Мы были солдатами... и были молоды

18. Поход под солнцем

Назовите это судьбой. Назовите "удачей" Кастера. Как бы то ни было, это, чёрт возьми, не имело никакого отношения к аэромобильности. Два батальона, унаследовавшие зону высадки "Экс-Рэй", собира-лись покинуть её и уходили тем же способом, которым прибыли: пешим порядком. Чем бы ни занимались 435 вертолётов 1-ой кавалерийской дивизии тем солнечным утром в среду, 17-го ноября 1965-го года, они не были готовы перебросить 2-ой батальон подполковника Боба Талли 5-го кавполка в зону высадки "Коламбас" или 2-ой батальон подполковника Роберта Макдейда 7-го кавполка в место на карте, обозначенное как зона высадки "Олбни". Ворча и покряхтывая, бойцы обоих батальонов уложили рюкзаки. Сообщение уже поступило: большие бомбардировщики ВВС B-52 вылетели с Гуама, их цель — ближние склоны горы Тьыпонг. Свои войска к середине утра должны выйти за пределы двухмильной зоны безопасности, до того как с высоты тридцати шести тысяч футов польётся дождь из более чем двухсот тонн пятисотфунтовых бомб. В девять утра бойцы Боба Талли выступили, отправляясь на северо-восток.

Рассказывает Талли: "Мы переночевали там вместе с батальоном Макдейда. Мне приказали идти к зоне высадки "Коламбас". Мы были первыми на выход из зоны высадки "Экс-Рэй" и вышли так же, как пришли: две роты в первом эшелоне, одна — во втором. Мы использовали артиллерию, чтобы каждые полчаса выпускать снаряд примерно на четыреста ярдов, чтобы составить схему сосредоточения огня. Таким образом, при столкновении с проблемами мы смогли бы немедленно вызвать огонь".

Спустя десять минут выдвинулись солдаты Боба Макдейда. Командир 3-ей бригады Тим Браун в это время находился на площадке "Экс-Рэй" и наблюдал за движением. Браун дал Макдейду указание сле-довать за батальоном Талли. Чуть более чем через полпути к зоне высадки "Коламбас" батальон Макдейда направится на северо-запад к зоне высадки "Олбани". Эта поляна — координаты на карте YA 945043 — лежала в 625 ярдах к югу от реки Йа-Дранг.

Старший уорент-офицер Хэнк Эйнсворт, 28-летний уроженец Уэтерфорда, штат Оклахома, прослу-жил десять лет в армии, последние полтора года пилотом "Хьюи" в 11-ой воздушно-штурмовой дивизии и 1-ой кавалерийской дивизии. В тот день Хэнк пилотировал командирский вертолёт 2-го батальона 7-го кавполка: "Мне поступила задача вывести вертолёт 2/7[27] в развед-рейс. Утром 17-го ноября мы облетели район к северу от "Экс-Рэй". Для возможного использования люди на борту рассматривали две или три зоны высадки. Они выбрали "Олбани", самую маленькую из тех, что мы облетели, — на одну машину. Изучая маршрут, которым они туда пойдут, мы летали на малой высоте, не более трёх-четырёх сотен футов над деревьями. Я не заметил абсолютно ничего, что указывало бы на то, что на земле есть противник. Нас не обстреляли".

Когда в то утро 2-ой батальон 7-го кавполка выходил из "Экс-Рэй", в чём заключалась его задача? Журналы учёта оперативных действий 3-ей бригады и 1-го и 2-го батальонов 7-го кавалерийского полка в Национальном архиве отсутствуют и так и не были обнаружены, несмотря на продолжающийся поиск Цен-тра военной истории, берущий начало ещё в сентябре 1967-го года. Почему исчезли эти важные документы, остаётся загадкой. В отчёте о боевых действиях дивизии от марта 1966-го говорится, что 2-ой батальон "должен был продвинуться на запад и северо-запад к месту на карте, которое, казалось, могло стать зоной высадки. Местоположение на карте YA 945043 было названо "ОЛБАНИ"".

Полковник Тим Браун, командир 3-ей бригады, вспоминает: "Мои намерения заключались в том, что "Олбани" — лишь промежуточное звено, что Макдейд должен миновать её и проследовать к зоне высад-ки "Крукс". Я хотел передвинуть 2/7 к зоне "Крукс" и не собирать их всех (2/5, 2/7 и 1/5) в зоне высадки "Коламбас". Мы должны были поддержать подходивших южных вьетнамцев, поэтому я собирался просто передислоцироваться на запад. Задача не изменилась: мы по-прежнему находились там, чтобы найти про-тивника. Поэтому я заставил их выдвигаться в пешем строю. Если бы понадобилось, я мог вывезти их по воздуху позднее. "Олбани" была всего лишь точкой на маршруте; только чтобы пересечь её и идти к зоне "Крукс"".

Поляна, которую назвали зоной высадки "Крукс", находилась в 8,1 мили к северо-западу от "Экс-Рэй", в точке с координатами YA 872126. В конце этих миль, если брать по прямой, лежала долина Йа-Дранга. Зона высадки "Олбани" находилась в двух милях к северо-востоку от "Экс-Рэй" и в 6,8 мили к юго-востоку от "Крукс".

Шай Мейер говорит, что из-за ударов B-52 два батальона с "Экс-Рэй" пришлось передвинуть: "2/7 предложили переместиться к северу и найти себе подходящую зону высадки. Не думаю, чтобы "Олбани" была даже нанесена на карту. Позже, когда пришлось информировать прессу, мне стало ясно, что эта зона не могла быть классической засадой, поскольку противник не знал, куда мы идём. Чёрт побери, никто не знал, куда движется этот батальон".

Подполковник Боб Макдейд, командир 2-го батальона, тоже пребывал в неведении. "Мы с Талли действительно ни черта не знали и не получили никаких разведанных, покидая "Экс-Рэй". Мы понятия не имели, чего там ожидать. Мне приказали идти к месту под названием "Олбани" и устроить зону высадки; никто не сказал, что придётся пробиваться к этой зоне высадки; мол, просто идите и установите её. Из этого вытекает всё остальное. Вытекает нехватка времени. Вот говорят: иди и организуй зону высадки. Поэтому ты прёшь как трактор, не действуешь осмотрительно, не ползёшь по-пластунски. Так что я кинулся наобум: "Вот моя цель, помчали". Всё утро мы топали в сторону "Олбани". Нам сказали, что надо остановиться и ждать около часа, пока не отбомбятся B-52. Поплющив задницы, мы продолжили путь".

Капитан Джеймс У. Спирс, батальонный S-3 у Макдейда, другими словами — оперативный офицер, вспоминает, что их задача заключалась в том, чтобы остановить любое движение солдат ВНА вдоль реки Йа-Дранг. "Считалось, что по этому маршруту они прибывают из Камбоджи, чтобы атаковать наши огневые базы. Считалось, что со временем нас выведут из этой зоны высадки или из какой-нибудь другой поблизости". На вопрос о наличии разведывательной информации или предупреждения об опасности Спирс отвечает: "Ничего особенного, о чём бы я не знал; никаких донесений о действиях в том районе".

Сержант-майор Скотт: "17-го ноября, рано утром, я услышал, что мы переходим в другую зону высадки. Я спросил сержанта Чарльза Басса: "Какова же наша задача?" Он ответил: "Одна из трёх вероятно-стей: либо вступить в бой с противником, либо эвакуировать район перед ударами B-52, либо нас подберут и отвезут обратно в Анкхе".

Капитан Дадли Тэдеми, координатор огневой поддержки (КОП) 3-ей бригады полковника Тима Брауна, должен был координировать всё огневое сопровождение: огонь тактической авиации, артиллерии, авиатранспортабельной реактивной артиллерии. "Моё место службы было там, где находился Тим Браун. КОП сидит в кармане у командира, готовый немедленно отреагировать на любую перемену ситуации. Как обычно, мы вылетели рано утром и весь день оставались в командирской вертушке.

У нас действительно были запланированы заходы B-52 на массив, и нам нужно было убраться из той зоны высадки. Они двигались в другое место, без названия, просто к кружку на карте. Нужно было вы-тащить людей из той дыры, из зоны высадки "Экс-Рэй", в которой они застряли. Мы и так заставили солдат просидеть там четыре дня".

Сержант-майор Скотт находился вместе с батальонной группой управления, когда батальон покидал "Экс-Рэй": "Мы начали движение строем, в колонне поротно. Среди нас шли санитары, помощник капеллана, секция учёта ЛС, несколько поваров и пекарей. С нами были и старшина, и командир штабной роты. Капитан [Уильям] Шукарт был врачом батальона. И он, и командир медикосанитарного взвода [лейтенант Джон Ховард], и [помощник сержанта медикосанитарного взвода] штаб-сержант [Чарльз У.] Стори тоже были с колонной".

Незадолго до выдвижения роты "альфа" 2-го батальона её командир капитан Джоэл Сагдинис отдал необычный приказ. Его заместитель, лейтенант Ларри Гвин, хорошо его помнит: "Рота оставалась в полной боевой готовности более пятидесяти двух часов. Мы дошли до такой степени изнурения, что капитан Сагдинис приказал каждому принять по две таблетки АФК[28], аспирин с кофеином, — шаг, направленный на повышение умственной активности солдат. Приданный нам разведывательный взвод под командованием лейтенанта Пэта Пейна поставили в качестве головного элемента, потому что он привёл батальон сухим путём в зону высадки "Экс-Рэй" накануне по этой же самой местности. Сагдинис сказал: "Обстановка с противником неясна, но ВНА в этом районе есть. Мы отправляемся к "Олбани", обеспечиваем зону высадки для возможного возвращения в Плейку". Тактически мы были развёрнуты и готовы столкнуться с кем угодно. Сагдинис приказал нам сохранять бдительность".

Перед тем как принять роту "альфа" 2-го батальона, Сагдинис служил в 1-ом батальоне. Когда пол-ковник Браун запросил офицера для командования ротой "альфа", немедленно назначили Сугдиниса. Джо-эл, двадцати восьми лет, выпускник Вест-Пойнта, имел за плечами целый набор службы в войсках, в том числе два года в 11-ой воздушно-штурмовой (экспериментальной) и в 1-ой кавалерийской дивизиях. Он также год участвовал в боях — в 1962–1963 гг. — в качестве советника во вьетнамском пехотном батальоне. Сагдинис рассказывает: "Когда я запросил артиллерийскую поддержку, которая предваряла бы наше дви-жение к "Олбани", батальон сообщил мне, что мы не будем проводить огневую разведку, потому что она обнаружит наше присутствие или что-то в этом духе. Мне не сказали, будет ли вести огневую разведку во время движения 2-ой батальон 5-го кавполка.

Как ведущий элемент в 2/7, я выстроил свою роту в форме буквы V. Я поставил приданный разве-дывательный взвод во главе, в центре, а каждый из двух оставшихся у меня стрелковых взводов — эшелона-ми справа и слева. Я разместил свою командную группу в центре, на запятках разведвзвода. Изначально мы должны были следовать за батальоном 2/5, что мы и сделали".

Капитан Генри (Хэнк) Торп, уроженец Северной Каролины, был "мустангом", то есть в начале 1960-ых прямо из рядовых получил офицерское звание. Он командовал ротой "дельта", следовавшей колон-ной за людьми Сагдиниса. Говорит Торп: "Нам только сказали следовать за отрядом впереди. Это был марш под солнцем; никто не знал, что происходит".

Вслед за "дельтой" шли солдаты роты "чарли" капитана Джона А. (Скипа) Фесмира, также начавшие движение клином. "Во время первой остановки сразу стало очевидно, что, если начнётся перестрелка, управлять таким типом построения из-за высокой травы будет сложно, — вспоминает Фесмир. — Командиры взводов и отделений роты "чарли" имели рации PRC-6 ["уоки-токи" времён Корейской войны], но они были ненадёжны. Кроме того, как только солдаты скрывались в высокой траве, командирам отделений приходи-лось нелегко, отыскивая их. Поэтому после первой остановки я построил роту колонной и взводы её — тоже колонной. Мы не были ни ведущим звеном, ни замыкающим. Мы следовали за ротой "дельта", ротой боево-го обеспечения".

Второй лейтенант Энрике В. Пухальс из городка Хато-Рей, Пуэрто-Рико, около месяца командовал 3-им взводом роты "чарли" капитана Фесмира. "У меня сложилось впечатление, что из-за удара бомбарди-ровщиков B-52 нужно было просто убраться как можно быстрее. Наша рота должна была двигаться ротной колонной, взводы в колонне. Это походило на один из тех "маршей в условиях отсутствия воздействия про-тивника", что случались в Беннинге сразу после окончания учений".

Специалист-4 Джек П. Смит, двадцати лет, из Вашингтона, округ Колумбия, пришедший в армию, чтобы немного повзрослеть после исключения из колледжа, был назначен в роту Фесмира: "Нам поступил приказ выходить. Думаю, наши командиры считали, что сражение закончено. Три батальона ВНА были уничтожены. Позади осталось лежать, должно быть, около тысячи разлагающихся тел. Покидая периметр, мы проходили мимо них. Некоторые из них пролежали там уже четыре дня".

Следующим подразделением 2-го батальона на марше была батальонная штабная рота спе-циалистов тылового и административного обеспечения, медиков батальонного медпункта, снабженцев, помощника капеллана, начальника связи с его радиотехниками и так далее.

Второй лейтенант Джон Ховард, уроженец Пенсильвании, был офицером медслужбы и администра-тивным помощником батальонного врача. Он вспоминает, как провёл ночь 16-го ноября на "Экс-Рэй" рядом со штаб-сержантом Стори. "Тем утром Чарли Стори подошёл ко мне перед выходом из "Экс-Рэй" и попро-сил прикурить сигарету, потому что сам он слишком нервничал, чтобы удержать спичку. Я попробовал успокоить его непринуждённой беседой, но он продолжал сильно нервничать. Думаю, у него было какое-то предчувствие", — говорит Ховард.

Лейтенант Элли, начальник связи батальона, тоже шёл со штабной ротой. "Нам сказали, что это будет тактический манёвр. На поле боя по-прежнему оставалось много всего: снаряжение, припасы, трофейное оружие, которые нужно было собрать и уничтожить. Всё проходило в спешке. Лично я нёс антенну RC-292 в дополнение к своей обычной боевой выкладке. Я сам весил около ста сорока фунтов; моя обычная боевая нагрузка составляла сорок или пятьдесят фунтов; антенна 292 весила шестьдесят фунтов. Температура достигала, наверное, девяноста шести градусов, и влажность такая же. Мы двигались так скоро, как только могли, сквозь слоновую траву и невысокие дубняки, иногда попадая под высокие кроны. Мы тащились, измотанные до невозможности".

В душе почти такой же офицер пехоты, как и врач, капитан Уильям Шукарт двигался в колонне в сторону "Олбани". Док Шукарт был одним из самых уважаемых офицеров в батальоне. Он посещал факультет Университета Миссури, затем медицинский факультет Вашингтонского университета. "Я работал интерном в больнице Питера Бента Бригэма в Бостоне, когда меня призвали. Изначально у меня имелась медицинская отсрочка, но я её потерял, когда перешёл в хирургическую ординатуру. Меня направили в ожоговое отделение армейского госпиталя Брук в Сан-Антонио. Днём я занимался спортом с кучкой отличных солдат. Когда дело дошло до Вьетнама, до Тонкинского залива, многих из этих ребят отправили туда. Я был холост и подумал, что это важное дело. Поэтому я добровольцем вызвался поехать во Вьетнам. Я прилетел в Лонг-Бич и успел на военный транспорт, который ранее уже вылетал с Восточного побережья".

Шукарт добавляет: "В армии меня больше всего наставляли лейтенант Рик Рескорла, англичанин, и сержант Джон Драйвер, бывший ирландцем. Драйвер выполнял работу "туннельных крыс"; он падал туда и кричал: "Есть кто-нибудь дома?" Он не бросал сначала дымовую шашку, как дели все. Отслужив срок, он вернулся и прошёл курсы подготовки офицерского состава, вернулся во Вьетнам лейтенантом и погиб. У Драйвера были свои правила ведения войны, и он старался обучить им меня. Вы знаете, когда чистишь ору-жие, первое правило — всегда прочищай патронник. У Драйвера было иначе. Его первое правило: сначала убедись, что это твоё оружие, чтобы не пришлось чистить чужое. Они с Риком многому меня научили, научили как служить в пехоте. С ними я бы пошёл в поход, чтоб почувствовать, что такое жизнь. Знаете, служба у врача батальона — пустая трата времени. Для этой работы не нужен врач-лечебник. Я понял, что главное, чем я занимаюсь, — просто обеспечиваю моральную поддержку, а не реальное медицинское обслу-живание. В полевых условиях мало что можно сделать. Я выходил на операции, потому что мне это нрави-лось".

Одним из людей, которые действительно нравились Шукарту, был Мирон Дидурык. "Он был замечательный. Он обожал военную стратегию. Он заставил меня прочитать книжку С.Л.А. Маршалла "Люди против огня" и всё такое. Мы говорили с ним о том, что заставляет людей в бою делать то, что они делают. Ему нравилось выражаться, как крутые парни с улиц Нью-Джерси, хотя он был очень вдумчивым и умным человеком. Я гордился людьми, которых знал по офицерскому корпусу, был очень ими впечатлён".

Капитан Джордж Форрест, двадцати семи лет, из Леонардтауна, штат Мэриленд, командовал ротой "альфа" 1-го батальона 5-го кавалерийского полка. Он замыкал колонну, следуя за парнями Макдейда из управления и поддержки. Форрест, получивший офицерское звание на курсах вневойсковой подготовки офицеров резерва при Университете Моргана в Балтиморе, командовал своей ротой уже три месяца. Он вспоминает: "Макдэйд сообщил, что наша рота выходит последней. Я понимал, что предстоит тяжёлая работа, потому что мы были подкреплением. Инструкции Макдейда были очень расплывчаты. В то время я думал, это потому, что он сам не обладал достаточной информацией. У нас имелась только одна карта, и я заставил моего командира отделения оружия скопировать её наложением, сделав себе самодельную карту. Я приказал ему нанести на карту схему огневой поддержки на маршруте, чтобы в случае чего мы могли вызвать эту поддержку для себя. Я построил свою роту клином, выслал фланговых и начал выдвигаться".

Северные вьетнамцы наблюдали с хребта массива Тьыпонг за эвакуацией из зоны высадки "Экс-Рэй", но как только американские солдаты углубились в заросли деревьев и слоновой травы, то сразу пропали для наблюдения сверху. Подполковник Народной армии Хоанг Фыонг говорит: "У нас было много небольших разведгрупп, следивших за этим районом. Мы развернули позицию на вершине горы, с которой вели наблюдение за вашими передвижениями, но оттуда было трудно разглядеть что-либо в джунглях. По-этому мы оставляли людей внизу наблюдать за зонами высадки, за полянами. Мы выделили один взвод, который прикрепил людей к каждой зоне высадки, чтобы создавать вертолётам проблемы".

Замечания полковника Фыонга частично подтверждаются штаб-сержантом Дональдом Дж. Слова-ком. Словак был командиром передового отделения разведывательного взвода, — шёл впереди парней, иду-щих в голове всего марша. "Мы видели следы от "сандалий Хо Ши Мина", которые называли "следами шин", потому что мастерились они из старых автомобильных покрышек. Мы видели на земле бамбуковые стрелы, указывающие на север, видели спутанную траву и зёрна риса. Обо всём я докладывал лейтенанту Пейну".

Проведя в пути час, сержант-майор Скотт отправился проверить состояние дел. "Я прошёл вверх и вниз по колонне, посетил роты "альфа" и "дельта" и медикосанитарный взвод. Я заметил, что некоторые ребята избавляются от части снаряжения, например от плащ-палаток и сухпайков. Они были измотаны. Не спали две или три ночи. Я вернулся к сержанту Бассу и сказал, что нам нужен привал".

В отчёте о боевых действиях батальона, написанном капитаном Спирсом, говорится, что, пройдя маршем "около 2000 метров, батальон повернул на северо-запад". Лейтенант Ларри Гвин говорит, что рота "альфа", шедшая впереди, повернула налево после пересечения небольшого хребта. Батальон полковника Талли продолжил двигаться прямо, к артиллерийской базе на поляне "Коламбас".

Лейтенант Гвин так описывает марш батальона к "Олбани": "Местность была довольно открытой, трава по колено, видимость сквозь деревья составляла около двадцати пяти ярдов. Мы подошли к небольшому хребту, пересекли ее и свернули налево. Местность и растительность стали сложнее. Много повален-ных деревьев и более высокой травы. Поклажа становилась невыносимо тяжёлой. Мы шли дальше и слева увидели несколько хижин, и капитан Сагдинис остановил на время роту, пока люди лейтенанта [Гордона] Гроува обыскивали их и нашли несколько арбалетов монтаньяров. Гроуву было приказано хижины сжечь. Мы продолжили путь на запад. Примерно через четыреста ярдов мы пересекли ручей, где каждый наполнил свою флягу. Теперь слоновая трава доходила уже до груди, растительность стала гуще и зеленее, а деревья выше. Мы всё больше и больше выдыхались. Мы прошли ещё триста ярдов, когда поступил приказ батальонной колонне остановиться, чтобы элементы в хвосте смогли наполнить свои фляги из ручья".

Капитан Торп и бойцы его роты "дельта" шли вслед парням роты "альфа". "На нашем пути попа-лась маленькая хижина из соломы, и кто-то из передней части колонны поджёг её. Теперь любой в долине знал, что мы идём, — рассказывает Торп. — Мы перешли вброд небольшой ручей; за ним колонну остановили. Я сказал ребятам подкрепиться, передохнуть, покурить, если есть что курить. Все тут же рухнули на землю. Мы не спали двое суток и очень устали".

Рядовой 1-го класса Джеймс Х. Шадден, двадцать три года, из городка Итова, штат Теннеси, был у Торпа в миномётном взводе: "Мой командир отделения, сержант Освальдо Амодиас из Майами, приказал мне нести опорную плиту к 81-мм миномёту. Сказал нести её как можно дальше; потом он даст мне прицел, а сам понесёт плиту. Мы шли тремя колоннами на расстоянии от двадцати до тридцати ярдов друг от друга, которое менялось по мере нашего продвижения. Чем дальше мы шли, тем больше давила тяжесть, которую мы на себе тащили. Если кто-то падал, ему нужно было помогать, чтобы поднялся. У меня была опорная плита, три 81-мм выстрела, плюс все те предметы, что носят солдаты стрелкового взвода. Охренительно. Остальные бойцы миномётного взвода были нагружены точно так же. Мы подошли к ручью, остановились наполнить фляжки, а затем двинулись дальше".

Специалист-4 Роберт Л. Таулз, житель штата Огайо, также числился у Торпа в роте "дельта" приписанным к противотанковому взводу. Эти взводы поступали с установленными на джипах 106-мм безоткатными орудиями и пулемётами 50-го калибра. Поскольку в 1965-ом году во Вьетнаме у неприятеля отсутствовали танки, большинство таких взводов преобразовали в пулемётные. Но противотанковый взвод роты "дельта" остался, как был. Его бойцы несли свои М-16 плюс по два-три ручных ПТ гранатомёта. Таулз говорит, что у его взвода фланговые шли в 30–50 ярдах с каждой стороны. Перед ним находилась штабная группа Торпа. Когда солдаты двигались через джунгли, Шадден и миномётчики шли за Таулзом, то есть скорее вместе с ротой "чарли", чем с ротой "дельта".

Таулз рассказывает: "После того, как мы перевалили через невысокий холм, джунгли сомкнулись двойным, затем тройным навесом. Деревья высились над нами. Стало трудно маневрировать из-за поваленных деревьев и рытвин. Мы сделали небольшой привал и подкрепились сухпайками в полумраке, хотя даже полдень ещё не наступил. Подобрав снаряжение, мы медленно двинулись дальше, и тут джунгли расступились. Видимость значительно улучшилась, и мы подошли к руслу речки. Как желанна оказалась вода. Когда мы шли сквозь деревья, стоящие в нескольких футах друг от друга, ярдах в тридцати справа от нас из густого леса показались два оленя. В тот раз я подумал, что их спугнули фланговые".

Передовой командный пункт дивизии в Плейку зафиксировал, что батальон Боба Талли достиг своей цели, зоны высадки "Коламбас", в 11:38 утра. "Мы добрались до "Коламбас"; кто-то приготовил нам хорошую горячую еду. Гамбургеры, картофельное пюре и стручковую фасоль, — рассказывает Талли. — Сидя там за едой, я слышал, как Макдейд пытается по рации достать хоть кого-то из своих; он не мог ни с кем связаться, поэтому я ответил ему и предложил передать парням всё, что он хотел. Мы передали его информацию Тиму Брауну. Через некоторое время, думаю, Макдейд уже мог обмениваться напрямую".

Пока Боб Талли и его 2-ой батальон 5-го кавалерийского полка ковырялись в тарелках с горячей едой в безопасности зоны высадки "Коламбас", Боб Макдейд и бойцы его 2-го батальона 7-го кавалерийского полка тащились, обливаясь потом, сквозь высокую траву прямиком в район, насыщенный неприятельскими солдатами 8-го батальона 66-го полка, 1-го батальона 33-го полка и штаба 3-го батальона 33-го полка. По словам генерала Ана, в то время как батальоны 33-го полка сильно поредели из-за потерь, понесённых ими вокруг лагеря в Плейме и во время отступления на запад в долину, 8-ой батальон 66-го полка оставался его резервным батальоном, недавно прибывшим с "тропы Хо Ши Мина". На тот момент единственным боевым воздействием на 8-ой батальон был налёт на его роту тяжёлого вооружения, устроенный двумя неделями ранее 1-ой эскадрильей подполковника Джона Б. Стоктона из 9-го кавполка сразу после того, как 8-ой батальон проник во Вьетнам. Его свежие, отдохнувшие солдаты рвались в бой с американцами.

Лейтенант Ларри Гвин из роты "альфа" рассказывает: "Джунгли вокруг становились всё гуще и гуще. Вот когда стало страшновато. Внезапно исчезло прикрытие с воздуха, ребята молчали, и мне было невдомёк, куда подевались вертушки, наши боевые машины АРА. Тактически мы не изменили наш строй, но физически из-за зарослей подлеска нам приходилось двигаться намного плотнее друг к другу, чтобы под-держивать визуальный контакт. Местность вынуждала наших фланговых притиснуться к колонне".

Повернув голову колонны на северо-северо-запад, капитан Джоэл Сагдинис внезапно услышал рас-катистый отзвук далёких взрывов слева и сзади от себя: это B-52 совершали налёт на Тьыпонг. В тот же миг он почувствовал укол беспокойства, что до сих пор не видит поляны "Олбани", которая должна была быть уже близко. Примерно в 150 ярдах перед Сагдинисом находился лейтенант Д. П. (Пэт) Пейн, новый коман-дир разведвзвода. Уроженец Уэйко, штат Техас, и выпускник курсов вневойсковой подготовки офицеров резерва Техасского университета A&M, Пэт прослужил во 2-ом батальоне четырнадцать месяцев. "Я был на самом переднем крае взвода, — говорит Пейн. — Когда мы обходили термитники в шесть футов высотой, внезапно рядом со мной оказался северовьетнамский солдат, лежавший, отдыхая, на земле. Я прыгнул на него сверху, скрутил и криком поднял тревогу. Мой радист схватил его за руку. Одновременно примерно в десяти ярдах слева от меня старшина взвода обнаружил второго неприятельского солдата и тоже набросился на него. Поднялась суматоха, раздались крики".

Пейн доложил о захвате назад по цепочке, и капитан Сагдинис тут же прибыл на место происшествия. Он рассказывает: "Я немедленно приказал лейтенанту Пейну расставить наблюдательные посты. Я помню, как один из наших парней в непосредственной близости от вьетнамца крикнул, что видит движение на возвышенности к северу от нас. Я посмотрел туда, и мне показалось, что я тоже что-то увидел, но уверенности не было".

Бойцы определённо что-то заметили, и то, что они заметили, было бегством ещё одного члена вьетнамской разведывательной группы, чтобы подать сигнал тревоги о приближении американцев. Как сказал тогдашний подполковник Хоанг Фыонг: "Один из солдат-разведчиков вернулся в штаб 1-го батальона 33-го полка, доложил обо всём командиру, и мы организовали здесь бой".

Гвин сообщает, что порядок и моральное состояние колонны роты "альфа" были нормальными, по-ка не были схвачены двое пленных и всё внезапно не остановилось. "Когда я подошёл, Сагдинис допраши-вал этих двоих. Они были прекрасно экипированы: оружие, гранаты, снаряжение, — но оба возбуждены, напуганы и дрожали. Никто из нас в штабе роты не видел вблизи живого северного вьетнамца. И эти двое окажутяся не последними, кого мы увидим в этот день. Мы дали им напиться и сообщили в штаб батальо-на". Джоэл Сагдинис смотрел на одного из военнопленных, который, казалось, трясся от малярии. Он пред-ложил пленному таблетку от малярии, но перепуганный вьетнамец отказался. Тогда Сагдинис положил таблетку в рот и запил глотком из фляги. После этого пленный с благодарностью принял и таблетку, и воду.

