Мы разминулись на целую жизнь.

г. Таганрог. 2006 год.

Телевизор в номере сегодня выполнял целых две функции: голубовато-белым сиянием немного разбавлял мрачную тьму и создавал звуковой фон. Телеканал «Музтв» передавал какой-то то ли юбилейный, то ли старый концерт. Огромный, сверкающий искусственной улыбкой, Басков надрывался, исполняя бывшую когда-то хитом песенку.

Я для тебя не буду

Звёзды хватать в охапки,

Не потому, что трудно,

Не потому, что жалко.

Просто на этом небе,

Как бы оно ни злилось,

Нет ни одной заветной,

Чтобы с тобой сравнилась.

Лёка лежала на кровати, лицом вниз, и тяжело дышала в подушку. По смятому покрывалу были разбросаны пустые пакеты из-под молока и несколько блистеров с таблетками. Очередной приступ боли только-только закончился, и теперь можно было немного отдохнуть – от нескольких минут до получаса, смотря как повезет.

В который раз Лёка приняла твердое решение завтра же отправиться к врачу. Прямо с утра. Или вызвать врача на дом – еще лучше! А, с другой стороны, чем поможет врач? Назначит кучу анализов, будет сочувственно качать головой, строить предположения. Но менее больно от этого ведь не станет!

Правильно. К черту врачей. Нет к ним доверия. Ведь Сашку они спасти не смогли…

Я буду руки твои целовать,

Я стану грустью в улыбке твоей,

И нам никто не посмеет мешать,

И не отнимет у нас этих дней.

Я буду руки твои целовать,

Забыв, как мальчик, о смене времён,

Не торопись эту сказку прервать,

Он так хорош, мой нечаянный сон.

От стены донесся громкий стук. Забавно – видимо, соседи не любят Баскова. К черту соседей. Нет сил подняться, нет сил даже пошевелиться – слишком страшно, вдруг снова вернется боль.

Может быть, уехать отсюда? Завтра же собрать сумку и отправиться в Ростов. А там – аэропорт и Питер. Хорошая идея?

Телефон на тумбочке странно вздрогнул и разразился заунывной трелью. Лёка, застонав, протянула руку и, странно вывернувшись, взяла трубку.

– Алло, – прохрипела она.

– Ты простыла? Как ты умудрилась?

Янка. Ну, ясное дело, кто же еще! Только у них с Серегой есть этот номер.

– Я не простыла. Живот болит опять. А когда звонишь – здороваться надо, тебя в детстве не учили?

– Ты когда к врачу пойдешь? – возмутился голос в трубке, но интонации несколько смягчились. – Привет. Я звоню узнать, как у тебя дела. Была у родителей?

– Нет, – Лёка свернулась в клубочек, зажимая одной рукой трубку, а другой – собственный живот, – Я ездила, но забыла номер их квартиры.

– Идиотка. А позвонить им ты не догадалась?

– Телефон остался в номере. Ян, я сейчас умру.

– Девочка моя бедная! – голос расстроился, в нем появились явно сочувственные нотки, и через секунду тут же сменились возмущением. – Башка безмозглая! Вызови скорую немедленно и прекрати мучиться!

– Не ори, – простонала Лёка чуть слышно. Её снова скрутило, – Завтра вечером звони, я уже съезжу к ним. Банде привет.

Она резким движением отбросила трубку на пол. Ну и голос у Яны! Разносится из трубки по всему номеру – возмущенный, кричащий. Или это связь в Таганроге такая хорошая?

Словно ответом на вопрос по номеру разнесся ощутимый удар в дверь. Очевидно, соседи решили, что стучать в стену – малоэффективное занятие, и сменили метод. Лёка затаилась на кровати, пережидая еще один приступ боли. К черту соседей. Постучат – и уйдут. К черту Янку. Покричит – и положит трубку.

Стук в дверь и Янин голос исчезли из эфира практически одновременно. Лёка вытерла с лица непрошенные слёзы и снова зарылась в подушку.

Ну что за люди! То дрель, то звуки скрипки, то – вот теперь – ужасная музыка, громыхающая даже через стены. Женя в последний раз стукнула кулаком в дверь и вернулась в собственный номер, часто моргая и поддерживая расползающиеся полы халата.

Это был действительно тяжелый день. Видимо, настолько тяжелый, что даже галлюцинации начались. За плотно запертой соседской дверью Жене явно послышался голос Яны. Приглушенный, искаженный, но очень знакомый и родной.

Красное в огонь навсегда

Белое в ладонь как вода

Слезы по щекам снизу вверх

Только не летай выше всех

Там стальные стены, там слепые вены

Слишком откровенно, а я…

Любитель Баскова сменил пластинку. Женя швырнула подушкой в стену и рассмеялась. Ну и люди! Ну и Таганрог! Два часа ночи, а вот – смотри ты, не спится кому-то. Наверное, гуляют. Отмечают что-то, веселятся. Ладно, пускай. В конце концов, не так уж и громко…

Халат плавно опустился на стул. Женя погладила собственный живот и забралась в постель. Большая подушка очень удобно уместилась в кольце рук. Так славно… Так тепло. Как будто ты – где-то рядом. Как будто я обнимаю тебя и знаю, что буду обнимать так всегда. Я люблю тебя, Леночка. Спокойной ночи.

