На арене старого цирка

ГЛАВА VII

Цирк-зверинец братьев Никитиных был большим предприятием. У него было несколько фундаментальных зданий, он играл в ряде городов и имел большую постоянную труппу. Кроме того, у него ежегодно работали гастролеры.

Отец и Бернардо должны были выступать в саратовском цирке Никитиных. Этот цирк был деревянный, но очень хорошо оборудованный. Братьев Никитиных было трое: Аким, Петр и Дмитрий. Главным директором была жена Акима, Юлия Михайловна. У Никитиных было два управляющих: Р. С. Гамсакурдия и Мисури. Они ездили с цирками по Волге и Кавказу. Коммерчески поездки были очень правильно рассчитаны. Зверинец был громадный. Конюшня — в сто двадцать лошадей. Возить всю эту громаду по железной дороге было немыслимо. Все деньги уходили бы на проезд. И вот Аким Никитин придумал такой маршрут: зимою — Тифлис и Баку, из Баку до Астрахани морем, потом из Астрахани на пароходе по всем городам Поволжья. Никитины снимали для цирка целый пароход. Животные помещались внизу, люди в каютах. В Астрахань и Нижний старались попасть в ярмарочный сезон.

Этот год отец и Бернардо отработали у Никитиных в Саратове, в Нижнем на ярмарке и несколько дней в Казани. Подходила осень, а с нею и зимний сезон, который мы должны были провести в Одессе, так как отец подписал контракт в одесский цирк Рафаловича на большое жалованье.

Открытие одесского цирка состоялось первого ноября. Цирк был каменный. Построен он был пивоваром Сансенбахером. Антрепризу Рафалович держал впервые. Программу строил исключительно на номерах. Своей конюшни у него не было. Им было ангажировано несколько артистов, имевших своих лошадей. Пантомим он не давал. На открытие им была приглашена знаменитая французская артистка Шарль-Миньон, гимнастка на трапеции. Она имела огромный успех у публики. Выходила она на манеж в бальном платье, ее на блоках поднимали на трапецию под самый купол цирка. Там она раздевалась, то есть снимала с себя бальное платье. Под платьем у нее было трико телесного цвета. Раздевание свое она проводила с большим тактом, так что вульгарного ничего не было.

На открытии дан был еще номер с белыми медведями под управлением Генриксена[21]. Медведей было двадцать штук.

Боль шая, хорошо выдрессированная труппа их разыгрывала сценку на палубе парохода, изображая капитана и матросов. Медведи стреляли из пушек. Пароход качался. Сделана эта сценка была очень эффектно.

Сборы одесский цирк делал хорошие. Отец и Бернардо проработали у Рафаловича четыре месяца. Отец запросил Никитиных о работе. Ответа не получил, пришлось взять ангажемент в маленький цирк Злобина в Симферополь.

После ряда больших цирков работа в маленьком цирке показалась отцу неинтересной и очень странной. Цирк Злобина и система его работы были своеобразны. В каждом городе он со своей труппой работал десять, самое большое пятнадцать дней и в это время рсякими правдами и неправдами добивался от администрации разрешения устроить в цирке лотерею. На этом строилось все материальное благополучие цирка.

Это именно он, Злобин, первый придумал заманивать публику в цирк лотереей. Получив разрешение, он выпускал афишу, что такого-то числа в честь публики будут разыграны на такую-то сумму подарки. Взявшие более дорогие билеты получали больше лотерейных билетов. Взявший билет на галерку получал два билета на лотерею.

Во втором отделении на манеж выносили урну с билетиками и розыгрыши. Брали кого-нибудь из детей зрителей, и ребенок вынимал билеты из урны. Злобин не жалел денег и, видя азарт публики, повышал сумму выигрышей.

Публика охотно наполняла цирк, покупая сразу несколько билетов. Среди выигрышей бывали золотые часы, корова, лошадь с упряжью, самовар и масса мелких вещей. С каждым днем азарт возрастал. Зрители заражали друг друга. Надо было видеть их лица, когда на их билет падал выигрыш. Когда лотерейный азарт достигал высшей точки, кто-нибудь из артистов направлялся Злобиным в тот город, куда намеревался переезжать цирк, и там уже заранее становилось известным, что скоро приедет цирк с подарками. Часто чуть ли не в первый день открытия цирка слышались голоса: «А где же подарки?» Программу не хотели смотреть, требовали только лотерею.