Гвин добавляет, что подполковник Макдейд по рации передал приказ оставаться на месте и сооб-щил, что выдвигается вперёд лично допросить пленных. "Полковник и его S-2[29], их радисты, переводчик и все особо приближённые прибыли на место нашего отряда. Я нервничал, стоя рядом с этими шишками. Я отступил, чтобы выкурить сигарету и убедиться, что с ротой "альфа" всё в порядке. Стояла тишина. Пока продолжался допрос, рота "альфа" отдыхала. Я удивился, увидев, [что] лейтенант Дон Корнетт, замкомандира роты "чарли" и мой лучший друг, прошёл вперёд, чтобы узнать, что происходит. Он устал, но был в хорошем настроении, и мы с ним отметили, что марш несколько расстроил-ся. Сообщив друг другу, где стоят наши роты, мы расстались. Так мы с ним поговорили в последний раз".

Командир роты "чарли" Скип Фесмир рассказывает: "Я послал Корнетта вперёд выяснить, в чём дело и почему так долго стоим. Кроме того, я чувствовал, что рота "дельта" слишком далеко оторвалась, и мне хотелось знать, насколько далеко".

В 11:57 утра доклад о захвате двух пленных достиг переднего края дивизии в Плейку и был пере-дан в штаб дивизии в Анкхе, где в 12:40 его внесли в журнал учёта деятельности дивизии. В сообщении говорилось, что военнопленных захватили в точке с координатами YA 943043, в ста ярдах от юго-западного края поляны, обозначенной как "Олбани".

Вместе с полковником Макдейдом вперёд прошёл и капитан Джим Спирс. По словам Спирса, плен-ные солдаты ВНА пытались заверить, что они дезертиры, "но я заметил, что у них есть винтовки и снаряже-ние. Мы оставались там примерно с полчаса, пока задавали этим двум вопросы. Создавалось впечатление, что они напуганы до полусмерти. Из-за не очень хорошего английского нашего переводчика трудно было понять, о чём они говорили. Я немного смыслил по-вьетнамски и сам попробовал задать несколько вопро-сов", — рассказывает Спирс.

Сержант-майор Скотт и сержант Чарли Басс разделяли скептицизм Спирса: "Басс и переводчик разговаривали с пленными. К тому времени их руки уже связали за спиной. Басс сказал мне: "Они говорят, что они дезертиры и хотят есть". Мы посмотрели друг на друга, и я сказал: "Чарльз, они слишком хорошо накормлены. Мне они кажутся сторожевым охранением"".

Джим Эпперсон, радист Макдейда: "У нас был переводчик, сержант Во Ван Он. Интеллектуал, сту-дент колледжа, по сравнению с остальными он неплохо говорил по-английски. Его отец был торговцем в Сайгоне. Он пришёл к нам, когда мы прибыли во Вьетнам; он стал нашим первым переводчиком. Мы сиде-ли, перекуривали, пока офицеры проводили допрос. Затем Макдэйд вызвал к себе ротных командиров".

Специалист-4 Боб Таулз из роты "дельта" рассказывает о том, что происходило ближе к хвосту ко-лонны: "Все свалились на землю. Я отцепил гранаты к ручному ПТ гранатомёту, потому что они врезались мне в тело. Я сел, прислонившись к дереву, лицом к задней части колонны. Когда группа управления подтя-нулась, в линии марша образовался разрыв в 30–40 ярдов. Мы валялись, курили, трепались и просто не при-дали этому значение. Потом подошёл сержант из миномётного взвода. Он пришёл непосредственно к пер-вому лейтенанту Джеймсу Лоуренсу, новому замкомандира "дельты", разузнать ситуацию. Отправляясь к нам, сержант оставил своё снаряжение. Он оставил на себе лишь поясной ремень да прихватил пистолет, но не взял винтовку и не надел стальную каску. Лоуренс передал ему сведения, что в голове колонны взяли двух пленных. Что в округе могут оказаться другие. Мы же бездельничали".

Рядовой 1-го класса Джеймс Шадден, бывший в миномётном взводе "дельты": "В колонне слева от меня я заметил, как отвалили сержант [Лорансия Д.] Боуэн и капитан Торп и направились вперёд. Все по-лезли по нехитрым пожиткам и закурили. Я думаю, именно в это время и схватили так называемых дезерти-ров". Радист, специалист-4 Джон К. Брэтленд, также отправился с Торпом вперёд, на созванный Макдейдом сбор командиров рот.

Капитан Джордж Форрест, командир роты "альфа" 1-го батальона 5-го кавалерийского полка, находился более чем в пятистах ярдах в тылу. "Макдейд приказал всем командирам рот пройти вперёд. Лейтенант Адамс, мой заместитель, прибыл сюда на "птичке"-снабженце и в действительности не должен был тут находиться. Я сказал ему: "Я иду вперёд; бери командование на себя и разворачивай парней "ёлочкой" на должной дистанции". С двумя радистами я отправился вперёд. Когда мы шли вдоль колонны, все, остановившись, просто сидели на рюкзаках. Словно шла обычная воскресная прогулка, и вот теперь мы остановились передохнуть. Я шёл по тропе через довольно густые джунгли".

Капитан Фесмир, командир роты "чарли", также продвигался вверх по колонне к позиции Макдей-да. С собой он взял двух своих радистов, передового артнаблюдателя лейтенанта Сидни Смита и радиотех-ника, а также 1-го сержанта Франклина Хэнса. Фесмир оставил первого лейтенанта Дональда К. Корнетта, двадцати четырёх лет, уроженца Лейк-Чарльза, штат Луизиана, и выпускника Университета Макниза, ко-мандовать вместо себя ротой "чарли". Фесмир говорит, что когда колонна в первый раз остановилась, он выслал фланговое охранение по обеим сторонам своей роты и лично его проверил.

Именно в этот момент, на краю катастрофы, происходило вот что: рота "альфа" Сагдиниса продви-галась вперёд, к поляне "Олбани". Полковник Макдейд и его группа управления батальоном находились вместе с ротой "альфа". Командиры других рот по приказу покинули свои роты и направлялись в голову колонны, собираясь присоединиться к Макдейду на совещании. Батальон растянулся по линии марша не менее чем на 550 ярдов. Бойцы роты "дельта" развалились на земле. У роты "чарли" имелись фланговые по бокам, но большинство роты устроило перекур: сидело и лежало. Люди Джорджа Форреста в хвосте колон-ны шли клином и также имели установленное фланговое охранение. Бойцы батальона были измотаны после почти шестидесяти часов без сна и четырёх часов марша по труднопроходимой местности. Видимость в слоновой траве высотой по грудь была весьма ограниченной.

Лейтенант Ларри Гвин, который стоял впереди: "Мы снова тронулись. На этот раз штабная группа батальона шла вместе с нами, и сам Макдейд вёл нас к поляне. Мы вышли на участок, который выглядел так, будто это "Олбани". Достаточно открытая площадка размером с футбольное поле, отлого поднимающаяся к лесистой местности, нашпигованной муравейниками. Трава до пояса. Мы-таки дошли. По-прежнему было очень тихо. Вот тогда-то я изумился, увидев, как Макдейд и его свита шагают мимо меня, направляясь к поляне, и движутся очень быстро.

Я двинулся вперёд, а Джоэл Сагдинис стоял на колене с краю поляны. Он сказал: "Я выслал 1-ый взвод вокруг направо, 2-ой взвод — вокруг налево, а разведывательный взвод — вперёд, чтобы разведать дальний конец зоны высадки". Свита Макдейда прошла мимо нас, по траве, и вошла в рощу деревьев. Слева было заболочено, а справа — заросли травы. Я не знал, что по ту сторону этих деревьев есть ещё одна поля-на".

В боевом донесении батальона говорится, что разведвзвод лейтенанта Пэта Пейна к 13:07 "просо-чился через западный край участков зоны высадки района десантирования", и что два других взвода роты "альфа" находились к северу и к югу от поляны "Олбани". И добавляет: "Остальная часть батальона нахо-дилась в расчленённой колонне к востоку от района десантирования".

Прошёл час и десять минут с тех пор, как схватили двух пленных, а остальные солдаты ВНА скры-лись. Командиры рот вышли на поляну.

Сержант-майор Джеймс Скотт: "Сержант Басс сказал: "Давай-ка ещё немного поспрашиваем плен-ных; не верю я ни единому их слову". На сей раз это были Басс, я, пленные и переводчик с вьетнамского. А потом Басс и говорит: "Я слышу: говорят вьетнамцы". Переводчик не на шутку перепугался. "Да, — подтвер-дил он. — Это армия Северного Вьетнама". Так что же мы имели? Ротные командиры ушли вперёд, а нас окружила ВНА. Тут же раздалась стрельба из стрелкового оружия. Басс сказал: "Они на деревьях". Чарльза Басса прямо там и убило. Я примкнул к роте "альфа", не более чем в тридцати ярдах от меня. Старшина Фрэнк Миллер и я встали спиной к спине и начали отстреливаться из винтовок".

Лейтенант Гвин: "Мы пробыли там совсем недолго, минут пять, когда послышались выстрелы возле 1-го взвода. Я подумал: "Должно быть, настигли тех отставших от ВНА". А потом началась перестрелка. Стрельба быстро усилилась. Это не отставших настигли. Это наткнулись на северных вьетнамцев! Когда всё началось, я сидел в траве в стороне от деревьев. Пули так стремительно и яростно неслись над головой, что сбивали с деревьев кору. Я побежал к ним. Одна пуля ударила в ствол, рядом с которым я присел, при-мерно в дюйме над головой. Я сказал: "Вот дерьмо!" — и побежал к Джоэлу. Мы все залегли. Потом я услышал выворачивающий душу грохот миномётнов, бьющих туда, где, как я видел, скрылся наш 2-ой взвод".

На командном пункте 3-й бригады возле "Catecka" двадцатидевятилетний капитан Джон Кэш, де-журный помощник оперативного офицера, писал жене письмо. "Внезапно сержант Рассел приник к рации и сказал: "Сэр, что-то происходит". Он услышал, как отовсюду радисты запрашивают огневую поддержку, услышал, как они говорят: "Мы окружены!" У него были друзья в оперативном отделе 2-го батальона. Мы не услышали их по радио, — не услышали сержанта Чарли Басса. Число жертв росло, увеличивалось, — вспо-минает Кэш и добавляет, — Я пошёл поднимать на ноги майора Пита Моллета, S-3. Стоял полдень. Мы не могли добиться ясной картины. Вошёл озабоченный майор Моллет. С мрачным выражением лица вошёл майор Гарри Крауч, S-4 [начальник отдела снабжения]. Он сказал: "У них есть капитан Маккарн [S-4 2-го батальона]". Все эти вещи только усиливали напряжение".

Так началось самое свирепое однодневное сражение Вьетнамской войны. 2-ой батальон 7-го кава-лерийского полка наступил на "осиное гнездо": северовьетнамский резерв, 8-ой батальон 66-го полка чис-ленностью в 550 человек стоял биваком в лесу к северо-востоку от колонны Макдейда. Ослабленный 1-ый батальон 33-го полка, координируя свой манёвр и действия с 8-ым батальоном, нацеливал своих солдат в голову американской колонны. А головной разведвзвода лейтенанта Пейна подошёл прямо к отрезку в две-сти ярдов, занимаемому штабом 3-го батальона 33-го полка. Старший лейтенант схватил кашеваров и писарей 3-го батальона и присоединился к атаке. Подполковник Фыонг сообщает, что остальные вьетнамские солдаты поблизости, кто в наряде по подносу риса, кто в охранении, "примчались, чтобы присоединиться к сражению".

В то время как многие "кавалеристы" полковника Макдейда лежали в траве и отдыхали, вьетнам-ские солдаты сотнями устремлялись на них. В высокой слоновой траве вокруг "Олбани" и вдоль колонны американских войск, растянутой в джунглях в ожидании приказа на движение, начиналось смертельное испытание огнём. Это случилось в 13:15, в среду, 17-го ноября. К тому времени, когда бой закончится, в предрассветном сумраке следующего утра, 155 американских солдат будут убиты и ещё 124 ранены. Тот, кто выживет, никогда не забудет свирепости и жестокости кровавой бойни этих шестнадцати часов.

19. Преисподняя в очень тесном месте

Вьетнамский командующий Нгуен Хыу Ан, в ту пору старший подполковник, наблюдал, как амери-канцы покидают поляну, названную ими "Экс-Рэй". Он со своим главным подчинённым, командиром 66-го полка подполковником Ла Нгок Тяу, держал в голове одну главную мысль, изречение генерала Во Нгуен Зиапа: "Вы должны выиграть первый бой". По мнению полковника Ана, начавшаяся 14-го ноября в зоне высадки "Экс-Рэй" битва с американцами не закончилась. Просто она немного переместилась на новый участок.

Ан говорит: "Я думаю, что тот бой семнадцатого ноября был самым важным во всей кампании. Я отдал приказ своим батальонам: при встрече с американцами разделяйтесь на группы, атакуйте колонну со всех сторон и разбивайте её на множество частей. Вклинивайтесь в колонну, хватайте их за самый ремень и тем самым избегайте потерь от артиллерии и авиации. Мы обладали несколькими преимуществами: мы ата-ковали вашу колонну с разных сторон, и на момент атаки мы вас ожидали. Мы задействовали резервный батальон, он только и ждал своей очереди. 8-й батальон в этой кампании ещё не участвовал. Он был све-жим".

Если смотреть с американской стороны, перестрелка началась в голове колонны 2-го батальона и с полномасштабным грохотом стремительно распространилась по правой, или восточной, стороне американ-ской линии марша.

Специалист-4 Дик Аккерман стоял правофланговым ведущим в разведвзводе, который сам являлся ведущим в батальоне. Рассказывает Аккерман: "Мы шли налево, на поляну. Миновали около 100 футов, когда раздались редкие выстрелы, затем ещё несколько, и, наконец, началось светопреставление. Главный удар атаки пришёлся в то место, где мы стояли всего несколько минут назад. Мы попадали в грязь. Я лежал посреди поляны, пули порошили мне пылью в глаза и шинковали траву".

Часть взвода собралась у череды деревьев перед Аккерманом. "Я не собирался бежать туда с гро-моздким рюкзаком, поэтому отцепил его и помчался к деревьям. Мы видели, как подкрадываются солдаты ВНА. Мы стали снимать их по одному, и не думаю, чтоб кто-то из них догадался, что мы там. Через какое-то время мы услышали, как нас зовут из кольца деревьев. Мы побежали через поле назад. Я упал за небольшим деревцем. Я лежал на боку, уперев плечо в ствол, когда услышал сильный хлопок и почувствовал, как дерево вздрогнуло. В него ударила пуля как раз напротив моего плеча. Я решил залечь плашмя".

Старшина Аккермана стоя выкрикивал распоряжения. "Он стоял без рубахи, в одной футболке. Он поднял левую руку, чтобы куда-то указать, и я увидел, как пуля разорвала ему внутреннюю часть руки и бок на уровне груди. Но он всё так же отдавал приказы. Затем нам приказали перейти в другую часть кольца, где образовалась слабина. Эта часть выходила прямо на основной участок атаки. Всюду бежали люди. Мы не могли открыть огонь в том направлении, потому что там оставались наши ребята. Переключившись в полуавтоматический режим, мы стреляли во всякого, в ком, как в верной цели, не сомневались".

Командир разведывательного взвода Аккермана, лейтенант Пейн, перебросил большую часть своих людей через вторую, бóльшую поляну к деревьям на западной, дальней стороне "Олбани". Рота "альфа" разделилась и направила один взвод вокруг северо-восточного края, а другой — на юго-западный край поляны. Сам Пэт Пейн мчался через поляну, чтобы присоединиться к своему взводу, когда, по его словам, "весь ад разверзся вдоль северной стороны зоны высадки. Я повернулся направо и видел, как несколько американских солдат, двигаясь на северо-запад, чтобы занять позиции, падают под градом пуль. В течение нескольких минут на нас обрушилась мощная атака, и нас с радистом прижало к земле посреди зоны высадки; обстрел большей частью вёлся с севера и северо-запада".

Временами рация лейтенанта Пейна оживала: это командиры взводов роты "альфа" сообщали о тя-жёлой перестрелке. Пейн сообщает: "Посыпались миномётные мины, что стало для всех новым опытом, ибо нас никогда ещё не обстреливали миномётами. Уровень грохота стоял невероятный. Помню, как всем телом прижимался к земле — сильнее, чем когда-либо в жизни, и считал, что, безусловно, выше всего из меня вы-пирают пятки. Падали мины, лихорадочно гремел огонь стрелкового оружия и пулемётов. Наконец, разум, кажется, приспособился, и я снова смог размышлять о положении, в котором мы оказались, и о том, что нужно делать".

Пейн поднял голову и понял, что вьетнамцы в действительности не столько заманивают в засаду ро-ту "альфа", сколько атакуют её. "Приказав радисту оставаться на месте, я вскочил и пробежал двадцать пять ярдов назад к командному пункту среди деревьев между двумя полянами, где нашёл батальонного S-3, Джима Спирса. Я описал ситуацию и рекомендовал перебросить свой разведывательный взвод через зону высадки и расположить на позиции так, чтобы у нас получился достаточный сектор обстрела. В зоне высадки "Экс-Рэй" я видел преимущества секторов обстрела, устроенных 1-ым батальоном, видел, как он успешно отражал массированные атаки. S-3 согласился со мной, и я вернулся на середину зону высадки и присоединился к своему радисту".

Пейну удалось связаться по рации со всеми своими командирами отделений: он "объяснил им, что нужно делать, а затем мы скоординировали свой манёвр. Я провёл обратный отсчёт, — скачок, — и все помчались обратно через открытую зону высадки. Удивительно, но убило только одного человека, новобранца, который замешкался. Едва достигнув границы деревьев, мы сразу образовали периметр и развернулись, чтобы встретить первую из двух или трёх атак вьетнамцев через поляну с запада, откуда сами только что примчались. Я отчётливо помню ту первую атаку: мы их остановили. Их удивила огневая мощь, которую мы обрушили на зону высадки".

Командир разведвзвода добавляет: "Когда они перегруппировывались, я увидел, наверное, коман-дира роты, вьетнамца, который бегал взад и вперёд вдоль строя своих солдат, приводя их в порядок и под-бадривая. Он повёл их во вторую атаку. Меня восхитила его храбрость, потому что нас было, по крайней мере, человек двадцать, и все старались его остановить. После третьей атаки ВНА больше не пыталась пересечь зону высадки. Вместо этого они пошли вокруг, к северной стороне".

Командир роты "альфа", капитан Сагдинис, находясь среди деревьев, направлялся туда, где, как он видел, исчезла группа управления батальоном. "Только я заметил впереди небольшую поляну, как услышал один или два выстрела у себя в тылу, там, где находились мои 1-ый и 2-ой взводы. Я оглянулся. Последова-ла пауза в несколько секунд, а затем медленно раскрылась преисподняя. Поскольку я был несколько впереди остальной части моей роты и не привлёк к себе огня противника в начале перестрелки, я продолжил двигаться вперёд, к "Олбани". Я понимал, что мне нужно установить периметр, способный принимать вертолёты, обеспечивать сектора обстрела и который станет особым участком местности, к которому потянутся бойцы".

"Олбани" отличалась от типичной зоны высадки, обычной одиночной поляны, окружённой деревь-ями. На самом деле, та небольшая поляна, которую капитан Сагдинис принял за "Олбани", оказалась только первой из двух полян. Слегка заросший лесом островок отделял её от большой поляны впереди. В этой роще стояли, по крайней мере, три гигантских термитника: один с краю от деревьев, на северной стороне, другой на западном конце и третий посередине. Роща не полностью окружалась открытым пространством: восточная и западная стороны соединялись с лесом несколькими деревьями, отстоявшими друг от друга примерно на двадцать футов.

Капитан Сагдинис рассказывает: "Когда по колонне повёлся плотный огонь, мы с Ларри Гвином достигли окраины "Олбани" на северо-восточной стороне поляны. По нам открыли беспорядочный снайперский огонь. Часть разведвзвода уже достигла островка. Я крикнул через межлесье, чтобы нас кто-нибудь прикрыл. Мы побежали к островку. В этой точке я вышел по рации на свои 1-ый и 2-ой взводы. Почти сразу же потерял связь с 1-ым взводом. От 2-го взвода на связь вышел старшина, сержант 1-го класса Уильям А. Феррелл, 38 лет, из Стэнтона, штат Теннесси. Ветеран Второй мировой войны и Кореи, бывший военнопленным в Корее, он мог бы оставаться в Штатах. Он не был обязан отправляться с нами во Вьетнам. Все звали его Пэппи[30]".

Феррелл всё время запрашивал у капитана Сагдиниса, где тот находится; сообщал, что они переме-шались с северными вьетнамцами и что несколько человек уже ранены и убиты. "Мне не удавалось опреде-лить его местоположение. Я знал, где он должен быть: прямо к востоку от нашего островка. Потом Пэппи радировал, что его ранили, что с ним остаются трое или четверо ребят, все ранены. По рации я слышал стрельбу на его позиции. Больше я никогда Пэппи не слышал. Он не выжил.

Оставшиеся в живых бойцы из моего 1-го взвода вместе с разведвзводом образовали исходные обо-ронительные позиции на "Олбани". Группа управления батальоном благополучно вошла в периметр. Боб Макдейд и Фрэнк Генри, вероятно, обязаны своей жизнью тем вьетнамским пленным. Если бы они не про-шли вперёд и не остались бы там, они бы в дальнейшем вернулись в колонну и, наверное, не выжили бы. В какой-то момент на "Олбани" я поинтересовался, что стало с пленными вьетнамцами, и мне сказали, что, как только началась стрельба, те попытались бежать и были застрелены".

Сам подполковник Макдейд вспоминает: "Когда всё завертелось, я присоединился к роте "альфа". Знаю, что пытался осмыслить, что происходит. Я двигался очень быстро: надо перебраться сюда, под дере-вья, и собраться всем вместе. Казалось, что враг уже по всему лесу. Мы установили надёжный контроль над непосредственным прилегающим участком и старались выяснить, где находятся остальные. Одна вещь, ко-торая меня сильно беспокоила, заключалась в том, что бойцы бездумно жали на спусковые крючки и просто стреляли по траве. Я твердил: "Сначала убедись, что знаешь, во что стреляешь, потому что мы сами все разразбросаны!""

Сержант Джим Гуден, помощник батальонного сержанта по оперативным вопросам, вместе со штабным отрядом находился ближе к концу колонны. "В нас стреляли с трёх сторон. По нам вели огонь и с деревьев, и с флангов. Рядом со мной ранило парня, и я схватил его пулемёт. Я уперся в муравейник. Потом в нас ударили из миномётов. Целились прямо в нас. Я огляделся вокруг: все были мертвы. Связист, сержант 1-го класса Мелвин Гюнтер, упал замертво, получив осколком в лицо. Та же мина, что убила Гюнтера, нашпиговала мне осколками спину и плечо. Враги приближались для последней атаки. Я отстреливался, стараясь пробить в них брешь, но не знал, куда отходить. Я пошёл не туда и попал прямо в зону поражения. Я обнаружил груды из джи-ай". Гюнтер, тридцать восемь лет, был из Винсента, штат Алабама.

Оперативный офицер батальона, капитан Спирс, считает, что тот факт, что командиры отсутствовали в своих ротах, когда начался бой, только способствовал путанице. "Я думаю, это имело наибольшее значение для роты "чарли". Их командир, капитан Скип Фесмир, был с нами, а Дон Корнетт, замкомандира роты, погиб в самом начале, так что у них не оказалось командира, и они просто развалились на части".

Спирс также вспоминает, что стрельба началась "в голове колонны, затем перекинулась на всю ко-лонну. Я думаю, что батальон противника врезался в бойцов разведки и роты "альфа", отступил, сделал крюк и столкнулся прямо с ротой "чарли". Он также частично зацепил роту "дельта". Группа управления батальоном находилась перед ротой "дельта". Со мной там были четыре человека, включая моего сержанта по оперативным вопросам, и трое из них погибли".

Специалист-4 Джим Эпперсон, радист Макдейда, рассказывает: "Мы установили рации за муравейником. Артиллеристы, вызывая огонь, зависали на собственной радиостанции. Честно говоря, мы мало что знали о ситуации в остальной колонне. Кто-то из радистов уже погиб. Нас отрезало ото всех. Полковник Макдейд ничего не мог добиться от своих подчинённых по колонне. Роты "чарли", "дельта" и штабная рота не выходили на связь, потому что уже были либо мертвы, либо, как в случае со штабной ротой, не имели раций".

Время показывало 13:26. Разведвзвод, командир роты "альфа" Сагдинис и его помощник Гвин, а также группа управления полковника Макдейда находились на небольшом лесистом участке между двумя полянами. Сагдинис и Гвин располагались возле одного из термитников, разведывательный взвод Пейна держался рядом с другим, а Макдейд и его группа находились за третьим.

Лейтенант Ларри Гвин смотрел на юг, в точку, где они с капитаном Сагдинисом вышли из джунглей всего несколько минут назад: теперь весь район заполняли вьетнамские солдаты, которые очевидно вклини-лись в маршрут следования батальона, отделив голову батальона от его корпуса. Гвин заметил трёх джи-ай: те продирались сквозь высокую траву, выбираясь из района, наполненного неприятелем. "Я вскочил и закричал им, размахивая рукой. Они увидели меня и направились прямо к нашей позиции. Первым шёл капитан, наш авианаводчик от ВВС, вконец измотанный. Я указал на батальонную группу управления, что кучковалась в нашем тылу у другого муравейника, и он пополз к ним. За ним следовал сержант-майор батальона Джим Скотт, который свалился рядом со мной. А за Скоттом пришёл молоденький, очень маленький рядовой 1-го класса; он бредил и придерживал кишки в животе руками. Он всё время спрашивал: "Летят ли вертолёты?" Я отвечал: "Летят, держись".

Командир батальона сначала решил, что все входящие выстрелы — это дружественный огонь. Он закричал, чтобы мы все прекратили огонь, и этот приказ ушёл по командной цепочке, но безрезультатно, так как войска по периметру видели вьетнамцев. Мы с сержант-майором смотрели назад, когда я услышал громкий хлопок. Сержант-майор закричал: "Я ранен, сэр!" Он получил пулю в спину у подмышки, и под правой рукой образовалась большая рана. Я сказал, что с ним всё будет в порядке и чтобы сам себя перевязал. Что он и сделал, сорвав с себя рубашку. Подобрав свою М-16, он отправился назад, к одному из муравейников. Потом я несколько раз видел сержант-майора, он дрался как дьявол".

Сержант-майор Скотт рассказывает: "Я получил пулю в грудь не позднее пятнадцати-двадцати ми-нут боя. Слева, справа и спереди я видел вражеских солдат в группах повзводно и поротно. Они сидели на деревьях, на верхушках муравейников, в высокой траве. Мы не были как следует организованы. У нас не хватало на это времени. Всё происходило одновременно. Я, например, не увидел окопа, который рыли до восьми вечера. Мы укрывались за деревьями и муравейниками. В течение получаса была предпринята по-пытка на участке роты организовать группы в оборонительный рубеж. Этим занялись все, никого выделить не могу. Думаю, это нас и спасло".

Лейтенант Гвин воссоединился с командной группой роты "альфа" на западном краю рощи. "Джоэл Сагдинис сказал мне, что наш 1-ый взвод, справа от нас, ушёл, а 2-ой взвод, находящийся у нас в тылу, отрезан и в нём все либо ранены, либо убиты. Я привстал, чтобы лучше рассмотреть лес к северу, по другую сторону поляны, и увидел, как около двадцати вьетнамцев, пригнувшись, приближаются к нашей позиции в каких-то шестидесяти ярдах от нас. Я закричал: "Идут!" — и выскочил вперёд, ведя огонь. Я слышал, как командир батальона закричал: "Отступаем!" — и подумал, что это странно, потому что отступать особо было некуда.

Почти все поднялись и побежали к третьему муравейнику. Старшина Фрэнк Миллер, Джоэл Сагди-нис, передовой артнаблюдатель Хэнк Данн, радист рядовой 1-го класса Дэннис Уилсон и я остались и уни-чтожили тех вьетнамцев. Первой же очередью я сразил, наверное, троих, а затем, помню, стрелял в передне-го вражеского солдата с АК-47. Я попал в него с первого выстрела и видел, как он упал на землю, но пополз вперёд. Я опасался, что он кинет гранату. Тщательно прицелившись, я снова нажал на курок и заметил, как его подбросило вторым выстрелом, но он всё равно продолжал двигаться, и тогда я выступил из-за укрытия и выпустил в него оставшиеся патроны. Он остался лежать ярдах в двадцати от нашего муравейника. Мы остановили бросок противника, но по-прежнему наблюдали много-много вьетнамцев, снующих по другую сторону поляны".

