На линии огня

В огненном кольце

…В начале июля 1917 года прапорщик Иван Федько прибыл для прохождения службы в 35-й пехотный запасной полк, расквартированный в приморском городе Феодосии. Назначили командиром взвода.

На крымской земле, как и по всей России, проходили митинги, собрания, демонстрации. Меньшевики, эсеры и кадеты красноречиво ратовали за «свободу и счастье всего народа» и с нескрываемым злорадством повторяли клеветнические измышления буржуазных газет о ленинцах и о Ленине. Иван Федько видел, как в городском саду нарядная публика, освистав, чуть было не стащила с трибуны большевика Николая Краснобаева. В тяжелые для Коммунистической партии июльские дни офицер Иван Федько твердо решил примкнуть к преследуемым, объявленным вне закона ленинцам. Еще в детстве переживший бедняцкую нужду и в юности бастовавший и требовавший вместе с друзьями по мебельной фабрике Балабана повышения заработной платы и восьмичасового рабочего дня, он теперь окончательно понял, что только большевики могут покончить с затянувшейся войной, установить мир и дать землю крестьянам, а фабрики и заводы — рабочим.

Иван Федько познакомился с прапорщиком Николаем Михайловичем Демьяненко — организатором большевистской группы — и его другом, тоже прапорщиком, Павлом Филонюком. По их рекомендации Иван Федько вступил в ленинскую партию.

Николай Демьяненко посоветовал:

— Будьте предельно осторожны. Узнает начальство — немедленно пошлет на передовые позиции. А вы здесь нужны, товарищ Федько. Разговаривайте с рядовыми с глазу на глаз. Без свидетелей. Придет наше время, и мы заговорим с сотнями, с тысячами…

Большое, наполненное доверием и гордостью слово «товарищ» вдохновляло и обязывало. И на коротких привалах, и на перекурах, и вечерами в казарме Иван Федько беседовал с солдатами своего взвода и роты. Они ничего не скрывали, рассказывали о горе, нужде, потерях, принесенных войной их родным и близким. И Федько доходчиво и задушевно объяснял однополчанам, кто виноват в том, что война продолжается четвертый год, и кому она нужна, и как с ней покончить. Одновременно прапорщик Федько охотно помогал своим подчиненным: писал прошения, хлопотал об отпусках по семейным делам, учил грамоте. И солдаты полюбили офицера с добрым, отзывчивым сердцем. И появились сочувствующие ушедшему в подполье В. И. Ленину.

Непрерывная, доходчивая агитационная работа Ивана Федько и его товарищей-единомышленников подорвала влияние меньшевиков, эсеров и украинских националистов. Маршевые роты отказались выехать на Южный фронт, где Временное правительство организовывало новое наступление.

После разгрома корниловского мятежа Федько выступал не только в полку, но и в городе. Со временем он стал самым популярным, самым уважаемым офицером в 35-м пехотном полку. После Октябрьской революции солдаты-запасники выбрали Ивана Федоровича Федько командиром батальона.

Партийный комитет Феодосии поручил Ивану Федько организацию отряда Красной гвардии. Задание оказалось сложным и трудным. Заводы стояли, работал только порт. Солдаты не хотели больше служить и разъезжались по домам.

А в это время на благодатные берега Крыма стекались люто ненавидящие Советскую власть бывшие царские офицеры. В Симферополе капитан Орлов сколотил офицерский батальон.

Вернулись с фронта прославившиеся жестокостью и верноподданническими чувствами татарские эскадроны Крымского конного полка.

Татарское национальное собрание — Курултай, руководимое ярыми буржуазными националистами Челебиджаном Челебиевым и Джафером Сейдаме-том, создало штаб крымских войск. Начальник штаба полковник Макухин сформировал из татар-пехотинцев полк «Уриэт».

Большевистские силы Крыма возглавил Севастопольский военно-революционный комитет. Накануне нового года председатель ревкома Юрий Петрович Гавен (Ян Дауман) вызвал к себе начальника Красной гвардии Феодосии Ивана Федько.

Хмурый, усталый, бледный, Юрий Гавен внимательно выслушал краткое сообщение Федько о готовности к боевым действиям отряда и предупредил:

— Эскадронцы и белогвардейцы могут напасть внезапно. Не прозевайте! Держите с нами непрерывную связь.

Федько хотел спросить: «Можно ли рассчитывать на поддержку моряков?», но подал голос телефон, и Гавен торопливо снял трубку. Сдвинулись у переносья густые брови, на скуластом лице появился багровый румянец.

— Спокойно, спокойно! Сейчас выезжаю, — сердито сказал Гавен и, повесив трубку, взял стоявшие у стола костыли.

У двери оглянулся.

— Спешите в Феодосию. Организуйте еще один отряд…

В голосе предревкома Федько уловил тревогу. Нельзя ни минуты задерживаться.

Федько вышел из Чесменского дворца, когда Га-вен, морщась от боли, влезал в машину. Гулко стукнули о дверцу костыли.

С глубочайшим уважением и гордостью Федько подумал: «Какой железной воли человек. Шесть лет мучился на каторге. От кандалов на ногах появились язвы, нажил хронический ревматизм. Ему бы в больнице лежать, лечиться, а он не знает покоя ни днем ни ночью. Вот они какие, большевики-ленинцы, профессиональные революционеры».

Возвратившись в Феодосию, Иван Федько вместе с товарищами занялся подготовкой вооруженного выступления против белогвардейцев и эскадронцев.

События развивались стремительно.

30 декабря состоялось партийное собрание, на котором был принят план боевых операций. Иван Федько предложил провести во дворе запасного полка общегородской митинг. На вопрос: «А почему у запасников?» — он ответил довольно убедительно:

— Среди солдат много сочувствующих Советской власти, а главное — рядом оружейный склад. Если народ нас поддержит, мы сразу же выдадим товарищам оружие.

Все согласились с предложением Федько. Митинг наметили на понедельник, 2 января 1918 года.

Во двор запасного полка пришли железнодорожники станции Сарыголь, портовики, рабочие табачной фабрики и мукомольни.

Первым выступил Иван Федько. Он рассказал о том, как победила Октябрьская революция в Петрограде и Москве, как устанавливалась Советская власть в городах и селах Украины и Крыма. С горечью и гневом Федько заявил:

— У нас в Совете засели меньшевики и эсеры, а в городской управе, как в царские времена, правят местные буржуи; их охраняют эскадронцы и белогвардейцы. Товарищи, мы должны взять власть…

В это время к оратору протолкался связист Томаш Селямон и сообщил:

— Худо дело, товарищ Федько! Полковой адъютант позвонил в постоялый двор, зазывает сюда конницу. Своими ушами слышал…

Федько поднял руку и, напрягая голос, произнес:

— Товарищи! Эскадронцы хотят разогнать наш митинг. Встретим их огнем. К оружию, друзья!

— В арсенал!

— Ломай двери! — раздались голоса.

Солдаты Григорий Скрипниченко, Антон Башкатов и Томаш Селямон сбили запоры с железных ворот. Рабочие хлынули в склад. Из рук в руки передавали винтовки и патроны.

Матрос Лысак выкатил во двор станковый пулемет.

Федько услышал тревожный цокот копыт. К казарме подскакали эскадронцы. У ворот стоял на посту грузчик Пименов. У него не было оружия, но он не испугался разъяренных всадников.

— Назад! — крикнул он. — Вас не звали!

Сильной рукой грузчик сорвал с седла наезжавшего на него эскадронца.

Две сабли опустились на Пименова. Постовой упал. Эскадронцы распахнули тяжелые ворота.

— Огонь! — скомандовал Федько.

И все, кто успел взять и зарядить винтовки, открыли стрельбу по атакующим.

Всадники отхлынули от ворот, рассыпались по улице, окружили казарму. В переполненный людьми двор полетели пули.

Рядом с Федько застонал раненый железнодорожник:

— Зацепила, окаянная… Попались в самый капкан…

Матрос Петр Грудачев спросил, не скрывая тревоги:

— Что будем делать?

Федько крепко потер ладони, сказал уверенно:

— Соберите солдат. Стреляйте в упор, пробивайтесь на улицу. А взвод Ивана Котова я пошлю через забор в обход…

Еще никаких взводов не было, но Федько понимал, что из толпы надо немедленно организовать маленькие отряды и отбросить обнаглевших эскадронцев. Не обороняться, а наступать.

