На грани краха

Глава 16

ПАЙК

День второй

Пайк потерял след своей пленницы прошлой ночью, из-за сильного снегопада. Постепенно снег скрывал следы, оставленные лыжами, пока не осталось совсем ничего.

Пайк ничуть не волновался. Она держалась дороги, цепляясь за нее, как за признак цивилизации. Он уверен, что далеко она не отойдет. Во всяком случае, пока.

Пайк тащился по снегу, черная балаклава закрывала его лицо. Воротник теплой куртки поднят, капюшон туго завязан, чтобы защитить от ледяного ветра и снега.

Ему не привыкать к холоду. Ледяной мороз придавал ему сил и бодрости. Кроме того, если уж Пайк замерз, то его добыча замерзла еще больше. А значит будет двигаться гораздо медленнее.

Час за часом, Пайк сокращал разрыв между ними.

Именно эта мысль волновала его больше всего на свете.

Он двигался медленнее, чем хотелось бы, но главное — найти ее. Он не будет слишком самоуверенным. И не допустит ошибки.

Пайк постоянно оглядывал окрестности — густой лес из ясеня, вяза и сосны, дуба, орешника и березы; подлесок, отягощенный грудами мокрого снега, узкие тропинки и темные промежутки между стволами; пространство под пологом голых заснеженных или хвойных ветвей.

Воздух был холодным и чистым, пахло сосной и смолой. Пайк старался дышать ровно, быть начеку.

Он хорошо выспался в своей палатке. Солнечный обогреватель и зимний спальный мешок согревали его настолько, что даже не пришлось возиться с огнем. У него все еще оставалось достаточно еды и воды.

Его мысли вернулись к отключению электричества — к тому, что это могло означать. Это явно аномалия. Что-то такое, чего он не планировал. А Пайку нравилось планировать все заранее.

Он хорошо знал человеческую натуру. Знал, как люди действуют, думают и верят в лучшее, и каждое свое действие планировал на основе данных знаний.

Пайк изучал людей достаточно долго, чтобы выявить их слабости, ментальную защиту и оправдания, их неудачи, искушения и самообман, которые позволяли таким, как он, свободно разгуливать среди людей. Осторожный и хитрый волк среди беспечных и глупых овец.

Электричество снова появится. Жизнь вернется в нормальное русло.

А что, если все будет не так? Что, если это только начало и будет только хуже?

Пайк обдумывал эту возможность, сидя на корточках возле странной глыбы на обочине дороги. Он стряхнул с нее снег, обнажив пень.

Ничего интересного.

Он встал и двинулся дальше. Отсутствие электричества в течение длительного периода времени означало отсутствие тепла, отсутствие поставок продовольствия, а также отсутствие воды, которая подавалась по трубам.

Через какое время наступит хаос? Через неделю? Через месяц?

Хотя это, может быть, и к лучшему. Пока отчаявшиеся люди сражались за еду и истощающиеся запасы, полиция отвлекалась на поддержание порядка.

Пайк не беспокоился о еде. Он умел охотиться, и знал, как поймать свою добычу.

А заниматься любимым хобби без надзора правоохранительных органов…

Какая соблазнительная мысль.

Люди будут умирать от всего — болезней, стихии, от голода и жажды. Жертвы обстоятельств. Множество мертвых и умирающих. Слишком огромное количество

смертей для того, чтобы власти могли с ними справиться и расследовать должным образом.

Кто узнает, если некто доберется до них первым?

Меньше чем в десяти милях от хижины Пайк заметил неровности на правой стороне дороги.

У нескольких ближайших вечнозеленых деревьев лежали небольшие ветки, явно обрезанные человеком. Он подошел ближе и ощупал одну из них пальцами в перчатках.

Срез оказался свежим.

Пайк медленно повернулся, осматривая окрестности. За сугробом высотой по пояс, в нескольких ярдах от леса, лежало большое сосновое бревно. Он мельком заметил полость под ним. Наклонился и осмотрел заинтересовавшее его место. Три высоких ели не давали снегу скопиться рядом. Под бревном его совсем немного, к тому же снег явно сдвинули в сторону, обнажив грязь и подстилку из листьев.

Только человек мог это сделать.

Сердце Пайка забилось быстрее.

А вот и ты.

В нескольких футах от бревна он смахнул тонкую белоснежную пелену, под которой показались полусгоревшие палки и угли.

Она развела здесь костер.

Пайк встал, нахмурив брови, и оглядел дюжину сосновых веток, разбросанных вокруг — одни свежие с зелеными иголками, другие мертвые и побуревшие.

Она разбросала их, чтобы все казалось естественным.

Он мог сказать наверняка: она развела небольшой костер, устроила под бревном мягкую постель из сосновых иголок и зарылась в нее на ночь. Она выбрала хорошее место. Пайк и сам не смог бы выбрать лучше, если бы застрял на ночь в стихии без палатки или походного снаряжения.

Интересно.

Он и не знал, что она обладает такими навыками. Задвинув эту информацию в уголок своего сознания, двинулся дальше.

Он продолжал следовать за ней.

Свежий снегопад скрыл большую часть следов, но Пайк все еще мог различить неглубокие вмятины от ее лыж.

Его пленница определенно направлялась на юг.

Через несколько миль эта дорога поворачивала на Запад, к городу Кадиллак. И что она тогда будет делать? Останется ли на дороге, цепляясь за мысль, что та, в конце концов, приведет ее к цивилизации? Или направлялась на юг по какой-то особой причине? Неужели она идет домой?

От этой мысли Пайк усмехнулся.

Затем облизал пересохшие губы и смахнул снежинки с солнцезащитных очков. Он улыбнулся снегу, деревьям и серому темнеющему небу. Пайк сам разберется с этой проблемой.

И тогда будет свободен. Свободнее, чем прежде.

Внезапно будущее стало казаться гораздо более светлым.

Глава 17

ХАННА

День третий

На третий день, где-то около полудня, снегопад, наконец, прекратился.

Фляжка Ханны оказалась пуста. Она снова наполнила один из пустых зип-пакетов снегом и засунула его под пальто и остальную одежду, приложив к голой коже, чтобы растопить. Ей стало еще холоднее, но она не могла обойтись без воды.

Ханна вздрагивала при каждом звуке. Шелест деревьев, завывание ветра, и снег, падающий с ветвей.

Несколько раз она съезжала с дороги, охваченная ужасом от странного звука или намека на движение краем глаза.

Она надеялась, что ее преследует Призрак, однако не была уверена.

Солнце скрылось за сплошной полосой серых облаков, отчего под деревьями сгустились тени. Ханна моргнула сквозь солнцезащитные очки. Ее глаза все еще щипало, но уже не приходилось так сильно щуриться. К ней постепенно возвращалось зрение.

Тяжело вдыхая, Ханна взобралась на небольшой холм. Заснеженные деревья сомкнулись с обеих сторон так близко, что она почти коснулась ветвей.

Обрадовавшись небольшому отдыху, она присела, оттолкнулась лыжной палкой и скользнула вниз по склону. Он оказался круче, чем она думала. Ханна набрала скорость, и ветер обжег ее щеки.

Внезапно левая лыжа провалилась. Конец вонзился в снег и ударился обо что-то твердое — возможно, о камень. Лыжа накрепко застряла.

Импульс швырнул Ханну вперед, лодыжка в лыжном ботинке болезненно подвернулась. Защелка открылась, и она упала в снег, размахивая руками.

Падая, полуобернулась, умудрившись приземлиться на бок, а не на живот. Ханна ударилась о землю, напрочь выбив воздух из легких. Она попыталась вдохнуть кислород, но он никак не поступал.

Ее легкие горели, а пульс громко стучал в голове. Жгучая боль пронзила правую ногу до бедра. Ребра и плечо тоже пострадали.

Задыхаясь, Ханна открыла рот, но воздух все еще не входил в ее ноющие легкие.

Она перевернулась на спину и посмотрела вверх, сквозь ветви, цепляясь за горло пальцами в перчатках, как будто движение могло как-то помочь.

«Дыши! Пожалуйста, просто дыши!»

Наконец, Ханна снова смогла набрать полный рот ледяного воздуха. Ее горло и легкие словно обожгло. Она закашлялась, пытаясь прочистить дыхательные пути.

Нескольких минут она продолжала лежать, оглушенная и страдающая, просто пытаясь снова нормально дышать. Ей нужно встать. Снег давил на ноги, ягодицы и спину, забивался под перчатки и шарф, обдавая холодом обнаженную кожу.

Ханне удалось сесть, используя руки, потому что мышцы живота сейчас бесполезны. Ее ноги находились в снегу. Она попыталась пошевелить правой ногой, и лодыжку пронзила острая боль.

Осторожно, чтобы не задеть раненую лодыжку, Ханна отползла назад с помощью рук, пока не добралась до толстого клена на краю дороги. Обессиленно прислонилась к стволу.

Теперь у нее не только больная рука, но еще и нога. Ханну накрыли боль, разочарование и беспомощность, а с губ сорвался сдавленный всхлип.

«Боже, ну сколько можно». Последние пять лет она провела, будучи беспомощной и загнанной в ловушку. Ее разум все еще казался затуманенным. Как глупо было думать, что она вообще может попытаться сбежать?

Как будто Ханна в чем-то хороша, кроме того, чтобы быть раненной птицей в клетке.

Птицей без крыльев. Птицей, которая разучилась летать.

Стоило остаться в подвале.

Она ведь все равно умрет. Вот-вот замерзнет насмерть посреди белой пустыни. Следующая метель накроет ее тело, и Ханну не найдут до весны. Если вообще когда-нибудь найдут.

«Ты знаешь, что тебя найдут», — прошептал этот голос в ее голове.

Страх сжимал горло Ханны до тех пор, пока она не перестала дышать. Ее снова охватило отчаяние.

В любом случае ее судьба уже предрешена.

Либо ее убьёт смертельный холод. Либо убьет он.

— У меня ничего не получится, — пробормотала Ханна, ни к кому не обращаясь. — Ничего.

Глава 18

ХАННА

День третий

Ханну разбудил звук шагов.

Она не знала, как долго проспала, может минуты, а может часы. Ее конечности отяжелели, словно вены наполнились цементом. Холод пробирал до костей, а разум оставался затуманенным.

С минуту не понимала, где находится. Может, ей все это приснилось. Ханна предпочла бы видеть сны, чем бодрствовать в своей тюрьме. Ее пойманный в ловушку разум медленно сходил с ума.

Где-то впереди хрустнула ветка. В лесу за дорогой.

Она повернула голову, чтобы прислушаться, и слегка пошевелилась. Грубая кора зацепилась за ее пальто. В лодыжке пульсировала боль, а значит, это не сон.

Память вернулось к Ханне в мгновение ока — потемневший свет, выключенное электричество, открытая дверь, безумная попытка сбежать. Три мучительных дня, потерянных в лесу.

Споткнувшись и подвернув лодыжку, Ханна бросила лыжи, закопав их как можно глубже в сугроб у дороги, и заковыляла в лес, чтобы найти место для отдыха. Она свернулась калачиком у широкого ствола дуба и провалилась в беспокойный, измученный сон.

Снова послышался треск. Теперь уже ближе. Затем внезапный шорох. Ханна пристально вглядывалась в темноту.

Лес шевелится и шептал, оживая.

Может, это Призрак? Или кто-то еще?

Что-то большое двигалось мимо ветвей и подлеска. Ритмичный хруст сапог по мягкому снегу, который становится все громче.

Кто-то приближался. Человек, а не животное.

Он.

Сердце Ханны пустилось вскачь. Она не могла убежать. Только не с больной лодыжкой. Не в ее состоянии.

Ханна прижалась спиной к стволу дуба, пытаясь стать как можно менее заметной. Подтянула рюкзак поближе к себе.

Из леса показался человек.

Ханну пронзила волна мучительного страха. Она стояла совершенно неподвижно.

Мужчина шел через лес, пересекая дорогу. Он приближался, опустив голову и засунув руки в карманы, с темно-синим шарфом, обмотанным вокруг шеи и нижней половины лица.

Нет, это не он. Это кто-то другой.

Увы, Ханна не почувствовала облегчения. Кроме ее похитителя, этот человек стал первым, увиденным ею увидела за последние пять лет. И он был мужчиной. А мужчины опасны.

В особенности незнакомцы, которые появляются на пустынной проселочной дороге в глуши, когда вокруг нет никого, кто мог бы услышать крики о помощи.

Ханна слишком хорошо знала, как разыгрывается этот сценарий.

Паника вцепилась в нее стальными когтями. Туман заполнил разум. Она не могла дышать и едва соображала.

Мужчина остановился в пятнадцати футах от нее, и уставился на нее, пораженный — возможно, такой же пораженный, как и она, когда заметила его.

— Уходи! — пробормотала Ханна все еще хриплым и грубым голосом.

Некоторое время мужчина молча на нее смотрел. Он выглядел высоким, лет тридцати или около того. Широкие плечи и мускулистые руки угадывались даже под толстой, подбитой мехом паркой.

На голове у него была одета серая шапочка. Квадратную челюсть покрывала легкая щетина, а глаза казались поразительно серо-голубыми.

Мужчина не выглядел злым. Впрочем, как и тот, что держал ее в заточении. Ханна научилась не доверять внешности.

— Какого черта вы тут делаете? — спросил мужчина.

Инстинктивно она передвинулась так, чтобы он не увидел ее деформированную руку, а другой прикрыла живот. Оставалось надеяться, что из-за всей этой громоздкой одежды мужчина не сможет понять наверняка.

Беременность лишь делала Ханну еще более слабой и уязвимой.

Она изо всех сил старалась не показывать свой страх. Ведь хищники чуяли его за версту. Но это оказалось бесполезно. Ханну охватил ужас, и она оказалась беспомощна перед ним.

Ханна почувствовала слабость. Ее захлестнуло головокружение, а глазах заскакали черные точки. Тьма угрожала поглотить сознание.

— Просто уходи, — попросила Ханна сквозь стучащие зубы. — Пожалуйста.

Мужчина нахмурил густые брови.

— С вами все в порядке?

За спиной у него висел большой, набитый до отказа рюкзак. Мужчина вынул руки из карманов. В одной из них она разглядела пистолет. Мужчина держал его низко, не направляя на нее, но это не имело значения.

Он мог застрелить Ханну прямо здесь, если бы захотел. У нее нет никакой защиты, кроме жалкого кухонного ножа. И Ханну снова накрыла ошеломляющая беспомощность.

