«Потемкин» пришел в Феодосию в седьмом часу утра 22 июня. Теперь он снова был под Андреевским флагом. Для пущей торжественности броненосец украсили флажками расцвечивания. Матюшенко и одесские революционеры рассчитывали, что одно их появление в Феодосийском порту вызовет восторгу местного населения. Но ошиблись, никакого восторга их появление не вызвало. На берегу были любопытные, но не более того.
Николай II, узнав о приходе «Потемкина» в Феодосию, направил вице-адмиралу Чухнину телеграмму с требованиями «прекратить шатания “Потемкина” по портам» и «покончить с этим невыносимым положением»
Едва «Потемкин» остановился на рейде, к нему подошел катер с чиновником порта. Матросы потребовали было катер к трапу, но катер развернулся и ушел. Тогда группа матросов во главе с Березовским сама отправилась в порт. Там Березовский велел передать свое приказание явиться на «Потемкин» городскому голове, в противном случае угрожая обстрелом города. Для лечения больных запросил врача. В 9 часов утра городской голова Дуранте, его заместитель, гласный городской думы, полицейский исправник, портовый чиновник и городской врач Муралевич прибыли на броненосец. Городскому голове вручили список необходимых материалов. Дуранте обещал немедленно все исполнить и доложил о требованиях матросов военному командованию.
Городские и военные власти собрались на совещание. Начальник гарнизона и начальник жандармского управления старались уговорить городского голову и гласных «не срамить Феодосии и не исполнять никаких требований мятежников».
Но Дуранте и гласный Крым являлись, как и другие члены управы, крупными домовладельцами. Под угрозой бомбардировки, опасаясь за свое имущество, они проголосовали за удовлетворение требований потемкинцев. Начальник гарнизона генерал-майор Плешков (имевший в своем распоряжении всего 400 солдат) был категорически против. В конце концов пошли на компромисс — дать мятежникам некоторое количество продовольствия. В 4 часа дня катер с броненосца в сопровождении миноносца прибуксировал нагруженное продовольствием судно «Запорожец» к борту «Потемкина». С него сгрузили хлеб, муку, мясо и даже четырех живых быков. К этому времени Плешков получил распоряжение командира 7-го армейского корпуса «никаких требований мятежников не исполнять». Отгрузка продовольствия была сразу же прекращена. С «Потемкина» требовали уголь и свежую воду. Снова прозвучал ультиматум в случае невыполнения требований расстрелять город.
Настроение потемкинцев несколько улучшилось, когда побывавшие на берегу матросы принесли ложный слух, что броненосцы «Екатерина II» и «Синоп» якобы подняли восстание и ушли к берегам Турции разыскивать «Потемкин», но ненадолго. Вскоре на броненосце стало известно об арестах активистов восстания на «Георгии Победоносце» и грозящих им суровых наказаниях. Недолгая эйфория сразу же сменилась всеобщим унынием. Все понимали, что впереди, учитывая убийство офицеров, их ждут куда более суровые наказания. Часть команды к этому времени уже практически вышла из повиновения судовой комиссии.