Ударив с двух сторон, красногвардейцы отогнали конников от казармы. Обрадованные первым успехом бойцы отряда двинулись вперед по Итальянской и Екатерининской улицам. Эскадронцы, отстреливаясь, отступали к Белому бассейну и даче Голицына. Здесь им удалось задержать сводный отряд.

Иван Федько приказал занять круговую оборону, а сам поспешил на почтамт. Опасался, что белогвардейцы и эскадронцы подтянут свежие силы и разобьют красногвардейцев. Он направил в Севастопольский ревком телеграмму, в которой сообщил о мятеже эскадронцев и попросил прислать на поддержку сводного отряда моряков-черноморцев.

Выходя с почты, Федько услышал ружейно-пулеметную стрельбу и побежал к отряду. Его встретил Петр Грудачев и доложил о том, что эскадронцы пытались прорваться на главную, Итальянскую, улицу, но их вовремя встретили огнем, и особенно отличился пулеметчик Александр Данильченко.

— А домой никто не ушел? — спросил Федько.

— Вроде все на якоре. Есть, конечно, хотят, а ничего — терпят. Только спрашивают, а где штаб, куда обратиться по личному делу.

— Штаб создадим… Незамедлительно.

И в тот же день большевики Феодосии организовали Военно-революционный комитет и штаб Красной гвардии. Начальником штаба избрали Ивана Федько.

Наступила тревожная ночь. Кто-то распустил провокационный слух, что к эскадронцам прибыло подкрепление из Джанкоя в несколько тысяч человек. В сводном отряде нашлись малодушные. Они оставили позиции. В штаб явился рабочий Михаил Добрицкий и сообщил о том, что на Армянской улице вооруженные бандиты ограбили магазин. И со станции Сарыголь пришла тяжелая весть: эскадронцы пытаются прорваться в Феодосию по железной дороге.

Федько задумался. Отряд небольшой, с позиций нельзя снять ни одного бойца. Эскадронцы могут нащупать оголенный участок и ворваться в город. И все-таки придется выделить хотя бы десятка два красногвардейцев для охраны порядка на улицах и борьбы с бандитами. Приняв это решение, Федько приказал Грудачеву назначить патрульными лучших рабочих. Затем начальник штаба связался со своим другом Николаем Краснобаевым и попросил его немедленно поднять по тревоге рабочих Сарыгольского депо, послать их на поезде за Владиславовку и разобрать железнодорожный путь.

На рассвете Федько решил проверить, как несут службу боевые дозоры, и на лошади выехал на позиции В это время эскадронцы бросились в атаку с Лысой горы, сосредоточив все свои силы на узком участке. Федько разгадал замысел противника и стянул против атакующих четыре станковых пулемета. Эскадронцы натолкнулись на внезапный кинжальный огонь и откатились назад.

Весь день 3 января сводный революционный отряд отражал атаки эскадронцев. Кончались боеприпасы. Федько приказал беречь патроны, вести только прицельный огонь.

4 января в Феодосийский порт прибыл посланный председателем Севастопольского ревкома Юрием Га-веном миноносец «Пронзительный». Отряд матросов возглавлял человек исключительной отваги и мужества — Алексей Васильевич Мокроусов.

Федько обрадовался: теперь можно не только обороняться, но и наступать. Встретив Мокроусова, прежде всего поинтересовался:

— Патроны привезли?

— На свой отряд запасец имеем. Можем поделиться…

— Да вы что, к теще на блины приехали? Воевать придется долго. У нас винтовки русские, французские и австрийские. Нужно немедленно запросить к ним патроны. Хорошо бы иметь хотя бы одну пушечку.

— Дело поправимое. Сейчас пошлем телеграмму в Севастопольский ревком.

Мокроусов достал лист бумаги, написал: «Город в руках рабочих. За городом окопалось около 300 эскадронцев. Принимаем меры водворить порядок. Необходимо выслать 25 ящиков русских патронов, 25 французских, 15 австрийских, 1 горную пушку, к ней снаряды, 1 аэроплан».

Передал листок Федько. Тот прочел, улыбнулся:

— Много просите. Столько не получим.

— Чем больше просишь, тем больше получаешь. Это я твердо усвоил. Привезут.

Севастопольский ревком направил в Феодосию еще два миноносца — «Фидониси» и «Калиакрию». Доставили боеприпасы и три легкие морские пушки. Их установили на блиндированной железнодорожной площадке.

Два дня Федько и Мокроусов готовили операцию по разгрому эскадронцев.

Революционные отряды незамеченными подошли к Джанкою и внезапно напали на расположившиеся лагерем вражеские сотни. Сопротивлявшиеся эскадронцы были перебиты, остальные сдались в плен.

Иван Федько радовался первой победе. Маленькая Феодосия помогла Севастополю — разбила крупный вражеский отряд.

Короткая передышка была прервана неожиданным нашествием солдат с Кавказского фронта, направлявшихся в центральные районы России. Феодосия превратилась в огромную ярмарку. Солдаты продавали и обменивали на продукты обмундирование, оружие, патроны. За буханку хлеба можно было купить пулемет. Местные меньшевики, эсеры и белогвардейцы повели среди солдат усиленную антисоветскую агитацию. Враги готовили восстание против Советской власти.

Только что избранный председателем Военно-революционного комитета Иван Федько 16 января послал в Севастополь донесение:

«В Феодосию прибыло 10 000 человек с Кавказского фронта. Настроение в некоторых частях контрреволюционное, благодаря офицерству, которых прибыло 500 человек. Солдаты находятся в первой стадии революции и питают доверие к начальству, каковое можно легко разрушить при помощи агитации. Послана телеграмма в Киевскую Центральную Раду о желании украинизироваться. С нашей стороны ведется агитация. Нуждаемся в агитаторах. Просим выслать таковых, если возможно».

Федько не надеялся, что агитаторы приедут. Время тревожное, все большевики в строю. Надо собраться с силами, послать к солдатам рабочих.

В порту появились алые полотнища: «Да здравствует власть Советов!», «Долой империалистическую войну!», «Да здравствует Ленин!»

Вновь прибывших фронтовиков встречали хлебом-солью. Музыканты играли марши, «Марсельезу», «Интернационал». И повсюду проходили митинги. Агитаторы знакомили солдат с ленинскими декретами о мире, о земле, о создании Красной Армии и призывали организованно сдать оружие, необходимое для защиты социалистического Отечества.

Большевики Феодосии выдержали экзамен — фронтовики 5-го армейского корпуса сдали оружие. Попытки организовать мятеж были ликвидированы.

Суровый, грозный февраль 1918 года. Потерявшая боеспособность старая армия расползается по домам. Остался без подчиненных командир батальона Иван Федько. И его неудержимо потянуло к себе, в далекий и близкий город Бендеры, приютивший отца, мать и братьев. Здоровы ли, живы ли они — неизвестно. И от старшего любимого брата Степана давно нет весточки. С трудом подавляя нахлынувшую грусть, стал собирать Иван Федько свое скромное имущество в самодельный чемодан. Дверь распахнулась, в комнату быстро вошел Николай Краснобаев. Поздоровался, удивленно спросил:

— Ты куда это собираешься, мил человек?

— В Бендеры. К родителям. Молчат. Беспокоюсь…

— Весьма сочувствую, но поездку придется отложить. Мы только что получили указание из Севастополя — немедленно приступить к формированию отрядов Красной Армии. На это ответственнейшее и безотлагательное дело Юрий Гавен рекомендует тебя.

Иван Федько, по-отцовски заложив руки за спину и склонив голову к правому плечу, четырежды медленно пересек комнату, сказал, не скрывая горести:

— В Бессарабию вторглись румыны. Сильно опасаюсь за родных.

— А сюда могут вломиться немцы. Советскую власть установили, теперь надо отстоять.

— Надо! Ты иди по своим делам… Я подумаю, с чего начать…

Начал с подбора добровольных помощников, которые вошли в комиссию по формированию Рабоче-Крестьянской Красной Армии.

В Феодосии и в окрестностях появились крупно набранные воззвания:

«Товарищи солдаты, рабочие и крестьяне! Контрреволюция после поражения организовывается и начинает поднимать голову. Наш долг — долг солдат, рабочих и крестьян — задушить в самом корне контрреволюцию.

При штабе Красной гвардии открыта запись добровольцев, желающих стать на защиту Советской власти. Запись производится в комиссии по формированию Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Условия разработаны комиссией.

Комиссар по оформлению Рабоче-Крестьянской

Красной Армии Федько».

И все, кому была близка и дорога Советская власть, пошли добровольно защищать ее от многочисленных врагов.

