На интерес

Бек

Город оделся в жёлтую и жухлую сухую листву уже в конце августа – то ли от жары, то ли от приближающейся осени.

Юра с Беком сидели на подиуме кровати в комнате басиста. Курили кальян, редко переговаривались, в основном молчали. Играла музыка. Юрец не выдержал, наехал на друга:

– Ден, ты уверен, что хочешь отдать базу Михе в безраздельное владение и пользование? Гостями там репетировать будет непривычно…

– Уверен. Зачем мне это? Придётся мотаться из Москвы поиграть. Неразумный расход временного ресурса. Да и просто не хочу туда возвращаться пока. Пока не могу.

Опять повисла пауза. Юрий Юрьевич снова попытался завязать разговор:

– Где жить собираешься? Определился?

– Рядом с офисом. В районе «Курской». Студентам удобно добираться на работу после пар, Лене тоже близко.

– Сошлись? – удивился Иванов.

– Нет. Деловые, партнёрские отношения… – холодно и безразлично отсёк Бек.

– С… Алей после… расставания не общались? – прощупывая зыбкую почву, начал Юрец.

– Нет. Бессмысленно. Она чётко обозначила свою позицию – это не те отношения, которые ей сейчас подходят. Что бы это ни значило, – ни один мускул на лице программиста не дрогнул.

– А ты? Взял и… просто…

– Юра, не просто. Но… я как будто всё время, пока мы были вместе, чего‑то подобного ждал. Потом расслабился… Зря.

– Ден, ты серьёзно? Мы с Машей виделись недавно… как друзья посидели…

– Не наш случай. Давай не будем? Время покажет.

Аля

Уехать в Эстонию дышать Балтикой – единственный выход «не в окно», – чтобы не сойти с ума. Сбежать.

Не понимаю, как сердце на части не разорвалось во время последней встречи с Беком. Стоял как каменный истукан – слушал, щурился, будто не верил, что расходимся.

Но иначе было невозможно. Совершенно невозможно… После всего… всего, что я натворила, – в глаза смотреть ему не могла. И не смогу никогда, наверное.

Денис больше всех, кого я знаю, заслуживает счастья… А не меня.

И к «золотой клетке» не готова. Как показывает практика. Пьянящий воздух свободы ещё сыграет с тобой злую шутку, Аля… Но свободы хочется. Свободы воли, свободы финансовой, свободы выбора… Свободы перемещений, в конце концов! Уговорила – считай, заставила – отца начать учить меня водить. Папа особенно не брыкался, даже преподавателя нашёл со специальной тачкой из местной автошколы. Теперь трогаюсь на механике, в горку умею, даже в город с площадки выезжала пару раз. Не желаю отдавать собственную жизнь на откуп тому, кто за рулём. За рулём буду я.

Теперь тенью слоняюсь по пригороду Таллина. Построенный на излёте совка пансионат очень удачно примостился у подножья города на Балтийском море. Куча яхт больших и малых. Местные возрастные дядьки называют их «лодками». Такие себе лодочки – каждая минимум броненосец «Потёмкин», который в детстве немножко болел.

Ни на одну из них меня силком не затащишь. Поэтому пробежки по дорожкам, обрамлённым соснами, вдоль самого берега, по набережной, посиделки на террасе в баре гостиницы иногда с мамой, иногда без, поездки на автобусе до старого города – погулять по узким брусчатым улочкам – «зетс олл за фан», как говорится. За сим веселье заканчивается.

Остаётся морально готовиться к неизбежным костюмам, читать отечественное и международное право, иногда дорисовывать.

Короче, шатаюсь тут из угла в угол уже неделю, а ещё одну предстоит. Вокруг пенсы и их дети.

Выползаю в зал раз в день. Занимаюсь по нашей с Денисом программе. Каждый раз, когда записываю очередное количество повторений, слёзы на глаза наворачиваются. Ничего вокруг не замечаю. Как выясняется. Вчера пристал взявшийся ниоткуда дядька. Ну как дядька, молодой мужик.

Стою себе чиркаю в тетрадке «четвёртый» становой, выплывает: в баскетбольных шортах до колена, с артезным фиксатором на правом, майке до жопы из той же баскетбольной серии, загорелый, с длинным стоячим ёжиком на башке, высоченный, рукастый, узловатые красивые пальцы, крупные черты лица – явно с замашками небожителя. Заявляет на английском без акцента:

– Hi! How are you doin?

Фразами из «Друзей» ко мне яйца пока никто не катил. Забавно! Я возьми и выдай ему настоящий бруклинский:

– What’s up, man? Joe’s shit doesn’ work on dissent girls! («Чё, как, мужик? Штучки Джоуи с нормальными девчонками не катят!»)

Прихренел чувак чутка. Но не отвалил:

– What works then? («А чё работает?»)