Из донесения начальника Таврического губернского жандармского управления, Феодосия, 25 июня: «… Во время отвоза на броненосец провизии с катера его бежал матрос Кабарда, который на допросе показал, что на “Потемкине” имеется 750 человек экипажа, в числе коего до 400 новобранцев, совсем не сочувствующих охватившему броненосец революционному движению, что всем руководят два севших в Одессе неизвестных статских, из коих один, судя по фуражке, студент, и что на броненосце имеется только 67 человек, проникнутых духом мятежа, людей наиболее решительных и отчаянных, держащих в руках весь экипаж; что командир “Потемкина” Голиков и старший офицер Неупокоев убиты матросом Матюшенко, убито еще шесть офицеров… На борту находятся: прапорщик запаса Алексеев, командующий броненосцем по принуждению, и два механика, распорядительной же частью заведует старший боцман; что угля на броненосце осталось около 10 000 пудов, воду добывают опреснителем, провизии нет, и команда уже 4 дня питается сухарями, пьянствует, состояние духа ее угнетенное и разногласие в распоряжениях и неисполнительность видны на всем: людей боятся отпускать с катера, чтобы не убежали, динамо-машины не действуют, отчего не могут стрелять 12-дюймовые орудия, чистка броненосца не производится и команда утомлена и расстроена…»
Потемкинцы, ждавшие на берегу продуктов, попытались провести митинг. Вокруг них начал собираться местный люмпен, в надежде воспользоваться происходящим и пограбить. Начальник Таврического губернского жандармского управления полковник Загоскин докладывал командиру отдельного корпуса жандармов, что «студенты и толпа собирались на углах улиц и, видимо, готовы были примкнуть к матросам, если бы тс высадились на берег». Первыми выяснять отношения с полицией местные бунтари не желали. Однако и потемкинцы высаживаться на берег тоже не торопились, вступать в бой с солдатами в их планы не входило. Одно дело — декларировать поход на Петербург, сидя на диванах в адмиральском салоне, и совсем иное — идти в реальный бой.
Судовая комиссия тем временем собралась на очередное заседание. Решили любой ценой заставить городские власти дать уголь и потом идти к Турции искать восставшие броненосцы. Уже не городскому голове, а начальнику гарнизона был отправлен ультиматум с требованием выдать уголь и воду до 6 часов утра, угрожая иначе взять все необходимое силой. Мирным жителям давалось четыре часа для исхода из города. В 22 часа Березовский и матрос Резниченко через городскую управу передали ультиматум начальнику гарнизона.
Ночью на берег съехал и Фельдман. Он рассчитывал установить связь с местными революционерами. Но никого он так и не нашел, местные эсеры и бундовцы куда-то разбежались.
На следующий день, 23 июня, утром, городской голова расклеил объявление: «Не имея возможности по не зависящим от городского управления причинам удовлетворить все требования команды броненосца “Потемкин-Таврический”, городская управа рекомендует жителям Феодосии оставить город, ввиду угрозы со стороны команды броненосца принять решительные меры. Городской голова Л. Дуранте. Члены управы: А. Крым, С. Иванов».
Спасаясь от смерти, толпы горожан бросились в горы. С броненосца это видели и поняли, что никто их требований выполнять не будет. Снова заседала комиссия, решая, стереть с лица земли Феодосию или нет. Большинством голосов было решено огня не открывать. Причины отказа от обстрела города в точности не известны. В советское время считалось, что от обстрела потемкинцы отказались, так как не имели сведений о расположении войск и даже простых планов города и могли огнем вызвать жертвы среди рабочих. Мне кажется, что причины были несколько иные. Во-первых, орудия главного калибра, как мы уже говорили, не были пристреляны и грамотно стрелять неподготовленные матросы просто не могли.
Во-вторых, возможно, артиллеристы к этому времени, вообще, уже не слушали судовую комиссию. Наконец, в-третьих, все понимали, что мятеж подходит к своему логическому концу, и отягощать себя новыми убийствами не желали.
После этого Фельдман и Матюшенко отправились в порт на катере на поиски угля. То, что искать уголь пришлось самим руководителям восстания, говорит о том, что количество надежных людей у них на корабле заметно сократилось и им самим пришлось заниматься этим делом. Фельдману с Матюшенко удалось обнаружить три шхуны с углем — по 10 тысяч пудов на каждой. За ними послали миноноску и паровой катер. Шхуны были захвачены. Около 30 матросов перешли на одну из шхун и стали выбирать якорь, не обращая внимания на роту солдат, стоявшую на берегу. В это время в Феодосии была всего одна неполная рота 52-го пехотного Виленского полка. По другим данным, рота была усилена местными полицейскими, и в ряде документов говорится о двух ротах. Этих солдат возглавил храбрый полковник Герцык (впоследствии боевой генерал Первой мировой войны, совершивший немало подвигов во главе 84-й пехотной дивизии в Польше, Литве и Галиции). Увидев, что мятежники захватывают уголь, он приказал открыть огонь. В 9 часов 5 минут раздались три залпа. Несколько матросов было убито, остальные укрылись в трюме или бросились в воду, чтобы доплыть до катера или миноноски.