О чем она думала, когда надеялась на то, что кто-то придет и спасет ее? Как только Ханна увидела другого человека, она превратилась в дрожащее животное.

— Вы заблудились?

Она едва слышала мужчину из-за притока крови, стучащего в ушах. Она раскачивалась взад-вперед, обхватив голову руками. С ее губ сорвался тихий стон.

Надвигалась темнота.

Ханне нужно бороться с ней, пытаться оставаться в сознании. Так что она сосредоточилась на узловатой коре и начала отчаянно считать в уме. Раз, два, три…

— Вам есть куда пойти? Вы потерялись из-за снежной бури? Мы очень далеко от любого населённого пункта.

Страх тормозил Ханну на месте, словно оленя, слишком очарованного светом фар, чтобы спасти собственную жизнь. Одиннадцать, двенадцать, тринадцать…

— Я не причиню вам вреда, — медленно произнес мужчина, — если вы так считаете.

По лицу Ханны катились слезы. Она дрожала, содрогаясь всем телом от ужаса. Двадцать, двадцать один, двадцать два…

Прошла еще одна долгая минута напряженного молчания. Ханна чувствовала на себе взгляд мужчины, изучающий ее, анализирующий слабости. Выясняющий, как лучше нанести удар.

— Ладно, — сказал он. — Не волнуйтесь. Я уже ухожу.

Шаги начали отдаляться. Мягкий хруст сапог по снегу становился все тише и тише, как и шорох задеваемых ветвей и подлеска.

Тридцать три, тридцать четыре, тридцать пять…

Ханна долго не решалась пошевелиться. Прошло время, прежде чем ее сердце перестало биться в груди, как испуганный заяц. Семьдесят шесть, семьдесят семь, семьдесят восемь…

В конце концов, она досчитала до ста. Потом закрыла глаза и снова открыла. Ханна заставила себя сесть, сделать глубокий вдох и оглядеться.

Мужчина исчез. Он ушел не по дороге, а через лес.

Вот как он нашел ее.

Теперь она ясно видела тропинку между деревьями, которую раньше не замечала. Голубое прямоугольное пламя осветило ствол толстой сосны в нескольких ярдах от дороги. Это был какой-то указатель.

Мужчина исчез.

Но это не означало, что он не вернется назад. Не означало, что он больше не опасен.

Во рту у Ханны появился металлический привкус. Она прикусила язык. Пришлось сплюнуть кровь на снег.

Прислонилась к стволу дуба, тяжело вздыхая и все еще содрогаясь всем телом. Она подтянула колени к животу так близко, как только могла, и попыталась положить руки на колени, но не смогла до них дотянуться. Ей мешал дурацкий живот.

Первобытный крик разочарования, страха и гнева зародился у нее в груди, наполняя огромным, неумолимым давлением.

В злобе Ханна ударила по земле поврежденной ладонью. Но так стало только больнее.

Ее лодыжка все еще ныла. Она все еще блуждала в лесу в разгар зимы, медленно замерзая до смерти, без воды и почти без еды. Ее тюремщик шел по ее следу.

А встреченный ею человек мог быть опасен.

Когда на глаза навернулись слезы, Ханна не смогла их сдержать.

Глава 19

ХАННА

День третий

Призрак стоял на опушке леса через дорогу, в футах двадцати от нее.

Ханна не знала, когда он появился. Пес мог простоять там целый час, пока она сидела на снегу и рыдала, как ребенок.

Она всхлипнула и вытерла лицо, ее грудь все еще вздрагивала.

— Эй. Привет, дружок.

Пес наклонил голову, наблюдая за Ханной.

Она напрягла слух и прислушалась. Однако не услышала никаких звуков, кроме собственного дыхания и рваного дыхания собаки. Возможно, незнакомец не вернется. Возможно, он оставит ее в покое, как и сказал.

Ханна порылась в кармане негнущимися, неуклюжими пальцами и вытащила последний кусок вяленой говядины. У нее в рюкзаке припрятан еще один сверток.

Она попыталась бросить его псу, но ее руки оказались настолько слабы, что мясо приземлилось в ярде от ее ног.

— Прости, мальчик.

К ее удивлению, Призрак перебежал через дорогу, и его огромные лапы погрузились в снег. Он не остановился, пока не оказался в нескольких футах от нее и не подцепил зубами вяленую говядину.

Пес не развернулся и не отбежал, как ожидала Ханна. Вместо этого он тихо заскулил и остался рядом.

Вблизи Призрак казался огромным. Выше, чем она, сидя. Горячее собачье дыхание коснулось лица Ханны, когда тот подкрался ближе, а его карие глаза не отрывались от ее лица.

Пес выглядел по-другому. Сильнее, здоровее. Менее изможденным. Пиренейские горные были благородными, храбрыми и невероятно умными собаками. Ханна осознавала это, наблюдая, как Призрак следит за ней.

Она не двигалась. Инстинктивно знала, что любое резкое движение может отпугнуть пса. Ханна смотрела на огромные острые зубы, торчащие по обе стороны от его высунутого языка, и представляла себе, как эти мощные челюсти погружаются в нежную плоть, разрывая мышцы и кости.

Эта собака стала единственным живым существом в огромном ужасающем мире, которого она не боялась.

Ханна протянула к нему свою неповрежденную руку ладонью вверх.

— Вот, мальчик. Я не опасна.

Призрак медленно приблизился к ее руке. Понюхал перчатки.

— Все хорошо. Видишь?

С любопытством пес обнюхал ее левый ботинок. Затем прошёлся носом вдоль ее штанины, к животу.

Ханне очень хотелось погладить Призрака, но она сомневалась, что он ей это позволит. К нему уже очень давно не прикасались по доброте душевной.

Пес возвышался над ней. Он снова заскулил, тихо и почти печально.

Ее взгляд остановился на его шее. Красная полоска пятнала его прекрасный белый мех. Призрак носил этот уродливый тугой ошейник настолько долго, что тот натер ему шею до крови.

— Я не причиню тебе вреда, — прошептала Ханна, хотя пес на самом деле единственный, кто здесь мог причинить боль. — Я никогда не причиню тебе вреда.

Она протянула руку и нащупала пряжку здоровой рукой. Призрак стоял молча, пристально глядя на нее. Он не рычал и не скалился на нее. Что можно посчитать хорошим знаком.

Ханне потребовалась минута, чтобы расстегнуть ошейник негнущимися пальцами в перчатках, но, в конце концов, он упал на снег рядом с ней. Она подобрала его и швырнула в сугроб в паре ярдах от себя.

Призрак несколько раз отряхнулся и фыркнул.

— Как ты себя чувствуешь? Уверена, что гораздо лучше.

Пес опустил свою огромную голову и прижал ее к груди Ханны, словно говоря «спасибо».

Она выдохнула, не помня даже, что задерживала дыхание.

Нерешительно протянула руку и коснулась густой шерсти, обрамлявшей шею Призрака, осторожно избегая места, где раньше находился ошейник. Пес прижался к Ханне ещё сильнее. Она чувствовала его тепло даже сквозь пальто.

Ханна зарылась обеими руками в его мех. Почувствовала силу мышц под всей этой мягкостью.

— Я надеюсь, тебе так нравится.

Призрак радостно заскулил в ответ.

Ханна опустила подбородок и положила его псу на макушку. Затем закрыла глаза и вдохнула знакомый, успокаивающий собачий запах. Его мех коснулся ее онемевших щек. Она почти ничего не чувствовала. — Только ты и я. Мы оба побывали в плену.

Призрак плюхнулся на снег рядом с Ханной. Его тело излучало тепло, прижимаясь к ней сбоку. Пес положил свою гигантскую голову на огромные лапы и пристально посмотрел на нее. Его пушистый хвост медленно и ритмично постукивал по земле.

Легкие Ханны превратились в лед. Дышать стало больно. Холод впивался в ее плоть, тело сотрясала дрожь, а зубы стучали.

Ханна оказалась ужасно близка к тому, чтобы сдаться, лечь и отдаться во власть безжалостной стихии, пока холод не пробрал бы ее изнутри.

Но она все еще жива, все еще дышала. Сама построила себе убежище. Смогла разжечь костер. И продержалась три дня в ледяной пустыне.

А это кое-что значило. Каждый день, проведенный ею в подвале, что-то для нее значил.

Ханна подумала о Майло, Ноа и их доме.

— Мне нужно продолжать идти.

Призрак навострил уши. Затем ободряюще постучал хвостом.

Точно. Теперь у нее был пес. И она больше не испытывала одиночества.

К тому же пес оказался прав. Не в ее характере сдаваться. Пока нет.

Ханна закрыла глаза и впервые за долгое время произнесла молитву. Она долгое время думала, что вера, как и надежда, ее предали. Но, возможно, это не так.

Казалось, надежда исчезла, но, на самом деле, она все ещё теплилась. Ханна до сих пор ее ощущала. А может, и веру тоже.

Она собрала последние силы и поднялась на ноги. Затем накинула рюкзак на плечи, натянула шапку и капюшон и хорошо замотала шарф, чтобы прикрыть нижнюю половину лица.

Ее движения были медленными и неуклюжими. Обе руки казались бесполезными, как будто уже превратились в глыбы льда.

Первые признаки переохлаждения.

Но Ханна уже знала об этом. Она балансировала на грани выживания.

Проверила свою правую ногу. Боль все еще ощущалась, но лодыжка выдержала ее вес. Она не сломана. Наверное, это даже не вывих — просто перенапряжение. Лодыжка распухла и болела, но в остальном была в порядке.

Ханна сделала неуверенный шаг. И тут же резко выдохнула. Затем сделала еще один шаг, и ее ботинки глубоко увязли в снегу. Каждый шаг давался с трудом, напряжение и болью.

— Не знаю, как долго продержусь, мальчик, — сказала она сквозь стучащие зубы. — Но нет никакого смысла замерзать тут до смерти, когда я могу замерзнуть до смерти где-нибудь еще, где-нибудь поближе к дому, так ведь? Час. Я могу продержаться еще час. А потом, может быть, и еще немного.

Словно удовлетворенный ее решением, Призрак вскочил на лапы. Он стряхнул с себя снег, выскочил на дорогу и повел Ханну за собой.

Глава 20

ЛИАМ

День третий

Тридцатичетырехлетний Лиам Коулман никак не мог выбросить чертову женщину из головы.

Он пообещал себе, что ни по какой причине не станет останавливаться. Особенно после того, что случилось в Чикаго. После всех его потерь.

Лиам прилетел в Чикаго на Рождество, чтобы навестить своего брата и невестку. Они находились в центре Чикаго, три дня назад, когда в канун Рождества произошел ЭМИ.

Он пытался отрешиться от образов бегущих испуганных людей, взрывов и трупов. Ужасные воспоминания вторглись в его сознание, угрожая свести с ума.

Лиам продолжал двигаться, пытаясь забыть этот кошмар.

Движение казалось единственным, что удерживало его на ногах — держало кошмары подальше.

Лиам пригнул голову от снега и пронизывающего ветра, пробираясь по колено в сугробах по проселочной дороге, которая пересекала Национальную лесозону Манисти.

Пройдя сто тридцать девять миль через лес, Лиам оказался вдали от людей, именно к этому он и стремился.

Войдя в Манисти, миновал несколько коттеджей, кемпингов, лавок с наживкой и рыболовными снастями. Все выглядели пустыми и заброшенными.

Лиам проходил мили бесконечных саванн и прерий. Он бродил по дощатым мостикам над замерзшими болотами, изредка пробиваясь сквозь сугробы с растениями, пересекал различные ручьи и реки — Медвежий, Коул-крик, Литтл-Манисти-Ривер.

Недалеко проходила железная дорога, которая вела на север, к острову Макино, а оттуда к верхнему полуострову. Живописный маршрут протяженностью в 4600 миль пролегал через восемь штатов, от Северной Дакоты до Вермонта, но Лиама интересовал только Северный Мичиган.

Как только в угнанной «Тойоте Королле» 1984 года кончился бензин — чуть южнее Уайт-Клауда на 131-й улице — Лиам намеренно избегал шоссе. До этого он объезжал побережье через Сент-Джозеф, Саут-Хейвен и Холланд и держался к западу от Гранд-Рапидс.

Очень немногие заправочные станции оставались открытыми. Насосам требовалось электричество. Большинство из заправок, работающих на генераторах или с ручными насосами оказались закрыты для окружающих, обеспечивая топливом лишь спасателей, полицию и правительство.

А те, что еще оставались открытыми, стали очагами насилия, когда люди, отчаявшиеся добраться домой к своим близким, спорили и дрались из-за десяти галлонов бензина. Лиам уже видел эти бесчинства и грабежи.

Начинался хаос.

Он как-то читал, что от анархии человечество отделяет лишь девять шагов. А такую суровую зиму, когда существовала реальная угроза замерзнуть насмерть в собственном доме, и того меньше.

Все было бы по-другому, если бы электричество пропало лишь на региональном уровне. Люди могли бы загрузить своих детей и собак в машину и отправиться на север штата к бабушкам или проехать сотню миль, чтобы остановиться в отеле на несколько дней.

Жителям сельских районов Мичигана не чужды перебои с электричеством, длившиеся иногда по нескольку дней. Так что они вполне могли справиться.

Но миллионы заглохших машин? Мертвые телефоны?

Люди не могли общаться с членами семьи. Не могли путешествовать. Они застряли там, где находились в данный момент. В ловушке с тем, что имелось под рукой.

Чувство беспомощности и изоляции быстро переросло в панику.

Экстренные брифинги, которые Лиам слушал по радио в машине, продолжали утверждать, что проблема временная и ее быстро исправят. Но он не верил этим словам. И очень скоро в них не будут верить и остальные.

Лиам шел через высокие сосновые леса. Огромные ряды сосен были посажены гражданским корпусом охраны природы в 1930-х годах. Он чувствовал себя муравьем среди великанов.

Остановился на высоком утесе, откуда открывался живописный вид на холмы, поросшие соснами, елями и пихтами. Литтл-Манисти-Ривер змеился под ним, замерзший и сверкающий.

Лиам окинул взглядом потрясающий пейзаж и вдохнул свежий воздух. Он находил утешение в природе. Она всегда его успокаивала, снимала напряжение и тревогу.

Лиаму нравилась суровая зима, негостеприимный ландшафт. И даже холод.

