На фронте затишье…

От автора

Мы сидим с Юрием Павловичем Смысловым в его уютной московской квартире… Вспоминаем высотку 202,5, бои в Германии, День Победы… Много воды утекло с тех пор. Давно износили солдаты фронтовые шинели и гимнастерки. И земля давным-давно залечила военные раны.

Но не забыта солдатская дружба: годы над ней не властны.

Список однополчан, который лежит на столе перед нами, не так уж велик. Но о тех, кто в нем значится, особая память…

— Больше всех любил Петра Семеновича Бубнова, — негромко, словно боясь, что услышит дочка, произносит Смыслов и, помолчав, добавляет: — А я не знал, что до войны он был стеклодувом. Редкая профессия…

Он задумывается, разглядывает фотографию. Молодой лейтенант глядит с нее чуть прищурившись. На губах Бубнова застыла задумчивая улыбка-полуусмешка. Так и кажется — он хочет нам что-то сказать…

Только через четверть века после гибели Бубнова удалось разыскать нам, однополчанам, его ленинградский домашний адрес. Здесь же на столе и письмо от его брата Ивана Семеновича:

…Второй в списке однополчан стоит фамилия полковника Демина.

Немало писем отправлено на Урал в последние годы. Но они неизменно возвращались обратно. Следы Демина затерялись.

— Я точно помню — Степан Андреевич родился в 1899 году, — говорит Смыслов и что-то подсчитывает. — А ты знаешь, ведь тогда ему было сорок пять лет. Как мне сегодня, сейчас…

Как быстро уходят годы! Это с особенной остротой ощущаешь при встречах с друзьями юности. Вот и у Юрия уже пробиваются на висках светлые паутинки седин. Правда, внешне он все такой же. «Только немножечко уплотнился», как говорит он сам о своей приземистой коренастой фигуре. Но темперамента ему не занимать. Я видел его в заглавной роли в спектакле «Шельменко-денщик». И, пожалуй, на сцене народного театра он превзошел себя — молодого, девятнадцатилетнего.

Бывший командир отделения радистов Юрий Смыслов — ныне начальник одного из подсобных цехов студии Центрального телевидения. Работа у него беспокойная и ответственная: ведь продукция его цеха — декорации к телевизионным программам «На огонек» или к «Тринадцати стульям» — выходит на суд всех жителей необъятной страны.

…Траурной рамкой обведена фамилия Грибана. Совсем немного не дожил до Победы отважный комбат. Он погиб в апреле сорок пятого года в бою за городок Леобшютц, что на юге Германии. Мы похоронили его в центре города, в садике между двумя островерхими кирхами, среди распускающейся сирени. Поставили ему именной обелиск.

А спустя неделю к нам на передовую прибыл пожилой лейтенант из корпусной похоронной команды и заявил, что на территории церквей хоронить солдат и офицеров запрещено: нельзя оскорблять чувства верующих немцев. Помню, как изумился такому приказу даже наш «верующий сержант» Василий Зуйков.

За сто километров мы отправились с передовой назад в Леобшютц, чтобы перенести прах комбата на офицерское кладбище. В город возвращались жители. Они катили по обочинам дороги тачки со скарбом. Запуганные «зверствами большевиков», немцы не понимали и не могли понять, что не только живые, даже мертвые советские воины не имели права нанести им обиды.

…С фотокарточки смотрит на нас гвардии подполковник в отставке Петров. Николай Иванович пополнел. Стал солиднее. Мы побывали у него в гостях в Калинине. Он работает в научно-исследовательском институте. У Петрова взрослая дочь и очень приветливая жена с запоминающейся фамилией — Валетова.

А вот и старшина Сергей Левин. «Пушечный снайпер» дошел до Берлина и Праги. Его мечта — «провоевать от звонка до звонка» сбылась. Сбылось и другое желание воина-ветерана. Ему выпало счастье поставить в великой войне последнюю точку в полном смысле этого слова.

Недавно я прочитал мемуары командующего нашим фронтом дважды Героя Советского Союза маршала Конева. В конце своей замечательной книги «Сорок пятый» выдающийся советский военачальник так вспоминает день подписания акта о капитуляции 8 мая:

«На рассвете в полосе действий армии Лелюшенко произошло событие, в тот момент не обратившее на себя особого внимания…

Стремительно продвигаясь вперед и днем и ночью и громя все, что попадалось на пути, 5‑й гвардейский мехкорпус под командованием генерал-майора И. П. Ермакова между Яромережем и Жатцем — северо-западнее Праги — с ходу разгромил и уничтожил большую штабную колонну немцев. Разгромил и пошел дальше. Было некогда останавливаться, задерживаться, разбирать на ходу документы.

Что это была за колонна, мы узнали уже потом, только после салюта Победы. Тогда выяснилось, что танкисты Ермакова полностью уничтожили пытавшийся уйти к американцам штаб группы армий «Центр» генерал-фельдмаршала Шернера.

О значении этого факта лучше всего, пожалуй, сказал сам Шернер: „С этого времени я потерял управление отходящими войсками…“»

В этом отрывке из книги маршала речь идет о нашей танковой армии и нашем пятом мехкорпусе. И в той колонне танкистов и самоходчиков, которая разгромила последний фашистский штаб, была и машина Сергея Левина.

Я рассказываю Юрию, что после войны наводчик старшина Левин вернулся на родину — в Горьковскую область. Он не изменил самой необходимой на земле профессии хлебороба.

— Таким, как Левин, надо при жизни памятники ставить, — говорит Смыслов и неожиданно предлагает:

— А хочешь фронтовые стихи почитать?

Он подходит к книжному шкафу, начинает отыскивать нужный томик. Пока он роется в книжках, рассматриваю корешки… На полках сборники стихотворений и ничего другого…

— Еще на фронте заразился стихами, — словно оправдывается Юрий. — Теперь это мое хобби…

Я листаю первый попавшийся под руку томик. Одна из его страниц переложена бумажкой-закладкой…

— Это твое любимое?..

Юрий заглядывает в книжку:

— Хорошее стихотворение. Но вот это мне еще больше нравится. Я его наизусть знаю. Но ты сам прочти.

Он протягивает мне раскрытый томик со стихами, отчеркнутыми карандашом: