Мятеж броненосца «Князь Потемкин-Таврический»

Глава шестнадцатая. РУМЫНСКИЙ ЛЯП

По выходу из Одессы судовой комиссии «Потемкина» с большим трудом удалось восстановить порядок на корабле. На «Потемкине» снова (в который уже раз!) практически начался бунт против компании Матюшенко. Команда не желала больше бунтовать и хотела идти с повинной в Севастополь. Разумеется, это не входило в планы Матюшенко. Может, кого-то там бы и простили, но его однозначно в Севастополе ждала петля. Поэтому с несогласными матросами члены судовой комиссии расправились круто. Только страх матросов перед безжалостным «товарищем Афанасием» помог как-то спасти ситуацию. Утром 19 июня члены комиссии собрались на заседание для обсуждения создавшегося положения и плана дальнейших действий. Заседание вел матрос Дымченко, во всех своих бедах члены комиссии обвинили предателей с «Георгия» и своих кондукторов во главе Алексеевым Члены комиссии постановили при первой возможности высадить кондукторов на берег вместе с Алексеевым. Есть сведения, что Матюшенко высказался за казнь предателей, но так как мятеж уже шел на спад и все уже думали, что будет с ними потом, это предложение не прошло. Чтобы ужесточить власть на корабле и сосредоточить ее в самых надежных руках, Фельдман предложил избрать исполнительный комитет в составе Матюшенко, Костенко и Резниченко для централизованного руководства и управления броненосцем Комитет должен был «выполнять роль командира и отчитываться в своих действиях перед комиссией».

Потом был обсужден вопрос о цели похода. После недолгих споров решили идти в Румынию и попытаться достать там угля, воды и провизии. Кроме того, рассчитывали получить из иностранных газет сведения о ситуации в Севастополе, а вдруг там началось восстание! Кроме этого матросов заставили добровольно-принудительно сдать все свои сбережения в общую кассу.

Обсудила комиссия и вопрос о флаге. Вопрос был действительно непростой; под каким знаменем нести свободу народам? Еще в начале мятежа некоторые горячие головы предлагали поднять над «Потемкиным» красный флаг, но более осторожные их не поддержали. И правильно сделали, так как по всем международным законам красное полотнище считалось пиратским флагом. Корабль, поднявший его, сразу же выпадал из правового международного поля, и с ним следовало поступать как с пиратским судном, т.е. военный корабль любого государства, встретив пирата, должен был его уничтожить.

Читатель, может быть, вспомнит знаменитого премьер-министра Англии лорда Чемберлена, заявившего в начале 20-х годов, что любой корабль Советской России под красным флагом является пиратским и подлежит обязательному уничтожению. Тогда заявление лорда вызвало в СССР большой резонанс, писались плакаты с кукишами и лозунгами: «Наш ответ Чемберлену!», «Лорду в морду!» и т.д. Формально лорд был, однако, прав, но в это время за спиной у судов под красными флагами уже был СССР, вступивший в полосу международного признания. Поэтому вскоре статья о пиратских красных флагах была без лишнего шума из международного морского права изъята, и красные флаги более уже никого не раздражали. Но в 1905 году ситуация была, как мы понимаем, совершенно иная!

Именно поэтому «Потемкин» до этого и ходил под своим старым Андреевским флагом. Почему Матюшенко, Фельдман и Березовский пошли на такую провокацию, понять сложно. Мне думается, что не от большого ума, В своих воспоминаниях они писали, что просто хотели поднять дух команды. Не знаю уж, как поднялся дух команды, но международный приговор они новым флагом себе подписали. На громадном куске кумача корабельные маляры Старцев-Шишкарев и Сучкин написали с одной стороны: «Свобода, равенство и братство», а с другой «Да здравствует народное правление!» Надпись предложил Березовский. Знамя натянули на деревянную раму и подняли к гафелю, чтобы его издалека могли видеть проходящие суда Надпись, разумеется, издалека прочитать было почти невозможно, однако цвет флага говорил сам за себя… Так была сделала еще одна ошибка, почти фатальная!