Группа управления роты "альфа" теперь вернулась на исходную позицию и развернулась фронтом к тому месту, где впервые вышла из леса, на юго-запад. Лейтенант Гвин говорит: "Джоэл Сагдинис и я более или менее условились, что держать оборону будем прямо здесь. Нет смысла двигаться. Вьетнамцы оказались между нами и остальной частью батальонной колонны, джунгли кишели плохими парнями. Они с боем продвигались вниз по колонне".

Сагдинис и Гвин согласны друг с другом, что вскоре после этого командир пропавшего 2-го взвода роты "альфа", лейтенант Гордон Гроув, шатаясь, вернулся с востока на американские позиции. Ларри Гвин: "Я видел, как Горди Гроув идёт по полю вместе с двумя ранеными. Они единственные из его взвода, кто ещё мог двигаться. Гроув был в отчаянии. Мы приняли и его и двух бойцов, санитары занялись ранеными. Потом Горди попросил людей, чтобы вернуться с ними и забрать его парней. Джоэл Сагдинис ответил: "Горди, я не могу никого туда отправить". Было ясно, что покинуть периметр означало смерть. Куда ни глянь, везде маячили вьетнамцы. Горди попросил разрешения поговорить с командиром батальона. Сагдинис сказал "иди". Тот сбегал трусцой к Макдейду, просил помощи вывести своих людей, получил отрицательный ответ и вернулся к нашему муравейнику".

Гвин добавляет: "Вокруг того места, где мы вышли на поляну, и за её пределами, в джунглях, раз-ворачивалась страшная битва. Это рота "чарли", попавшая в зону поражения западни, сражалась за свою жизнь. Миномётный огонь прекратился: неприятельские стволы, очевидно, захватила рота "чарли", потому что мы нашли их все на следующий день, — но сотни вьетнамцев по-прежнему спокойно передвигались по всему наблюдаемому району. Тогда началась снайперская фаза боя. Я называю её так, потому что в течение длительного промежутка времени мы только и делали, что отстреливали врагов, бродивших вокруг периметра, и это продолжалось до тех пор, пока мы не начали получать поддержку с воздуха. Всё, что случилось до того момента, заняло, наверное, меньше тридцати минут".

Гвин видел, как майор Фрэнк Генри, замкомандира батальона, лёжа на спине, вызывает по рации, отчаянно пытаясь получить тактическую поддержку с воздуха и добиваясь-таки успеха. "Поддежка с воздуха уже находилась в пути, но артиллерии и АРА ещё не было. Джим Спирс, S-3, подбежал к нам и затребовал у Горди Гроува ситуацию за пределами периметра, откуда тот прибыл только что. Гроув отвечал, что там ещё есть люди, стиснутые в небольшом периметре, но все ранены и умирают, и что рации разбиты. Тогда капитан Спирс спросил во второй раз, считает ли он, что кто-нибудь ещё остаётся в живых, на что никто из нас ничего не ответил".

Гвин забрался на термитник и открыл огонь из винтовки М-16 по вьетнамцам, хорошо заметным че-рез поляну между деревьями к югу. "Целей было много, и я помню, как со своей позиции снял десять или пятнадцать солдат ВНА. Воспоминания мои возвращаются к тому, как падали эти подстреленные мной сол-даты. Одни бессильно валились на землю, другие реагировали так, будто их сбил грузовик. Некоторые, в которые я промахнулся при первом и втором выстрелах, продолжали беспорядочное движение, пока, нако-нец, я не попадал в них. В то время мы ещё не знали, что, бродя в слоновой траве, они выискивают ещё жи-вых американцев и убивают их одного за другим".

Как только пуля просвистела мимо головы, Гвин уступил выгодную точку лейтенанту Гроуву, го-ревшему желанием свести счёты за потерянный взвод. Гвин и его босс, капитан Сагдинис, устроились за холмиком и, откинувшись на его склон, выкурили по первой сигарете. Гвин рассказывает: "Сигарета верну-ла нас в чувство, и пока бойцы вокруг нас изливали огонь, мы обсуждали положение. Мы понимали, что в первые полчаса потеряли два стрелковых взвода нашей роты "альфа", около пятидесяти человек. Джоэл сидел мрачнее тучи".

Оставшиеся в живых в этой жидкой роще в голове батальонной колонны слышали шум жестокого сражения, идущего в лесу, где застряла вся остальная часть колонны. Крепко ударив в голову колонны 2-го батальона и остановив её, уничтожив большую часть двух стрелковых взводов Сагдиниса, вьетнамские солдаты немедленно двинулись вдоль американской колонны, разбиваясь на малые группы и атакуя.

Когда началась атака, все ротные командиры Макдейда находились впереди, отдельно от своих людей. Они привели с собой радистов и, в некоторых случаях, даже старшин и артнаблюдателей. Все они, кроме одного, будут оставаться в периметре Макдейда до конца сражения.

В ответ на радиопризывы полковника Макдейда капитан Джордж Форрест, атлет школы и колле-джа, бывший в отличной физической форме, преодолел более пятисот ярдов от позиции своей роты "альфа" 1-го батальона 5-го кавполка, находившейся в хвосте американской колонны, до её головы. Его сопровож-дали два радиста.

Как только Макдейд заговорил с ними, рядом упали две миномётные мины. Форрест немедленно развернулся и бросился обратно к своей роте. "Я не стала ждать, когда он нас отпустит. Я просто рванул. Во время бега убило обоих моих радистов. Я же не получил ни царапины. Вернувшись в роту, я обнаружил, что мой зам погиб, получив ранение в спину осколками мины. Мне не была ясна ситуация, поэтому я увёл своих ребят с тропы на восток и расставил по периметру. Казалось, огонь ведётся со всех сторон. Поэтому мы заняли круговую оборону. Думаю, стрельба длилась тридцать пять-сорок минут. Все мои взводные командиры оставались в строю, кроме второго лейтенанта Ларри Л. Хесса. [Хесс, двадцати лет, из Геттисберга, штат Пенсильвания, погиб в первые же минуты.] Мой сержант оружия был ранен".

Бросок чудом оставшегося невредимым Джорджа Форреста вдоль того огненного рукава протяжён-ностью 600 ярдов и построение своих людей в оборонительный периметр помогли роте "альфа" 1-го бата-льона 5-го кавполка избежать участи рот "чарли", "дельта" и штабной роты 2-го батальона в центре колон-ны.

Вьетнамские солдаты забирались на деревья и покрытые кустарником термитные холмики и поли-вали огнём "кавалеристов", застрявших внизу под ними, в высокой траве в основной части колонны. С обе-их сторон велась яростная перестрелка, в том числе из миномётов. Обходные атаки противника так стреми-тельно последовали за ударом в голову колонны, что казалось, всё вспыхнуло почти одновременно.

Без сомнения, отдельные взводы батальона Макдейда оказались в боевой готовности и в таком без-опасном построении, которого только могли достичь посреди слоновой травы, кустарника и густых зарослей деревьев. Но проблема с обзором затрудняла сохранение строя, и одним из результатов этой проблемы стало то, что американские войска оказались теснее друг к другу, чем было тактически целесообразно, тем самым обеспечив лакомые цели для гранат, миномётных выстрелов и очередей из автоматов АК-47. По всей колонне в первые же десять минут командиры взводов, сержанты, радисты и стрелки погибали или получали ранения десятками, что резко нарушило связь, слаженность и управление.

Когда началась стрельба, капитан Скип Фесмир находился недалеко от поляны "Олбани". Он счи-тал, что стрелковые взводы его роты "чарли" подошли уже достаточно близко к зоне высадки, чтобы манев-рировать против неприятеля и достичь поляны, если только он поведёт их незамедлительно и если удача улыбнётся ему. Фесмир связался по рации с оперативным офицером батальона Джимом Спирсом, доложил о своём местоположении и сообщил, что возвращается к своим людям. Выполнить это ему не удалось.

Фесмир вспоминает: "Обстрел стал довольно интенсивным. Мой артиллерийский наблюдатель [лейтенант Сидни С. М. Смит, двадцати трёх лет, из Манхассета, штат Нью-Йорк] был ранен в голову и по-гиб. Я поддерживал радиосвязь с лейтенантом Корнеттом [заместителем Фесмира]. Он сообщал, что входя-щий огонь очень плотный, в особенности миномётный огонь, бьющий непосредственно по роте. Я приказал ему продвинуть роту вперёд вдоль правого фланга роты "дельта". С этого направления шла атака. Я чув-ствовал, что необходимо попытаться сгруппировать батальон, защитить фланг роты "дельта" и вывести роту "чарли" из зоны поражения миномётным огнём".

Капитан Фесмир добавляет: "Когда я двинулся на юго-восток, обратно к своей роте, у границы де-ревьев на другой стороне поляны я увидел вьетнамцев. В целом, они двигались в том же направлении, что и я, в сторону роты "чарли". К тому времени лейтенант Корнетт уже выдвинул роту "чарли": она лоб в лоб столкнулась с элементами батальона 66-го полка и оказалась в меньшинстве. В результате завязался ожесточённый рукопашный бой. В суматохе я понятия не имел, где именно находится рота. Когда лейтенант Корнетт умер, для меня стало практически невозможным связаться с кем-либо из моей роты. Бой явно превратился в борьбу за жизнь всех и каждого. Старшина [Франклин] Хэнс, два моих радиста и я — мы поняли, что наше возвращение в роту заблокировано. Мы держались на краю открытого участка и повсюду видели только солдат противника".

Специалист-4 Джек П. Смит, числившийся в роте "чарли", примерно за неделю до этой операции был ещё радистом, когда его перевели на должность по снабжению. События 17-го ноября отпечатались в его памяти. Командир роты Смита, капитан Фесмир, как и другие, был вызван подполковником Макдейдом вперёд. "Впоследствии многие указывали на этот факт как на серьёзную ошибку, и в свете того, что про-изошло, так оно и было. Вокруг нас грохотала перестрелка. Замкомандира моей роты, человек по имени Дон Корнетт, очень хороший офицер, вскочил на ноги и в лучших традициях пехотной школы закричал: "За мной!"

Бойцы 1-го и 2-го взводов устремились прямо к череде муравейников. В десяти футах от муравей-ников мы увидели, что за ними засели пулемётчики и расстреливают нас в упор. Парни вокруг падали, как скошенная трава. Я никогда раньше не видел, как убивают людей. Они падали как мухи и умирали прямо передо мной. Мои товарищи, они гибли вокруг меня".

Рота "чарли" 2-го батальона 7-го кавполка понесёт самые тяжёлые потери среди всех подразделе-ний, сражавшихся в зоне высадки "Олбани". До жестокого столкновения с северными вьетнамцами в рядах роты числилось 112 человек. К восходу следующего дня, 18-го ноября, сорок пять из этих бойцов будут мертвы и более пятидесяти ранены; на следующей перекличке только дюжина из них ответит "здесь".

Капитан Генри Торп, командир роты "дельта", находился впереди, в ста ярдах от своей роты, когда начался бой. Он со своим старшиной и радистом устремился к островку из деревьев на поляне "Олбани", чтобы присоединиться к группе управления батальоном и помочь организовать и удерживать оборонитель-ный периметр. Радиста, специалиста-4 Джона К. Брэтлэнда, ранило в ногу. Им посчастливилось быть там, где они оказались. Роту "дельта", стоявшую в колонне, рвали на куски. В этот день она потеряет двадцать шесть человек убитыми и многих серьёзно ранеными.

Рядовой 1-го класса Джеймс Х. Шадден был в миномётном взводе роты "дельта" Торпа. Шадден го-ворит, что тяжело нагруженные миномётчики, измученные маршем, опустились на тропу, чтобы немного передохнуть и перекурить. Он вспоминает: "Я долго тащил опорную плиту. Сержант Амодиас, верный сво-ему слову, взял у меня плиту, отдал мне прицел и пошёл впереди меня. Когда противник выскочил из заса-ды, Амодиас был мгновенно убит. Те, кто не погиб при первом залпе, попадали в грязь за исключением нашего радиста Дункана Крюгера. Я видел, как он простоял ещё несколько секунд, пока его не срезали. По-нятия не имею, почему он не залёг". Рядовой 1-го класса Дункан Крюгер, восемнадцати лет, из Уэст-Аллиса, штат Висконсин, погиб на месте.

Плотность огня стремительно возросла до такой степени, что Шадден уже не слышал ничего, кроме стрельбы. "Тон Джонсон прополз мимо меня, раненый в щёку и тыльную сторону ладони. На деревьях си-дело полно вьетнамцев, но обнаружить хоть одного из них было почти невозможно. Так здорово они слива-лись с листьями. Я всё время приподнимался, пытаясь обнаружить хорошую цель. Мэтьюз Шелтон, лежавший рядом со мной, тотчас одёргивал меня вниз. Когда я ещё раз приподнялся, пуля пронзила мою каску, спереди назад. Я снова залёг, а когда опять приподнялся, прилетевшая сзади пуля ударила в дерево рядом с моей головой.

Не знаю, окружили нас или то были наши люди. Они дико палили: во всё, что шевелилось, кто-нибудь да стрелял. Один боец подполз ко мне и стрелял в траву в нескольких дюймах от земли в сторону, где лежали наши люди, не раздумывая, что делает. Я сказал ему, чтобы сначала разобрался, что понимает, во что стреляет".

Перестрелка постепенно пошла на убыль. Шадден понятия не имеет, сколько утекло времени. В та-кой драке уследить за временем невозможно. "На этом участке все были ранены и убиты. Шестеро, о кото-рых я знаю, ещё оставались живы: сержант [Эртелл] Тайлер, [рядовой 1-го класса A.К.] Картер, [рядовой 1-го класса Тон] Джонсон, [рядовой 1-го класса Мэтьюз] Шелтон, [рядовой 1-го класса Лоуренс] Коэнс и я. Тайлер отдал единственный приказ, который я слышал за весь бой: "Постарайтесь отойти, пока они нас не прикончили". Шелтон замер на земле и не двигался. [Рядовой 1-го класса Мэтьюз Шелтон, 20 лет, из Цин-циннати, штат Огайо, погиб позже в тот же день.] Мы пятеро попробовали отступить, но снайперы всё так же сидели на деревьях. Вскоре меня ранило в правое плечо, на какое-то время выведя его из строя. Пример-но тогда же Тайлер получил ранение в шею; он умер на расстоянии вытянутой руки от меня, моля о санита-ре, специалисте-4 Уильяме Плезанте, который был уже мёртв. [Плезанту было двадцать три года, он родился в Джерси-Сити, штат Нью-Джерси.] Последними словами Тайлера были: "Я умираю". Сержант Эртелл Тайлер, тридцать пять лет, родился в Колумбии, штат Южная Каролина.

Шадден негромко рассказывает: "Беспомощность, охватившая меня, не поддаётся описанию. Через несколько минут меня снова ранило в левое колено. Боль невыносимая. Коэнс получил ранения в ступни и лодыжку. Мы были ранены и загнаны в ловушку. Я видел, что нас разносят в пух и прах. Товарищ помог мне перевязать ногу. Он снял бинт с мёртвого вьетнамца. Я спрятался за бревном, там уже лежал получивший трёпку мёртвый вьетнамец. Бревно находилось у нас за спиной, поэтому я понял, что мы окружены".

Специалист-4 Боб Таулз, из противотанкового взвода роты "дельта", слышал впереди выстрелы и миномётные взрывы и видел, что тропа перед ним уходит в заросли. Но в них он вообще никого не видел. Когда фронт ожил плотной перестрелкой, а никакие сведения к нему не поступили, беспокойство Таулза усилилось:

"Звуки стрельбы на нашем правом фланге сразу привлекли общее внимание. Все лица обернулись в том направлении. Два сержанта продвинулись вперёд и присоединились к шеренге рядовых. Мы сформиро-вали сплошной боевой порядок длиной около двадцати ярдов; было нас двенадцать человек. Пули засвистели над головой. По-прежнему мы ничего не видели. Мы ждали, надеясь, что наши люди вдруг появятся из фланговых охранений и войдут в безопасное пространство периметра. Этого не произошло. Шум приближался. Через несколько секунд лесополоса изменилась.

Вьетнамские солдаты раздвинули заросли и устремились прямо на нас, на ходу паля из автоматов АК-47. Я наметил ближайшего к себе и дважды выстрелил. Я попал в него, но он отказывался падать; он всё так же двигался и стрелял. Я выставил М-16 в автоматический режим, выстрелил, и он смялся. Я перешёл к другой цели и нажал на спусковой крючок. Ничего не произошло. Страх, который я испытывал, превратился в ужас. Я увидел, что патрон заклинило в патроннике. Убрав его, я перезарядил винтовку и снова открыл огонь. Они изливались из леса, мы отстреливались, потом, наконец-то, они прекратили приступ. На земле передо мной лежали три магазина, которые я связал лентой вместе, чтобы вставлять в винтовку, плюс ещё один. Я сделал восемьдесят выстрелов".

Затишье продлилось недолго. Таулз выглянул из-за муравейника в сторону миномётного взвода. "Казалось, будто сама земля раскрывается и поглощает миномётчиков, так быстро они падали, — вспоминает Шадден. — Бурая волна смерти прокатилась по ним и захлестнула роту "чарли". Вьетнамцы смешались с нею. И наступило неизбежное: противник удерживал местность перед муравейником. Колонну рассекли надвое!

Новая россыпь выстрелов снова привлекла наше внимание к линии деревьев. Перестрелка быстро усиливалась. Мы открыли ответный огонь по дульным вспышкам. За моей спиной раздался взрыв. Обер-нувшись, я увидел, как сыплются китайские гранаты. Вспышки и дым, но жертв нет. Плотность огня стала почти невыносимой. Пули обдирали с деревьев кору. Шинковали растительность. Я обратил взор к лейте-нанту Джеймсу Лоуренсу, думая просить о помощи. И увидел, как у того с силой мотнулась голова. И как он свалился на землю.

Секундой позже меня самого развернуло и шлёпнуло в грязь. Поднявшись на четвереньки, я дви-нулся по шеренге. Повсюду текла кровь. У сержанта миномётного взвода выстрелом выбило из руки писто-лет. Правая ладонь безвольно повисала у запястья, кровь хлестала на землю. Кто-то пытался перевязать его рану. Кто-то приподнял лейтенанта Лоуренса и старался привести его в чувства. Перестрелка не утихала".

Плотная шеренга Таулза из двенадцати человек быстро редела. "Я снова повернулся к лесу и заме-тил движение. Я двинулся в том направлении и увидел в подлеске северных вьетнамцев. Враг обходил нас с фланга! Наша позиция потеряла устойчивость. Я повернул назад предупредить. Теперь командование взял на себя сержант Джерри Бейкер; он понял, что нам нужно отходить. В помощь тяжелораненым он назначил здоровых и нескольких легкораненых. Мгновение спустя он приказал выступать.

Из-за своей позиции в боевом порядке это отступление возглавил я. Поднявшись на ноги, я бегом направился в единственном направлении, свободном от вражеского огня — налево в наш тыл. Пролетев яр-дов тридцать или сорок, и я выскочил из-за деревьев на большую поляну, заросшую травой по пояс. В глаза ударил солнечный свет. Пробежав двадцать ярдов по полю, я заметил, что боец, бежавший на полшага позади меня, упал. Я приник к земле и, обернувшись, увидел, как рядовой 1-го класса Марлин Кларенбик хватается за рану на ноге".

Капитан Джордж Форрест вернулся к солдатам своей роты "альфа" 1-го батальона 5-го кавалерий-ского полка в конце колонны. "Я потерял своих радистов, и когда вернулся и добрался до другой рации, то обнаружил, что передовые элементы Макдейда увязли в тяжёлых перестрелках по фронту и с западной сто-роны. Я получил, может быть, два сообщения от Макдейда, а затем связь с ним оборвалась. Мы образовали кольцо. Мой родной батальон подключился к моей сети, и я смог связаться с капитаном Бьюзом Талли, ко-мандиром роты "браво" 1-го батальона 5-го кавполка. Я никогда не чувствовал такого облегчения, когда услышал и узнал голос. Я понял, что до тех, кто волновался за нас, рукой подать".

Вот как выглядела война во Вьетнаме в полдень 17-го ноября, глазами двух стрелков роты "альфа" капитана Форреста, рядового 1-го класса Дэвида А. (Пэрпа) Лэвендера из Мэрфизборо, штат Иллинойс, и специалиста-4 Джеймса Янга из Стилвилла, штат Миссури.

Рассказывает Лэвендер: "Мой взвод замыкал колонну. Мы начали маневрировать и продвигаться вверх по колонне, чтобы помочь тем, кто впереди. Всякий раз, когда мы двигались, нас обстреливали из ми-номётов. Это невозможно описать. Люди падали как мухи. При первом же взрыве погиб молодой солдатик по имени [рядовой 1-го класса Винсент] Локателли. Каждый раз, когда мы шевелились, на нас обрушивали мины. Я знаю, что у нас во взводе было, наверное, двенадцать или пятнадцать раненых, включая командира взвода.

То были мои товарищи, с которыми я прослужил в армии два года. Большинство нашего батальона призывалось в двадцать один год и находилось на службе уже больше восемнадцати месяцев. Всем нам было около двадцати трёх лет. Со временем парни стали мне братьями. Я слышал крики этих парней, слышал, как их убивают, и это навсегда засело в моём сердце и сознании. Ключевой моментом этого боя стало начало. Всё случилось внезапно. Нас заманили в U-образную ловушку и отсекли миномётами".

Стрелок Джим Янг рассказывает: "Я уселся и вздремнул. У нас имелись фланговые в сотне ярдов слева и справа, так что, подумал я, можно спокойно прикорнуть. Небольшая стрельба впереди усилилась. Она-то меня и разбудила. Затем наш 1-ый взвод подвергся миномётному обстрелу. Пятерых ранило. Я слы-шал, как они звали санитаров. Миномёты продолжали обстрел. Я услышал, как 1-му взводу приказали покинуть участок, куда падали мины".

В ответ на вражеский огонь взвод Янга получил приказ построиться в шеренгу и выдвигаться. "Все залегли на землю, когда миномёты начали обстрел. Нам сказали двигаться вперёд, навстречу врагу. Мы встали в линию и пришли прямо во вражескую засаду. Враги скрывались за деревьями и муравейниками, лежали на земле. Нас окружала трава по пояс и много деревьев. В траве прятались неприятельские солдаты. Их было трудно рассмотреть, и приходилось стрелять туда, где, как мы думали, они сидели. У санитара забот был полон рот, но он не мог поспеть ко всем раненым. Бойца справа от меня ранило в пятку. Его звали Гарольд Смит.

В двадцати пяти-тридцати ярдах влево от меня лежало травянистое поле, а справа сидел снайпер. Я его не видел, но отметил, как трассирующая пуля прожужжала над моей ладонью. Меня обдало её ветерком. Та же пуля прошла мимо затылка Смита. Счастье, что он наклонил голову. Командир роты, капитан Форрест, бежал вдоль нашей линии. Время от времени останавливался и пояснял, куда идти. Он вёл себя так, будто заговорён от вражеского огня. Не понимаю, как ему удавалось не схлопотать пулю".

Непосредственно перед ротой "альфа" 1-го батальона, в мешанине из административного персонала и снабженцев, медиков и связистов, составлявших штабную роту 2-го батальона 7-го кавполка, выступали Док Уильям Шукарт, военврач 2-го батальона, лейтенант Джон Ховард из медикосанитарного взвода и лейтенант Бад Элли, командир взвода связи.

Шукарт рассказывает: "Помню перед боем запах сигаретного дыма. Дыма вьетнамских сигарет. Я сказал: "Чую дым вражеских сигарет!" Следующее, что мы осознали, это что вокруг нас падают мины; за ними последовал мощный огонь стрелкового оружия, а потом всё растворилось в неразберихе. Мы было подумали, что голова колонны каким-то образом развернулась и нас расстреливают собственные войска. Вокруг падали парни. Кажется, прошло совсем немного времени, и я оказался совсем один. Разметало нас широко. Я носился повсюду с М-16. Мой пистолет теперь стал бесполезен, и я подобрал чью-то М-16.

Всё это время я находился под прямым огнём противника. Мне в спину ударил маленький осколок: ничего серьёзного, царапина, оставившая красивый шрам. Во всей своей жизни не испытывал страха силь-нее. На шее у меня болтался кулон Святого Христофора, кем-то присланный. Я подумал: "Пора заключать сделку". А потом подумал: "Я же никогда не был религиозен. Вряд ли Он пожелает пойти на сделку". По-этому я приподнялся и стал искать людей, хоть кого-нибудь. Нашёл одного нашего радиста, мёртвого, и включил его рацию, пытаясь связаться хоть с кем-нибудь. Помню, как пытался уговорить парней бросить дымовую шашку, чтобы я смог их отыскать".

Лейтенант Джон Ховард вспоминает: "Вскоре после первых выстрелов вокруг посыпались мины и гранаты. Усилился огонь стрелкового оружия, и бойцы стали падать с огнестрельными и осколочными ра-нениями. Возникла неразбериха, кто-то решил, что в нас стреляют другие американские солдаты. Путаница довольно скоро прояснилась, когда штурмовая волна вьетнамцев подкатилась так близко, что мы смогли разглядеть их и расслышать речь.

Они внезапно объявились за муравейниками и среди деревьев, стреляя в любого, кто двинется, и мы обнаружили, что сами ведём ответный огонь во всех направлениях. Ползая в высокой слоновой траве, нам было трудно определить, где кто находился, свой ли это или чужой. Одну вещь я уловил очень быстро, — то, как ВНА подавали сигналы друг другу в высокой траве: они отстукивали дробь по деревянным прикладам автоматов AK-47".

Лейтенант Бад Элли ясно помнит, когда "пришло известие, что в разведчиков стреляют. Затем что разведчики попали в засаду. Затем приказ роте "чарли", находящейся прямо перед нами, становиться в ше-ренгу и обходить их с фланга. Мы с Джоном Ховардом сидели рядом. Внезапно в двадцати пяти ярдах перед нами прогремели два выстрела. Испуганные, все вскакивают на ноги. Раздаются крики: "Санитар! Санитар!" Перед нами первая группа санитаров срывается с места, и Джон Ховард срывается вместе с ними. Листья трясутся: в них попадают пули. Пехота роты "чарли" орёт: "Становись!" Я выстроил своих ребят в линию, в двадцати пяти ярдах позади границы леса, и тут начался сущий ад! Перестрелка разошлась вовсю, и стало трудно держать строй.

Одного парня ранило, он закричал. Подбежав, мы с радистом оттащили его за деревце. Ему про-стрелили запястье, и он продолжал кричать. Потом его снова ранило. Я перевёл М-16 в автоматический режим, выстрелил вверх, и что-то свалилось с дерева. Я отполз к муравейнику, где засели два парня. Я остался там и нашёл бойца, у которого была рация. Я вышел на связь узнать, что, чёрт возьми, происходит. Примерно в это время связь оборвалась: кого-то застрелили с пальцем на ключе передачи или как-то так. Последним в сети я услышал, что "Призрак-5" ранен; это оказался Дон Корнетт, замкомандира роты "чарли"".

Полковник Тим Браун, командир 3-ей бригады, человек, имевший право отдавать приказы о под-креплениях, находился в воздухе в командирском вертолёте и запрашивал у своего подчинённого команди-ра, подполковника Боба Макдейда, сведения о серьёзности положения. Вместе с Брауном находился бригадный координатор огневой поддержки капитан Дадли Тэдеми, горевший желанием задействовать всю имевшуюся в его распоряжении артиллерию, воздушную поддержку и АРА.

Когда на "Олбани" раздались первые выстрелы, Браун и Тэдеми только что покинули зону высадки "Коламбас", где совещались с подполковником Талли. Полковник Браун вернулся в штаб бригады на чай-ной плантации.

Капитан Тэдеми вспоминает: "Внезапно я услышал, как Джо Прайс, передовой артнаблюдатель из батальона Макдейда, сообщил: "У нас проблема! Мне нужна помощь!" Прайс вызывал всё, что только мог: воздушную поддержку, артиллерию, АРА. Наконец, нам удалось его притормозить, чтобы понять, что про-исходит. Я уведомил полковника Брауна, что внизу что-то случилось. Он попробовал подключиться к ко-мандной радиосети и переговорить с Макдейдом. Я оставался в радиосети артиллерии, стараясь заручиться её поддержкой. Тем временем мы облетали их позицию и видели столбы дыма, встающие над лесом. Когда Джо Прайс выходил на связь, я слышал в рации громкую стрельбу".

Майор Роджер Бартоломью, командир вертолётов АРА, держал связь с капитаном Тэдеми и зигза-гами летал над лесом, стараясь определить местонахождение своих войск, чтобы его вертолёты могли ока-зать им поддержку. Ему не везло. Капитан Тадеми задействовал артиллерийские дымовые снаряды для того, чтобы дать координаты для заградительного огня. И тоже безуспешно. "Это не помогало, потому что к тому времени на земле все так перемешались. У нас имелись и тактическая авиация, и АРА, и артиллерия, но мы ни черта не могли сделать. То была самая беспомощная и безнадёжная ситуация на моём веку".

