Мы были солдатами... и были молоды

Пролог

Это рассказ о времени и о памяти. Время означает 1965-й год, год особенный, переломный, в Америке заканчивалась одна эпоха и начиналась другая. Мы тогда понимали, что во многих отношениях жизнь наша меняется внезапно и драматично, и, по прошествии четверти века, мы оглядываемся назад и у нас не остаётся никаких в том сомнений. В тот год Америка решила напрямую вмешаться в запутанные дела непонятного и далёкого Вьетнама. Это был год, когда мы отправились на войну. В широком, традиционном смысле под этим "мы", теми, кто пошёл на войну, понимались мы все, американцы, хотя, по правде говоря, в то время подавляющее большинство из нас мало знало, ещё меньше интересовалось и почти совсем не заботилось о том, что затевается в такой дали.

Итак, эта история о меньшем, более чётко сфокусированном "мы" из предыдущего предложения: о первых американских боевых частях, которые поднялись на борт военных кораблей времён Второй мировой войны, приплыли в это малоизвестное место и участвовали в первой крупной битве конфликта, который затянулся на десять долгих лет и приблизился к разрушению Америки так же близко, как он приблизился к разрушению Вьетнама.

Кампания на реке Йа-Дранг стала для войны во Вьетнаме тем же, чем стала страшная гражданская война в Испании 30-х годов для Второй мировой войны: генеральной репетицией; местом, где новая тактика, техника и оружие были испытаны, усовершенствованы и утверждены. На реке Йа-Дранг обе стороны заявили о победе, и обе стороны извлекли уроки, некоторые из которых оказались опасно обманчивы, и отголоски и резонанс от которых ощущались на протяжении всего последующего десятилетия кровопролитных боёв и горьких потерь.

Эта книга о том, что мы делали, что видели, что выстрадали в ходе тридцатичетырёхдневной кампании в долине реки Йа-Дранг на Центральном нагорье Южного Вьетнама в ноябре 1965-го года, когда мы были молоды, уверены в себе и полны патриотизма, а наши соотечественники о наших жертвах знали мало, и трогали они их и того меньше.

"Ещё один рассказ о войне", скажете вы? Не совсем так, ибо с более важных точек зрения это рассказ о любви, поведанный нашими собственными словами и действиями. Мы, дети 1950-ых, отправились туда, куда были посланы, потому что любили свою страну. Большинство из нас были призывниками, но мы гордились возможностью послужить своей стране, как служили ей наши отцы во время Второй мировой и старшие братья в Корее. Мы являлись членами элитного экспериментального боевого подразделения, обученного новому искусству воздушной войны по воле президента Джона Ф. Кеннеди.

Перед отправкой во Вьетнам армия снабдила нас эмблемами исторической 1-ой кавалерийской дивизии, и мы с гордостью прикрепили на плечи большие жёлто-чёрные нашивки с силуэтом конской головы. Мы отправились на войну, потому что наша страна просила нас об этом, потому что новый президент Линдон Б. Джонсон отдал приказ о нашей отправке, и, что особенно важно, потому что мы видели свой долг в этой отправке. Такова одна сторона любви.

Другая, ещё более необыкновенная любовь снизошла на нас, непрошенная, на полях сражений, как нисходит она на всяком поле битвы во всякой войне, когда-либо затеянной человеком. В той тоскливой и адской местности, где смерть стала нашим постоянным спутником, мы обнаружили, что любим друг друга. Мы убивали друг за друга, мы умирали друг за друга, и мы оплакивали друг друга. И со временем мы возлюбили друг друга как братья. В бою наш мир сжимался до бойца слева и бойца справа и до врагов повсюду. В своих руках мы хранили жизни друг друга и научились делиться страхами, надеждами и мечтами с той готовностью, с какой делились тем немногим добром, что попадалось на нашем пути.

Мы были детьми 1950-ых и юными приверженцами Джона Ф. Кеннеди в начале 1960-ых. Он заявил миру, что американцы "заплатят любую цену, вынесут любое бремя, преодолеют любые трудности" ради защиты свободы. Мы были первым взносом в этом крупном контракте, но человека, подписавшего его, уже не было, когда мы выполняли его обещания. Джон Ф. Кеннеди уже ждал нас на холме Арлингтонского национального кладбища; со временем мы сами тысячами пришли наполнить те склоны белыми мраморными надгробиями и влить в шорох ветра вопрос о том, на самом ли деле таково было будущее, которое он нам уготовил.

Средь нас были старики-ветераны, убелённые сединами сержанты, сражавшиеся в Европе и на Тихом океане во Второй мировой войне, выживавшие в ледяном аду Кореи и готовые прицепить ещё одну звезду рядом со значком "За участие в боевых действиях". Были армейские срочники, молодёжь из городков Америки, чьи отцы говорили, что в армии их обучат дисциплине и сделают из них настоящих мужчин. Имелись и другие молодые люди, променявшие на армию равнозначный срок заключения в тюрьме. Нынче юристы называют это "альтернативным наказанием". Но большую часть составляли призывники, мальчишки девятнадцати-двадцати лет, набранные военкоматами со всех концов Америки, чтобы во всём зелёном оттрубить два года. Рядовые 1-го класса с жалованием 99,37 долларов в месяц да сержанты 1-го класса за 343,50.