Шифрованные телеграммы Департамента полиции — губернаторам и градоначальникам в Симферополь, Херсон, Екатеринослав, Ростов-на-Дону, Новороссийск, Батум, Керчь, Тифлис, Новочеркасск, 17 июня: «Побережью Черного моря ходит броненосец Потемкин, команда коего взбунтовалась, перебила офицеров, грозит бомбардировать целях восстания, уже исполнила угрозу Одессе… Остальные суда эскадры, вышедшей вместе Потемкиным из Севастополя, неизвестно где. Признается необходимым предупредить вас ввиду наличности вашем ведении портов побережья».

Террор, установленный Матюшенко и его подельниками, был в эти дни особенно жесток. Оставшимся на корабле кондукторам-сверхсрочникам ежедневно угрожали расстрелом. Не видя иного выхода, многие из них бросали в бутылках в море прощальные записки семьям, в надежде, что те достигнут адресата. Одну из таких бутылок через пару дней ветер прибил в Каркинитский залив, где она была вскрыта. То оказалось прощальное письмо потемкинского шкипера Т. Зубченко: «Православные люди! Прошу сообщить и моей дорогой жене и деткам, что я умираю не от врага, а от руки своего брата. Был два раза на смертном одре, т.е. 14 июня и 16. По милости трюмного механика Коваленко, артиллерийского кондуктора Шонарева, старшего боцмана Мурзака я оставлен еще на мучения и каждую минуту жду смерти, только не знаю, какова она будет. Дорогая Маруся, прошу, прости меня. Я умираю за Веру, Царя и Отечество. Крепко обнимаю предсмертной рукою. 19 июня 1905 г. Ответ не пиши, а похорони меня на севастопольском кладбище».

Письмо крайне интересное, и говорит о том, что разделение на корабле на сторонников и противников мятежа на «Потемкине» происходило вовсе не по придуманной историками схеме: все матросы — революционеры, все сверхсрочники — контрреволюционеры. Сторонники мятежа, как и его противники, имелись среди всех категорий оставшихся на броненосце моряков. При этом противники продолжения мятежа постоянно испытывали на себе очень жесткий, порой даже жестокий, прессинг со стороны революционеров.

19 июня в 18 часов «Потемкин» вошел на рейд Констанцы. Обставлено это было со всей возможной торжественностью. Корабельный триумвират хотел продемонстрировать румынам знание военно-морского этикета. Отсалютовав 21 орудийным выстрелом (любопытно, что данный салют является государственным, но какое государство в данном случае представлял «Потемкин», сказать сложно!), броненосец стал на якорь. Вскоре на его борт поднялся комендант порта капитан-лейтенант Негру. Он явился на броненосец в сопровождении офицера и двух портовых чиновников. На палубе «Потемкина» их встретил почетный караул из 30 человек, и прозвучал новый артиллерийский салют. Матюшенко, Фельдман и Березовский старались соответствовать международному морскому этикету. Румынских представителей пригласили в кают-компанию, рассказали о восстании, вручили список необходимых броненосцу материалов и продовольствия. Негру обещал запросить разрешение на обслуживание корабля у правительства и дать ответ на следующий день. Одновременно он предложил потемкинцам сдать броненосец румынским властям и высадиться на берег на правах политических эмигрантов, но матросы категорически отказались. Тогда Негру вместе с Матюшенко и еще тремя потемкинцами отправился в город заказывать провизию и материалы. Матросы проводили его криками «ура!» и новым салютом из 19 выстрелов. Знай, мол, наших!

После отъезда Негру потемкинцам нанес визит командир транспорта-стационера «Псезуапе» капитан 2-го ранга Банов, Увидев на броненосце Андреевский флаг и услышав салют, Банов подумал, что восстание подавлено. На счастье Банова, в момент его прибытия на броненосец там отсутствовал Матюшенко, а то бы не сносить ему головы! Матросы Банова не тронули, а только выпроводили его подобру-поздорову, пока не появился их вождь.

Матюшенко, сделав в городе необходимые заказы, заехал на румынский крейсер «Елизавета» за разрешением освещать ночью подходы к порту прожекторами «Потемкина». Румынские офицеры разрешили, но опять начали уговаривать потемкинцев сдаться. По словам Матюшенко, алчные румыны предложили ему продать броненосец Румынии. «Скажите сперва, за сколько вы продадите нам вашу “Елизавету”?» — якобы он им ответил. Слова Матюшенко — полный бред, ибо никто никогда не стал бы предлагать такой сделки мятежникам, которые не имели на корабль никаких прав по международному законодательству. Об этом говорят и факты. Если Матюшенко предлагали продать броненосец, то почему он его впоследствии не продал во время следующего визита в Румынию? Вырученные огромные деньги бы весьма пригодились и ему, и остальным матросам.