«Этот предательский залп, — рассказывал впоследствии о своих подвигах Матюшенко, — напугал команду миноносца, и он пошел полным ходом к кораблю, в катере же вся прислуга легла на дно. Одна из пуль сломала регулятор, и катер пошел было полным ходом прямо на берег… Видя, что все от неожиданности потеряли голову… я решил спасти хоть катер с оставшейся на нем командой. Взявшись за штурвал, я повел катер к броненосцу. Всю дорогу — версты полторы — пули осыпали катер, даже пробили на нем дымовую трубу; раза три пули надвигали мне фуражку на лоб… но все же катер был спасен». Короче, струсили все, кроме самого рассказчика. Особенно впечатляют пули, сдвигающие фуражку…
Из числа матросов, находившихся на шхуне, восемь человек попали в плен. Среди них — Фельдман и зачинщик мятежа на «Георгии Победоносце» Кошуба. Прибыв на «Потемкин», Матюшенко велел поднять боевой вымпел и сигнал иностранным судам покинуть порт. Иностранные корабли вышли из гавани. Броненосец развернул орудия в сторону вокзала. Но в этот момент против Матюшенко взбунтовалась практически вся команда. Матросы не желали никого убивать. Матюшенко еще призывал сжечь палубу и идти захватывать Кавказ. Но его никто не слушал. Команда уже не желала приключений, и хотела одного — идти в Констанцу и сдаться тамошним властям.
Сообщение из Феодосии — в Департамент полиции, 24 июня: «22 июня в 6 часов утра пришел в Феодосию броненосец Потемкин и, став на рейде, предъявил требование о снабжении углем, провиантом, водой, грозя в противном случае бомбардировкой. Городское правление дало провизию, в угле было отказано военной властью. В 10 часов 23 июня бывшая с броненосцем миноноска № 267 сделала попытку захватить в гавани баржу с углем, находившуюся у железнодорожных амбаров, две роты Виленского полка открыли огонь по миноноске, на которой залпом были убиты и ранено команды около 30 человек. Затем миноноска быстро ушла, отвечая огнем из скорострельного орудия, после чего на берегу было задержано 10 матросов. Весьма срочное объявление в 8 часов утра, предлагая жителям выехать из города, ожидалась бомбардировка. В 12 часов дня броненосец развел пары и начал направляться на юго-восток. Стрельба миноноски никакого вреда ни людям, ни железной дороге и городу не причинила. Один из захваченных матросов оказался студентом, фамилия его не выяснена».
Сообщение Севастопольского жандармского управления — в Департамент полиции, 4 июля 1905 года: «Среди доставленных из Феодосии десяти матросов “Потемкина” оказался еврей Константин Израилев Фельдман, севший на броненосец в Одессе. Был одним из главных руководителей».
Есть и несколько иная версия финала стояния в Феодосии: «…Была сделана попытка захватить две стоявшие у набережной баржи с углем. На них с катера высадилось несколько матросов, которые стали выбирать якоря. В это время к берегу подошла рота солдат, открывшая ружейный огонь по катеру и миноносцу. После первого залпа несколько человек с катера упали в воду, а перешедшие на баржи налетчики попрятались в трюмы. После второго залпа к баржам подошел катер с солдатами, которые арестовали укрывшихся на них матросов. Фельдман и матрос Кошуба спрыгнули во время обстрела катера в воду и были схвачены на берегу. Тем временем на “Потемкине” среди мятежников началась паника. Оставшийся на броненосце “Кирилл” Березовский подстрекал команду бомбардировать город и захватить его, но большинство потребовали идти в Румынию».
Об истории пребывания «Потемкина» в Феодосии обычно историки говорят скороговоркой. Оно и понятно — именно там стало окончательно ясно, что потемкинская авантюра окончательно потерпела крах.