Природа была самой собой. Не жестокой и наполненной злобой. Не такой, как человечество. Она прекрасна в своей твердости.

Однако, для Лиама не имело значения, насколько впечатляющим казалось окружение. Ничто не могло исцелить пустоту, где раньше находилось его сердце.

Он потратил минуту на то, чтобы восстановить водный баланс, а затем поправил лямки рюкзака. Лиам повсюду таскал с собой рюкзак, наполненный необходимыми вещами.

Тактический нож «Гербер МК II» висел у него на поясе вместе с «Глоком-19».

Лиам пожалел, что у него нет с собой «АР-15». В этих лесах он предпочел бы длинное ружье. Сделал мысленную пометку приобрести его как можно скорее.

Он еще раз сверился с компасом и бумажной картой Мичигана, которую всегда носил в рюкзаке. До его усадьбы оставалось около шестидесяти миль, она располагалась за пределами крошечного городка Мэйфилд, к югу от Траверс-Сити, недалеко от государственного леса с одноименным названием.

Единственная цель Лиама — вернуться обратно на ферму. Там хранилось достаточно дров, чтобы хватило пережить самую суровую зиму. А впереди имелось двенадцать месяцев на то, чтобы пополнить необходимые запасы дров и пищи, благодаря лесам, изобилующим оленями, дикими индейками и кроликами.

На уединенной ферме в пять акров стояли колодец с ручным насосом, дровяная печь, генератор и несколько солнечных батарей. Дом полон мебели, которую Лиам сделал сам — кухонный стол и стулья, книжные шкафы, кофейный столик. Он сам варил мыло и вязал себе одеяла.

Лиам подготовился. И под рукой у него имелось все необходимое.

Просто нужно добраться до фермы.

Лиам сложил карты и засунул их обратно в рюкзак. Ему потребовалось три дня, чтобы преодолеть почти двести сорок миль.

Он мог бы проделать оставшуюся часть пути за четыре дня при сильном снегопаде, или того меньше, если удастся найти снегоход или квадроцикл на ходу, оставленные без присмотра.

Лиам никогда бы не стал красть у кого-то в открытую. Он не вор. Но он не испытывал никаких угрызений совести, когда забирал то, что ему нужно, из многочисленных пустых домов, мимо которых проходил. Именно так Лиам нашел «Короллу» на подъездной дорожке заброшенного дома в пригороде Чикаго.

Миллионы людей оказались на мели вдали от дома из-за праздников. Почти треть американцев путешествовали в Рождественские праздники. Если они не могли использовать свое имущество, чтобы выжить, то мог Лиам.

Он чувствовал небольшую вину из-за угона машины; но почти не переживал о том, что заполнил свой рюкзак снедью из шкафов пустующего сельского дома и укрылся на ночь в сарае.

Лиам выбрал не самый быстрый и легкий путь из Чикаго обратно в свою усадьбу. Зато этот путь безопасный и уединенный. Изолированный. А изоляция радовала его как никогда раньше.

Он мог бы пережить стихию. Годы службы в спецназе приучили его к нестерпимой жаре и ледяному холоду. Лиам знал, как выдержать невероятные условия, чтобы выполнить свою работу. Он привык к голоду, жажде и приспосабливался к суровым условиям.

Но люди выступали неизвестной стихией. Никогда не знаешь, что они сделают и на что способны. Лиам всегда оставался настороже и старался избегать контактов с людьми.

В его разуме снова вспыхнуло воспоминание об той странной женщине. Ее бледное лицо. Дикий и полный страха взгляд.

Лиам попытался отвлечься от воспоминания, но оно вернулось с удвоенной силой.

Он старался вытеснить его из своего сознания. Потому что не чувствовал моральных обязательств, чтобы помогать каждому. Это была прерогатива его невестки, Джессы. Сострадательная медсестра, которая всегда пыталась помочь людям. А он не такой.

Сердце заныло от боли, и внутри поднялась острая волна горя. Лиам постарался подавить ее. Он не станет думать об ужасе последних дней, потому что не сможет вынести воспоминаний о потерях.

Он должен сосредоточиться на текущей задаче, чтобы не сойти с ума от горя. И именно это получалось у него лучше всего.

Внимание Лиама привлёк просвет над соснами.

Наступали сумерки. Проблеск неба, которое он мог видеть сквозь сучковатые ветви, потемнел до глубокого стального серого цвета. До заката оставался час.

Лиам снял рюкзак и прислонил его к дереву, чтобы расстегнуть один из боковых карманов. Затем вытащил путеводитель по национальным лесам Манисти и карты троп, что позаимствовал в пустующей станции рейнджеров, мимо которой проходил.

Он изучил различные пунктирные тропы и кемпинги. Вереница из пяти или шести домиков была отмечена примерно в полутора милях от железной дороги, в кемпинге «Медвежья Тропа».

Лиам не собирался ночевать здесь при минусовой температуре. Нет причин замерзать насмерть посреди дикой природы, имея поблизости отличное укрытие.

Он свернул на тропу и прибавил шагу. Идти по снегу всегда трудно и утомительно. У него болела спина. Лиам ощущал себя уставшим как никогда.

«Она замерзнет насмерть», — прозвучал голос в его голове — голос, который он тут же узнал.

Однако отмахнулся от него.

Лиам не станет нести ответственность за ту странную женщину. Он больше не солдат и не связан никаким кодексом чести. В любом случае, она сама отказалась от помощи.

«Она испугалась тебя».

— Ну и что? — сказал Лиам вслух.

Его слова прозвучали резко и громко в тишине леса. Гулко и пусто даже в собственных ушах.

Снег приглушал звуки. Весной, летом и осенью в этих лесах пели птицы, пищали белки, жужжали насекомые. Лесозона служила настоящей страной чудес для туристов и велосипедистов, рыбаков и охотников.

Зимой тут настоящий рай для снегоходов и лыжников. Но только не этой. И не сейчас.

«Она напугана и совсем одна».

Лиам нес ответственность только за себя. Какие бы обязанности он ни выполнял перед другими людьми, теперь они исчезли.

Ответственность, связь, любовь — все это несло лишь горе. А его сердце уже разбито.

В сорока ярдах слева, за деревьями, что-то мелькнуло. Темный квадрат, который не вписывался в стройные вертикальные линии деревьев, сгрудившихся так далеко, насколько позволяло зрение.

Хижина.

Он вытеснил голос Джессы из своего сознания, пока шел к постройке.

Лиам Коулман должен оставаться один. Он выживал сам по себе.

Глава 21

ЛИАМ

День третий

Постройка занимала не более трехсот квадратных футов. Возможно, это охотничья хижина или домик, принадлежащий рейнджерам. Лиам остановился в тени деревьев и осторожно оглядел местность.

Домик казался пустым, но он всегда сначала проверял признаки присутствия людей.

Из трубы не валил дым. Рядом он не заметил ни одной припаркованной машины. Никаких следов ни спереди, ни с боку от хижины, насколько Лиам мог видеть. Снег шел уже некоторое время. Но это вовсе не означало, что внутри никого нет.

Хижина была построена из деревянных досок с крутой черепичной крышей, покрытой толстым слоем снега. Дымоход означал наличие камина. В нескольких дюжинах ярдов за хижиной виднелась уборная.

Домик не расчитан для постоянного проживания. Но переночевать здесь вполне возможно.

Пульс Лиама участился, когда тот расстегнул парку и вытащил из кобуры свой «Глок-19». Семнадцать патронов в обойме, а восемнадцатый уже заряжен.

Оставаясь в тени деревьев и удерживая оружие наготове, бесшумно обошел хижину. Он не заметил никакого движения в окнах.

Ни звуков. Ни признаков жизни.

Прежде чем войти в дом, Лиам снова решил осмотреться. С южной стороны в нескольких ярдах от хижины росли деревья. Он сделал круг и приблизился сзади, используя стволы деревьев в качестве укрытия.

Затем метнулся к задней стене дома и нырнул за груду хвороста высотой по грудь. Пригнувшись, Лиам подошел к окну, чтобы осмотреть хижину изнутри. Но почти ничего не разглядел — окно было грязным и покрытым снегом. Он не заметил никакого движения.

Прокрался вдоль стены, завернул за угол и приблизился к входной двери. Наполовину скрытый стеной, Лиам протянул руку и подергал за ручку. Дверь оказалась заперта, но не представляла никаких проблем. Он быстро вскрыл замок и тут же упал ничком. При любой угрозе внутри, стрелок, скорее всего, выстрелил бы на уровне пояса или выше.

Прицелившись из «Глока», Лиам тщательно осмотрел помещение.

Хижина оказалось пуста.

Внутри все выглядело так, как он и ожидал: комната с простыми дощатыми полами и стенами, деревянные шкафы и полки для припасов вдоль одной стены, две односпальные кровати, придвинутые к противоположной стене. В другом конце комнаты стоял дровяной камин со стопкой сухих поленьев.

В хижине было холодно, но без ветра и снега она казалась почти комфортной.

Здесь пахло затхлостью, пылью и лесом.

Как только Лиам разожжет огонь, то сразу же согреется. И даже сможет приготовить горячий ужин.

Рот наполнился слюной — не потому, что сухой паек в его рюкзаке был вкусным, а потому, что Лиам ужасно проголодался. К тому же его мучила жажда. Долгая пешая прогулка по глубокому снегу отняла у него много сил.

Он присел на ближайшую койку, чтобы дать отдых усталым ногам. Затем положил пистолет рядом с собой, сбросил рюкзак и достал бутылку с водой. Она оказалась почти пуста. Лиаму нужно растопить побольше снега.

Он опустошил бутылку с водой и положил ее обратно в рюкзак, в котором лежали запасы на двое суток — сухой паек, высококалорийные протеиновые батончики, фильтр и

таблетки для очистки воды, аптечка первой помощи, клейкая лента, пара защитных очков, два спасательных одеяла, дополнительные шерстяные носки и нижнее белье, водонепроницаемые спички, кремень, пакет на молнии, содержащий ватные шарики с вазелиновой пропиткой для быстрого возгорания, швейный набор и складной нож, фонарик, большой и маленький, дополнительные батареи, компас и бумажные карты, а также три запасных магазина патронов для «Глока».

У Лиама почти закончилась кровоостанавливающая марля и гранулы для свертывания крови. Нет и жгута, который остался в Чикаго.

Он инстинктивно сунул руку в карман и нащупал пальцами кривую вязаную шапочку. Его единственную связь с прошлым.

Лиам почувствовал огромное давление, сдавливающее его грудь. Затем его окутало горькое сожаление. На языке ощущался привкус пепла. И на вкус он походил на смерть.

Лиам резко вдохнул, подавляя боль и пытаясь сосредоточиться на чем-то другом. Например, на своем плане, на выживании.

Он стянул перчатки и подул на озябшие руки. Уши замерзли под серой вязаной шапочкой. Снег таял в меховом капюшоне его парки и стекал по шее.

«Она замерзнет насмерть, пока ты тут сидишь в тепле и комфорте».

Та женщина была сумасшедшей. Или, возможно, бредила. Маленькая и бледная, с огромными безумными глазами на вытянутом лице.

Лиам никого не хотел видеть рядом. Он покончил с привязанностью и заботой. В этом-то все и дело.

Нужно лишь добраться до усадьбы. Попасть в безопасное место. Тогда он сможет отгородиться от хаоса и жестокости мира, с которым не хотел иметь ничего общего. Он мог бы прожить остаток своей жизни в одиночестве, несчастный и преследуемый призраками.

Как и хотел. Как того и заслуживал.

«Ты видел ее, — прошептал голос, который не отпускал его. Женский, низкий и упрекающий. Голос Джессы. — Ты заметил ее положение».

Все верно. Он заметил то, что пыталась скрыть та женщина. Натянув пальто на живот, она отодвинулась от него в попытке защититься.

Но Лиам заметил. Как только увидел ее, то сразу все понял.

Женщина была беременна.

Глава 22

ХАННА

День третий

Ханна замерзла.

Она наклонила голову, защищаясь от пронизывающего ветра, и заставила свои ноющие ноги продираться сквозь глубокий снег. Его становилось все больше и больше, сугробы выросли уже почти по бедра. Деревья сомкнулись вокруг, опуская ветви все ниже и ниже.

Глаза Ханны горели. Она устала, очень устала. Ее правая лодыжка слабо пульсировала. Было больно, но уже не так сильно, как вначале. Может быть, потому, что лодыжка начала неметь.

Она обхватила руками свое лицо и начала дуть на рукавицы, пытаясь дыханием согреть щеки. Но это не помогло. Солнечные очки запотели от сильного холода, и какое-то время назад Ханна убрала их в карман.

В любом случае сейчас они ей не нужны. Наступили сумерки. Мир окрасился в мутно-серый цвет и с каждой минутой становился темнее и холоднее.

Ханне стоило найти убежище еще час назад. Или вырыть себе снежную траншею, а может, слепить снежную хижину, как у инуитов.

Каждый маленький шаг казался Ханне триумфом.

Вода закончилась. И у нее не осталось сил рыться в рюкзаке в поисках арахисового масла — единственной оставшейся еды.

Тело отказывало. Неуклюжие пальцы больше не слушались. Мелкая моторика исчезла.

Вскоре Ханна утратит способность мыслить рационально, когда кровь отхлынет от мозга и конечностей, чтобы согреть и защитить жизненно важные органы.

Она пережила здесь две ночи и три дня. Получится ли дожить до четвертого?

Мать-природа неумолима. Неважно, как сильно она хотела жить. Неважно, насколько сильна ее воля.

Холод представлялся живым существом, диким и безжалостным хищником. В детстве Ханна любила лес и зиму, но сейчас они вели себя враждебно. Охотились за ней.

Внезапно она поняла, что не знает, где находится. Широкая дорога исчезла. Ханну окружал лишь глухой лес. Должно быть, дорога повернула в другую сторону, а она просто продолжала идти.

Но как давно? Ханна сосредоточилась на трудной задаче переставлять одну ногу за другой, оставаясь в вертикальном положении, и потеряла след, тем самым совершив огромную ошибку.

Сердце гулко отдавалось в ушах.

Ханна обернулась, вглядываясь в густой лес, окруженный тенями. Сквозь деревья, тени и снегопад дороги было не видно.

Нужно вернуться назад, идти по своим быстро исчезающим следам, пока она снова не найдет дорогу. Она должна придерживаться дороги. В конце концов, та приведет ее к цивилизации.