Затем Матюшенко, Березовский и Фельдман сразу же попытались захватить стоявший там стационером военный транспорт «Псезуапе». Командир транспорта капитан 2-го ранга Банов, узнав об этом, приказал развести пары и ночью ввел транспорт в гавань. За ним устремился было миноносец № 267, но его остановили выстрелом с румынского крейсера «Елизавета». Попытка захвата корабля в чужом порту уже пахла не народным матросским бунтом против батюшки царя, а самым настоящим пиратством. Думается, что к этому времени «потемкинский триумвират» вообще потерял чувство реальности. Раздосадованные одесскими потерями, они нахрапом попытались провернуть дело и в Румынии, но из этого ничего не получилось. Разумеется, допотопная «Елизавета» с ее мелкокалиберными пушчонками была «Потемкину» не соперник. Но тут уже пахло международным скандалом. Ко всему прочему над «Потемкиным» красовалось огромное красное полотнище с цитатами Березовского, ни дать ни взять самый натуральный пиратский флаг. Правда, уже спустя несколько часов после прихода на «Потемкине» красный флаг спустили и снова водрузили царский Андреевский, но, как говорится, у румын осадок остался. Теперь все европейские газеты пестрели заголовками, что русский мятежный броненосец в нарушение всех морских международных прав ходит под красным пиратским флагом и пытается захватывать корабли в иностранных портах. Это был уже скандал!

Историк пишет «Расчехленные орудия, наведенные на город, вызвали панику среди жителей Констанцы. Но румынское правительство распорядилось не оказывать бунтовщикам никакой помощи. Но что мог поделать начальник порта, если в его распоряжении имелось всего две канонерки с шестью орудиями, а против них… семьдесят шесть, из которых четыре 12-дюймовых. От их огня город в считаные минуты мог обратиться в руины. И все же румыны проявили на переговорах выдержку. Они решительно отказались доставить на корабль столь необходимое продовольствие».

Похоже, что более умные и прагматичные Березовский с Фельдманом все же поняли, что играют с огнем, и приструнили Матюшенко, так как понимали, что в Европе они должны выглядеть мучениками, а не разбойниками. После дикой выходки с попыткой захвата «Псезуапе» стало очевидно, что ловить в Румынии, собственно, нечего. Выдавать продукты, воду и уголь румынские власти наотрез отказались. За это их в советское время историки дружно порицали, и зря! На самом деле кому надо из-за какого-то Матюшенко портить отношения с Россией? Единственно, что предложили местные власти, так это принять у команды броненосец для его последующей выдачи России, а самим потемкинцам предоставить статус военных дезертиров. Разумеется, что военный дезертир — это совсем не узник совести и не политический страдалец, но все же намного лучше, чем пират.

Чтобы хоть успокоить насторожившуюся европейскую общественность, утром 20 июня Фельдман послал во все иностранные консульства пространное заявление с амбициозным заголовком «Обращение к цивилизованному миру», где пространно порассуждал о болях человечества и о свободах. Фельдман объявлял миру о начале революции в России и провозгласил восстание «Потемкина» составной частью революционной борьбы: «И вот мы, КОМАНДА ЭСКАДРЕННОГО БРОНЕНОСЦА “КНЯЗЬ ПОТЕМКИН-ТАВРИЧЕСКИЙ”, решительно и единодушно делаем этот первый великий шаг. Пусть все те братские жертвы рабочих и крестьян, которые пали от солдатских пуль на улицах и полях, снимут с нас свое проклятье, как их убийц. Нет, мы не убийцы, мы не палачи своего народа, а защитники его, и наш общий девиз: смерть или свобода для всего народа. Мы требуем немедленной приостановки бессмысленного кровопролития на полях далекой Маньчжурии. Мы требуем немедленного созыва всенародного УЧРЕДИТЕЛЬНОГО СОБРАНИЯ на основе всеобщего, прямого, равного и тайного избирательного права. За эти требования мы единодушно готовы вместе с нашим броненосцем пасть в бою или добиться победы. Мы глубоко уверены, что честные граждане всех стран и народов откликнутся горячим сочувствием нашей ВЕЛИКОЙ БОРЬБЕ ЗА СВОБОДУ. ДОЛОЙ САМОДЕРЖАВИЕ! ДА ЗДРАВСТВУЕТ УЧРЕДИТЕЛЬНОЕ СОБРАНИЕ!»