19 февраля комиссар Федько доложил Севастопольскому военно-революционному комитету:

«…В распоряжении военной комиссии имеется 300 человек Красной гвардии, 50 конных и 4 пулемета. По первому требованию смогут быть отправлены 200 человек и 2 пулемета. На Дон послано в отряд Мокроусова 80 человек. На румынский фронт и Дон в настоящее время отряды формируются, сформировать можно до 500 человек».

Городской комитет партии оказывал постоянную помощь комиссару Федько в создании первых отрядов Красной Армии. Бывший рабочий большевик Иван Кириллович Михалько заботился о вооружении и обмундировании добровольцев. Многие из них впервые взяли в руки винтовку. Их нужно было научить стрелять. Помощником Федько по подбору инструкторов-командиров и организации боевой подготовки стал бывший офицер Николай Демьяненко.

…В середине марта 1918 года австро-германские войска внезапно захватили портовый город Николаев. Возникла непосредственная грозная опасность для Красного Крыма.

По приказу Севастопольского ревкома Иван Федько организовал 1-й Черноморский феодосийский отряд. Удалось обмундировать и вооружить триста шестьдесят бойцов, полностью подобрать командный состав. Черноморцы гордились своим самодельным бронепоездом с четырьмя морскими пушками на платформах.

Заниматься военным делом не удалось — отряд выступил на фронт.

Со станции Снигиревка Федько послал в Николаев группу разведчиков во главе с уроженцем этого города Иваном Михалько. Выставив полевое охранение и предупредив командиров о соблюдении полнейшей боевой готовности, Федько стал нетерпеливо поджидать своих смельчаков.

…Иван Михалько вернулся в полдень 22 марта. Всматриваясь в потное, утомленное лицо друга, Федько посочувствовал:

— Вижу — досталось тебе, Иван Кириллович. Рассказывай.

Михалько толково доложил о том, как ему удалось связаться с подпольным большевистским комитетом, с Союзом металлистов и Союзом бывших фронтовиков.

— Достигнуто общее согласие о немедленном вооруженном восстании против немцев. Сигнал к выступлению — выстрел с нашего бронепоезда, — подытожил сообщение Михалько.

— Какими силами располагает противник? — спросил Федько.

— Два полка пехоты, два бронепоезда, а вот сколько артиллерии, бронемашин и аэропланов — установить не удалось…

— А что имеет штаб восстания?

— Только рабочие руки. Численность назвать не могу. Надеются на наш отряд.

Федько прищурил глаза, задумался. Он знал, на что способны умелые и твердые рабочие руки. А вот много ли их там, в Николаеве? У всех ли есть оружие? Задание очень трудное. Медлить нельзя. Внезапность — единственное преимущество.

Он поднялся:

— Надеются, говоришь? Сейчас двинемся на станцию Водопой. Сигнальный выстрел услышат оттуда?

— Рукой подать. Услышат.

Весенним громом грянуло орудие бронепоезда. Его раскаты донеслись не только до Слободки, но и ворвались в центр Николаева. Рабочие, моряки пароходов и бывшие фронтовики взялись за оружие. Заводская милиция открыла арсенал и присоединилась к восставшим. Повстанцы окружили штаб немецкого командования в Лондонской гостинице и подошли вплотную к солдатским казармам.

Обо всем этом Федько узнал, когда его отряд, сбивая немецкие заслоны, пробился к почте и телеграфу. Здесь удалось выяснить, что, увлеченные успехом, повстанцы не перерезали телефонную и телеграфную связь и штаб оккупантов успел стянуть отдельные части к центру города, донес в Одессу о восстании и попросил срочно выслать подкрепление.

К семи часам вечера 22 марта повстанцы и черноморцы захватили рабочие окраины, слободские улицы, вокзал и порт. После упорных и смелых атак удалось выбить немцев из флотского экипажа. Захватив радиостанцию, штаб восставших передал в эфир:

«Всем, всем, всем. Повстанцы заняли Николаев…»

Рабочий штаб надеялся, что радиограмма будет принята в Херсоне и Александровске и оттуда немедленно направят воинские части.

Вскоре со стороны Херсона подошло подкрепление, но не к повстанцам, а к немцам. Отряд в пятьсот штыков при входе в город попал под перекрестный огонь заставы бывших фронтовиков и понес большие потери. Немцы залегли и открыли сильную стрельбу из пулеметов и бомбометов.

К Федько, руководившему штурмом Лондонской гостиницы, прибежал один из организаторов восстания — Иван Чигирин:

— Немцы в тылу! Наступают на Слободской район. Что делать? Там наших всего-то сорок человек.

Федько понимал, что нельзя дробить отряд, распылять силы, но и обрекать на гибель товарищей, сдерживающих пятикратно превосходящие силы врага, невозможно. И он приказал Михалько с сотней черноморцев выступить на помощь фронтовикам.

Ослабленными силами не удалось прорвать кольцо вражеских баррикад, опоясавших Лондонскую гостиницу. К ней пробились уцелевшие от разгрома немецкие подразделения. По приказу своего штаба оккупанты открыли по улицам города разрушительный огонь из бомбометов и орудий. Деревянные дома запылали. Пожары некому было тушить: мужчины сражались, женщины и дети помогали им — подносили патроны, воду, пищу.

Бой принял затяжной характер. К утру 23 марта почти весь город был в руках восставших. Однако этот успех не радовал Федько. Мелкие отрядики и группки разбросаны на большой территории, рабочий штаб не может объединить их, чтобы разбить противника в центре, у Лондонской гостиницы. Если бы сейчас прибыл хотя бы один хорошо вооруженный батальон, сопротивление врага было бы окончательно сломлено.

К вечеру из Одессы примчались на грузовых автомобилях резервные немецкие части. Появилась тяжелая артиллерия и самолеты. Опытные летчики хладнокровно и точно сбрасывали бомбы, хороня под обломками зданий жителей. Наводчики орудий били в упор по домам, из которых раздавались выстрелы. Имея десятикратное превосходство, немцы перешли в наступление.

У повстанцев и черноморцев кончились патроны.

Отряд Федько прикрывал отступление красноармейцев и моряков к рабочим окраинам. Отбивались штыками и гранатами. Неравный бой продолжался до рассвета 25 марта…

Федько собрал сводный отряд у бронепоезда, прорвавшегося к Снигиревке. По железнодорожному полотну брели вооруженные люди. Федько приказал Михалько выяснить, какая это часть, откуда прибыла и куда направляется.

Михалько явился через полчаса и, с трудом сдерживая ярость, сказал:

— Это отряд Рязанцева. По приказанию главкома Украины Антонова-Овсеенко шли на помощь Николаеву. Да не очень-то спешили. На станции Водопой расположились на обед. А в это время наши люди кровью истекали. Такая силища — восемьсот человек остались в роли посторонних наблюдателей. За эту подлость собственной рукой…

— Подожди, Иван Кириллович, не горячись. Доложим, старшие начальники разберутся. На уроках тактики в киевской школе нам часто говорили: «Бьют кулаком, а не растопыренными пальцами». Сие изречение принадлежит Драгомирову. Генерал знал военное дело. Его наставления и для нас вполне годятся. Мы потерпели поражение потому, что отряды действовали несогласованно. Черноморцы выполнили свой долг. Оккупанты потеряли больше тысячи солдат. Мы задержали их наступление на четыре дня… Сейчас соберем командиров и проведем разбор этой поучительной операции.

1-й Черноморский отряд вел ожесточенные бои под Акимовкой, Сальковом, Джанкоем, Феодосией и Керчью. В эти тяжелые, суровые дни Иван Федько сумел пополнить количество активных штыков. Отряд превратился в 1-й Черноморский революционный полк, насчитывающий две с половиной тысячи бойцов.

В апреле 1918 года немецкие оккупанты заняли Крым. Одним из последних оставил Керчь и на морских транспортах ушел в Ейский порт 1-й Черноморский революционный полк.

…После короткой передышки 1-й Черноморский революционный полк выступил к станции Михайловской, которую занимали белогвардейцы, именовавшие себя «Добровольческой армией».

Бой продолжался два дня. Федько берег патроны. Он сам повел бойцов в решающую штыковую атаку и, отбросив врага, с ходу занял станцию Крыловскую.

22 мая 1918 года Иван Федорович Федько был назначен командующим 3-й колонной войск на Северном Кавказе. Кроме 1-го Черноморского в состав 3-й колонны должны были войти Тимашевский добровольческий, Ейский, Таганрогский, Приморско-Ахтарский полки и бригада Дмитрия Петровича Жлобы.