У вертолёта полковника Тима Брауна кончалось топливо, и ему пришлось вернуться на "Catecka" для дозаправки. Браун рассказывает: "Я знал, что они вступили в бой. Но не знал, насколько серьёзно и прочее. Пока я разговаривал с Макдейдом, я слышал винтовочные выстрелы, но он сам не понимал, что происходит. Я спрашивал: "Что с твоим головным отрядом?" Он не знал. "Где твои замыкающие подразделения?" Он не знал. Как не знал и того, что случилось со всеми остальными. Никто не знал, что, чёрт побери, происходит. Мы были не в состоянии производить ни артиллерийские, ни воздушные удары, потому что не знали, куда их направлять".

Капитан Джон Кэш, оказавшийся в центре кипучего теперь штаба бригады у "Catecka", вспоминает возвращение полковника Брауна: "Браун стоял там, у нашей радиостанции, запрашивал у Макдейда обста-новку и кричал: "Проклятье, что там происходит?" Макдейд отвечал словами: "У нас пара убитых, пытаем-ся разобраться в ситуации. Разрешите связаться с вами позднее. Конец связи"". Капитан Тэдеми, который находился рядом с Брауном в центре управления боевыми действиями, говорит: "Я слышал, как говорил Макдейд. Браун всё время запрашивал у него, что происходит. Динамики ревели. То, что я слышал, означа-ло, что в районе у Макдейда дела идут не очень гладко".

После дозаправки командного вертолёта Браун улетел обратно в долину. "Внезапно, разговаривая с Макдейдом по рации, я расслышал все виды огня. Он закричал: "Они бегут! Бегут!" Один ужасный миг я думал, что он имеет в виду то, что бежит его батальон. Но случилось вот что: ВВС сбросили напалм на подразделение вьетнамцев размером с роту, и бежали они, а не американцы. Тогда-то я начал сознавать, что Макдейд в настоящей беде".

Только сейчас полковник Браун стал собирать подкрепления, чтобы выслать их на помощь 2-му ба-тальону Боба Макдейда. Браун приказал подполковнику Фредерику Эккерсону направить роту из своего 1-го батальона 5-го кавполка пешим ходом из зоны высадки "Коламбас" к зоне высадки "Олбани". Эккерсон отправил роту "браво" капитана Уолтера Б. (Бьюза) Талли 1-го батальона 5-го кавполка в двухмильный переход ко хвосту сражающейся колонны Макдейда. В то же время Браун передал по рации приказ, предупреждая недостающий компонент Макдейда, роту "браво" капитана Мирона Дидурыка 2-го батальон 7-го кавполка, готовиться к переброске по воздуху с базы "Кэмп-Холлоуэй" в зону высадки "Олбани".

Браун признаёт, что этого было слишком мало да и слишком поздно. "На протяжении многих лет я размышлял об этом сражении и считаю, что большинство потерь появилось в первый час боя. Я думаю, что основная часть потерь образовалась в самом начале. У них не было соответствующего охранения при пере-движении в джунглях".

Подполковник Макдейд со своей стороны подтверждает, что не смог предоставить полковнику Бра-уну подробный доклад о том, что происходит с тремя из четырёх рот в его "стреноженной" колонне, ибо большинство из них оказались вне его поля зрения и вне досягаемости. Рассказывает Макдейд: "В первый час или чуть больше обстановка оставалась настолько нестабильной, что я действовал скорее как командир взвода, чем как командир батальона. Мы пытались образовать периметр. Я сам старался понять, что за чертовщина происходит. Не думаю, чтоб кто-нибудь в батальоне мог сказать вам, каково было действительное положение в тот момент. Я понимаю, где мог оставить Тима Брауна в неведении относительно происходящего; я сам ничего не знал, пока всё не приутихло".

Командир батальона добавляет: "Я мог бы орать и визжать, что мы в смертельной ловушке и тому подобную хрень. Но я не знал, что всё так плохо. У меня не было возможности проверить ни визуально, ни физически, выбравшись из периметра, поэтому всё, что я мог делать, это надеяться снова выйти на связь. Я не собирался вопить, что рушатся небеса, особенно в той ситуации, когда всё равно никто ничего не смог бы с этим поделать".

Подполковник Джон А. Хемфилл состоял оперативным офицером на передовом командном пункте дивизии бригадного генерала Ноулза в Плейку. Он вспоминает, что 17-го ноября они с Ноулзом пролетали над Йа-Дрангом и наблюдали за бомбовым ударом, наносимым B-52 по массиву Тьыпонг. Затем улетели обратно в Плейку. Хемфилл рассказывает: "Когда мы вернулись в Плейку, туда приехал Тим Браун, чтобы увидеться с Ноулзом. Я проводил его к Ноулзу, и он доложил: "Я не получаю донесений от Макдейда и не имею с ним контакта, это меня беспокоит". Поэтому ближе к вечеру мы собрались и вылетели, и именно тогда, я думаю, мы впервые поняли, что что-то пошло не так".

Хотя Ноулз не помнит описанного Хемфиллом визита Брауна в его штаб, у него сохранились яркие воспоминания о том, как он впервые узнал, что батальон Макдейда ведёт тяжёлый бой с противником. "У меня в Плейку имелся уорент-офицер из командования тылового обеспечения. Его обязанности заключались в том, чтобы отслеживать харчи, патроны, топливо и потери. У него был прямой выход на меня: я хотел знать немедленно, если что-то соскочит с дорожки. В тот день, около двух или трёх часов, он позвонил мне и доложил: "У меня в батальоне Макдейда четырнадцать убитых". Ударили во все колокола. Я вызвал своего пилота, Уэйна Кнудсена, и Джона Стоунера, офицера связи авиации, и отправился к Макдейду. Перед вылетом в "Олбани" я остановился в 3-ей бригаде. Тиму Брауну нечего было мне сообщить".

Ноулз добавляет: "Мы зависли над "Олбани", Макдейд оказался в незавидном положении. Я хотел приземлиться. Макдэйд заявил: "Генерал, я не могу вас опустить. Я даже эвакуатор не могу посадить". Я не смог приземлиться. Мне хотелось, чтобы там, на земле, хоть что-нибудь двигалось. Я сказал Стоунеру и Биллу Беккеру, начальнику артиллерии дивизии: "Этот парень не знает, что у него есть, окружите-ка его стальным кольцом". Я мог подкинуть ему огня, и я подкинул. Затем я вернулся к Тиму, у которого по-прежнему не было никакой информации. Я был раздражён. Полный бардак, без вопросов".

2-ой батальон 7-го кавполка уменьшился с полной батальонной маршевой колонны до небольшого, устроенного на поляне зоны высадки "Олбани" периметра, обороняемого немногими выжившими из роты "альфа", разведывательным взводом, горсткой отбившихся из рот "чарли" и "дельта" и группой управления батальоном, а также ещё одного небольшого периметра в пятистах-семистах ярдах к югу, состоящего из роты "альфа" капитана Джорджа Форреста 1-го батальона 7-го кавалерийского полка. Между ними, мёрт-вые, раненые и прячущиеся в высокой траве, находились бойцы основной части команды Боба Макдейда: осколки двух стрелковых рот, роты оружия и штабной роты.

Каждый человек, ещё остававшийся в живых на этом поле, — хоть американец, хоть вьетнамец, — сражался за свою жизнь. В высокой траве солдатам обеих сторон было почти невозможно распознать друга или недруга, кроме как с очень близкого расстояния. Американцы в оливково-сером и северные вьетнамцы в горчично-буром дрались и умирали бок о бок. Возможно, всё начиналось как встречный бой, как спешно подготовленная засада, как внезапная атака, как манёвренный бой — и, по сути, было всем перечисленным, — но через несколько минут результатом стала жестокая рукопашная схватка, перестрелка, в которой стрелки убивали не только врага, но иногда и своих товарищей лишь в нескольких футах от самих себя.

Этот день не принесёт лёгкой победы ни одной из сторон. Не будет вообще никакой победы, будет только страшная неизбежность смерти в высокой траве.

20. Смерть в высокой траве

Нгуен Хыу Ан, северовьетнамский командующий на том поле боя, хорошо помнит кровавый пол-день 17-го ноября 1965-го года на подступах к зоне высадки "Олбани": "Мои командиры и солдаты доноси-ли, что идёт крайне свирепый бой. Скажу вам откровенно, ваши солдаты дрались мужественно. У них не было выбора. Ты либо мёртв, либо нет. Шёл рукопашный бой. Потом, когда мы зачищали поле боя, собирая наших раненых, тела ваших и наших бойцов лежали щека к щеке, рядом друг с другом. Вот что страшнее всего". Так и было, и нигде не бывало жутче, чем вдоль той растянутой американской колонны, когда "ка-валерийские" стрелковые роты рассекли на мелкие группы.

Лейтенант Джон Ховард находился в хвосте колонны вместе со штабной ротой. "В какой-то момент в начале боя я оказался рядом с большим муравейником. Неподалёку от меня сержант получил тяжёлое ранение в ногу и кричал от боли. Я подполз к нему и стал перевязывать. Едва я сказал ему, чтобы перестал кричать, как в меня самого ударила пуля и перекатила меня по земле. Она попала в правый бок. Я задрал рубашку, чтобы убедиться, насколько серьёзна рана: к счастью, пуля прорезала мою плоть, но не вошла в живот. Я получил рану длиной около пяти дюймов".

Вокруг Ховарда щёлкали пули. Он схватил сержанта и сказал, что нужно перебираться на другую сторону муравейника. "На той стороне мы присоединились к четырём бойцам, которые скучились в траве. Мы отстреливались от стоявших за деревьями и муравейниками вьетнамских солдат и старались сообразить, что делать дальше".

Хоть они и находились вне поля зрения друг друга, лейтенант Бад Элли, офицер связи 2-го батальо-на и друг Ховарда, был недалеко. "Это был ужас, — говорит Элли. — Парни по обе стороны от меня падали сражённые. Из той точки я не видел врагов. Я видел только деревья и наших ребят. Я попытался переме-ститься вправо. И попал под шквальный огонь. Все старались продолжить движение к зоне высадки. Прижа-тый к земле пулемётом, я оказался у большого муравейника. Парня справа от меня, пуэрториканца, ранило. Я обменял свой пистолетом 45-го калибра на пулемёт этого пуэрториканского рядового.

Схватив пулемёт, я обошёл муравейник слева и, стреляя перед собой, попытался двинуться вперёд. Я пополз к бойцу за деревцем; тут же заработали два вражеских автомата и срезали то деревце. Он вскрик-нул и рухнул мне на спину. Я вывернулся из-под него, он закрывал лицо руками. И сказал: "Не беспокой-тесь обо мне, я уже мёртв". Он разжал руки: прямо по центру лба зияло пулевое отверстие. Он вытащил две гранаты и швырнул. Я пополз обратно к большому муравейнику, откуда пришёл. Я понял, что вперёд мы не пройдём. Когда я вернулся, раненый, один или два убитых, ещё один раненый и мой радиотехник уже сгру-дились за тем муравейником. Куда же нам идти?"

Уильям Шукарт, батальонный врач, тоже оказался в той части колонны. "Я привстал, выискивая хоть кого-нибудь, кого угодно. Я побежал вперёд и столкнулся с парой вражеских солдат. И меня, и их встреча напугала до смерти. Я поднял М-16 и успел выстрелить раньше, чем они. Так закончилась встреча. Я огляделся и заметил приникшего к дереву сержанта. Он сказал: "Вам помочь, капитан?" Спокойно сказал, насколько получилось. Это был сержант Фред Клюге из роты "альфа" 1-го батальона 5-го кавполка. Мы вернулись к большей группе в тылу колонны: пятнадцать или двадцать человек, несколько раненых. Мы оказались в районе, со множеством раненых и никаких медсредств, лишь несколько сиретт морфина и не-много бинтов".

Прямо впереди штабной части колонны погибала рота "чарли". Когда рота попала в зубы неприя-тельских пулемётов, специалист-4 Джек Смит находился с ведущими элементами в построении роты "чар-ли", рядом с лейтенантом Доном Корнеттом, заменившим командира роты. В первые же секунды Смит уви-дел, как один из радистов упал замертво с пулей в груди, выпучив глаза и вывалив язык. Бойцы роты "чар-ли" отстреливались во все стороны.

Вдруг, по словам Смита, он услышал тихий стон лейтенанта Дона Корнетта. Он сорвал с офицера зелёную форменную рубашку и увидел пулевое ранение в спину справа от позвоночника. Он и ещё один солдат стали перевязывать рану лейтенанта. Смит ещё подумал, насколько все они зависят от одного этого человека, теперь серьёзно раненного, единственного командира в пределах досягаемости. Парня рядом со Смитом ранило в руку, из разорванной артерии хлынула кровь. Потом пуля пробила ботинок Корнетта, оторвав ему пальцы на ноге.

Вот всего в трёх футах от Смита появился вьетнамец с крупнокалиберным пулемётом Максима. Молодой солдатик перевёл переключатель на М-16 в автоматический режим и выпустил длинную очередь прямо в лицо неприятельского пулемётчика. Разорвавшаяся поблизости граната сразила ещё одного амери-канца.

Прошло лишь несколько минут, а мир вокруг Джека Смита разили наповал. Потом, как он говорит, случилось нечто, убедившее его продолжать бой. Лейтенант Дон Корнетт, мучимый ранами, сказал Смиту, что собирается кое-что предпринять, чтобы организовать своих бойцов. Корнетт уполз в высокую траву. Где-то там, в рукопашной схватке, храбрый молодой лейтенант и погиб, выполняя свой долг.

Смит вспоминает: "В промежутке примерно двадцати минут все вокруг оказались либо мертвы, ли-бо ранены, все кроме меня. Вы должны понимать, что на нашем участке слоновая трава поднималась по грудь; как только падаешь на землю, твой мир съёживается до размеров обеденного стола. Твой мир полно-стью ограничивается этим отрезком и шестью-семью бойцами вокруг. В тот самый миг мы оказались отре-заны. Рота "альфа" была в таком же состоянии. Затем прокатились северные вьетнамцы. Думаю, они вкли-нились между "альфой" и нашей ротой и начали расстреливать людей. Когда они стреляли в людей, мы не могли разобрать, был ли треск с расстояния в пять футов дружественным или вражеским".

Смит видел, как солдаты хватали пулемёты, устраивались на земле и открывали огонь по траве. "Часто они стреляли прямо по дулам других американских пулемётов. Бойцы кричали, чтобы прекратили стрельбу. Перестрелка приобретала признаки какой-то бойни. Никто не владел ситуацией, потому что все офицеры ушли вперёд, а наши радисты пали замертво у своих раций".

Прямо перед ротой "чарли", у миномётов роты "дельта", Джеймс Шадден мучился от двух тяжёлых ран. "К тому времени несколько солдат ВНА прошли через этот участок, убивая всех, кто кричал и звал санитаров. Так, англоговорящим вьетнамцем, вероятно, офицером, был убит Снайдер Бембри. Он выстрелил в Бембри, когда тот закричал, из автомата и произнёс по-английски такие слова: "Постой-ка. Кого же мы отстреливаем?" Я чуть не выпалил в ответ "американцев", прежде чем сообразил, что происходит. Говорил он с акцентом". Рядовой 1-го класса Снайдер П. Бембри из Юнадиллы, штат Джорджия, погиб в возрасте 21 года.

Не имея возможности сопротивляться и что-либо предпринять для спасения товарищей от вьетнам-ских палачей, Джеймс Шадден выбрал последний оставшийся ему способ: заминировал собственное тело. "Ранение в руку не оставило мне ничего, кроме гранаты, которую я не мог бросить левой рукой и потому даже не потался, — вспоминает Шадден. — Всё больше вражеских солдат приближалось ко мне с другой сто-роны. Тогда, вырвав чеку, я сунул гранату под мышку. Я подумал, что если на меня набредут, я смогу их встретить".

Специалист-4 Боб Таулз из противотанкового взвода роты "дельта" выбежал на заросшую травой поляну, прокладывая дорогу десятку товарищей, некоторые из которых были тяжело ранены. Он остановился и оглянулся сквозь деревья на колонну: "Я всмотрелся сквозь траву и сумел отыскать нашу последнюю позицию. Там уже хозяйничали вьетнамцы, обшаривая то, что мы оставили. Затем они стали стрелять очередями из АК в землю. Тут я понял, что ещё мы там оставили. Мы не все оттуда выбрались. Я решил было выстрелить в них. Потом передумал. Это только привлечёт их внимание, а мы не были в состоянии драться".

Бóльшая часть людей рядом с Таулзом были ранены, они лежали вповалку на земле и друг на друге. "В этой груде мы не могли действовать как боевая единица. В этот миг сержант Бейкер приказал мне снова выдвигаться. Я направился к лесной полосе на дальней стороне поляны. Пройдя около пятидесяти ярдов, я заметил движение в деревьях справа от меня. Американцы! Я свернул направо и вошёл в рощицу. Ярдов десять-пятнадцать среди деревьев, — и раздались два выстрела. Я слышал, как они просвистели за моей спиной. Сержант Бейкер покачнулся и упал. Одна пуля попала ему в грудь, другая — в спину. Он шёл на полшага позади и слева от меня. Я опустился на колени и вгляделся в деревья. Ничего такого. Сержант Бейкер, хватаясь за грудь, приказал мне идти дальше. В этот момент к нему кто-то подошёл и помог подняться".

Таулз поднялся и повернул в том направлении, в котором двигался до того, как упал Бейкер. "Я увидел, что за деревом на коленях стоит сержант [Мигель] Баеса, и подскочил к нему. Мне потребовалось несколько мгновений, чтоб отдышаться и прийти в себя. Потом я попросил у него сведения об этом секторе. Ничего в точности он не знал. Я сообщил ему, что враг смёл миномётный взвод, а затем роту "чарли". Баеса вытащил штык и, разрезав рукав рубашки, перевязал мне правую руку. Её сковало до самой пистолетной рукоятки М-16, но палец на спусковом крючке ещё работал. Боли не было: рука онемела.

Я осмотрел позицию. Вроде неплохо. Деревья, довольно большие, чтобы обеспечить некоторую за-щиту, образовывали дугу, обращённую к поляне, противоположной той, которую мы только что пересекли. Остальные бойцы заняли боевой порядок в направлении, откуда мы пришли. Несколько человек обороняли запад и север. Я заметил, что рядовой 1-го класса Лестер Беккер устроился один, лицом на восток. Его большое дерево легко могли занять два человека. Я сказал сержанту Баесе, что пойду к Беккеру и помогу прикрыть тот участок. Пробежав десять ярдов, я устроился на позиции с правой стороны дерева".

Из-за того дерева Боб Таулз и Лестер Беккер услышали стон неподалёку в высокой траве поляны и решили разведать. Таулз вспоминает: "Я обошёл с правой стороны дерева, Беккер — с левой. Немедленно прозвучали два выстрела. Я услышал леденящие душу звуки пулевых ударов, бьющих в мягкие ткани. За-стыв и не веря своим глазам, я смотрел, как Беккер падает на землю, схватившись за живот. Я не мог поше-велиться. Подбежал ребята и потащили его под защиту дерева. В этот момент позади нас появился капитан Хэнк Торп [командир роты "дельта"]. Он крикнул, чтобы мы отходили на его позицию. Мы подчинились и понесли Беккера на плащ-палатке. Оказавшись на месте, мы оставили Беккера с санитарами. Он держался до самой эвакуации, но умер позднее". Беккер, 25 лет, был из Гарварда, штат Иллинойс.

Небольшая группа выживших Таулза из роты "дельта" всё-таки достигла поляны "Олбани". Они присоединились к тонкой линии защитников в роще, где расположился командный пункт батальона.

На другом конце колонны капитан Джордж Форрест собирал людей из своей роты "альфа" 1-го ба-тальона 5-го кавалерийского полка, чтобы организовать оборону в стороне от тропы.

Стрелок роты "альфа" Джеймс Янг вспоминает, как Форрест приказал им отступать через порос-шую травой поляну, которая находилась под неприятельским обстрелом, а затем попросил вызваться добровольца для одного опасного задания. Роту "альфа" обстреливали из пулемёта, который, судя по звуку, был американским М-60. Форрест хотел, чтобы кто-нибудь выполз в высокую траву, отыскал тот пулемёт и сообщил пулемётчикам, что они стреляют в соотечественников.

Янг, выросший в миссурийской глуши и кое-что смысливший в том, как подкрадываться, вызвался пойти. "Другой стрелок, рядовой 1-го класса из Чикаго, Рональд Форчун, сказал, что пойдёт со мной. Мы поползли, а тот пулемёт всё строчил над нашими головами. Это был М-60, и мы все думали, что там амери-канцы. Приблизившись, в ярдах пятидесяти или шестидесяти, мы стали их звать. Потом я понял, что там враги. Как будто кто-то сказал мне: "Это не наши люди. Они не отвечают на наши призывы"".

Янг сказал Форчуну прекратить крики. "Я снова пополз в том направлении, стараясь определить их точное местоположение. Я хотел их снять. Но тут пуля ударила мне в голову. Я понял, что ранен, и решил, что умру. Пуля ошеломила меня, но не вышибла из седла. Ремешок остался на подбородке, значит, она не сбила каску. Я попросил Форчуна, если ему придётся свидеться с моими родителями, пусть скажет, что по-следние мысли мои были о них. Я решил, что для меня всё кончено. Я попросил его перевязать меня. Он снял бинт с моего ремня и залатал меня. Приговаривал, что всё не так уж плохо, что всё будет в порядке.

Тогда я снова попытался ползти к пулемёту. Форчун подумал, что я слетел с катушек, и старался меня остановить. Мы оба лежали плашмя. Всякий раз, когда я начинал двигаться, он хватал меня за ноги и не пускал. Немного поборовшись со мной, он сказал: "Я возвращаюсь", — и ушёл. Я сказал ему вслед, что всё равно достану этот пулемёт. Что б там ни было, я в самом деле боялся повернуться спиной к нему".

Пулемётная пуля, пробив каску Янга, сбоку проломила ему череп. Но он по-прежнему был полон решимости убрать пулемёт. "Двигаясь, я слышал, как вьетнамцы что-то закричали. После этого выстрелов пулемёта я больше не слышал. А слышал, как им приказали собираться и уходить. Я двигался туда, где, по моим прикидкам, он должен был стоять, и из-за снайперов боялся поднять голову. Вокруг шла такая пере-стрелка. Я так и не нашёл пулемёта. Они ушли".

Лейтенант Энрике Пухальс, однокашник по Пенсильванскому военному училищу лейтенанта Джека Гоухигана из роты "чарли" 1-го батальона 7-го кавалерийского полка, убитого в зоне высадки "Экс-Рэй", командовал 3-им взводом из 24 человек из роты "чарли" капитана Скипа Фесмира 2-го батальона. Его взвод, замыкая тыл роты, шёл непосредственно перед штабным отрядом. Пухальс говорит, что когда началась стрельба, его бойцы шли колонной, но не гуськом.

"Потом я получил приказ по рации: развернуть взвод и маневрировать вправо. Сигналами рук я стал выводить взвод на линию. И оглянулся: я был один в нескольких ярдах впереди, а сам взвод ещё оставался на своих позициях. Я вернулся и стал отдавать устные команды выстроиться в шеренгу, следовать за мной и передать приказ по цепочке. Некоторые уже собирались вместе, когда меня позвал радист и сказал, что у командира роты для меня сообщение: "Стой, где стоишь. Прекрати манёвр и стреляй только по цели". Я хотел получить сведения о том, что, чёрт возьми, происходит, но он ответил: "Конец связи".

Справа по фронту от меня по-прежнему шла стрельба. К нам стали залетать пули. Я подумал, что они летят от головных американских элементов. Их было немного, но они вызвали у меня беспокойство. Я пытался связаться с кем-нибудь по рации, чтобы смотрели, куда стреляют, и чтоб дали мне обстановку. Ни-чего не вышло. Я попытался сформировать какой-никакой периметр. Тем временем впереди, как часть странной симфонии боевых звуков, раздавались крики".

Пухальс не верил, что весь батальон ведёт огонь из всего, что есть, только из-за пары снайперов. "Я сказал радисту, что иду искать командира взвода оружия. Пока я двигался, растительность менялась. Там, где стоял мой взвод, росли деревья и кусты на расстоянии 10–15 футов друг от друга и трава по пояс (для меня, 5 футов 6 дюймов ростом, иногда почти по шею). Но взвод оружия вошёл в точку с очень густой тра-вой и очень-очень высокими купами кустов. Мы двигались колонной. А взвод оружия вытянулся гуськом".

Пухальс спросил у двух встреченных бойцов, где командир взвода, и получил ответ: впереди. Очень немногие парни залегли, очень немногие всматривались в сторону стрельбы. Бóльшая часть притулилась к чему-нибудь или друг к дружке и отдыхала. Никто, казалось, понятия не имеет, что происходит. "Я двинул-ся вперёд. Я был на окраине зарослей, когда почувствовал колющий удар в левую пятку. Подумал, что наступил на один из печально известных кольев-пунджи. Я схватился за левую ногу, чтобы оторвать её, когда почувствовал, что меня словно ударили кувалдой по правому бедру. Краем глаза я заметил: небольшой клуб пыли — и штанина распоролась; я понял, что ранен.

В голову полезли глупые мысли, завертелась одна фразочка, которой мы пользовались, чтобы обо-значить неладное: "Накрылись мои выходные". Правую ногу всю искорёжило, она стала подламываться. Падая, я попытался оттолкнуться назад как можно дальше, чтобы она совсем не сложилась подо мной. Мне это удалось. Нога вытянулась вперёд в более-менее нормальном положении. Бедро сломано. Никаких со-мнений. Я лежал на спине, бесполезный и беспомощный. Что я мог сделать? Да, позвать санитара. Но что, если санитара убьют, прежде чем он придёт ко мне на помощь? Я истекал кровью и, если продолжать в том же духе, истеку кровью до смерти, поэтому я рискнул и позвал.

Он явился с одним из моих командиров огневой группы. Меня подлатали. Я просил наложить мою М-16 на правую ногу как шину, повыше. Санитар достал ампулу с морфином. Я отказывался, протестовал, пытался отбиваться, но мне всё равно вкололи. Подтянув меня к дереву, мне помогли снять рюкзак. В нём лежали 15 полных магазинов и ещё 800 патронов, собранные мной у Тьыпонга. Ребята из 1-го батальона 7-го кавполка говорили взять столько патронов, сколько можно унести, а то и больше. Я попросил принести две мои фляги, и их принесли".

Пухальс вызвал старшину своего взвода и приказал ему принять командование, после этого пере-стрелка переместилась. "Мой взвод начал получать огонь. Травинки срезало у самой моей груди, они падали на меня. Теперь уже кричали мои люди. Я не видел, как они гибли, но я точно их слышал. Один из них крикнул: "Боже, прости меня!" Я всё ещё полагал, что мы попали под обстрел собственных войск. Я был очень зол. Мои люди гибли вокруг меня, а я ничего не мог поделать. Таковы были мои мысли. Позже я узнал правду, и мне охватил стыд".

В голове колонны небольшая группа солдат и офицеров вместе с подполковником Макдейдом вела ожесточённую перестрелку с противником, полным решимости захватить её. Капитан Джоэл Сагдинис из роты "альфа" 2-го батальона, беспокоясь о своём пропавшем 2-ом взводе, переместился на юго-восточную сторону рощи, чтобы рассмотреть то место за поляной, где исчезли его бойцы.

Сагдинис вспоминает: "Я заметил движение, но не мог определить, были то наши парни или враги. Я видел, как один солдат поднялся и стал помогать раненому покинуть поле боя. Я взял в руки бинокль. Ко-гда я сфокусировался на этих двоих, они оказались вьетнамцами, и здоровый стрелял из АК-47 с бедра по каким-то объектам у своих ног. Пришла мысль, что он казнит наших раненых. Я сделал выстрел, и они оба упали. После боя мы вынесли с того участка много убитых из нашего 2-го взвода, и некоторые из них были убиты выстрелами в голову.

Кто-то рядом с группой управления крикнул, что вьетнамцы подползают с юга. На южной стороне располагалось открытое пространство с травой высотой от колена до пояса. Стоявшие развернулись и от-крыли огонь по траве. Несколько вьетнамцев попытались бежать. Один же поднялся и продолжил двигаться прямо на нас, с бедра стреляя из АК-47, в стиле Джона Уэйна. Думаю, все, кто видел его, стреляли только в него. Я уверен, это заняло всего секунду или две, но казалось, что он никогда не упадёт".

Лейтенант Пэт Пейн и его разведывательный взвод с самого начала оказались в самой гуще боя во-круг поляны "Олбани". "По крайней мере, в первый час у нас не было никакого артиллерийского прикры-тия. Нам преподавали горький урок. Во-вторых, у нас не было вертолётного прикрытия. Над головой не висели боевые машины. В течение первого часа или двух мы бились лицом к лицу, человек шёл на человека. Не имело значения, майор ты, капитан, сержант или рядовой: все стояли плечом к плечу, перестреливаясь с ВНА. Я слышал крик "Вот они!", — и все поднимались и открывали огонь. В воздухе витал страх, но я не чувствовал паники, по крайней мере, уже после первых десяти-двадцати минут".