– Hard works! Or when it’s hard it always works! Блин… («Тяжёлая работа! Или когда он “твёрдый”, он всегда работает!»)

Прихренел ещё сильнее… И на чистом родном, отечественном брякнул:

– Язык у тебя! Острый и правильный! Я почему‑то подумал, что ты не русская!

– А я не русская, я еврейская. Добрый день! До свидания!

Развернулась и пошла на выход – бред кардио делать в зале, когда на улице закатное солнце, прохладный солёный ветер и никаких высоченных придурков с таким же самомнением.

Сейчас свалила из номера, где дрыхнут предки, туплю на лавочке на пристани в прецедентное право Соединённых Штатов Америки. В морду шарашит сумасшедший бриз, на горизонте маячат кажущиеся игрушечными кораблики, закатное солнце отражается от холодной, рябой глади солёной воды.

– Hello jews! («Привет, евреи!»)

Тот же перец, только в синих джинсах, поло и каком‑то пиджаке, ботинки красивые, огромные. Хороший признак. А я с недосохшей головой, в бековском чёрном платье-безрукавке с воротом и бабушкином пуховом платке. Реально бабушкином. А хрен ли – холодно.

– И вам не хворать!

– Стараюсь! Этим тут и занимаюсь. Приятное с полезным – связки колена подлечил без операции и на лодке поучился ходить.

Явно понтуется, нарцисс недоделанный.

– Поздравляю. Продолжайте, – и уткнулась обратно в талмуд с «белоголовым орланом».

Бесцеремонно плюхнулся рядом, потом только поинтересовался:

– Присяду?

– Нет.

– Поздно. Меня зовут Микаэль. Можно Мика. А тебя?

Поднимаю правую бровь:

– Алла. Можно Алла Михална. Брудершафт пока не пили.

– Алла Михална, очень приятно. Ты это зачем читаешь? Для общего развития или надо реально что‑то там понять?

Продолжает «тыкать». Наглая морда.

– Ещё раз спасибо за оказанную честь и внимание, но нам, Алле Михалне Первой, не интересно.

Лыбится:

– Девочка, со мной правда интересно. Поверь. Вдобавок тут кроме нас с тобой ни души младше полтинника. Надо держаться вместе.

Молчу. Сидит. Опять начал разглагольствовать:

– Ну, неужели среди нафталина не скучно? Я по местным злачным заведениям прошвырнулся – ни одной нормальной тёлки. Все стрёмные, и температура по больнице удручает.

– Микаэль, шаль видели? Во-первых, с грубиянами меня бабушка учила не вступать в светские беседы, а во‑вторых, до ваших изысканий на тему «с кем бы потрахаться» мне лично дела нет. Вы свободны.

Заржал. Не уходит.

– Пардоньте, Алла Михайловна. Бабушке низкий поклон. Давайте сначала. Кхм-кхм. Прошу прощения, что, не будучи должным образом вам представленным, имею смелость засвидетельствовать своё почтение. Меня зовут Микаэль Тумасян. Мне двадцать девять лет. Прибыл сюда вылечить неудачное приземление на колено в любительском матче по баскетболу со старшими коллегами. Разрешите поинтересоваться, какой счастливой череде случайностей обязан нашей неожиданной приятной встрече?

Старается. Молодец. Фиг с ним. Всё равно тоска зелёная.

– Приятно познакомиться, юноша. Алла Миркина, семнадцатилетняя фурия, заворожённо наблюдающая за воплощением мечты папеньки по освоению парусного спорта. Подняться на борт подсобить вестибулярный аппарат не позволяет.

Глаза на лоб полезли у длиннорукого. Ошалел чутка парнишка.

– Семнадцать?! Вы школу окончили?! Выглядите солиднее…

– Жизнь потрепала. Студентка первокурсница без восьми дней. Юридический факультет московского Государственного университета управления. Бизнес-право.

Выпятил грудь, самодовольно протянул:

– У меня за плечами «Финашка» и Гарвард.

– Опять выпендриваешься?

Резко на «ты» – на землю вернуть. Ни на йоту не стушевался:

– Да.

– Тогда наврал – неинтересно. А если бы не выпендривался, я бы спросила: «Как там в Гарварде, прикольно?» Потому что дальше Вашингтона, Пенсильвании и аэропорта Кеннеди в Нью-Йорке не забредала.

– Не буду выпендриваться. Просто расскажу…

Мика

Унылый совковый захолустный отель на псевдорегате навевал неописуемую тоску. После Монако, Миконоса, Мальорки, Мальты, на худой конец, здесь любому приличному человеку в пору было вешаться на ели.

Но нет, Тумасяна угораздило порвать связки и найти здесь единственного адекватного спортивного врача старой закалки. Доктора, возможно, слабоумного, но который обещал вылечить без операции.