Было о чем подумать молодому командиру. Еще совсем недавно занимал маленькую должность командира взвода, а сейчас должен командовать дивизией. Бывший прапорщик выдвинут на генеральский пост. И не скажешь: «Не могу, не справлюсь». Должен справиться. Полки разбросаны, заражены партизанщиной, не имеют баз снабжения боеприпасами и продовольствием. Учись управлять крупными войсковыми частями. Наведи дисциплину. Добывай хлеб, патроны и снаряды у неприятеля.

Федько обрадовался, узнав, что его полки отвоевали в станицах и на станциях богатые трофеи. Захватили много хлеба. Не только для себя, но и для Москвы, и для Питера. Ведь там голодают. Об этом с суровой прямотой рассказал народу Председатель Совнаркома В. И. Ленин в своем письме «О голоде», напечатанном в «Правде» 24 мая 1918 года. Владимир Ильич призывал питерских рабочих «организовать великий «крестовый поход» против спекулянтов хлебом, кулаков, мироедов, дезорганизаторов, взяточников, великий «крестовый поход» против нарушителей строжайшего государственного порядка в деле сбора, подвоза и распределения хлеба…»[1]

Иван Федько сформировал на станции Крыловской шесть эшелонов с пшеницей и четыре эшелона с живым скотом. От имени бойцов 3-й колонны Федько написал письмо В. И. Ленину, в котором рассказал о трудных кровопролитных сражениях за власть Советов на Кубани и попросил выслать боеприпасы, обмундирование и медикаменты. Командующий колонной войск заверил Председателя Совета Народных Комиссаров в том, что полки рабочих и крестьян будут стойко и мужественно защищать завоевания Великой Октябрьской революции.

Федько вызвал в штаб комиссара 1-го Черноморского полка Михалько и вручил письмо:

— Постарайся передать лично Владимиру Ильичу. Подбери по своему усмотрению небольшой отряд и самым энергичным образом проталкивай эшелоны в Москву. Жду тебя с хорошими вестями, Иван Кириллович.

— Можешь не сомневаться. Приложим все силы. Дело-то государственной важности.

И эшелоны жизни пошли на Москву…

…Командующий белогвардейской Добровольческой армией генерал Деникин, стремясь перерезать железнодорожную линию Царицын — Тихорецкая, во второй половине июня 1918 года двинул офицерские полки на станцию Торговая.

Главнокомандующий войсками Северного Кавказа Карл Иванович Калнин приказал Федько любой ценой удержать железную дорогу на участке Торговая — Тихорецкая.

18 июня Федько с полевым штабом и Черноморским полком приехал на станцию Песчанокопскую. Выяснил, что кадровых частей Красной Армии нет. Песчанокопская обнесена мелкими окопчиками, в которых постоянно дежурят отряды местной самообороны. Отстояв свои часы, бойцы уходят «по домашним делам». С ними не отразишь натиска отборных офицерских полков. Федько доложил главкому Кал-нину о сложной и трудной обстановке и попросил срочно направить под Песчанокопскую резервные части, расположенные в районе Тихорецкой.

Оставив в штабе своим заместителем Георгия Кочергина, Федько выехал в село Лежанку, чтобы установить связь с отрядом самообороны и проверить, нет ли поблизости противника. В подвижной разведывательный отряд входили пять автомашин «фиат». На каждой закреплены два пулемета «максим».

Под прикрытием пыльной завесы отряд влетел в Лежанку.

Неожиданно по бортам, обитым листовым железом, зацокали пули.

— Огонь! — громко скомандовал Федько.

Десять пулеметов ударили в упор и скосили выбежавших на площадь дроздовцев.

— Назад! — приказал Федько.

Сделав круг по площади, машины стали разворачиваться на обратный путь.

Ехавший впереди Федько увидел на дороге повозки, бочки, ящики, бревна. И стало не по себе: как они быстро устроили баррикады, дьяволы, отрезали все выходы. Вот попали в ловушку! Патронов хватит на десять — пятнадцать минут. Что делать?

Граната взорвалась в машине Федько. Пулеметчики погибли. Мотор заглох. Федько с шофером выскочили из дымящейся машины. Над площадью Тоскливо свистели пули. Федько вскочил в кабину второго «фиата», шофер — в кузов.

Четыре машины сделали три круга по площади. Набегающих белогвардейцев разили кинжальным огнем. Пулеметные ленты быстро пустели.

«Как вырваться? Как спасти отряд?» — упорно думал Федько, всматриваясь в крепкие, богатые дома, окружающие площадь. Никакой щели. Но вот ворота одного дома раздвинулись и сразу же захлопнулись.

«Вот она, щель», — обрадовался Федько и приказал шоферу с ходу ударить по воротам. Они распахнулись от легкого толчка.

— Во двор! По огородам! Уйдем, уйдем, — громко подбадривал Федько товарищей.

Оглянувшись назад, увидел молодого парня, стоявшего на крыльце. Догадался — это он открыл ворота. Не испугался. Видно, наш человек.

Ахнул под колесами старенький плетень.

Подвижной отряд вырвался из села. Поздно вечером примчался в Песчанокопскую.

Федько вышел из машины, снял желтую кожаную фуражку, вытер мокрое лицо, тихо сказал шоферу:

— Молодец, Кравчук! Не растерялся…

— Это вам спасибо. От погибели спасли. Ой, да вы ранены! Все плечо в крови.

— Ерунда. Легкая царапина. Готовьте машину. Дело предстоит жаркое…

Подбежал связной Иван Израенко:

— Товарищ командующий, на станцию Тимашевский полк подъезжает.

Федько поспешил на станцию.

Выборный командир Тимашевского добровольческого полка Михаил Прокофьевич Ковалев приготовился к обстоятельному рапорту, но Федько, торопливо пожав ему руку, повел в телеграфную. Плотно прикрыв дверь, сказал:

— Я очень рад, что вы так быстро прибыли. Дела тяжелые. Самооборона весьма неустойчива. Белые из Великокняжеской двигаются на Развильную. Немедленно выступайте на Великокняжескую. Остановите белых. Отряды местной самообороны подчиняйте себе. В районе Торговой действует Ейский полк под командой Ивана Хижняка. Смелый, надежный командир. Непременно установите с ним связь.

Федько помолчал, глянул на часы, добавил:

— Развильную сдавать ни в коем случае нельзя. Там у церкви стоят восемь гаубиц. Надо их пустить в ход. По телефону почаще сообщайте, как идут дела. Непременно!

Установили пароль для телефонных разговоров.

Тимашевский добровольческий полк двинулся на Развильную.

Федько понравилась дисциплинированность и распорядительность Ковалева. Не велик ростом, с виду мальчишка, а военное дело знает и полк прочно держит в руках. Теперь надо разыскать бригаду Дмитрия Жлобы и выдвинуть в район Лежанки.

Из штаба Калнина сообщили, что бригада Жлобы выступила на фронт, а где сейчас находится — неизвестно.

Федько выслал в ближайшие станицы разведчиков. Он очень устал. Третьи сутки на ногах. Присесть боязно — сразу уснешь.

Первая весть от Ковалева обрадовала: Тимашевский полк с ходу атаковал идущих в батальонных колоннах белогвардейцев и заставил их перейти к обороне в четырех верстах от Развильной. Две вражеские атаки отбиты.

Отличился также Ейский полк Ивана Хижняка, отразивший под Шаблиевкой шесть ожесточенных атак офицерских полков.

«Сейчас бы ввести в бой свежие силы, закрепить успех, — потирая слипающиеся веки, думал Федько. — Иметь хотя бы один полк в резерве».

В штаб вбежал шофер Степан Кравчук. Лицо его было темным от пыли. Шумно дыша, доложил:

— В Песчанокопском белые. Мы чудом ушли. На лошадях гнались, палили…

Федько поднял в ружье штабные команды, поваров, писарей, сапожников и всех направил в строй — к командиру 1-го Черноморского полка. После короткого мучительного раздумья выдвинул на линию обороны свой единственный резерв — подвижной разведывательный отряд.

Отдавая распоряжения, Федько все время думал о Тимашевском полке. Как-то там Ковалев держится? Враги нажимают и с тыла, и с фронта. Надо связаться, пока не поздно.

Федько вернулся в штаб. Приказал связному:

— Срочно вызывай Ковалева.

Прошло несколько минут. Федько, с трудом сдерживая раздражение, торопил связиста. Каждая минута дорога, белогвардейцы возьмут в кольцо тимашевцев, навалятся всеми силами, уничтожат…

Наконец телефон донес хрипловатый голос:

— Михаил Ковалев слушает.