Ханну охватило отчаяние. Каждый шаг требовал огромных усилий, и теперь ей приходилось идти назад, потратив еще больше драгоценной энергии. Энергии, которой у нее почти не осталось.

Справа послышался шорох. Между деревьями и кустарником метался Призрак.

Ханна сморгнула снежинки с глаз и затуманенными взглядом стала искать пса. Он казался почти невидим в полумраке.

— Призрак! — слабо позвала Ханна. Но ее слова оказались растерзаны ветром.

Сделала несколько шагов назад в том направлении, откуда пришла. Ее ботинок зацепился за твердую глыбу снега, и она упала на колени.

Шарф соскользнул с лица. Ханна резко вдохнула. Ледяной воздух проник в ее легкие, и она почувствовала, как те онемели.

У нее перехватило дыхание. Все больше холодного воздуха попадало в ее горло. Казалось, легкие обледенели и больше не функционируют. Как будто Ханна тонула.

Неловкими, онемевшими от холода пальцами попыталась натянуть шарф обратно на рот и нос. Она сделала несколько неглубоких, болезненных вдохов. Благодаря воздушной прослойке между шарфом и кожей, дышалось чуть легче.

Но все равно каждый вдох обжигал ей горло. Легкие горели.

Мысли Ханны текли медленно и вяло. Ее одолевала усталость.

Может, ей просто стоит немного посидеть. Возможно, именно так и нужно сделать. Ведь она так устала. Просто сесть и отдохнуть. Всего на несколько минут.

«Нельзя засыпать в снегу. Это неминуемая смерть».

Справа раздался лай. Появился Призрак, который промчался по узкой тропинке и чуть не врезался в Ханну. Его лохматый хвост хлестал ее по плечу и затылку.

Пес ей нужен. И каким-то образом он это знал. Пес знал и пришел Ханне на помощь.

Призрак кружил вокруг нее, почти танцуя — высоко поднимая лапы в снегу. Мех вокруг его черной морды был окрашен в слабый красный цвет.

— Ты нашел кролика, дружок? — пробормотала Ханна. — Рада, что нашел… Еду. Ты должен… Позаботься о себе… Сам.

Слова звучали невнятно. Ее била сильная дрожь, говорить было тяжело. Стоило отдохнуть. Еще несколько минут.

Пес ткнулся мордой ей в бок и тревожно заскулил. Его дыхание коснулось щек Ханны, но она не почувствовала его.

Онемение — это плохо. Ханна не чувствовала ног. Как будто те превратились в обледенелые обрубки. Это плохой знак. Признак того, что… У Ханны больше нет сил повторять то слово.

— Знаю, знаю… Я скоро встану… Скоро.

Она попыталась подняться на ноги. Приказала онемевшим и замерзшим мышцам двигаться. Ей нужно идти дальше, чтобы отыскать дорогу.

Еще один шаг. Разве не это она обещала Призраку?

Внезапно Ханна потеряла равновесие и упала в снег на бок. Она перевернулась на спину и посмотрела вверх, на голые ветви. Безжалостный ветер стонал и выл, метая в разные стороны бесконечный рой снежинок.

В уголках глаз Ханны застыли слезы. Ледяная корка покрывала ее брови и ресницы. Она чувствовала, как замерзают волоски у нее в носу.

Призрак плюхнулся рядом с ней. Он прижался к ней своим длинным телом, предлагая тепло густого меха, как будто знал, что ей нужно.

Собрав последние силы, Ханна повернулась к Призраку и зарылась лицом в мягкий загривок. Она любила его. Любила этого пса всем сердцем.

В животе возникло движение. Локоток или коленка давили в ребра, мочевой пузырь, поясницу. Ханна ощутила вздувшуюся тяжесть в животе.

Паразит, крадущий ее тепло, энергию, саму жизнь.

Чувство вины кольнуло Ханну, но уже слишком поздно, чтобы чувствовать что-то еще, кроме усталости. И страха. Ханна всегда ощущала страх.

— Прости, — прошептала она Призраку в шею. — Мне очень жаль…

Если Ханна умрет, ее похититель победит.

Она никогда больше не увидит своего мужа, никогда не обнимет Майло, не поцелует его маленькую взъерошенную головку, не вдохнет его сладкий аромат, не будет смеяться и петь вместе с ним колыбельные.

Перед глазами возникло видение. Восхитительное, теплое и прекрасное. Майло хихикал, ковыляя к ней по траве на своих маленьких ножках, с детским лейкопластырем на ободранной коленке. Ханна наклонилась и широко раскинула руки, а малыш врезался в нее, обвив руками ее шею.

Она погладила его тёмные кудри, целуя нежную оливковую кожу.

«Ты вернулась домой, мамочка, — произнес сын своим нетерпеливым детским голоском. — Ты вернулась ко мне».

Слезы застыли на ресницах Ханны. Она никогда не сможет сказать ему, как сильно жаждет обнять его снова. Никогда не расскажет ему, как все это время оставалась жива лишь ради него.

Вокруг сгустилась темнота.

Ханна всегда думала о цвете холода как о белом, напоминающем снег, или, может быть, голубом. Но холод, подобный этому, окрашен в черный, с полным отсутствием всякого света и цвета. С отсутствием жизни.

Внезапно Призрак зарычал. Ханна ощутила, как под перчатками поднялась дыбом шерсть. Пес вскочил на лапы.

Густой туман сознания пронзил страх. Она изо всех сил пыталась поднять голову и вглядеться в тени, в надвигающуюся темноту.

Что там увидел призрак? Койота? Еще одного волка? Или что-то гораздо худшее?

Нечто двигалось впереди. Но затем неясная фигура приняла очертания — длинные ноги, руки, широкие плечи, голова с серой шапочкой, низко надвинутый меховой капюшон.

Мужчина. Он вернулся.

У Ханны перехватило горло. Она не могла ни кричать, ни позвать на помощь. Не могла издать ни звука.

— Отзовите вашу чертову собаку! — крикнул мужчина, перекрывая шум ветра. Он остановился в пяти ярдах от них, между березами, кленами и густыми зарослями кустарника. В руке у него лежал фонарик. — Я здесь не для того, чтобы причинить вам боль.

Призрак остался стоять перед Ханной, огромный белый медведь, свирепый и защищающий. Воздух снова наполнил дикий гулкий лай, который вселял страх в сердце каждого, кто его слышал.

Мужчина нервно отступил назад. Он поднял обе руки ладонями вверх. В них не было ничего, кроме фонарика. Ни пистолета, ни ножа.

Но это не значит, что их у него нет. Не значит, что это не ловушка.

Ханна неуклюже погладила пса по спине, чтобы успокоить того.

— Ш-ш-ш, дружок.

В ответ Призрак недовольно зарычал. Однако подчинился.

Мужчина молча на нее смотрел. Он выглядел сердитым и обиженным, как будто хотел находиться здесь еще меньше, чем она.

— Я нашел хижину. Меньше чем в миле к северу. С камином и дровами.

Ханна не поверила ему. Образ теплого, мерцающего огня плясал в ее воображении. Чего бы она только не отдала за него…

— Ты умрешь здесь, — сказал мужчина. — При холодном ветре тут будет минус тридцать, не меньше.

Из-за лая Призрака она с трудом могла его слышать, думать, сосредоточиться. Ханну клонило в сон.

— Майло, — хрипло пробормотала она. Зубы стучали так сильно, что она едва могла говорить. Ее разум накрыла белая пелена. — Мне нужно к… Майло…

— Слушайте, просто поверьте мне. Я отведу вас в ту хижину, а потом уйду. Просто позвольте мне помочь вам.

Темнота засасывала все глубже. Холод пронизывал до костей. Ханна теряла сознание, как бы ни пыталась бороться.

— Х-хорошо, — выдавила она сквозь замерзшие губы.

А затем все исчезло. Звук мужского голоса. Лай Призрака. Падающий на ее щеки и лоб снег. Навязчивый вой ветра.

Темнота бродила по краю ее разума, окружая, приближаясь все ближе и ближе, пока Ханна не почувствовала, что соскальзывает в ледяные тёмные воды небытия.

Глава 23

ЛИАМ

День третий

Из-за темноты, ледяного ветра, снегопада и женщины, которую он нёс на руках, потребовалась целая вечность, чтобы вернуться в хижину.

Лиам несколько раз чуть не сбился с пути, но все-таки ухитрился идти по своим следам.

Собака следовала за ним по пятам, все время недовольно рыча. Тот факт, что за ним шло существо, способное разорвать на части, приводило его в замешательство.

Лиам не питал неприязни к собакам. Он просто не был большим поклонником псов, которые хотели его убить. Если бы он знал, что с этой женщиной путешествует гигантская собака-убийца, возможно, он бы так о ней не беспокоился.

Но что сделано, то сделано.

По крайней мере, зверь не делал попыток напасть на него. Может, пес каким-то образом почувствовал, что Лиам не собирается причинять ей вреда. И все же можно бы обойтись без этого рычания и оскала зубов.

Оказавшись внутри хижины, Лиам опустил женщину на одну из коек. Собака последовала за ней. Затем злобно залаяла, шерсть на загривке встала дыбом, а морда скривились, пока Лиам поспешно не попятился.

Он поднял руку в знак капитуляции, ладонью вперед.

— Ладно, ладно. Ухожу, видишь? Успокойся.

Пес прижал уши.

Лиам держал одну руку на рукояти своего тактического ножа. Он двигался медленно и осторожно, полагая, что, если не будет действовать угрожающе, собака оставит его в покое.

И, похоже, это сработало.

Пес лежал на полу перед койкой, положив огромную голову на лапы, но глаза его настороженно следили за каждым движением Лиама.

Сначала он хорошенько запер окна и дверь. Когда путешествовал, Лиам всегда брал с собой резиновые ограничители на окна и двери. Для большей безопасности. И теперь он воспользовался ими, заклинив дверь хижины, чтобы ту нельзя было открыть силой.

Затем нашел на полке керосиновую лампу и зажег ее, а затем подошел к камину. Лиам сложил дрова и полез в рюкзак за одной из двух зажигалок. У него также имелись водонепроницаемые спички и кремень, но обычно он выбирал самый простой вариант.

Открыв карман с зажигалками, он достал несколько ватных шариков, размером с виноградину, каждый из которых пропитан вазелином. Лиам раздвинул каждый шарик, обнажая сухие волокна внутри. Они будут отлично гореть в течение примерно четырех минут.

Вскоре Лиам разжег камин. Он топил его железной кочергой, пока пламя не стало ровным.

Постепенно в хижине потеплело. Лиам снял сапоги, носки, варежки, а затем перчатки, шапочку и шарф, и разложил их сушиться на каминной полке.

Еще раньше он достал из рюкзака походную кастрюлю и наполнил ту снегом и водой. А теперь выложил на огонь кухонную решетку и поставил на нее кастрюлю, чтобы получить питьевую воду.

Лиам взглянул на женщину. Она все еще лежала без сознания. Ему нужно снять с нее сапоги и носки, высушить мокрую одежду, и подтащить койку поближе к огню, чтобы женщина могла согреться.

Но пёс по-прежнему разделял Лиама и женщину, не сводя с того глаз.

Что, мягко говоря, сбивало с толку.

Как же Лиаму подобраться к этой женщине? Собака может напасть на него, если он снова попытается дотронуться до нее.

— Я не причиню ей вреда, — мягко произнес Лиам, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно и безобидно, но, вероятно, потерпел полную неудачу. — Нет никакой необходимости набрасываться на меня.

Пес зарычал в знак несогласия.

Разочарованный, он уставился на животное.

Ему хотелось махнуть рукой и выскочить из хижины — скатертью дорога и собаке, и женщине — но в такую бурю, он долго не протянет.

Лиам босиком подошел к окну со своей стороны хижины. Он держался боком, чтобы одним глазом следить за собакой, правой рукой все еще сжимая рукоять ножа.

Снаружи царила кромешная тьма. Под натиском снега не было видно ни Луны, ни звезд. Лишь доносилось завывание ветра.

Несколько часов снаружи могли убить взрослого человека.

Так что они застряли в этой хижине до рассвета.

Именно так. Как только буря утихнет, Лиам уже будет далеко.

Пес наклонил голову, изучая и оценивая его. Лиаму не нужно гадать, что в нем разглядела эта собака. Он знал, кто он и что собой представляет.

Ему совершенно плевать на эту женщину и ее чертову псину. Очень скоро Лиам уйдет и забудет про них.

Зачем он вообще вернулся за ней?

Почти против воли Лиам оглянулся и посмотрел на бледное лицо женщины. Ее глаза были закрыты. Грудь мягко вздымалась и опускалась.

Взгляд скользнул по округлому животу под ее пальто.

Если она умрет, ребенок умрет вместе с ней.

Черт!

Лиам стиснул зубы. Он страстно желал оказаться на своей ферме, где был единственным хозяином, и где все шло своим чередом, ни коим образом, не выбивая из равновесия.

Где он мог спокойно горевать.

А вместо этого Лиам застрял здесь — запертый в крошечной хижине с раненой женщиной и чудовищной собакой.

Сам виноват. Он безусловно идиот. Сентиментальный придурок.

Потому что должен был что-то сделать. Как бы он ни обижался на нее, на себя и на всю эту ужасную ситуацию, у него на самом деле нет выбора.

Лиам все еще оставался человеком чести. В нем все еще жило желание защищать и заботиться. Он был тем, кем был, нравилось ему это или нет.

Поэтому Лиам собрался с духом и шагнул к женщине и собаке.

Глава 24

ЛИАМ

День третий

Пес наблюдал за ним.

Лиам сделал еще один шаг, продолжая удерживать руку на рукояти ножа.

Пес поднял голову. Настороженно, подозрительно.

— Я не причиню ей вреда, — пробормотал Лиам. — Просто хочу помочь.

Пес не издал ни звука.

Лиам сделал еще два шага, пока не оказался перед огнем и в нескольких футах от собаки. Койка женщины была придвинута к стене.

Он мог добраться до нее только через собаку.

Пес зарычал и оскалил зубы.

По венам Лиама пробежал адреналин. Инстинкт кричал ему: защищайся! Но он этого не сделал.

Пес вскочил на ноги, взъерошив шерсть. Возле пасти блестела слюна. Хотя пес слишком худой и истощенной, но он все еще оставался сильным. Под плотной белой шерстью скрывались тугие мышцы.

— Скорее всего, у твоей хозяйки обморожение, — произнес Лиам, как будто объяснение могло что-то изменить. — Возможно, переохлаждение. И мне нужно ее согреть.