Обычно азарт кончался тем, что лотерею запрещали. Тогда Злобин снимался и уезжал в другой город. Подмена циркового представления лотереей возмущала многих. Особенно часто возмущение шло от артистов цирка и сцены. В негодовании они писали губернатору или жаловались полицмейстеру, и ажиотаж, создававшийся вокруг цирка, административно пресекался.

В маленьких цирках лотереи получили очень широкое распространение. Чего только ни делали директора, чтобы получить разрешение на лотерею. Подкупали администрацию, давали взятки. Иногда по сговору с полицией устраивали лотерею без афиш, объявляя на вечернем представлении, какие розыгрыши будут завтра. Ставили перед цирком плакат с перечислнием подарков. Были директора, которые во время розыгрыша плутовали. Раздавали мелкие подарки, а на крупные выдвигали подставных лиц. Делалось это очень просто. Ребенок из публики вынимал билетик и передавал его униформисту. У того же между пальцами был другой билетик. Униформист подменял поданный ему билет своим на языке цирка — санжировал, и главный выигрыш получало подставное лицо.

После лотереи цирку лучше было не показываться в город: на представления никто не ходил, все ждали подарков, сборов никаких не было.

Неумелые директора маленьких цирков иной раз на этом разорялись. Они получали разрешение на три — пять дней. Не умели в достаточной мере подогреть азарт публики и прогорали.

В разгар ажиотажа с подарками в Симферополе Злобин часть своей труппы перебросил в Мелитополь. Поехали туда и отец с Бернардо. Служба у Злобина им обоим не нравилась, и они разослали ряд телеграмм циркам с предложением своих услуг.

В Мелитополе сборы были очень хорошие. Из артистов выделялись братья Котрелли. Они были прекрасные акробаты, но большие пьяницы. В пьяном виде дебоширили так, что хоть из города уезжай. Чаще всего они проделывали следующее.

Ночью, когда улицы были пусты, а Котрелли изрядно пьяны, один из них подходил, к постовому городовому и на ломаном русском языке просил проводить его до дому, обещая ему за проводы денежную мзду. Как только городовой скрывался из вида с одним из братьев, другие, взобравшись друг другу на плечи, начинали перевешивать вывески. На аптеку водружали вывеску портного или сапожного мастера, булочную превращали в аптеку. На утро общее изумление, поиски виновников происшествия и скандал.

Котрелли были хорошими товарищами и никогда не давали в обиду слабых, ввязывались в разные истории, драки, любили подшутить и побоксировать. Они служили зиму у Саламонского, но им пришлось уйти от него из-за истории со священником. Пошли они однажды на вокзал провожать кого-то. До отхода поезда времени было много, и они изрядно выпили. Говорили они между собой по-итальянски. Вдруг из-за соседнего столика встает священник, подходит к ним и говорит, что очень любит Италию и итальянцев, сам говорит по-итальянски и рад с ними познакомиться. Один из братьев Котрелли говорил немного по-русски. Завязался разговор. Священник пригласил их к своему столику, потребовал коньяку, затем шампанского.

Котрелли решили над ним подшутить, опрашивают его:

— Вы куда едете?

— В Петербург.

— Вот приятно, мы тоже в Петербург. Вы в каком классе?

— Во втором.

— Мы тоже во втором. Это ваш чемоданчик?

— Мой.

— Вот и прекрасно, мы займем одно купэ.

В это время раздался второй звонок. Священник забеспокоился, но Котрелли начали его убеждать, что звонок не к их поезду. Заговаривали они ему зубы, заговаривали, пока поезд в Петербург не ушел. Тогда они разошлись один за другим, под разными предлогами. Священник заметил это только тогда, когда остался один. Он подозвал швейцара и спросил:

— Когда идет поезд на Петербург?

— Все поезда ушли, батюшка, — ответил швейцар, — больше поездов сегодня нет.

Священник немного выпил, был раздражен, начал ругаться. Появился жандарм. Вокруг священника и успокаивавшего его жандарма стала собираться публика. Священнослужитель продолжал ругаться, его забрали. Котрелли наблюдали всю эту сцену в окно и очень смеялись. Даром эта история им не прошла: на другой день священник явился в цирк, и в тот же день братья были уволены.