— Немедленно возвращайтесь на станцию Песчанокопскую, — громко произнес Федько. — Срочно вышлите эшелон нам на помощь. Вас могут отрезать. В селе Песчанокопском белые…

Услышал:

— Противник отступает. Преследуем по пятам на…

Голос Ковалева оборвался.

Федько подождал, положил трубку, сказал связисту:

— Если позвонит командир Тимашевского полка Ковалев, передайте мой приказ: немедленно двигаться на станцию Песчанокопскую, — и вышел из штаба.

На легковой машине Федько объехал передний край. В наспех отрытых окопчиках сидели и лежали бойцы местной самообороны. Сколько их? Никто не мог сказать.

«Выдержат ли они удары офицерских полков? — с тревогой прикидывал Федько. — Вся надежда на пулеметы разведывательного отряда».

Обрадовался, когда на станцию прибыл эшелон Тимашевского полка. Вместо Ковалева явился его помощник и доложил:

— Три батальона Тимашевского полка по вашему вызову явились.

— А где Ковалев?

— Нас погрузил в вагоны, а сам с конным отрядом, батареей и гаубицами из Развильной пошел походным порядком сюда.

— Когда это было?

— Часиков этак в семь-восемь.

Федько посмотрел на часы, прикинул путь Ковалева, сказал, не скрывая тревоги:

— По времени они должны быть здесь. Видно, окружили белые.

— Вырвутся. У нас командир бывалый, боевой.

В голосе помощника не было отрадной уверенности. И это усилило тревогу. Возможно, Ковалев не расслышал, не понял главного — село Песчанокопское занято противником. Вошли и попали в ловушку. И о бригаде Жлобы до сих пор нет известий. Похоже, что в штабе главкома Калнина окопались явно недобросовестные «военные специалисты». Их указания противоречивы, а иногда и преступны. Части, предназначенные для обороны линии Торговая — Тихорецкая, до сих пор не сосредоточены в 3-й колонне. Все делается для того, чтобы противник поочередно разбил разрозненные полки.

Федько вызвал в штаб расторопного и смышленого связного Ивана Израенко и приказал:

— Возьми «фиат» с десятью бойцами и постарайся разыскать Жлобу. Передай ему: бригада должна немедленно явиться на Станцию Песчанокопскую.

— А если он не послушается? Не подчинится?

— У него должен быть приказ главкома Калнина. Не теряйте времени…

И Федько стал просматривать донесения. Сон навалился, пригнул усталую голову к столу. Из руки выпал красный карандаш.

Из тяжелого забытья вывел злой окрик часового и спокойный голос Ковалева.

Федько встал, встретил командира полка:

— Жив! Жив! Все вышли?

— Не вышли, а просто прошли через Песчанокопское.

— Как это — прошли, если оно занято противником?

— Вас кто-то ввел в заблуждение. Там белых нет. Верно — встречались дозорные, пытались остановить, но я их отчитал, что они службы не знают, своих от чужих не могут отличить. Там самооборона Дьякова.

— Не верю! Вот возьмем пленных, и тогда вы убедитесь, что случайно спаслись от смерти.

Выслали разведчиков. Через час в штаб были доставлены два офицера и юнкер.

Федько допросил пленных. Один из них, молоденький прапорщик, отвечал довольно обстоятельно и совершенно неожиданно сообщил о том, что сегодня шальным снарядом убит генерал Марков и по случаю глубокого траура офицеры немножко выпили…

Когда пленных увели, Ковалев сказал:

— Извините. Вы правы. Вот никак не ожидал: хваленый Дроздовский полк — и такая вопиющая безответственность. Советую этим воспользоваться. Атаковать…

— Правильно! Удивить — значит победить, говаривал Суворов. Собирайте полк. Час атаки установите сами.

На рассвете Тимашевский полк стремительным, внезапным ударом вышиб белогвардейцев из Песчанокопского. Многие офицеры удирали в нижнем белье. В трех верстах от села дроздовцы остановились — из Лежанки к ним подошли резервные части.

Федько, побывав на линии огня, выехал в село Песчанокопское, провел краткий митинг и организовал запись в роты самообороны. За день командующий колонной направил в поредевший Тимашевский полк более тысячи бойцов-добровольцев.

Генерал Деникин, лично руководивший боем, двинул в тыл истекающим кровью красным войскам конные полки генерала Эрдели.

Федько прорвал кольцо окружения, отвел части на новый оборонительный рубеж на реке Ея и поставил задачу не допустить прорыва противника на Тихорецкую. Штаб расположился в селе Белая Глина. Сюда прибыла долгожданная бригада Дмитрия Жлобы. Федько удалось стянуть на оборонительные рубежи Ейский пехотный полк И. Л. Хижняка и Приморско-Ахтарский полк П. К. Зоненко.

Отдохнув и пополнив свои заметно поредевшие ряды, полки генерала Деникина в ночь на 6 июля 1918 года перешли в наступление на село Белая Глина.

Трое суток продолжался непрерывный кровопролитный бой. Используя кавалерийские части и броневики, Деникин обошел Белую Глину с трех сторон.

Федько получил приказ главкома Калнина отвести колонну войск к станции Тихорецкой. Здесь главком рассчитывал задержать, а затем и разбить атакующих. Основной удар по открытому правому флангу белогвардейцев должна была нанести тридцатитысячная армия И. Л. Сорокина. Обладающий личной показной храбростью и ораторским красноречием, бывший прапорщик Сорокин считал, что пришлый латыш Калнин находится явно «не на месте». Высокий пост главнокомандующего войсками Северного Кавказа должен принадлежать ему — кубанскому казаку Ивану Лукичу Сорокину. Получив срочный оперативный приказ, Сорокин только на следующий день направил к Кагальницкой полк пехоты. Идущие без «головного охранения», сорокинцы были встречены внезапным залповым огнем полевой заставы 1-го Марковского полка и стремительно откатились на исходные позиции. Сорокин принял подлое решение «выровнять фронт» и отвел свою армию к станции Кущевка.

Всю тяжесть нарастающих ударов белогвардейской армии приняли на себя обескровленные части Ивана Федько. Красноармейцы не имели патронов и отбивали вражеские атаки внезапными штыковыми ударами. Станица Ново-Покровская пять раз переходила из рук в руки.

В Тихорецкой Федько связался с рабочими железнодорожного депо и попросил их отремонтировать и оборудовать машины для автоброневого отряда. Работали и днем и ночью. Подвижной отряд из трех трофейных бронемашин «остин» и двенадцати грузовых автомобилей «фиат», вооруженных пулеметами «максим», стал грозной силой в борьбе с рейдирующей конницей белых.

Автобронеотряд был единственной резервной единицей у командующего 3-й колонной Ивана Федько. Там, где грозила смертельная опасность, где изнуренные непрерывными боями красноармейцы отступали, появлялся Федько с автобронеотрядом и очередями тридцати пулеметов как бы зашивал трещины в линии обороны, сметая цепи атакующих.

Сводки потерь заставили генерала Деникина обратить особое внимание «на огневой кулак красных». По приказу командующего артиллерия белых стала «охотиться» за автобронеотрядом.

На всю жизнь врезался в память Ивана Федько тяжелый день — 14 июля. В штабе главкома Калнина восстали притаившиеся до поры до времени изменники. Погибли областной военный комиссар Силичев и военрук Сосницкий. Главкому Калнину с трудом удалось убежать из штабного вагона. Кавалерия белых ринулась к Тихорецкой. Навстречу вражеской колонне выехал Иван Федько с автобронеотрядом. По пути он встретил командира Тимашевского полка Михаила Ковалева, который быстро и толково доложил обстановку.

— Прогоните конницу, пока она Идет в полковых колоннах, — попросил Ковалев, — а пехоту мы сами одолеем…

— Постараюсь! — сказал Федько.

Бронеотряд обрушил огонь на кавалерию противника. Всадники повернули лошадей назад. Федько хотел похвалить бойцов, но не успел: тяжелый снаряд разбил его машину. Взрывная волна отбросила его в пшеницу. На несколько минут он потерял сознание. Очнулся, услышав громкие голоса. Как будто зовут его. Собрав все силы, Федько поднялся и со стоном рухнул на землю. Израненные осколками ноги не держали измученное болью и усталостью тело. Он попытался еще раз встать во весь рост и потерял сознание.

Командир Тимашевского полка Ковалев, увидев горящую машину, поспешил на помощь Федько.

