На живца

Глава 9

Их было трое. Девушка, которую я засек вчера, рассматривала фламинго, когда я прошел мимо нее, войдя через южные ворота, расположенные за вольерами ястребов и орлов, которые представляли птичий мир прерий. Я остановился у вольера с попугаями, повернувшись к ней спиной. Она не подозревала, что я кое-что про нее знаю, и не пыталась спрятаться. Случайно задела меня взглядом, когда переходила к клетке с воронами. Но не удостоила вниманием. Ай да Спенсер! Мастер перевоплощения.

В течение двух следующих часов мы выделывали нечто невообразимо сложное, напоминающее ритуальные брачные танцы фазанов. Она искала меня, стараясь не бросаться в глаза. С ней обязательно кто-то должен быть. Ребята с оружием. Им неизвестно, как я выгляжу, хотя они могли иметь описание. Я тоже не знал наверняка, как они выглядят, поскольку фотороботы лишь схематично изображали тех, кто поставил крест на семействе Диксона.

Она побрела к лужайке, где резвились шимпанзе. Я остановился полюбоваться попугаями из Австралии. Она рассматривала шумного какаду. Я двинулся к северным воротам, где находились гиббоны. Ее заинтересовали волнистые попугайчики, но она не забывала поглядывать по сторонам. Я пил кофе у садового павильона, постоянно проверяя, не потерял ли я ее. Ее беспокоило, нет ли рядом переодетых полицейских. Я высматривал членов ее группы. Мы старательно изображали из себя рядовых посетителей-знатоков, которые предпочитают всему остальному зоопарку зону восточного тоннеля. Моя роль была сложнее, так как в фальшивом парике и усах я чувствовал себя взмыленной лошадью. Из-за дурацких усов я не мог спокойно выпить кофе. Если они свалятся в чашку, эти ушлые ребята сразу поймут, что к чему.

Напряжение перерастало в нечто осязаемое. К одиннадцати часам я взмок, к тому же у меня разболелась спина. Боль в ране не прекращалась вовсе. А постоянно концентрироваться на своей хромоте я не мог. Должно быть, девушке тоже приходилось не сладко, хотя ее не собирались подстрелить, как куренка. Насколько я понимал.

Она выглядела на все сто. Не так молода, как мои вчерашние гости. Что-то около тридцати. Прямые, очень светлые волосы до плеч. Глаза круглые, примечательные, насколько мне удалось рассмотреть — очень темные. Грудь, правда, великовата. Зато бедрам могла позавидовать любая невольница гарема. На ней были черные босоножки, белые слаксы и белая блуза, которая открывала шею, повязанную черным шарфиком. На плече висела большая черная сумка, и чувствовалось, что там лежит пистолет. Возможно, дамский. Размеры сумки подсказывали, что спрятать в ней противотанковое ружье довольно трудно.

Она сдалась, когда часы на башне пробили три четверти двенадцатого. Я опаздывал уже на два часа. Она дважды энергично дернула головой, обращаясь к кому-то, кого я не видел, и направилась к тоннелю. Я пошел за ней. Тоннель был именно тем местом, куда мне не хотелось соваться, но я не представлял, как это сделать. Нельзя потерять ее. Я столько перенес ради этого контакта, и мне хотелось вынести из встречи что-нибудь полезное для себя. Но, если меня зажмут в тоннеле, живым оттуда мне не выйти. Выбора не было. Госпожа мистификация, помоги мне. Я нырнул в омут вслед за добычей.

Там было пусто. Я шел вразвалку, насвистывая, как будто меня ничего не заботит, но шея моя онемела от напряжения. Когда я выбрался из царства мертвых, то сунул свои очки с розоватыми стеклами в ближайшую мусорную корзину и достал обычные очки от солнца. Развязав галстук, я убрал его в карман и с удовольствием расстегнул на рубашке три пуговицы. Вспомнил совет комиксного сыщика Дика Трейси — укротителя зла — о том, что небольшое изменение внешности может принести пользу, когда тайком выслеживаешь добычу.

Следить было несложно. Она больше не искала меня. Просто шла по улице. Девушка двинулась по Принс-Алберт-роуд, а затем свернула на Олбани-стрит. Олбани-стрит, пересекая Мерилибоунди-роуд, вливается в Грейт-Портленд-стрит.

Слева над городом плыла телебашня. Следуя впереди меня, девушка повернула налево, на улицу Карбертон. Пейзаж города приобрел более домашний вид, наполнившись мелкими овощными лавочками. Стало больше мелькать студентов и представителей среднего класса. Смутное воспоминание подсказало, что к востоку от телебашни раскинулся район Блумсбери, гордившийся Лондонским университетом и Британским музеем. Она свернула направо, на Кливленд-стрит. Черт! Она неутомимый ходок! Хотя мне нравилось наблюдать за ее ножками, что я и делал последние минут десять-пятнадцать. Она шла свободной, широкой походкой, что называется от бедра, пружиня на каждом шагу. Для раненого такой ритм движения сложноват, и, наступая на раненую ногу, я чувствовал резкую боль. На углу Тоттенхем-стрит, по диагонали от больницы, она нырнула в подъезд здания, облицованного камнем.