В Мелитополе отец неожиданно получил предложение от Никитиных приехать работать в Астрахань. Тотчас он сообщил депешей Злобину, что он и Бернардо через пятнадцать дней кончают работать у него. Злобин хотел повысить им жалованье, но они отказались, и через две недели мы покинули Мелитополь. Отец был рад, что семья наша переезжает в большой город, так как мать ждала со дня на день четвертого ребенка. Через несколько дней родилась сестра Олимпиада.

Состав труппы в Астрахани был такой, что могло хватить на три хороших цирка. Это произошло потому, что кавказская группа цирка, закончив сезон в Тифлисе и Баку, приехала в

Астрахань. Занята была только половина артистов. Остальные отдыхали. Кое-кто работал в пантомимах.

Никитинская труппа жила дружной семьей. Бывали только профессиональные неполадки, которые быстро сглаживались. Артисты знали, что, попав к Никитину, они раньше двух-трех лет от него не уйдут и перегружены работой не будут. Никитинский цирк часто был для небольших артистов почти что богадельней. Иной раз даже публика замечала, что артист работает посредственно. Аким Никитин подзовет кассира и скажет: «Подсчитайте все, что он забрал, и заявите, что через пятнадцать дней он у нас не служит». Кассир подсчитает и выходит, что артист должен дирекции рублей четыреста. Уходить ему и не с чем. Артист придет к Акиму Никитину, начнет жаловаться, что у него семья и итти ему некуда. Тот махнет рукой и скажет: «Ну, пусть дальше служит».

Долги дирекции накапливались потому, что артистам в течение года выдавался аванс, и только на Нижегородской ярмарке производился расчет и все до копейки выплачивалось. Ни в одном цирке не было столько семейных артистов, столько детей и такого раздолья для них, как у Никитиных.

Юлия Михайловна, жена Акима Никитина, была очень добрая женщина и любила детей. Во время частых переездов цирка она обходила каюты и вагоны и смотрела, хорошо ли устроены семейные артисты. В договорах проезд семьи за счет дирекции оговорен не был; несмотря на это, в поездах для семейных отводился отдельный вагон, а на пароходах давались каюты. Если в дороге случались роды, то Юлия Михайловна или пришлет что-нибудь ценное новорожденному, или сама принесет.

Репетиции в цирке начинались рано. Сначала шла конная репетиция в присутствии Акима или Петра Никитиных, затем на час манеж отдавался для тренировки детей. Для их обучения был приглашен специальный балетмейстер. Если кто-либо из родителей желал поставить ребенка на лошадь, — ее выводили беспрепятственно из конюшни на манеж. Часто кто-нибудь из Никитиных сидит, смотрит на обучение детей и поощряет, ставя полтинник или рубль тому, кто сделает лучше.

В Астрахани цирк стоял за городом в саду Отрадном. Цирк был деревянный с железной крышей, со сценой для пантомим. Во фруктовом саду был дом Никитиных. Артисты размещались на частных квартирах недалеко от цирка. За забором сада протекала речка Балда.

Летом стояла такая жара, что даже на базар за продуктами ходили с первыми лучами солнца. В полдень спали. Одолевали комары и мошкара. В каждом доме над кроватями были пологи из марли. Кому было надо, тот репетировал в пять часов утра. Представления начинались очень поздно, когда наступала сравнительная прохлада. С шести часов утра цирк и внутри, и снаружи поливался водой.

В Астрахани цирк очень любили и охотно посещали, несмотря на то, что расценка мест была недешевая. В цирке шли большие пантомимы: «Юлий Цезарь», «Стенька Разин», «Китайский праздник», «Вокруг света», «Хаджи Мурат». Шел «Клоункий балет» и «Электрический балет». Всего — свыше двадцати пантомим и балетов. Из пантомим посещались всего больше «Стенька Разин» и «Хаджи Мурат».

В цирке работало два балетмейстера — Опознанский и Мартини. Режиссером был Робинзон. Шла детская пантомима «Золушка», так хорошо и богато оформленная, что ставилась она вечером и пользовалась большим успехом. Все роли исполняли дети от пяти до десяти лет. Наиболее интересным и красочным был последний акт — бал у Золушки-Сандрильоны.