Ведя огонь с ходу, белогвардейцы приближались к машине.

Ковалев со своими связными отыскал Федько. Два бойца вывезли раненого из полосы огня. Ковалев направил Федько в Краснодар, в госпиталь. Сопровождавшему связному Ивану Израенко строго приказал:

— Смотри в оба! Головой отвечаешь…

В госпитале Иван Федько неторопливо и строго проверил, взвесил, как складывались, как заканчивались боевые операции, которыми он недавно руководил. В наступательных боях части проявляли похвальное упорство и одерживали победы над опытным, сильным противником. И теряли стойкость и беспорядочно отступали, когда белогвардейцам удавалось скрытно окружить оба фланга атакующих. Для противодействия охватам следовало выдвигать части из резерва, но, к сожалению, под рукой не было ни одного батальона.

Врачебная комиссия рекомендовала Ивану Федько отпуск, но он отказался: Республика Советов в огненном вражеском кольце, и надо выезжать на фронт.

С боевой обстановкой Ивана Федько ознакомил его верный друг Георгий Анатольевич Кочергин. Он рассказал о том, что из Царицына получен приказ Реввоенсовета Южного фронта, утверждающий Сорокина в должности главнокомандующего всеми войсками, сосредоточенными на Северном Кавказе.

Для Федько эта новость была настолько неприятной, что он даже усомнился:

— Не может быть! Я слышал, что главкомом будет Дмитрий Жлоба.

…В конце августа Федько был назначен командующим 1-й колонной войск. И с первых же дней он столкнулся с противоречивыми, а иногда и явно преступными действиями нового главкома Сорокина. Так, в середине сентября Федько узнал о том, что в районе станиц Белореченской, Черниговской, Пшехской идут ожесточенные бои: Таманская армия И. И. Матвеева пробивается на соединение с частями Северо-Кавказской армии. Федько долго сидел над оперативной картой, прикидывая расстояние до населенных пунктов в районе наступления таманцев, и пришел к выводу: необходимо помочь товарищам в беде, пойти вперед и ускорить долгожданную встречу.

К столу подошел связной Иван Израенко и положил телеграмму:

— Срочный приказ…

Федько дважды прочел и не поверил своим глазам: Сорокин предлагал отвести полки колонны в станицу Невинномысскую. Отступать, когда обстановка требует наступления!

Федько привык быстро и точно выполнять приказы старших начальников, но это распоряжение нашел кощунственным, преступным. Связался с командующим Белореченским фронтом Г. А. Кочергиным, и тот одобрил решение двигаться навстречу таманцам.

Умело маневрируя и сосредоточивая артиллерийский и пулеметный огонь на решающих участках, полки Федько отбросили белогвардейские части и 17 сентября соединились в станице Дондуковской с прославленной Таманской армией. Этот день стал подлинным праздником для тридцати тысяч бойцов и огромного обоза беженцев — завершением «железного потока».

Командующий Таманской армией Иван Иванович Матвеев горячо поблагодарил Федько и Кочергина за боевую поддержку.

— Довоевались до последнего патрона, — признался Матвеев, — пробивались штыками да прикладами. Хорошо, что вы подоспели.

— Хорошо, да не очень, — хмуро заметил Кочергин. — Главком Сорокин может свернуть нам головы за то, что пошли против его воли. Самодур, карьерист. Лезет в диктаторы, аж шкура трещит.

— Сорокин любит, чтобы ему в рот смотрели да поддакивали, — сказал Федько. — Какое-то болезненное, раздутое самолюбие. Он один умнее и дальновиднее всех. Окружил себя холуями и пьяницами. Не штаб, а шантан какой-то. Обо всем этом честно и прямо следует доложить в Реввоенсовет республики.

— А разве местные власти не могут решить этот вопрос? — спросил Матвеев.

— Могут, да не хотят. А может, и боятся, — сказал Кочергин. — Посмотрим, какие новости привезет Полуян из Москвы.

Член Всероссийского ЦИК Ян Васильевич Полуян вернулся в Пятигорск 4 октября 1918 года. В тот же день он выступил с докладом на сессии ЦИК Северо-Кавказской Советской Республики. Было принято постановление о создании Реввоенсовета Красной Армии Северного Кавказа в составе председателя Я. В. Полуяна, членов М. И. Крайнего, С. В. Петренко, И. И. Гайченца и И. Л. Сорокина.

В Реввоенсовете Сорокин упорно отстаивал каждое свое решение и не терпел возражений и замечаний, хотя они и были справедливыми. 7 октября Реввоенсовет Северного Кавказа обсуждал директиву командования Южного фронта, принятую еще 24 сентября, о наступлении на Батайск — Ростов. В создавшейся обстановке наиболее целесообразным было вести наступление из района Армавира в направлении Кавказская — Тихорецкая и частью сил — на север от Армавира для соединения со ставропольскими частями. Сорокину удалось с помощью своего дружка по пьяным оргиям Гайченца протащить через Реввоенсовет свой план боевых операций, ставивший в тяжелое положение армии Северного Кавказа. По предложению Сорокина войска должны были взять Ставрополь и одновременно наступать на Георгиевском боевом участке на Прохладную — Моздок. В случае возможной неудачи отходить по линии Святой Крест — Астрахань.

В тот же день был передан приказ Реввоенсовета командующим Таманской армией и Белореченским фронтом: «Таманские войска и 10-ю колонну немедленно отправить на станцию Невинномысскую в распоряжение Реввоенсовета. Остальные же войска отвести на линию Ахметовская, Упорная, Урупская и Армавир, закрепив названную линию возможно прочнее по форме полевого устава, а не окопно».

Получив этот приказ, командующий Таманской армией И. И. Матвеев оставил за себя заместителя Марка Васильевича Смирнова и выехал в Пятигорск. По пути решил заехать к своему соседу командующему Белореченским фронтом Кочергину. Нашел его в штабе у развернутой карты. Рядом с ним сидел хмурый Иван Федько.

Матвеев поздоровался, сказал с горечью:

— Примериваете, прикидываете, где вас хоронить будут? Ведь это не приказ, а форменный капкан. Если мы будем отступать до Святого Креста, то поставим крест на всей армии. Всех проглотит Калмыцкая степь. Сорокин толкает нас на гибель, и чудовищно странно, что этого не видят члены Реввоенсовета.

— Успокойся, Иван Иванович, успокойся, — посоветовал Федько. — Присаживайся к столу, не спеша обсудим обстановку и примем совместное решение. А куда ты считаешь нужным направить войска?

— Считаю целесообразным вести наступление в направлении на Кавказскую — Тихорецкую с последующим ударом на Екатеринодар. Если кадеты поколотят нас, будем пробиваться на Царицын, к десятой армии. У них есть базы боевого снабжения.

— Согласен. Целиком согласен! — воскликнул Кочергин. — Мы не удержимся в восточной части Северного Кавказа. Местное население настроено враждебно. Там мы не достанем ни хлеба, ни патронов. И в тылу у нас будет голодная и холодная степь. Путь на Царицын в сто раз короче и вернее, чем на Астрахань.

— Значит, идти дорогой Жлобы, — как бы подытожил разговор Федько. — И Жлоба явился в Царицын вовремя и оказал огромную услугу десятой армии. Однако не надо забывать о том, что Сорокин объявил Жлобу вне закона…

— Он и нас объявит вне закона, — горько усмехнулся Матвеев. — Его холуй Гайченец в момент сварганит бумажку, а Сорокин подпишет и разошлет по всем частям. Я не могу выполнить явно преступный приказ. Поеду в Пятигорск и докажу членам Реввоенсовета, что они ошибаются. Поймут. Ведь свои ребята…

— И ты жестоко поплатишься. Сейчас Реввоенсовет наводит строгую дисциплину. Надо выполнять приказ, памятуя о том, что обстановка может резко измениться. Эсер-авантюрист Сорокин рано или поздно столкнется с коммунистами Полуяном, Крайним и Рубиным.

— Боюсь, что будет поздно, — сказал Матвеев. — Надо спешить. Из Пятигорска сообщу, как повернется дело.

Матвеев порывисто пожал друзьям руки и торопливо вышел из штаба.

Кочергин свернул карту, встал:

— Я поеду с ним.

— Нельзя этого делать. Обратно не вернешься.

— Так что же, я должен отступать? Отдавать кадетам кровью завоеванное? Этого нельзя допустить.

