Мы разминулись на целую жизнь.

г. Таганрог. 2006 год.

– Утром мы сделали вид, что ничего не было, – закончил Алексей, – Она проводила меня на вокзал, усадила в поезд и помахала рукой.

– И всё? – удивилась Лиза. – А как ты узнал, что она беременна?

– Я же сказал, от Кристины, – в голосе Лёши снова появилась злость, – Она мне рассказала, я сразу кинулся Жене звонить. Бесполезно – она сделала вид, что меня не слышит, и повесила трубку. Вчера я к ней ездил в гостиницу. Так она мне даже дверь не открыла.

– А ты уверен, что она была в номере? – поинтересовалась Инна.

– Уверен. Ключей-то не было у дежурной – значит, в номере.

Лиза вздохнула и еще крепче сжала Иннину руку. Лёша уже перестал пить, и теперь просто сидел, обхватив ладонями голову – уставший и несчастный мужчина. Обманутый и, пожалуй, брошенный.

– Да, кстати, – сказал он через несколько минут, словно что-то вспомнив, – Лиз, как фамилия у твоей бывшей?

– У Лёки? Славина. А что?

– А то, что она здесь, в Таганроге. И живут они с Женей в соседних номерах. Так что готовь валерьянку. Похоже, что нам всем предстоит веселая неделя.

Женя разомкнула объятия и нежно погладила Лёку по щеке. Они стояли в темном парке, прижавшись друг к другу, и ни одна, ни вторая не хотели разрывать поцелуй.

– Поехали домой, – вздохнув, попросила Женя, пряча взгляд от вызывающе-ярких, требовательных синих глаз, – Поздно уже, да и похолодало.

Лёка ничего не ответила. Просто нашла ладонью холодную руку и пошла по аллее.

Они снова молчали. В такси Женя села на переднее сиденье – ей нужно было подумать, а для этого необходима была голова трезвая и ясная.

Вот так поворот, размышляла она, до боли сжимая собственные пальцы. Кристина обманула – нет у Лёки никакой семьи, да и не изменилась она ни капельки. Говорит о том, что боится мне больно сделать, а на самом деле переживает, как бы самой страдать не пришлось. Вот приедем мы сейчас, проведем вместе ночь, а дальше что? То ли воля, то ли неволя… То ли любовь, то ли боль очередная.

Нет, не нужно. Она-то, конечно, сейчас в меня вцепится, как в единственное светлое пятно в жизни. И какое-то время мы даже счастливы будем. А потом? Потом заскучает, привыкнет – и снова с флагом на амбразуры, искать чего-то. Нет. Была бы я одна – согласилась бы, пожалуй. А ребенку такие стрессы ни к чему.

Одна ночь. Пусть это будет только одна ночь – я ведь заслужила это, правда? Хочу заснуть в её объятиях и проснуться рядом. Нет, даже спать не буду. Просто смотреть на неё, целовать лицо, гладить непослушные волосы, впитывать в себя. Запомнить, зная, что это – последний раз.

– Какая-то мелодрама дешевая, – пробормотала Женя, мигом на себя разозлившись, и продолжила уже мысленно, – Как хорошо, что мы не встретились тремя годами раньше. Тогда я бы бросила всё и летала от счастья. Да что там говорить – я бы в обморок грохнулась, только увидев её. А теперь не так всё. Не стоит эта девчонка таких жертв. Совсем не стоит.

Смешно – их не хотели пускать в гостиницу. Вернее, Женю как раз пустили с удовольствием, а у Лёки потребовали зарегистрироваться. Рыча и ругаясь сквозь зубы, она повиновалась и сняла тот же номер, что и раньше.

В лифте попыталась поцеловать, но Женя игриво вывернулась. Она разрывалась на части и ненавидела себя за это: одна сторона её кричала от счастья, а другая лупила ржавым кулаком по голове и кричала нечто совсем противоположное.

– К тебе или ко мне? – спросила Лёка, когда они доехали до своего этажа.

Глупый вопрос. Всё – глупо. И женщина эта, стремительная, порывистая, дрожащая в предвкушении – она напоминает кого-то из юности, но она не Лёка, не Лёка…

Оказавшись в номере, Женя уже была на грани истерики. И непостижимым образом Лёка это почувствовала. Усадила в кресло, сама устроилась в ногах, подышала на холодные ладони, и попросила, сверкая синими глазами из-под челки:

– Мелкая, успокойся. Я не буду на тебя набрасываться. Давай раздевайся, укладывайся в кровать, а я пойду спать в свой номер. Благо, он у меня снова есть.

Женя глубоко втянула в себя воздух, посмотрела на любимое лицо, и всё поняла. Впервые за вечер ей стало тепло. Всё-таки Лёка. Она. Всё-таки не всё в ней умерло и исчезло. Что-то живое, родное, нежное, есть, и вот оно – блестит в глазах, звучит в извиняющемся голосе, оседает дыханием на ладонях.