Он знал, как справиться с нападением собаки, даже такой большой и свирепой, как эта. Все варианты заканчивались смертью животного. А Лиам предпочитал другой исход событий.

Этот пес защищал свою хозяйку. И Лиам уважал это.

Он убрал руку с ножа, висевшего с боку. Затем снова поднял обе руки ладонями вверх. Универсальный жест мира — если конечно собаки понимают его.

— Я пытаюсь помочь.

Разум говорил Лиаму, что это плохая идея. Но он все равно заставил себя двигаться вперед. Его движения были медленными, размеренными и безобидными.

— Мне нужно подтащить кровать поближе к огню.

Поскольку пес стоял мордой к Лиаму, ему хватало места, чтобы проскользнуть мимо и добраться до койки. Лиам придвинулся ближе.

Если собака собирается напасть, то она нападет в любом случае.

Существовали и худшие способы умереть.

Пес снова зарычал, но на этот раз мягче. «Мне это не нравится, и я хочу, чтобы ты это знал, а не то разорву тебе глотку».

Собака отступила на шаг, прижимаясь задними лапами к койке, и освобождая пространство для Лиама.

— Спасибо, — пробормотал он. Затем осторожно придвинул койку женщины поближе к огню, чтобы ей стало теплее. — Сейчас я сниму с нее верхнюю одежду. И все.

Лиам наклонился над койкой и ловко расстегнул на женщине мокрое пальто. Потом приподнял ее голову и спину и вытащил его. Под пальто на ней обнаружились все еще сухие безразмерный свитер и камуфляжная майка. Лиам не стал их снимать. Женщина так и не очнулась.

Он сдвинулся к ее ногам, расшнуровал и снял огромные ботинки, а также стащил три пары влажных шерстяных носков. Ноги женщины побелели и замерзли. Пятки и подъем стопы оказались мокрыми и сморщенными. А кожа на пальцах ног бледнела и напоминала восковую.

Симптомы влажной конечности и обморожения. Дай бог, в легкой степени.

Кроме того, явно присутствовало переохлаждение. Лиам не мог с уверенностью сказать, насколько все плохо. Голос женщины звучал неясно, и она бредила, пока не потеряла сознание.

Лучшем решением стала бы теплая ванна. Но здесь нет ничего, кроме уборной. Ни ванны, ни водопровода. Важно не давать ей согреться слишком быстро, потому что такой вариант мог вызвать проблемы с кровообращением и привести к сердечной недостаточности.

Но, так или иначе, у Лиама нет возможности действовать по методичке.

Носки и ботинки он положил сушиться на каминную полку — туда же, где уже лежали его. У Лиама имелась лишняя пара шерстяных носков, которые он еще не использовал. Он надел их на ноги женщины.

Сам Лиам мог бы носить старые, как только те высохнут у огня.

Дал воде над огнем нагреться, но не закипеть, и наполнил ей в одну из своих бутылок. Затем приложил бутылку к шее женщины, чтобы немного согреть. Следом проделал то же самое со второй бутылкой воды и, не глядя, приложил ту к паху женщины.

Лиам бросил настороженный взгляд на собаку.

Пес уставился на него в ответ. Его черная пасть слегка разошлась, а в горле постоянно раздавался низкий рокот неодобрения. Он так же настороженно наблюдал за Лиамом.

— Почти закончили, — он стянул с женщины варежки, а затем и перчатки.

Перчатка на левой руке примерзла и отказывалась сниматься. Пальцы выглядели негнущимися и странно скрюченными. Лиаму пришлось осторожно оттягивать каждый палец перчатки, но, в конце концов, ему удалось ее стянуть.

Он резко вздохнул.

Кончики женских пальцев покраснели от мороза. Но не это привлекло его внимание.

В мерцающем свете костра ее левая рука казалась бесформенной. Несколько пальцев были сломаны, так и не зажив должным образом. И это произошло не раз.

Желчь обожгла горло.

Лиам вздрогнул.

За годы службы в Ираке и Афганистане он повидал немало военных ран. Но ничего подобного, и уж точно не в Штатах.

Что случилось с этой женщиной? Кто мог такое сотворить?

Во что, черт возьми, он ввязался?

Глава 25

ПАЙК

День четвертый

Пайк наткнулся на отдаленную хижину около полуночи.

Стало невыносимо холодно, и он едва чувствовал свои руки и ноги. Его зимняя одежда была первоклассной, рассчитанной на арктическую погоду.

И сейчас Пайк ощущал себя как в Арктике, с окружающей метелью, пронизывающим ветром и густой темнотой.

Он не припоминал более холодной зимы.

Но сейчас все это не имело значения. Адреналин и возбуждение, бурлящие в его венах, согревали достаточно.

Он нашел ее.

При свете фонаря Пайк проследил путь своей жертвы от дороги до леса — там тропа изменилась. Следы стали нечеткими, а рядом обнаружились собачьи — его пса.

Проклятый пес с ней. Наверное, Ханна думала, что спасла его. Пайк первым делом вырежет его сердце на ее глазах. А затем позаботится о ней самой.

Он подавил ярость и стал изучать следы. Ханна падала несколько раз. Он видел, как ее колени и руки погрузились в глубокий снег. Однако, она продолжала вставать.

Поняла свою ошибку и снова повернулась к дороге.

Пайк мрачно улыбнулся, глядя на следы. Охота на человека гораздо интереснее, чем на тупое животное. Звери действовали предсказуемо. А люди могли удивлять.

Редко, но такое возможно.

Улыбка Пайка исчезла, когда тот заметил вторую цепочку следов. Следы были большими. С глубокими вмятинами. С ней шел мужчина.

Что это за ерунда? Кто оказался настолько глуп, чтобы находиться посреди леса во время снежной бури?

Очевидно, тот, кто заслуживал смерти.

Появление неизвестного мужчины разнообразило охоту. Стало новым развитием сюжета.

Какой сюрприз.

Пайк шел за своей добычей, пока не исчезли первые следы — следы Ханны.

Пара ботинок и следы лап поменяли направление движения, пересекли противоположную сторону дороги и продолжили путь в лес, направляясь на север.

Теперь следы стали глубже.

Пайк замер. В его голове сложились кусочки мозаики.

Этот мужчина нашел Ханну. Он нес ее на руках.

Гнев вспыхнул с новой силой. Она его цель. Его добыча. Ханна принадлежала ему.

Никто другой не должен участвовать в этой игре. Охота велась на нее, и только на нее.

Пайк сдержал ярость. Он двинулся вперед с большей осторожностью, следуя по следам на север через лес.

Пошел на запах древесного дыма к хижине, стоявшей в центре небольшой поляны. Из кирпичной трубы клубился дым. Мягкое желтое свечение освещало оба окна.

Пайк осторожно обошел хижину, размышляя, обдумывая, стараясь держаться в тени деревьев.

Затем снова обошел домик, разъяренный, но спокойный и сосредоточенный. Он гордился способностью владеть собой почти все время, за исключением тех редких, драгоценных моментов, когда обрушивал свою ярость на жертву.

Пайку очень хотелось ворваться внутрь и выпотрошить обоих своим охотничьим ножом. Чувствовать, как кровь Ханны пульсирует на его руках. Сломать ей кости и смотреть, как вытекает жизнь. Вырезать из нее то, что принадлежало ему. То, что она украла.

Но Пайк не мог…

Пока не мог. Потому что не знал, кто еще находился внутри и какими навыками или оружием обладал.

Пайк ничего не делал по своей прихоти. Каждое его действие и реакция тщательно выверены. Он не совершал ошибок.

И не сделает здесь.

Ледяной холод обжег кожу под балаклавой. Он истощал силы Пайка, его энергию.

Метель была такой сильной, что видимость уменьшалась с каждой секундой. Пайку нужно найти собственное убежище — поставить палатку или вырыть снежную траншею, чтобы поддерживать температуру тела в течение ночи.

Он знал, где они находятся, и мог подождать, понаблюдать, а затем нанести удар, когда будет готов. Тридцать опасных миль все еще отделяли их от ближайшего города.

Достаточно для исполнения его плана.

Глава 26

ХАННА

День четвертый

Ханна вздрогнула и проснулась.

Ей снились жуткие кошмары, наполненные кровью, криками и преследующими демонами с красными глазами. А их когти казались длинными, как ножи. Она бежала, и бежала, но всякий раз у нее не получалось. Ханна не могла убежать достаточно далеко.

Она села, задыхаясь. Сердце бешено колотилось в груди, а пульс грохотал в ушах. Резко повернула голову и широко раскрыла глаза, осматривая незнакомое окружение.

Ханна не помнила, где находится. Совершенно.

Вместо бетона, стены и пол оказались деревянными. Вместо единственной лампочки, мерцающий свет отбрасывало пламя, освещающее маленькую хижину.

Ханна сидела на неудобной походной койке. Ее пальто исчезло. Как и перчатки. А на ноющих ногах появились синие шерстяные носки, которые она никогда раньше не видела.

Ханна была не одна.

На второй койке в другом конце комнаты лежал мужчина. Его стальные серо-голубые глаза открыты. И он сверлил ее взглядом. Интенсивным и пронизывающим. Пугающим.

Инстинкт взял верх.

С бешеным пульсом Ханна отшатнулась назад. Она упала с койки, приземлившись на зад, пытаясь нащупать нож, висевший у нее на поясе. Но его там не оказалось.

Она осталась без защиты. Совершенно.

Ханну объял ужас. Она едва могла видеть и совсем не могла размышлять.

Дверь — побег.

Ей нужно выбраться отсюда. Сбежать, пока не стало поздно.

— Твой нож на каминной полке, — спокойно произнес мужчина. — Я не хотел, чтобы ты случайно порезалась.

— Пожалуйста, отпусти меня!

Он медленно сел, не сводя с нее глаз.

— Ты не пленница. Дверь вон там.

Ханна неуклюже поднялась на ноги. Боль пронзила пальцы и пятки, но ей все равно, она даже ее не заметила.

Она бросилась к двери, уверенная, что мужчина догонит ее через несколько секунд.

Но не успела сделать и двух шагов, как споткнулась о Призрака, лежавшего на деревянном полу у подножия койки. Ханна вскинула руки, чтобы не упасть.

Колени и ладони ужалило от удара.

Призрак вскочил, мгновенно насторожившись, и прижался к ней. Она зарылась здоровой рукой в его мех и с трудом поднялась на ноги.

— На твоем месте я бы этого не делал, — сказал мужчина.

Ханна проигнорировала его слова и поплелась к двери, а Призрак все еще шел рядом. Затем попыталась ее открыть. Но та оказалась заперта.

Слепая паника окутала Ханну.

— Дверной упор, — спокойно ответил мужчина. — Ты должна его сдвинуть.

Вздрагивая, она неуклюже наклонилась, согнув колени, и потянула дверной упор в сторону. А затем выпрямившись, распахнула дверь настежь.

Холодный воздух ударил ее в лицо. От шока у Ханны перехватило дыхание. Снег вихрем ворвался в хижину.

Ночь была ледяным, черным зверем, притаившимся снаружи хижины, чтобы поглотить ее.

— Ты должна закрыть дверь.

Призрак заскулил в знак согласия.

Ханна невольно отступила на шаг, стараясь не замерзнуть. Она стояла в дверном проеме, покачиваясь на ногах. Страх и паника царапали ее изнутри.

Мысль, застрять здесь против своей воли, приводила Ханну в ужас. Она ненавидела ощущение быть пойманной. Ненавидела его всеми фибрами души.

Этот мужчина пугал ее. Что он мог сделать? На что способен?

Ханна не могла вернуться на улицу. Там слишком опасно. Выбор стоял между ужасающей неизвестностью и верной смертью.

Она отказалась выбирать смерть.

Ханна заставила себя закрыть дверь. От дурного предчувствия внутри все заныло, и она тяжело прислонилась к двери, позволив твердой древесине поддержать ее дрожащие ноги.

«Здесь нет замка изнутри, — сказала она себе. — Ты можешь уйти в любое время, когда захочешь».

Она смотрела на поленья в камине, носки на камине, доски на полу. Со временем ее пульс успокоился, а неглубокое дыхание стало ровным.

— Ладно, — прошептала она.

— Хороший выбор, — сухо ответил мужчина. — Не могла бы ты сдвинуть дверной упор на место? Это просто мера предосторожности. Я всегда так делаю.

Ханна неуверенно повиновалась. Сдвинуть упор обратно оказалось несложно. Это не электронный замок.

— Как… Как долго я находилась без сознания?

— Почти семь часов.

Ханна покачала головой.

Семь часов? Невероятно.

Она облизнула потрескавшиеся губы и прижалась спиной к двери, все еще удерживая здоровые пальцы на ручке.

— А ко… Который сейчас час?

— Около трех ночи.

— Какой сегодня день?

Мужчина вскинул брови.

— Сегодня суббота.

— Я имею в виду… Какое сегодня число?

— Двадцать седьмое декабря.

Ханна резко втянула воздух.

— А год?

Густые брови взлетели еще выше.

— Ты не знаешь, какой сейчас год?

— Так и есть… Я много чего не знаю. Просто ответь мне.

— Две тысячи двадцать четвертый. Практически двадцать пятый.

Ханну окутала тьма. Ее ноги подкосились, и она чуть не упала. Призрак прислонился к ней сбоку. Он поддерживал ее своим теплом, своей уверенной силой.

Ханна знала. Конечно же она знала. Ведь сама нацарапала на той бетонной стене больше тысячи отметин. День за днем. Бесконечно.

Она знала, что уже пятый год находится в плену. Но услышать, как кто-то называет дату вслух… Некто из внешнего мира, кто жил, смеялся, работал и любил все это время… Ее потерянное время…

Осознание поразило Ханну, как удар под дых.

Ее похитили двадцать четвертого декабря две тысячи девятнадцатого года. В рождественский сочельник. Она помнила ясно, как божий день, даже когда другие воспоминания со временем поблекли, словно старые полароидные фотографии, оставленные слишком долго на солнце.

Мужчина нахмурился, глядя на нее.

— Ты в замешательстве? Потеря памяти — это симптом переохлаждения.

Ханна покачала головой. Ее проблема не имела никакого отношения к гипотермии. Она чувствовала себя неуютно, оторванной от реальности. Но не могла ничего ему объяснить.

— Я… Должно быть, память скоро вернется.