В свое время, чтобы хоть как-то оправдать позорное бегство потемкинцев от двух солдатских рот, писали о некоем «пулеметно-оружейном» огне, которому не могли ничего противопоставить храбрые потемкинцы. О «жестоком пулеметном огне» писал, в частности, историк С. Найда. Но насколько реально могли быть в Феодосии пулеметы? Дело в том, что в 1905 году никаких пулеметов, кроме пулеметов систем «Максим» и «Матсена», в русской армии не было вообще. А те, которые были, считались на единицы. Тульский завод только к концу 1904 года освоил выпуск первых пулеметов «Максим». Помимо этого было еще несколько датских пулеметов системы «Матсена». Все они, разумеется, шли сразу же на вооружение нашей армии, дравшейся с японцами в Маньчжурии. Несколько пулеметов успели доставить в Порт-Артур. В действующей армии к концу войны имелось всего несколько десятков пулеметов. Причем начальство смотрело на них с подозрением, уж больно много тратили боеприпасов. То, что армию надо оснащать пулеметами, осознали только в самом конце войны, во время генерального Мукденского сражения. Одна из наших артиллерийских батарей (тогда пулеметы из-за своей малочисленности и ценности были подчинены артиллерийскому ведомству), оснащенная шестнадцатью пулеметами «Максим», противостояла нескольким атакам японцев. Вскоре телами было усеяно все поле боя — японская сторона потеряла половину своих солдат от общего числа атаковавших. Без помощи пулеметов отбить такие атаки было бы просто невозможно. После Мукдена было решено закупать пулеметы для армии сотнями, несмотря на значительную цену — свыше 3000 рублей за пулемет, но реально массовые закупки начались только в 1906 году.
Трудно поверить, что ценнейшими «максимами» в 1905 году вооружались тыловые части в Крыму. Вспомним и то, что к началу мятежа на «Потемкине» не прошло и месяца с момента подписания мира между Россией и Японией. За это время, учитывая все еще стоящую рядом во всеоружии японскую армию и начавшиеся забастовки на Транссибе, их просто не смогли бы перевезти с Дальнего Востока в Крым. К тому же до мятежа «Потемкина» в этом просто не было никакой необходимости Даже если и имелось на тот момент в Одесском округе несколько пулеметов, то почему их надо было размещать именно в Феодосии? Гораздо логичнее было бы их иметь в Одессе (где можно было еще ожидать новых волнений местных люмпен-пролетариев), или в Севастополе (где могли ожидать матросского мятежа), или в Николаеве (где имелись крупные заводы), или в Керчи. Делая вывод, можно почти с полной уверенностью сказать, что никаких пулеметов на феодосийской набережной в момент прихода «Потемкина» в Феодосию НЕ БЫЛО, как не было там и никаких орудий. Если стрельба с берега и велась, то исключительно из винтовок, да и то, видимо, больше для острастки.
Спрашивается, какой вред могли нанести мосинские трехлинейки закованному в броню броненосцу? А никакого! А катерам, которые пытались захватить шаланды с углем? Для катера винтовочная пуля — то же, что слону дробина, а для миноноски — тем более. Заметим, что на момент восстания на «Потемкине» на корабле имелась и мелкокалиберная артиллерия, которую вполне можно было бы с успехом использовать против стреляющей пехоты: четыре 47-мм пушки и две 37-мм пушки Гочкиса. Помимо этого имелись две 63-мм десантные пушки Барановского и пулемет. И десантные пушки, и пулемет (кстати, всего один!) легко устанавливались не только на катер, но даже на обычную корабельную шлюпку, чтобы вести огонь в носовом секторе. Даже против одной десантной пушки винтовки правительственной пехоты были бы бессильны. В полицейском донесении об итогах боя в порту однозначно указывается, что на удирающей миноноске стреляло скорострельное орудие. Этого было более чем достаточно, чтобы захватить шхуны (баржи) и разогнать солдат. Но ничего этого не произошло. Все случилось с точностью до наоборот: несколько ружейных залпов с берега сделали поистине невозможное. После них и на катере, и на самом броненосце началась самая настоящая паника. До этого момента мятежники чувствовали себя в полной безопасности, так как с момента мятежа в них никто не стрелял. Нескольких ружейных залпов роты вполне хватило на то, чтобы с мятежным броненосцем было, по существу, покончено. Поразительно, но несколько залпов из винтовок полностью деморализовали команду «Потемкина». Никто даже не помышлял о сопротивлении. Бросив своих товарищей на произвол судьбы, Матюшенко и К° сразу же позабыли о всех своих революционных планах преображения России и рванули сдаваться в Румынию. Даже историки признают, что с этого момента на корабле царили полная анархия и разброд.
