На этот раз

ПОЕДИНОК

Голова Батиашвили снова появилась над забором. Пуля тут же ударила в землю - Роман едва успел ответить. Новая пуля - пятая - просвистела над правым плечом.

В нагане семь пуль. После первого выстрела Роман подумал: «Шесть - мои». После второго. «Пять - мои». Теперь, после пятого: «Две - мои».

Боль в ноге становилась невыносимой. Боль - главная проблема. Наверное, сиюминутная, мгновенная смерть и продолжительная боль никогда не сравняются. Разные масштабы: смерть едва заметна, а боль едва обозрима.

«Две - мои».

Он стремительно переместился.

Начинался дождь. Роман не смотрел на часы. Ничего не должно отвлекать. Время скользило по кругу. Мир сузился до нескольких метров. Перед глазами - каменный забор. За забором - преступник. Вот и весь мир. Он должен поймать преступника. Он должен его обезвредить и передать в руки правосудия. Это главное, что он должен сделать. И на все другое ему было наплевать. Но им все больше овладевали обычные человеческие эмоции: ярость, ненависть, жажда мести. Его расстреливали в упор. Его гоняли, как зайца по голому полю. За каменным забором был не просто преступник - враг общества. Это был уже и его личный смертельный враг.

«Две - мои».

Правую руку с пистолетом Роман не опускал ни на секунду. Низко пригнувшись - ближе и ближе к забору. Ближе к своему возможному убийце. Чтобы отомстить. Чтобы уничтожить. Чтобы уничтожить лично.

Голова Батиашвили мелькнула над забором. Роман, прыгая, упал. Пуля прошла рядом со щекой - он почувствовал ледяной ожог. Шестая!

«Одна - моя».

Острая боль в ноге лишила его последней осторожности. Он бросился к забору. В этот момент и раздался седьмой выстрел. Мимо? Он бежал. Значит, мимо. Он ничего не ощутил. Значит, мимо. В него не попали - наверняка мимо!

Конец?

Он добежал до края забора. Выскочил на внутреннюю площадку, поросшую бурьяном. Замер как вкопанный: Батиашвили лежал лицом в грязь в канаве. Рука с наганом торчала, как коряга.

«Убил сообщник? - подумал Роман. - Пристрелил и сбежал?» Но сообщник сбежал раньше.

Роман крикнул:

- Брось наган!

Рука Батиашвили разжалась. Живой.

Роман прыгнул. Он вдавил врага в грязь. Ему было все равно - ранен тот или только притворялся. Пристрели его - и расплатишься за все! Возьми его голову за патлы и разбей ее о землю! В кармане еще восемь пуль - целая обойма для ТТ.

Всади их все в него - твое право: он выстрелил первым и расстреливал потом тебя в упор…

- Кто тебя? - спросил он, задыхаясь от ярости. - Дружок?

- Сам, - прохрипел Батиашвили.

- Зачем?

- Все равно бы прикончили…

- С чего взял? - спросил Роман, ослабляя хватку.

- Я знал, что полковник умер.

- А то, что ты хотел прикончить меня, не в счет? Батиашвили не ответил. Он застонал и закрыл глаза. И

Роман почувствовал, что сжимает живую тряпку. Ему стало не по себе. Он поднялся, постоял над поверженным и жалким врагом. Затем распахнул дубленку и рубашку Батиашвили. Рана была открытой, а кровотечение, похоже, внутренним. Худая шея не держит головы. Жажда возмездия угасала. Все уходило - оставалась только усталость. А потом ушла и усталость. Осталась пустота.

- Пристрели меня, - прохрипел Батиашвили.

- Дерьмо, - сказал Роман, ненавидя весь мир. - Дерьмо.