Глава 16

– Проснись и пой! – орет кто-то над моим ухом, и я пытаюсь спастись, прикрыв голову подушкой.

– Еще рано, Макс… – хриплю и тут же зажмуриваюсь. Какого лешего я так его назвала?!

– Ого! Она знает мое имя! – гогочет голос, и неведомая сила вырывает подушку из моих рук. – Я серьезно, Дань. Я в тебе нуждаюсь!

Услышав это, я буквально подпрыгиваю на кровати:

– В каком смысле?

Из-за своих утренних вольностей мне стыдно до одури. Хорошо, что он спал и ни о чем не догадывается… Однако даже сам факт пускания слюней в его плечо – огромная тень на моей и без того запятнанной репутации.

– Да в прямом! Мне нужно, чтобы кто-то постоял на шухере, потому что мои архаровцы тупо не отвечают на звонки, а у меня срочное дело! – Братец садится по-турецки у кровати, а я с сомнением разглядываю его прикид: вчерашние джинсы, рубашку и посылающую на три буквы футболку. А еще – убогие синие кеды с белыми носами и кружочками по бокам. Вьетнамские кеды!

Когда мой папаша учился в девятом классе, он гонял в таких в школу (я видела старые фотографии в альбоме).

Глаза братца в лучах полуденного солнца горят всеми оттенками мольбы, тревоги и ненормальности, и вместо желания поиздеваться меня пронзает иголка обезоруживающего сочувствия.

– Надеюсь только, что нас не посадят, – ворчу и выпутываюсь из одеяла.

– Не посадят! – заверяет Макс, достает из кармана грязно-зеленую шапочку и натягивает ее до бровей. – За мной!

В шапочке он сразу становится стремным…

Догадка, как молния среди ночи, ослепляет своей очевидностью: я видела его еще до того, как мы познакомились. Я видела его на фото на страничке тех, кто «носит лица людей».

Твою ж мать… Карманная обезьянка!

* * *

Застревая в трещинах асфальта каблуками и рискуя сломать ноги, я, ненакрашенная, бледная и хмурая, спешу за братцем. Я не знаю, на что подписалась, и неизвестность нервирует.

– Эй! Я слышала о вашей «святой троице»! Ли, Ротен и Кома… Ты кто?

Макс резко останавливается и недоуменно на меня смотрит, но тут же на его лице расплывается улыбка, превосходящая размерами старую калошу:

– Оу, все никак не привыкну к славе… А сама как думаешь? Кто я?

– Ты – Ротен[3]. Без вариантов! – Я отталкиваю его с дороги и иду дальше.

– Поверь мне, когда ты увидишь Ротена, ты сразу поймешь, что это он. Как и Ли. Я вообще-то Кома! И еще: ты идешь не в ту сторону… – Он легонько подталкивает меня за плечи в нужном направлении. – Чтобы узнать историю происхождения моего ника, необходимо пересмотреть художественный фильм «Безумный Макс: Дорога ярости»: если ты припоминаешь, там был бешеный и мегакрутой гитарист Coma-Doof Warrior[4]… – активно жестикулируя, вещает Макс.

Интересно, зачем ему так срочно понадобились деньги? Возможно, он хочет купить что-то для бабушки? Или ему нужны средства на учебу? Или захотелось модного шмотья? Надеюсь только, что деньгами, полученными от меня просто за готовность прийти на помощь, он распорядится с умом…

– …А на самом деле Кома я потому, что Комаров. Раньше меня все Комаром звали… – Макс смущенно улыбается и краснеет.

От присутствия рядом теплой родной души глаза вдруг начинает жечь, я тут же отвожу взгляд. Не к месту и не ко времени, но очень хочется, чтобы он взял меня за руку. Или обнял. Было бы здорово, если бы он меня обнял.

Мы подходим к скамейкам у торгового центра и садимся на самую крайнюю – напротив входа. Народа здесь сегодня почти нет – в погожие июньские деньки весь город разъехался по дачам и приусадебным участкам.

Чем сейчас занимаются Марта и Оля? Скорее всего, загорают у какой-нибудь городской лужи, чтобы потом полгода трепаться о том, что южный загар ложится ровнее, чем загар средней полосы… Надеюсь, что они никогда не узнают, где я сейчас нахожусь и чем занимаюсь.

Становится жарко, кожа зудит, я изнываю от неизвестности, а Макс уже двадцать минут напряженно смотрит на крутящиеся двери торгового центра и молчит.

Так же молча он неожиданно срывается с места и решительно подходит к изящной девушке с красной герберой в руке. Он что-то быстро ей говорит, наклоняется и целует взасос.

Я беспомощно щуру глаза. Что он делает? Зачем он притащил меня на свое свидание? Стараюсь не смотреть в их сторону, но взгляд непроизвольно возвращается к происходящему между Комой и его девочкой.

Иррациональная, но дикая боль поднимается из глубин грудной клетки. Я ковыряю до крови заусенцы, губы кривятся и дрожат.

Я вас умоляю, ну сколько можно…

А потом я перестаю вообще хоть что-то понимать.

У скамеек, визжа шинами и поднимая клубы пыли, как попало паркуется легковушка, из нее выбегает разъяренный здоровенный мужик. Он подбегает к парочке, за плечи оттаскивает девушку от Макса и с размаху бьет тому кулаком в табло. Макс теряет равновесие и приземляется на асфальт, а девушка покорно плетется за здоровяком к машине. На ходу она сует в руки моего братца герберу и подмигивает.

Снова взвизгнув шинами, авто уезжает.

Макс, потирая щеку, возвращается к скамейке.

– Вот. Держи. – Он отдает мне цветок и садится рядом.

Раньше мне никогда не дарили цветов – мой ненормальный братец, которому только что снова разбили рожу, додумался до этого первым из всего человечества.

– Что это было?.. Что происходит? – завожусь я.

– Это клиент… Ей показалось, что парень к ней охладел, просила помочь вызвать у него ревность…

– Зачем здесь нужна была я? Чтобы в случае чего вызвать полицию?!

– Или скорую, – кивает Макс.

– Ты больной? Где твои чертовы друзья?!

Моя растерянность грозит превратиться в полновесную бешеную истерику, но Макс стягивает с головы шапочку, проводит ладонью по челке и, рассматривая свои пыльные кеды, отвечает:

– Она написала только сегодня утром, я не смог до них дозвониться. Она заплатила хорошие деньги…

Не смотри на меня так, я целовал ее без любви! – И он ржет.

Ненормальный.

Ненормально и то, что сегодня меня почему-то не тянет спрятаться от всего мира в ванной.

Загрузка...