Историк Ю. Кардашев относительно происшедшего на борту «Потемкина» после отпора, данного ротой солдат, пишет: «Одни матросы призывали к решительным действиям, другие — к немедленному уходу в Румынию и сдаче. На сигнальном мостике, у флаг-фала, возникла потасовка между сторонниками и противниками продолжения восстания. Как отражение этой борьбы, над броненосцем то поднимался, то опускался красный боевой флаг. Противники обстрела Феодосии взяли вверх». За не слишком вразумительными словами Ю. Кардашева о «потасовке» кроется нечто большее. Во время нахождения броненосца в Феодосии команда фактически подняла восстание против Матюшенко и его окружения, причем дело дошло до массовой драки. В результате происшедшего Матюшенко и его окружение практически были отстранены от командования броненосцем. При этом отстранили от власти революционеров не офицеры и кондуктора-сверхсрочники, а сами матросы, уставшие от революционных экспериментов бывшего забойщика скота.
Не слишком рознятся относительно этих событий и воспоминания И. Лычева; «В Феодосии на “Потемкине” повторилась та же паника, что и в Одессе в момент измены “Георгия Победоносца”. Небольшая часть матросов бросилась было к орудиям, чтобы открыть огонь по городу, но под натиском большинства вынуждена была отказаться от этого». Во время этой паники Фельдман, по его собственному признанию, попытался было выступить перед потемкинцами с очередной революционной речью, но его тут же пригрозили выкинуть за борт, и Фельдман затих…
В 11 часов «Потемкин» спустил боевой вымпел, развел пары и в 12 часов 30 минут вышел в море.
Тем временем еще 22 июня в 8 часов утра вице-адмирал Кригер с броненосцами «Двенадцать Апостолов», «Ростислав», «Три Святителя» и шестью миноносцами прибыл в Одессу и, захватив с собой усмиренный «Георгий», сразу же вышел обратно в Севастополь, оставив в Одессе на случай появления «Потемкина» два миноносца. Пока эскадра следовала в Севастополь, командующий флотом Чухнин получил телеграмму морского министра; «“Потемкин” требует уголь и воду от городского управления Феодосии под угрозою бомбардировки города при отказе. Необходимо принять самые энергичные меры за невозможностью допускать подобный образ действий мятежного корабля. Если нужно, утопите “Потемкин”. Авелан».
Не успела эскадра войти в Северную бухту, вице-адмирал Чухнин потребовал Кригера к себе и велел вести эскадру в Феодосию и уговорить «Потемкин» сдаться, а в противном случае — утопить. 23 июня в 14 часов из Севастополя вышли броненосцы «Ростислав», «Георгий Победоносец», «Двенадцать Апостолов», «Три Святителя», крейсер «Память Меркурия», минный крейсер «Казарский», миноносцы «Завидный», «Свирепый», «Сметливый», «Строгий» и миноносец № 270. Но «Потемкин» в Феодосии они уже не застали.
Уходя от Феодосии, «Потемкин» совсем недалеко разошелся с посланными для его перехвата кораблями. Кригер имел приказ вступить в переговоры с мятежниками, предложить им сдаться, в противном же случае атаковать «Потемкин» и уничтожить его артиллерийским огнем или самодвижущимися минами. Однако противники разминулись, так и не заметив друг друга.