Пока жили у Пелагеи Николаевны, вылазки делали на горное озеро, в лес. Захар Николаевич обещал свозить в поселок Миндяк, где живут его старшая сестра и старший брат.
Пелагея Николаевна тоже старше Захара Николаевича — ей идет пятьдесят девятый. На здоровье она пока не жалуется, с хозяйством управляется сама. А хозяйство у нее, как и у Зины, немалое: восемь овец, поросенок, десятка два кур, гуси, которые по здешним правилам ночуют возле речки, черно-белый кот и рыжая собака Нелька с двумя щенятами.
Коровы у Пелагеи Николаевны нет — трудно с кормами. Да и мало пьют они молока — сама Пелагея Николаевна и ее неженатый сорокалетний сын Авенир.
Авенир — незаменимый человек в своем совхозе «Байрамгуловский». У него редкая должность: он варит всякое витаминно-мучное питье телятам (совхоз специализируется на откорме телят). Три раза в день Авенирходит на ферму — она недалеко, метров двести от дома — и в специальных чанах по специальному рецепту варит снадобье, которое на специальных же повозках и в специальных бочках доставляют затем на пастбище. Ни разу Авенир не подводил совхоз, круглый год исправно несет свою вахту. Правда, этой весной было отлучался — совхоз наградил его бесплатной двухнедельной путевкой в дом отдыха, но выдержал он только одну неделю и сбежал.
— Чего так? — удивился Захар Николаевич.
Мы сидели на скамеечке возле черемухи и говорили о том о сем. Авенир минут десять назад вернулся с фермы и присоединился к нам. На вопрос Захара Николаевича он ответил не сразу.
— Делать там нечего.
— А экскурсии? А танцы? — хитровато подмигнул мне Захар Николаевич: что, мол, ответит на это Авенир, который, видимо, боится всяких танцев как огня?
Авенир зарделся:
— Это не по мне…
Была и еще одна причина: Авенир, длиннорукий, нескладный, вдруг приглянулся какой-то отдыхающей. Она, что называется, по пятам его преследовала: и в кинозале рядом садилась, и в комнату к нему приходила. Но — никакой взаимности. Авенир просто сбежал…
— Жениться не думаешь? — сыпнул Захар Николаевич еще щепотку соли на рану Авенира.
Авенир уронил свои длинные руки, нагнулся, вроде бы подошву на резиновом сапоге рассматривал: крепка ли, а на самом деле стеснение свое прятал.
— Говорят, в лесу грибов много. — Он встал. — Пойду переоденусь…
Тем временем вразвалку, медленно, к нам подходил Володя Батюшев, зять Пелагеи Николаевны. Володя — тракторист, только что вернулся с работы. Он невысок, широкоплеч, на голове фуражка-восьмиклинка. У него нет верхнего переднего зуба, и потому улыбку он заслоняет ладонью.
Захар Николаевич подвинулся.
— Садись, труженик.
— Какой там труженик, — отмахнулся Володя. — После обеда ничего не делал. Комбайн поломался, комбайнеры пьяные, один копошится в моторе, другой спит…
Володя работает на мощном «Кировце», сейчас он возит сенаж. До работы, как и Авенир, жадный, как и у Авенира, у него полно разных грамот и похвальных листов, обоих премировали недавно транзисторами.
— На сенаже можно неплохо заработать, а тут… — Володя досадливо прищелкнул пальцами.
Вышла из калитки Пелагея Николаевна, увидела Володю.
— Вовк, — сказала она, — ты в Миндяк не собираешься? Довез бы мужиков.
— Можно.
Оказывается, у Володи есть машина «Москвич». На землю уже начали спускаться сумерки, когда мы тронулись в путь. Володя, в отличие от Толика, вел «Москвич» осторожно, ровно, ухабы почти не ощущались. Видно было, что он любит своего четырехколесного слугу.
Пока ехали, Володя рассказывал:
— До семьдесят пятого года мы свиноводческим совхозом были. А в семьдесят пятом, когда засуха случилась, свиней того… сдать пришлось — корма не было. В следующем году нет чтобы опять возобновить свиноводство, так кому-то пришла в голову идея сделать нас откормочным хозяйством. Телят нам дали. Помню, на партийном собрании мы доказывали, что это ошибка, что фермы приспособлены под свиней, что… В общем, не доказали. Два года совхоз сводил концы с концами, еле выкарабкался из долгов.