На краю земли

3. Чудесный камень

Я всю дорогу обдумывал, что бы мне такое сделать хорошее и полезное, но не успел придумать, как мать увидела меня из окна и закричала:

— Где ты ходишь, бессовестный? Иди посиди с девчонкой, мне к тете Маше надо…

Я играл с Соней, а потом надо было полоть картошку, и я полол до самого вечера.

Мы почти одновременно собрались на завалинке Катеринкиной избы. Должно быть, и у других дела обстояли не лучше, чем у меня, потому что все молчали. Катеринка поминутно бегала то в избу, то к нам и докладывала, что делает дядя Миша.

— Ест картошку и с мамой разговаривает.

— Пьет молоко.

— Зубы чистит.

Катеринкиной матери надоела эта беготня, и она прикрикнула:

— Что ты юлишь, егоза, не даешь с человеком поговорить? Взад-вперед, взад-вперед, как заводная. Сиди смирно, а то иди на улицу да там и бегай.

Наконец дядя Миша вышел и подсел к нам на завалинку:

— Ну-с, молодые люди, как ваши дела? Что сделали за день?

Катеринка, конечно, выскочила первая:

— Я тети Машина бычка нашла! Он в кустах блукал, блукал и аж на гриву забрался. И тетя Маша сказала: «Спасибо, доченька».

— Очень хорошо!

Пашка сказал, что он хотел построить водопровод от колодца на огород, чтобы не носить воду ведрами. Только вот беда: труб нет, придется делать желоб из коры, и отец может заругать.

Я огорченно признался, что ничего такого не сделал, а целый день то с сестренкой возился, то грядки полол.

— Ну, это совсем не так плохо! А ты? — обратился дядя Миша к Геньке.

— Ваське Щербатому в ухо дал!

— За что?

— За порубку. Он у околицы кусты топором рубил. Ну, я и дал ему…

— Это, брат, не то! В ухо — это очень даже просто. Ты убеди его садить, а не рубить, — вот это будет дело… А так это обыкновенная драка.

Генька покраснел и сказал, что все-таки тут дела для настоящего человека нет, потому что бычков искать и картошку полоть умеет всякий, а ему это скучно, и вообще, если так будет продолжаться, он все равно убежит в такие места, где интересно.

— А здесь неинтересно, говоришь? — сказал дядя Миша. — Это что? — Он поднял с земли небольшой камешек.

— Камень.

— Камень-то камень, да какой? Это полевой шпат, и без него нельзя сделать оконное стекло, фарфор, фаянс, электрические изоляторы… Человек должен много знать, чтобы стать настоящим хозяином природы. Вот вы ходите по земле, и она для вас просто земля, а на самом деле вы ходите по сокровищам и не подозреваете об этом. Горный Алтай, братцы мои, — это сундук. У которого мы еще только крышку приподнимаем. А что будет, когда внутрь заберемся!..

Мы невольно с уважением и робостью посмотрели под ноги, как бы ожидая, что там вдруг засверкают всякие сокровища, но земля была обыкновенная — серая, с песком.

Дядя Миша засмеялся:

— Нет, это не так просто! Вы сумейте найти да отобрать у нее эти сокровища.

— А что вы ищете? Золото? — спросила Катеринка.

— Подвернется — мы и его, конечно, возьмем на заметку, но это не главная задача… Могли бы мы сейчас жить без железа?

Это был смешной вопрос. Какая же может быть жизнь без железа! А я сказал, что и без свинца нельзя. Захар Васильевич говорил, что ему без свинца жизни нету.

— Охотник?.. Правильно! Так вот, есть металлы — скромные труженики, работяги — скажем, железо, медь, свинец, алюминий, — и есть фанфароны, вроде золота.

Мы все засмеялись, а Генька сказал, что это неправда, потому что оно дороже всего и за ним все гоняются, про это и в книжках сколько написано.

— Есть металлы дороже золота — например, платина или радий, и они очень полезны. А золото? Это красивый металл, и его трудно добывать, поэтому он ценится дорого… Но я хотел вам не о золоте рассказать. Есть металлы скрытого благородства — молчальники и скромники. Их очень трудно найти, еще труднее добывать, но они обладают такими свойствами, что в будущем техника без них развиваться не сможет.

Знаете ли вы, что по мостам нельзя ходить строем, в ногу? В одном городе через реку был построен мост. Мост был красив и прочен, и городские власти очень гордились им. Однажды по мосту проходила воинская часть. Офицеры были строгими, и солдаты шли как один, дружно отбивая шаг. Часть шла довольно долго, и вдруг мост стал дрожать, зашатался и рухнул. Прежде мост выдерживал большие тяжести, а теперь обрушился под ногами солдат.