— Пока будем отступать. А потом снова пойдем вперед… Я постараюсь связаться с Орджоникидзе. Сейчас он во Владикавказе. Ну, держись, не хандри. Почаще позванивай. И будь осторожнее.

Федько старался казаться жизнерадостным, но сердце щемила нарастающая тревога. Подчиняясь приказу Реввоенсовета, командующий 1-й колонной Федько стал отводить войска с рубежа реки Лаба на позиции по реке Уруп.

Вечером 9 октября к Федько приехал бледный, очень расстроенный заместитель командующего Таманской армией Марк Смирнов и сообщил:

— Беда, товарищ Федько. По требованию Сорокина арестован Кочергин. Да и Матвеев что-то задерживается…

— Сорокин их ненавидит. Поставит к стенке. Надо выручать. Поехали в Реввоенсовет. Поговорим с Полуяном и Крайним. Добьемся освобождения…

В дороге Федько думал лишь о том, как убедить членов Реввоенсовета отменить приказ об аресте преданных революции, любимых бойцами командиров. А может быть, их уже нет в живых. Сорокин постарается поскорее избавиться от популярных в армии, трезво и правильно оценивающих обстановку военных начальников. Кто знает — может последовать приказ и об аресте «заступников», как нарушителей дисциплины…

Федько и Смирнову удалось убедить членов Реввоенсовета в том, что арестовывать командующего Белореченским фронтом Кочергина нет надобности.

Только один Сорокин требовал расстрела Кочергина во имя укрепления порядка в армии.

Реввоенсовет принял решение снять Кочергина с должности командующего Белореченским фронтом и направить в кавалерию командиром сотни.

Осунувшийся, бледный Кочергин горячо поблагодарил друга:

— Сегодня ты спас мне жизнь. Я этого никогда не забуду.

— И приобрел заклятого врага, — сказал Федько.

— Ты здесь не задерживайся. От сорокинских молодчиков всего можно ожидать.

— Беспокоит меня Матвеев. На редкость прямой и резкий человек. Что думает, то и скажет. А Сорокину это на руку…

Опасения Федько подтвердились. По требованию Сорокина командующий легендарной Таманской армией Иван Иванович Матвеев был расстрелян. Об этом Федько узнал, получив приказ Реввоенсовета от 11 октября 1918 года. Не скрывая горечи и возмущения, сказал своему заместителю Ивану Богданову:

— Нелепая, чудовищная смерть. Могли снять с должности, отправить в распоряжение Реввоенсовета Южного фронта, но расстреливать без суда и следствия — произвол, вопиющая несправедливость. Как скоро забыли, что Матвеев шестьдесят тысяч бойцов и беженцев по вражеским тылам провел и от смерти спас. Убили моряка-черноморца, старого революционера. Представляю, какое негодование, какую ненависть к Реввоенсовету вызовет в Таманской армии весть о расстреле Матвеева.

— Будем надеяться, что это последнее преступление Сорокина, — чуть слышно заметил Богданов. — Таманцы отомстят за смерть своего командира.

— Командармом теперь Епифан Ковтюх. Он сумеет удержать армию от похода на Пятигорск. Это очень авторитетный и волевой командир. А что касается Сорокина, то он сам себе подпишет приговор. Вот увидите…

21 октября Сорокин оестовал председателя ЦИК Северо-Кавказской республики А. А. Рубина, секретаря крайкома М. И. Крайнего, председателя фронтовой ЧК Б. Рожанского, уполномоченного ЦИК по продовольствию С. А. Дунаевского и расстрелял их.

По инициативе военного комиссара Шалвы Аскурава в Армавире состоялось совещание фронтовых большевиков, которое потребовало созвать чрезвычайный съезд Советов для ликвидации контрреволюционного выступления Сорокина.

Делегаты съехались в Невинномысскую. Съезд объявил бывшего командующего Сорокина вне закона, как изменника и предателя, и назначил временно главнокомандующим революционными войсками Северного Кавказа И. Ф. Федько. Политическим комиссаром при главкоме стал Ш. М. Аскурава.

30 октября кавалерийский полк таманцев, возглавляемый заместителем командарма Марком Смирновым, арестовал Сорокина и его свиту. В ставропольскую городскую тюрьму пришел боевой друг И. И. Матвеева командир 3-го Таманского полка Иван Высланко и в упор разрядил в Сорокина револьвер.

…В тяжелое, грозное время принял должность главнокомандующего всеми войсками Северного Кавказа Иван Федорович Федько.

У красноармейцев износились обмундирование и обувь. Начались эпидемические заболевания, а в полках нет врачей и медикаментов. И самое страшное — на исходе патроны и снаряды.

Трудно управлять войсками при нынешней их раздробленности и разобщенности: только в трех боевых колоннах более сотни полков и отрядов. Между этими полупартизанскими частями нет должного взаимодействия, не развито чувство взаимной выручки. Возомнившие себя большими начальниками командиры отрядов способны не выполнять приказы о выдвижении бойцов в указанных направлениях, поэтому часто фланги и тылы остаются открытыми для ударов противника. Бывший главком Сорокин расшатал дисциплину в армии. Его любимцы — эсеры и анархисты — в трудные минуты сражений безнаказанно уклонялись от выполнения оперативных заданий, не шли на помощь соседям, а уводили отряды с линии огня.

Эти насущные вопросы главком Федько поставил перед Реввоенсоветом Северного Кавказа, требуя срочного переформирования всех частей в стрелковые и кавалерийские дивизии. Предложение было одобрено.

Реорганизацию приходилось проводить в сложной боевой обстановке. Нужно было остановить атакующего противника, вырвать боевую инициативу, взять губернский город Ставрополь. И Федько решил выехать на станцию Марьевку в штаб Таманской армии. Перед отъездом посоветовал Шалве Аскурава:

— Прошу вас обратить особое внимание на создание партийных ячеек в каждой роте, эскадроне, батарее. Сами понимаете: коммунисты — это наша главная ударная сила, первые помощники и организаторы. Без партийных ячеек мы не можем укрепить дисциплину и порядок.

Комиссар Аскурава отвел со лба длинные черные волосы, сказал с грустью:

— Были крупные ячейки в некоторых полках, да вот понесли огромные потери в последних боях. Коммунисты в атаке всегда впереди. Надо вести агитацию и создавать новые партийные ячейки. У нас есть отряды, в которых нет партийных организаций. Как-то мне пришлось побывать у Кочубея. Там на всю бригаду один коммунист комиссар Кандыбин. Потому-то и нет должной дисциплины и организованности в этой бригаде… Да и с местным населением кочубеевцы не ладят. Вон целая папка жалоб…

— Кочубей — храбрейший казак, но неграмотный командир. К нему особый подход нужен. Постараюсь побывать у него. После таманцев. Они решают главную задачу.

18 ноября Федько прибыл в штаб Таманской армии. На совещании командного состава он изложил свой план наступления, разгрома соединений противника и освобождения Ставрополя. Одновременно главнокомандующий приказал переформировать все войска в четыре пехотных и один кавалерийский корпус, по две дивизии в каждом. Для пополнения полков была проведена мобилизация. В ряды таманцев влилось десять тысяч человек.

Федько объехал части и ознакомился с их боевой готовностью. По пути на станцию Спицевка главком видел с бронепоезда, как белогвардейская пехота пыталась перейти на сторону красных, но была настигнута и жестоко вырублена шкуровцами…

19 ноября полки таманцев перешли в наступление и пробились к селам Московскому и Донскому.

Ожесточенные, кровопролитные бои за Ставрополь продолжались более двух недель. Когда кончались патроны, красноармейцы поднимались в штыковые атаки и отбивали боеприпасы у противника.

За стойкость, мужество и массовый героизм краевой исполнительный комитет Совета рабочих и крестьянских депутатов наградил Таманскую армию Красным Знаменем.

21 ноября 1918 года на хуторе Грачевка Иван Федько получил приказ № 7 Реввоенсовета Каспийско-Кавказского отдела Южного фронта, упраздняющий Реввоенсовет Северного Кавказа и вместо него учреждающий Революционный военный совет 11-й армии. В его состав назначались И. Ф. Федько, Я. В. Полуян и С. Г. Мамсуров.

В предельно короткий срок молодой командарм организовал штаб 11-й армии. Придет время, и она впишет ярчайшие, героические страницы в летопись гражданской войны. А рождение и первые шаги ее были крайне тяжелыми. Подобрать опытных, верных Советской власти военных специалистов помог Ивану Федько назначенный председателем Реввоенсовета, хорошо знающий Юг России профессиональный революционер Ян Васильевич Полуян.