А операцию топ-менеджеру, откровенно говоря, не маленькой нефтедобывающей и самостоятельно перерабатывающей компании делать было некогда. Лежать было некогда.

Самый молодой из директоров «ПетОйл», Микаэль Тумасян, не мог позволить себе выпасть из обоймы более чем на две, максимум три недели.

Стать финансовым в двадцать семь, оправдать оказанное «высокое» доверие – не подразумевает не то что трёхмесячного перерыва в офисной суровой жизни, никакого не подразумевает. И так преступление против себя и корпорации.

Коренной москвич с двумя высшими образованиями (русским и американским), сын армянина и еврейки, не женатый, в тусовке под кайфом не замеченный, стильный, высокий брюнет с квартирой на Цветном, спортивной «бэхой» под жопой – мечта всех тёлок внутри и снаружи Садового, просиживающих стринги в «Галерее», «Шамбале», отвисающих в «Дягилеве» и любых других сезонных проектах Горобия.

Мика чах от скуки в аду старпёров и убогих «развлекалашных» старого Таллина.

Нарушив режим, отчаялся на поход в спортзал.

Заметил рыжую кудрявую копну, круглый зад и сиськи, потом разглядел обезображенное интеллектом, специфически красивое, светлое лицо – сойдёт для сельской местности.

На следующий день предстал во всей красе.

Послала. Не то чтобы послала – не проявила должной благодарности за снисхождение к её скромной персоне.

Ещё через день нагло тявкала на лавочке. Вдобавок практически школьница. С которой надо на вы! Но… просто потрещать оказалось занимательным – два часа с лишним на ветру. При том и на русском, и на английском связно изъясняется – непонятно, на каком легче и затейливее.

Дошло до приглашения на завтрак-обед-ужин. Так эта малолетка заявила, что «надо отпроситься у “кузнеца”, читай “отца”».

Мике стало забавно – квест. Познакомился. Отпросил. Дядя оказался странный – сразу видно, умный мужик, одет бедненько, но чистенько.

В светлой голове Микаэля назрел вполне закономерный вопрос: «Откуда у девицы оригинальные брендовые шмотки? Явно не из семейного бюджета. Значит, невинной овечкой прикидываться не станет. Если попытается – дура. Тоже своего рода плюс – с дурами сильно проще договориться».

Отправились в единственный приличный локальный ресторан средней паршивости: ленивые официанты, скатерти с протёртыми краями, скудное меню, непритязательный интерьер. Время, впрочем, снова пролетело незаметно: первое, второе, шоколадное мороженое, условный лимонад. От алкоголя девушка отказалась наотрез, с фразой: «Нет, спасибо, меня и так прёт наяву, без всякого компота». Микаэль оценил артхаусную цитату.

«Надо начинать переходить к боевым действиям. Неровен час, вернусь в Москву с недотрахом головного мозга. На шлюх силиконовых с голодухи кидаться начну. Не комильфо», – подумал «нефте‑топ».

– Алла, давай начистоту. С тобой прикольно, про себя всё рассказал. Я привлекательный, ты чертовски привлекательная, если не девочка, чего зря время терять? Нам явно есть о чём переспать? Отлично проведём время! Потом по магазинам прошвырнёмся… Хочешь в обратном порядке?

Девица расплылась в широченной лучезарной улыбке. Внезапно залилась весёлым, искренним смехом. Успокоилась. Появились морщинки лукавого прищура в уголках глаз. Ровным, уверенным тоном произнесла:

– Мика, не порти вечер. Ни мне, ни себе. Спрячь понты, правда, засунь куда‑нибудь или просто выключи. У меня стоит двухфазная надёжная прививка от богатых дерзких мальчиков и финансовой зависимости. Без денег, цветов, тачек и подарков умеешь? Чтобы от души, не механически? Или в крайнем случае на интерес – со ставкой только на себя?

– На нет и сюда нет, – насмешливо развёл руками парень, не видя смысла особо напрягаться.

После ужина всё‑таки решил проводить рыжее, кудрявое динамо до номера.

Там случилось странное.

Девушка обхватила молодого человека за талию, притянула вплотную, всем его телом вжала себя в стену. Второй рукой жёстко вцепилась в шею, встала на цыпочки. Провела носом по сонной артерии к мочке уха, шумно втянула воздух. Не отрываясь, уперлась лбом в лоб. Легко, практически не касаясь, лизнула языком губы. Впечаталась поцелуем. Укусила за нижнюю губу. Ещё сильнее сжала шею. Прошептала:

– Дурак. Пока.

Отпихнула и скрылась за дверью, ловко открыв древний замок магнитным ключом.

Молодой человек ещё секунд тридцать успокаивал нервы и стояк. В голове промелькнуло: «Вот тебе и малолетка. Охренеть!»