На другой берег

XXXIV

После боя дышится ещё тяжелей, чем во время него. Вы упорно думаете о том, что «отвечали не так, как надо», и теряете всякую охоту жить. Основной закон существования доведён до его логического и — выиграли вы или проиграли — не удовлетворяющего вас конца. Игрушка сломана, а сами вы опустошены и обессилены. Хотя Динни пришлось только наблюдать за боем, она пребывала именно в таком состоянии. Сознавая, что она бессильна чем-нибудь помочь сестре, девушка опять занялась свиньями и провела в трудах целую неделю, после чего получила следующее письмо:

Это письмо, прибывшее тёплым погожим утром, когда в воздухе разносился шум косилки и аромат травы, заинтриговало девушку, хотя Динни терпеть не могла этого слова. Она отошла от окна и объявила:

— Папа, адвокаты сообщают, чтобы мы не волновались насчёт судебных издержек. Они все уладили.

— Как!

— Они об этом не пишут, но просят успокоить тебя.

— Не понимаю юристов, — буркнул генерал. — Но раз они так говорят, значит, всё в порядке. Очень рад, — я ведь и в самом деле беспокоился.

— Ещё бы, дорогой! Налить кофе?

Но Динни всё же не перестала доискиваться смысла этого загадочного письма. Может быть, Джерри Корвен сделал какой-то промах, благодаря которому защита вынудила его пойти на соглашение? Кроме того, существует лицо, именуемое «королевским проктором» и наделённое правом кассировать постановление суда. Или здесь что-нибудь другое?

Первой мыслью Динни было поехать к Тони Круму, но девушка отказалась от неё из боязни, что он начнёт задавать вопросы, и вместо этого написала ему и Клер. Однако чем больше она вдумывалась в письмо поверенного, тем больше убеждалась, что должна увидеться с «очень молодым» Роджером. Что-то в глубине души не давало ей покоя. Поэтому она условилась с адвокатом, что тот встретится с ней в кафе около Британского музея по пути домой из Сити, и прямо с поезда отправилась туда. Кафе было стильное, явно претендовавшее, насколько это возможно в здании времён Регентства, на сходство с теми кофейнями, в которых когда-то бывали Босуэл и Джонсон. Пол в нём, правда, песком не посыпали, но выглядел он так, как будто был им посыпан. Длинных глиняных трубок посетителю не предлагалось, но к его услугам имелись длинные мундштуки из папье-маше. Мебель была деревянная, освещение слабое. Поскольку выяснить, какое платье носила в те времена прислуга, не удалось, одежда официантов была цвета морской воды. На стенах, отделанных панелями с Тоттенхем-корд-род, были развешаны виды старинных постоялых дворов. Немногочисленные посетители пили чай и курили сигареты. Ни один из них не прибегал к длинному мундштуку. Почти сразу вслед за Динни, прихрамывая, вошёл «очень молодой» Роджер со своим обычным видом человека, который стал не тем, чем должен был стать; он обнажил свою тускло-песочную голову, и улыбка осветила его массивный подбородок.

— Китайский или индийский? — спросила Динни.

— То же, что и вы.

— Тогда, пожалуйста, две чашки кофе со сдобными булочками.

— Сдобные булочки! Да это же настоящий пир! Смотрите, какие старинные медные грелки, мисс Черрел. Интересно, продаются они или нет?

— Вы коллекционер?

— От случая к случаю. Нет смысла жить в доме времён королевы Анны, если не можешь хоть немного его украсить.

— А ваша жена это одобряет?

— Нет, ей по душе только модные новшества, бридж и гольф. А у меня руки сами прилипают к старинному серебру.

— У меня тоже, — отозвалась Динни. — Ваше письмо принесло нам всем большое облегчение. Неужели никому из нас в самом деле не нужно платить?

— Да, в самом деле.

Девушка обдумала следующий вопрос, поглядывая на «очень молодого» Роджера сквозь приспущенные ресницы. При всех своих эстетических устремлениях он казался ей на редкость практичным.

— Скажите по секрету, мистер Форсайт, как вам удалось все устроить? Не причастен ли к этому мой зять?

«Очень молодой» Роджер положил руку на сердце:

— «Язык Форсайта — клад его», смотри «Мармион»[35]. Но вам нечего беспокоиться.

— Не могу быть спокойной, пока не узнаю, что он не приложил к этому руку.

— Тогда всё в порядке. Корвен тут ни при чём.

Динни молча съела булочку, потом завела разговор о старинном серебре. «Очень молодой» Роджер разразился целой лекцией о различных его марках и обещал сделать из девушки знатока, если она когда-нибудь соберётся и проведёт у него конец недели.

Расстались они сердечно, и Динни поехала к дяде Эдриену, хотя в глубине души продолжала испытывать какую-то неловкость. В последние дни стало тепло, и деревья оделись пышной листвой. В сквере на площади, где квартировал Эдриен, было так тихо и зелено, словно там прогуливались не люди, а духи. Дома у дяди никого не оказалось.

— Но мистер Черрел обязательно будет к шести, мисс, — уверила девушку горничная.

Динни ждала Эдриена в маленькой комнатке с панелями, полной книг, трубок, фотографий Дианы и обоих детей Ферза. Старый колли составил ей компанию, и девушка сидела, прислушиваясь к шуму лондонских улиц, врывавшемуся сюда через открытое окно. Когда вошёл Эдриен, она почёсывала собаку за ушами.

— Ну, Динни, вот всё и кончилось. Надеюсь, теперь тебе полегче?

Динни протянула ему письмо:

— Мне известно, что Джерри Корвен тут ни при чём. Но вы ведь знаете Юстейса Дорнфорда! Я хочу, чтобы вы потихоньку выпытали у него, не он ли уплатил издержки.

Эдриен пощипал бородку:

— Вряд ли он скажет.

— Кто-то же их уплатил, а кроме него — больше некому. Самой мне идти к нему не хочется.

Эдриен пристально поглядел на племянницу. Лицо у него было серьёзное и задумчивое.

— Задача нелёгкая, Динни, но я попытаюсь. А что же будет с нашей парочкой?

— Не знаю. Они тоже. Никто не знает.

— Как восприняли процесс твои родители?

— Ужасно рады, что все наконец позади. Теперь это больше их не интересует. Дядя, милый, сообщите мне поскорее, если что-нибудь узнаете, хорошо?

— Разумеется, дорогая. Но боюсь, что попытка будет напрасной.

Динни отправилась на Мелтон-Мьюз и столкнулась с сестрой на пороге её дома. Щеки Клер пылали, в каждом движении и во всём её облике чувствовалась нервозность.

— Я пригласила Тони Крума приехать сегодня вечером, — объявила она, когда Динни уже прощалась, спеша на поезд. — Долги надо платить.

— О! — только и смогла выдавить Динни.

Слова сестры не выходили у неё из головы и в автобусе по дороге на Пэддингтонский вокзал, и в буфете, где она съела сандвич, и в вагоне кондафордского поезда. Долги надо платить! Это первое условие самоуважения. А что делать, если судебные издержки покрыл Дорнфорд? Так ли уж драгоценна её особа? Она отдала Уилфриду все — сердце, надежды, желания. Если Дорнфорда устраивает то, что осталось, — почему бы и нет? Девушка перестала думать о себе и вернулась к мыслям о сестре. Та, наверно, уже расплатилась. Кто нарушил закон однажды, тот должен нарушать его и впредь. И всё-таки как легко за несколько минут погубить своё будущее!

Девушка сидела не шевелясь, а поезд с грохотом летел навстречу сгущавшимся сумеркам.