На севере Ленинградской области есть небольшой город с певучим, раздольным названием — Лодейное Поле. Здесь 28 сентября (11 октября) 1904 года родился Борис Глебович Музруков — выдающийся организатор оборонной науки и промышленности, один из создателей атомной отрасли России.
Лодейное Поле расположено по нижнему течению реки Свирь, между Ладожским и Онежским озерами. Край этот преисполнен суровой северной красотой — могучими лесами, реками, речками и озерами, живописными скоплениями остатков древних скал среди темных вечнозеленых елей и глубокой, торжественной тишиной.
Название города напоминает о древнем ремесле жителей Присвирья, славившихся умением строить небольшие грузовые суда — ладьи, в северном произношении — «лодьи». Здесь по велению Петра I была основана Олонецкая судостроительная верфь, на которой работали русские и иностранные мастера-кораблестроители.
22 августа 1702 года со стапелей судоверфи был торжественно спущен на воду первый крупный военный корабль Балтийского флота — 28-пушечный фрегат «Штандарт». В 1785 году судоверфь и прилегающие к ней территории получили, по указу Екатерины II, статус города, названного Лодейным Полем. Верфь действовала до 1830 года. С ее стапелей сошло более 400 кораблей, среди которых — знаменитый шлюп «Мирный», участвовавший в кругосветном путешествии русских мореплавателей М. П. Лазарева и Ф. Ф. Беллинсгаузена, открывших в 1820 году Антарктиду.
С упразднением верфи Лодейное Поле на долгие годы превратилось в провинциальное захолустье. И лишь памятник, сооруженный в 1832 году на реке Свирь, там, где когда-то стоял дом Петра I, напоминал о славных временах создания русского флота. Изображение фрегата «Штандарт» уже более двух веков является гербом города, а парусная ладья стала эмблемой Лодейного Поля.
Возрождение города началось в 1927 году со строительства (по плану ГОЭЛРО) Нижне-Свирской ГЭС. Это создало условия для развития лесной и деревообрабатывающей отраслей промышленности, ставших вскоре основой экономики города. Правда, в те времена молодой Борис Музруков строил свою жизнь уже в другом краю, а если и бывал в Лодейном Поле, то изредка. Однако он глубоко и навсегда остался связанным со своей малой родиной.
Вскоре после рождения Бориса семья Музруковых переехала в Финляндию, где и прожила до Октябрьской революции. Переезд был связан со службой отца, подпрапорщика русской армии. С конца XIX века российское офицерство в значительной своей части формировалось из наиболее способных и грамотных рядовых сверхсрочной службы. В их числе оказался и Глеб Алексеевич Музруков, крестьянин, уроженец деревни Гонгиничи Лодейнопольского уезда Олонецкой губернии. В том же уезде, в деревне Сармакса, родилась в семье крестьян Разухиных и мать Бориса, Елена Ивановна.
Олонецкая губерния была самым северным краем России, граничившим со Швецией. В ее состав входила и Финляндия, имевшая статус великого княжества. Во время многочисленных войн губерния служила форпостом русской земли, неоднократно подвергалась разорению, принимала в ряды своего населения карелов, уходящих от шведско-финского притеснения.
В начале XX века русский армейский корпус пришел в Финляндию на смену национальным военным формированиям, поскольку среди финнов начали нарастать антирусские настроения. В этом корпусе и проходил службу Глеб Алексеевич Музруков — сначала в Гельсингфорсе (ныне Хельсинки), затем в Выборге. Годы эти не были легкими. Когда Борису не исполнилось и пяти лет, Елена Ивановна умерла. Ее скосил семейный недуг — туберкулез, он унес жизни и двух старших сыновей.
Так что у Бориса не осталось о матери никаких воспоминаний, кроме ощущения теплоты и нежности. Но, несомненно, большое влияние на него оказывал отец. Как позже вспоминал Борис Глебович, Глеб Алексеевич Музруков отличался нравственной чистотой, трудолюбием, строгостью к себе, выдержкой, стремлением к знаниям и уважительным отношением к людям. Все эти черты проявились и в характере его сына.
В 1910 году Глеб Алексеевич женился второй раз. Мария Алексеевна, добрая и сердечная женщина, не имела своих детей, а к семерым сиротам отнеслась с такой заботой и лаской, что каждому казалось — он самый любимый. В доме никогда не было ссор, дети приучались к труду и аккуратности.