Пантомима шла одновременно и на манеже и на сцене. Перед последним актом на манеж спускался круглый занавес, чтобы публика не видела, как обставляется арена. Занавес поднимался, и она оказывалась покрытой паркетным ковром. Посредине возвышался золотой трон. Золоченая мебель была маленькая, рассчитанная на детей. Двадцать четыре золоченых канделябра с электрическими свечами освещали арену. Бал начинался выходом двенадцати пар маленьких лакеев в богатых ливреях. За ними шло столько же пар маркизов и маркиз. Появлялись Золушка и принц, направлялись к золотому трону и усаживались на него. Им подносили золотые булавы. Под музыку выходила процессия детей, наряженных и загримированных Наполеоном, Франц-Иосифом, Феликсом Фором, Бисмарком, Джон-Булем. Они шли каждый под гимн своей страны, кланялирь Золушке и садились на свои места. Последним выходил Скобелев под марш его имени. Начинался балет. После балета все парами расходились. Арена освобождалась от мебели. На нее выезжали крошечные экипажи. Последней появлялась карета Золушки, запряженная шестью маленькими пони золотистого цвета. Вся процессия освещалась бенгальским огнем. За Золушкой верхом на лошади ехал Скобелев.

Дети были очень хорошо загримированы и очень походили на тех, кого изображали. В пантомиме участвовали дети артистов, но брали детей и со стороны, часто просто с улицы. За выступления детям платили по сорок копеек за представление и по двугривенному за репетицию.

С этой пантомимы я и брат Костя начали свою артистическую карьеру. Я исполнял роль Наполеона. Шестилетний Костя играл Джон-Буля; в первое представление он заснул на барьере, и от волнения костюм его был мокрый. Много цирковых артистов, ныне благополучно работающих в цирке, начинали карьеру вместе со мной в цирке Никитиных, выступая в «Золушке». В это время труппа Никитиных состояла из лучших мастеров цирка, посредственных артистов было мало.

Из новинок тех дней надо отметить «Электрический балет», работу балетмейстера Опознанского. Балет проходил так.

В ковер, разостланный на манеже, были вделаны пластинки, через пластинки проходил ток. Двадцать четыре женщины были одеты в костюмы с цветами, в которых были спрятаны электрические лампочки. На арену наводились прожекторы. На правой ноге танцующих была пластинка. Когда по ходу балета все танцующие становились правой ногой на пластинки, вделанные в ковер, в такт музыке зажигались электрические лампочки, спрятанные в цветах на костюмах. Зрелище получалось очень эффектное.

Как я говорил, в цирке была большая конюшня. С дрессированными лошадьми выходили Аким или Петр Никитин. Дрессировал же лошадей Робинзон.

Из акробатов лучшими были десять человек, составлявшие труппу Эйжен. Работали они в трико и были лучшими сальтоморталистами.

В труппе была своя система занятий. Проводилось строгое разделение труда. Один из верхних мальчиков умел крутить только обыкновенное сальтомортале, другой только пируэтсальтомортале и т. д.

Номер их был сделан так. Два мальчика взлетали на колонну из трех человек, проделывая два сальтомортале и, взлетев, останавливались у верхнего на плечах, как вкопанные, отсюда они опять делали сальтомортале на плечи третьего человека из их группы, причем эти переходы или, вернее, перелеты с плеч на плечи сопровождались замысловатыми комбинациями сальто-мортале.

Работала у Никитиных труппа Папи-Бруно — акробаты в смокингах. Верхней у них была дочь Ляля, и весь номер строился на концовке, состоявшей из прыжков Ляли на землю. Она проделывала два круга фифляков, делала курбет (отталкиваясь руками, приходила опять на руки) и так подряд проходила по манежу два круга.

Работавшие у Саламонского и у Злобина одновременно с отцом акробаты братья Котрелли перешли в цирк Никитиных. Они не делали никаких особенных трюков, но работали в таком бешеном темпе, что артисты называли их «сумасшедшими Котрелли». Публике их работа нравилась.

Акробаты Дюбуа и Пуло начинали свою работу интересно. Один из них выходил на арену и начинал прыгать в партере. Выходил его партнер и тоже прыгал. Затем оба они проделывали акробатические номера крафт. Крафт — это стойка на руках, стойка на головах, голова в голову, и разные комбинация

сальтомортале.