Пэйн считал, что северные вьетнамцы намного лучше сработали на опережение и подготовились к нападению, "но американцы, пережившие первоначальный натиск, начали сплачиваться. В каком-то смыс-ле, вы можете думать об этом как о Литтл-Бигхорне: нас окружили, наши рюкзаки лежали перед нами, мы отстреливались. В течение того долгого дня я ни разу не видел, чтобы солдат не выполнил свой долг. Я не видел никого, кто спасовал бы перед лицом врага. Нас припёрли спиной к стене, и на кону стоял вопрос вы-живания. Каждый боец, которого я видел, оказался на высоте. Где-то посреди дня мы начали получать кое-какую артподдержку. Однако, поскольку мы были так рассредоточены, я не помню, чтобы мы могли эффек-тивно воспользоваться ею в качестве непосредственной огневой поддержки".

Боевые действия продолжались уже более часа, когда лейтенант Ларри Гвин, замкомандира роты "альфа", посмотрел на северо-запад, где 1-ый взвод роты "альфа" исчез во время первого штурма. Он был ошеломлён увиденным: "Два человека, шатаясь, шли к нашей позиции! Это были штаб-сержант Уолтер Т. Кэйпл, исполняющий обязанности старшины взвода, и штаб-сержант [Ротер А.] Темпл, командир отделения. Они с боем вырвались из ловушки. Вконец измотанные, они показали, что, вероятно, были единственными, кто остался в живых. Сообщили также, что часть миномётного взвода роты оставалась на позиции с бойца-ми роты "дельта" и с ней всё в порядке. Но мы всё равно потеряли наше формирование".

И тогда случилось событие, которое переломило ход боя в голове колонны в пользу американцев. Лейтенант Гвин описывает то, что произошло: "Капитан Джим Спирс, батальонный S-3, приходит, петляя, к нам на позицию. Он сообщает, что тактическая авиация уже в пути, и хочет знать, где находятся наши люди. Какая у нас ситуация? Он спрашивает, остаются ли там ещё какие-нибудь бойцы. Мы ничего не ответили. Спирс сказал: "Вы полагаете, что все, кто остался там, либо мертвы, либо взяты в плен?" Повисло красноречивое молчание. Спирс спросил: "Вы уверены?" Удовлетворился тем, что мы уверены, и побежал обратно к батальонному муравейнику. Авиация шла на подходе, но я не помню ни артиллерии, ни ARA. Никто не знал, где кто находится".

Вслед за этим по радиосети батальона пришла команда: подавать дымовые сигналы. Лейтенант Гвин немного продвинулся в траву, и бойцы на периметре "Олбани" начали бросать дымовые гранаты. "Я видел, как Скип Фесмир, командир роты "чарли", кидает гранату. Я понятия не имел, какого чёрта он здесь делает. Периметр обозначился дымами всех цветов, очерчивая наши позиции, и вскоре последовали воз-душные удары.

Это были A-IE "Скайрейдеры" с напалмом! Первые канистры упали прямо в том месте, где мы с Сагдинисом покинули джунгли и вышли на поляну. На той стороне её мы видели массы вьетнамцев. Я был убеждён, что они собираются пересечь поляну и атаковать нас. Думаю, они там проводили зачистку: стреляли по земле, добивая наших раненых. Первый удар двумя канистрами с напалмом попал точно в цель. Я видел, как они ударились о вершины деревьев, как желеобразный напалм потёк сквозь ветви; солдаты ВНА подпрыгивали, пытаясь увернуться, но их охватывали языки пламенем. Я видел это снова и снова".

Медленные, надёжные старички "Скайрейдеры" прокладывали свой маршрут вокруг леса, окру-жавшего оказавшихся в непростом положении защитников поляны "Олбани": сначала использовали кани-стры с напалмом — вязкой бензиновой огнесмесью, — затем 250-фунтовые бомбы, а после них пускали в ход 20-мм пушки, на бреющем обстреливая роящихся вьетнамцев.

Лейтенант Гвин вспоминает: "Они зачищали полосу за полосой. Засранцы вскакивали и пытались удрать. У них ничего не получилось. При каждом ударе американцы всячески выражали восторг и весели-лись. Веселье кончилось, когда две канистры сбросили прямо на позицию остатков 2-го взвода. Там мог оказаться я, но всё, что я слышал, это треск неизрасходованных патронов, стреляющих в пламени, охватив-шем наших людей. Никто из нас не знает, остались ли тогда живые, значит, никто из нас не хочет об этом думать".

Гвин и остальные заметили, что неприятельская стрельба ослабла, но как только очередной "Скай-рейдер" заходил на бомбометание, джунгли вокруг взрывались вражеским огнём, поскольку вьетнамцы нацеливали на пикирующий самолёт всё, что имели. Гвин говорит: "Меня восхищало то, как красиво летят эти "птицы" — прямо к нашей позиции — и отпускают в полёт всё, что несут".

Перевернувшись на спину, Гвин увидел заходящего в его сторону "Скайрейдера". "Самолёт выпу-стил канистру, и она полетела прямо в меня. Она пролетела так близко над головой, что я видел заклёпки, и упала прямо в середину поля. Один вьетнамец вскочил и побежал в нашу сторону, и мы его застрелили. Ду-маю, сбросили пятнадцать или двадцать канистр. Один самолёт сбросил напалм впритык к нашему фронту. Я подумал, что он ошибся, кладя его так близко, но, когда напалм рухнул на землю и вспыхнуло пламя, все-го в тридцати ярдах от нашего периметра выскочили пять вражеских солдат и были срезаны нашим огнём. Последний случай касается одного конкретного захваченного противником муравейника, который стоял у нас по фронту; за ним располагался тяжёлый пулемёт и стрелял по самолётам. Расчёт не дрогнул перед лицом неминуемой смерти и продолжал стрелять, пока одна из последних канистр с напалмом не упала на пулемёт и не спалила весь муравейник".

Лейтенант Пэт Пейн, командир разведывательного взвода, вспоминает благословенное спасение, доставленное ВВС. "Они были усладой для глаз, и раздавались возгласы, когда они делали свои первые заходы. Самолёт шёл так близко, что когда лётчик проносился мимо, ты видел в кабине его профиль. Он повторял заходы и наносил удары по наступающей ВНА, то замедляя самолёт, то снижаясь; стрелял из своего оружия и буквально пережёвывал землю перед собой. Подлетели другие самолёты и начали сбрасывать напалм. В пятидесяти или семидесяти пяти ярдах от нас видно было большое количество вьетнамцев, человек пятьдесят или сто, довольно много, — они собирались атаковать, — когда один из самолётов ВВС прямым попаданием сбросил на них напалм. Мы возликовали".

Майор Фрэнк Генри и капитан Джо Прайс, координатор огневой поддержки батальона, не только направляли ВВС на цели, но и впервые в этом бою начали наводить артиллерийские удары вокруг поляны "Олбани", сметая чётко видимые скопления северовьетнамских солдат среди деревьев. Они были вполне уверены, что, по крайней мере, на тех участках, живых американцев не осталось. Будущее того, что ещё оставалось от батальона, стало выглядеть немного лучше.

Несмотря на тяжёлое ранение, сержант-майор Джим Скотт помнит этот момент: "После того, как прибыла поддержка с воздуха, заработала и артиллерия. Это случилось примерно через два часа после начала боя. Заметив группы противника, вызывали на них огонь. Всё происходило в пятидесяти ярдах от нас. Я действительно видел со своей позиции, с вершины муравейника, как ВНА пытается штурмовать батальон. Их собиралась группа в сорок или пятьдесят человек, и тогда Фрэнк Генри или офицер-артиллерист корректировали по ним огонь. Внезапно, около четырёх или пяти часов вечера, в бою наступило затишье. Стало тихо. Я понял, что батальон выживет; до того момента я не верил, что нам это удастся. По рации поступали донесения о том, что остальные роты колонны отрезаны, находятся в плачевном состоянии, имеют многочисленные жертвы. Что ведут бой изолированными взводами и отделениями. Я понял, что потери будут тяжёлыми, но не думаю, чтобы в то время кто-нибудь точно представлял себе, какова была ситуация. Все были разбросаны тут и там".

Когда с самолётами "Скайрейдер" установили контакт, подполковник Макдейд естественным образом обеспокоился, куда они сбросят напалм и насколько близко. "Нам приходилось учитывать риск нанести удар по собственным людям. Я понятия не имел, где находится рота A/1/5[31] Джорджа Форреста. Я знал, что она близко, и имел общее представление, в каком направлении, но нам приходилось использовать напалм, и вопрос состоял в том, сможем ли мы применить его безопасно. Мы решили так: подведём его как можно ближе к себе, это будет означать, что мы оттянем его от других подразделений. Это сработало".

В самой колонне лейтенант Бад Элли продолжал искать безопасный периметр, но не мог найти ни одного. "Лейтенант Бутч Олл, командир взвода из роты "чарли", и один из его ребят спустились с небольшого откоса: он искал своих людей. Он соскользнул на коленях прямо передо мной. Я опрокинул его на землю. Тут же по нам открыли огонь. Он сказал: "Смотри, куда мне попало". На нём была плечевая кобура "Танкер" пистолета 45-го калибра. Пуля застряла в кобуре и пистолете, лежавших прямо на груди. Он сказал, что с ним всё в порядке, но что "его почти достали". Я спросил, что следует сделать, чтобы выбраться из этой каши. Он ответил, что нужно перебраться в левую часть колонны, что там лучше контролируют положение".

В группе было шесть или семь человек. Бутч Олл сказал им считать вслух и по сигналу вскакивать и бежать. После этого "Скайрейдеры" стали делать заход на атаку прямо над ними. Олл заметил: "Идти лучше сейчас". Потом, как рассказывает Элли, "Бутч сорвался первым, прямо передо мной. Мы хотели сделать пять шагов и залечь. Выпрыгнул он. Выпрыгнул я. Я сказал: "Бутч, где ты?" Больше я его никогда не видел и не слышал. [2-ой лейтенант Эрл Д. Олл, двадцати трёх лет, из Нового Орлеана, штат Луизиана, погиб в тот же день]. Я снова попытался двинуться с места. Ещё один бреющий заход "Скайрейдера" на атаку, — и под его прикрытием я вскочил и побежал. В тот миг настрой моих мыслей был таков, что лучше получить пулю от своих, чем от чужих".

Впереди, на поляне "Олбани", ситуация улучшалась с каждой минутой. Специалист-4 Дик Аккерман из разведвзвода вспоминает: "Наша артиллерия поддерживала нас настолько вплотную, что к нам иногда залетали осколки. Самолёты летали в непосредственной близости. Когда могли, мы окапывались. Мой шанцевый инструмент, прикреплённый к рюкзаку, остался на поляне, поэтому я использовал штык, пальцы и, когда было можно, чужой инструмент. Отрада от окопа, настолько большого, чтобы вместить твоё тело, невероятна".

Не более чем в двухстах ярдах в стороне от истерзанной колонны отчаявшихся американцев один человек молился о чуде, и ВВС США его совершили. Рядовой 1-го класса Джим Шадден, рота "дельта", заминировавший собственное тело ручной гранатой, был тяжело ранен и не мог двигаться. Он лежал прямо на пути группы вьетнамских солдат, методично зачищающих землю, убивая его раненых товарищей. "Прежде чем вьетнамцы добрались до меня, где-то с полдюжины, на уровне верхушек деревьев подлетел лётчик, взмыл вверх и сбросил канистру с напалмом точно посреди них. Я не перестаю удивляться меткости того броска. Жар напалма прокатился по лицу и телу, словно у печки распахнулась дверца. Я должен этому пилоту больше, чем может заплатить человек. Да благословит господь всех лётчиков!"

Специалист Боб Таулз, также раненный, теперь находился внутри небольшого периметра в начале колонны: "Мы узнали о предстоящем артиллерийском обстреле. Новость нас воодушевила. Примерно через минуту внутри периметра раздался сильный взрыв. Повсюду полетели вопли, крики и горящий белый фос-фор. Я слышал, как закричали прекратить огонь. Наконец осколочно-фугасные снаряды разорвались среди деревьев на другой стороне поляны. Все джунгли растворились в пламени, дыме и летящих комьях земли. Никто не смог бы пережить это, не так ли? А вот и нет".

Таулзу предстояло пережить ещё одно приключение: "Я услышал позади себя сильный шум. Штаб-сержант Рональд Бентон, старшина разведвзвода, рванул через внутреннюю зону периметра и нырнул в укрытие. Тут же выстрелом срезало ветку прямо над моей головой. Ветка упала и стукнула меня по каске. Я обернулся обругать сержанта Бентона за то, что привлёк огонь, и увидел скорпиона, ползущего по ноге. Я забыл обо всём на свете и постарался стряхнуть его. Я поднялся, крутанувшись, врезал по нему стволом винтовки и втоптал существо в землю. Тут только до меня дошло, насколько абсурдно то, что только что произошло. Я пополз обратно к своему дереву".

Лейтенант Энрике Пухальс, тяжело раненный и воспринимающий реальность, искажённую инъек-цией морфина, изо всех сил старался следовать передаваемым по рации инструкциям, чтобы корректировать самолёты ВВС: "Один раз приказали бросать дымовые шашки [и] определить расстояние и направление дыма. Мой взводный старшина, засевший в нашем тылу, тоже бросил шашки, чтобы обозначить границы позиций. Никакого авиаудара, по крайней мере, туда, где я находился. На нашем участке, у нас в тылу, обстрел усилился. Мой взвод держался. Характер огня изменился: он превратился в серию периодических, но очень интенсивных перестрелок".

Пухальс услышал приближение мелодичных голосов неприятельских солдат. "Они взволнованно перекликались, указывая друг другу на опасности или цели, а потом раздавались короткие очереди автоматного огня. Иногда слышались крики. Мы понимали, что это значит, и кто-то осмелился произнести вслух: "Они добивают наших раненых!" Это было страшно. Мы проиграли бой, враг зачищал поле и пленных не брал. Все мы уже были покойники".

Лейтенант Пухальс решил, что, умирая, уничтожит столько врагов, сколько сможет. "У меня было два пистолета 45-го калибра. Один я забрал у своего радиста. Он не чистил его пару дней, и я не смог взве-сти его в боевое положение сам, настолько был слаб. Кто-то взвёл его вместо меня. Я был готов. Я считал, что я уже мёртв. Скольких у меня получится застрелить из грязного пистолета? Я сказал радисту, что теперь он сам увидит, почему мы всегда пинали их в задницы, заставляя чистить оружие, ибо теперь его жизнь зависит от того, сколько выстрелов смогу я сделать из его нечищеного пистолета".

Пухальс полагал, что лишь секунды отделяют его от забвения, когда огромное чёрное облако взметнулось прямо там, откуда доносились голоса. ""Напалм", — подумал я. Военно-воздушные силы сделали это! Голоса стихли, и шум битвы возобновился, только теперь он сосредотачивался справа от меня. Авиаудар со всеми причиндалами. Мы-таки победили. Всё было кончено. Только вопрос времени, когда наши войска доберутся до нас: через час или чуть больше. Я впал в забытьё. Но битва бушевала: воистину мощные перестрелки, и мой взвод в дерьме".

С другой стороны, испытания специалиста Джека Смита вместе с ротой "чарли" только усугубля-лись: "Солдаты ВНА бродили, где вздумается: стреляли в людей, бросали ручные гранаты, а если они этого не делали, мы сами стреляли друг в друга. Я отошёл: напалм падал так близко, что трава сворачивала от жара над головой. Я перешёл на другой участок и снова оказался единственным без ранений. Это меня пугало. Я перевязывал сержанта, как вдруг на нас прыгнул солдат ВНА. Я притворился мёртвым; это было легко, так как я был залит кровью парней. Вьетнамский пулемётчик установил на меня, как на мешок с песком, свой пулемёт.

Единственная причина, по которой он не обнаруживал, что жив, заключалась в том, что его колоти-ло сильнее, чем меня. Вряд ли он был намного старше меня, девятнадцатилетнего на тот момент. Он открыл огонь по нашему миномётному взводу, в ответ миномётный взвод стал посылать гранаты в него и его пуле-мёт. Я лежал и думал: "Если я встану и скажу: "Ребята, не стреляйте в меня", — то солдат застрелит меня. А если буду лежать так, мои собственные ребята прикончат меня". Вокруг рвались гранаты, меня ранило, вьетнамца на мне убило, погиб и сержант. Я перешёл на другую позицию, и так продолжалось весь день. Где б я ни появлялся, везде получал ранение, но оставался в живых. Бойцы же вокруг меня погибали".

Хотя воздушные удары сломили хребет наступлению на периметр командного пункта, недостатка в северных вьетнамцах вдоль колонны не ощущалось. Командир 2-го батальона, подполковник Макдейд, был изолирован на периметре "Олбани", и обстановка вряд ли способствовала ясным, чётким и достоверным докладам по рации от ведущих бой рот командиру батальона, равно как от Макдейда по цепочке полковнику Тиму Брауну, командиру 3-ей бригады. Макдейд видел, что происходит на его небольшом периметре, но он зависел от рации, чтобы знать, что происходит в рядах рот "чарли", "дельта" и штабной роты, а оттуда в ответ неслось только молчание.

Помощь находилась в пути, но она прибудет не вовремя и не в нужное место, чтобы принести суще-ственную пользу пока ещё живым американцам, зажатым в ловушке колонны. В журнале учёта оперативных действий дивизии отмечается, что в 14:30 1-ый батальон 5-го кавалерийского полка в зоне высадки "Коламбас" был "приведён в состояние боевой готовности для оказания помощи" колонне Макдейда. Роте "браво" капитана Бьюза Талли из 1-го батальона 5-го кавполка была поставлена задача атаковать, "чтобы ослабить натиск и попытаться соединиться с окружённым батальоном".

В 14:55 120 солдат и офицеров роты "браво" начали пеший марш от артиллерийской базы в зоне высадки "Коламбас" в направлении тыла колонны 2-го батальона 7-го кавполка, лежащего примерно в двух милях от них. К четырём часам дня рота капитана Талли находилась в шестистах ярдах от периметра роты "альфа" капитана Джорджа Форреста 1-го батальона 5-го кавполка. Талли оставался там до тех пор, пока ВВС не завершили удары по вьетнамцам, а затем продолжил марш. К 16:30 его рота заметила американские войска, "остатки нашей роты "альфа", вырвавшиеся из смертельной ловушки".

В сообщении об операции, написанном в следующем году для журнала "Армор"[32], издания сухопутных войск, Талли рассказывал: "Вместе с ними были элементы штабной роты и роты "чарли" 2-го батальона 7-го кавалерийского полка. Рота "альфа" понесла тяжёлые потери и потеряла один взвод. Вы не можете себе представить, как счастлив был капитан Джордж Форрест при виде друже-ственных лиц. Он сгрёб меня в крепкие медвежьи объятия".

Подкрепления Талли развернулись в хвостовой части колонны для образования зоны высадки на один вертолёт, чтобы принимать санитарные вертолёты. Время показывало пять часов вечера.

"Когда бóльшая часть раненых была эвакуирована, — писал Талли, — Я отдал приказ двинуться туда, где, как я рассчитывал, находились остатки 2-го батальона 7-го кавполка. Рота "альфа" должна была последовать за нами колонной, как только эвакуируют последних раненых. Мы не прошли и 400 ярдов, когда, казалось, сама земля разразилась миномётным и стрелковым огнём. Рота, только что перевалившая через небольшой взгорок, развернулась клином. Перед нами по фронту лежала густо заросшая полоса леса. Все три взвода подверглись обстрелу одновременно.

Солдаты ВНА находились в лесополосе. В результате первого залпа двух бойцов убило и трёх ранило. Одним из раненых был командир 3-го взвода лейтенант Эмиль Сатковски. Другим был рядовой 1-го класса Мартин[33]), которому оставалось всего 14 дней в армии и который накануне ночью так сильно обжёг руки освети-тельной миной, что его эвакуировали. Перед отъездом он поклялся приятелям, что вернётся на следующий же день. И, конечно, он прилетел первым же вертолётом снабжения, прибывшим в "Коламбас" 17-го числа. Он уговорил доктора просто перевязать ему ладони и отпустить назад. Он шёл головным в первом взводе, когда мы попали под обстрел, и ему разворотило бедро. В тот момент не было иного выхода, кроме как решительно атаковать противника и надеяться, что, взяв лесополосу, огонь можно будет остановить.

К этому времени люди Талли стали замечать вражеских солдат.

— Гранатометы М-79 оказались чрезвычайно эффективны для сбивания человека с дерева. К тому времени, как мы достигли границы леса, мы уничтожили достаточно солдат неприятеля, а оставшихся ото-гнали далеко в джунгли, так что стрельба стихла до случайных снайперских выстрелов. Примерно в это же время капитан Форрест радировал, что на поляну с запада выходят новые раненые, и просил меня подо-ждать, прежде чем он сможет их эвакуировать. Этот процесс повторялся, поскольку отставшие продолжали просачиваться. Поставили в известность штаб батальона, и в 18:25 получили приказ образовать периметр из двух рот и готовиться к наступлению на север, чтобы на рассвете соединиться со 2-м батальоном 7-го кавполка. С наступлением темноты в нашем периметре оставалось 22 человека раненых. Их устроили мак-симально удобно для долгого ожидания утра".

Подкрепление также направлялось к командному периметру батальона в голове колонны. Во второй половине дня уставшие в боях ветераны зоны высадки "Экс-Рэй", рота "браво" капитана Мирона Дидурыка из 2-го батальона 7-го кавполка, получили извещение готовиться к ночному воздушному штурму в жаркой зоне высадки. Бойцы роты "браво", довольные тем, что пережили адский бой на "Экс-Рэй", наслаждавшиеся заслуженным отдыхом и большим количеством холодного пива на базе "Кэмп-Холлоуэй", немало изумились, когда сообщили, что их так внезапно бросают назад в отчаянную ситуацию.

Специалист Джон Валлениус, передовой наблюдатель миномётного взвода роты "браво", устроил внушительное празднование. Он не только пережил "Экс-Рэй" без единой царапины, но и в тот день, 17-го ноября, отмечал своё рождение. "Мне исполнилось двадцать два года. Мы были сыты и отмыты, получили новую форму. Я проводил день вместе со взводом в клубе для рядовых, попивая пивко, травя байки и отмечая день рождения. Около четырёх часов дня появился Дидурык и велел всем "по коням". Мы уходили спасать тот батальон".

"Примерно в 16:00, - вспоминает лейтенант Рик Рескорла, — подошёл капитан Дидурык. "Собери ро-ту. Батальон попадает под раздачу. Возможно, нам придётся вмешаться. Ты единственный взводный, оставшийся в роте. Помоги взводам собрать манатки". Парни вывалились из клубов и потрусили к своему снаряжению. Работали споро, "разбирали упряжь". Никаких протестов, но в глазах читалось недоверие. Как, опять? Затем Дидурик отдал самое короткое боевое распоряжение в истории роты "браво": "Будем высаживаться с юго-востока. Открывайте огонь по всякому слева от себя. Сами бегите направо". Опасная высадка: одну сторону зоны высадки удерживают северные вьетнамцы. Оперативная сводка с места — мрачная. Того и жди, что тебя стиснут между дружественным и вражеским огнём".

Примерно в 17:45 Рескорла собрал взводы. "Они стояли вплотную, внимательно вслушиваясь в со-общение. [Сержант 1-го класса Джон А.] Юзлтон, старшина миномётного взвода [старший сержант Уильям Э.] Мартин, [специалист-4 Эндрю] Винсент, [специалист Джон] Валлениус, возвышающийся над всеми [сержант Ларри Л.] Мелтон. Восемьдесят человек или чуть больше. Молодые лица, постаревшие вваливши-еся глаза. "Вы знаете, что батальон в дерьме, — сказал я. — Нас выбрали прыгнуть в это дерьмо и вытащить батальон. Если будете драться, как дрались на "Экс-Рэй", вы одолеете и это. Держитесь друг друга. Выхо-дите из вертушек готовыми взяться за дело".

На другой стороне поля уже садились первые транспортные вертолёты. "К ним, вперёд", — рыкнул капитан Дидурык. Я развернулся и пошёл вперёд, Фантино с радиостанцией PRC-25 последовал за мной. Дорога тянулась мимо постоянных бараков тылового эшелона базы "Холлоуэй". Прошёл слух, что мы вы-летаем в рейс смертников. Вывалившись из уютных коек, лучшие из лучших базы "Холлоуэй" выстроились вдоль дороги, чтобы посмотреть, как мы уходим. Гавайские рубахи, солнечные очки, джинсы, пивные банки в руках. Повара и мойщики бутылок, сжигатели дерьма, киномеханики, клубные завсегдатаи. Одна армия, а какие разные типы. Рота, плотная грязно-бурая колонна, прибавила шагу".

У нескольких парней были автоматы АК, трофеи с "Экс-Рэй". "Никто не побрился, — заметил Рескорла, — но наше оружие сверкало. "Какой вы части?" — спросил один из зрителей. — "Крутыши роты "браво" 2-го батальона 7-го кавполка". — "Куда вы направляетесь?" — "Надрать задницу", — крикнул я в ответ. Громкий рокот прокатился по рядам, зрители кричали и посылали проклятия. Ни один боец среди нас не поменялся бы местами с этими жирными задницами. Проходя мимо них, я спросил Фантино: "Как у нас там сзади?" Он ответил: "Отставших нет, сэр. Каждый болтающийся хрен на месте". Когда мы колонной подошли к точке посадки, я оглянулся на нашу команду. В тот момент ни один отряд в армии не шёл поход-ным шагом лучше, чем эти люди. Мы погрузились в "Хьюи" без обычных посадочных инструкций и выскользнули в сереющие небеса".

В 18:45 первые транспортные вертушки с рёвом вышли на небольшую поляну "Олбани", и бойцы капитана Мирона Дидурыка попрыгали в высокую траву. "Кавалерия" пришла на помощь. Однако когда началась долгая ночь, за пределами американского периметра по-прежнему неослабно бушевали ужас, убийство и смерть.

21. Отход и уклонение

В суматохе боя, такого же стремительного, изменчивого и беспорядочного, как бой на тропе к поляне "Олбани", когда командиры либо убиты, либо ранены, либо оторваны от своих бойцов, а в высокой траве и в урагане вражеского огня сплочённость подразделения разваливается, солдаты либо разбредаются, либо вынуждены отходить. Ибо, пожалуй, самый великий страх — остаться потерянным и одиноким на враждебной территории, где следующий человек, которого ты встретишь, хочет только убить тебя.

Армейское решение такой проблемы требует, чтобы солдат скрывался до поры, пока не будет уверен в своей земле, а затем как можно скрытнее двигался к расположению своих войск. Армейский термин для обозначения этого сложного и опасного манёвра — "отход и уклонение", иначе "E & E"[34]. Возвращение в свои ряды средь перестрелки проблематично: с равной вероятностью можно быть убитым либо своими товарищами, либо противником.

Ближе к вечеру 17-го ноября манёвр "отход и уклонение" определённо засел в мыслях многих выживших американцев, ползущих в зоне поражения сквозь слоновую траву вдоль маршевого маршрута в направлении поляны "Олбани". Большая их часть не сможет добраться живыми к американским периметрам в начале и в хвосте колонны. Но, наперекор всему, по меньшей мере, дюжина американских офицеров и солдат, все раненые, прошли окольными путями, приведшими их обратно в зону высадки "Коламбас". Их истории, особенно судьбы Джеймса Янга и Тоби Брейвбоя, служат свидетельством мужества, упорства и громадной воли к жизни.

Подполковник Боб Макдейд и его начштаба майор Фрэнк Генри старались навести авиаудары ближе к голове колонны; тем не менее, некоторые удары пришлись по самой линии марша вплоть до штабной роты, где лейтенант Джон Ховард, получивший ранение сержант и ещё четверо американцев отбивались от неприятеля из-за муравейника. Говард рассказывает: " "Скайрейдеры" сделали заход и сбросили напалм примерно в пятидесяти ярдах слева от нас. Хоть они и поразили нескольких человек из ВНА, я уверен, что они также попали и в наши собственные войска, потому что в той точке все перемешались друг с другом, и свои, и чужие. Стоял полный хаос. "Скайрейдеры" широко развернулись и стали возвращаться для второго захода".

Лейтенант Ховард сообразил, что следующий заход может пройти прямо над ними и нужно уби-раться с траектории напалма. "Мы решили, что побежим с холма под уклон к сухому руслу, чтобы уйти с пути следующего удара. Мы вшестером вскочили и побежали, примерно в ста ярдах пересекли русло и прыгнули в большую яму около пятнадцати футов в поперечнике, похожую на воронку от снаряда. Пока мы бежали с холма, "Скайрейдеры" делали второй заход, и вьетнамцы стреляли вверх по самолётам, не обращая на нас никакого внимания.

Оказавшись в яме, мы поняли, что находимся на нейтральной полосе, за пределами противника и вдали от своих войск. В нескольких сотнях ярдов от нас по-прежнему шли ожесточённые перестрелки; тем не менее, просидев там около часа, неприятеля на том участке мы больше не увидели".

