Мозг, мозг, пылай черной ризой,
Камнем высечем злобы знак.
Горько плачем над Бедной Лизой
Мягкой лестницей вьется мрак.
Храм твой чудный виден отсюда,
Из зловонной ямы моей.
Знаю: задушивший себя Иуда
Был ручейка светлей.
Мозг, мозг, пылай черной ризой,
Друг мой, распни меня,
Прощай, голубок мой сивый,
До великого судного дня.
Вот и Господь. Как нищий,
Как паломник, идет в пути.
Камнем, камнем знак злобы высечем
И от него не уйти.
Мозг, мозг, пылай черной ризой.
Спи во гробе, дитя.
Не надо мной ли, над Бедной Лизой
Ветки облаков хрустят.
1918 г.
Горечь судьбы лови, Мастер, на ка,
Смейся над своим мастерством, рука.
Вот и оно пришло ко мне, облако
От снежных вершин Пастернака.
Вижу золотые бёдра Востока. С востока
Галереей картинной идут века.
И тут же гнойный след человека,
А там ветер. Тишина стебелька.
Будешь бессмертными себя нарекать.
От облака до облака
География наших зеркал.
Как мне больно за человека.
Но ты не человек от века до века
И я не человек
1918 г.
Москва 13 ноября – поздно вечером.
Хлопья мокрыми язвами
(Скрежет костей, натянутых, как парус)
В темной накидке газовой,
Обнажив свои гнойные ярусы.
С горьким шумом несется Земля,
Чернотою пространства сверля.
И не ты ли, Кавказский хребет,
И не ты ль, позвонок Пиринеев,
Под тюремной луной коченея,
Видишь тени грядущих планет.
И скрипят, как финляндские сосны
Наши мертвые жадные весны.
1918 г.
Москва.
На золоте снега
Черный уголь злобы моей
Чертит с разбега
Косу для убийства людей.
И пряные, пышные кости,
Как гроздья гигантских шагов
Кадят расцветающей злости
Кадильницей наших голов.
И Ты, бушевавший когда то,
Распятый за злобу людей,
На белые руки Пилата
Глядишь тишиною ночей.
На золоте снега
Черный уголь злобы моей
Чертит с разбега
Косу для убийства людей.
24 ноября 1918 г.
Москва.