Повседневный быт Музруковых вполне вписывался в российскую действительность того времени. Жизнь дома подчинялась строгим правилам, имела твердый распорядок — иначе не управиться было с многочисленными обязанностями по хозяйству, которые распределялись между членами семьи в соответствии с возрастом. Праздность считалась непозволительной. Принести воды, заготовить дрова для печи, сбегать в лавку за керосином для лампы, сделать нехитрую уборку, покормить скотину, поработать на огороде — все это входило в обязанности детей. Девочки под руководством матери обшивали все семейство, мальчики во главе с отцом производили необходимую починку обуви, мебели, ремонт домашних и подсобных помещений. Времени на безделье не оставалось.
Немало сил приложили Глеб Алексеевич и Мария Алексеевна, чтобы вывести детей в люди, дать им приличное образование. Но над ними, словно рок, тяготело тяжелое, неизлечимое по тем временам заболевание — туберкулез. К 1917 году в семье Музруковых из девятерых детей в живых остались только два младших сына, Николай и Борис, и две старшие дочери, Ольга и Надежда.
Девочки еще до Октябрьской революции окончили гимназию, переехали в Петроград, где поступили гувернантками во французские семьи. Сыновья оставались в Гельсингфорсе. К началу революционных событий Борис окончил два класса реального училища, в котором учился и брат.
Мальчики были очень дружны, вместе разбирали домашние задания, бродили по городу, любуясь его строгой и немного тяжеловесной красотой. В их жизни были и драматичные моменты. Например, после уроков реалисты частенько разделялись на две партии — финскую и русскую — и сходились врукопашную. Драки были жестокими, в ход шли тяжелые, с металлическими пряжками форменные ремни. И победы, и поражения Николай и Борис переживали мужественно, не хвастались и не жаловались.
До начала революционных событий в России жизнь семьи Музруковых протекала довольно спокойно. Но после Октябрьского восстания в Петрограде все изменилось.
31 декабря 1917 года Совет народных комиссаров РСФСР предоставил Финляндии независимость, но русская армия не была выведена с финской территории. Перед военными новая власть поставила задачу (которая, впрочем, выполнялась плохо): поддержать Финляндскую социал-демократическую партию и ее Красную гвардию.
С помощью Германии и Швеции финская Белая армия, созданная при активном участии Маннергейма, в конце мая 1918 года подавила начавшуюся в Финляндии революцию. Этому предшествовали кровопролитные бои в ряде провинций между финнами и русскими. Особенно жестокими они были в Хельсинки, куда прибыли революционные матросы Балтийского флота, и в Выборге, где находился штаб русской армии и где служил отец Бориса. Многие русские попали в плен и были высланы из страны через Ладожское озеро и морским путем.
Семья Музруковых с трудом добралась на родину родителей. Там, когда Борису было чуть больше четырнадцати лет, умерла Мария Алексеевна, ставшая для Музруковых-младших по-настоящему родным человеком. Отец к тому времени опять был на военной службе, уже в рядах Красной Армии. Два сына-подростка остались без присмотра. Кроме того, в деревне не было возможности учиться.
Старшие сестры, Ольга и Надежда, жившие по чужим домам, не могли приютить братьев. Глебу Алексеевичу удалось устроить Бориса и Николая в петроградский детский дом № 28. Так мальчики оказались в столице революционной России.
Шел 1918 год.
Какой бы трудной ни была жизнь братьев Музруковых в родительском доме после 1917-го, петроградские годы по сложности и тяготам намного превзошли ставшее вдруг далеким время детства. В самом начале 1918 года Петроград остался без продовольствия и топлива. На руки выдавали полфунта (200 граммов) хлеба, а то и меньше. Заводы и фабрики прекратили работу. Транспорт стал. По пустынным мостовым мимо разбитых или заколоченных витрин магазинов время от времени в суровом молчании проходили отряды рабочих, революционных солдат и матросов — начиналась Гражданская война, в марте против молодой республики была развязана иностранная интервенция. По тротуарам извивались бесконечные очереди за продуктами, доступными в самом скудном ассортименте. На рынках, превратившихся в барахолки, бесчинствовали спекулянты, сновали беспризорники. Петроградцы страдали не только от голода и холода — обычным делом были, с одной стороны, вооруженные налеты бандитов, с другой — обыски и реквизиции, то есть экспроприация частной собственности имущих граждан. Сеялись настроения паники, недовольства и озлобленности.
Но и в это сложное время государство предпринимало меры по спасению будущего страны — детей, нашло в себе силы дать сиротам самое необходимое — кров, пищу и возможность учиться. И тем самым открыло перед многими путь в достойную жизнь.
Воспитанникам детских домов приходилось самим заготавливать дрова, работать на огородах, которые тогда разбивали в пригородах Петрограда. И делить скудный хлебный паек-осьмушки. В петроградском детском доме № 28 это ответственное дело было поручено Борису Музрукову. Своими сверстниками он воспринимался как старший. Воспитанники, повидавшие самую изнанку жизни, рано изведавшие все ее тяготы, порой не знавшие человеческих взаимоотношений, признавали авторитет Бориса, который всегда честно и аккуратно делил на всех выдаваемый по карточкам хлеб. Кусочек в 200 граммов, иногда в два раза меньше, из рук хлебореза Музрукова получал каждый. И все знали: он никого не обделит.
Детдомовская жизнь многому научила Бориса и закалила его. Сестер он видел редко, хотя отношения дружбы и взаимопомощи между ними не прерывались и сохранялись всю дальнейшую жизнь. Отец находился в армии, связи с ним практически не было. Ранняя самостоятельность, необходимость полагаться только на свои силы укрепили основные черты характера юноши, среди которых все сильнее проявлялась неуемная тяга к знаниям.
Борис учился в трудовой средней школе № 6. В классах было холодно, учебники добывали с великим трудом, писали не в тетрадях, а на газетной бумаге, между строк, но учителя умели увлечь голодных ребятишек, пробудить в них интерес к дальнейшему образованию и подготовить к нему. Борис приходил к твердому убеждению: несмотря на то, что помощи ему ждать не от кого, он будет учиться дальше.
В одном классе с ним учился сын профессора Петроградского технологического института — одного из лучших учебных заведений страны. В институте сохранились прекрасные преподавательские традиции, хорошая библиотека и неплохая материальная база. После 1921 года, когда новая власть окрепла и на образование стало выделяться больше средств, в технологическом возобновили свою работу знаменитые научно-технические кружки. Они возникли еще в 1903 году, и их деятельность отличалась активностью и размахом, охватывала широкий спектр направлений, позволяя не только студентам, но и всем желающим пополнять свои знания, знакомиться с передовыми достижениями науки.
Борис, приглашенный одноклассником на заседание кружка, на первой же лекции получил информацию об одной из самых важных для развивающейся страны профессий. Позже Борис Глебович рассказывал: «По выбору специальности на меня еще до окончания школы повлияло прослушивание лекций в технологическом институте, которые проводились для всех желающих. На лекции был свободный доступ. Я от начала до конца прослушал все лекции по металлургическому циклу. Это дало мне твердое убеждение, что здесь, в этой области, заложены большие возможности для проявления инициативы».
Была выбрана не только профессия — определен жизненный путь на долгие годы. Но слишком далеко Борис тогда не заглядывал. Он с присущим ему здравым смыслом решал задачи конкретные. Нужно было так организовать жизнь, чтобы иметь возможность учиться.
После окончания в 1922 году средней школы Борис поступил на рабфак технологического института. Тем, кто приходил на рабфаки из Красной Армии или имел, как тогда говорили, пролетарское происхождение, государство помогало: им выделялся паек, предоставлялось общежитие и выдавалось денежное довольствие.
По хорошо известным меркам прямолинейного подхода к определению социального положения граждан Бориса Музрукова из-за офицерского звания отца формально нельзя было отнести к представителям пролетарского сословия. А поскольку он пришел в вуз как городской житель, к выходцам из деревни он тоже не принадлежал. Поэтому ему не дали общежития и не выделили денежной помощи, хотя он, воспитанник детдома, не имел ни от кого никакой поддержки. Но такой поворот не обескуражил Бориса: он спокойно воспринял эти обстоятельства и не позволил им мешать намеченным планам.
Жажда знаний, жизненная энергия оказались сильнее всех тягот и неудобств первых лет студенчества. Борис снимал углы (приходилось спать и под вешалкой), на жизнь зарабатывал где и как мог, но учебы не бросал. Более того, вскоре он стал комсомольцем-активистом, вел большую общественную работу. Заполненные до предела учебой и работой дни только больше закаляли характер. А занятия и широкий круг общения в технологическом расширяли кругозор, воспитывали интеллигентность, давали возможность постигнуть культуру человеческих взаимоотношений.
Студент Музруков, статный и красивый молодой человек, в периоды зимних сезонов подрабатывал статистом Александринского театра. Здесь для него открылся новый и прекрасный мир театрального искусства. В те годы театр возглавлял замечательный артист Ю. М. Юрьев, и Борису довелось участвовать в спектаклях классического репертуара, где заглавные роли играл сам Юрьев. Эти минуты рядом с лучшими артистами страны оказались незабываемыми. Много лет спустя сестра Б. Г. Музрукова, Надежда Глебовна, рассказывала, как брат вспоминал мгновения на сцене: Юрьев, исполнявший главную роль в спектакле «Антоний и Клеопатра» по пьесе Шекспира, «тяжело клал властную руку на плечо молчаливого и покорного раба». Рабом этим и был Борис Музруков. Другие постановки можно было посмотреть из зрительного зала, по контрамаркам, и Борис, став страстным театралом, при малейшей возможности старался попасть на хороший спектакль.