Неподалёку формировалась ещё одна небольшая отчаянная группа американцев, пытающихся найти выход из смертельной ловушки. Группу возглавил друг лейтенанта Ховарда лейтенант Бад Элли, командир взвода связи. Элли подобрал ещё пятерых раненых, включая старшину своего взвода, помощника оперативного сержанта Джеймса Гудена и одного солдат из роты "альфа" капитана Джорджа Форреста 1-го батальона 5-го кавалерийского полка.

Элли рассказывает: "Один из штабных был довольно серьёзно ранен и паниковал. Мы пытались нести его, но он был слишком тяжёл, и мы не могли с ним управиться. Ещё одному парню вышибли глаз; он замотал рану и сказал, что видит другим. Молоденький рядовой. Мы пробрались к какой-то канаве. Когда я подошёл, в ней уже сидели какие-то парни.

Помню, как один из них сказал: "Лейтенант, что если нам помолиться?" Мы помолились, потом направились по канаве влево, пытаясь найти старшего, человека, который мог бы указать нам, что делать. Среди нас были боец с выбитым глазом, раненый в грудь Гуден, ещё один парень, раненый в руку и ногу. Пока ползли, мы поняли, что никак не можем вернуться в тот замес, и лучшее, что можно сделать, это уйти к артиллеристам, если только удастся выбраться".

С другой стороны лежало широкое поле слоновой травы. "Мы видели, что через это поле по секторам обстрела уже кто-то прошёл. Мы очень осторожно обошли этот район. По пути наткнулись на одну или две илистые лужицы и напились воды. Стало уже темно, когда мы вышли из зоны поражения американской артиллерии. Все которые отправлявшиеся в путь ребята оставались со мной. Было темно, а сигнальные ракеты кончились".

В темноте Элли и его группа проползли, прошли и пробежали более двух миль к артиллерийской базе в зоне высадки "Коламбас". Они знали, что нет безопасного способа приблизиться к американскому периметру, находящемуся в стопроцентной боевой готовности. Элли рассказывает: "Мы были измотаны. Старались уйти с любого пути направления атаки. Всю дорогу позади нас раздавались звуки. Мы забрались в самую гущу слоновой травы, умяли небольшую плешь прямо посередине и тут же все попадали. Небо светилось от ракет, и казалось, что ВВС сбрасывают на "Олбани" всё, кроме атомной бомбы. Я в самом деле думал, что из всего батальона выжили мы одни. Не было ни воды, ни аптечки, ни бинтов. Я снял рубашку и отдал одному из парней перевязать свои раны".

Лейтенант Ховард и остальные пятеро бойцов, все раненые, с наступлением темноты решили, что лучший способ достичь спасения — вернуться по своим следам сначала к зоне высадки "Экс-Рэй", а затем к артиллерийской базе в зоне высадки "Коламбас". "Коламбас" находилась всего в двух милях оттуда, если брать расстояние по птичьему полёту, но птицы ночью не летают. Несмотря на то что к маршруту прибавятся, возможно, четыре дополнительные мили, Ховард посчитал, что сможет определить местонахождение "Экс-Рэй", и, как только доберётся туда, сможет затем проследовать первоначальным курсом марша обратно к "Коламбас".

Двигаясь, группа Ховарда услышала вьетнамские голоса и лязг оружия. Они сделали крутой поворот и подумали, что оставили врага далеко позади, но через час снова услышали вражеские голоса.

Теперь, вместо того чтобы снова постараться увернуться, Ховард и его группа просто продолжали движение навстречу далёкому гулу артиллерии, шуму садящихся и взлетающих вертолётов. Уже перед рассветом они достигли "Коламбас".

Лейтенант Элли со своей группой устроился на ночлег в зарослях травы и ждал солнца. Элли говорит: "Только наступил рассвет, самым опасным стало попасть в этот периметр. Я выдвинулся на пятьдесят-сто ярдов от остальных, так что если б часовые выстрелили в меня, те, кто был со мной, не пострадали бы".

Элли подполз как можно ближе к периметру. "Я слышал, как в окопах разговаривают американ-цы. Я окликнул их и просил как можно скорее привести офицера. Когда тот пришёл, я сообщил ему, кто я такой, что на мне нет рубахи и что хочу встать. Я поднялся с поднятыми руками. Сказал, что со мной пришла группа бойцов, и просил не стрелять. Я вернулся, привёл парней, и мы прошли внутрь".

Элли и его группа находились внутри периметра "Коламбас" всего минуту или две, когда лейте-нант Ховард со своей группой вошли вслед за ними, в двадцати пяти-тридцати ярдах слева от того места, где рубеж пересёк Элли. Ховард и его группа тоже прятались в траве возле "Коламбас". На рассвете они заметили двух американцев, которые сидели у "лисьей норы" и подкреплялись сухпайками. Ховард вышел на открытое место и закричал: "Гарри Оуэн!" и "Свои". Ответ был: "Заходите".

Их испытания, пожалуй, закончились. Появился вертолёт и забрал тяжелораненых. Элли вспоминает, как санитар делал ему укол: "Я дрожал, как лист". Позже Джон Ховард и Бад Элли вертолётом вернулись на "Холлоуэй". Меж собой они отметили, что обе группы слышали, как северовьетнамские части движутся вслед за ними в том же направлении, — к американским артиллерийским позициям в зоне высадки "Коламбас".

Говорит Элли: "Мы решили, что должны сообщить об этом кому-нибудь. Поэтому на вертушке добрались до штаба 3-ей бригады у "Catecka" и доложили свои повести S-2, начальнику разведотдела. Суматоха стояла такая, что нам показалось, будто всем всё равно. Мы вернулись на "Холлоуэй" и на следующий день воссоединились с тем, что осталось от нашего подразделения".

Несколькими часами позже, днём 18-го ноября, северовьетнамский батальон 33-го полка атаковал периметр у зоны высадки "Коламбас".

Ещё более удивительной сагой об "отходе и уклонении" стала история специалиста-4 Джеймса Янга из роты "альфа" 1-го батальона 5-го кавполка, подразделения, стоявшего в конце колонны. Нужно напомнить, что Янг вызвался выполнить опасное задание по поиску американского пулемёта, обстреливавшего позиции роты "альфа". В высокой траве, прежде чем обнаружилось, что за американским пулемётом лежат вьетнамцы, Янга тяжело ранило в голову. Оглянувшись, сельский парень из Миссури увидел, что неприятельские войска отрезали его от американских позиций.

Рассказывает Янг: "Они стреляли в наших людей, но меня пока не замечали. У меня было две или три осколочных гранаты, дымовая граната, триста-четыреста патронов, винтовка М-16, две фляги, блокнот и зеркальце. Вот и всё. Вокруг меня шлёпались пули. Трава передо мной зашевелилась, и внезапно я увидел вьетнамца. Я подпустил его поближе и, дав очередь, попал ему в грудь и живот. На подходе их было ещё больше. Швырнув осколочную и дымовую гранаты, я оттуда ушёл".

Янг был вынужден уходить в сторону от своей роты. "Те парни в траве отрезали меня. Я начал движение в надежде добраться до артиллерийской базы, которую мы миновали. На ходу обстреливал верхушки деревьев, надеясь снять снайперов или, по крайней мере, заставить их прятать головы. Я бежал зигзагами, петлял, чтобы меня было не так легко подстрелить. Пробежав пятьсот-шестьсот ярдов, я остановился перевести дух. Слышал, как враги стреляют и движутся в мою сторону. Застрелив одного, я бросил в них гранату, так что, думаю, они остались мной не слишком довольны".

Навыки Джима Янга, приобретённые в раннем возрасте во время охоты на оленей в глухомани штата Миссури, теперь приносили плоды. Он наткнулся на ручей и прошёл по нему сотню ярдов, наполняя фляги и выпив столько воды, сколько смог вместить. Он вышел из воды в каменистом месте, чтобы не оставить следов, и двинулся в открытую долину, где его обратный путь хорошо был ему виден, пересек её и сделал привал, укрывшись в кустах. Всё как в игре "в лису и гончих", причём лисой был Джим Янг. Он снова пустился в путь, двигаясь вниз по долине и отмечая, как за спиной, отдаляясь, стихает шум боя.

Надвигалась ночь. Янг поднялся на гору, достал блокнот и начал дневник. "Я записал дату и что со мной случилось. Я подумал, это хорошая возможность на случай, если не вернусь; тогда, быть может, найдут эту штуку, и мать с отцом хотя бы узнают, что со мной приключилось. На гору обрушилась артиллерия. Я оказался между двумя большими деревьями, не видел и не слышал никаких признаков врага. Стал искать место, где можно схорониться на ночь. В темноте я ковылял по склонам, натыкался на камни, ругался и проклинал всё на свете, ну и молился тоже. Я нашёл себе хорошее место, чтобы укрыться и от врага, и от артиллерии, если она снова поведёт огонь. Низкое местечко возле дерева, с такой густой травой, что можно было скрыться в ней, и никто б меня не заметил.

Заснул я уже поздно ночью. Было холодно, я устал и старался беречь голову от муравьёв и других насекомых. Сильно болела голова. Если я пил воду, меня рвало. На следующее утро, про-снувшись, довольно долго лежал и прислушивался. Ничего не слышал, кроме взлетающих и садящихся вертолётов. Между собой и местом засады я слышал перестрелку и не собирался пробиваться через неё. Если меня не срежет дружественный огонь, это сделает ВК[35]. Следующая запись в моём дневнике гласила: "18-ое ноября: я нахожусь на очень большом холме, по нему ведётся артиллерийский и миномётный обстрел, но не могу определить откуда"".

По карте видно, что Янг поднялся на один из трёх холмов высотой от 600 до 700 футов к востоку от зоны высадки "Олбани". Теперь он решил направиться в сторону, как он считал, юга. Он проделал долгий путь, затем сошёл с тропы, которой следовал, потому что она стала слишком узкой. В нём росла тревога, что он либо рядом, либо уже пересёк камбоджийскую границу, потому что он не видел и не слышал вертолётов и самолётов, а он знал, что они избегают границы. Тогда Янг лёг на обратный курс.

"Позже надо мной пролетели вертолёты. Я попробовал подать им сигнал зеркальцем, но безуспешно. Днём я подошёл достаточно близко, чтобы снова услышать, как приземляются и взлетают вертолёты. По моим оценкам, я оказался менее чем в миле от зоны высадки ["Коламбас"]. Ближе к вечеру противник атаковал находившиеся там войска. Атаковал с моей стороны периметра. Наши войска стреляли по врагу, а пули ложились вокруг меня. В долине особых укрытий не оказалось, поэтому, поднявшись на вершину холма, я нашёл большой ствол и спрятался за ним. Потом американцы открыли огонь артиллерией и миномётами. Вслед за ними бомбить, обстреливать и пускать ракеты прилетели самолёты и вертолёты.

Всё происходило достаточно близко, и это меня сильно пугало. Удары наносились по долине и моему холму, чтобы отрезать врага, а я находился прямо посередине. К тому времени, как бой закончился, стало темно, и у меня хватило ума, что войти в периметр лучше не пытаться. Любой звук движения немедленно вызовет огонь. Всю ночь вокруг меня ложились артиллерийские снаряды и миномётные мины. Местность освещали ракеты, и я не смел даже шевельнуться. Я укрылся ветками и листьями, чтобы меня не увидели. Ещё одна жуткая ночь. Было сыро и холодно. Снова по мне ползали муравьи, страшно болела голова. Муравьи проникли в одежду. Если я несильно вертелся, с ними можно было мириться, но если вертелся чуть активней, они меня кусали. Приходилось беречь от них и глаза, и уши, и рану на голове. Всю ночь напролёт стрельба то вспыхивала, то утихала. Ребята открывали пальбу не раздумывая".

Американцы в "Коламбас" приветствовали рассвет 19-го ноября "безумной минутой", пролившейся вокруг притаившегося на склоне Джима Янга. Когда она стихла, он начал осторожное движение ко спасению: пересёк широкий мелководный ручей и, наконец, нашёл прогалину, где мог подойти к периметру и показать себя, — кто он и что он. Он добрался до периметра "Коламбас" лишь за несколько часов до того, как американцы покинули его.

Янг пообщался с бойцами. "Мне указали, где находится моя рота. Заблудившись, я, оказывается, сделал огромный крюк и каким-то образом вернулся в свой отряд уже в другой зоне высадки. Я прошёл сквозь периметр к своему подразделению. Все были рады видеть меня, как и я. Мне сказали, что меня уже числили пропавшим без вести. Семье даже отправили об этом телеграмму, и она стала для неё большим потрясением. Потом уже получили телеграмму о том, что я не пропал, а ранен.

Боец штабной роты батальона принял у меня снаряжение. Я хотел оставить себе каску с пулевым отверстием. Он сказал, что этого сделать нельзя, тогда я попросил сохранить её для меня, сказал, что хочу её вернуть. Меня отвели в медпункт. Промыли рану на голове, уложили на носилки, опросили, что видел и где был. Меня смущал тот факт, что в день, когда мы попали в западню, я не попытался пробиться назад. Офицер же сказал мне, что я поступил правильно, что в тот день вернуться мне бы и не удалось. Наконец, меня доставили на "Холлоуэй", а оттуда — в Куинён".

Джим Янг добавляет: "Пуля оставила мне в черепе вмятину размером с четвертак. И пуля, и осколки каски вдавили кусочки черепа в мой мозг. В Куинёне пришлось извлекать костные фрагменты из мозга; и что б там ни делали с медицинской точки зрения, во Вьетнаме это делалось впервые, поэтому обо мне написали в медицинских журналах".

В Куинёне пришла медсестра и срезала одежду с Янга. "Когда она снимала мои ботинки, вы бы видели её лицо. Пять дней прошло с тех пор, как я снимал одежду. Я скинул вес со ста девяноста фунтов до ста пятидесяти. Из-за характера ранения меня отправили в Денверский армейский госпиталь имени Фицсиммонса. Мне же самому хотелось поехать в госпиталь в Сент-Луисе, поближе к дому. Последовали длительное лечение и процедуры. В середине декабря мне разрешили выписку из госпиталя. Документы о выписке выдали двадцать второго декабря, но сказали, что до рождества я не смогу получить новую униформу и жалование. Им хотелось отмечать рождество, а мне оставалось, ей-богу, сидеть и ждать. Чёрт с ним. Я занял чуток денег и одежду у одного парня, сообщил в финчасть, куда отправить мои деньги, и уехал. Приехав домой в самый канун рождества, я прокрался внутрь и удивил всю семью".

Последняя и самая поразительная история "отхода и уклонения" всплыла на свет только через неделю после битвы на "Олбани". 24-го ноября, за день до Дня благодарения, вертолёт-разведчик, летавший вблизи оставленного поля боя на "Олбани", увидел внизу фигуру человека, размахивающего окровавленной тряпкой.

Второй лётчик-наблюдатель прицелился в человека из М-16 и изготовился выстрелить, когда первый лётчик заметил, что для вьетнамца фигура слишком велика. Он вильнул вертушкой, чтобы отвести винтовку наблюдателя от человека, и радировал сообщение ближайшему боевому "Хьюи". Теперь будет поведана необычайная сага о выживании рядового 1-го класса Тоби Брейвбоя[36], метко названного стрелка-индейца племени крик из роты "альфа" 2-го батальона 7-го кавалерийского полка США.

17-го ноября Брейвбой, чьим родным городом, по иронии судьбы, был Ковард[37], штат Южная Каролина, шёл головным в 1-ом взводе капитана Джоэла Сагдиниса, подразделения, которое рассыпалось под градом неприятельского огня на восточной стороне поляны "Олбани", когда противник начал сражение.

Первый же залп повредил и левую руку Брейвбоя, и его М-16, нашпиговав частицами пуль руку и бедро. Истекающий кровью, безоружный и страдающий от сильнейшей боли, Брейвбой уполз в густые заросли и там затаился. Когда наступила ночь семнадцатого, он выполз наружу и столкнулся с тремя американскими солдатами, тоже ранеными.

Он пополз за помощью на звуки перестрелки и наткнулся на ещё нескольких раненых аме-риканцев, как раз в момент, когда их обнаружил двигавшийся по участку патруль вьетнамцев. Брейвбой несколько часов притворялся мёртвым и слышал, как вокруг него добивают раненых американцев.

Наконец, когда всё утихло, Брейвбой, потерявший чувство направления, снова пополз сквозь высокую слоновую траву туда, где, как он рассчитывал, найдёт свою роту. Выбор оказался неудачным. Он повернул на 180 градусов и двигался прямо на юг, мимо правого фланга оставшихся в живых парней из роты "чарли".

На рассвете он вышел к северному берегу мелкого притока Йа-Дранга, примерно в пятистах ярдах от поляны "Олбани". Еды у него не было, но были две фляги и пузырёк со штатными таблетками для обеззараживания воды. Он обмотал футболкой кровоточащую левую руку и остался на месте, мучимый москитами, муравьями и пронизывающим ночным холодом. Каждый день он наблюдал, как неприятельские солдаты проходят мимо его укрытия в кустах на берегу ручья. Слышал американские вертолёты над головой.

22-го ноября, на пятый день одиночества, вьетнамский солдат из хвоста проходившей колонны заглянул в проём в кустах и увидел американца. Брейвбой рассказывал: "Четверо прошли мимо, а последний вперился мне прямо в глаза. Он остановился и направил на меня винтовку. Я поднял раненую руку и отрицательно качнул головой. Он опустил винтовку и ушёл. Такой молоденький. Мальчишка, не старше шестнадцати-семнадцати лет".

ВВС США уже нацеливали задания истребителей-бомбардировщиков на весь район "Олбани". Брейвбой говорил: "Не знаю, как я выжил. Вокруг меня падали бомбы. Я мог только пластаться по земле и молиться, чтобы в меня не попали".

Спустя семь дней, страшно ослабленный и теряющий сознание от кровопотери и отсутствия еды, Брейвбой услышал, а затем увидел вертолёт-разведчик H-13 из 1-ой кавдивизии, кружащий поблизости на малой высоте. В отчаянии Брейвбой выполз на небольшое открытое пространство, снял окровавленную футболку с гангренозной руки и махал ею над головой до тех пор, пока Мелвус Холл, наблюдатель на разведвертушке уорент-офицера Мэриона Мура, не увидел его и не взял на мушку своей М-16.

Когда лётчик Мур понял, что фигура — это американец, он по рации сообщил об этом облетавшему район пилоту боевого вертолёта капитану Джерри Лидабрэнду, написал "Следуй за мной!" на коробке сухпайков с индюшатиной и на бреющем полёте сбросил её Брейвбою. Только после того, как вертолёт-разведчик облетел территорию и убедился, что поблизости нет неприятеля, Лидабрэнд приземлился и подобрал Тоби Брейвбоя.

Для немедленной обработки ран Брейвбоя сначала отправили в лагерь спецназа в Дыкко. Затем доставили на базу "Кэмп-Холлоуэй" на операцию.

Командир его роты "альфа", капитан Джоэл Сагдинис, говорит, что получил сообщение о том, что Брейвбоя нашли и подобрали парни 1-й эскадрильи 9-го кавполка. "Он был ранен, напуган и обезвожен, во всём остальном — в порядке", — вспоминает Сагдинис.

Хирурги ампутировали Брейвбою один палец и сделали всё возможное, чтобы спасти остальную руку. Гангрена началась во время его семидневных мытарств в лесу и одиночества на поле боя.

На родине, в Коварде, штат Южная Каролина, его семью известили о том, что Тоби Брейвбой пропал без вести и, предположительно, погиб. В местной газете успели опубликовать некролог. Оправившись от ран, Брейвбой уволился из рядов вооружённых сил.

22. Бесконечная ночь

Солдаты роты "браво" капитана Мирона Дидурыка снова отправлялись на войну благодаря штурмовым вертолётам майора Брюса Крэндалла. В передних креслах одного из "Хьюи" сидели старший уорент-офицер Рик Ломбардо и его добрый приятель и второй пилот, старший уорент-офицер Алекс (Поп) Джекел, считавшие, что уже всё повидали и пережили в зоне высадки "Экс-Рэй", но готовые ещё раз расширить свои горизонты.

Рассказывает Ломбардо: "Казалось, никто не знал, куда мы летим, кроме командира звена, а он не говорил. Мы просто следовали за ним. Сгущались сумерки, и ситуация с топливом становилась критичной. Примерно через три мили я увидел дым боя, — туда-то мы и направлялись. Я глянул на Попа Джекела и сказал: "А вот опять и мы!" На влёт мы шли вторым звеном из четырёх. Когда первое звено приблизилось к зоне высадки, к нему устремились трассёры. Рация ожила: люди кричали, что в них попали, что ранило то одного лётчика, то другого. Наша группа вынуждена была уйти на второй круг, потому что первое звено ещё оставалось на земле. На подлёте передо мной открылся невероятный вид. Повсюду горит трава, трассирующие пули пронизывают зону высадки — и всё в дыму. Это напоминало Дантов "Ад"".

Примерно в двадцати футах от места касания Ломбардо почувствовал и услышал мощный хло-пок и порыв воздуха между ногами, внутри "Хьюи" всё заволокло пылью. "Не успели полозья коснуться земли, как солдаты уже выпрыгнули. Я посмотрел вниз и увидел левый полоз на корпусе. Не разобрал только, наш полоз или чужой. Я понял, что остекления в нижней передней части кабины больше нет. Ноги стояли на педалях, но под ними не было оргстекла. Оно не разбилось, оно просто отсутствовало! Все датчики работали в норме, поэтому мы оттуда убрались. Я сказал Попу взять управление на себя, чтобы самому прочистить глаза. Я спросил, все ли в порядке, потом поработал ногами. Меня даже не царапнуло".

Капитан Роберт Стиннетт, тридцати двух лет, из Далласа, штат Техас, получил своё звание в 1953-ем году на курсах по подготовке офицеров резерва при Университете A.&M. в Прери-Вью. На тот вечер у него за плечами насчитывалось уже шесть лет лётного опыта, включая два года в 11-ой воздушно-штурмовой экспериментальной и в 1-ой кавалерийской дивизиях. Он лично возглавлял двенадцать "Хьюи", несущих к "Олбани" бойцов роты "браво" Дидурыка. Он сообщает, что во время того сумеречного рейса восемь вертолётов были поражены наземным огнём и одного лётчика ранило.

Капитан Дидурик так писал о полёте и ситуации на земле: "Атакуя "Олбани", мы получили 5 пулевых пробоин в корпусе вертолёта. Положение там складывалось худо. Ступив на землю, я понял, что батальон расстреливают основательно. Так что мы чуть не опоздали со своей помощью. Основная часть 2-го батальона 7-го кавалерийского полка на "Олбани" стояла насмерть. Ещё один Литтл-Бигхорн".

Лейтенант Рик Рескорла, командир 1-го взвода роты "браво", вспоминает: "На первом вираже над "Олбани" я смотрел вниз, вглядываясь в дым и пыль. Между деревьями [были] разбросаны тела цвета хаки, по крайней мере, дюжины солдат ВНА. Они лежали лицом вверх на буром галечнике сухого русла. Вокруг нас гремела стрельба. Мы отвернули в безопасное место. "Тела ВНА. Ты их видишь?" — крикнул я. Фантино покачал головой. Он выглядывал с другой стороны. "Внизу много мёртвых американцев, сэр. Mucho!"[38]. При втором заходе я заметил чернеющий след от напалма. Пространство среди муравейников и зарослей усеивали американские тела и снаряжение. В нас ударил наземный огонь; лётчик, явно встревоженный, вжимал голову в плечи. Он бормотал в микрофон, выражая сомнение, что сможет снизиться. Сгущалась тьма. Я стоял на полозьях, зависая не менее чем в 12 футах над зоной высадки. Слишком высоко".

Шлепки двух пуль заставили Рескорлу отпрянуть. "Боковым зрением я увидел струйку крови на рукаве пилота. Вертолёт нырнул на несколько футов. Лётчик что-то крикнул бортстрелку. Стрелок прорычал: "В сторону". Я колебался. "В сторону, мать вашу!" Мы вчетвером вывалились с десяти футов. Стрелок дождём скинул на нас ящики с сухпайками. Теперь мы рассчитывали только на себя. Распластавшись на земле, все четверо старались сориентироваться. В шестидесяти ярдах от нас, как куропатки, поднялись три фигуры в хаки и побежали к лесу. Двое наших грянули, и те зарылись головой в бурую траву. Для уверенности я выпустил в них гранату из М-79. Впереди послышались американские голоса. Гордо нагруженные драгоценными сухпайками, мы рванули в периметр".

Оказавшись в периметре группы управления батальоном, Рескорла произвёл учёт. "Батальонный сержант-майор сидел с забинтованной грудью у дерева. "Нас сильно потрепали, сэр. Очень сильно". Раненых собрали в 30 ярдах от КП. Прибыла только половина моего взвода. Остальные вертушки повернули назад из-за темноты и обстрела с земли. Периметр представлял собой овальный островок из деревьев. Три взвода могли бы заполнить позиции периметра, но, за исключением наших людей и разведвзвода Пэта Пейна, слаженности подразделения не было. Полковник Макдэйд привалился к дереву. Он выглядел измученным. И упорно молчал. Майор Фрэнк Генри, его начштаба, был обнадеживающе активен. Генри, похожий на низенький пожарный гидрант, приветливо помахал рукой, работая с рациями. Капитан Джо Прайс, координатор огневой поддержки, сидел на корточках рядом с ним. Группки выживших, в том числе несколько ротных командиров, рассредоточились внутри пе-риметра".

Лейтенант Ларри Гвин наблюдал за прибытием подкреплений: "Я видел, как Рик Рескорла вступал на наши позиции: улыбка на лице, M-79 на плече, M-16 в руке и приговаривает: "Чудно, чудно! Надеюсь, в нас ударили всем, что у них на этот вечер было, — мы же их сотрём". Его настрой оказался заразителен. Солдаты громко приветствовали приход каждой партии, мы подняли такой шум. Противник, должно быть, из-за наших возгласов и воплей решил, что нам на помощь идёт целый батальон. Майор Генри приказал мне взять несколько человек и собрать боеприпасы, доставленные вертолётами последним рейсом. Те лежали в ящиках на дальней стороне зоны высадки. Кое-как мы всё перенесли в периметр. Возвращаясь с последним грузом, я прошёл мимо трупа вьетнамца, которого убил в начале боя. От него почти ничего не осталось, и мне было наплевать".

Лейтенант Пэт Пейн из разведвзвода так же радовался подкреплениям, как и Гвин. "Мы все очень удивились, увидев, как приближаются эти вертолёты. Мы обеспечивали только одну сторону зоны высадки, поэтому, когда ребята спрыгивали с вертолёта, мы кричали им, куда идти. Меня не покидало ощущение, что нас действительно спасли, что "кавалерия", получается, прискакала, как в кино. Я восхищался мужеству, которое требовалось для высадки на "Олбани". Лейтенант Рескорла — один из лучших боевых командиров, которые мне встретились за время двух сроков службы во Вьетнаме. Он ходил вокруг и всех подбадривал, говорил, что ребята хорошо поработали, что теперь есть поддержка и что всё под контролем. Он не повышал голоса, говорил почти шёпотом. Мы были страшно рады видеть и его, и всех остальных из роты "браво"".

При обходе периметра беспокойство лейтенанта Рескорлы росло. "У нас столько же бойцов сидело среди деревьев, сколько бойцов по периметру. Мне было неуютно от такого количества винтовок за моей спиной, особенно если они в панике начнут стрелять наобум. Хуже боевых порядков была мрачная тоска, охватившая батальон. Даже парней, которые не были ранены, грызло уныние".

Среди раненых, страдающих в одиночестве в растерзанной колонне, ещё оставался рядовой 1-го класса Джеймс Шадден из миномётного взвода роты "дельта". "К тому времени начало темнеть, — вспоминает Шадден. — Я вставил чеку обратно в гранату в своей подмышке, рассчитывая теперь, что смогу выбраться живым. Потом начала глушить артиллерия. Было такое ощущение, что земля вот-вот вырвется из-под меня. Так продолжалось до ночи. Жажда мучила невыносимо; нога так болела, что я едва сдерживал крик. Я-то думал, что помощь подоспеет скоро".

Специалист-4 Джек Смит из роты "чарли" тоже лежал раненый в высокой траве. "С наступлением сумерек бой прекратился, и у меня появилась возможность выкурить сигарету. Я говорил себе, что если закурю, меня обнаружат и убьют, но мне было всё равно. Потом я потерял сознание. Очнулся посреди ночи. Рота "альфа" 1-го батальона 5-го кавполка выслала группу, чтобы спасти нас. Ко мне подошёл боец и спросил, ранен ли я. Сказал, что у них есть несколько носилок только для тяжелораненых. Я просил: "Возьмите меня с собой". Он ответил: "Тогда вставай". Я встал и отключился. Меня взять не смогли. Оставили с нами санитара. В ту ночь солдаты ВНА попытались добраться до нас. Они ходили вокруг и убивали людей. Боб Жанетт, лейтенант нашего взвода оружия, был серьёзно ранен. Он вызывал артиллерию так близко к нашему дереву, что она убила некоторых наших. Но она убивала и северных вьетнамцев, когда те приближались, чтобы выкурить нас. За ночь так случилось два или три раза".