Постепенно из раздробленных полков, отрядов и команд сложились четыре пехотные дивизии. Потерявшие боевую способность, бывшие сорокинские части были расформированы. Их оружие и проверенный личный состав были переданы в новые полки. За счет партийной мобилизации удалось укрепить политаппарат, создать партийные организации. Армейские большевики разъясняли красноармейцам поставленные боевые задачи. Все это благотворно сказалось на боеспособности войск.

Во второй половине ноября успешно завершилось многодневное сражение в Терской области. Полки 1-й Ударной советской шариатской колонны под командованием Мироненко совместно с частями Георгиевского и Свято-Крестовского боевых участков разгромили контрреволюционную армию Бичерахова, освободили станицу Прохладную и город Моздок. Была восстановлена Советская власть во всей Терской области, снята осада с Владикавказа, Грозного и Кизляра. Войска 11-й армии соединились с частями соседней 12-й армии.

19 ноября чрезвычайный комиссар Юга России Г. К. Орджоникидзе передал телеграмму В. И. Ленину:

«Вчера XI и XII армии соединились в районе Котляревской. Сдача оружия станицами продолжается. Взято 12 орудий, масса винтовок, снарядов. Вся Большая Кабарда освобождена от контрреволюционных банд. В Грозном по случаю победы на Сунженской линии был парад. В Грозный прибыли 4000 казаков-красноармейцев при 18 орудиях…»[2]

Замечательная победа в Терской области позволила восстановить железнодорожное и телеграфное сообщение от Георгиевска до Кизляра. Открылась прямая связь с Астраханью.

С переменным успехом шли непрерывные бои на Ставропольском фронте. Этому трудному участку Федько уделял большое внимание и непосредственно руководил боевыми операциями. В ожесточенном многодневном сражении в районе Бешпагир — Спи-цевка красные полки отбросили дивизии Шкуро из Покровского к югу, а дивизию Улагая вынудили к отступлению на север. 24 ноября 1918 года части 11-й армии заняли Бешпагир.

Командарм Федько приказал перейти в решительное наступление на участке Николина Балка — Петровское — Донская Балка с задачей окружить и уничтожить противостоящего неприятеля. Е. И. Ков-тюху следовало создать четыре ударные группы для успешного наступления.

Вечером 25 ноября Федько получил донесение о победе 2-й Таманской дивизии, выбившей отборные части генерала Покровского из села Петровского.

Преследуя отступающих, красноармейцы ночью ворвались в Константиновское. Командир полка Михаил Прокофьевич Ковалев порадовал Федько сообщением:

— В Константиновском захвачен штаб корпуса генерала Врангеля, самому генералу удалось удрать в нижнем белье. Взяты обозы двух полков и полевой госпиталь.

Командарм поблагодарил друга за добрую весть: бойцам были очень нужны отбитые у врага патроны и медикаменты — свирепствовал тиф.

Эпидемические заболевания усилились с наступлением холодов. К 1 декабря 1918 года тиф вывел из строя более сорока тысяч бойцов и командиров. Все станции, курортные дворцы, школы, крестьянские хаты были забиты мечущимися в бреду больными. Врачи мужественно умирали в неравной борьбе с неумолимо разрастающейся эпидемией. Тиф сковал боеспособность героической 11-й армии.

В эти смертельно опасные дни Федько получил приказ Реввоенсовета Каспийско-Кавказского фронта, извещающий о том, что командующим 11-й армией назначается товарищ Крузе, а его помощником — Федько. Появление приказа было неожиданным и ничем не мотивированным. «Видимо, нашли, что я слишком молод, — решил Федько. — Подыскали более опытного начальника. Буду учиться у него».

Ничего не скрывая, Федько доложил вновь прибывшему командующему о состоянии армии.

Бывший астраханский губернский военрук Крузе был ошеломлен опасностью, нависшей над 11-й армией.

— Что же это получается: патронов нет, снарядов нет, медикаментов нет, белья для раненых и больных и подавно нет, — торопливо загибая чистенькие наманикюренные пальцы, перечислял Крузе. — На чем же, спрашивается, вы держались до сего времени?

— На революционном сознании бойцов и командиров. Беспредельная преданность Советской власти помогала нам бить опытного и хорошо вооруженного врага.

Крузе удивленно посмотрел на Федько, пожал узкими, плотно обтянутыми новеньким френчем плечиками.

— Для агитации и пропаганды это убедительно, а для практической деятельности непостижимо. Я упорно отказывался от должности, но мои доводы, к сожалению, не были приняты во внимание.

Федько ничего не сказал, но понял, что Крузе на трудном посту командарма не долго удержится.

Через месяц Крузе был назначен инспектором по формированию резервов 11-й армии, а его место занял бывший офицер, военный комиссар Терской республики Михаил Карлович Левандовский. В это время 11-я армия, теснимая врагами, измученная голодом и холодом, уничтожаемая тифом, отступала через Калмыцкие степи на Астрахань.

Член Реввоенсовета Иван Федько выполнял ответственные поручения командарма Левандовского по организации обороны на решающих участках фронта. Находясь все время среди бойцов, Федько заболел тифом. Старый боевой друг Георгий Кочергин раздобыл бричку и сказал Ивану Израенко:

— Постарайся доставить Ивана Федоровича в Астрахань.

Ординарец Иван Израенко с честью выполнил этот наказ и спас жизнь своему любимому командиру.

Выздоравливающий Федько стал расспрашивать, живы ли товарищи, и прежде всего поинтересовался, дошел ли до Астрахани комиссар Шалва Аск-рава.

Израенко не хотел расстраивать измученного затяжной болезнью командира и попытался перевести разговор на баньку, в которой очень пользительно помыться и попариться.

— Да ты не виляй, — обиделся Федько. — Что случилось с Аскуравой?

— Не дошел… Погиб.

— Замечательный человек был Аскурава… А где бывший начальник штаба Одарюк?

— Умер от тифа.

— Очень жаль… Мы должны работать и за погибших…

И в тот же день еще не оправившийся от болезни Иван Федько поехал в Реввоенсовет армии. Получил задание — остановить отступающие части в районе Лагани и организовать 3-ю бригаду 1-й стрелковой дивизии.

В первых числах февраля Федько выехал в село Промысловку. Здесь он встречал голодных, оборванных, изнуренных тяжелым переходом по студеным, гибельным пескам пустыни бойцов. Больных устраивал в госпитали, здоровых обмундировывал и направлял во вновь формирующиеся части. Выступал на митингах, объяснял боевым друзьям, почему пришлось отступать, призывал к суровой мести, к разгрому врагов Советской республики. Эту напряженную работу прервал возвратный тиф.

…Иван Федько победил смерть. В теплый весенний день сказал ординарцу Израенко:

— Пойдем к Кирову. Больше не могу лежать.

— Куда вы, Иван Федорович! На ногах не стоите. Шутка ли — брюшной тиф и возвратный перенесли.

Заложив руки за спину, Федько трижды пересек комнату, вытер вспотевший лоб, выругался:

— Вот чертова хвороба! Все силы выжала. Еще денька два-три полежу — и пойдем. Непременно!

Сергей Миронович Киров с радостью встретил Федько. Сочувственно глядя на бледное, остроскулое лицо собеседника, сказал, улыбаясь:

— Слышал, много хорошего слышал о вас, воскресший из мертвых. Вы нам очень помогли. Из частей одиннадцатой армии мы создали две пехотные и одну кавалерийскую дивизию.

— Это не моя заслуга. Остатки армии спас Ле-вандовский.

— Однако вы были первым командармом одиннадцатой, а затем заместителем и честно выполнили свой долг. Кстати, а сейчас-то вы в какой должности?

— Пока я валялся на койке, армию расформировали.

— Судя по фамилии, вы украинец. Видимо, там и начинали службу в Красной Армии.

— Начинал-то в Крыму.

— В Крыму и на Украине сейчас тяжелая обстановка. Вы там будете очень нужны. Вот что — поезжайте-ка в Москву. Я напишу письмо Владимиру Ильичу. Вам было бы очень полезно с ним встретиться и обстоятельно поговорить…

— Что вы, товарищ Киров. Это ведь невозможное дело. У Ленина и минуты свободной нет.

— Непременно примет. Ильич — очень простой, внимательный, задушевный человек. Возьмите с собой, кого сочтете нужным, и поезжайте. Вагоном я вас обеспечу.

— Спасибо, Сергей Миронович. Мне даже как-то не верится.

— Желаю доброго пути, Иван Федорович.