На живца

Глава 21

Утром, когда мы рассчитались за номер, Хоук стащил корзину для белья, обнаруженную в специальном шкафу, замок которого мне удалось вскрыть отмычкой. Мы погрузили оба трупа в тележку, прикрыв их грязным бельем, втолкнули ее в свободный лифт и отправили его на самый последний этаж. Проделывая все эти манипуляции, мы не спускали глаз с Кэти, которая не выказала ни малейшего желания дать деру. Или отправить нас на тот свет. Казалось, наше желание оставаться вместе было обоюдным. Я очень хотел, чтобы она была с нами. Думаю, будь на то воля Хоука, он просто сбросил бы ее в какой-нибудь канал.

Мы сели на автобус, который доставлял пассажиров от представительства голландской авиакомпании на Музеумплайн в аэропорт, и вылетели в Лондон в девять пятьдесят пять. У нас уже были заказаны билеты на полуденный рейс до Монреаля. В час пятнадцать по лондонскому времени я расположился в крайнем у прохода кресле, Хоук смотрел в иллюминатор, а Кэти спокойно сидела между нами. Попивая английский эль, мы ждали, когда нам подадут обед. Шесть часов спустя, когда по монреальскому времени день только перевалил на свою вторую половину, мы приземлились в аэропорту Монреаля, поменяли деньги, получили багаж, а к трем часам уже стояли в очереди перед олимпийским бюро по расселению в надежде получить пристанище. В начале пятого мы, наконец, подошли к служащему, сидящему за конторкой, и через полчаса мчались в арендованном «форде» по бульвару Сент-Лоран в направлений бульвара Генри Борасса. Я был измотан так, как будто провел пятнадцать раундов с Дино, боксирующим носорогом. Даже Хоук выглядел чуть устало, что же касается Кэти, так та просто засыпала на заднем сиденье машины.

По адресу, указанному в бюро, мы обнаружили небольшой дом на две семьи, который уютно примостился на примыкающей к бульвару Генри Борасса улочке. Фамилия хозяев была Ваучер. Муж говорил по-английски, а жена и дочь — только по-французски. Они собирались пару недель пожить в загородном доме у озера и поэтому решили подзаработать, сдавая свою половину дома Олимпийскому комитету по проведению игр для размещения там гостей Олимпиады. Я протянул квитанцию, выданную мне в олимпийском бюро по представлению жилья. Хозяйка обратилась к Кэти по-французски, показывая ей, где можно стирать, где готовить, где находится посуда. Кэти безразлично внимала. Хоук, напротив, очень вежливо пообщался с хозяйкой на французском языке.

Когда они уехали, оставив нам ключи, я спросил Хоука:

— Где ты так хорошо навострился во французском?

— Видишь ли, когда меня сильно припекло в Бостоне, я удрал оттуда прямо в Иностранный Легион. Усекаешь?

— Хоук, ты удивляешь меня. Ты был во Вьетнаме?

— Да, и в Алжире тоже, да и еще кое-где.

— Боже правый! — воскликнул я.

— Хозяйка решила, что Кэти твоя жена, — сообщил Хоук. Лицо его осветилось улыбкой. — А я сказал ей, что она — твоя дочь и ничего не соображает в кулинарии и домашнем хозяйстве.

— А я пояснил хозяину, что в обычное время ты носишь жокейский костюм и держишь для меня лошадей.

— Надо было сказать, что лучше всего я умею петь негритянские блюзы, сидя на мешке с хлопком.

Кэти примостилась в уголке маленькой кухни и наблюдала за нами, не вникая в наш разговор.

Дом был невелик, но ухожен. Стены кухни приятно пахли свежей сосной, все шкафчики были новыми. Примыкающая к кухне столовая украшена большим старинным обеденным столом, а на стене висели оленьи рога — очевидно, семейная реликвия. В гостиной мебели было немного, на полу лежал потертый ковер. Все чистенько и аккуратно. В углу стоял старый телевизор, экран которого был обрамлен белым пластиком, что зрительно увеличивало его размеры. Наверху мы обнаружили три маленькие спальни и ванную комнату. Одна из комнат явно предназначалась для парней: двухъярусная кровать, два письменных стола, стены украшены картинками дикой природы, кроме того, там же находились чучела животных. Ванная комната была выполнена в розовом цвете.