Мужчина резко встал, подошел к огню и что-то поднял. Он повернулся к ней и протянул белую кружку.

— Вот. Я не мог ничего тебе дать, пока ты лежала без сознания. Тебе нужно выпить что-нибудь горячее с сахаром и высоким содержанием калорий. Здесь просто мед и кипяток. Единственное, что у нас есть. Однако, мед помогает при переохлаждении.

Мужчина прав.

И все же Ханна с опаской смотрела на кружку, словно та могла превратиться в змею и укусить ее.

— Послушай. Расслабься. Если бы я хотел причинить тебе боль, то уже бы это сделал.

Прием, оказанный мужчиной, оказался не самым теплым ы жизни Ханны. И все же его прямота немного успокаивала.

Она неуверенно шагнула на встречу, протянула руку и схватила кружку. Керамика оказалась горячей — очень горячей.

В животе заурчало. Внезапно Ханне ужасно захотелось есть.

Она отступила в относительную безопасность койки и села. Призрак следовал за ней по пятам. Обхватила кружку пальцами здоровой руки и поднесла к губам. Пар обжег ее щеки. И она ничего не смогла с собой поделать — просто вздохнула от удовольствия, когда теплая сладость скользнула по ее горлу.

Ханна отпила еще немного. Медленно придвинулась ближе к потрескивающему огню. Постепенно она почувствовала, как тепло и энергия наполняли ее тело. Руки и ноги покалывало, когда те медленно возвращались к жизни.

И все же Ханна ни на секунду не теряла бдительности.

Глава 27

ХАННА

День четвертый

Призрак плюхнулся обратно на пол перед камином, вытянулся всем своим длинным телом и удовлетворенно зевнул. Видимо, его напряженность исчезла.

Но только не Ханны.

Она не могла расслабиться. Ее мышцы были напряжены, а губы плотно сжаты. Он должна оставаться бдительной, готовой сбежать в любой момент.

«Он спас тебя».

Это не имело значения. То, что мужчина вел себя хорошо, вовсе не означало, что он безобиден. Ханна не могла ему доверять.

Довериться не тому человеку почти стоило ей жизни. Она не совершит одну и ту же ошибку дважды.

Огонь все еще потрескивал. Где-то скрипнуло. Снаружи жалобно завыл ветер.

Ханна искоса изучала мужчину.

Высокий, широкоплечий, мускулистый. С точеными чертами лица и завораживающими серо-голубыми глазами. Она была слишком напугана, чтобы заметить это раньше, но он оказался невероятно красив. Все его тело излучало силу и уверенность.

Но присутствовало кое-что еще. Напряжение в плечах, тени под глазами, мрачная настороженность на лице.

Ханна заметила пистолет в кобуре у него на поясе и тактический нож.

Мужчина был вооружен. Ничто не говорило в нем о безобидности.

Ей нужно быть осторожной. Очень, очень осторожной.

Мужчина встал, подбросил в огонь еще одно полено, подтолкнул его кочергой и снова сел на свою койку. Затем повернулся к Ханне.

— Как ты себя чувствуешь?

Ханна допила напиток, поставила кружку на пол и обхватила себя руками.

Она чувствовала опустошение и дрожь. И все еще оставалась измученной, хотя проспала несколько часов. Но пронизывающий до костей холод исчез. Ее разум обрел ясность. Ханна могла рассуждать здраво.

Она коснулась своего живота, почувствовала движение и быстро убрала руку.

— Уже лучше.

Он изучал ее, слегка склонив голову набок.

— Что с тобой случилось?

— Я…

Как она могла рассказать ему правду? Слова были заперты где-то глубоко внутри. Произнести их вслух означало бы принести зло в мир, сделать его реальным, а Ханна не могла так поступить.

— Даже не знаю.

Мужчина нахмурился.

— Не знаешь?

— У меня сломалась машина, — солгала она. — Я шла, пытаясь найти помощь, и заблудилась.

Он кивнул, словно принимая ее слова на веру, и прислонился спиной к стене, заложив руки за голову.

— В последнее время такое часто случается.

Затем оба погрузились в напряженное молчание.

Призрак поднял голову, навострив уши и шурша хвостом по дощатому полу. Наверное, он тоже голоден и хотел пить.

Ханна заметила, что мужчина поставил в углу миску для пса. Она все еще оставалась наполовину наполнена водой. Капли блестели на полу в радиусе двух футов.

Незнакомец, кем бы он ни был, оказался достаточно внимателен, чтобы позаботиться о собаке.

— Меня зовут Ханна, — сказала она. — А тебя?

Он колебался.

— Лиам Коулман.

— Приятно познакомиться, — ответила Ханна вежливо. Старые привычки умирали с трудом, даже после пяти лет бездействия. — Спасибо, что спас меня.

Он пожал плечами и ничего не сказал, чувствуя себя неловко от такой благодарности.

— Ты знаешь, где мы находимся?

— В лесозоне Манисти.

— На северо-западе?

Он молча кивнул.

— Да, над Маскегоном.

Ханна поверила его словам. Как и подозревала, все это время она находилась в Мичигане. В детстве Ханна однажды ходила в поход к реке Манисти со своими бабушкой и дедушкой.

— У тебя есть телефон? Мне нужно… — у Ханны перехватило дыхание. Она чуть не заплакала от мысли о Ноа и Майло. Из-за того, что снова сможет увидеть своего сына. Обнять его. — Позвонить моей семье. Дать им знать, где я. Что я… жива.

Лиам удивленно на нее взглянул.

— А ты разве не знаешь?

— Не знаю, что?

— Телефоны не работают.

— Здесь не ловит? Ну, посреди леса — это логично.

— Нет, я не об этом. Насколько могу судить, телефоны не работают нигде. Ни в Мичигане, ни в Чикаго. Все восточное побережье обесточено; возможно, и западное тоже.

Ханну охватило беспокойство. Дурное предчувствие кольнуло в затылке. В его словах нет никакого смысла.

— Обесточено? О чем ты?

— Электричество отключилось. Связи нет. Даже машины не заводятся. Так произошло не только с твоей. Почти в каждой новой модели авто, созданной за последние два десятилетия, сгорели компьютерные системы.

Ханна недоверчиво покачала головой.

Может, этот Лиам сошел с ума. Или насмехается над ней, обманывая дикими историями для собственного развлечения.

— В этом нет никакого смысла.

— Верь во что хочешь. Я не собираюсь тебя убеждать. Но ты не сможешь позвонить домой, даже когда доберешься до города.

Ханна вспомнила о том, что в подвале погасла лампочка. Замолчали холодильник и генератор. Отключилась охранная система, а дверь оказалась не заперта.

Руки покрылись мурашками. На этот раз не из-за холода. Ханна почувствовала тошноту в животе. Неужели он сказал правду? Так вот почему ей удалось сбежать?

— Как такое могло произойти?

— Из-за электромагнитного импульса, — ответил Лайам. — ЭМИ.

Глава 28

ХАННА

День четвертый

— Что такое ЭМИ? — спросила Ханна.

От одного этого слова по ее спине побежали мурашки. Она обхватила себя руками еще крепче и придвинулась ближе к огню.

— Импульс выводит из строя электронику. Трансформаторы. Все, что имеет компьютерный чип, например телефоны, компьютеры или автомобили.

— И чем он вызван?

Лиам выпрямился и провел рукой по своим каштановым волосам.

— Солнечная геомагнитная буря может сжечь трансформаторы и вывести из строя энергосистему. Или ядерный взрыв на большой высоте.

— Ядерный взрыв? Как с радиацией?

Лиам напрягся.

— Если бы взрыв произошел в атмосфере, скажем, на высоте шестидесяти миль, он не вызвал бы грибовидного облака, как в случае с Хиросимой. Угроза заключается в высокочастотном взрыве электромагнитной энергии.

Он казался смертельно серьезным.

Ханна не хотела ему верить. Она предпочла бы, чтобы все это оказалось дурацкой шуткой. Однако продолжала ощущать прилив надежды.

Ханна поверила Лиаму. Пусть его слова и звучали безумно, в них чувствовалась правда.

От нее не ускользнула ирония ситуации. Она сбежала из своей тюрьмы только для того, чтобы найти окружающий мир в еще более ужасном состоянии, чем раньше.

Ханна попыталась представить себе жизнь без смартфонов и интернета. Или целые штаты без электричества и тепла в такую адскую погоду. А ведь зима только начиналась.

Ханна лишь надеялась, что Ноа и Майло окажутся в безопасности. Ее волновал лишь этот факт. Какой бы кризис ни обрушился на Соединенные Штаты, она будет волноваться о нем, когда вернется домой. А в данный момент ей нужно полностью сосредоточиться на том, чтобы выжить.

Ханна прочистила горло.

— Есть ли какой-то способ связаться с полицией?

— Зачем тебе понадобилось звонить в полицию? — она облизнула потрескавшиеся губы и промолчала. Просто не смогла ответить. — Очень сомневаюсь, что сейчас тебя кто-то ищет, если ты это имеешь в виду. У правоохранительных органов и так дел по горло.

Ханну уже очень давно никто не искал. Если эта штука с ЭМИ действительно вывела из строя энергосистему, она осталась сама по себе.

Но в глубине души она всегда это знала. Что попасть домой будет не так просто, как ворваться в ближайший полицейский участок и сообщить о своем статусе пропавшей, которую только что нашли.

Теперь Ханне предстояло вернуться домой. Единственно важный шаг.

Она представила себе Ноа и Майло такими, какими видела их в последний раз пять лет назад. Ноа — высокий и подтянутый, с гибким атлетическим телом и легкой, очаровательной улыбкой. Он был темноволосым, как и его мать-венесуэлка. С характером своего вспыльчивого отца с ирландско-американскими корнями.

Но какими бы недостатками не обладал Ноа, он никогда не кричал на Ханну и не поднимал на нее руку.

Ни разу.

Майло родился с оливковым цветом кожи, как у бабушки, вьющимися черными волосами и огромными темными глазами, совсем не похожими на внешность Ханны — каштановые волосы, зеленые глаза и светлую веснушчатую кожу.

Майло был любознательным и чувствительным. Нежным и ласковым, но в то же время невероятно упрямым, как и она сама.

У Ханны перехватило горло.

Майло было три года, когда она видела его в последний раз. Сейчас ему исполнилось бы восемь. Какого роста он будет? Осталась ли у него эта непослушная копна темных волос, которые всегда вились над его ушами? Играл ли ее сын в американский футбол или европейский? А может, он все еще любит Лего и во всю глотку поет «Три Маленькие Птички» Боба Марли?

Узнает ли Ханна его, когда увидит?

Она так сильно по нему скучала, что боль в груди казалась сродни физической.

Ханна нервно теребила потрепанные нитки на манжете своего свитера.

— Ты знаешь, как далеко мы от Фолл-Крик? Это к югу от Гранд-Рапидс. Маленький городок недалеко от реки Сент-Джо и от озера Мичиган. Там мой дом. Не тот, где я выросла, а тот, где я жила — живу сейчас, я имею в виду. С мужем и сыном. Вот куда я направляюсь.

Ее поразило туманное воспоминание, в той далекой прежней жизни — крики в гостиной, слезы и плач, споры и ультиматумы. Хлопанье дверей.

Ханна вспомнила тот холод, свое дыхание, которое превратилось в белое облачко пара, и самодовольный гнев, что кипел тогда в ее венах. Между нами все кончено. Я ухожу отсюда, от него. Заберу Майло и вернусь домой к родителям. Как только ночь закончится…

Но никакого «только» не случилось. Никакой жизни после той ночи, когда она умчалась на своей машине. Ханна так и не вернулась. Она бесследно исчезла, словно проскользнула сквозь трещину во Вселенной.

Внутри все сжалось. Разум Ханны вновь угрожал слететь по спирали.

— Никогда не слышал о Фолл-Крик, — сказал Лиам. — Но у меня есть карта. Можем проверить.

Ханна сложила руки на коленях и потерла изуродованную руку, чтобы не потерять присутствия духа. Теперь она находилась здесь, а не в той бетонной тюрьме. Она не попала в ловушку трагического прошлого, которое хотела бы изменить миллион раз.

— Да. Было бы отлично. Спасибо.

Он расстегнул рюкзак, порылся в нем и вытащил бумажную карту. Ханне очень хотелось ее увидеть, но она боялась приблизиться к Лиаму.

Дверь находилась в десяти футах от ее койки. Она чувствовала, что может сбежать в любой момент, если понадобится. Но ощущение безопасности было ложным — Ханна без пальто, а ее ботинки все еще сохли у огня — однако она все равно отчаянно за него цеплялась.

— Куда ты направляешься? — спросила Ханна, чтобы отвлечься.

С минуту Лиам не отвечал. Молчание затягивалось, пока она не подумала, что он вообще не ответит.

— В место рядом с Траверс-Сити.

— А что рядом в Траверс-Сити? — неуверенно спросила Ханна. — Там твоя семья?

Лиам напрягся. Он даже не поднял головы.

— У меня нет семьи.

— Ох. Я… Извини.

Лиам ничего не сказал, просто разложил карту на койке рядом с собой. Затем провел пальцем по линии сгиба.

— Насколько могу судить, ты находишься почти в двухстах милях от Фолл-Крик.

Ханне стало нехорошо.

— Двести миль?

Без машины это бы все равно что тысяча. Путешествие казалось бесконечным, а препятствия — непреодолимыми.

«Нет, — сказала она себе. — Все можно преодолеть, если это означало вернуться домой к семье. Означало свободу».

Ханна привыкла ко всем ужасным и жестоким условиям, в которые ее ставила жизнь. Она приспособилась к своему подвалу. Приспособилась к суровой окружающей среде, сумела выжить в лесу, снегу и убийственному холоду самостоятельно в течение нескольких дней.

И сумеет приспособиться к тому, что произойдёт дальше.

Правда заключалась в том, что в некотором смысле Ханнп всегда о себе заботилась. Даже там, в подвале.

Даже тогда.

Призрак вскочил на ноги. Его шерсть встала дыбом, а из грудины раздался низкий рык.

Ханна застыла.

— Призрак? Что ты учуял?

С диким лаем пес бросился к двери.

Снаружи кто-то был.

Глава 29

ЛИАМ

День четвертый

Лиам выглянул из окна в кромешную тьму, держа наготове «Глок». Он ничего не видел, даже если было на что смотреть.

Ночь стояла темная и зловещая.