Док Уильям Шукарт, военврач 2-го батальона, был доставлен в безопасное место на периметре роты "альфа" 1-го батальона 5-го кавполка в хвостовой части колонны одним из взводных сержантов капитана Джорджа Форреста, Фредом Клюге. Шукарт рассказывает: "В сумерках Клюге сказал, что готовится вернуться в колонну. Я спросил, уверен ли он, что хочет этого. Он ответил: "Есть и другие парни, заблудившиеся, как вы, или раненые, им нужна наша помощь". Я сказал: "Хорошо, пошли". Помню, у нас там была рация. Мы пытались вызвать санитарные вертолёты, но они не прилетели. Примчалась пара боевых "Хьюи"; а поскольку нас обстреливали, "медэваки" так и не объявились. Когда в тебя стреляют, именно тогда тебе и нужна санвертушка. Не знаю, где эти парни заработали себе такую прекрасную репутацию. Меня же парни на санвертушках вконец обескуражили. Вот экипажи боевых "Хьюи", те были великолепны".

Среди раненых, которых капитан Шукарт и сержант Фред Клюге в сумерках спасли, были Энрике Пухальс и ещё несколько человек из роты "чарли". Они провели остаток ночи в периметре Джорджа Форреста на южном конце колонны. Лейтенант Пухальс пережил ночь и на следующее утро был эвакуирован — одним из счастливчиков.

Капитан Форрест говорит, что поздно ночью с ним по рации связался человек, назвавшийся "Призрак 4–6", и сообщил, что тяжело ранен, вокруг него лежат десятки раненых американцев, что повсюду бродят вьетнамцы и всех добивают. В полночь Форрест отправил сержанта Клюге по колонне с крупным патрулём.

Специалист-4 Дэвид Лэвендер оказался в патруле, отправленном на поиски "Призрака 4–6" и раненых. Он вспоминает: "Подошли сержанты, искали добровольцев выйти наружу и вернуть тех, кто ранен, кто истекает кровью. В патруль нас вышло двадцать три человека. У одного из раненых имелась рация, мы поддерживали радиосвязь. Мы ходили до тех пор, пока не отыскали парней. Их группа состояла от двадцати трёх до двадцати шести человек, все старались заботиться друг о друге. И все были серьёзно ранены. С нами пришёл санитар, и мы, двадцать три человека, постарались забрать с собой как можно больше человек. С теми, кого взять не смогли, оставили санитара. Удалось взять только тринадцать человек. Мы несли людей на плечах, в носилках, — несли по-всякому, как могли".

Лэвендер говорит, что на обратном пути к американской позиции кто-то на периметре открыл огонь и ранил троих из тех, кто нёс раненых, включая самого Лэвендера, прострелив ему бедро. "Последним я слышал, что выжили двенадцать из тринадцати, которых мы принесли. Остальные бойцы, за которыми присматривал в ту ночь наш санитар, тоже выжили. Джек П. Смит написал статью о той ночи в "Сатердэй Ивнинг Пост"; я прочитал её, и на меня нахлынули непрошенные воспоминания. Он был одним из тех, кого оставили с санитаром. И пережил долгую трудную ночь".

Джозеф Х. Айбах служил старшиной штабной роты 2-го батальона. Они с капитаном Дэниелом Буном, командиром штабной роты, оказались в составе смеси управленцев и тыловиков, необъяснимым образом подключённых в тот день к маршу через долину Йа-Дранга. Рассказывает Айбах: "Я оставался рядом с капитаном Буном, и мы собирали небольшие группы. Больше похожие на людские кучки. Радиосвязи у нас ни с кем не было. Полковник Макдейд с группой управления находился в 200–400 ярдах вверх по колонне. Нам не удалось определить их местоположение, поэтому мы оставались там, где находились, весь день и всю ночь. Мы были сбиты с толку, и уже я думал, что не выживем. Наконец радиосвязь восстановили, и нам приказали стоять на том же месте до утра. С первыми лучами солнца мы двинулись в путь и достигли командного пункта батальона".

Слившись с подкреплениями из роты "браво" во главе с Мироном Дидурыком, батальон расширил периметр командного пункта для обеспечения большей безопасности. Это расширение влило в американские позиции ещё нескольких раненых американцев, некоторые из которых уже находились при смерти. В большинстве своём они получили ранения лишь несколько часов назад, ещё в ходе первого залпа. Джоэл Сагдинис вспоминает: "У нас в периметре было несколько тяжелораненых, и по страдальческим стонам становилось ясно, что нужно что-то быстро предпринять, чтобы им помочь. В периметре практически отсутствовали медицинские принадлежности, а рота "браво" прихватила с собой лишь небольшое количество медпрепаратов".

Старший уорент-офицер Хэнк Эйнсворт весь день провисел в воздухе в командирском вертолёте 2-го батальона. "Я был наверху, когда начался бой, и кружил над головой до поздней ночи. Я делил частоту с майором Фрэнком Генри. Тем же вечером он вызвал меня. Сказал, что внизу есть раненые в критическом состоянии, что если их не вытащить, они умрут. Я вызвал санитарный вертолёт: тот вылетел, сделал заход, был обстрелян и отказался приземляться".

Фрэнк Генри точно знал, что делать в такой ситуации: он приказал Хэнку Эйнсворту вызывать транспортные "Хьюи" 229-го авиабатальона, старых надёжных лошадок. Эйнсворт уведомил пилотов 229-го, что в зоне высадки "Олбани" жарко и что у 2-го батальона 7-го кавполка есть такие раненые, которые умрут, если их не эвакуировать. Говорит Эйнсворт: "Все чёртово подразделение вызвалось лететь. Я сказал, что нужно всего две машины".

Несмотря на то, что Эйнсворт запрашивал только две вертушки, в 21:50 в сорокаминутный пере-лёт к "Олбани" с "Индюшиной фермы" базы "Кэмп-Холлоуэй" стартовали четыре "слика" "Хьюи". Капитан Боб Стиннетт снова шёл ведущим, за ним следовали капитан Брюс Томас и старшие уорент-офицеры Кен Фаба и Роберт Мейсон.

Когда рейс прибыл в окрестности "Олбани", пилоты не смогли обнаружить небольшую поляну. Говорит Стиннетт: "Я держал связь с парнем на земле [капитаном Джимом Спирсом]. Он знал, что мы на подлёте. У него был фонарик, он вышел на поляну определиться, сможем ли мы его заметить. Я кружил, пока не поймал его свет. Мы развернулись на заход. С земли в нас летели трассёры. На заходе по нам открыли довольно плотный огонь уже из стрелкового оружия. Я не знал, насколько велика зона высадки, потому что её не видел. Я выстроил "птичек" в колонну по одному, одну за другой. Я сел первым, затем вторая, третья. Четвёртой машине я приказал кружить над нами, ибо места уже не оставалось".

Обычно лётчики "Хьюи" для экономии топлива сбрасывают газ, как только касаются земли. Но только не той ночью. Стиннетт вспоминает: "Что-то мне подсказывало не делать этого, мол, пусть двигатель работает на полных оборотах. Нам сообщали, что раненые ходячие. Когда же мы сели, все они оказались на носилках. Моим командиру экипажа и бортстрелку пришлось выйти и поднять сиденья, чтобы разместить носилки. И тут как раз — светопреставление. Обстрел отовсюду. Я немедленно увеличил тангаж; машина, набрав полётные обороты, подскочила в воздух сразу на тридцать футов и продолжала подниматься. Мы взлетели так быстро, что командир экипажа и бортстрелок остались на земле, а я даже не понял этого. Мы их тупо оставили. Внутри были только раненые. Вернувшись, мы насчитали в машине тридцать дырок. Этого хватило и мне, и моему "Хьюи". Три вертушки, севшие после меня, доставили медсредства и выхватили ещё несколько раненых и мой экипаж. И снова майор Фрэнк Генри сигналил фонариком".

Джоэл Сагдинис с трепетом наблюдал, как на "Олбани" храбрые авиаторы рисковали всем ради раненых. "Помню, как подумал, что это самые смелые лётчики, которых я когда-либо видел. Они были как на ладони, и я всё ждал, что их вот-вот собьют. Их направлял Фрэнк Генри. Видно было, как летят трассёры. Машины не колебались ни секунды. Сели, загрузились и в миг исчезли".

Батальонный сержант-майор Джеймс А. Скотт был среди раненых; он улетал на вертолёте чуть ли не через одиннадцать часов после получения ранения в грудь. Говорит Скотт: "Около полуночи прилетела вертушка. Погрузили восемь серьёзно раненых, меня впихнули в туда же. К тому времени я уже выглядел как некто из Аламо: по ногам течёт кровь, одежда изорвана. Мы отправились прочь, на "Холлоуэй"".

Шесть недель спустя, в начале января, сержант-майор Скотт поправлялся в армейском госпитале имени Уолтера Рида в Вашингтоне, округ Колумбия. Там ему на глаза попалась статья в номере журнала "Тайм" от 31 декабря 1965-го года, в которой цитировался санитар 2-го батальона 7-го кавалерийского полка, заявивший, что сержант-майор Скотт погиб в самом начале боя в зоне высадки "Олбани". Он тогда решил, что известия о его смерти сильно преувеличены.

Вертолётная эвакуация раненых с поляны "Олбани" ещё не завершилась. Старший уорент-офицер Хэнк Эйнсворт, по-прежнему находящийся в воздухе, получил запрос от майора Генри на ещё один аппарат для трёх или четырёх раненых. Эйнсворт вызвался забрать их командирским вертолётом. Рассказывает Эйнсворт: "По милости господа, в меня не попали. Я влетел и вылетел сквозь стену трассёров и не поймал ни одной пули. Я подумал, что я самый удачливый пилот, летающий в Наме. За всё время ни одного попадания".

Теперь периметр на поляне "Олбани" мог угомониться на время, ещё остававшееся от ночи. "Ночью к периметру вышло где-то пять человек, — вспоминает Рик Рескорла. — Ларри Гвин, указывая на юго-восток, сказал: то, что осталось от остальной части батальона, разбито на три основных и несколько более мелких групп. Я подошёл к одинокой фигуре лейтенанта Гордона Гроува, стоящего в северо-западном углу периметра. Бывший сержант, он прошёл школу подготовки кандидатов в офицеры. "Там мой взвод, — сказал он. — Я пришёл сюда за помощью, но мне приказали не возвращаться". Безутешный, он всё смотрел на полосу леса, словно ждал появления своих людей".

После полуночи из периметра прогремели выстрелы. Солдат в двадцати ярдах от Рескорлы со страху сделал три выстрела. Появился Рескорла и обложил крепкими словами группу в центре периметра. "Услышу от вас ещё хоть выстрел, — мы развернём своё оружие и зададим вам жару. Огонь из периметра не открывать. Хочешь стрелять, — убирайся за периметр". За пределами периметра между отдельными бойцами всю ночь поддерживалась связь шёпотом. Если и был героизм, он проявлялся там, в крошечных группах раненых и тех, кто перевязывал и защищал их всю долгую ночь. "Они походили на друзей-охотников, — говорит Рескорла, — выживали благодаря инстинкту, присматривали друг за другом".

В периметре обсуждали возможность отправки в ночной дозор, как это сделала рота капитана Форреста в конце колонны. Рескорла вспоминает: "Идея ночного перехода через хаос поля боя представляла проблемы. Придётся обескровить периметр. Угрозу представляла и паническая стрельба своих же солдат. Имелись также основания полагать, что противник по-прежнему боеспособен. Наконец, перемещение раненых мало что даст, если только их нельзя немедленно эвакуировать. Ждать до рассвета — таков был лозунг командования".

Лейтенант Ларри Гвин из роты "альфа" вспоминает, как поздно ночью один из пропавших без вести людей "альфы" приполз к американскому периметру. "Сержант Джеймс А. Малларти из нашего 1-го взвода вернулся на наши позиции. Его рассказ: солдаты ВНА добивали наших раненых. Один подошёл к нему, сунул ему в рот пистолет и выстрелил. Пуля пробила горло, отключив его, и его оставили умирать. Он выжил и, очнувшись ночью, пополз к нам".

Когда в пятницу, 18-го ноября, рассвет забрезжил над "Олбани" и над полем боя, переживших ту ночь американцев ждало глубокое потрясение. До этого момента никто не имел чёткого представления о масштабах потерь, понесённых 2-ым батальоном 7-го кавалерийского полка. Им предстояло об этом узнать.

Капитан Джоэл Сагдинис, командир роты "альфа" 2-го батальона 7-го кавполка, вспоминает, что на заре восемнадцатого числа во всём районе было тихо, хотя и неспокойно. "Мы провели "безумную минуту", и она не вызвала никакого ответа. Мы стали медленно продвигаться вперёд, чтобы разведать территорию за пределами периметра. Никакого сопротивления: поле боя тонуло в тишине. Мы собрали столько наших павших, сколько смогли. Северные вьетнамцы заплатили дорого, но дорого заплатили и мы.

Трупы американцев собрали и доставили на островок периметра, завернули в плащ-палатки, пометили бирками и буквально сложили, как дрова. Когда прибыли вертолёты "Чинук", чтобы забрать их, помню, как экипажи столбенели от груза. Ни одного врага мы не похоронили. Поле битвы уже при-обретало тот отчётливый запах смерти".

Лейтенант Гвин, заместитель Сагдиниса, рассказывает: "Следующий день, когда мы вышли искать своих мёртвых и пропавших без вести, стал настоящим кошмаром. Думаю, в тот день, когда стала разворачиваться истинная картина происшедшего, каждый из нас немного поехал головой. По рации сообщили: рота "браво" нашла ещё одного выжившего из нашего 2-го взвода. Тяжело раненный в ноги, он привалился к дереву. Пережидая ночь, он был обожжён напалмом, а какой-то вьетнамец приставил пистолет к его глазу и нажал на спусковой крючок. Выстрел в глаз ослепил его, но он по-прежнему был жив! Я видел, как его принесли на носилках: исковерканный в хлам, он курил сигарету.

Как собирали наших мёртвых, приносили в периметр, выскочило из памяти, — признаётся лейтенант Гвин. — Я узнал, что убили Дона Кораэтта, и это эмоционально меня надломило. Я услышал, что рота "чарли" практически уничтожена. Это стало очевидным. Я видел, где стоял наш 1-ый взвод: повсюду лежали трупы, уже распухшие на солнце. Я пошёл на участок 2-го взвода: там обнаружили, что трое наших парней лежат вместе, жутко изрешечённые и опалённые напалмом. Пятнадцать лет я подавлял в себе эти воспоминания".

Страшная задача по зачистке поля боя выпала на долю бойцов роты "браво" капитана Мирона Дидурыка и роты "альфа" капитана Джорджа Форреста 1-го батальона 5-го кавполка. Дидурык писал: "На следующий день, 18-го, я обошёл поле боя и доложу вам, что это было чертовски мрачное зрелище. Повсюду трупы вьетнамцев и американцев, вперемешку. Это была страшная драка, некоторых вьетнамцев закололи штыками. И вновь мрачное задание возвращать своих мертвецов. На сей раз их было намного больше. На выполнение задания потребовалась добрая часть 18-го и 19-го".

Специалист-4 Дик Аккерман из разведывательного взвода вспоминает: "Незадолго до рассвета по поляне "Олбани" передали приказ: окопы не оставлять. Не вставать и не ходить. По команде будет проведена "безумная минута". Кто-то что-то обдумывал. Пришла пора, — мы дружно грянули. Солдаты ВНА выскакивали и бежали, падали с деревьев. Не думаю, что это были их главные силы, может быть, просто арьергард. Потом мы начали разворачиваться. Я стоял в круговой обороне, чтобы остальные могли собирать раненых позади нас. Тут и там вспыхивала беспорядочна стрельба. То, что мы видели по мере расширения периметра, было невероятным. Повсюду лежали трупы, целые и по частям.

Кое-кто ещё был жив. Солдаты ВНА проникли в засадный район ночью, чтобы собрать своих убитых и раненых. Если они находили наших ребят живыми, то забивали их до смерти, закалывали штыками или рубили мачете, чтобы не стрелять и не вызывать ответного огня. Мы собирали весь день и на ночь снова вернулись в круг. На следующий день, 19-го числа, мы занимались тем же самым, только сам я уже не стоял в обороне, а занимался поисками".

Утром восемнадцатого Док Уильям Шукарт прошёл по разгромленной колонне от периметра роты "альфа" 1-го батальона 5-го кавполка до периметра на поляне "Олбани". "По пути мы находили разбросанных повсюду ребят, израненных, проведших ночь в одиночку. Вели себя они так невозмутимо. Я ещё подумал: я сам провёл ночь среди тридцати или сорока парней, но даже со всей той компанией мне было страшно до усрачки. А если б остался в лесу один, как эти парни, я бы от страха помер. Потрясающие парни".

Лейтенант Пэт Пейн, командир разведвзвода, говорит: "Мы двигались очень осторожно и стара-лись как можно скорее отыскать всех наших убитых и раненых. Одой из величайших потерь стал лейтенант Дон Корнетт. Я видел его тело. Его положили на живот у края зоны высадки. Его лицо было обращено в сторону. Он выглядел так, будто спит. Приземлился вертолёт и поднял ветер. Волосы Корнетта развевались на ветру, и я не мог взять в толк, как такой замечательный человек может быть убит. Я накрыл его плащ-палаткой, а потом помог отнести к вертолёту".

Капитан Скип Фесмир, командир роты "чарли": "Проходя по местности с первыми лучами солнца, мы находили мёртвых американцев и солдат ВНА, сцепившихся в смертельной схватке. Рота "чарли" под командованием лейтенанта Дона Корнетта двигалась вперёд на правом фланге роты "дельта" и лоб в лоб встретила атаку с ходу северных вьетнамцев. Поле сражения усыпали многочисленные мёртвые враги, а также 50 убитых и 50 раненых солдат роты "чарли" и почти весь го-ловной взвод Сагдиниса".

Специалист Джек П. Смит, один из раненых роты "чарли": "Утром это место выглядело как мясная лавка дьявола: с деревьев свисают люди, скользкая от крови земля, бойцы, мои верные друзья, мёртвыми лежат вокруг. Потом, вызвав артиллерию, пришли люди и забрали нас. Меня завернули в "пончо" и отнесли к вертолёту, — так я оттуда и выбрался. Привезли меня в Японию, и всё кончилось. Вернувшись во Вьетнам, в боях я больше не участвовал и в конечном итоге уехал. Когда я прибыл домой в отпуск, родители были рады-радёшеньки. Пару дней спустя смотрю вечерние новости и — вот тебе на! — вижу, как моя рота выпрыгивает из вертолётов; я разревелся и выскочил из комнаты".

Лейтенант Рескорла иначе отреагировал на "безумную минуту", прогремевшую на рассвете: "Это решение достойно сожаления. Винтовочные выстрелы нарушили тишину, периметр охватила бездумная пальба. Никто не подумал о том, что остатки выживших размётаны среди деревьев и муравейников в пределах 500 ярдов, в пределах эффективной дальности действия наших М-16. "Что, чёрт возьми, происходит? Вы стреляете в нас?" Раздались яростные радиовызовы. Сколько солдат убило и ранило нашим "сигналом побудки", мы никогда не узнаем. Спасибо господу за деревья и муравейники, за пересечённую местность".

Рескорла двинулся по тропе вдоль западного фланга того, что некогда составляло батальонную колонну. Он назвал её "длинной и кровавой дорожной аварией в джунглях. Вот мёртвый боец, рядом с ним лежит оружие, в руке зажата пачка сигарет. Дальше замечаю офицера с нашивкой рейнджера. Это Дон Корнетт. В него попали несколько раз. Отдельные бойцы выглядят так, будто ещё не получили приказа выдвигаться. Миномётчики мертвы, сидят прямо у муравейников с минами на спине, словно захваченные врасплох во время перекура. Тут и там, между американскими телами, лежат фигурки поменьше — в хаки. Обхожу муравейник и вижу группу тел ВНА в хаки. Какое-то движение. Я стреляю дважды, и мы медленно движемся дальше. Их трое. Два стрелка мертвы. Один, в пробковом шлеме, очень юный, с нежным округлым лицом, лежит животом вверх. Он умирает, глаза мерцают, рубашка пропитана кровью. Получив ранения, они сдвинулись ближе друг к другу, как в какой-нибудь команде. Это "чарли" или "дельта" нанесли им первые, но смертельные раны".

На умирающем солдате противника Рескорла заметил что-то блестящее. Большой помятый старинный армейский горн французской армии с датой изготовления 1900 года и надписью "Couesnon & Cie, Fournisseurs de L'Armée. 94 rue D'Ancoième. Paris"[39]. На каком-то давнем поле битвы, возможно, в Дьенбьенфу, одержавший победу Вьетминь захватил его в качестве трофея. И нанёс собственную надпись: на бронзовом раструбе остриём гвоздя грубо нацарапал два китайских иероглифа. Их примерный перевод: "Долгая и яркая служба!" Теперь же, здесь, в долине Йа-Дранга, средь высокой слоновой травы, трофей вновь перешёл из рук в руки. У 7-го кавалерийского полка опять появился горн, и рота "браво" 2-го батальона впредь не раз подаст им сигналы на полях сражений Вьетнама.

Капитан Дадли Тэдеми, координатор огневой поддержки 3-ей бригады, вспоминает, как на рас-свете следующего дня вылетал на "Олбани". "Тим Браун, я и Микки Пэрриш. Какое-то время пробивались сквозь дым, нависаший над всем районом. Фактически не так уж много было сделано с точки зрения зачистки территории. Образ, который остаётся в моём мозгу, — бойня. Люди ещё сидели в оцепенении; они мало что сделали, даже не взяли плащ-палаток и не прикрыли ими тела. Я мог бы понять и разговоры, мог бы понять и слёзы взрослых мужчин, но мы говорим о том, что делается двенадцать часов спустя. Рассиживают и жалеют себя. Полковник Браун кипел от негодования. Даже если ты попал в трудное положение, нужно ведь что-то делать, чтобы его поправить. За всё расплатились молодые парни. В последующие годы я не уставал твердить это своим новоиспечённым командирам батарей: "Не мы гибнем в бою; гибнут вон те юные ребята. Ребята, за чьё обучение и руководство которыми отвечаем мы. Наша задача — исполнить свою работу и благополучно вернуть ре-бят домой"".

Полковник Браун вспоминает тот визит на "Олбани" 18-го ноября: "На следующее утро я, наконец, оказался на месте. Там были заняты выяснением того, кто убит, кто ранен. За примерно сорок восемь часов точный подсчёт так и не появился. Я остался там: ходил вокруг и осматривался, пока сносили тела. Мирон Дидурык вёл учёт. Макдейда я так и не увидел. Я спрашивал, где он, где командный пункт, но стояла такая неразбериха, что никто не смог ничего мне сказать. Дидурык, казалось, всё держал в своих руках. Вернувшись, я отправил туда Шая Мейера определиться, сможет ли он разобраться в этом лучше меня".

Капитан Бьюз Талли из роты "браво" 1-го батальона 5-го кавполка и капитан Джордж Форрест из роты "альфа" того же батальона накануне расположили свои роты вместе в хвостовом периметре, только после полуночи дерзнув выйти наружу в патруль, чтобы найти "Призрака 4–6" и всех раненых солдат роты "чарли" 2-го батальона 7-го кавполка. Капитан Талли писал: "С наступлением дня прибыли снабженческие и санитарные вертолёты, и мы двинулись к позициям 2-го батальона 7-го кавполка. Район боя представлял собой сцену кровавой бойни. Один из немногих обнаруженных живыми вьетнамцев, когда ему предложили помощь, попытался бросить ручную гранату. Его тут же пристрелили. Ещё мы нашли нескольких джи-ай, которым, очевидно, нанесли coup de grace[40]: руки связаны за спиной, в затылках — пулевые отверстия. Соединение произошло в 9 утра. С того момента и до 14:00 мы выходили в патрули из "Олбани", собирая убитых и раненых, а также своё и вражеское оружие. Работа ещё не была закончена, когда пришлось уходить, чтобы к ночи вернуться в зону высадки "Коламбас", под крыло нашего родного батальона".

Ближе к пяти часам вечера 18-го ноября, задолго до наступления темноты, обе роты 1-го батальона 5-го кавполка без происшествий вернулись маршем на "Коламбас". "Коламбас" представляла собой большую прямоугольную поляну, протянувшуюся с севера на юг. Рота "альфа" Джорджа Форреста заняла позицию на северо-западе, в то время как бойцы роты "браво" Бьюза Талли расположились на южном краю поляны. Талли немедленно выставил посты наблюдения перед своей трёхвзводной линией обороны. Затем приказал бойцам распечатать сухпайки и воспользоваться заслуженной передышкой. И приём пищи, и отдых были грубо прерваны в 17:35, когда аванпосты заметили передовые части северовьетнамских сил, маневрирующих в направлении "Коламбас". Получив предупреждение, подполковник Фред Аккерсон, командир 1-го батальона 5-го кавполка, успел вернуть людей в окопы, привести в состояние боеготовности артиллерийские батареи и изготовиться к отражению атаки, которая направлялась с востока и юго-востока.

По словам Нгуен Хыу Ана, на тот момент подполковника и командующего той боевой операцией ВНА, атака на "Коламбас" должна была начаться в два часа дня, когда половина батальона Аккерсона ещё маршировала от "Олбани". Генерал Ан говорит, что командир атакующего батальона 33-го полка не смог уложиться к сроку и вовремя сосредоточить своих людей, которые, во избежание ударов с воздуха, рассеялись по обширной территории долины. Ан говорит, что у его командира также были проблемы с поиском такого отрезка в периметре "Коламбас", где имелось бы достаточно средств маскировки, чтобы скрыть его приготовления к атаке. В результате задержка составила более трёх с половиной часов.

Когда атака, наконец, началась, она была встречена шквалом как винтовочного и пулемётного огня со стороны батальона Аккерсона, так и огня со стороны артиллеристов, которые, опустив стволы своих 105-мм гаубиц, посылали картечь прямой наводкой. ВВС незамедлительно нанесли тактические удары с воздуха впритык к периметру. К девяти часам вечера 1-й батальон 5-го кавалерийского полка отбил и расстроил атаку.

Ан рассказывает: "33-й полк не смог уничтожить эту позицию, но заставил артиллерию от-ступить, и артиллеристы оставили после себя около тысячи выстрелов. Мы захватили тысячу 105-мм снарядов, однако у нас не было орудий такого калибра, и мы ими так никогда и не воспользовались". Северовьетнамский командующий считает, что, несмотря провал атаки, его солдаты вынудили нас оставить "Коламбас" на следующий день. Командир 3-ей бригады, полковник Тим Браун, видит ситуацию совершенно иначе: "Нам оставались последние дни. 2-ая бригада уже получила приказ выдвигаться на передовую. Мы просто отваливали на запад с тем, чтобы полковник Рэй Линч [командир 2-ой бригады] мог прийти на смену. В том же направлении мы выдвигали и артиллерию. Линч намеревался разместить штаб своей бригады в лагере спецназа в Дыкко. Так что мы были в процессе отхода, который ещё не закончился".

Во исполнение этого плана в полдень 18-го ноября Браун отправил 2-ой батальон подполковника Боба Талли 5-го кавполка в воздушный десант на поляну, обозначенную как зона высадки "Крукс" (6,5 миль к северо-западу от "Коламбас"). Как только он закрепился на "Крукс", Браун перебросил туда по воздуху артиллерию с зоны высадки "Фолкон". Оттуда артиллеристы на начальном этапе будут оказывать поддержку 2-ой бригаде и южновьетнамским воздушно-десантным батальонам, которые планировали 19-го ноября двинуться из лагеря Дыкко на юг и занять блокирующие позиции вдоль камбоджийской границы, чтобы беспокоить северных вьетнамцев при их отступлении из долина реки Йа-Дранг.

19-го ноября Браун переместил артиллерию и 1-ый батальон 5-го кавполка из "Коламбас" в новую зону высадки, обозначенную как "Гольф", в 7,5 милях к северо-западу. Теперь все составляющие находились на местах для ведения продолжительных боевых действий против неприятеля, и 3-я бригада Брауна передавала эту работу 2-ой бригаде полковника Рэя Линча и оперативной группе воздушно-десантных сил ВСРВ[41].

А в районе "Олбани" зачистка поля боя продолжалась. Выжившие и свидетели чаще всего используют слово "резня" для обозначения ужасных вещей, которые увидели в зарослях и высокой слоновой траве.