Надо сказать, что акробаты делятся на разные категорий или, говоря на цирковом жаргоне, бывают акробаты «на разную работу». Есть акробаты-гладиаторы ручные. Они работают вдвоем или группами. Их называют еще силовые крафт-акробаты. Вся их работа основана исключительно на силе и особенно на умении делать стойки на руках. Особенно ценились такие группы, где акробаты были одного роста, одного веса и красивого сложения. Случалось, но редко, что нижний партнер был легче верхнего.

Акробаты-сальтоморталисты обычно работали группами от четырех до десяти человек. Они делали различные сальтомортале с плеч на плечи. Характерная черта этой работы та, что вся она построена на швунге[22] и темпе. Нижний акробат, который стоит внизу и бросает, называется «ловитором» или еще «унтерманом». Когда работают только четыре артиста, то унтермам бросает и ловит, а когда больше, то только бросает. Ловитор или унтерман почти всегда является, руководителем группы. Чтобы быть хорошим руководителем, надо самому хорошо пройти всю школу акробатики. Ловитор должен обладать не только физической силой, но и большим чутьем. Он следит за работой "среднего и верхнего акро6ата в (мительмана и обермана-вольтижера) и во время их работы буквально на лету должен сообразить, «перекрутил» или «недокрутил» свое сальтомортале верхний партнер. Если он пошел высоко, то нужно «подать» ему плечи.

Если сальтомортале низкий, то надо присесть, чтобы верхний успел выкрутить сальто и притти нижнему на плечи.

Во время тренировки, пока верхний не приучится держать ноги врозь, ловитору часто попадает по голове ногами. Профессиональная болезнь их – это сломанные хрящики ушей. Уши у них похожи на гриб-сморчок.

Верхний акробат обычно начинает свою карьеру мальчиком Его кидают с рук на плечи. В этот краткий промежуток времени он должен перевернуть свое тело в воздухе и, главное, во-время «распустить» его. Когда унтерман бросает обермана, он должен туго держать ноги и стараться итти вверх. Когда же полет дошел до верхней точки, то нужно (при сальто назад) голову бросить вперед и подтянуть колени к груди, затем перевернуть тело в воздухе, и когда почувствовал, что перевернул, то тотчас без замедлений «распустить группировку», то есть выпрямить корпус и держать ноги по ширине плеч. Если же оберман-вольтижер делает сальто вперед, то нужно грудь и голову вытянуть вперед.

Юный оберман работает до тех пор пока с ростом не начнет тяжелеть. Тогда он делается мительманом, а затем и унтерманом.

Мительман работает (бросает и ловит), стоя на плечах-унтермана.

Третья группа — акробаты-прыгуны. Они свою работу строят на прыжках. Партерный прыжок — одна из труднейших областей и в то же время основа циркового искусства. Кроме природной ловкости, чтобы быть хорошим прыгуном, нужна большая тренировка. Поэтому старики учили детей прежде всего прыжкам, считая, что ребенок не может быть хорошим цирковым артистом, если он не умеет прилично прыгать. Основа всех прыжков — это курбет. Если у акробата хороший курбет, то остальное ему будет менее трудно.

Вот описание курбета.

Прыгун становится на руки, сгибает руки в локтях и ноги в коленях, отталкивается от рук, помогая ногами и толчком (как пружина), приходит с рук на ноги. Курбет облегчает дальнейший прыжок. Нет такого прыгуна, который во время учебы не задержался бы над курбетом. После курбета второе важное упражнение — рундат, или колесо. По-моему, это тот же курбет, только сделанный сразбегу. Делается он так.

Прыгун бежит, поднимает одну руку и ногу, поворачивает корпус, ставит руки на землю и делает курбет. Этот прыжок дает такой разбег (толчок), что после него нельзя удержаться на ручках. На репетициях часто стоят пассировщики[23] и поддерживают под спину, чтобы прыгающий не упал назад.

Курбет с рундата очень силен. Некоторые прыгуны после него получали такой разбег, что могли выкрутить два сальто-мортале, т. е. перекручивали свое тело в воздухе два раза.

Акробаты прыгуны обычно страдают расширением связок, и у них часты вывихи ног. Это очень трудный жанр работы. Труднее его нет. Насчитывается очень мало настоящих прыгунов. Всего легче ручная акробатика, на которую так падка наша молодежь.

