Мы носим лица людей

Глава 12

Сверившись с навигатором, дядя Миша выруливает в заросший кривыми ветлами двор облезлого многоквартирного дома и глушит мотор. Он открывает дверцу машины, вытягивает из салона и ставит на заплеванный асфальт мои луивитоновские чемоданы.

– Даш, ты уж полегче со Светланой Сергеевной… Сама знаешь, она двух дочерей схоронила. А твоя выходка на поминках ее вообще чуть до инфаркта не довела! И… да: если нужны будут деньги – у нее не проси, сразу мне звони. Отец велел не давать тебе много, поэтому – извини…

Я лелею насчет папиных денег коварные и далекоидущие планы, но пока лишь кротко киваю.

– Обещаю, ни одна бабка не пострадает! – мрачно шучу и оскаливаюсь, однако дядя Миша, не оценив юмора, продолжает дозированно выдавать факты:

– Я серьезно, Даш. У них с твоим отцом сразу не сложилось, но раз уж ты решила наладить с ней отношения – слушайся ее во всем!

Срываюсь на смех:

– Ее воспитание бесценно! Одна дочь связалась с бандитом, другая откинулась от передоза… Как думаете, в кого здесь за лето превращусь я?

– Ну, брата твоего она как-то воспитывает… – Дядя Миша выгружает последний чемодан и хлопает дверцей багажника, а у меня от удивления лезут на лоб глаза:

– Кого?!!

– А отец тебе не говорил? После смерти твоей тети Светлана Сергеевна оформила опекунство над внуком. Ему сейчас лет семнадцать, что ли… Так… ничего не забыли? У меня суд через час. Звони! Будь умницей! – Не дав мне возможности прийти в себя, дядя Миша ныряет за руль своей колымаги и отваливает.

Просто прелестно.

Всю сознательную жизнь я была одна. А теперь оказалось, что у меня брат есть…

С грустью оглядываю коричневые блестящие на солнце чемоданы. Донести их до бабкиной квартиры дядя Миша, естественно, не додумался.

Хватаю их по два в каждую руку и, спиной вперед, вступаю в неизвестность сырого старого подъезда.

Мой палец с коротким обгрызенным до крови ногтем ожесточенно давит на черную пуговицу звонка, и за дерматиновой дверью раздается душераздирающий трезвон. В наступившей тишине шаркают шаги, дверь со скрипом отворяется, я втаскиваю чемоданы в тесную, воняющую корвалолом старческую прихожую.

Бабка моя – сухощавая женщина с фиолетовой химией – пускается в причитания:

– Даринушка, ну вот ты и приехала! Какая взрослая! Как на маму-то похожа! Хорошо, что в этого бандита не пошла! Вы с Максимушкой – оба в мамочек ваших… – Она лезет ко мне обниматься, от нее несет плесенью и старостью. Она очень похожа на иссохшую куклу, некогда бывшую моей матерью, но при этом проявляет признаки бурной жизнедеятельности, и мне хочется бросить все и в ужасе сбежать.

Борясь с тошнотой, вяло приобнимаю ее обтянутую цветастым сатином спину, оглядываюсь по сторонам.

Господи… и тут мне предстоит как-то жить?

Бабка проходит в гостиную, где меня окончательно охватывает уныние.

Типичный нищий бабушатник: потертый диван, полированный стол на трех ножках, горка с хрусталем, допотопный телик, прикрытый вязаной салфеткой… а в горке, среди хрусталя, на самом видном месте у бабули находится алтарь: в окружении искусственных цветов и выцветших открыток в рамке торчит старая чернобелая фотка, на которой одинаковыми улыбками сияют две совершенно идентичные светловолосые девочки моего возраста – моя мать и ее сестра-близнец.

Надо будет с этим что-то сделать. Потом.

– Ба, а где моя комната? – беззаботно спрашиваю я, и она указывает на притаившуюся за выступом горки дверь.

– Вон там. Располагайся. Максимушка поделится с тобой местом в шкафу.

Я на автопилоте иду следом за бабкой, но от услышанного мне делается дурно. Я буду делить комнату с каким-то идиотским Максимушкой?! Как она вообще себе это представляет? Да я же огрею его чем-нибудь в приступе паники, если он приблизится ко мне хотя бы на метр. Я воткну ему в глаз заточку или вырублю его шокером, которые теперь всегда при мне.