Командовали нами сыны Вест-Пойнта и молоденькие лейтенанты запаса из Ратгерского университета, из "Цитадели"[1] и даже из Йельского университета, услышавшие призыв Кеннеди и ответившие на него. Были также рядовые и сержанты, прошедшие офицерские училища и ставшие новоиспечёнными офицерами и джентльменами. Все они нервно посмеивались, знакомясь с холодной статистикой, отмерявшей вторым лейтенантам жизни в бою в минуты и секунды, даже не в часы. Нашим вторым лейтенантам платили 241,20 долларов в месяц.

Призыв 1965-го года, набранный со всей старой Америки, навсегда растаял в дыму, взметнувшемся над районами сражений в джунглях, где мы бились и истекали кровью. Страна, пославшая нас на войну, не приветствовала наше возвращение домой. Ведь той страны больше не существовало. Мы ответили на призыв президента, который был уже мёртв; мы выполняли приказы другого президента, которого изгонит с поста и впоследствии всегда будет преследовать война, которую он так неудачно вёл.

Многие наши соотечественники возненавидели войну, в которой мы сражались. Те, кто ненавидел её больше всех, — "профессионально чувствительные", — в конечном счёте, оказались не столь разборчивы, чтобы отделить войну от солдат, которым приказали в ней участвовать. Они ненавидели нас так же, как и её, и мы валились на землю под перекрёстным огнём, как были обучены поступать в джунглях.

Со временем подзабылись наши битвы, обесценились наши жертвы, и психика наша и способность соответствовать жизни в благовоспитанном американском обществе подверглись публичному сомнению. Сейчас наши мудрые не по годам лица, измождённые и исхлёстанные лихорадкой, жарой и бессонными ночами, взирают на нас, потерянных и всеми проклятых чужаков, с пожелтевших снимков, упрятанных подальше в коробки вместе с нашими медалями и орденскими лентами.

Мы восстанавливали свои жизни, искали себе занятия и профессии, женились, создавали семьи и терпеливо ждали, когда же Америка опомнится. Шли годы, мы находили друг друга и обнаруживали, что полузабытую гордость за службу разделяли с нами именно те, кто делил с нами и всё остальное. С ними и только с ними могли мы говорить о том, что на самом деле там происходило: о том, что мы видели, о том, что делали, и через что прошли.

Мы знали, что собой представлял Вьетнам, знали, как выглядели сами, как действовали, как разговаривали и чем пахли. Больше никто в Америке этого не ведал. Голливуд, оттачивая кривые политические ножи о кости наших мёртвых братьев, всякий проклятый раз преподносил всё неверно.

Итак, повторимся ещё раз: это рассказ о том, как всё начиналось, на что было похоже, что значило для нас и что мы сами значили друг для друга. Это было не кино. Когда всё кончилось, мёртвые не восстали, не отряхнули прах и не отправились прочь. Раненые не смыли красную краску и не продолжили жить, как ни в чём не бывало. Тот, кто каким-то чудесным образом оказался не оцарапан, ни в коем случае не остался незатронут. Никто из нас не покинул Вьетнам тем же юношей, каким туда прибыл.

Что ж, этот рассказ — наше завещание, наша дань 234 молодым американцам, павшим рядом с нами за четыре дня в зонах высадки "Экс-Рэй" и "Олбани" в Долине Смерти в 1965-ом году. Это гораздо больше американцев, чем погибло в любом из полков — хоть Севера, хоть Юга — в битве при Геттисберге, и уж гораздо больше, чем было убито в бою во время войны в Персидском заливе. Ещё семьдесят наших товарищей погибли в отчаянных стычках до и после больших боёв при "Экс-Рэй" и "Олбани". Все имена общим числом 305, считая лётчика ВВС, выбиты на третьей панели справа от вершины, на панели "Восток-3" Мемориала ветеранов войны во Вьетнаме в Вашингтоне, округ Колумбия, и на наших сердцах. Это также рассказ о страданиях семей, чьи судьбы навсегда были разрушены гибелью отца, сына, мужа или брата в той долине.

Хотя те, кто никогда не знал войны, могут не понять логики, но эта история — также дань памяти сотен юношей из 320-го, 33-го и 66-го полков Вьетнамской народной армии, погибших в том месте от наших рук. Они тоже храбро сражались и умирали. Они оказались достойным противником. Мы, те, кто убивал их, молим о том, чтобы их кости извлекли из того пустынного и дикого места, где мы оставили их, и отправили домой для достойного и почётного погребения.

Это история о нас и о них. Ибо однажды мы были солдатами — и были молоды.