Я отыскал не очень темную подворотню и занял наблюдательный пост. Прижавшись к стене так, чтобы видеть дверь, за которой подозреваемая скрылась, я стал ждать. До половины третьего она не выходила. Потом выскочила до ближайшей лавочки и вернулась с пакетом продуктов. Я ни на секунду не оставлял занятой позиции.

Отлично! Значит, здесь она живет. Ну а дальше что? Одним из преимуществ своей работы я считал то, что никогда наверняка не знал, что собираюсь делать дальше или что вообще нужно делать. Вечный интригующий сюрприз. Мне казалось, что я выследил нору очень редкого зверя. И что же мне теперь делать? Слово «зверь» к ней явно не подходило, но нельзя же было сказать, что я нашел берлогу красавицы.

Решая очередную дилемму, я пришел к отличному умозаключению. Делать ничего не нужно. Решил, что лучше подожду и посмотрю, что произойдет. Если с первого раза не получилось, отложи дело до завтра. Я взглянул на часы. Начало пятого. Я следил за девушкой и ее домом с девяти часов утра. Волчий аппетит и естественные нужды со всей силой обрушились на меня. Я хотел есть и пить и очень четко представлял, где у меня мочевой пузырь. Боль в ягодице напоминала о существовании и задней части тела. Если дела пойдут так и дальше, мне понадобится помощь. К шести я сдался.

В двух кварталах отсюда находилась телевизионная башня. В ней было все, в чем я испытывал потребность. Я направился туда. По дороге, во-первых, я отодрал усы, снял парик и сунул все это в карман. Заведение открылось как раз в шесть двадцать. И второе, что я сделал, достигнув земли обетованной, это занял столик у окна и заказал пиво. Помещение ресторана находилось на вершине башни и медленно вращалось, чтобы посетители во время еды могли любоваться панорамой Лондона с высоты птичьего полета. Я знал, что вращающиеся рестораны, подобные этому, располагаются в зазывно-броских небоскребах и предназначаются в основном для туристов, а следовательно, дешевы, и предпочитал не посещать их. Но вид раскинувшегося передо мной Лондона был настолько живописен, что я смирился с рестораном и даже полюбил его. Более того, здесь нашлось пиво «Амстель», которого я давненько не встречал у себя дома, и, чтобы отметить это событие, я заказал несколько бутылок. Наступила середина недели, и посетителей было немного. Опускался ранний вечер, поэтому меня никто не торопил.

Меню было длинным, хорошо продуманным, к счастью, я не нашел там мяса и запеканки из почек. Это приятное открытие заслуживало того, чтобы выпить. По мере того как ресторан плыл над городом, я разглядывал изгиб Темзы на юге. К востоку громоздился массивный купол собора Святого Павла, приземистый, как сэр Черчилль, такой непохожий на вытянутые, парящие соборы континентальной Европы. Собор крепко врос корнями в английскую землю. Я почувствовал, что четыре голландских пива, выпитых на пустой желудок, возымели действие. «Твое здоровье, собор Святого Павла» — таким был следующий тост.

Официант принял у меня заказ и подал еще пива. Я наслаждался. С севера, как декорация в театре, вплыл Риджент-парк. В этом огромном городе — уйма зелени. Благословенный остров под королевской мантией. Я выпил еще пива. Ваше здоровье, верноподданные британцы! Официант принес мне телячью отбивную, и я только из вежливости не откусил ему пальцы, проворно накинувшись на мясо. На десерт съел настоящий английский пирог с яблоками и выпил две чашки кофе. Наконец, в начале девятого я выбрался на улицу и направился домой.

Пиво, принятое для лечения раны, оказало на мой организм благотворное влияние, и для восстановления сил я решил пройтись. Вытащив карту, проложил по ней приятный маршрут в район Мэйфейр. Спустившись по Кливленд-стрит до Оксфорд-стрит, я свернул на юг и прошел по Нью-Бонд-стрит. В десятом часу очарование пива улетучилось, рана снова начала ныть, и я возмечтал о горячем душе и чистых простынях. Впереди показался боковой вход в отель «Брутон». Я зашел в гостиницу позади концертного зала, поднялся в холл второго этажа — но не обнаружил там никого, кто носился бы с адской машинкой под названием «автомат». Лифт был переполнен и не таил в себе опасности. Я поднялся на два этажа выше своего, прошел в дальний конец коридора и воспользовался рабочим лифтом, на котором было написано: «Только для служебного пользования».