Никто не мог понять этого странного события, и его приписали божьему гневу.

Однако мало-помалу стали известны и другие подобные факты. Колеса и машины, прочные и неизношенные, вдруг неожиданно разваливались по совершенно непонятным причинам. Ученые начали докапываться до этих причин, и оказалось, что «божий гнев» здесь ни при чем.

Если материалы подвергать толчкам или напряжению и особенно если толчки идут в такт, через определенные промежутки времени, в материале происходят наружно незаметные, но весьма опасные изменения: он устает. Когда солдаты, идя по мосту, отбивали шаг, они вызывали ритмическое колебание моста, эти правильные колебания быстро утомили материал, из которого был построен мост, и он разрушился.

Усталость металлов — очень серьезная болезнь, и она становится все более опасной в наше время больших скоростей. Детали машин, колеса, самолетные винты, турбины делают тысячи оборотов в минуту, и металлы, из которых они сделаны, устают все быстрее и быстрее…

— Как же так? — сказала Катеринка. — Тогда их лечить надо, эти металлы.

— Вылечить заболевший металл нельзя, но можно предотвратить болезнь, если заранее сделать «прививку».

— Чего же им прививать — оспу? — фыркнул Пашка.

— Кое-что подороже. В древние времена самыми драгоценными камнями считали рубин и смарагд, или изумруд. Очень твердый, чистого яркозеленого цвета изумруд ценится чрезвычайно высоко.

— А почем он, такой камень? — спросил Генька.

— Это зависит от величины, цвета и чистоты. В Ленинградском горном институте хранится большой кристалл. Он стоит почти пятьдесят тысяч рублей золотом.

— Это да, камень! Вот бы найти!..

— Ну что ж, поищи! — засмеялся дядя Миша. — Изумруд был все время только дорогим камнем, и больше ничего. Потом химики открыли, что в состав изумруда входит металл бериллий. У этого бериллия оказались чудодейственные свойства. Он всего в два раза тяжелее воды. Самолет, построенный из сплава бериллия с алюминием, будет на одну треть легче современного — из дюралюминия. Сплав бериллия с железом не поддается действию жара и ржавчине. Сплав бериллия с медью приобретает свойство стали — его можно закаливать, и бериллиевая закаленная бронза не теряет закала даже при красном калении. Но самое драгоценное его свойство — то, что «прививка» бериллия или, вернее, сплавы с ним предохраняет металлы от усталости… Только, к сожалению, бериллий не так легко найти и очень трудно добывать. Этот чудотворец очень скрытен.

— Так это вы его и ищите? — спросил Пашка.

— Не только его, но и его тоже.

Генька только хотел что-то сказать, но в это время подошел его отец, Иван Потапович, и попрекнул нас:

— И вы тут? А ну, идите по домам! Не дадите человеку отдохнуть!

Иван Потапович начал расспрашивать про Москву и всякие новости, и мы уже никак не могли уйти и слушали из-за угла. Потом они пошли в избу, ничего не стало слышно, но Катеринка потихоньку провела нас следом. Иван Потапович и дядя Миша с Катеринкиной матерью сидели за столом, а мы залезли на печь и притаились. Позже пришли Федор Елизарович, Захар Васильевич, соседи — чуть не вся деревня.

Говорили про все: и про урожай, и как в Москве живут, и чего дядя Миша ищет, и про то, что хотя война закончилась, но ухо надо держать востро. Пашка слушал, слушал, а потом заснул да как захрапит!

— Что это моя Катя храпеть начала? — забеспокоилась Марья Осиповна, Катеринкина мать. — Простудилась, что ли?

Она подошла к печи и, конечно, увидела нас. Иван Потапович рассердился:

— Вы что же это, сорванцы? Я кому сказал — по домам?

Дядя Миша вступился за нас:

— Не гоните их, Иван Потапович! Им ведь тоже интересно.

— «Интересно»! От их интересу покоя не стало…

Нам пришлось уйти.

Я пробовал рассказать дома про изумруды, но сестренка ничего не поняла, а мать не стала слушать:

— Еще чего выдумал! Какие тут драгоценные камни? Ложись-ка спать лучше.

Ночью мне приснилось, будто я нашел изумруд с конскую голову, мне за это дали орден, и Михаил Петрович больше не ставит мне плохих отметок по математике — учусь я теперь хорошо. А то ведь неудобно: орденоносец, и вдруг с двойками…