Холод проник под дверь и протиснулся сквозь тонкие оконные стекла. Снегопад был таким сильным, что казалось шел сплошной стеной. Хижина скрипела под завывающим натиском ветра.

Призрак несколько раз предупреждающе залаял — глубоким рокотом, от которого у Лиама заболели уши. Шерсть на загривке встала дыбом.

Лиам снова посмотрел в окно. Оценка угрозы укоренилась в каждой клеточке его существа.

— Там может быть животное, — произнес он. — Например, лиса или койот.

— Может быть, — сказала Ханна тихим, дрожащим голосом.

Лиам отвернулся от окна и снова на нее посмотрел.

Ханна сидела, сгорбившись, на койке и подтянув ноги к груди, насколько позволял ее большой живот, с огромными глазами на бледном, осунувшемся лице. Все ее тело дрожало. Она выглядела испуганной.

— Что ты учуял? — спросил Лиам пса.

Призрак бросил на него полный отвращения взгляд, как будто это очевидно. Пес перестал лаять, но издал низкое угрожающее рычание.

Лиаму стало не по себе. Хотел бы он иметь зрение получше. Жаль, что нет возможности выйти и проверить.

На улице по меньшей мере минус двадцать пять, не считая жутких порывов ветра. Даже животные постарались бы найти себе убежище в такую погоду.

Через несколько минут Призрак перестал рычать и отступил к теплому очагу рядом с Ханной. Он плюхнулся на живот с удрученным фырканьем.

Лиам еще минут двадцать кружил по комнате, проверяя окна и прислушиваясь к любому шуму или движению.

Снаружи не виднелось ничего, кроме ветра, снега и темноты.

Наконец он убрал «Глок» в кобуру, вернулся к камину и принялся рыться в ящике с дровами, пока не нашел подходящий брусок. Лиам стесал его ножом с одного конца, затем вставил как прокладку в щель между окном, чтобы его нельзя было открыть снаружи. На всякий случай.

Ханна смотрела на Лиама широко раскрытыми глазами, продолжая с подозрением следить за каждым его движением.

Он поводил кочергой в камине, перелил воду из растаявшего снега в бутылку и сделал большой глоток.

Затем взглянул на Ханну.

— Хочешь немного?

Она кивнула, достала из рюкзака фляжку и протянула ему правой рукой, а левую прижала к животу.

Что с ней случилось? Почему она здесь?

Лиам не стал спрашивать. Это не его дело.

Он совершил добрый поступок. Спас Ханне жизнь и привел в убежище. Вот и все, чего от него можно было ожидать. Больше Лиам ничего не мог сделать.

Они расстанутся на рассвете, или сразу же, как стихнет буря.

Лиам вернулся к койке, открыл рюкзак и достал большую часть припасов. Он разложил их на постели, чтобы рассортировать и перепроверить то, что у него имелось.

Лиаму нравилось, когда все лежало на своих местах.

Он оставил пачку из пятисот долларов в купюрах по двадцать и пятьдесят на дне рюкзака. Лиам еще не успел потратить свои деньги, слишком опасаясь общения с людьми, чтобы решиться подойти к магазину или бензоколонке.

Его тактический нож и «Глок» надежно крепились к поясу. А повседневный набор все еще лежал в кармане парки. Там находились перочинный ножик, тактическая ручка со стеклобоем, светодиодный фонарик, две зажигалки и носовой платок с паракордом.

Ханна посмотрела на койку.

— У тебя много чего есть.

— Мне нравится быть подготовленным.

У Лиама было, мягко говоря, сумбурное детство.

Отец оказался больше заинтересован в своих кулаках, чем в любви к сыновьям. Лиам всегда ненавидел чувствовать себя во власти других, быть обязанным взрослым, которым стоило бы принимать интересы мальчика, но которые этого не делали.

Лиам верил, что должен быть готов ко всему. Ничто не могло застать его врасплох. Ничто больше не заставит его чувствовать себя беспомощным или беззащитным.

— Я тоже, — сказала Ханна так тихо, что Лиам едва ее расслышал.

Он тщательно упаковал свой рюкзак — так, чтобы быстро достать то, что нужно. Лиаму стоило как можно скорее найти недостающие медикаменты. И еще ружье.

— Ты военный? — Ханна наблюдала за ним, нервно покусывая нижнюю губу. — Выглядишь так, словно служил в армии.

Она права, но Лиам не любил об этом говорить.

Армия стала его спасением. Способом сбежать от унылой домашней жизни. Он поступил на службу в тот же день, когда ему исполнилось восемнадцать, и, в конце концов, заслужил звание оперативника элитного подразделения Дельта.

После восьми лет службы, Лиам ушел из-за проблем со спиной.

Он регулярно тренировался, чтобы оставаться в форме, но не мог бегать и прыгать, как раньше. Лиам ненавидел этот факт, но научился с ним жить. Как и с плохими воспоминаниями — боев, страха, боли и смерти.

Лиам научился жить со многим.

— Что-то вроде этого, — пробормотал он, глядя на свои руки.

Последовало неловкое молчание.

— А чем занимаешься ты? — спросил Лиам, потому что ему показалось невежливым не ответить на ее шквал вопросов.

— Я… — Ханна колебалась. — Раньше я пела. Получила музыкальное образование. Но теперь… Больше не пою.

Лиам ничего не ответил.

Снаружи застонал ветер. Крошечные кусочки льда бились об оконные стекла.

— Ты сказал, что у тебя нет семьи. Совсем? Даже родителей? Ни братьев, ни сестер?

В груди Лиама непроизвольно поднялись эмоции — раскаяние, вина, ощущение потери.

Его отец был пьяницей, который едва держал еду на столе, зато часто использовал кулаки на их матери — депрессивной женщине, которая и сама оказалась никудышным родителем.

Теперь они оба мертвы. Уже как много лет.

Единственным друзьями Лиама стали брат-близнец, Линкольн, и невестка, Джесса.

Общительный Линкольн с своим заразительным смехом, неугасаемым оптимизмом и своеобразной любовью к жизни. Полная противоположность Лиаму, который был застенчивым, замкнутым и одиноким даже в детстве.

Смерть близнеца оставила пустоту в его груди — там, где должно находиться сердце.

А еще Джесса. Сострадательная, спокойная и уравновешенная. Ее длинные темные косы обрамляли царственное лицо с теплой улыбкой и сияющей светло-коричневой кожей. Джесса была самой красивой женщиной на свете. Была.

У Лиама остался еще один живой член семьи. Но он не мог о нем думать. Эти мысли убивали. Лиама захлестнуло горе. Сожаление жгло горло, словно кислота.

Он моргнул. Затем вытеснил ужасные воспоминания — аромат жасминовых духов, крики, кровь и вонь горящего реактивного топлива.

— Тебе нужно отдохнуть, — произнес Лиам резче, чем намеревался. Ханна вздрогнула. Его пронзило чувство вины. Он не хотел ее напугать. — И что-нибудь съесть, — добавил Лиам чуть мягче.

— У меня кончилось все, кроме арахисового масла, — Ханна произнесла эти слова осторожно, как будто если бы сказала что-то не то, Лиам снова набросился бы на нее. Или того хуже.

Чувство вины окрепло еще больше.

Лиам отвел взгляд.

— У меня есть немного тушеного чили. Я разогрею его для нас обоих.

Все, что угодно, лишь бы отвлечься от собственного позора. От воспоминаний, которые преследовали Лиама на каждом шагу, вторгались в его сны.

После того, как он подогрел чили на огне, они сели есть в напряженном молчании.

Пламя взревело и затрещало, когда загорелось еще одно полено.

Лиаму не хотелось разговаривать, и Ханне, похоже, тоже.

Она сидела, съежившись в своем углу, и больше не задавала вопросов.

Ханна вылила половину чили в свою походную кастрюлю и поставила ту на пол для Призрака, который проглотил угощение в два счета и вылизал посуду дочиста. А когда закончил, то уткнулся носом в дверь, желая облегчиться.

Она дернула дверную ручку, выпустила пса и захлопнула дверь после того, как в хижину ворвался порыв ветра. Комнату снова окутал холод.

Кроны деревьев стонали от ветра. Ветви скрипели и царапали крышу.

Через минуту вернулся Призрак, предупредив о приходе своим глубоким раскатистым лаем. Он встряхнулся, разбрызгивая повсюду снег, а затем свернулся перед огнем с самодовольным выражением на морде.

Ханна настороженно взглянула на Лиама, сжав губы в тонкую линию.

— В чем дело?

— Что будем делать? — она смущенно махнула рукой. — Ну, когда нам нужно будет…

— Уборная находится в десяти ярдах позади хижины.

Ханна побледнела.

— Или так, или поставим тут посуду.

Ханна посмотрела на дверь, потом на Лиама, и снова на дверь. А затем сморщила нос.

— Тогда уж лучше снаружи.

— Может, все же не стоит ходить до уборную, — сказал Лиам, передумав. Ханна, скорее всего, потеряется в этой метели, и тогда ему придется идти ее искать. — Просто выйдем из хижины, сделаем свои дела и вернемся.

Они оделись и по очереди сходили по нужде. Лиам никогда так не скучал по туалету в теплом помещении, как в это мгновение.

После того, как оба вернулись в домик, Лиам поставил дверной упор на место и подбросил еще поленьев в огонь.

— Как только буря прекратится, я уйду. А ты можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь.

Ханна выглядела немного озадаченной. Она прикусила потрескавшуюся нижнюю губу и кивнула.

Лиам прочистил горло.

— Желаю тебе удачи в твоем путешествии.

— Спасибо.

Ханна посмотрела на него своими большими печальными зелеными глазами, прежде чем опустить взгляд на свои сцепленные руки. Эти глаза приводили в замешательство. Зеленые, как мох, или самая глубокая лесная чаща.

— Поспи немного, — резко произнес Лиам.

Ханна легла на койку, продолжая настороженно за ним следить. Он видел, как она достала кухонный нож с каминной полки, но сделал вид, что не заметил этого.

Ханна боялась его.

И Лиам злился. Не на нее, а на того, кто мог с ней такое сотворить. Он старался не думать о беременной спутнице, которая завтра останется одна. Такая крошечная, бледная и пугливая. Но Лиам за нее не отвечал. Это не его проблема, повторял он себе снова и снова.

В ту ночь он спал беспокойно. Не от страха, а от чего-то другого. Какой-то печали. «Что, если» и «должен» неумолимо кружились в его голове. Сожаление и отвращение к себе тяжело осели внутри, словно огромная глыба льда.

Метель бушевала всю ночь и весь следующий день.

Большую часть четвертого дня Лиам с Ханной провели за едой, подогревая растопленный снег, чтобы умыться, и лежа на своих кроватях, погружаясь в сон и просыпаясь под звуки потрескивания и шипения огня, скрипа и оседания хижины, снега, забивающего окна, и стонов ветра.

И Лиам и Ханна были истощены морально и физически. Их тела жаждали отдыха. В конце концов, они оба ему поддались.

Где-то в середине второй ночи завывание ветра стихло.

Лиам поднял руку и посмотрел на часы. Только 3:23 утра.

Он откинулся на койку, поправил рюкзак под головой и закрыл глаза. Стоило бы поспать подольше.

Потому что его путешествие еще не закончилось.

Глава 30

ЛИАМ

День пятый

Лиам встал как раз в тот момент, когда первые лучи рассвета осветили окно хижины.

Снег перестал падать, ветер стих, но безжалостный холод все еще пробирался своими ледяными пальцами сквозь щели в оконной раме.

Пурга закончилась.

Пора уходить.

Ханна все еще спала в своей кровати, свернувшись в позе эмбриона под спальным мешком. Ее колени находились под животом, а длинные волосы спутались вокруг лица. Она выглядела такой юной, такой ранимой.

«Ты не должен бросать ее», — в голове снова возник голос Джессы.

Лиам практически чувствовал ее присутствие рядом. В груди нарастало болезненное давление. Горе проявлялось физической болью. Печаль сводила с ума. Черпала его силы. Как и сожаление.

Голос Джессы был ненастоящим. Это не она.

Лиам отмахнулся от мыслей, продолжая двигаться. Он схватил высохшие носки, ботинки, парку и шарф, и надел все это на себя.

Как хорошо быть сухим. Жаль, что ненадолго.

Лиам подбросил еще поленьев в камин, убедившись, что огонь будет гореть еще несколько часов, затем съел банку персиков, горсть орехов и половину протеинового батончика.

На каминной полке Лиам оставил для Ханны фрикадельки в соусе маринара, банку персиков и банку черной фасоли, обе открытые на случай, если у нее не найдётся консервного ножа, а также вторую половину протеинового батончика.

У него оставалось еды еще на несколько дней. Так что с этим проблем не будет. Воду Лиам мог растопить с помощью кастрюли и огня. Он вернется на ферму оголодавшим, но, по крайней мере, сможет туда добраться.

Он мог бы целыми днями обходиться без еды, если бы захотел. Но гидратация и поддержание температуры тела крайне важны.

Лиам натянул перчатки и вязаную шапку, обернул шарфом нижнюю половину лица и надел рюкзак. Быстро проверил оружие и направился к двери.

Призрак поднял голову, молча наблюдая.

Лиаму стоило бы попрощаться, но он не видел в этом необходимости. Ханна нуждалась во сне гораздо больше, чем в его бессмысленных словах.

Он уже сказал ей, что уйдет утром. Больше говорить было не о чем.

Лиам открыл дверь и вышел, тихо прикрыв ее за собой.

Тонкие оранжевые и красные облака плыли по светлеющему небу. Наверняка сегодня будет солнечно.

Он вытащил компас и карту Мичигана и на мгновение остановился, чтобы сориентироваться.

Если бы он направился на северо-запад, то нашел бы тропу, которая вела обратно к северной сельской дороге, по которой Лиам прошел бы еще шестьдесят миль или около того, прежде чем пересечь город. Оттуда он найдет восточную дорогу в Мэйфилд.

Еще три-четыре дня, и…

Лиам резко остановился.

Прямо перед ним, менее чем в тридцати футах, виднелись свежие следы.

Они не принадлежали ему.

У Лиама подскочил адреналин. Он приподнял куртку и вытащил пистолет. Затем медленно повернулся, осматривая тени, корявый подлесок, сосны, дубы и гикори.

Тишина. Никакого движения.

Позавчера Лиам выходил на улицу. А затем по своим следам вернулся обратно в хижину. Один раз он сам обошел вокруг хижины, чтобы расчистить место.

