты не расскажешь ей? — шепотом спросила она.

— Ну конечно же, нет. — Я направилась к двери. Но я еще не готова была уйти. — Однако тебе самой стоило бы ей рассказать — хотя бы подумай об этом.

— Что? — не поняла Арья.

— Я видела, как она на тебя смотрит. По крайней мере… — Я на секунду запнулась. — По крайней мере, дай ей шанс. Я знаю, ты злишься на меня за то, что я сделала. Я знаю, что я подвела вас. Но ты ведь не думаешь, что я этого хотела? Единственное, чего я хотела, — чтобы вы гордились мной, я хотела стать настоящей мушкетеркой. И неважно, что Этьен не мог знать правды о своем отце и о моем, потому что я все равно должна была с ним порвать. Неужели ты думаешь, что я стала бы продолжать? Когда я прикасаюсь к нему, я словно предаю всех, кто мне был, есть и будет мне дорог. — Вечер в театре, прикосновение его ноги к моей, шуршание бархата, красного, как папина кровь. Я сглотнула. — Всех, кроме него. Оно того не стоит. Что бы ни происходило между нами, для меня оно того не стоит. Но ты, Арья, тоже меня подвела.

На ресницах Арьи стали собираться слезы, и самой мысли о том, что я послужила их причиной, было бы почти достаточно, чтобы остановить меня, но сейчас я не могла остановиться. Она должна знать. Я должна заставить ее понять.

— Я не просто какая-то провинциалка, которая недавно приехала в Париж, тяжело переживает утрату отца и вынуждена жить с телом, которое всегда ее предает. Я изменилась. И честно говоря, если бы не вы все, я бы ни за что на свете не увлеклась таким, как он. А потом не решила бы, что случившееся на балу никогда не должно повториться.

— Ты что, обвиняешь меня…

— Это трудно объяснить, — перебила я. — Прошу, послушай меня. Когда я наконец осознала, что у меня к нему чувства, я не беспокоилась, что он отвергнет меня из-за моих головокружений. Да, он заботится обо мне, и, хотя он вынужден был помогать мне, видел меня больной, я переживала не из-за этого. Я переживала из-за вас, моих сестер по оружию. Вы трое заставили меня осознать, что, чем бы ни были вызваны эти головокружения… главная проблема не в них. Это ужасно, это больно, это заставляет меня чувствовать себя невероятно хрупкой, но не это разбивает мне сердце. Настоящая проблема — это люди, которые считают, что из-за этого недуга я ничего не стою.

Внезапно я покачнулась, схватилась на дверной наличник, но все равно упала. Панталоны, сшитые Теа, помогали, но они не могли меня излечить. Арья что-то говорила, но я ее не слышала — в ушах шумел океан. А в голове пульсировало раскаленное добела солнце.

Загрузка...