По всему чувствовалось, что этот дом хозяева очень любят. У меня стало нехорошо на душе, что мы вторглись в эту жизнь. Наша с Хоуком деятельность, а тем более дела Кэти, не вязались с духом этого дома.

Хоук принес из магазинчика пива и вина, сыра и французский батон, и мы поели почти в полной тишине. После ужина Кэти отправилась в одну из спален, заполненную куклами и запылившимися игрушками, и свалилась на кровать прямо в платье. На ней все еще оставалось то самое мятое белое платье. Вид у нее был ужасный, но другой одежды мы не купили. Хоук и я посмотрели по Си-Би-Си олимпийскую программу. Домик располагался на склоне горы, которая не позволяла принимать американские программы, поэтому нам пришлось в большинстве своем следить за канадскими спортсменами, чьи шансы на медали были невелики.

Мы допили пиво и вино и, вымотанные путешествием, сраженные неожиданной тишиной почти деревенской жизни, отправились спать, еще и одиннадцати не пробило.

Мне досталась спальня мальчиков, а Хоук развалился на хозяйской кровати. За окном уже раздавалось раннее пение птиц, но в комнате царила темнота, когда я очнулся и увидел стоящую у моей кровати Кэти. Дверь в комнату она плотно закрыла. Потом включила свет. Ее дыхание в тишине звучало тяжело и прерывисто. Кэти предстала предо мной абсолютно обнаженной. Она была из тех женщин, которым костюм Евы крайне идет. Надо признать, что в нем она выглядела гораздо эффектнее, так как одежда скрывала ее правильные пропорции. Оружия, кажется, она нигде не прятала. Из-за летней жары я спал без всего, да к тому же отбросив покрывало. Это привело меня в легкое замешательство. Я натянул на себя простыню, прикрывшись по пояс, да еще подоткнув край под бедро.

— Что, не спится в такую жаркую ночь? — брякнул я некстати.

Она молча пересекла комнату и, подойдя к кровати, опустилась на колени, затем, как бы отдыхая, села ягодицами на пятки.

— Может, горячего молока? — спросил я, делая вид, что не понимаю ситуации.

Она взяла мою левую руку, которой я держал простыню, потянула к себе и положила между своих грудей.

— От бессонницы помогает считать овец. — Этот совет не затронул ее сознания, зато мой голос, насколько я мог судить, сделался хриплым.

Ее дыхание было отрывистым, как будто она бежала спринтерскую дистанцию, а ложбинка между грудей повлажнела от пота. Наконец она заговорила:

— Делай со мной что хочешь.

— Это что, название книги? — прикинулся я полным идиотом.

— Я сделаю все что угодно, — продолжала она. — Ты можешь спать со мной. Я буду твоей рабыней. Или кем угодно.

Она наклонилась ко мне, продолжая прижимать мою руку к своему телу, и стала целовать мою грудь. От ее волос исходил нежный аромат шампуня, а тело благоухало каким-то редким запахом экзотического мыла. Вероятно, прежде чем отправиться ко мне, она приняла ванну.

— Я не рабовладелец, Кэти, — уговаривал я ее.

Ее поцелуи опускались все ниже к моему животу. Я чувствовал себя как молодой козел-производитель.

— Кэти, — увещевал я девушку, — я едва тебя знаю. То есть мы могли бы быть друзьями...

Ее поцелуи становились все настойчивее. Я сел на кровати и наконец оторвал руку от ее груди. Как только образовалось свободное место, она скользнула на кровать, прижалась ко мне всем телом, а ее левая рука принялась нежно гладить мою спину.

— Сильный, — выдохнула она. — Какой ты сильный. Задуши меня в объятиях, сделай мне больно.

Я взял ее за оба запястья и сильно встряхнул. Кэти перевернулась и хлопнулась на спину, широко раскинув ноги. Ее рот приоткрылся, из горла вырывались какие-то нечленораздельные звуки. Но тут дверь спальни распахнулась, и на пороге возник Хоук в своих замечательных трусах. В ожидании худшего он был напряжен, ноги полусогнуты для прыжка. При виде постельной сцены лицо его расслабилось и отобразило удовлетворение.

— Черт меня подери, — проворчал он.

— Все нормально, Хоук, — сказал я. — Не беспокойся. — Голос у меня совершенно охрип.