Проскользнуть незаметно, как муха, явно не удастся. Служебный лифт открывался в небольшой кладовке, где складывали грязное белье. Через четыре двери от моего номера начинался боковой коридор. Спрятавшись за углом и периодически выглядывая из-за него, там стоял плотный мужчина с курчавыми светлыми волосами и розовыми щеками, который наблюдал за моей дверью. На нем был серый габардиновый плащ, правую руку гость держал в кармане. Возможно, он и не сидел в засаде, но другой мысли на его счет у меня не было, иначе, что он тут делал? И где его напарник? Должны были послать двоих, а то и побольше.

Тот, другой, вероятно, находится в другом конце коридора, чтобы зажать меня в клещи. Они узнают, что я именно тот, кто им нужен, когда я остановлюсь с ключом у своей двери. Я стоял без движения в бельевом отсеке и наблюдал. В дальнем конце коридора загремел лифт, выпустивший троих пассажиров: двух женщин и мужчину лет сорока в тройке из вельвета. Пока они шли по коридору в мою сторону, из-за лифта выглянул человек, проводивший их внимательным взглядом. Троица миновала мою дверь, и парень исчез за коробкой лифта. Тот, который был поближе ко мне, повернулся к боковому коридору и сделал вид, будто ожидает жену.

Итак, они продолжают игру. Изобретательные негодяи. И какие наглые! Все, что я сделал, это поместил объявление в газете. Я снова вошел в грузовой лифт и поднялся на три этажа вверх. Выйдя, я проследовал по параллельному коридору до пассажирских лифтов и заглянул в них. Сзади находилась лестница. Она обвивалась вокруг шахты, и на площадке тремя этажами ниже прятался один из террористов. Я свалюсь ему как снег на голову. Он не ожидает, что я спущусь сверху. Скорее, думает, что буду подниматься по лестнице.

Я скинул пиджак, закатал рукава рубашки по локоть и снял ботинки с носками. Что касается рукавов, то они мне просто мешали, сдерживая движения, и нет ничего такого в том, что я потакаю своим прихотям. Пятидесятидолларовые темные мокасины весьма привлекательны на вид, их приятно носить, но в них крайне неудобно драться, а тем более подкрадываться к противнику, так как они поскрипывают. А ноги в носках скользят по полу. Босиком, с засученными рукавами, я должен произвести ошеломляющее впечатление. Глядя на меня, можно было подумать, что я собираюсь ловить рыбу на мелководье. Ну просто Гек Финн.

По лестнице я спустился беззвучно, как дух. Запасной ход прибран и пустынен, справа жужжал и останавливался лифт, снова жужжал, снова останавливался. Перед поворотом на свой этаж я остановился и прислушался. До меня доносились чье-то сопение и шуршание одежды, соприкасающейся со стенкой. Он был тут, рядом со мной, нас разделяло лишь несколько ступенек. Террорист прислушивался к каждому движению лифта. Если двери открывались на нашем этаже, он выглядывал из своего укрытия всякий раз, когда двери закрывались. Это облегчало мою задачу. Он прислонялся к стене, и я слышал, как ткань его одежды цепляет стенку. Он следит за объектом, прижавшись к стене, держа руку с оружием наготове. Если он не левша, то должен стоять слева. Большинство людей — правши, будем надеяться на это.

Я вышел из-за угла. Внизу, шагах в четырех, замер мой противник, прильнувший к левой стенке. Меня он не видел. Одним прыжком я преодолел четыре шага и очутился рядом с ним. В этот момент он уловил мое движение, отраженное рифленым стеклом пожарного выхода. Парень успел повернуться вполоборота, одновременно вытаскивая из-за пояса длинноствольный пистолет, когда я нанес ему сокрушительный удар справа в челюсть. Он откинулся назад, ударился о стену и затих. Чтобы отключить человека одним ударом, нужно вложить немалую силу. Рука болела. Я взял у него оружие. Экипировка та же. Длинноствольный спортивный кольт. Это, конечно, не высший класс, но если попадет в нужное место, мало не покажется. Я обыскал его на предмет иного оружия, но кроме кольта — ничего.

Я стремглав взлетел на два пролета, надел мокасины, опустил закатанные штанины, сунул пистолет сзади за ремень и снова спустился по лестнице. Мой клиент не двигался. Он лежал на спине, открыв рот. Рассмотрев его внимательнее, я отметил, что он носит такие же бакенбарды, как один из братьев Смит, то есть от уха до самого рта. Кошмар!

Я вышел в холл. Его напарника с другого конца коридора не было видно. Я прошел по дорожке, минуя собственную дверь. Шестым чувством уловил легкое движение за углом. Завернув за поворот, наткнулся на человека, который старался выглядеть безразличным, слегка растерянным, но в то же время был напряжен и подозрителен. Видимо, я подходил под описание, которое ему дали, но почему тогда прошел мимо нужной комнаты? Его рука по-прежнему скрывалась в кармане. Плащ был расстегнут.

Я сделал еще три шага, миновав его, резко повернулся и дернул за полы плаща. Он попытался вытащить руку из кармана. Не давая ему выпутаться ему из плаща, я выхватил свой пистолет и приставил парню к уху.

— Фортуна — женщина, — сказал я ему. — И она тебе изменила.