Мы строим дом

15

Мария Ивановна стояла у зеркала в одной сорочке. Она вскрикнула и заметалась по комнате. Захар, глядя на её молочно блестящие руки, прошептал:

— Я извиняюсь!

— У тебя много денег? — спросил Игорь. Накидывая халат, Мария Ивановна причитала:

— Что с тобой, Игорёк. Боже мой, он пьян. Как вам-то не стыдно, Захар Борисович.,

Игорь, глядя на мать, сказал:

— Я не пьяный. Вот он пришёл к тебе за деньгами. Четыре тысячи. Он говорит, что у тебя много. Что ты… — Игорь не мог сказать последнего страшного слова и замолчал, не зная, что ещё можно сделать.

Он посмотрел на мать и вдруг заметил, что её щеки дрожат, как тогда, когда она стояла на коленях перед Лизой, и он подумал, что она сейчас, в присутствии Захара Кызымова, тоже может встать На колени и сказать, что у неё есть деньги… Это будет ужасно не потому, что она унизит себя перед Захаром, а потому, что она сознается вта-йом преступлении, хуже и постыднее которого может быть только измена Родине.

Он не знал» как ему поступить, чтобы этого не произошло. Проще всего вытолкать Захара и уйти самому. Тогда никто ничего не узнает и всё останется по-старому. Ведь не вошёл же он, когда мать стояла на коленях перед Лизой. Вот как легко и просто можно остаться в стороне: никто ничего не узнает, и все будут думать, что ты приличный, уравновешенный человек, который оберегает свою честь. И никому в голову не придёт, что такое сбережение чести есть бесчестность и трусость.

Стул, на котором полчаса тому назад сидела Лиза, всё ещё стоял на старом месте около дивана.

Игорь с размаху положил свои ладони на спинку стула и крепко сжал пальцы. Всё это успокоило его, и он даже сумел объяснить, зачем он привёл Захара сюда, вместо того, чтобы самому поговорить с ним:

— Я стоял у окна, когда ты разговаривала с Лизой. И всё видел. Вот потому я и привёл его. Сам я не знаю, что сказать. Раньше знал, теперь не знаю.

Мария Ивановна истерично рассмеялась, отчего щёки её покрылись красными пятнами и задрожали ещё сильнее. Она выдернула верхний ящик комода и, погрузив голые руки в пёстрый ворох тряпья, начала рыться в нём. Какие-то воздушные шарфики, ленточки, чулки взлетали вверх, перевешивались через края ящика и падали на пол. Казалось, она месит необыкновенное пёстрое тесто, роняя на пол его лёгкие прозрачные куски. Не переставая смеяться, она выбросила на стол сберегательную книжку:

— Ревизоры, — рыдающим шёпотом произнесла она. — Нате. Проверяйте…

— Да что вы… — стыдливо произнёс Захар и молитвенно сложил пухлые ладони на груди. — Кто же посмел бы подумать?..

Но в то же время, лаская взглядом серенькую книжечку, он медленно двинулся к столу. Он приближался, шаркая подошвами, так, словно делал почтительные реверансы. По лицу его разлилось умилённое сияние.

И вот только сейчас, в эту минуту понял Игорь, как гадок сможет быть человек в своей самой низменной страсти, в преклонении перед собственностью. Никакие лекции о пережитках капитализма не могли бы внушить большего презрения к деньгам, чем этот отвратительный танец.

Ощущение, похожее на тошноту, охватило Игоря. Он сморщился словно от боли и крикнул:

— Ну, давай скорее. Чего там!

Поклонившись в последний раз, Захар отставил мизинец и деликатно «взял книжечку. Толстое лицо его побледнело. Он развернул книжечку, заглянул на ту страницу, где был подведён итог многолетней финансовой деятельности Марии Ивановны, и тут щёки его начали меркнуть, как бы покрываясь тончайшей пылью.

Он вздохнул и аккуратно положил книжечку на прежнее место. Но когда Мария Ивановна свысока поглядела на него, ей показалось, что он смотрит на неё одобрительно и даже подмигивает, давая понять, что ему всё ясно и что его провести не так-то просто.

— Ревизоры, — презрительно повторила Мария Ивановна. — Всё проверили?.

— Бывает, — понимающе прошептал Захар и начал пятиться к двери.

— Нет, подождите, — вдруг приказала Мария Ивановна таким сильным и властным голосам, что Игорь с удивлением посмотрел на неё.

Она стояла величественная и гневная.

— Я знаю, о чём вы думаете, — продолжала она. — Я поняла вас. Вы думаете, у меня деньги спрятаны. Перед сыном меня позорите. Самое дорогое хотите отнять! Ну, этого не выйдет. Не дам. Я за сына драться буду со всем светом. А теперь уходите, чтобы духу вашего здесь не было. Уходите, подлый вы человек.