…В плену, но без тебя

Одна не насовсем

А только до утра

В последний раз

В плену, но без тебя

Зачем, зачем, зачем

Еще одна душа

Сгорит сейчас

А только до утра. В последний раз.

г. Таганрог. Сентябрь 2004 года.

Инна не ошиблась – она действительно разглядела на узкой проселочной дороге отцовскую машину. Зеленая «шестерка» сделала вираж, нагло пересекая две сплошные, и остановилась на обочине. С водительского места вышел невысокий пожилой мужчина, с редкими остатками волос на голове и бесконечно обаятельной улыбкой. Следом за ним из машины выбралась женщина – молодая, на вид едва ли старше Инны, красивая и держащаяся очень прямо и почти аристократически.

– Николай, – отец пожал руку дяде Олегу и только после этого притянул к себе дочь, – Привет, Инчонок.

– Олег.

– Наталья, – представилась женщина, – Инночка, привет.

– Привет, – Инна выпуталась из крепких объятий отца и поцеловала Наташу в щеку, – Как доехали?

– Заблудились немножко, мне даже пришлось выступить в роли штурмана. Представляешь? Я по карте искала дорогу. Это так весело! Я уже сказала Коле, что обратно мы поедем другим путем, подлиннее. Олег, вы Лизин дядя, да? Инна про вас рассказывала. Очень приятно наконец-то познакомиться лично. А почему вы здесь нас ждете?

– Мы же не знали, что ты у нас великий штурман, – улыбнулась Инна, – Решили подстраховаться. Хотите ноги размять или доедем до дома? Тут минут пять езды.

– Поедем, – кивнул Николай Валерьевич, – Разминаться будем позже.

Возражений ни у кого не возникло, и через обещанные пять минут автомобиль уже припарковался рядом с Инниной «Тойотой» и приветливо распахнул свои дверцы. А с крыльца к забору уже медленно шла растерянная бледно-синяя Лиза.

Она смотрела, как Инна смеется чему-то, обнимая отца, и чувствовала странный холодок в коленках.

– Мась! – наконец-то, её заметили. И не просто заметили, а шагнули навстречу, ухватили за руку и даже приобняли немножко. – Знакомься. Это мои мама и папа. А это – моя Лиза.

– Рад, – коротко улыбнулся Николай Валерьевич, – Я бы с радостью предложил тебе называть меня папой, но, боюсь, возникнет путаница, поэтому предлагаю остановиться на дяде Коле. Согласна?

– Да, – противный комок ухнул из горла вниз и растворился где-то в области коленок. Лиза даже засмеялась радостно, – Очень приятно!

– А я – просто Наташа, идет? – подключилась к разговору женщина. – Тети и дяди навевают на меня страшную тоску, и потом, я за демократию.

– При чём тут демократия? – поинтересовался несколько оскорбленно дядя Олег. – Не понимаю.

– Ни при чём, – радостно ответила Наташа, – Просто из длинных слов я сейчас вспомнила только это.

Через час члены семьи Ломакиных уже и не помнили, что познакомились с четой Рубиных только сегодня: Лёша, дядя Олег и Николай Валерьевич дружно разводили огонь в мангале, пили пиво и периодически смеялись над чем-то. Тамара Федоровна и Наташа наперебой пели Даше песенки и умильно качали головами. А Лиза и Инна на кухне нарезали крупными кусками помидоры и тихонько разговаривали.

– Сколько лет твоему папе? – спросила Лиза, доставая из буфета большое блюдо и укладывая на него листья салата. – Он так молодо выглядит…

– Сорок семь. Маме – сорок один. Они и правда еще молодые.

– Но как? Не могли же они тебя в десять лет родить!

– А они меня и не рожали, – Инна улыбалась, не отрывая взгляда от разделочной доски и оглянулась лишь когда Лиза за её спиной уронила на пол тарелку, – Мась, ну какая разница? Они меня удочерили, когда мне было восемь.

– Ты никогда не говорила… – Лиза расстроено принялась подметать осколки. Она вдруг поняла, что очень мало знает о Инниной семье, и о её прошлом тоже.

– А смысл? Они мои папа и мама, других у меня нет, да и не надо. Зачем говорить?

Инна дождалась, пока Лиза уберет веник, подошла и крепко обняла её за талию.

– Я люблю тебя, – прошептала в ухо, – И доверяю тебе. Понятно?

– Тогда почему ты мне ничего не рассказываешь? – Лиза погладила Инну по спине и с наслаждением поцеловала её теплые губы.

– Просто к слову не пришлось…

Они упоенно целовались, когда от двери раздался тихий кашель.

– Девочки, простите, не хотел вам мешать, – в голосе Инниного отца не было ни грамма раскаяния, – Лиза, твой дядя отправил меня за топором, но я никак не могу его отыскать. Ты мне не поможешь?

– Конечно, – краска на щеках еще не сошла, еще горели губы от недавнего поцелуя, и Лиза резко рванулась в сторону выхода. Она не видела, как за её спиной Инна обменялась с отцом понимающими улыбками.