Специалист-4 Джон Валлениус из миномётного взвода роты "браво" 2-го батальона 7-го кавалерийского полка и большинство бойцов Мирона Дидурыка были привлечены к этой зловещей и тягостной работе. "Произошла невероятная бойня. Мы шли на участки, по которым ночью била артиллерия, и видели, как наших ребят разметало по деревьям. Тела уже разлагались, а ведь всё случилось только накануне ночью. Мы были потрясены. В первый и последний раз я видел что-либо подобное, и молюсь, чтоб никогда больше не увидеть. Смрад стоял невероятный. Сначала мы вытаскивали целые тела, затем носили куски и части. Прибыли два "Чинука", и мы погрузили в один примерно двадцать трупов, аккуратно разложенных по носилкам. Пилот начал подготовку ко взлёту. Один из наших офицеров направил на лётчика М-16 и сказал придержать "птицу" на земле, ибо мы ещё не закончили. Тела загрузили от пола до потолка. Когда рампа наконец-то закрылась, сквозь её петли сочилась кровь. Мне стало жаль несчастных ушлёпков на "Холлоуэй", которым придётся разгружать вертушку".

Одним из последних раненых американцев, вывезенных в тот день с поля боя, был рядовой 1-го класса Джеймс Шадден из миномётного взвода роты "дельта". "Следующее утро и весь день солнце палило нещадно. По моим ранам ползали муравьи и мухи. Язык и глотка стали ватными. Я настолько ослаб, что едва мог двигаться. Восемнадцатого числа около шести вечера ко мне пришёл капитан Генри Торп и сказал: "А мы и не знали, где ты". Ну, я тоже не знал, где его носило. После нескольких дней в 85-ом эвакогоспитале, меня доставили в госпиталь Форт-Кэмпбелла, штат Кентукки, где я проходил лечение почти год".

Страшным снам, рождённым этим сражением, поблекнуть было не суждено.

23. Сержант и "призрак"

В каждом бою есть свои невоспетые герои, и отчаянная драка, бушевавшая от головы до хвоста колонны американцев, раскиданных вдоль тропы к поляне "Олбани", не стала исключением. Двое из них встретились после полуночи 18-го ноября, когда взводный старшина Фред Дж. Клюге, тридцати двух лет, из 1-го взвода роты "альфа" 1-го батальона 5-го кавалерийского полка, возглавил патруль к центру зоны поражения в поисках голоса из рации, назвавшего себя "Призраком 4–6". Клюге проник в небольшую группу раненых и отчаявшихся американцев и тихо спросил: "Кто здесь главный?" Последовало долгое молчание, а затем слабый ответ: "Сюда". Второй лейтенант Роберт Дж. Жанетт, раненый в тот день, по меньшей мере, четыре раза, однако державшийся за свою рацию и обрушивавший смертоносные шквалы артогня на группы северных вьетнамцев, окружавших поляну "Олбани", подумал, что спасён. Так оно и было, но не совсем.

"Призрак 4–6" и сержант Клюге стали легендой, разнообразные версии сказаний о них годами ходили среди выживших на "Олбани". Буквально десятки считают, что обязаны жизнью либо сержанту, либо "Призраку". Эти же двое настаивают на том, что лишь исполняли свою работу, что настоящие герои — среди тех, кто в тот день и в ту ночь сражался на "Олбани".

Сержант Фред Дж. Клюге был семнадцатилетним бросившим школу пареньком, когда в 1950-ом году поступил в армию. Он участвовал в Корейской войне в составе 187-й полковой боевой группы. Между войнами, Корейской и Вьетнамской, преподавал чтение карт и тактику малых пехотных подразделений в армейских училищах. В 1965-ом году Клюге направлялся в спецназ, но в итоге попал в 1-ую кавалерийскую дивизию, был назначен старшиной взвода в роту "альфа" под командованием капитана Джорджа Форреста, 1-ый батальон 5-го кавалерийский полк.

Когда на марше к поляне "Олбани" начались боевые действия, сержант Клюге помог установить периметр в хвосте колонны, а затем в одиночку отыскивал и направлял в безопасное место американцев, бредущих из расчленённой колонны. Вот отчёт сержанта Клюге:

"Всё больше и больше раненых из колонны впереди стало появляться перед нами. Я выходил на-встречу и собирал их. Они выходили из простреливаемой зоны ошеломлённые, серьёзно раненные, никуда не годные. Я выдвигался в том направлении на такое расстояние, чтобы суметь их направить. Колонна впереди исчезла: она распалась. Вспыхивали отдельные небольшие стычки, отстреливались мелкие группки людей. Я выходил туда, откуда мог видеть зону поражения, и подбирал выходящих из неё бойцов. Некоторые бежали, некоторые ползли. Практически все были ранены.

Я видел врагов на деревьях и я видел их на земле: низко пригнувшись, они двигались группами по три-четыре человека. Они двигались так, словно имели цель. Некоторые стреляли в меня, но в основном просто проходили мимо. Мне показалось, что это их обходные части выходят в район засады.

Примерно в это время я подобрал военврача 2-го батальона 7-го кавполка, Дока Шукарта. Я ввёл его в курс дела, и он стал заниматься ранеными. В это же время я начал заводить вертолёты. Санитар, специалист-5 Даниэль Торрес, доложил, что один из моих сержантов отделения наложил себе на ногу повязку, но Торрес не думает, что он в самом деле ранен. Я подошёл к сержанту: тот укладывался, штанина сбоку распорота, на ноге повязка. Я спросил: "Насколько серьёзно ты ранен?" Он ответил: "О, не так всё плохо, кость не задета". Я сказал: "Ну, а если мы с Торресом посмотрим?" Сержант отказался, заявив, что не хочет, чтобы рану тревожили. Я сорвал с него повязку, но раны не оказалось. Тут же на месте я вышиб из него всю дурь. Я сорвал с его рукавов нашивки и, не откладывая, понизил в звании. У меня, конечно, не было таких полномочий, но я точно отстранил его от работы. Я взял помощника командира его отделения и поставил его главным. Всё это время доктор продолжал врачевать раненых.

Другой капитан, кажется, капитан ВВС, тогда же пришёл к нам в периметр и спросил, чем может быть полезен. Я приставил его к доктору. Санитарные вертушки садились примерно в пятидесяти ярдах от того места, где я располагался, — приблизительно в двухстах ярдах от зоны поражения. На подлёте было три или четыре вертолёта, по одному за раз, и я отправил всех своих раненых, но всё время ещё большее их число выходило из зоны поражения, больше, чем я эвакуировал.

Какой-то лётчик связался со мной и сообщил, что в двухстах ярдах позади нас есть поляна, она намного больше, на неё можно сажать по два-три вертолёта одновременно. Я приказал своему взводу собрать раненых и выслал отделение разведать поляну, затем мы двинулись туда. Это была хорошая большая поляна с большим муравейником в центре. Вокруг неё мы установили периметр, и я снова ушёл вперёд, чтоб направлять выходящих из засады людей.

Тогда же к нам вернулись лейтенант Адамс и капитан Форрест. Форрест был сильно расстроен: он потерял нескольких товарищей. Ко мне поступали доклады о погибших в нашей роте: один лейтенант убит и два лейтенанта ранены; один взводный старшина убит, один ранен; замкомандира роты ранен.

Чуть позже пешим порядком из "Коламбас" прибыла рота "браво" 1/5[42], ведомая капитаном Талли. Они с капитаном Форрестом посовещались: хотели, чтобы мой взвод собрал раненых, около, наверное, тридцати пяти человек, и подготовился к выходу. Рота "браво" двинется первой. Талли намеревался идти вперёд, к поляне "Олбани", через район засады. Я сказал Талли: "По этой тропе вам не пройти и сотни ярдов". И он не прошёл. Попав под шквальный обстрел, потеряв одного убитым и нескольких человек ранеными, он решил, что, как ни крути, мысль оказалась не так уж хороша, и отступил.

Тогда Талли и Форрест решили устроить на большой поляне совместный периметр из двух рот. В этом месте мы и держали периметр. Бойцы Талли взяли на себя три его четверти, а мы — всё остальное. Люди Талли заняли отрезок, обращённый к району засады. К тому времени мы уже приняли большинство раненых из засады. Лишь несколько человек пришли позже. У меня скопилась уйма раненых, но теперь вертушки сообщали, что прекращают полёты. Уже темнело, и они заявили, что не будут садиться после наступления темноты.

Я упросил их закинуть нам хотя бы боеприпасы. У большинства вышедших из засады не было ни оружия, ни боеприпасов. Когда атаковали, они побросали и "упряжь", и подсумки. Кое-кто из моих людей, переносивших раненых, тоже бросил снаряжение. Я сказал тому пилоту, что мне нужны гранаты, осветительные ракеты и патроны для 16-ых и 60-ых[43]. Лётчик, так и быть, обещал сделать последний рейс. Должно быть, он сгонял на "Коламбас", потому что скоро вернулся. Он не приземлился, только прошёл на малой высоте над периметром и сбросил ящики с боеприпасами.

Капитан Форрест остался без рации, поэтому у муравейника мы устроили рацию моего взвода; там же Форрест расположил свой КП. Я всё ждал, что нас атакуют; с таким количеством раненых, не способных передвигаться, мы стали очень уязвимы. Я всё время сносился с доктором: мы старались выбрать участок, где раненые и санитары были бы под защитой.

Около десяти или одиннадцати вечера капитан Форрест, возясь с рацией, принял мольбу о помощи от "Призрака 4–6". Им соказался лейтенант из 2-го батальона 7-го кавполка. Я разговаривал с ним и той ночью, и снова, наскоро, утром. Он докладывал, что изранен и умирает, что вокруг передвигается враг, рыщет в траве и убивает американских раненых. Говорил, что слышит вокруг себя его выстрелы и разговоры. Сказал, что на том участке есть ещё группа раненых американцев.

Капитан Форрест для их спасения хотел выслать патруль. Я заметил ему, что это не очень хорошая идея. Мы обсудили её плюсы и минусы. Весь район освещался осветительными ракетами. Я сказал, что есть множество доводов против патруля: те люди ближе к поляне "Олбани", чем к нам, а контакта с "Олбани" у нас нет. Что если с "Олбани" уже отправили патруль, что если мы наткнёмся на него и перестреляем друг друга? Раненые американцы в траве напуганы до смерти; они сами могут застрелить нас. Кроме того, там есть противник, и если нас не перестреляет он, то почти гарантировано, что ребята из роты "браво" на этом периметре пристрелят нас, когда мы будем возвращаться.

Он настаивал: "Сержант, сажайте своих людей в сёдла". Я ответил: "Хорошо, но нам нет смысла идти обоим. Это мои люди, я их и поведу". Условились, что "Призрак 4–6" будет стрелять из своего 45-го, а я — ориентироваться по звуку.

Ребята из "медэваков" сбросили нам четыре или пять штук складных носилок. Мы взяли их и пулемёт М-60, и из бойцов я собрал добрую группу, по-моему, двадцать два или двадцать три человека. Капитан Форрест остался. Мы вышли так тихо, как только смогли. Я приказал ребятам оставить котелки, рюкзаки и всё такое. Взять с собой только винтовки, патроны и гранаты. Мы миновали линии Талли, и я направился к той же гряде, на которой побывал раньше, собирая отбившихся. Оттуда мы двигались вперёд очень медленно, "Призрак 4–6" стрелял из пистолета. Я не пошёл к колонне по прямой линии, а как бы в обход.

Повсюду попадались убитые, на тот момент в основном американцы, на окраинах зоны поражения, куда они побежали, когда их обстреляли. Всё было усеяно мертвецами. Потом мы стали находить среди них и мёртвых врагов. По пути к "Призраку 4–6" мы подобрали трёх или четырёх раненых американцев. Если они могли идти, мы им помогали. Из-за этого мы стали вязнуть и уже были не в состоянии быстро отреагировать, если бы в нас ударил неприятель.

Что ж, мы всё-таки добрались до "Призрака 4–6", и он был весь изранен: рана в груди, раны в коленях. Но из всех раненых, на которых мы наткнулись, он, наверное, лучше всех соображал и ориентировался. Я восхищался им. У этого парня были железный дух и настрой. Мы организовали небольшой периметр и стали носить в него раненых. Снесли туда двадцать пять-тридцать человек, а то и больше.

Я должен был принять решение. Мы не могли взять всех. Их было слишком много. И я понимал, что мы не сможем вернуться сюда этой же ночью. До рассвета оставалось мало времени. Я попросил Дэниела Торреса, санитара, отобрать тех, кто был в наихудшем состоянии, кто выглядел так, что ночь не переживёт, чтобы мы могли унести их. Плюс тех, кто мог передвигаться самостоятельно или с незначительной помощью. Остальных мы собрали вокруг "Призрака 4–6".

Я сказал "Призраку 4–6", что не беру его в этот раз, что оставляю его за старшего и что вернусь утром. Ему это не понравилось, но он принял это. Затем я спросил Торреса, останется ли он с ранеными. Он был лучшим солдатом в моём взводе, приехал из Эль-Пасо, штат Техас, я его очень ценил. Ему тоже не нравилась идея оставаться, но он ответил, что останется.

Я оставил Торресу пулемёт М-60. Мы собрали боеприпасы и оружие у мёртвых и сложили рядом с ранеными, чтобы могли защитить себя, если до этого дойдёт. Когда мы сообщили им, что берём только самых тяжело раненых и ходячих, некоторые из ребят заявили "Я могу ходить" и поднялись. И кое-кто тут же свалился обратно. Принимая решение уносить худшие случаи, я надеялся, что вертолёты вернутся и заберут этих людей. Оказалось, что не вернутся, и это меня сильно разозлило.

Как бы то ни было, неровной колонной мы отправились назад; приходилось каждые несколько минут останавливаться, чтобы ходячие раненые могли догнать нас. Только трое не несли раненых: я в голове колонны, мой радист и ещё один парень с дробовиком позади всех. Как же я переживал, что враг ударит в нас сейчас, когда у нас не было способа защитить себя! Те, что тащили раненых, закинули винтовки на спину.

Ещё больше меня тревожило возвращение в наш периметр; оно беспокоило меня с первой минуты. Когда мы, наконец, подошли ближе, я всех остановил, и мы сгрудились в тени. Я знал, что мы очень близко, менее чем в двухстах ярдах от наших позиций. Я переговорил с капитаном Форрестом по рации и сообщил, что мы опасаемся входить, боимся, что нас расстреляют. Форрест подошёл к передней линии и осветил лицо фонариком. Он сказал: "Мы всех оповестили, все знают, никто стрелять не будет". Я же всё повторял, что мы боимся сдвинуться. Так что Форрест прошёл ещё пятьдесят ярдов навстречу к нам, по-прежнему освещая лицо светом.

В конце концов, я решился: "Ладно, заходим". Мы подняли всех на ноги и двинулись в путь. Мы были уже в нескольких футах от того места, где стоял Форрест, когда кто-то, конечно же, открыл по нам огонь со стороны линий роты "браво" 1/5[44]. Это рядовой из "лисьей норы" выпустил в нас целый магазин. Он стрелял низко, одному парню попал в бедро, двум другим — в ноги. Когда он, наконец, опустошил магазин, мы закричали и остановили его, и продолжили путь. Оказалось, этот парень спал в своей ячейке, когда давали предупреждение, и никто не разбудил его, чтобы донести до него сообщение. Проснувшись и увидев приближающуюся колонну, он решил, что мы ВНА, и открыл огонь. Всегда найдётся парень, который пропустит приказ мимо ушей; именно этот парень и подстрелит тебя, когда ты возвращаешься домой. Всегда.

Такие дела. Было около четырех часов утра, и весь остаток ночи мы находились в периметре и спали. Я тоже задремал. Перед рассветом меня разбудили. За ранеными начали подлетать вертолёты. Затем "села в сёдла" рота "браво" 1/5. Дождавшись эвакуации всех раненых, мы двинулись вслед за "браво" через район засады. Мы так и не попали на поляну "Олбани". Я видел её, наверное, в ста пятидесяти ярдах от себя. Мы опознавали и выносили своих мёртвых.

Как и обещали, мы прошли дальше и забрали и "Призрака 4–6", и санитара Дэниела Торреса, и ту группу раненых. Я перекинулся словом с "Призраком 4–6": "Я же говорил, что вернусь за тобой, а?" У него по-прежнему был отличный настрой. Не знаю, выжил он или умер, но если у кого-то и хватило воли выжить, то это был, конечно, тот человек.

Забрать погибших пригнали "Хьюи" и "Чинуки". Тела лежали всюду, многие исковерканы воздушными ударами, бомбами, артиллерией и АРА. Даже в Корее я не видывал ничего столь страшного. Капитан Форрест отправил меня со списком имён бойцов нашей роты и по одному человеку из двух других взводов, и мы шли по полю боя и всматривались во всех погибших американцев. Затем наши парни и бойцы из роты "браво" 2/7 получили задание снести их всех для эвакуации. Жуткое дело, ужасное. Некоторых разорвало на части артиллерией и ударами с воздуха. Пришлось использовать сапёрные лопатки, чтобы сложить их в плащ-палатки и нести. Скоро "пончо" закончились, и пришлось использовать одни и те же снова и снова, так что они стали скользкими от крови. Если я видел, что носильщики роняют ношу, я подходил и произносил слова полковника Хэла Мура, сказанные мне на "Экс-Рэй": "Чуточку уважения. Это один из наших".

Через неделю после возвращения в базовый лагерь, я заболел малярией и три месяца лечился в Японии. Когда я вернулся в роту "альфа", капитана Форреста перебросили на другую должность. Однажды вечером я сидел в сержантском клубе в Анкхе и вместе с другими сержантами пил пиво. Там оказался сержант из роты "браво" 2-го батальона 7-го кавполка, и он сказал: "Знаешь, а бой-то мы выиграли". Кто-то спросил: "Почему ты так решил?" И сержант роты "браво" ответил: "Я знаю, потому что сам считал мёртвых: там было сто два американских тела и сто четыре гука"".

Лейтенант Роберт Дж. Жанетт, "Призрак 4–6", командир взвода оружия роты "чарли" 2-го батальона 7-го кавалерийского полка, был парнем из большого города: вырос в Бронксе, учился в Городском колледже Нью-Йорка[45]. Там же присоединился к программе подготовки офицеров резерва и поступил в армию в феврале 1964-го. После основного курса подготовки офицеров и воздушно-десантной подготовки в конце весны 1964-го года Жанетт был отправлен в Форт-Беннинг. Его назначили во 2-й батальон сначала в качестве помкомандира стрелкового взвода, затем командиром взвода. Когда батальон перебросили во Вьетнам, 23-летний Жанетт был назначен командиром взвода оружия роты "чарли". Вот как лейтенант Жанетт повествует свою историю:

"В моём взводе оружия имелось, помню, три 81-мм миномёта. Фактически нас не вооружали как стрелковый взвод. Некоторые из нас имели при себе лишь холодное оружие. У меня была винтовка М-16. Думаю, были ещё один-два пулемёта М-60. Всё катилось тихо и мирно до тех пор, пока мы чуть не дошли до поляны "Олбани", района посадки. Тогда-то и раздался впереди огонь стрелкового оружия. Мой взвод устроил небольшой периметр.

Мы пробыли там пятнадцать или двадцать минут. Затем поступил приказ сформировать стрелковую цепь и двигаться на север. Зона высадки находилась от нас к западу, и там довольно интенсивно вёлся огонь из стрелкового оружия. Мы не очень далеко продвинулись со своим манёвром. Плотность огня увеличилась, так что нас накрыло полностью.

Что важно, видимость была невысокой, если ты не вставал, но теперь уже не вставал никто. В это время мы не видели манёвров противника. Помню, как пытался устроить периметр и определить направление огня. Старался выяснить, где находятся стрелковые взводы. По рации они сообщали о многочисленных потерях, говорили, что их санитар убит, и просили санитара. Я полз вперёд сквозь траву, пытаясь хоть немного продвинуться и определить, где находятся остальные бойцы роты "чарли". Тогда-то и повстречал своего "дружка", единственного вражеского солдата, виденного мной на тот момент. Он выстрелил в меня, я выстрелил в ответ. Я выпустил одну пулю, и мою М-16 заклинило. Он же палил в меня вовсю, и я шустро ретировался.

Вернувшись к своему периметру, я позаимствовал у кого-то пистолет 45-го калибра. К тому времени и нашей группе появились потери. До сих пор обстрел нас сковывал, но, похоже, не был направлен непосредственно на нас. Однако после того как я вернулся, нас обнаружили. И стали обстреливать из автоматического оружия, из винтовок, лёгких миномётов и гранатомётов; прямо над нашей позицией раздавались воздушные взрывы. Не помню, где в тот момент находились наши миномётные стволы. Приказ капитана Фесмира, переданный лейтенантом Доном Корнеттом, предписывал выдвигаться стрелковой цепью и ничего не упоминал об установке стволов. Возможно, мы где-то оставили их, когда отправлялись в этот скоротечный манёвр.

Теперь наши потери возросли; как могли, мы вели ответный огонь, но видимых целей в действи-тельности не было. Я старался направить парней обстреливать деревья вокруг нас. Мой взвод по-прежнему находился в периметре, все на одном участке, хоть и рассредоточены, но всё же вместе. Становилось совершенно очевидно, что мы окружены и в ловушке, ибо теперь нас обстреливали уже со всех сторон, со всех направлений. Два парня вызвались прорваться и привести помощь. Не знаю, что с ними сталось.

Тогда меня ранило в первый раз. Пуля попала в правое колено. В тот день в меня попадали ещё два или три раза, в том числе осколками от воздушных взрывов. Один раз винтовочная пуля ударила в стальную каску, прямо в лоб. Она пробила её, но была остановлена. Я почувствовал, как кровь течёт по глубокой морщине на лбу. Будь я проклят, если понимаю, как случилось следующее ранение. С того момента, как меня ранили в колено, я спиной лежал на земле. Но где-то там мне подстрелили ягодицы. Не оказалось ни санитара, никого, кто бы мог перевязать меня. Я лежал и истекал кровью. То же касается и всех остальных.

Никто не шевелился, не отползал. Рядом с нашим взводом находилось ещё несколько американцев, в лучшем укрытии. Вполне возможно, что нам доставалось от дружественного огня, но не было сомнений в том, что мы получаем огонь противника. Рацию настроили на частоту батальона. Я помню, как слышал переговоры, которые обычно не слышны по ротной сети: то сообщались направления для поддержки с воздуха, то лётчики запрашивали, куда сбрасывать напалм. Один раз я вмешался, чтобы сказать, что их напалм немного горяч, падает слишком близко от того места, где, как я думал, находятся наши войска. Не так близко ко мне, но я видел, куда он упал. Я хотел, чтобы там знали, что, быть может, скидывают его на своих. Мне приказали покинуть частоту: не хотели, чтобы чересчур много народу загружало эфир.

В любом случае, у меня имелась рабочая рация и хорошая частота, и я не собирался отказываться ни от одной из них. После того, как меня ранили, другие каналы просто вылетели из моей головы, и я боялся, что начну метаться по частотам из страха потерять связь. В конечном итоге, думаю, каналы батальонной сети поменяли. Я помню, что перестал слышать всю эту болтовню; позднее у меня появилась радиосвязь с другими людьми.

К тому времени почти все рядом со мной тоже получили ранения. Помню, как парни, засевшие в глубоком укрытии, кричали мне: "Лейтенант, уносите оттуда задницу". Я кричал в ответ, что двигаться мне трудно, что серьёзно ранен. Они кричали, что помогут мне ползти, а я им говорил, что ни за что не брошу рацию. Тогда случилось удивительное. В нашей роте был молоденький рядовой, которого постоянно шпыняли: дескать, лодырь, растяпа. Вечно в неприятностях. Посреди той перестрелки он поднялся, подошёл ко мне и сказал: "Я возьму рацию и помогу вам выбраться отсюда, лейтенант". Стараясь вытащить из-под меня рацию, он склонился надо мной, и тут пуля ударила ему прямо в сердце; он упал замертво. Недели спустя, уже в госпитале, я пытался выхлопотать ему посмертную медаль, но так и не получил ответа. А теперь не могу даже вспомнить его имя.

Когда стемнело, я по-прежнему оставался на той позиции. Я старался поддерживать связь хоть с кем-нибудь в бригаде, кто бы ни откликался. В бою наступило затишье, и вдруг я вышел на артиллерийское хозяйство. Северные вьетнамцы обходили район, мы видели их передвижения. Чаще группами, по двадцать, а то и больше человек, они окружали периметр в зоне высадки. До периметра было около ста пятидесяти ярдов, и противник находился как раз между ним и нами.

Не знаю, как я напал на ту артиллерийскую часть. Мне потребовалось немало времени, чтобы убедить их направить удар в этот район. Наконец, они выпустили один или два пробных снаряда с белым фосфором. Я не увидел падения ни одного из них, к тому же снаряды белого фосфора и близко не создают такого грохота, как фугасные. В конце концов, я убедил их посылать фугасы; и тогда я услышал их и направил обстрел на участок, на котором мы видели движение вражеских войск.

Я не предполагал, насколько эффективным оказался тот артиллерийский удар, пока не произошло два события. Вернувшись в Штаты несколько месяцев спустя, в военно-морском госпитале Святого Албана в Нью-Йорке я встретил человека, который участвовал в том бою, парня из 2-го батальона 7-го кавалерийского полка, который подошёл ко мне и поблагодарил за тот артогонь. Я ходил по коридору на костылях для моциона, и он подошёл ко мне тоже на костылях. Одна его штанина висела пустой. Он сказал, что тот артиллерийский удар отнял его ногу, но спас жизнь, и что он благодарен. Я был поражён. Позднее, приблизительно в 1971-ом году, мне пришлось выступать в качестве свидетеля в военном трибунале в Форт-Ливенворте, и там я столкнулся с сержантом Ховардом из роты "чарли". В бою он вместе с несколькими бойцами оказался на позиции впереди меня. Ховард рассказал, что всякий раз, когда к ним приближался противник, артудары приближались тоже и разносили его в пух и прах. Он сказал, что артиллерийский огонь стал единственным средством, что сдерживало врага и сохранило им жизнь. Приятно узнать, что сделал что-то хорошее. И мне же ещё приходилось спорить, чтобы выделили фугасы!

В какой-то момент я потерял чувство времени. Знаю только: до наступления темноты, после наступления темноты, — вот и всё. Помню, как в ту ночь я с кем-то разговаривал по рации, говорил, что слышим, как мимо проходят группы неприятеля, что слышим одиночные винтовочные и пистолетные выстрелы; что раздаётся возглас или крик, — а за ним следует одиночный выстрел. Я чертовски ясно понимал, что происходит. Противник добивал наших раненых.

Когда прибыл патруль помощи, я думаю, он подошёл ко мне с юга. Я направлял его к нам, стреляя из 45-го. На юге они подобрали нескольких раненых американцев, которые тоже настроили рацию на мою частоту. Когда пришёл патруль, я слышал, как его командир оговорился, что не ожидал такого количества раненых; что их количество его ошеломило. Помню, он спросил: "Кто здесь главный?" Я его слышал, но мозг мой долго не реагировал, пока, наконец, я не выдавил: "Сюда". Они привели с собой санитара, и тот сделал мне укол морфина. То был первый укол, первая медпомощь, которую я получил, — не знаю, — часов за двенадцать или даже больше. Санитар наложил мне на ногу жгут.

Командир патруля сказал, что не может взять всех: у него не хватало людей, чтобы всех унести. Сказал, что должен оставить меня и других с санитаром, что возьмёт с собой только самых серьёзно раненых. Помню, что после того, как они ушли, противник возвращался как минимум ещё раз. Группой из двадцати или тридцати человек. Мы видели, как движется противник; ночь стояла ясная, с яркой, почти полной луной.

После рассвета к нам пришло освобождение. Кто-то дал мне флягу. Я был сух, как спичка. Ночью санитар дал мне только один или два глотка. Когда пришла помощь, помню, я выдул целую фля-гу. Я помню, как меня где-то сортировали, может, на "Холлоуэй". Следующее, что я помню, как очнулся в больничной палате в Куинёне. За неделю до Йа-Дранга офицера-сослуживца из роты "чарли", Пола Бонокорси, перевели туда обеспечивать взаимодействие, и он там проведывал бойцов роты "чарли". Он сказал мне, что в то утро, когда мы отправлялись на "Олбани", в рапортичке о годных к службе значилось 108 человек, а на следующий день в отчёте о боевых действиях таких оставалось уже только восемь.

Я прибыл в Форт-Дикс, штат Нью-Джерси, в День благодарения 1965-го года, затем был доставлен в военно-морской госпиталь Святого Албана в районе Куинс, ближайший к моему дому. Я вышел из госпиталя в 1966-ом году, в День поминовения. Ещё три-четыре месяца наблюдался амбулаторно, затем был отправлен во временную отставку, которая в 1971-ом году сменилась на постоянную.

После этого меня ненадолго отозвали на действительную службу для дачи показаний на военном трибунале в Ливенворте. Разбиралось дело рядового роты "чарли", который упился до чёртиков за неделю до "Олбани". Он направил винтовку на своего сержанта и нажал на курок. Винтовка щёлкнула: то ли не была заряжена, то ли дала осечку. Затем он отправился застрелить командира роты. Он сидел на губе, когда нас драли в хвост и гриву. Его предали военному трибуналу и отправили в тюрьму, но в порядке обжалования приговор был отменён, поэтому было проведено новое разбирательство дела, и людей, которые могли бы выступить свидетелями, оставалось не так много".