— Лапки в лапки, стойка на голове, — говорят старики-циркачи, — голова в голову — этому при трехлетней тренировке легко можно научиться. Вот курбет и рундат — другое дело.

Наездников в цирке Никитиных было много. Наиболее знаменитыми были: Курто, Фабри, Федосеевский, Сычев, Орлов к Трофимов. О четырех первых я уже говорил в связи с работой в других цирках. Остаются Орлов и Трофимов.

Орлов — это казак-наездник. Он выезжал с пикой в казачьем костюме, проделывал казачью джигитовку, рубку, брал барьеры. Такого рода езды я в цирке ни разу больше не видал.

Трофимов был учеником Никитина и на лошади исполнял разные сценки. Особенно удавалась ему сценка «Мужик «на лошади».

Выезжал сначала на манеж клоун и плохо, неумело ездил. Тогда с галерки Трофимов в мужицком зипуне или кафтане с подвязанной бородой кричал клоуну, что он ездит плохо. Клоун предлагал ему на пари в двадцать пять рублей проехать, стоя на лошади. Мужик соглашался, шел на манеж. Униформа подсаживала его на лошадь. Он садился задом наперед и спрашивал, где же голова лошади. Ему отвечали: «Впереди». — «А почему здесь борода?» — «Это не борода, а хвост». Затем Трофимов указывал на туфельки клоуна и просил у него волшебные башмачки. Ему приносили туфли. Он снимал ботинки и надевал туфли. Лошадь пускали быстрым галопом. Он просил разрешения раздеться. Снимал зипун, потом одну за другою двенадцать жилеток. Оставался в одном трико, срывал бороду и показывал хорошую жокейскую езду.

Из наездниц в труппе Никитиных тех лет были Клара Гамсакурдия, Лидия Соколова, Калина Есаулова, Бишет — жонглерша на лошади.

Среди клоунов преобладали музыкальные клоуны (Джерети Билли, Танти, братья Костанди, Том-Жак, Миавские, работал Том Беллинг — сын). Был клоун с дрессированными животными — Лавров.

Реприз-клоун Бабушкин работал специально во время выездов наездниц. Затем были три пары клоунов: Иванов и Александров, Тимченко и Фердинандо[24], Алыперов и Бернардо. Музыкальными клоунами в полном смысле этого слова были Миавокие и Том-Жак. У Тома-Жака было много оригинальных инструментов. Билли Джерети и Костанди работали с успехом, но это были скорее клоуны-эксцентрики.

Клоуна Лаврова публика любила. У него были бесподобный дрессированный кабан, собаки, петухи.

Особенным успехам пользовался номер с гармошкой, спрятанной в сапоге. Лавров часто поступал нечестно, занимался тем, что в литературе называется плагиатом. Увидит на репетиции какой-нибудь новый номер или прием и старается выступить с этой ему не принадлежащей новинкой раньше автора. Том Беллинг работал «рыжим» и в то же время прекрасно ездил верхом и жонглировал на лошади. Братья его Губерт и Клименс посылали ему из-за границы разные новинки. Работа Джерети Билли и Танти была очень интересна, Танти был высокого роста, а Билли маленького, говорил как ребенок, хорошо танцовал и был очень смешным на вид. Особенно удачно оба они выступали в пантомимах.

Большим успехом у публики пользовались братья Костанди. Они работали как акробаты, участвовали в интермедиях, давали музыкальные номера, исполняли очень интересную акробатическую сценку «Трубочист и повар».

На манеже была сделана кухня с трубой. Стоял большой стол. Повар готовил обед. Из трубы неожиданно вылезал трубочист. Повар пугался. Трубочист его успокаивал и предлагал проделать несколько акробатических упражнений. Упражнения проделывались на столе. В это время загоралась кухня. Трубочиста подбрасывали вверх, и он попадал на трубу, лил туда воду, случайно обливал повара, и начиналась погоня друг за другом в кухню и из кухни, причем кухня была вся на шарнирах, и, бегая, очень удобно было влезать наверх, проваливать ся, появляться в неожиданных местах и т. д.

Сценка эта была прекрасно оформлена и шла в таком быстром темпе, что оба артиста кончали ее и уходили с манежа, едва дыша.