Что и сказать, обращение напыщенное и красочное, но, увы, весьма безграмотное; чего, к примеру, стоит только выражение: «пусть… братские жертвы рабочих и крестьян, которые пали от солдатских пуль на улицах и полях, снимут с нас свое проклятье, как их убийц». Братские жертвы снимут проклятье как их убийц! Вы что-нибудь поняли? Ну ладно бы писали его неграмотные матросы, но профессиональный революционер Фельдман почему так и не выучил русский язык!

Более практичный Березовский озаглавил свое сочинение скромнее — «Ко всем европейским державам», так сказать, сузив ареал влияния только до Европы, и попытался оправдаться в нем за пиратский налет на «Псезуапе»: «Ко всем европейским державам. Команда эскадренного броненосца “Князь Потемкин-Таврический” начала решительную борьбу против самодержавия. Оповещая об этом все европейские правительства, мы считаем своим долгом заявить, что мы гарантируем полную неприкосновенность всем иностранным судам, плывущим по Черному морю, и всем иностранным портам, здесь находящимся. Команда эскадренного броненосца “Князь Потемкин-Таврический”». К воззванию была приложена судовая печать, «накопченная на свече». Европейские державы обещание «товарища Кирилла», однако, почему-то не успокоило. Уже через несколько дней в газете «Echo de Paris» появилось сообщение из Лондона, что «если “Потемкин” не будет захвачен, то английское правительство решило научать против него действия с согласия других держав. А Турция согласна пропустить для этой цели флот через Босфор». Это значило только одно: отныне «Потемкин» объявлялся как пиратское судно в самый настоящий международный розыск. При этом для потемкинцев в этом сообщении была и еще опасность. Признание «Потемкина» пиратским кораблем значило, что вся команда (по тому же английскому закону о пиратах) подлежала аресту и повешению, именно как пираты.

К слову, Англия в таких случаях обычно не церемонилась и пиратские корабли атаковала. Примеру тому были. Так, в мае 1877 года в чилийский порт Арика, где находилась английская станция, поступило известие: восставший перуанский монитор «Гуаскар» пытается преследовать и задерживать английские торговые суда. Причина та же, что и у потемкинцев, — восставшим перуанским матросам нужен был уголь и продукты. Реакция англичан была однозначна — найти и уничтожить! Вскоре «Гуаскар» был настигнут у прибрежного городка Ило. Англичане атаковали мятежников. «Гуаскар» был тяжело поврежден и счел за лучшее сдаться перуанским властям

Надо ли говорить, что такой оборот дела был весьма неприятен для Матюшенко и его компании, после подобного путь им в Европу был бы заказан навсегда. Насколько была проинформирована о последних событиях остальная команда, в точности сказать сложно, но то, что она с каждым днем впадала во все большее уныние, — это факт.

Шифрованная телеграмма из Севастополя на имя командира Отдельного корпуса жандармов 21 июня 1905 года; «За исключением “Ростислава”, “Двенадцати Апостолов”, настроение флотских команд вызывающее, тревожное… Возвратилось учебное судно “Прут” из Николаева. На нем взбунтовавшаяся команда из-за пищи убила боцмана. Судно стоит под караулом Рассказы о бунте “Потемкина” вернувшихся с него рабочих, бывших там для доделок, производят нежелательное влияние… Вчера объезжал суда возвратившийся главный командир, среди матросов царит сильное недовольство. Предполагают взорвать флотские пироксилиновые хранилища; поставлен к ним пехотный караул. Между портовыми рабочими толкуют об устройстве сочувственной демонстрации матросам “Потемкин” по слухам в Кюстендже. Морские офицеры просят разрешения без участия матросов взорвать минами “Потемкин”. Решения еще нет. В городе жизнь нормальная».

К этому времени Российское общество пароходства и торговли прекратило движение судов по Черному морю. Вслед за ним австрийский «Ллойд» отменил пароходные рейсы Константинополь — Одесса. Черное море опустело.