Она наклонилась и пригладила непослушную прядку волос. Поцеловала мокрый лоб. Улыбнулась.

– Идем в постель, – шепнула тихонько, – Всё хорошо. Идем.

Лёка молча поднялась, ни на секунду не выпуская из руки уже согревшуюся ладонь, и потянула Женю за собой. Кружилась голова, и шаги были какими угодно, но только не уверенными.

Около кровати они остановились, утопая по щиколотку в ворсе ковра, и глядя друг другу пристально в глаза. Женя с удивлением почувствовала полузабытую дрожь в теле. Мурашки опускались от груди к бедрам и мешали ровно дышать.

– Хочешь, я тебя раздену? – всё так же, шепотом, спросила Женя и провела кончиком пальца по застежкам Лёкиной рубашки. – Или железные леди всегда раздеваются сами?

Тихий смех не помог убрать дрожь, но смелости прибавил. Лёка просунула ладони под Женину блузку и коснулась горячей кожи. Погладила – осторожно, ласково, и прошлась по животу.

– Ты располнела, – хрипло получилось, очень хрипло.

– Нет, это у тебя за эти годы поменялись эталоны красоты, – улыбнулась в ответ Женя и одним движением стянула с себя блузку, – Посмотри. По-моему, стало только лучше… Или нет?

Лёка судорожно сглотнула. Мурашки потихоньку сменялись возбуждением, и это было так необычно, так прекрасно. Она обняла Женю за талию и привлекла к себе.

– Мне нравится, – с возбуждением вернулась и смелость, – Так даже лучше, чем было. Помнишь нашу первую ночь? Сегодня ты не боишься?

– Сегодня боишься ты, – Женя показала язык, ухватила Лёку за руки и попыталась уложить на кровать, – Я буду совратительницей, искусительницей, развратницей и так далее. А ты – маленькой девочкой, невинной и испуганной.

– Тебя посадят за педофилию, – Лёка смеялась, – А меня – за развращение взрослых. Сядем вместе?

– Лучше ляжем.

Воспользовавшись секундным промедлением, Женя удвоила напор и опрокинула Лёку на кровать.

– Так, штанишки… – пробормотала она задумчиво, устаиваясь сверху на Лёкины бедра, – Предлагаю их не снимать.

– Как не снимать?! – возмущенно вскинулась Лёка, безуспешно пытаясь сбросить с себя наглое тело. – Что еще за дискриминация? Я и обидеться могу.

– Обижайся, – согласилась Женя, – Мне нравятся маленькие обиженные девочки.

С этими словами она улеглась на Лёку, обхватила ладонями её лицо и нежно поцеловала в губы. У Лёки сразу пропало всякое желание спорить. Руки уже не слушались её – сами собой опустились на обнаженную спину и скользнули по ней к ягодицам.

– Запрещенный прием, – возмутилась Женя, прерывая поцелуй и перекатываясь на спину.

– Хватит болтать, – теперь сверху оказалась Лёка. И уступать лидирующую позицию не собиралась.

Они снова растворились в жадном поцелуе. Лёкины руки быстрыми движениями исследовали Женино тело, не пропуская ни единого участка обнаженной кожи. Застежка брюк моментально сдалась под жадными пальцами, открывая доступ к всё новым и новым открытиям.

Женя откинула голову назад и зажмурилась, когда Лёкины губы отправились ниже по её телу – целовать, ласкать, и доставлять невыразимое удовольствие.

– Не торопись, – простонала она, почувствовав поцелуи уже на животе, – Я уже давно не умею заводиться с пол оборота.

– Ах, какие мы старые, – восхитилась Лёка, встала на колени и принялась стаскивать с Жени брюки, – Нужно проверить, не заросло ли у тебя там всё?

Женя ахнула от возмущения, поболтала ногами, завершая процесс стаскивания брюк, и тоже подскочила на колени.

– Затянулась бурой тиной, – продекламировала она старческим дребезжащим голосом, и резким движением разорвала на пораженной Лёке рубашку, – Гладь старинного пруда. – Рубашка улетела в сторону, а сильные руки нащупали застежку бюстгалтера, – Ах, была, как Буратино я когда-то молода.

Через секунду легкомысленный белый лифчик отправился вслед за рубашкой. Женя снова показала Лёке язык, самый его кончик, привлекла её к себе, насладилась секунду прикосновением холодной груди, и поцеловала недовольно сморщенный нос.

– Я хочу тебя, – сказала просто, но со сбивающей с ног откровенностью, – И если ты не найдешь просвета в бурой тине, то мы обязательно попросим у дежурной секатор.

– Договорились, – выдохнула Лёка и опрокинула Женю на кровать.