В цирке Никитиных было много номеров аттракционного характера.

Четыре артиста Лупо давали номер «Воздушный полет». Под куполом цирка был устроен воздушный турник, и на этом турнике все четверо проделывали одновременно очень сложные эволюции. Работали они так ритмично и в такт, что казались заводными.

Таков был цирк Никитиных.

Вскоре труппу разделили. В Царицын поехал Петр, а Аким остался в Астрахани. Начались гастроли. Странно теперь вспомнить, что в третьем отделении показывали «туманные картины». Полотно смачивали водой, и на нем отпечатлевались разные виды, раскрашенные картинки и т. д. Под конец показывали карикатуры. Через несколько дней в программу ставили «живые-картины» и показывали приблизительно то же самое.

Из гастролеров Наибольшим успехом пользовался Норман с живыми слонами. Когда их проводили по городу, то весь город был на ногах, и сборы были обеспечены. Лучшим номером Нормана была «Англо-Бурская война». Слоны стреляли из пушек, покрывали флагами убитого командира и уносили его с арены: двое поднимали его хоботами за голову, а третий брал за ноги. Слоны засыпали в лагере и поднимались по тревоге. Самый маленький слон Беби хромал, и, когда уносили убитого командира, он брал большого слона за хвост и, прихрамывая, уходил с арены.

Интереснее всего было наблюдать слонов не на арене, а во время купанья в реке Балде. Они выражали свою радость криком, пускали из хобота вверх фонтаны воды и Норману большого труда стоило увести их обратно в цирк.

Норман дружил с отцом, часто обедал у нас. Я встречался с ним и позднее. Меня интересовало, как такая махина подчиняется воле человека. Норман рассказал мне, что у индусов существует поверье, будто слон видит все в увеличенном виде. Поэтому он боится всего, боится и человека. Слон никогда не сделает человеку плохого, если его не дразнить. Он — очень добродушное животное. Я любил слонов, и часто на репетиции Норман сажал меня на слона. Я любил также наблюдать, как они едят. Слон никогда не вырвет пищу у другого слона. Они соблюдают во время еды порядок. Но съесть слон может все, что попадется, все, что он может достать хоботом: ботинки, пиджак, тряпки — все отправляется тотчас в рот; слон стоит и, качаясь, жует. Они съедали по пятнадцати пудов сена, выпивали по тридцати ведер воды.

Как-то в Астрахани привезли в цирк свежее сено на корм слонам и после представления положили им это сено на ночь. Кучера напоили животных и пошли спать. Вдруг среди ночи — рев. Пока прибежали служащие, слоны сорвались с цепей, выбили заднюю стену своего помещения, выбежали в сад, стали там буйствовать, переворачивая и ломая все, что попадалось на пути, затем бросились к реке. За садом был маленький базарчик — десяток ларьков, в которых торговки под наблюдением сторожа оставляли на ночь свои товары. Слоны снесли и разбросали все ларьки. Тащили и пожирали булки, огурцы, помидоры. С ними ничего нельзя было поделать, пока не прибежал Норман. Несмотря на раннее утро, собралась огромная толпа народу. Норман повел слонов к цирку. Только он хотел ввести их в помещение, как они подняли такой рев, что публика от страха пустилась врассыпную. Ввести слонов в помещение не удалось до тех пор, пока оттуда не убрали все сено. Норман объяснил, что в сене, очевидно, была мышь. Мыши нагоняют на слонов панический страх: огромное животное боится, как бы мышь не залезла к нему в хобот. Несколько дней слонов пришлось кормить другой пищей, потому что от сена они приходили в беспокойство и начинали реветь.

Из Астрахани часть труппы, в которую попали и мы, поехала в Нижний Новгород. Эта поездка считалась справедливо одной из лучших. Сняли целый пароход, на который погрузился только цирк. Первый и второй класс занимали артисты, третий класс — служащие. Внизу помещались животные. С труппой поехали Аким Александрович и Юлия Михайловна. Нам, детям, было раздолье на пароходе. Взрослые играли в карты, лото, шашки. На нас не обращали вниманиями, и десять дней на полной свободе мы плыли по широкой в нижнем своем течении Волге. Для нас это был настоящий праздник.

На пароходе репетиционная работа продолжалась.