Положение на «Потемкине» стало тяжелым. Из провизии остались лишь четыре мешка сухарей. Так, по крайней мере, значится в одних воспоминаниях. Я полагаю, что на самом деле сухарей было гораздо больше, но не одними же сухарями питаться! Думаю, что, грызя сухари, матросы не раз вспомнили о наваристом борще, который несколько дней назад они отказались есть. Теперь бы из-за него, наверное, передрались! Угля на «Потемкине» вообще было на сутки хода, пресную воду даже для питья получали опреснителем. Машинные котлы запитывали забортной водой. Из-за этого они быстро обросли солью, причем исправными, по воспоминаниям участников событий, оставались только два Чтобы и они не засолились окончательно, их постоянно чистили. Но было понятно, что через несколько дней «Потемкин» останется без хода и электричества.

В отношении двух исправных котлов у меня серьезные сомнения. Дело в том, что один котел работал постоянно на опреснитель, еще один на освещение, ну а для того, чтобы дать ход, надо было иметь под парами хотя бы еще два-три котла.

Как бы то ни было, но кочегары и машинисты до предела были измучены тяжелой непрерывной работой. Пока наверху в адмиральских апартаментах заседали Матюшенко и его подручные, они вкалывали на пределе сил. Боясь бунта нижней команды, Матюшенко старался лишний раз не спускаться вниз, а верхние люки держать под контролем своих подручных. Броненосец находился на грани нового мятежа, теперь уже антиреволюционного. Помимо всего этого на корабле началось массовое пьянство, чего не было в первые дни мятежа.

Тем временем царское правительство продолжало принимать меры к подавлению восстания потемкинцев. Еще 18 июня управляющий Морским министерством Ф.К. Авелан приказал адмиралу Г.П. Чухнину сообщить по всему побережью о выходе «Потемкина» из Одессы. 20 июня царь Николай II записал в дневнике: «Черт знает, что происходит в Черноморском флоте. Три дня тому назад команда “Георгия Победоносца” присоединилась к “Потемкину”, но скоро опомнилась, просила командира и офицеров вернуться и, раскаявшись, выдала 68 зачинщиков. “Потемкин” очутился сегодня перед Констанцией в Румынии. На “Пруте” тоже были беспорядки, прекращенные по приходе транспорта в Севастополь. Лишь бы удалось удержать в повиновении остальные команды эскадры! Зато надо будет крепко наказать начальников и жестоко мятежников».

В это время капитан-лейтенант Негру получил телеграмму министра иностранных дел Румынии с категорическим запрещением снабжать «Потемкин» провизией, водой и углем, о чем он известил «Потемкин». Стало ясно, что поход в Румынию был очередной авантюрой и ничего путного из этого не вышло. Теперь надо было срочно решать, что делать дальше.

На собранном заседании судовой комиссии Березовский предложил идти в район Поти, где можно было захватить турецкие суда, перевозящие уголь из Зонгулдака в Константинополь.

Согласно воспоминаниям машинного унтер-офицера С. Денисенко, Матюшенко опять старался склонить всех идти к кавказским берегам «Я думаю, что нам лучше идти в Батум, — продолжал он, — там мы высадимся на берег и к нам присоединится много товарищей-революционеров. Там много армян, а армяне — почти все социалисты, и пойдем мы тогда войной на царя и будем брать один город за другим, пока не доберемся до самого Петербурга!» Сам Денисенко тоже звал матросов в Батум, где можно было, по его мнению, соединиться с местными меньшевиками-сепаратистами. Любопытно, что если бы предложение Денисенко победило, то сегодня грузинские учебники истории писали бы о «Потемкине», как о первом грузинском броненосце! Но предложение Денисенко встретило сопротивление прапорщика Алексеева, который резонно заявил, что «Потемкин» до Кавказа просто не дойдет, так как не хватит угля. Денисенко же с пеной у рта доказывал, что именно Батум должен стать базой «Потемкина». Денисенко поддержал и Матюшенко. После долгих колебаний комиссия решила все же идти к берегам Кавказа. Но для этого надо было запастись углем и провизией, хотя бы на первое время. Предложение Березовского о пиратских налетах на турецкие суда матросы отклонили, т.к. после первого же такого захвата даже сдавшихся потемкинцев во всем мире потом отправили бы на виселицу. Что касается Фельдмана, то он советовал идти в Феодосию, так как, во-первых, это крупный железнодорожный узел и уголь там должен быть, и лучше грабить своих, чем иностранцев; кроме этого, там можно было установить связь с местными революционерами и получить сведения о положении в Севастополе. Алексеев снова выступил против. Он предложил идти в Евпаторию, так как до нее было несколько ближе. В итоге комиссия постановила идти в Феодосию, оттуда к берегам Кавказа, там высадить десант и соединиться с вольнолюбивыми грузинами. В случае неудачи в Феодосии опять же на остатках угля идти до берегов Кавказа, там взорвать броненосец и присоединиться к местным повстанцам.