Его старых следов, сразу за линией деревьев, уже почти не видно. Новые следы оказались наполовину засыпаны свежим снегом, но все же они хорошо просматривались.

Вторая цепочка следов следовала за его собственными. Не один раз, а несколько, как будто человек снова и снова ходил вокруг хижины, как горный лев вокруг своей добычи.

Волоски на руках Лиама встали дыбом. Призрак что-то услышал. Кто-то был здесь посреди ночи, во время грозы. Наблюдал за ними.

Какого черта?

Лиам поднял пистолет и снова осмотрел лес, напряженный, настороженный и готовый ко всему. И снова он подумал о ружье. Пистолет эффективен только на расстоянии пятнадцати ярдов. А Лиаму требовалось оружие дальнего боя.

Он шел по следам, чувствуя, как внутри все сжимается, и с каждым шагом в нем нарастал гнев.

Что же Лиам упустил? Он шел сам по себе, просто пытался добраться домой. Потом наткнулся в лесу на женщину и решил, что не в его интересах помогать ей. Служила ли Ханна приманкой, чтобы заманить его в ловушку? Что же все-таки происходит?

Лиам остановился как вкопанный. Не далее, чем в десяти ярдах от левой стены хижины на снегу что-то лежало. Туша какого-то животного.

Койот.

Лиам узнал серо-белые клочки шерсти, заостренные уши и узкую морду.

С животного содрали кожу.

Оно валялось на спине, а по обе стороны от него лежали два кровавых лоскута. Внутренние органы были разложены, словно на пиру: сердце, легкие, желудок, кишки, карикатурно обвитые вокруг шеи койота.

К горлу Лайама подступила тошнота, и он с трудом проглотил кислоту, обжигающую горло.

Это не просто случайное убийство. Не ради пропитания. В этом убийстве нет ничего естественного. Оно служило предупреждением.

Угрозой.

Глава 31

ЛИАМ

День пятый

— Нет! — тишину разорвал крик.

Лиам резко вскинул голову.

Ханна стояла в носках в дверном проеме с выражением ужаса на лице. В пальто, хотя и не застегнутом, а округлый живот выпирал из-под толстовки.

Лицо Ханны стало более румяным, но глаза все еще казались слишком огромными для ее лица, такими зелеными и испуганными.

— Это он, — прошептала она.

— Кто он?

Ханна покачала головой. Ссделала неуверенный шаг назад и упала на колени в открытом дверном проеме. С ее губ сорвался тихий стон.

Лиам зашагал к хижине, пытаясь, но безуспешно, обуздать нарастающее раздражение.

— Кто он, черт возьми? Ты знаешь, кто это?

Ханна отпрянула от него, начиная дрожать и раскачиваясь взад-вперед, а затем закрыла лицо руками.

Призрак встал перед ней в защитном жесте. Он не рычал, но его пасть изогнулась, обнажая внушительные клыки. Пес пристально посмотрел на Лиама.

Лиам понимал, что лучше не двигаться. Он остановился и опустил руки по швам, покрепче сжимая «Глок».

— Ты что-то знаешь. Говори.

Прошла еще одна долгая минута. Ханна раскачивалась и стонала, не обращая внимания ни на что, кроме собственного страха.

Лиам стиснул зубы.

— Ладно. Будь по-твоему, — он развернулся и пошел прочь.

— Подожди.

Ее хриплый голос прозвучал таким тихо и жалко, что он едва его расслышал.

Лиам остановился. Ничего не мог с собой поделать.

— Он… Преследует меня. Хочет вернуть.

Лиам повернулся к Ханне лицом.

— Кто он?

Она убрала руки с лица. Ее глаза остекленели от ужаса, зрачки расширились. Пряди растрепанных каштановых волос прилипли к мокрым щекам. Ханну все еще трясло, но она перестала раскачиваться взад-вперед.

Она вздернула подбородок.

— Человек, который похитил меня.

— Ты сказала, что твой автомобиль не заводился.

— Так и было. Просто машина сломалась не несколько дней назад. С того момента произошло пять лет.

Лиам слышал, что сказала Ханна. Ее слова казались слишком невероятными, чтобы в них поверить.

Он изумленно на нее уставился.

— Что?

— Я застряла ночью на обочине дороги. Мой телефон сдох. А потом этот парень остановился, чтобы помочь мне. Я думала… неважно, что думала. Этот мужчина… Он похитил меня. Держал взаперти в своем подвале, в охотничьем домике где-то в этих лесах. Пять дней назад, в день, когда произошел этот ЭМИ, отключилась электричество. Я не знаю, как оно повлияло на его систему безопасности, но дверь открылась, — Ханна сделала рваный вдох. Затем прижала свою изуродованную руку к груди и рассеянно потерла скрюченные пальцы, словно даже не осознавая, что делает. — Я схватила все, что смогла унести, и сбежала. Сбежала, прежде чем он успел вернуться и найти меня. Но совершенно ясно… Мне стоило догадаться… Что он не прекратит поиски… Он просто так меня не отпустит.

— Ты знала?! — выпалил Лайам, его гнев боролся с потрясением и тревогой. — Ты знала, и ничего не сказала?

— Я не просила тебя о помощи, — проговорила Ханна с легким намеком на обвинение в голосе.

— А ты не подумала упомянуть о психе, который тебя преследует?

Слезы высохли на щеках Ханны. В глазах что-то промелькнуло. Намек на волю, на неповиновение.

— Я… Я не доверяла тебе.

Лиам развел руками, указывая на изуродованную тушу позади себя.

— А теперь?

Ханна заметно осунулась.

— Я не думала, что он найдет меня так быстро… Не думала… Прости.

Лиам еле сдерживал гнев.

Ханна стояла, застыв на месте. Ее сломанные пальцы рассказали Лиаму все, что нужно следовало знать. Любой, кто будет мучить другого человека, постоянно и мучительно ломая его кости, был садистом-психопатом.

И теперь он напал на их след.

Ее след. Не Лиама.

Он ничем ей не обязан. Вообще ничем.

И что теперь делать?

Лиам смотрел на Ханну. Каждая клеточка его тела кричала, чтобы он повернулся спиной к ней и ушел — оставил эту ношу далеко позади.

Лиам чувствовал себя человеком-призраком — ни к чему не привязанным. Он должен остаться один.

Но он не мог оторвать взгляда от ее изуродованной руки. От округлого живот. Несчастного ребенка внутри.

На него нахлынули воспоминания. Кровь застучала в ушах. Инстинкт защищать все еще сидел где-то глубоко внутри.

Почти против воли Лиам сунул свободную руку в карман куртки.

Она все еще находилась там. Невероятно мягкая, крошечная и вязаная. Пальцы Лиама сомкнулись на ней.

Он сжал ткань всего один раз и отпустил ее. Почувствовал, как его сердце снова разбилось вдребезги.

Ханна поднялась на ноги, прислонилась к дверному косяку, положив больную руку на живот под расстегнутым пальто. Она смотрела на него настороженно и молча, выжидая. Ждала, когда он решит, что делать дальше. Определит их судьбу.

Большой белый пес стоял рядом с Ханной, прижимаясь к ее ногам, словно защищая, и его мудрые глаза смотрели на Лиама. Как будто он тоже спрашивал Лиама, что тот собирается делать.

«Не уходи, — раздался в голове голос Джессы. — Пожалуйста, не уходи».

И Лиам остался.

Глава 32

ХАННА

День пятый

Ханна и Призрак больше не одни.

И она все еще испытывала неуверенность по этому поводу.

Лиам Коулман шел впереди, пробираясь сквозь густой снег и прокладывая для ее тропу. Он делал небольшие шаги, чтобы Ханна могла легко идти по его следам.

Лиам держал пистолет обеими руками, постоянно высматривая угрозу. И не спускал глаз с Призрака — вдруг тот что-нибудь учует.

Ханна не просила Лиама о помощи. Она боялась ее принять. Но не смогла бы выжить сама, и Лиам это знал.

— Я отведу тебя домой, — заявил он в то утро, когда осмотрел территорию и убедился, что Пайка поблизости нет.

— Не нужно, — ответила Ханна. Призрак выскочил из хижины и прижался к ней сбоку. Она зарылась здоровой рукой в собачий мех, позволяя себе впитать его энергию. — Ты ничем мне не обязан.

Лиам сердито на нее посмотрел.

— Тебя преследует психопат. Ты беременна и очень устала. Каким образом ты собираешься себя защищать?

Ханна открыла рот и тут же его закрыла. Ей хотелось оттолкнуть Лиама, отвергнуть его помощь, заявить, что она в ней не нуждается. Ханна ему не доверяла.

Почувствовав ее волнение, Призрак зарычал. Ханна глубже зарыла пальцы его мех.

— Все в порядке, мальчик. Мы просто разговариваем.

Призрак успокоился, однако не сводил глаз с Лиама. Он тоже не совсем доверял этому человеку.

Ханна не хотела полагаться ни на кого, кроме себя. Зависеть от кого-то сродни ходьбе по тонкому льду, который трещал под ногами, угрожая проломиться.

Похититель выследил Ханну. Он оставил мертвое, замученное и освежеванное животное, как угрозу — обещание — ей.

Вероятно, единственная причина, по которой Пайк не убил ее прошлой ночью, это Лиам.

А еще Пайк любил играть в игры. И она это знала.

Однажды Лиам уже спас ей жизнь. И вот теперь это случилось снова.

Дело не только в том, что Лиам Коулман мужчина, а, следовательно, подходящий защитник. Он был солдатом. От него исходили сила и мощь.

Они были заметны по тому, как Лиам держал пистолет, по зловещего вида ножу, который крепился на поясе, по тому, как он двигался с точностью и уверенностью. Как всегда, наблюдал, оценивал, оставался настороже.

Лиам был мужчиной, который знал, что делает.

Ханна ощутила трепет в животе. Плавное вращение. Локоть уперся ей в ребра. Головка или нижняя часть тела давила на мочевой пузырь. Всегда на него.

Ханна подумала о своей семье. О возвращении домой к Майло. Она принимала решения не только ради себя. В конце концов, это даже не выбор.

— Хорошо, — согласилась Ханна.

Лиам выглядел одновременно смущенным и испытывающим облегчение.

— Я уйду, как только отведу тебя домой. Понимаешь? Я больше не стану брать на себя никаких обязательств…

Несколько долгих секунд они пристально смотрели друг на друга. Лиам хмурился, Ханна старалась не вздрагивать, а Призрак наблюдал за ними обоими.

Возможно, Лиам действительно хотел ей помочь. Но «хотел» громко сказано. Лиам вел себя так, будто меньше всего на свете желал находиться рядом.

И все же он здесь.

— Спасибо, — наконец сказала Ханна. — Правда.

Призрак склонил голову набок и с сомнением фыркнул, как бы говоря: мы серьёзно пойдем с ним?

— Да, — ответила она ему.

Лиам отвернулся и произнес:

— Собирайся.

Ханна быстро собрала свои вещи. Призрак бродил неподалёку, обнюхивая все вокруг.

Гораздо больше времени ушло на то, чтобы надеть многочисленные шерстяные носки, свитера, пальто, шарф, перчатки и, наконец, неуклюже сесть на койку и натянуть ботинки, постоянно задевая живот.

— Как скоро мы выберемся из этого леса? — спросила Ханна, взвалив на плечи рюкзак и присоединившись к Лиаму на поляне.

Она старательно избегала смотреть на освежеванную тушу койота, лежащую от них в нескольких ярдах. Призрак внимательно осмотрел труп животного, потом отвернул морду и с отвращением чихнул.

Пока Ханна собиралась, Лиам изучал карту. Он провел пальцем в перчатке по маленькой красной линии.

— Я проезжал мимо Уайт Клауд недалеко от Национальной Тропы. Городок примерно в сорока-сорока пяти милях к югу. Идти будем по НТ. Три или четыре дня, — Лиам посмотрел на Ханну и нахмурился. — Возможно, пять.

Она побледнела.

— Пять дней?

— Мы идем по сугробам в полметра, и на улице очень холодно. А еще ты беременна, — он внимательно на нее посмотрел. — Ты не выдержишь?

В глазах Лиама читалась жалость. Ханна презирала такие взгляды. Ненавидела то, какой слабой и жалкой себя ощущала. Она выпрямилась во весь рост.

— Выдержу.

— Хорошо, — Лиам снова взглянул на карту. — Бранч Тауншип ближе. Примерно в двадцати милях, но он на юго-западе и немного в стороне. Посмотрим, как получится.

— А потом? Неужели мы пройдем все сто пятьдесят миль?

— Нет, если удастся найти помощь. Запасемся припасами и найдем старый снегоход, квадроцикл, или еще что. Может, даже машину, если повезет.

Ханна не стала спрашивать, каким образом им удастся найти этот волшебный транспорт. Наткнуться на него в снегу, с ключами в зажигании и полным баком бензина?

Они держались в стороне от дороги. Лиам воспользовался картой и компасом, чтобы найти Национальную Тропу. Из-за обильного снегопада она едва ли походила на дорогу — лишь просвет между деревьями. Куда бы Ханна ни взглянула, кругом простирался только лес и снег, и заблудиться не составило бы труда.

Но все же Лиам уверенно продолжал идти. Очевидно, он знал дорогу. Знал, как выжить в глуши. Конечно же, знал. Ничего удивительного.

Следующие несколько часов Ханна усталым шагом тащилась следом. Ей пришлось сделать две остановки, чтобы пописать. Лиам терпеть не мог останавливаться — и она тоже — но ничего не поделаешь.

По мере того как день становился теплее, они старательно снимали лишнюю одежду. Потеть категорически нельзя, иначе возникал риск получить переохлаждение.

У Ханны не было ни малейшего желания рисковать своей жизнью снова. Однажды ей уже повезло.

Призрак потерся об ее ноги, просунул голову под руку, а затем бросился сквозь деревья за какой-то невидимой добычей. Иногда он трусил справа или слева от Ханны, а потом занимался тем, что разглядывал какой-нибудь куст, дерево или белку.

Секунду спустя пес уже мчался впереди них, черным носом вдыхая воздух, а поднятый хвост гордо развевается на ветру.

Пес выглядел гораздо здоровее — его шерсть блестела, скрывая тощие ребра.

Ханна пожалела, что не может предложить ему больше вяленого мяса. Но Призрак вполне мог найти себе собственное пропитание. У них нет ничего лишнего.