— Могу догадаться, — согласился со мной Хоук. Он закрыл дверь с обратной стороны, и до меня донесся его низкий густой гогот. — Эй, Спенсер! — крикнул он через закрытую дверь. — Может, ты хочешь, чтобы я покараулил под дверью и спел пару песенок, пока ты снимаешь дознание с подозреваемой?

Я пропустил это мимо ушей. Кэти появление Хоука не остудило.

— Пусть и он присоединится, — простонала она. — Возьмите меня вместе, если хотите.

Ее тело казалось лишенным костей, она разметалась по кровати, раскинув ноги и руки, кожа атласно блестела от пота.

— Кэти, ты должна научиться находить контакт с людьми каким-то другим способом. Убийство и секс, это тоже, конечно, имеет место, но ведь есть и другое. Ищи альтернативу.

Голос мой был скрипуч до противности. Я прокашлялся. Мне казалось, что каждая клетка моего тела переполнена кровью. От переизбытка жизненных сил я готов был бить копытом и ржать.

— Пожалуйста, — ее голос едва колебал воздух, — прошу.

— Не сердись, милая, но я не могу.

— Я хочу, — прошептала она, вывернувшись при этом всем телом. Она приподнялась и подалась вперед точно так же, как и тогда, когда Хоук обыскивал ее в Амстердаме. — Ну давай.

Я все еще держал ее за руки.

Чем дольше я держал ее и отказывал в ее просьбе, тем больше она распалялась. Это тоже была форма насилия, и она приводила Кэти в возбуждение. Хотите верьте, хотите нет, но я вынужден был покинуть поле боя. Я выбрался из-под простыни и вскочил с кровати, причем мне пришлось перебираться через ее ноги. Она тут же оккупировала оставленные мною позиции, чтобы раскинуться вольготнее. По мнению специалистов по поведению животных, она представляла собой пример абсолютного подчинения сильнейшему. Я же схватил свои джинсы «Ливайз», висевшие на спинке стула, и натянул их на себя. Самым тщательным образом застегнул молнию. Под их защитой я чувствовал себя гораздо увереннее.

Вряд ли Кэти осознавала, что осталась одна. Дыхание с присвистом вырывалось сквозь стиснутые зубы. Она извивалась и выгибалась на кровати, сбивая простыни во влажный комок. Я в растерянности не знал, что делать. Уже готов был задумчиво сунуть палец в рот, но в комнату мог снова ввалиться Хоук и застать меня за этим занятием. Как жаль, что это не Сюзан. Вот дела, черт возьми. Я сел на соседнюю кровать и приготовился к отступлению, если она опять кинется ко мне. Я только наблюдал.

Окно в комнате посветлело, а потом наполнилось розовым светом. Пение птиц усилилось, проехали несколько грузовых машин, звуки были нерезки и нечасты. Солнце поднималось. Ожила соседняя половина дома, зажурчала вода. Кэти прекратила бессмысленные метания. Я слышал, как в соседней спальне поднялся Хоук, зашумел душ. Дыхание Кэти было ровным и тихим. Подойдя к чемодану, я вытащил одну из своих рубашек и протянул Кэти.

— Вот, — сказал я ей, — платья, к сожалению, у меня нет, но и это пока сойдет. Потом мы купим тебе что-нибудь из одежды.

— Почему? — Голос ее стал обычным, но обессиленным и вялым.

— Потому что тебе кое-что пригодится. Ты носишь платье уже несколько дней.

— Почему ты отверг меня?

— Я очень несговорчив.

— Ты не хочешь меня?

— Я бы так не сказал. У меня нормальная реакция, и мне пришлось довольно туго. Но это не мой стиль. Я считаю, что все должно происходить по любви. А... э... у тебя оказался другой подход к этому вопросу.

— Ты думаешь, я — развратная девка.

— Я думаю, что у тебя нервное потрясение.

— Ты — паршивая сволочь.

— Это неправильная тачка зрения, — заметил я, — хотя в своем мнении ты неодинока.

Теперь она была совершенно спокойна, и только легкий румянец оживлял ее щеки.

Шум воды прекратился, и я понял, что Хоук вышел из душа.

— Пожалуй, я тоже приму душ, — обратился я к Кэти. — Тебе лучше пойти к себе и что-нибудь надеть. Потом мы вместе позавтракаем и обсудим наши планы на сегодня.