На прощание румыны поинтересовались намерениями восставших. Конспиратор Березовский ответил, что «Потемкин» направляется в Турцию за углеми едой. 20 июня в 13 часов 20 минут броненосец «Потемкин» и миноноска № 267 покинули Констанцу.

В час дня «Потемкин» с миноносцем на буксире без лишнего шума (никаких салютов уже не было и в помине!) снялся с якоря и ушел в море. Куда ушел? А в никуда! Больше «Потемкин» и потемкинцев никто и нигде уже не ждал. Их предали толкнувшие на мятеж одесские революционеры, бросили братки георгиевцы, они опозорились на весь мир с «Псезуапе» и вмиг потеряли ореол борцов с царизмом, превратившись для всех в заурядных пиратов; наконец, у них осталось мало угля и они разочаровались в своих вожаках.

Из воспоминаний механика Коваленко: «Я иногда с невольным любопытством наблюдал в течение этого двухсуточного перехода оригинальную жизнь нашей вольницы под сенью вымпела, Андреевского флага и красного знамени, жизнь, в которой остатки прежней военной организации должны были приноровляться к вновь провозвещенным принципам свободы и равенства и в которой вообще старое и обычное своеобразно сочеталось с совершенно новым и необычайным. Раздается, например, столь обычный на военном судне звук дудки вахтенного унтер-офицера, и вслед за этим слышится совсем уж необычная команда его: “Комиссии собраться в адмиральском помещении на заседание!” или “Желающие и свободные от занятий — ходи в адмиральское помещение на заседание комиссии!” Или опять — едва замирали последние звуки рожков и барабанов, которыми обыкновенно сопровождается на военном судне спуск флага при заходе солнца, как на палубе раздавалась свободная речь кого-нибудь из ораторов… Несмотря на недостаток пищи и тяжелую работу, в продолжение обоих дней этого перехода на баке царило большое оживление: там, сменившись с вахты и пообедавши сухарями с водой, свободная от службы часть команды веселилась. В одном углу под незатейливые звуки скрипки и бубна двое самым добросовестным образом… отплясывали гопака, в другом… целая толпа забавлялась какой-нибудь из матросских игр. Повсюду слышался говор, смех и песни».

За время стоянки в Констанце с броненосца сбежало еще несколько матросов, после чего судовая комиссия по предложению матроса Н.М. Костенко вынесла решение повесить всех сбежавших, когда они будут пойманы. Разумеется, вряд ли Матюшенко с его окружение не понимало, что им не удастся поймать сбежавших. На самом деле решение о повешении было принято совсем не для сбежавших, а для тех, кто еще только искал случая, чтобы покинуть мятежный броненосец. Замечу, что если вопрос о дезертирстве встал уже столь серьезно и в активе Матюшенко не осталось больше никаких аргументов, кроме виселицы, значит, он уже начинал терять контроль над ситуацией на корабле. Иного объяснения данному факту у меня нет.

Моляр Старцев и Сучкин нарисовали черными буквами на белом полотне надпись: «Свобода, равенство, братство», это полотно подняли и закрепили на мачте броненосца. С этим черно-белым полотнищем броненосец и подошел к Феодосии.

Коваленко умалчивает, что именно на переходе в Феодосию на «Потемкине» помимо плясок гопака и игр начались первые массовые пьянки матросов, чего в первые дни не было. Потому и веселились, а не думали над своим будущим. Пройдет совсем немного времени, и ситуация на «Потемкине» вообще изменится до неузнаваемости.