Летом Борис устраивался матросом на суда, ходившие по Волге. Эта жизнь не отличалась утонченностью отношений. Напротив, в ней было немало грубостей, связанных с тяжелым физическим трудом. Приходилось сталкиваться и с насмешками, и даже с жестокостями. Как-то раз его взяли на колесный пароход помощником машиниста. В качестве испытания Бориса заставили выпить изрядное количество водки, а затем предложили смазать на полном ходу один из механизмов парохода. При этом пришлось стоять над самой водой, на узенькой перекладине. В действительности смазка была не нужна, но Борис решил выполнить задание полностью. Ему это блестяще удалось — не подвели прекрасный вестибулярный аппарат и высокая устойчивость организма к алкоголю. Кстати, спиртным он не злоупотреблял ни в молодости, ни в более поздние годы.
Путешествия по Волге познакомили Бориса с просторами России, с жизнью ее больших городов и маленьких поселков, с самыми разными людьми, встречавшимися в пути.
Однако наиболее важную роль в эти годы его жизни сыграла общественная работа. У нас не сохранилось прямых свидетельств о том, как учился Борис. Но, без сомнений, студентом он был хорошим, как говорили тогда — крепким. Иначе вряд ли бы (с учетом его непролетарского происхождения) на него возложили ответственную обязанность пропагандиста. Занимался он с комсомольцами нескольких промышленных предприятий Нарвского района. При всей серьезности этих мероприятий молодость брала свое: в общении возникали не только дружеские отношения, но и более глубокие чувства. Проводя собрание комсомольского кружка на табачной фабрике, Борис познакомился с Аней Гущиной, милой девушкой, которая была немного младше его. Знакомство переросло в дружбу, затем — в любовь. Молодые люди стали мужем и женой в 1927 году. Этот союз оказался счастливым: Анна Александровна и Борис Глебович прожили в любви и согласии все годы их брака.
Работа в комсомольских кружках помогла Борису Музрукову определить тему дипломной работы и привела выпускника технологического института на знаменитый Путиловский завод. Спустя годы Борис Глебович вспоминал:
«Студентом Ленинградского технологического института я был пропагандистом комсомольских кружков в рабочем Нарвском районе. Как известно, в этом районе много больших заводов и фабрик. Я был очень рад, когда мне предложили руководить комсомольским кружком в кузнечном цехе завода “Красный путиловец”.
Перед тем как начать работу кружка, я попросил секретаря комсомольской ячейки показать цех. Я был поражен условиями, в которых работали люди.
Агрегаты, в особенности нагревательные печи, стояли близко друг к другу. Никакой вентиляции, большая затемненность цеха, теснота. Какие-то сильные удары потряхивали все здание. Я спрашиваю: “Что это такое?” — “Это наш 20-тонный молот в прессовом цехе, идемте, я Вам его покажу”. Подходим к молоту с мощной станиной, на которой стоит паровой цилиндр и бьющаяся о наковальню 20-тонная баба. При ударе по горячей болванке, которая весит 3–5 тонн, во все стороны летят искры — зрелище неописуемое. Молот такой мощности был один в нашей стране.
Я проводил комсомольский кружок также и в прокатном цехе. Труд рабочих там был еще более тяжелым, чем в кузнице, так как действовал дополнительный фактор: повышенная интенсивность работ, обусловленная скоростью прокатки.
В глаза бросилось отсутствие механизации труда. Вопрос этот требовал неотложного решения, поэтому тему дипломной работы я взял такую: “Механизация труда на среднепрокатном стане Путиловского завода и перевод стана на электродвигатели ”. Успешно защитив проект, я был направлен работать на “Красный путиловец”.
Мое детальное знакомство с металлургической базой этого завода произошло при помощи комсомольских кружков и позволило мне окончательно определиться со своей будущей специальностью».
В 1929 году Борис получил диплом инженера и направление на завод «Красный путиловец». Годом раньше, в 1928-м, в семье Музруковых родился первенец — сын Владимир.
Жизнь, до той поры очень и очень нелегкая, стала налаживаться. Инженерная должность, тем более на Путиловском заводе, означала хорошую зарплату, отличную служебную квартиру (а если вначале комнату, то также благоустроенную). Эти положенные законом блага поддержали молодую семью, до этого сильно нуждавшуюся и не имевшую своего угла. А перспективы, открывшиеся перед инженером Музруковым, придавали силы и уверенности в завтрашнем дне. Его глубокие знания, склонность к техническим изобретениям и продуманному организационному новаторству, увлеченность делом, умение контактировать с людьми с самого начала работы на заводе определили успех его карьеры. В свою очередь завод стал для молодого инженера очередной прекрасной школой.